Страница:
Ольга Денисова
Придорожная трава
Наконец-то это случилось! Три года прошло с тех пор, как Ника впервые увидела это чудесное место, которое вскоре, с ее легкой руки, получило официальное имя: «Лунная долина». Столько времени она мечтала о собственном загородном доме!
И вот теперь «Рено», плавно покачиваясь, крался по узкой грунтовой дороге между лесом и рекой.
За окном тянулся непритязательный апрельский пейзаж: совсем еще голый лес, в глубине которого таился снег, а по канаве, с ее южной стороны, уже пробивались первые желтые цветы мать-и-мачехи. День обещал быть по-летнему теплым, сквозь тонированное стекло пекло солнце, хотя не было и десяти утра.
Ника скептически сжимала губы, слушая свою приятельницу Люську, которая сидела рядом с ней на пассажирском месте и прижимала к себе корзинку с любимым котом Фродо. Рта Люська не закрывала всю дорогу, возбужденная предстоящим мероприятием. Будто это она, а не Ника вселялась сегодня в новый дом – мечту всей своей жизни. Хотя надо отдать Люське должное – она была преданной подругой и всегда воспринимала Никины успехи и неудачи как свои собственные. Правда, особых поражений в Никиной жизни пока что не наблюдалось – весь ее жизненный путь, с самого рождения и до тридцати пяти лет, представлял собой череду следующих друг за другом больших и маленьких побед.
Высокая стройная красавица, Ника любила, когда ее сравнивали с породистой лошадью, хотя многие побаивались таких смелых параллелей. Рассматривая себя в зеркале, она, как правило, оставалась довольной, но ей хватало честности замечать свои недостатки, чтобы вовремя их маскировать. С самого детства, когда ее ровесницы утопали в комплексах и сомнениях относительно своей внешности, она всегда считала себя эталоном. Мальчишки пробовали дразнить ее дылдой, но она только едко смеялась – если они не доросли ей до подбородка, это не значит, что у нее что-то не в порядке. Пробовали ей в вину поставить и рыжие волосы, но тоже не преуспели: ее мать не забывала повторять, что она Златовласка.
Не будь она столь высокого о себе мнения, ее судьба, несомненно, сложилась бы иначе. Ника же шла по жизни уверенная в своей исключительности, за которую к ее ногам должны падать успехи, удачи и легкие победы. Она гордилась собой, своими достижениями и образом жизни. Муж ее Алексей – состоятельный, рослый мужчина приятной наружности, дочери – умницы и красавицы, в доме царят уют и достаток, а она не сидит на шее у мужа, а имеет интересную, творческую и неплохо оплачиваемую работу – переводит художественную литературу, и у нее нет отбоя от заказов в трех издательствах.
Подруг Ника не любила, они или завидовали ей, или имели в дружбе с ней корыстный интерес. И только Люська, с которой они дружили еще с филфака, была ей предана по-настоящему, без зависти и корысти. Ведь, вопреки известной пословице, утверждающей, будто друг познается в беде, разделить чужую радость бывает зачастую куда труднее, чем горе. А Люська, как никто, умела радоваться успехам ближних, и Ника эту ее способность очень ценила.
Вот и сейчас подруга от чистого сердца предложила помощь в обустройстве Никиного «особняка», а та не долго думая, согласилась, справедливо полагая, что ее домработница Надежда Васильевна нескоро управится с трудностями переезда. Самой же ей никогда не нравились домашние хлопоты, несмотря на обилие в доме разнообразнейшей бытовой техники. Казалось бы, что может быть проще и приятней, чем нажимать на кнопочки посудомоечной или стиральной машины, но даже это Ника считала скучным и утомительным занятием. Она с пренебрежением относилась к любому физическому труду, справедливо полагая, что рождена не для этого. И, сравнивая руки женщин, вынужденных вести хозяйство, со своими, она всегда брезгливо морщилась – не приведи бог довести руки до такого уродства. И красоту рук, несомненно, она тоже считала своей личной заслугой.
Надежда Васильевна, дальняя родственница Алексея, уже в течение нескольких лет существенно облегчала Никину жизнь, а Люськино предложение сейчас, во время переселения, пришлось ей весьма кстати.
Идея привезти с собой кота принадлежала Люське, а Надежда Васильевна с радостью ее подхватила. Видите ли, прежде чем самим переступить порог нового дома, надо сначала запустить туда кота или кошку, лучше, конечно, собственного, но если уж своего нет, то ради такого дела животное можно взять взаймы у соседа. Якобы, коты отпугивают злых духов, если таковые в доме имеются, а еще их любит домовой, отчего наличие кошки в доме помогает хозяевам снискать себе его расположение. А вот собак он, напротив, не выносит, поэтому неправы те, кто держит их в доме возле себя, позволяет им спать под столом и даже на кровати. Домовой таких вольностей не прощает и лишает обитателей дома, где так попустительствуют псам, своего покровительства. А иной раз разозлится, и впрямую вредить начинает. И случаются в такой семье неприятности, домочадцы ссорятся, болеют, в доме постоянно пропадают вещи, которые обнаруживаются потом в совершенно неожиданных местах, если вообще обнаруживаются, постоянно выходят из строя бытовые приборы, частенько горит проводка, случаются разные протечки с утечками, и прочие аварии. Так что собачье место – исключительно на дворе, и дальше порога их пускать не полагается.
Всю эту чушь Люська поведала Нике по дороге, на полном серьёзе убеждая ее непременно завести кота, чтобы покрепче «привадить домового». Она вообще была неравнодушна к разного рода мистике. Эту особенность подруги, а также ее неумеренную привязанность к животным, Ника считала следствием ее одинокой жизни и относилась к этому снисходительно, учитывая множество прочих её достоинств и их давнюю дружбу. Но окажись на Люськином месте кто-нибудь другой, она не позволила бы проповедовать себе всю эту белиберду.
Она, конечно, не планировала пускать собак в дом, но вовсе не потому, что боялась гнева домового. Просто два ее азиата, злобные и опасные твари, в доме оказались бы совершенно неуместны. Да и Надежда Васильевна их боялась, и, хотя они были еще щенками, выглядели-то они вполне внушительно.
Дорога вышла на открытое пространство – впереди показался огромный рекламный щит, установленный на въезде в долину. Грунтовая дорога бежала дальше, в долине же подъезды к участкам были асфальтированы и отсыпаны по бокам красным гравием.
– Приехали? – радостно спросила Люська.
