Денисова Ольга. Придорожная трава

   – Мы закажем ему настоящий памятник, из гранита, – Ника присела на корточки.
   – А можно сделать из гранита собаку? – спросила Майя.
   – Не знаю. Наверное, можно. Завтра поедем и спросим. Ну что, сегодня нам осталось только нарвать ему цветов.
   – Мы около пляжа видели люпины.
   – Они почти совсем распустились.
   И лишь по дороге к реке Ника вспомнила, что забыла накормить детей обедом. Нет, ей не справиться со всеми материнскими обязанностями без Надежды Васильевны. Если бы она сразу подумала про обед, когда вернулась из администрации, возможно, Азат был бы сейчас жив.
 
   Пушистый полосатый кот вышел из лесу, отряхивая лапы. Пусть сегодня хозяйка дома спит спокойно, у нее осталась последняя ночь. Пусть отдохнет. Нижний мир вовсе не так жесток, как кажется. Убийства – не их стезя, за убийства дорого приходится платить. Одно дело – убивать жрецов темного бога, и совсем другое – женщину с детьми. Но если уж они решились на убийство, они не станут глумиться над беззащитными жертвами. Они подарят им красивую и счастливую смерть.
   Хозяин снов оглядел долину – призрачная, прозрачная ночь. Такими ночами людям должны сниться странные и красивые сны. Он пролез во двор под воротами, неслышно прошел по дорожке мимо свежей собачьей могилы, засыпанной цветами. Безымень слегка перебрал, не было никакой необходимости убивать собаку. Ему вообще не хватает мудрости и терпения, наверное, это оттого, что он вынужден слишком часто принимать человеческий облик. Оставшаяся одинокой сука лежала на крыльце, прижавшись к двери. Кот прошел мимо нее – пусть ей приснится ее брат, пусть они вдвоем весело играют во дворе под луной. Собака – не человек, проснувшись утром, она не станет несчастней, чем сейчас.
   Сука расслабилась и перестала дрожать, потом лапы ее начали подергиваться, а пасть приоткрылась в улыбке, беззвучно хлопая губами – она бегала и лаяла во сне.
   Хозяин снов приоткрыл дверь, прокрался в темный дом и поднялся на второй этаж. Они спали в одной комнате – мать и две дочери. Спали беспокойно, вспоминая тревоги прошедшего дня. Пусть сегодня они будут счастливы. Она не такая уж злая и жадная, эта женщина. Ей просто не повезло. Если бы она не собиралась разрушить избушку, то могла бы успеть уехать из Долины. Своим непременным желанием победить она подписала смертный приговор себе и детям.
   Кот прошел по подушке одной из девочек. Им приснится одинаковый сон, сон о том, как летней ночью к ним пришла берегиня – добрая фея – и исполнила самое заветное их желание: никогда больше не уезжать в школу, жить вместе с мамой и папой. Пусть идут все вместе по осеннему парку и собирают желтые листья, как это было когда-то давным-давно, когда они были совсем крохами.
   Что могло бы стать самым лучшим сном для этой женщины? Нет, не проданные участки, ей только кажется, что это самое главное в ее жизни. Пусть ей приснится тот далекий солнечный день, тридцать лет назад, когда отец потихоньку от матери забрал ее из детского сада и повел в кафе, есть мороженное, политое сиропом. Пусть она снова увидит три разноцветных шарика в блестящей металлической вазочке и вспомнит, ела ли она за всю жизнь что-нибудь вкусней? И был ли в ее жизни еще хоть один мужчина, который любил бы ее так же сильно, как отец, которого волевым решением мать лишила ее после этой встречи навсегда? Пусть вспомнит его грустный, внимательный взгляд, и тихий голос. Он не умел рассказывать сказок, и не играл с ней в куклы, но он любил ее, искренне, как умел.
   Пусть сегодня будут счастливы. Завтрашней ночью они умрут.
 
   Илье приснился цветок папоротника. Он шел через сумеречный лес, и меж деревьев заметил зыбкое красноватое сияние. Будто звезды вспыхивали на миг, и опять гасли, чтобы вспыхнуть снова, но с другой стороны. Он отодвинул еловую ветку, загораживающую от него призрачный свет, и увидел его: мерцающий розовыми искорками, большой бархатный цветок чуть покачивался на тонком стебле, словно кивал головой. Он был цвета заката перед ветреным днем, и лепестки его, причудливые, зазубренные, пропитались закатом. Он походил на остывающий уголек, не тронутый пеплом, на осколок солнца, уходящего за горизонт – не столько светом, сколько мимолетностью своего существования. Еще минута – и погаснет, исчезнет, растает в прохладе сумерек. А дотронься – обожжет.
   Илья присел перед ним на корточки и протянул руку, ладонью вверх. Розовые искорки бились о его пальцы – острые, горячие, но слишком маленькие, чтобы причинить вред. От цветка исходило тепло, мягкое тепло нагретого солнцем камня, а не обжигающий жар огня.
   Сон разорвал грубый крик Сережкиного телефона: «Тын-дын! – кричал искусственный голос, – тын-дын! Ты что, не слышишь? Тын-дын!»
   Разница между тем, что Илья видел, и что слышал, была чересчур разительной, и на секунду голос этот показался ему кошмаром. Он сел на кровати, хлопая глазами и оглядываясь по сторонам. Призрачная ночь за окном – непонятно, солнце недавно село или собирается подниматься.
   Сережка заворочался, застонал и протянул руку к стулу, на котором валялся мобильник. Он не открывал глаз, когда нажимал на кнопку соединения.
   – Что? – капризно и сонно пробормотал мальчишка в трубку, но быстро проснулся и начал говорить с осознанием происходящего, – чего? Я вам сказал, чтобы вы мне не звонили больше никогда. Да ну и что! Ну и пусть! Так вам и надо вместе с вашей мамашей!
   – Эй, – Илья пересел к ребенку на кровать, – кому это ты так грубо отвечаешь среди ночи?
   Сережка прикрыл микрофон рукой:
   – Это Марта с Майкой.
   – А ну-ка дай-ка трубку мне, – потребовал Илья, и парню ничего больше не оставалось, как послушаться.
   – Не смей им помогать! – крикнул Сережка.
   – Разберусь, – ответил ему Илья и сказал в трубку, – что случилось, девчонки?
   – Пожалуйста! – сквозь слезы выговорила одна из близняшек, – Помогите! Помогите!
   – Что такое? Ты можешь мне объяснить?
   – Они утащили нашу маму! Они хотят нас забрать! Спасите нашу маму!
   – Мы сейчас придем. Мы будем через пять минут, подождите всего пять минут!
   Илья кинул телефон Сережке и сорвал со стула джинсы.
   – Одевайся.
   – Папка, они злые, они тебя… а ты их…
   – Не спорь, одевайся. Мы же мужчины, а они всего лишь женщины. Какая разница, какие они? Все равно они слабые и беззащитные.
   Сережка, хоть и возражал, все равно вскочил и начал натягивать брюки.
   – Да? А где их папа? Почему ты должен их спасать? Пусть своему папе звонят.
   – Ну, папа их в городе, пока он приедет – неизвестно что произойдет, – Илья сунул ноги в кроссовки. Сын от него не отставал.
   Минуты не прошло, как они вышли из избушки, и Илья заставил Сережку бежать бегом. Как они войдут во двор? И как доберутся до крыльца – ведь там собаки?
   Калитка была заперта. Илья подсадил Сережку и велел с забора не слезать. Сам он вскарабкался наверх с большим трудом – забор поднимался вверх метра на два, и был обшит гладким, шлифованным горбылем.
   Окна дома оставались темными, так же как и двор. Складывалось впечатление, что у них нет электричества, ведь ночные страхи прежде всего заставляют человека включить свет. Илья сразу заметил одну из собак, очевидно, это была сука. Она испуганно жалась к прикрытой двери вольера и поскуливала.
   – Эй! – крикнул Илья.