Ника кивнула. Конечно, долина еще не приобрела своего окончательного, задуманного дизайнерами вида. У дороги притулились два строительных вагончика, а в двух шагах от рекламного щита, как бельмо на глазу, торчал ветхий, почерневший от времени домик, который рабочие использовали в качестве теплой бытовки. Ника в который раз подумала, насколько он здесь, в зоне элитной застройки, неуместен. Вагончики и то выглядят приличней. Такие домишки ещё встречаются в заброшенных деревнях на севере России, но откуда он мог взяться тут и кто мог его построить, было совершенно непонятно.
– Ой, а это что за избушка? – Люська скептически посмотрела на неказистое строение.
Ника скривилась: она не раз говорила Алексею, что эта избушка портит первое впечатление от въезда в долину. Подруга всего лишь очередной раз подтвердила ее правоту.
– Слушай, ей только куриной ноги не хватает, – фыркнула Люська, – знаешь, такой коричневой и чешуйчатой, как у доисторического птеродактиля.
Ника недовольно кивнула.
– А что, давай подойдем и посмотрим – вдруг когти из земли торчат? – хихикнула Люська.
– Не говори ерунду, – хмыкнула Ника, но внезапно как наяву представила, что когти и вправду торчат из земли и их можно увидеть из-под нижнего венца сруба, как будто до времени придавленное чудовище не оставило надежд выбраться когда-нибудь на свободу. Ждёт себе своего часа, а пока время от времени лишь ворочает по ночам землю под полом, нагоняя страху на обитателей этого жалкого и нелепого жилища. Она тряхнула головой – придет же в голову такая чушь! Но строение уж больно мерзкое, его надо снести как можно скорей. Алексей когда-то уступил рабочим – в домике, даже таком отвратительном, зимой живется лучше, чем в вагончике, но теперь, когда со дня на день покупатели начнут осматривать участки, больше нельзя с этим тянуть.
Ника свернула на асфальт, и покатила к своему участку, самому крайнему, за забором которого стеной поднимался темный лес.
– Красота! Никуся, красота! – воскликнула Люська, увидев «особняк».
Рубленый терем поднимался высоко над деревянным забором – причудливое переплетение голубых скатов крыши, башенки, балконы, мансарды, крылечки, объемная резьба столбиков и кружевные наличники на окнах.
– Погоди, ты его еще изнутри увидишь, – улыбнулась Ника, – ты не представляешь, чего мне стоило сделать все, как я хочу!
Она подрулила к воротам, опустила стекло и посигналила – Алексей, который ехал впереди и вез Надежду Васильевну, должен был запереть собак в вольере, иначе бы они заживо сожрали Люську и ее кота вместе с корзинкой.
– Погодите! – крикнул Алексей из-за ворот.
Люська вышла из машины, отошла на пару шагов и привстала на цыпочки, пытаясь разглядеть дом, скрытый двухметровым забором.
– Слушай, и кто ж построил такую красоту? – спросила она у Ники, приоткрывшей дверцу – в машине было душно, солнце прогрело ее, как в летний день. А ведь еще пару недель назад лежал снег!
– Да работяги построили, много ли надо ума, чтобы по чертежам это сложить! – Ника дернула плечом.
– Э, не скажи, – ворота открылись, и Алексей вышел им навстречу, – не так-то это просто. Между прочим, срублен дом по европейским стандартам. Нам очень повезло с подрядчиком, такие дома две или три фирмы в городе умеют делать, и денег дерут столько, что дешевле из камня строить. А наши плотники не зарываются, а рубят не хуже финнов, а может и лучше.
– Ой, нам твои строительные подробности ни к чему, – Ника махнула рукой и улыбнулась, – не утомляй нас!
Люська подхватила с сидения корзинку с котом и подошла к воротам. Собаки, запертые в вольере, с грозным рыком тут же кинулись к проволочному ограждению, в надежде хотя бы напугать до полусмерти непрошенную гостью, чтоб та по доброй воле убралась с вверенной им территории. Азат демонстрировал такие зубы, при одном взгляде на которые хотелось умереть на месте, не дожидаясь, пока эти кинжалы сомкнутся на твоей шее.
Люська, онемев, прижала к себе корзинку с Фродо, замерла у ворот, не осмеливаясь сделать ни шагу.
– Проходи, Людочка, не бойся, они оттуда не выпрыгнут! Сейчас побесятся и перестанут, самим надоест гавкать! – прокричала Надежда Васильевна, вылезая из джипа. Видно, она тоже не решалась ступить на участок, пока Алексей запирал собак.
Люська бочком просочилась мимо вольера и остановилась поближе к Надежде Васильевне, надеясь на ее заступничество. Отпустить кота на волю она пока не решалась, аккуратно пристроив корзинку у своих ног.
– Они и меня не признают, ты что думаешь! – пожаловалась Люське домработница.
Она благоволила Люське и жалела ее: «Хорошая девочка какая, что ж ей замуж-то все никак не выйти? – бывало, спрашивала она у Ники, – Познакомили бы вы ее с хорошим человеком, вон к Леше сколько народу ходит». Ника разговоров этих не поддерживала, и они сами по себе сходили на нет. Ей, конечно, не нравилось, что домработница суется в ее дела и пытается обсуждать с ней личную жизнь ее подруг, но ничего с этим поделать не могла.
Надежда Васильевна приходилась Алексею троюродной теткой, и считать ее прислугой приходилось с большой натяжкой. Кроме того, она искренне любила и Нику, и ее дочек-близнецов, которые вскоре должны были прилететь из Англии, где обучались в частной закрытой школе. И заботилась она о Лешиной семье так, как не всякая родная бабушка заботиться станет. А как готовила Надежда Васильевна! Поэтому на некоторые ее вольности Ника смотрела сквозь пальцы. Например, она упорно звала ее Верой, чего Ника никогда и никому не позволяла, а если кто ее и пробовал так называть, нарочно или по ошибке, то она просто не откликалась. Но для деревенского уха Надежды Васильевны имя «Ника» звучало непривычно, и переучить ее никак не удавалось. Ника оставила, в итоге, это бесполезное и неблагодарное занятие.
– Хоть я паразитов этих на руках держала и с соски кормила, – продолжала между тем Надежда Васильевна, – и зачем только Верочка их завела, есть же другие породы, полно хороших собачек, так нет, ей эти людоеды понадобились! Вон, у соседей овчарка немецкая месяц назад ощенилась, так я Вере говорю – возьми у них щенка, а этих отдай куда-нибудь с глаз долой, одна беда с ними, и девочки скоро приедут, что Вера себе думает, если эти собаки даже ее не слушаются, только Лешу!
– Ну, как тебе наша усадьба, впечатляет? – спросил Алексей Люську, – Потянет она на звание будущего родового гнезда помещиков Залесских?