   Собака посмотрела на него, огляделась по сторонам, и бросилась к калитке. Илья решил было, что им не пройти без потерь, но зверюга и не думала на них нападать: она подпрыгивала с радостным визгом, виляла хвостом и всячески выражала радость и надежду. Илья не без опаски спрыгнул вниз, собака прильнула к его ногам, и он заметил, что она дрожит.
   – Ну, кто ж тебя так напугал? – ласково спросил он и потрепал ее холку.
   Сережка спрыгнул ему на руки, но и это собака приняла как должное, не проявляя никакой агрессии. Они подбежали к дому, поднялись на высокое крыльцо и наткнулись на запертую дверь.
   – И что делать? – спросил Сережка.
   Илья пожал плечами и осмотрел каменную стену цоколя. Окон в нем не предусматривалось, но вентиляционные отверстия имелись. Нет, сам он туда не пролезет, а Сережку одного в дом не пустит.
   – Там есть еще вход через кухню…
   Они спустились с крыльца и обошли дом с другой стороны. Разумеется, дверь на кухню тоже аккуратно заперли, но с крыльца можно было дотянуться до окна. Как хорошо, что для безопасности хозяева выбрали жалюзи, а не железные решетки!
   Илья никогда не входил в чужие дома через окна, и выбивать стекла казалось ему чем-то неправильным. Конечно, девчонки могли бы спуститься вниз и просто открыть двери, но он представил их, крадущихся к дверям через темный дом и понял, что не способен вынудить их на такой подвиг.
   Он осмотрелся в поисках какого-нибудь твердого предмета, но не нашел ничего подходящего. Вот в избушке под крыльцом и ведра стояли, и сушились половые тряпки, валялись обрезки досок, да и поленница имелась. Здесь же двор был чисто вылизан, и ни одного лишнего предмета поблизости не наблюдалось. Илья снял футболку и покрепче обмотал ею руку. Рискованно, конечно, но время дорого, не искать же в сумерках что-нибудь более подходящее?
   Не так-то просто оказалось пробить кулаком тройной стеклопакет, тем более к нему приходилось тянуться, но в конце концов Илье это удалось. Он влез в кухню первым, и, не увидев ничего страшного, втащил в окно Сережку. На крыльце зашлась визгом перепуганная собака. Сжалившись над несчастной зверюгой, Илья открыл дверь и только тогда сообразил, что мог бы впустить этим путем и ребенка, не подвергая его риску порезаться об осколки стеклопакета, рассыпанные по полу.
   Он поискал глазами выключатель, и случайно обнаружил его на уровне пояса – Илья никак не мог привыкнуть к этим европейским штучкам. Как он и ожидал, света не было. Даже красный огонёк на выключателе не горел
   – Эй! – крикнул он в темноту, но ему никто не ответил, – есть кто?
   – У девчонок спальня на втором этаже, они мне показывали окна, но я у них ни разу не был, – сообщил Сережка, – только тогда с тобой, когда жучка искали.
   – Пошли на второй этаж, – согласился Илья. В отличие от Сережки, он отлично знал дом, до каждого бревнышка.
   Они прошли через темную столовую к лестнице в гостиной, прислушиваясь и оглядываясь по сторонам, но в доме стояла тишина. Илья решил, что они опоздали, и только слова Печника о том, что за убийство им придется дорого заплатить, немного его успокаивали.
   Он поднялся на первую ступеньку, когда перед ним вдруг вырос огромный мрачный силуэт. От неожиданности Илья отступил назад. Существо двухметрового роста, да еще и стоящее на ступеньках, нависло над ним, и он разглядел клыкастую морду, похожую на волчью.
   – Уходи, хозяин избушки, – сказал Леший. В его голосе не было угрозы, только равнодушная усталость и снисходительность.
   Илья отступил еще на пару шагов, чтобы смотреть ему в глаза, не задирая головы:
   – Я не могу. Вы обещали до Купалы дать им возможность уехать. У них есть три дня. Это нечестно.
   – Что тебе за дело до них?
   Илья усмехнулся:
   – Она тоже спрашивает, что мне за дело до вас. Как вы не понимаете, они живые… Они люди, они…
   – Твои соплеменники? – хмыкнул Леший, – ну и что? Они собираются уничтожить тебя, и нас вместе с тобой. Они, в отличие от тебя, не хотят знать сострадания. Оставь их нам. Они умрут тихо и безболезненно, и даже без страха.
   – Нет… – прошептал Илья и покачал головой, от ужаса и удивления приоткрыв рот.
   – Уйди, хозяин. Не надо вмешиваться.
   – Вы давали им срок до Купалы…
   – Хватит. Они превысили меру терпения. Женщина ищет способы уничтожить избушку, разве она не сказала тебе об этом? Мы не можем такого допустить. Пусть она умрет до того, как успеет это сделать.
   – Послушайте, дайте мне с ней поговорить, – Илья шагнул вперед, – в последний раз. Я смогу убедить ее…
   – Сколько раз ты уже это делал? И что? Это что-нибудь изменило?
   – Я говорил с ней так, что она меня не понимала. Может быть, теперь я смогу?
   – А если не сможешь? Если она опять не станет слушать тебя. Верней, не услышит? Что будет тогда? Ее смерть будет закономерной и справедливой.
   – Вы хотите сказать «целесообразной»? – скривился Илья.
   – Пусть будет так. Для нее, как ты выражаешься, целесообразность – главное жизненное правило. Так что справедливым будет подходить к ней с ее же мерками.
   – А дети? Ее дети?
   – Ее дети – часть ее, так же как твой сын – часть тебя. Уходи. Забудь о них.
   – А если я не уйду? – Илья поднял голову, – вы убьете и меня?
   – Нет, – покачал головой Леший, – это было бы несправедливо. Мы можем причинить тебе вред только случайно.
   – Дайте мне забрать хотя бы детей… Они ни в чем не виноваты, – твердо сказал Илья.
   Леший крякнул и задумался, а потом ответил:
   – Тебе не стоит подходить к детям сейчас. Это опасно для тебя.
   – Да мне все равно – опасно это или нет! – крикнул Илья, – я заберу их, даже если вы все встанете у меня на пути!
   Леший рассмеялся – утробно и хрипло.
   – Тебе смешно? – еле сдерживая злость, спросил Илья.
   – Да, мне смешно. Никто не встанет у тебя на пути. Ты – хозяин избушки, ты имеешь право решать. Только помни, что от твоих решений зависит и наша участь. Готов ли ты решать НАШУ судьбу так же легко, как распоряжаешься своей?
   Илья смешался.
   – Но… но если я позволю их убить… Это тоже будет на моей совести.
   – Да, – согласился Леший с улыбкой.
   Илья вздохнул. Нет, спонтанное желание Вероники уничтожить избушку не должно стать ее смертным приговором. Это… несоизмеримо. Нельзя убивать за одно только желание. Он убедит ее. Он объяснит ей, и она поймет.
   – Тогда пропусти меня, – сказал он Лешему.
   Леший недовольно покачал головой:
   – Я надеюсь, ты понимаешь, что делаешь, – тихо произнес он и отодвинулся к стене.
   Илья подхватил Сережкину руку и рванул вверх по лестнице, собака не отставала от них ни на шаг, прижимаясь к ногам. Спальня близняшек – вторая комната от лестницы направо.
   Но перед дверью мелькнул белый сарафан-саван – Мара сидела, прислонившись спиной к двери, и легко поднялась, завидев Илью.
   – Не ходи туда, – она раскинула руки, закрывая собой проход.
   – Почему? – хмыкнул Илья.
   – Не пугай их.
   – Они меня ждут. Почему это они должны испугаться?
   – Потому что они тебя… уже дождались. Им хорошо и спокойно. Не ходи туда. Они просто уснут, уснут счастливыми.
   – Да иди ты к черту! – взорвался Илья, – ты сама понимаешь, что говоришь? Они же живые! Они маленькие!
   Он шагнул ей навстречу, но Мара обвила его руками, сцепляя их замком у него за спиной, и положила голову ему на грудь.