Та, обведя окрестности восторженным взглядом, мечтательно закатила глаза:
– С ума сойти! Красиво, тихо, а лес какой – будто в сказку попала. Даже не верится, что поселок где-то рядом, такое чувство, что мы одни на тысячу километров, и вокруг – никого! А дом – ну просто чудо! Терем сказочный!
– Ну, пошли, я тебе его изнутри покажу! – подмигнул ей Алексей. Он не меньше Ники был доволен свои детищем – долиной и домом.
Нике дорого стоило уговорить его ввязаться в этот проект, но другого способа построить дом в этом замечательном, уединенном месте у них не было. Строительство одного коттеджа обошлось бы чересчур дорого, а продажей участков планировалось окупить все затраты. Ника нисколько не сомневалась: инвесторы, вложившие в долину деньги, ничего не потеряют, Алексей же поначалу настроен был скептически, но, чем ближе дело шло к продажам, тем сильней верил в успех.
– Нет-нет-нет! – Надежда Васильевна замахала руками, – сначала надо кошечку впустить! Кошечка должна первой порог переступить! Примета такая, чтобы жилось в доме хорошо, чтоб хозяева были счастливы, здоровы и богаты!
– Ах, для этого ты кота сюда и приволокла? – Алексей со смехом повернулся к Люське, – а я-то подумал, ты хочешь животинку на свежий воздух вывезти, на травке его попасти и всё такое! Нет, Людка, ты неисправима!
Ника намеренно посмотрела в сторону, давая понять, что она тут ни причем.
– Может, я и неисправима, но раз уж я Фродьку сюда притащила, то пусть первым войдет, – не уступила Люська и открыла корзинку, – ой, ты мой сладенький! Устал ехать, радость моя! Выходи, мой маленький, не бойся.
Огромный серый кот осторожно высунул голову из корзинки и осмотрелся по сторонам – выходить он не торопился.
– Ну? Что-то ваша кошечка не спешит, – усмехнулся Алексей.
Ника посмотрела на корзину и так и не решила, фыркнуть от возмущения или рассмеяться над Люськиными суевериями.
– Погоди, ему надо освоиться, – Люська глянула на Нику и сложила губки бантиком, заметив ее скептический взгляд, – Фродичка, выходи, не бойся. Никто тебя не обидит.
Кот посмотрел на хозяйку жалобно и испуганно, как будто хотел сказать, что совершенно в этом не уверен. Пауза затягивалась, Алексей нетерпеливо постукивал носком ноги по земле, Ника отвернулась и уставилась на узкие окна цокольного этажа – не нужно ли их забрать решетками? Вентиляция это хорошо, но ведь в их отсутствие кто-нибудь может залезть в дом.
Люська, понимая, что все ждут только ее, решилась вытащить несчастного зверя из корзинки, чего бы никогда не сделала в обычной ситуации, позволив ему самому решить, когда пора выбираться на волю.
– Пойдем, киска, пойдем, – она подхватила его задние лапы снизу и потерлась щекой о пушистую шерстку.
Но кот неожиданно мявкнул, рванулся из Люськиных рук, изворачиваясь, спрыгнул на землю, и понесся в сторону леса, за дом.
– Фродичка! – Люська кинулась за своим любимцем, – погоди, киска!
Алексей расхохотался и хотел подняться на крыльцо, но Надежда Васильевна его остановила:
– Ну что ты, Леша, пять минут подождать не можешь? Дай котику опомниться, привыкнуть.
Ника недовольно покачала головой и направилась вслед за Люськой. Надежда Васильевна переживет, а вот Люська обидится, если план с котом потерпит крах. Придется помочь ей ловить животное, иначе они до вечера в дом не попадут!
Кота она увидела сразу же: он сидел возле самой ограды на краю участка спиной к дому, и со стороны казалось, что Фродо намертво застыл на месте. На ласковый Люськин оклик он не реагировал. Ника осторожно подобралась к Люське сбоку. Кот неотрывно смотрел в темный лес, непроглядной стеной подступающий вплотную к участку. При этом он утробно урчал, как будто угрожал кому-то, кого он видел, а ни Ника, ни Люська никак не могли разглядеть.
Остановившись всего в двух шагах от него, Ника проследила глазами направление его взгляда, пытаясь понять, что ж такое там, в лесу, могло приковать к себе кошачье внимание. Ничего особенного или необычного она не заметила, и лишь на мгновение пронеслось у нее в голове воспоминание о стоящей на въезде в долину избушке на несуществующих курьих ножках. Ника попыталась ухватить мелькнувшую и ни с чем как будто не связанную неясную ассоциацию, но тут ее внимание привлекло одно примечательное наблюдение, поразившее ее воображение: в лесу за забором не просматривалось ни одной тропинки. Странно.
Ника не так уж редко бывала за городом и знала, что леса, непосредственно окружающие деревни, вдоль и поперек исхожены на несколько километров вокруг. В полукилометре отсюда находится поселок, и быть такого не может, чтобы местные и дачники не ходили сюда по грибы да по ягоды. А раз так, то и этот лес должен быть покрыт сетью стежек-дорожек. Ведь не только люди, но и звери оставляют следы – там, где они из года в год ходят одним и тем путем, осыпается и притаптывается хвоя, оголяются корни, обламываются ветви, и вот уже прокладываются тоннели и коридоры. Пусть едва заметные, но они, тем не менее, легко угадываются в сплошной толще леса, и ноги сами собой идут по нахоженному маршруту. Каждого вступающего под свою сень путника, деревья гостеприимно и ненавязчиво направляют по пути, которым многажды прошли до него другие. А по этому лесу будто никогда и не ступала нога ни зверя, ни человека. Наверное, в этом и кроется притягательная прелесть долины?
Люська ловким движением подхватила Фродо под лапы, он утробно мяукнул и грозно выпустил когти, но она держала его так, чтобы он не смог её оцарапать. Ника вздохнула с облегчением – ее помощь не потребуется.
На монументальном крыльце с резными колоннами, подпирающими крышу, их поджидал Алексей. Надежда Васильевна, довольная тем, что ее послушались, скромно топталась внизу.
– Добро пожаловать, заждались мы вас! – широким приглашающим жестом Алексей распахнул с крыльца дверь в прихожую, – Проходи и ты, животное, гостем будешь!
Люська поднялась по ступенькам и поставила кота на порог, стараясь отрезать ему путь к отступлению, но он не спешил.
– Ну иди, Фроденька. Иди, видишь, все ждут! – она легко подтолкнула кота вперед.
Кот мелкими шажками двинулся вдоль стены, обнюхивая шлифованные бревна. Он, похоже, совсем не хотел заходить в дом.
– Ну? – нетерпеливо спросил Алексей.
– Погоди. Коты животные осторожные, ему надо все изучить, – виновато объяснила Люська.
– Да подтолкни ты его вперед, – раздраженно сказала Ника. Еще немного, и Алексей взбесится, и тогда настроение будет испорчено у всех.
Люська, похоже, и сама это понимала, поэтому подняла животное и поставила его на порог, толкая вперед. Кот оглянулся на нее, но не обижено, как обычно, а затравлено и нерешительно.
– Иди, не бойся, – Люська ласково погладила его по спине, снова подтолкнула вперед, и Фродо, наконец, перевалился через порог.
Нике показалось, будто он собрался немедленно выскочить обратно и уже повернулся мордой к выходу, но Алексей, с нетерпением ждавший этой минуты, встал на пороге рядом с Люськой и в шутку топнул ногой. Кот попятился и от страха прижал уши.
– Ну что? Кошечка зашла первой? – Алексей повернулся к Надежде Васильевне, – можно хозяевам войти?
Ника протиснулась между Алексеем и Люськой, обняв их обоих за пояса. Не хватало только поссориться, когда все благополучно подходит к концу.
Кот приник к полу и замер, когда сверху неожиданно послышался тихий скрип дерева, как будто кто-то прошел по комнате на втором этаже. Ника насторожилась и посмотрела наверх: разумеется, никого там быть не могло. Собаки всю ночь охраняли территорию, а мимо них и муха не пролетит, хоть они еще щенки.
И тут вслед за скрипом раздался сухой громкий треск, и Ника увидела, как огромное, толстое бревно медленно и нехотя шевельнулось, одной стороной оторвалось от потолка и пошло вниз, увлекая за собой другой конец. Впрочем, ей только показалось, что это произошло медленно. Потолочная балка рухнула на пол быстро, никто не успел пошевелиться, как и сама Ника. Страшный грохот тряхнул дом и прокатился по полу, и к нему примешался отвратительный похожий на чавканье звук, выплюнув во все стороны густые темно-красные брызги.
Алексей отшатнулся, ухватившись рукой за косяк, Ника от испуга прижала ладонь ко рту, а через секунду вокруг разнесся Люськин отчаянный крик, низкий и жуткий, и Нике захотелось зажать уши и закрыть лицо руками. Крик вскоре перешел в вой, Люська упала на колени и обхватила голову руками. И тогда Ника рискнула посмотреть под ноги и увидела, что на полу у самого порога лежит несчастный Фродо, которого уже трудно назвать котом. Бревно раздавило его в лепешку, и только тут до Ники дошло, что означает это просторечное выражение. Мертвая голова смотрела на них широко распахнутыми желтыми глазами, которые потихоньку затягивала матовая дымка.
Алексей отступил на шаг – похоже, ему стало плохо, он постоял еще секунду и кинулся с крыльца вниз, прижимая руки ко рту. Ника и сама чувствовала нарастающую дурноту.
Люська не произносила ни слова, просто выла, и Ника решила было, что ее тоже задело балкой и у нее что-нибудь сломано. Она присела на корточки, и робко коснулась Люськиного плеча, стараясь побороть тошноту и не смотреть в сторону раздавленного кошачьего тела.
– Люсь, – тихо позвала она, но за криком подруги сама не услышала своего голоса.
– Котик мой! – отчетливо выкрикнула Люська, снова начала орать в полный голос, откинула руку Ники с плеча и поползла за порог, протягивая раскрытые ладони к мертвой окровавленной морде. Ника хотела отвернуться, но взгляд сам собой вперился в помутневшие желтые глаза мертвого животного. Люська обхватила его мордочку руками, колени ее соскользнули с порога, она уткнулась лицом в мокрую от крови шерстку и смолкла.
Ника усилием воли отвернулась в сторону, и увидела, что над ними стоит Надежда Васильевна и тоже от испуга не может вымолвить ни слова.
– Мой Фродичка, – горячо зашептала Люська, – мой маленький котик! Прости, мое солнышко, мой сладенький, прости меня… Мое золотко, мой пушистик… Сейчас, я тебя освобожу…
Люська неловко приподнялась и с неожиданной силой толкнула бревно в сторону, да так, что оно откатилось на несколько шагов.
– Зверечек мой серенький, мамочка возьмет тебя на ручки… – Люська подняла раздавленное тельце и прижала к груди, – пойдем, пойдем отсюда.
Она медленно поднялась на ноги, скользнув равнодушным взглядом по Никиному лицу, как будто и не увидела ее. Ни одной слезинки не было в Люськиных глазах, отчего Ника испугалась еще сильней. Надежда Васильевна попятилась, уступая Люське дорогу. Люська начала спускаться по ступенькам, и на середине оступилась, неловко съехала вниз на коленях, разбивая ноги и в клочья разрывая коготки, но так и не выпустила мертвого кота из рук, чтобы облегчить свое падение. И только оказавшись на земле, согнулась и разрыдалась, горько и отчаянно.
Надежда Васильевна вышла из ступора первой, спустилась к ней и обняла за плечи:
– Ну что ж ты так убиваешься, моя девочка… Ну разве можно так убиваться?
– Мой Фродичка, – всхлипнула Люська и зашлась рыданием, не в силах выговорить ни слова.
Надежда Васильевна повернулась к Нике:
– Водички надо, или валерьяночки лучше.
Ника кивнула и провела рукой по лицу. Действительно, почему же она стоит? Она хотела зайти в дом, и шагнула за порог, но увидела кровь на полу и красные капли на стенах и попятилась. Нет, в машине есть аптечка, лучше спуститься туда. Она обошла Люську, еще сжимающую в объятьях окровавленное тельце, и снова почувствовала, как тошнота подступает к горлу. Но оказавшись в машине, ей не хватило сил сразу взять аптечку и вернуться. Ника села на заднее сидение, закрыла дверь, чтобы не слышать Люськиных причитаний и дурацких утешений Надежды Васильевны, и откинулась назад, запрокинув голову. Алексей тоже хорош – сбежал и не видел этого кошмара. Мужчины удивительно чувствительные существа, а мнят себя сильным полом.
Она посидела несколько минут, стараясь прийти в себя и приготовится к продолжению событий, которые не обещали ничего хорошего. Но, когда вылезла из машины со стаканчиком корвалола, разведенного минералкой, похоже, самое страшное осталось позади. Надежда Васильевна уговорила Люську положить мертвого кота в корзинку.
– Вот, не бойся, – бормотала старушка, поглаживая Люську по голове, – клади. Ему тут будет хорошо.