   – Не ходи туда, пожалуйста, – шепнула она, и Илья почувствовал, что не может добровольно избавиться от ее объятий. Прохлада ее тела закружила голову, ее невесомые и в то же время твердые руки легко ласкали его кожу, волнистые волосы струились по его груди.
   – Мара… – шепнул он, – отпусти меня.
   – Я покажу тебе цветок папоротника, – зашептала она в ответ, – я буду любить тебя, я никогда не причиню тебе вреда, только не ходи туда. Я прошу тебя, не ходи. Я не хочу потерять тебя, когда ждать осталось всего три дня.
   – Отпусти меня, или я не стану ждать трех дней.
   – Не ходи туда. Если ты увидишь его…
   – Кого?
   – Какая разница. Если ты увидишь его…
   – Превращусь в камень? – натянуто улыбнулся Илья, изнемогая от ее близости.
   – Нет, это будет знамением, это… печать судьбы. Не ходи.
   – Отпусти меня, или я умру до того, как увижу это знамение.
   Она со вздохом разжала руки и оттолкнула его назад. Илья еле сдержался, чтобы не схватить ее, не прижать к себе уже собственными руками. Он встряхнул головой, как мокрый пес.
   – Не ходи, – в последний раз шепнула она, и в ее голосе он услышал боль и разочарование.
   Илья пожал плечами и распахнул дверь. В спальне горели свечи, не много, но вполне достаточно, чтобы осветить всю детскую. На ковре в середине комнаты сидели обе близняшки, прижимаясь друг к другу и кутаясь в одно одеяло. А напротив них на коленях стоял какой-то мужик, и что-то ласково девчонкам шептал.
   – Мы пришли, – заявил Илья с порога, втягивая Сережку за собой.
   Девчонки подняли головы, и Илья увидел, как глаза их медленно расширяются и наполняются ужасом. Потом взгляды их заметались, они смотрели то на Илью, то на человека, сидящего перед ними, и, наконец, обе разразились громким визгом и, путаясь в одеяле, поползли назад, к своим кроватям.
   Илья слегка растерялся, не понимая, в чем дело, и тогда человек, сидящий на ковре, медленно, как бы нехотя, оглянулся. Глаза их встретились, и Илье показалось, что столкновение взглядов выбило из воздуха искру. На него смотрело его отражение, его точная копия, он сам… Безымень. Он же видел его однажды, ночью в лесу, почему же тогда это не вызвало такого ужаса и такого напряжения?
   – Потому что я не смотрел тебе в глаза, – ответило его отражение его собственным голосом, – встретить меня в своем обличье – очень нехорошая примета. Знак судьбы. Я не хотел с тобой встречаться, я просто пришел успокоить детей. Пока не придет кот и не споет им свою песенку.
   Кот? И дети умрут счастливыми? Илья еще не отошел от близости Мары, его кровь и так кипела, и когда он понял, что Безымень пришел к детям, чтобы подарить им спокойную смерть, то просто взорвался. А может, его танец с Марой ночью перед Каменным ликом до сих пор не давал Илье покоя? Он не долго думал, прежде чем подойти на пару шагов и завалить соперника увесистым ударом кулака в челюсть.
   – Пошел вон! – рявкнул Илья, потирая костяшки пальцев.
   Безымень, казалось, не почувствовал боли, хотя и распластался на ковре. Он медленно поднялся, усмехаясь, выпрямился во весь рост, и снова посмотрел Илье в глаза.
   – Чур меня, – сами собой прошептали губы.
   – Не поможет, – Безымень улыбнулся его собственной глумливой улыбкой.
   Илья кивнул, и понял, что это и вправду не поможет. После такого взгляда этого чрезвычайно мало. Безымень тем временем подошел к двери и оглянулся:
   – Не живущие, как ты нас назвал, всегда будут любить друг друга, а живых – только раз в год по обещанью. Желаю получить в подарок цветок папоротника.
   Он кивнул, вышел и закрыл за собой дверь.