– Он не хотел, – рыдала Люська, – он не хотел выходить, я сама его вытащила! Я никогда так с ним не поступала!
И вот теперь «Рено», плавно покачиваясь, крался по узкой грунтовой дороге между лесом и рекой.
За окном тянулся непритязательный апрельский пейзаж: совсем еще голый лес, в глубине которого таился снег, а по канаве, с ее южной стороны, уже пробивались первые желтые цветы мать-и-мачехи. День обещал быть по-летнему теплым, сквозь тонированное стекло пекло солнце, хотя не было и десяти утра.
Ника скептически сжимала губы, слушая свою приятельницу Люську, которая сидела рядом с ней на пассажирском месте и прижимала к себе корзинку с любимым котом Фродо. Рта Люська не закрывала всю дорогу, возбужденная предстоящим мероприятием. Будто это она, а не Ника вселялась сегодня в новый дом – мечту всей своей жизни. Хотя надо отдать Люське должное – она была преданной подругой и всегда воспринимала Никины успехи и неудачи как свои собственные. Правда, особых поражений в Никиной жизни пока что не наблюдалось – весь ее жизненный путь, с самого рождения и до тридцати пяти лет, представлял собой череду следующих друг за другом больших и маленьких побед.
Высокая стройная красавица, Ника любила, когда ее сравнивали с породистой лошадью, хотя многие побаивались таких смелых параллелей. Рассматривая себя в зеркале, она, как правило, оставалась довольной, но ей хватало честности замечать свои недостатки, чтобы вовремя их маскировать. С самого детства, когда ее ровесницы утопали в комплексах и сомнениях относительно своей внешности, она всегда считала себя эталоном. Мальчишки пробовали дразнить ее дылдой, но она только едко смеялась – если они не доросли ей до подбородка, это не значит, что у нее что-то не в порядке. Пробовали ей в вину поставить и рыжие волосы, но тоже не преуспели: ее мать не забывала повторять, что она Златовласка.
Не будь она столь высокого о себе мнения, ее судьба, несомненно, сложилась бы иначе. Ника же шла по жизни уверенная в своей исключительности, за которую к ее ногам должны падать успехи, удачи и легкие победы. Она гордилась собой, своими достижениями и образом жизни. Муж ее Алексей – состоятельный, рослый мужчина приятной наружности, дочери – умницы и красавицы, в доме царят уют и достаток, а она не сидит на шее у мужа, а имеет интересную, творческую и неплохо оплачиваемую работу – переводит художественную литературу, и у нее нет отбоя от заказов в трех издательствах.
Подруг Ника не любила, они или завидовали ей, или имели в дружбе с ней корыстный интерес. И только Люська, с которой они дружили еще с филфака, была ей предана по-настоящему, без зависти и корысти. Ведь, вопреки известной пословице, утверждающей, будто друг познается в беде, разделить чужую радость бывает зачастую куда труднее, чем горе. А Люська, как никто, умела радоваться успехам ближних, и Ника эту ее способность очень ценила.
Вот и сейчас подруга от чистого сердца предложила помощь в обустройстве Никиного «особняка», а та не долго думая, согласилась, справедливо полагая, что ее домработница Надежда Васильевна нескоро управится с трудностями переезда. Самой же ей никогда не нравились домашние хлопоты, несмотря на обилие в доме разнообразнейшей бытовой техники. Казалось бы, что может быть проще и приятней, чем нажимать на кнопочки посудомоечной или стиральной машины, но даже это Ника считала скучным и утомительным занятием. Она с пренебрежением относилась к любому физическому труду, справедливо полагая, что рождена не для этого. И, сравнивая руки женщин, вынужденных вести хозяйство, со своими, она всегда брезгливо морщилась – не приведи бог довести руки до такого уродства. И красоту рук, несомненно, она тоже считала своей личной заслугой.
Надежда Васильевна, дальняя родственница Алексея, уже в течение нескольких лет существенно облегчала Никину жизнь, а Люськино предложение сейчас, во время переселения, пришлось ей весьма кстати.
Идея привезти с собой кота принадлежала Люське, а Надежда Васильевна с радостью ее подхватила. Видите ли, прежде чем самим переступить порог нового дома, надо сначала запустить туда кота или кошку, лучше, конечно, собственного, но если уж своего нет, то ради такого дела животное можно взять взаймы у соседа. Якобы, коты отпугивают злых духов, если таковые в доме имеются, а еще их любит домовой, отчего наличие кошки в доме помогает хозяевам снискать себе его расположение. А вот собак он, напротив, не выносит, поэтому неправы те, кто держит их в доме возле себя, позволяет им спать под столом и даже на кровати. Домовой таких вольностей не прощает и лишает обитателей дома, где так попустительствуют псам, своего покровительства. А иной раз разозлится, и впрямую вредить начинает. И случаются в такой семье неприятности, домочадцы ссорятся, болеют, в доме постоянно пропадают вещи, которые обнаруживаются потом в совершенно неожиданных местах, если вообще обнаруживаются, постоянно выходят из строя бытовые приборы, частенько горит проводка, случаются разные протечки с утечками, и прочие аварии. Так что собачье место – исключительно на дворе, и дальше порога их пускать не полагается.
Всю эту чушь Люська поведала Нике по дороге, на полном серьёзе убеждая ее непременно завести кота, чтобы покрепче «привадить домового». Она вообще была неравнодушна к разного рода мистике. Эту особенность подруги, а также ее неумеренную привязанность к животным, Ника считала следствием ее одинокой жизни и относилась к этому снисходительно, учитывая множество прочих её достоинств и их давнюю дружбу. Но окажись на Люськином месте кто-нибудь другой, она не позволила бы проповедовать себе всю эту белиберду.
Она, конечно, не планировала пускать собак в дом, но вовсе не потому, что боялась гнева домового. Просто два ее азиата, злобные и опасные твари, в доме оказались бы совершенно неуместны. Да и Надежда Васильевна их боялась, и, хотя они были еще щенками, выглядели-то они вполне внушительно.
Дорога вышла на открытое пространство – впереди показался огромный рекламный щит, установленный на въезде в долину. Грунтовая дорога бежала дальше, в долине же подъезды к участкам были асфальтированы и отсыпаны по бокам красным гравием.
– Приехали? – радостно спросила Люська.
Ника кивнула. Конечно, долина еще не приобрела своего окончательного, задуманного дизайнерами вида. У дороги притулились два строительных вагончика, а в двух шагах от рекламного щита, как бельмо на глазу, торчал ветхий, почерневший от времени домик, который рабочие использовали в качестве теплой бытовки. Ника в который раз подумала, насколько он здесь, в зоне элитной застройки, неуместен. Вагончики и то выглядят приличней. Такие домишки ещё встречаются в заброшенных деревнях на севере России, но откуда он мог взяться тут и кто мог его построить, было совершенно непонятно.
– Ой, а это что за избушка? – Люська скептически посмотрела на неказистое строение.
Ника скривилась: она не раз говорила Алексею, что эта избушка портит первое впечатление от въезда в долину. Подруга всего лишь очередной раз подтвердила ее правоту.
– Слушай, ей только куриной ноги не хватает, – фыркнула Люська, – знаешь, такой коричневой и чешуйчатой, как у доисторического птеродактиля.
Ника недовольно кивнула.
– А что, давай подойдем и посмотрим – вдруг когти из земли торчат? – хихикнула Люська.
– Не говори ерунду, – хмыкнула Ника, но внезапно как наяву представила, что когти и вправду торчат из земли и их можно увидеть из-под нижнего венца сруба, как будто до времени придавленное чудовище не оставило надежд выбраться когда-нибудь на свободу. Ждёт себе своего часа, а пока время от времени лишь ворочает по ночам землю под полом, нагоняя страху на обитателей этого жалкого и нелепого жилища. Она тряхнула головой – придет же в голову такая чушь! Но строение уж больно мерзкое, его надо снести как можно скорей. Алексей когда-то уступил рабочим – в домике, даже таком отвратительном, зимой живется лучше, чем в вагончике, но теперь, когда со дня на день покупатели начнут осматривать участки, больше нельзя с этим тянуть.
Ника свернула на асфальт, и покатила к своему участку, самому крайнему, за забором которого стеной поднимался темный лес.
– Красота! Никуся, красота! – воскликнула Люська, увидев «особняк».
Рубленый терем поднимался высоко над деревянным забором – причудливое переплетение голубых скатов крыши, башенки, балконы, мансарды, крылечки, объемная резьба столбиков и кружевные наличники на окнах.
– Погоди, ты его еще изнутри увидишь, – улыбнулась Ника, – ты не представляешь, чего мне стоило сделать все, как я хочу!
Она подрулила к воротам, опустила стекло и посигналила – Алексей, который ехал впереди и вез Надежду Васильевну, должен был запереть собак в вольере, иначе бы они заживо сожрали Люську и ее кота вместе с корзинкой.
– Погодите! – крикнул Алексей из-за ворот.
Люська вышла из машины, отошла на пару шагов и привстала на цыпочки, пытаясь разглядеть дом, скрытый двухметровым забором.
– Слушай, и кто ж построил такую красоту? – спросила она у Ники, приоткрывшей дверцу – в машине было душно, солнце прогрело ее, как в летний день. А ведь еще пару недель назад лежал снег!
– Да работяги построили, много ли надо ума, чтобы по чертежам это сложить! – Ника дернула плечом.
– Э, не скажи, – ворота открылись, и Алексей вышел им навстречу, – не так-то это просто. Между прочим, срублен дом по европейским стандартам. Нам очень повезло с подрядчиком, такие дома две или три фирмы в городе умеют делать, и денег дерут столько, что дешевле из камня строить. А наши плотники не зарываются, а рубят не хуже финнов, а может и лучше.
– Ой, нам твои строительные подробности ни к чему, – Ника махнула рукой и улыбнулась, – не утомляй нас!
Люська подхватила с сидения корзинку с котом и подошла к воротам. Собаки, запертые в вольере, с грозным рыком тут же кинулись к проволочному ограждению, в надежде хотя бы напугать до полусмерти непрошенную гостью, чтоб та по доброй воле убралась с вверенной им территории. Азат демонстрировал такие зубы, при одном взгляде на которые хотелось умереть на месте, не дожидаясь, пока эти кинжалы сомкнутся на твоей шее.
Люська, онемев, прижала к себе корзинку с Фродо, замерла у ворот, не осмеливаясь сделать ни шагу.
– Проходи, Людочка, не бойся, они оттуда не выпрыгнут! Сейчас побесятся и перестанут, самим надоест гавкать! – прокричала Надежда Васильевна, вылезая из джипа. Видно, она тоже не решалась ступить на участок, пока Алексей запирал собак.
Люська бочком просочилась мимо вольера и остановилась поближе к Надежде Васильевне, надеясь на ее заступничество. Отпустить кота на волю она пока не решалась, аккуратно пристроив корзинку у своих ног.
– Они и меня не признают, ты что думаешь! – пожаловалась Люське домработница.
Она благоволила Люське и жалела ее: «Хорошая девочка какая, что ж ей замуж-то все никак не выйти? – бывало, спрашивала она у Ники, – Познакомили бы вы ее с хорошим человеком, вон к Леше сколько народу ходит». Ника разговоров этих не поддерживала, и они сами по себе сходили на нет. Ей, конечно, не нравилось, что домработница суется в ее дела и пытается обсуждать с ней личную жизнь ее подруг, но ничего с этим поделать не могла.
Надежда Васильевна приходилась Алексею троюродной теткой, и считать ее прислугой приходилось с большой натяжкой. Кроме того, она искренне любила и Нику, и ее дочек-близнецов, которые вскоре должны были прилететь из Англии, где обучались в частной закрытой школе. И заботилась она о Лешиной семье так, как не всякая родная бабушка заботиться станет. А как готовила Надежда Васильевна! Поэтому на некоторые ее вольности Ника смотрела сквозь пальцы. Например, она упорно звала ее Верой, чего Ника никогда и никому не позволяла, а если кто ее и пробовал так называть, нарочно или по ошибке, то она просто не откликалась. Но для деревенского уха Надежды Васильевны имя «Ника» звучало непривычно, и переучить ее никак не удавалось. Ника оставила, в итоге, это бесполезное и неблагодарное занятие.
– Хоть я паразитов этих на руках держала и с соски кормила, – продолжала между тем Надежда Васильевна, – и зачем только Верочка их завела, есть же другие породы, полно хороших собачек, так нет, ей эти людоеды понадобились! Вон, у соседей овчарка немецкая месяц назад ощенилась, так я Вере говорю – возьми у них щенка, а этих отдай куда-нибудь с глаз долой, одна беда с ними, и девочки скоро приедут, что Вера себе думает, если эти собаки даже ее не слушаются, только Лешу!
– Ну, как тебе наша усадьба, впечатляет? – спросил Алексей Люську, – Потянет она на звание будущего родового гнезда помещиков Залесских?