   Онемевшие от страха близняшки давно уперлись спинами в кровать и сидели, сцепив руки и боясь пошевелиться. Первым к ним подбежал Сережка:
   – Да все хорошо! Вы видели – мой папа его прогнал. Мой папа не позволит вас обижать!
   – А это… это точно твой папа? – запинаясь, спросила одна из них.
   – Точно, точно! – у Сережки не возникло и тени сомнения.
   – Одевайтесь, – коротко бросил им Илья, – здесь вам нельзя оставаться. Пойдете с нами в избушку.
   – А мама? – хором спросили они, и носы их наморщились, – как же наша мама?
   – Мама? – тихо переспросил Илья.
   А жива ли их мама? И стоит ли она того, чтобы остаться в живых? Он скрипнул зубами. Если он сейчас уйдет и оставит здесь Веронику, он не простит себе этого никогда в жизни. Уйти и оставить ее – все равно, что принять участие в ее убийстве.
   – Сейчас поищем вашу маму. Только одевайтесь быстрей.
   Интересно, в этом возрасте девочки уже стесняются? Да, наверное. Илья вспомнил своих одноклассниц в то время, когда их принимали в пионеры.
   – Сережка, отвернись, – велел он сыну.
   – Только не уходите! Вдруг вместо вас снова придет тот… который – не вы? – попросила одна из девчонок.
   – Нет, мы не уйдем, – успокоил их Илья, – мы просто постоим к вам спиной. Только давайте быстрей.
   Илья подозревал, что одеваться они будут долго – все-таки девочки, но близняшки успели собраться за одну минуту.
   – Скорее! Пошли искать маму! – хором сказали они.
   – А вы не видели случайно, куда ее утащили?
   – Ее утащила змея, огромная змея. Но куда, мы не видели, мы же были в комнате.
   Что ж, надо методично осматривать весь дом. Без фонарика придется тяжело, но со свечами будет еще труднее. Илья распахнул дверь и наткнулся на собаку, которая радостно кинулась к ним, виляя обрубком хвоста.
   – Айша! – крикнули девчонки хором.
   Собака заплясала вокруг них, стараясь подпрыгнуть и лизнуть в лицо.
   – А где ее братишка? – спросил Илья.
   – Азат вчера умер, – вздохнули близняшки.
   Илья присвистнул, но расспрашивать их пока не стал – некогда.
   – Айша! Где мама? Ищи маму! – крикнули девчонки.
   Сука забеспокоилась, начала оглядываться, поскуливая, но потом, не долго думая, рванулась к лестнице. Илья побежал за ней, за ним кинулись близняшки, а Сережка прикрыл их тыл. Айша выскочила на середину гостиной, осмотрелась, и двинулась к двери в столовую, остановилась и поскребла дверь лапой. Илья догнал ее и впустил вперед. Собака направилась в кухню, подбежала к лестнице, ведущей в подвал, и замерла перед закрытой дверью. Илья спустился вслед за ней и толкнул дверь. Заперто.
   – Черт! – выругался он, – а другого входа в подвал нет?
   – Есть, – ответили близняшки, – с улицы. Только там тоже закрыто, и там железная дверь.
   Илья толкнул дверь плечом, но она была тяжелой и не подалась. Наверняка, если в доме и есть инструмент, то он хранится в подвале, а не в кухне.
   – Отойдите, – попросил он детей, теснящихся у него за спиной. Ребята поднялись на пару ступенек вверх. Илья шагнул назад, и изо всех сил ударил ногой по дверному полотну, чуть выше замка. Он только отбил ногу, но не сдался и повторил этот маневр еще пару раз. Бесполезно.
   – Что-нибудь тяжелое у вас есть? – спросил он близняшек.
   – В кладовке, может быть… – неопределенно ответила одна из них.
   Илья поднялся в кухню. Которая из них кладовка? В кухне имелось два подсобных помещения. Илья распахнул дверь в одно из них – там стояла стиральная машина, сушилка, валялся какой-то хлам – никакого инструмента не было. Он рванул на себя другую – это, наверное и была кладовка. Две морозильных камеры, полки с продуктами…
   – Это на случай атомной войны? – присвистнул он.