Та, обведя окрестности восторженным взглядом, мечтательно закатила глаза:
– С ума сойти! Красиво, тихо, а лес какой – будто в сказку попала. Даже не верится, что поселок где-то рядом, такое чувство, что мы одни на тысячу километров, и вокруг – никого! А дом – ну просто чудо! Терем сказочный!
– Ну, пошли, я тебе его изнутри покажу! – подмигнул ей Алексей. Он не меньше Ники был доволен свои детищем – долиной и домом.
Нике дорого стоило уговорить его ввязаться в этот проект, но другого способа построить дом в этом замечательном, уединенном месте у них не было. Строительство одного коттеджа обошлось бы чересчур дорого, а продажей участков планировалось окупить все затраты. Ника нисколько не сомневалась: инвесторы, вложившие в долину деньги, ничего не потеряют, Алексей же поначалу настроен был скептически, но, чем ближе дело шло к продажам, тем сильней верил в успех.
– Нет-нет-нет! – Надежда Васильевна замахала руками, – сначала надо кошечку впустить! Кошечка должна первой порог переступить! Примета такая, чтобы жилось в доме хорошо, чтоб хозяева были счастливы, здоровы и богаты!
– Ах, для этого ты кота сюда и приволокла? – Алексей со смехом повернулся к Люське, – а я-то подумал, ты хочешь животинку на свежий воздух вывезти, на травке его попасти и всё такое! Нет, Людка, ты неисправима!
Ника намеренно посмотрела в сторону, давая понять, что она тут ни причем.
– Может, я и неисправима, но раз уж я Фродьку сюда притащила, то пусть первым войдет, – не уступила Люська и открыла корзинку, – ой, ты мой сладенький! Устал ехать, радость моя! Выходи, мой маленький, не бойся.
Огромный серый кот осторожно высунул голову из корзинки и осмотрелся по сторонам – выходить он не торопился.
– Ну? Что-то ваша кошечка не спешит, – усмехнулся Алексей.
Ника посмотрела на корзину и так и не решила, фыркнуть от возмущения или рассмеяться над Люськиными суевериями.
– Погоди, ему надо освоиться, – Люська глянула на Нику и сложила губки бантиком, заметив ее скептический взгляд, – Фродичка, выходи, не бойся. Никто тебя не обидит.
Кот посмотрел на хозяйку жалобно и испуганно, как будто хотел сказать, что совершенно в этом не уверен. Пауза затягивалась, Алексей нетерпеливо постукивал носком ноги по земле, Ника отвернулась и уставилась на узкие окна цокольного этажа – не нужно ли их забрать решетками? Вентиляция это хорошо, но ведь в их отсутствие кто-нибудь может залезть в дом.
Люська, понимая, что все ждут только ее, решилась вытащить несчастного зверя из корзинки, чего бы никогда не сделала в обычной ситуации, позволив ему самому решить, когда пора выбираться на волю.
– Пойдем, киска, пойдем, – она подхватила его задние лапы снизу и потерлась щекой о пушистую шерстку.
Но кот неожиданно мявкнул, рванулся из Люськиных рук, изворачиваясь, спрыгнул на землю, и понесся в сторону леса, за дом.
– Фродичка! – Люська кинулась за своим любимцем, – погоди, киска!
Алексей расхохотался и хотел подняться на крыльцо, но Надежда Васильевна его остановила:
– Ну что ты, Леша, пять минут подождать не можешь? Дай котику опомниться, привыкнуть.
Ника недовольно покачала головой и направилась вслед за Люськой. Надежда Васильевна переживет, а вот Люська обидится, если план с котом потерпит крах. Придется помочь ей ловить животное, иначе они до вечера в дом не попадут!
Кота она увидела сразу же: он сидел возле самой ограды на краю участка спиной к дому, и со стороны казалось, что Фродо намертво застыл на месте. На ласковый Люськин оклик он не реагировал. Ника осторожно подобралась к Люське сбоку. Кот неотрывно смотрел в темный лес, непроглядной стеной подступающий вплотную к участку. При этом он утробно урчал, как будто угрожал кому-то, кого он видел, а ни Ника, ни Люська никак не могли разглядеть.
Остановившись всего в двух шагах от него, Ника проследила глазами направление его взгляда, пытаясь понять, что ж такое там, в лесу, могло приковать к себе кошачье внимание. Ничего особенного или необычного она не заметила, и лишь на мгновение пронеслось у нее в голове воспоминание о стоящей на въезде в долину избушке на несуществующих курьих ножках. Ника попыталась ухватить мелькнувшую и ни с чем как будто не связанную неясную ассоциацию, но тут ее внимание привлекло одно примечательное наблюдение, поразившее ее воображение: в лесу за забором не просматривалось ни одной тропинки. Странно.
Ника не так уж редко бывала за городом и знала, что леса, непосредственно окружающие деревни, вдоль и поперек исхожены на несколько километров вокруг. В полукилометре отсюда находится поселок, и быть такого не может, чтобы местные и дачники не ходили сюда по грибы да по ягоды. А раз так, то и этот лес должен быть покрыт сетью стежек-дорожек. Ведь не только люди, но и звери оставляют следы – там, где они из года в год ходят одним и тем путем, осыпается и притаптывается хвоя, оголяются корни, обламываются ветви, и вот уже прокладываются тоннели и коридоры. Пусть едва заметные, но они, тем не менее, легко угадываются в сплошной толще леса, и ноги сами собой идут по нахоженному маршруту. Каждого вступающего под свою сень путника, деревья гостеприимно и ненавязчиво направляют по пути, которым многажды прошли до него другие. А по этому лесу будто никогда и не ступала нога ни зверя, ни человека. Наверное, в этом и кроется притягательная прелесть долины?
Люська ловким движением подхватила Фродо под лапы, он утробно мяукнул и грозно выпустил когти, но она держала его так, чтобы он не смог её оцарапать. Ника вздохнула с облегчением – ее помощь не потребуется.
На монументальном крыльце с резными колоннами, подпирающими крышу, их поджидал Алексей. Надежда Васильевна, довольная тем, что ее послушались, скромно топталась внизу.
– Добро пожаловать, заждались мы вас! – широким приглашающим жестом Алексей распахнул с крыльца дверь в прихожую, – Проходи и ты, животное, гостем будешь!
Люська поднялась по ступенькам и поставила кота на порог, стараясь отрезать ему путь к отступлению, но он не спешил.
– Ну иди, Фроденька. Иди, видишь, все ждут! – она легко подтолкнула кота вперед.
Кот мелкими шажками двинулся вдоль стены, обнюхивая шлифованные бревна. Он, похоже, совсем не хотел заходить в дом.
– Ну? – нетерпеливо спросил Алексей.
– Погоди. Коты животные осторожные, ему надо все изучить, – виновато объяснила Люська.
– Да подтолкни ты его вперед, – раздраженно сказала Ника. Еще немного, и Алексей взбесится, и тогда настроение будет испорчено у всех.
Люська, похоже, и сама это понимала, поэтому подняла животное и поставила его на порог, толкая вперед. Кот оглянулся на нее, но не обижено, как обычно, а затравлено и нерешительно.
– Иди, не бойся, – Люська ласково погладила его по спине, снова подтолкнула вперед, и Фродо, наконец, перевалился через порог.
Нике показалось, будто он собрался немедленно выскочить обратно и уже повернулся мордой к выходу, но Алексей, с нетерпением ждавший этой минуты, встал на пороге рядом с Люськой и в шутку топнул ногой. Кот попятился и от страха прижал уши.
– Ну что? Кошечка зашла первой? – Алексей повернулся к Надежде Васильевне, – можно хозяевам войти?
Ника протиснулась между Алексеем и Люськой, обняв их обоих за пояса. Не хватало только поссориться, когда все благополучно подходит к концу.
Кот приник к полу и замер, когда сверху неожиданно послышался тихий скрип дерева, как будто кто-то прошел по комнате на втором этаже. Ника насторожилась и посмотрела наверх: разумеется, никого там быть не могло. Собаки всю ночь охраняли территорию, а мимо них и муха не пролетит, хоть они еще щенки.
И тут вслед за скрипом раздался сухой громкий треск, и Ника увидела, как огромное, толстое бревно медленно и нехотя шевельнулось, одной стороной оторвалось от потолка и пошло вниз, увлекая за собой другой конец. Впрочем, ей только показалось, что это произошло медленно. Потолочная балка рухнула на пол быстро, никто не успел пошевелиться, как и сама Ника. Страшный грохот тряхнул дом и прокатился по полу, и к нему примешался отвратительный похожий на чавканье звук, выплюнув во все стороны густые темно-красные брызги.
Алексей отшатнулся, ухватившись рукой за косяк, Ника от испуга прижала ладонь ко рту, а через секунду вокруг разнесся Люськин отчаянный крик, низкий и жуткий, и Нике захотелось зажать уши и закрыть лицо руками. Крик вскоре перешел в вой, Люська упала на колени и обхватила голову руками. И тогда Ника рискнула посмотреть под ноги и увидела, что на полу у самого порога лежит несчастный Фродо, которого уже трудно назвать котом. Бревно раздавило его в лепешку, и только тут до Ники дошло, что означает это просторечное выражение. Мертвая голова смотрела на них широко распахнутыми желтыми глазами, которые потихоньку затягивала матовая дымка.
Алексей отступил на шаг – похоже, ему стало плохо, он постоял еще секунду и кинулся с крыльца вниз, прижимая руки ко рту. Ника и сама чувствовала нарастающую дурноту.
Люська не произносила ни слова, просто выла, и Ника решила было, что ее тоже задело балкой и у нее что-нибудь сломано. Она присела на корточки, и робко коснулась Люськиного плеча, стараясь побороть тошноту и не смотреть в сторону раздавленного кошачьего тела.
– Люсь, – тихо позвала она, но за криком подруги сама не услышала своего голоса.
– Котик мой! – отчетливо выкрикнула Люська, снова начала орать в полный голос, откинула руку Ники с плеча и поползла за порог, протягивая раскрытые ладони к мертвой окровавленной морде. Ника хотела отвернуться, но взгляд сам собой вперился в помутневшие желтые глаза мертвого животного. Люська обхватила его мордочку руками, колени ее соскользнули с порога, она уткнулась лицом в мокрую от крови шерстку и смолкла.
Ника усилием воли отвернулась в сторону, и увидела, что над ними стоит Надежда Васильевна и тоже от испуга не может вымолвить ни слова.
– Мой Фродичка, – горячо зашептала Люська, – мой маленький котик! Прости, мое солнышко, мой сладенький, прости меня… Мое золотко, мой пушистик… Сейчас, я тебя освобожу…
Люська неловко приподнялась и с неожиданной силой толкнула бревно в сторону, да так, что оно откатилось на несколько шагов.
– Зверечек мой серенький, мамочка возьмет тебя на ручки… – Люська подняла раздавленное тельце и прижала к груди, – пойдем, пойдем отсюда.
Она медленно поднялась на ноги, скользнув равнодушным взглядом по Никиному лицу, как будто и не увидела ее. Ни одной слезинки не было в Люськиных глазах, отчего Ника испугалась еще сильней. Надежда Васильевна попятилась, уступая Люське дорогу. Люська начала спускаться по ступенькам, и на середине оступилась, неловко съехала вниз на коленях, разбивая ноги и в клочья разрывая коготки, но так и не выпустила мертвого кота из рук, чтобы облегчить свое падение. И только оказавшись на земле, согнулась и разрыдалась, горько и отчаянно.
Надежда Васильевна вышла из ступора первой, спустилась к ней и обняла за плечи:
– Ну что ж ты так убиваешься, моя девочка… Ну разве можно так убиваться?
– Мой Фродичка, – всхлипнула Люська и зашлась рыданием, не в силах выговорить ни слова.
Надежда Васильевна повернулась к Нике:
– Водички надо, или валерьяночки лучше.
Ника кивнула и провела рукой по лицу. Действительно, почему же она стоит? Она хотела зайти в дом, и шагнула за порог, но увидела кровь на полу и красные капли на стенах и попятилась. Нет, в машине есть аптечка, лучше спуститься туда. Она обошла Люську, еще сжимающую в объятьях окровавленное тельце, и снова почувствовала, как тошнота подступает к горлу. Но оказавшись в машине, ей не хватило сил сразу взять аптечку и вернуться. Ника села на заднее сидение, закрыла дверь, чтобы не слышать Люськиных причитаний и дурацких утешений Надежды Васильевны, и откинулась назад, запрокинув голову. Алексей тоже хорош – сбежал и не видел этого кошмара. Мужчины удивительно чувствительные существа, а мнят себя сильным полом.
Она посидела несколько минут, стараясь прийти в себя и приготовится к продолжению событий, которые не обещали ничего хорошего. Но, когда вылезла из машины со стаканчиком корвалола, разведенного минералкой, похоже, самое страшное осталось позади. Надежда Васильевна уговорила Люську положить мертвого кота в корзинку.
– Вот, не бойся, – бормотала старушка, поглаживая Люську по голове, – клади. Ему тут будет хорошо.
– Он не хотел, – рыдала Люська, – он не хотел выходить, я сама его вытащила! Я никогда так с ним не поступала!