   Ему бы этих запасов хватило года на два. На другой стороне к стене был прилажен стеллаж с инструментом. Илья порылся на полках. Тусклый свет из окон кухни попадал на одну стену, но совершенно не освещал противоположной. Нащупал что-то вроде лома и отложил в сторону. Молотки, ножовка, стамески… Неплохо. Неужели Залесский такой умелец? Топор! Ну что ж, лом это, конечно, хорошо, но топором он управится быстрей. Илья потрогал лезвие и покачал головой – не иначе, топором собирались рубить дрова. Оно оказалось не только тупым, с его точки зрения, но и имело две глубокие зазубрины. Впрочем, для того, чтобы выломать дверь, это вполне подойдет.
   – Поднимитесь наверх, чтобы я вас случайно не задел, – велел он детям, спускаясь к подвалу.
   Дверное полотно было собрано из отличной доски-пятидесятки и отделано шпоном. Хорошо, что его не обили металлом. Илья долго крошил эти доски: ступеньки подходили к двери вплотную, и ему было не с руки бить по ним топором – либо слишком близко, либо слишком высоко. Наконец, дерево вокруг замка затрещало, и Илья, ударив очередной раз, влетел в подвал вместе с распахнувшейся дверью, и упал на колени. Все же работал он топором чересчур интенсивно – противно заныли ребра, которые не тревожили его дня два. Да и биться плечами в дверь тоже не следовало.
   Света явно не хватало. Сумеречные блики от высоких проемов ложились на потолок и ничего не освещали. Илья вынырнул в кухню – там хотя бы что-то можно было разглядеть.
   – Ребятки, постойте здесь. Там очень темно, ноги переломаете.
   – Нет! – хором закричали близняшки.
   – Сережка вас защитит. И, в случае чего, кричите, я сразу прибегу.
   – А как мы узнаем, что это вы? – спросили они хором.
   Илья поднялся к ним поближе и прошептал:
   – Если это буду я, то сделаю вот так, – он сложил ладони в замок и потряс ими над головой.
   – Да папа, я тебя все равно узнаю. Ты не беспокойся, – кивнул Сережка.
   Илья потрепал его по плечу и нырнул в подвал. Но не успел пройти и трех шагов, как запнулся и чуть не упал. Он выругался и почувствовал, что сзади под коленку тычется что-то теплое и мокрое.
   – Айша? – спросил он, и собака ткнулась носом ему в ладонь, – ну, пошли вместе.
   Илья ухватил ее за ошейник, чтобы не потерять из виду. Она рвалась вперед, волоча его за собой. Под ноги все время попадалось что-то тяжелое, но Илья не тратил времени на то, чтобы разобраться с этим. И только когда, громко выругавшись, растянулся на бетонном полу, пощупал рукой то, обо что споткнулся. Наверное, это была газонокосилка, которой положено стоять у стены, но она опрокинулась и легла поперек прохода. Не иначе, тут прошло нечто, сметающее все на своем пути. Айша покорно дождалась, пока Илья поднимется и закончит ругаться, потирая коленки, и снова потащила его вперед.
   Он спотыкался еще пару раз, пока собака не остановилась перед дверью и не попятилась.
   – Сюда? – спросил Илья, но она, понятно, ничего не ответила.
   Дверь снова оказалась запертой, только на этот раз не такой крепкой – Илья выбил ее одним ударом ноги.
   Здесь тоже горели свечи, и вообще, сложилась уютная, интимная обстановка. Помещение отводилось под котел, отапливающий дом, но было для него явно великовато. Посередине, свернувшись двумя красивыми кольцами, возлежала русалка со змеиным хвостом. Внутри ее колец свернулась калачиком Вероника, и голова ее покоилась на черной чешуйчатой змеиной коже. Вероника не пошевелилась, когда он вошел, русалка же нервно подняла голову, а потом выпрямилась, как кобра, принявшая боевую стойку. Какая она все же была красавица, и в мерцающем свете свечей от нее было не оторвать глаз: иссиня-черные волосы, тонкие черты лица, маленькая, упругая грудь…