Денисова Ольга. Придорожная трава

   Она погладила близняшек по головам:
   – Ничего, мои милые. Я этого так не оставлю, не бойтесь, у нас все будет хорошо. Вот увидите, я обязательно что-нибудь придумаю.
   Слезы опять подступили к глазам, но Ника сдержала их и поднялась. Она не станет рассиживаться и распускать нюни. Прислужница в церкви предлагала ей сходить к ворожее? Что ж, возможно, ворожея подскажет, где искать ту силу, которая ей нужна. Надо испробовать все, проверить все пути решения проблемы, только тогда ее можно будет разрешить.
   – Идите во двор, девочки, – вздохнув, попросила она, и подняла близняшек на ноги, – мне надо здесь прибрать.
   Они послушно кивнули, все еще дрожа и всхлипывая.
   – Батюшка был очень добрый, правда, мама? – спросила Майя, поднимая полные слез глаза.
   – Он нас защитил, да? – всхлипнула Марта.
   Ника подтолкнула их к выходу:
   – Да, он нас защитил. Идите, пожалуйста, не мешайте мне, мне и так очень тяжело…
   Они кивнули одновременно, и понуро направились к двери. Если бы не ужасная лужа крови на паркете, Ника ни за что не оставила бы их одних в такую минуту.
 
   Узкая тропинка в конце Лесной улицы на другом конце поселка, далеко за железной дорогой, привела Нику к старому дому, который и вправду сначала показался ей заброшенным. Дом был обшит серо-коричневой вагонкой, еще сохранившей следы краски, которая давно облупилась и осыпалась. Крыша слегка покосилась как сдвинутая набекрень треуголка, окна скособочились, и некогда красивые резные наличники торчали вверх и вниз жалкими огрызками, словно обломанные зубы. Никакого забора вокруг дома не наблюдалось, протоптанная тропинка вела прямиком к крыльцу, около которого пышно разрослась сирень.
   Ника огляделась и взошла на низкое крылечко – под ногами скрипнули и шевельнулись доски.
   – Заходи, – услышала она хриплый голос из-за двери, хотя не успела постучаться.
   Хлипкая дверь с широкой кривой щелью у порога скрипнула и приоткрылась еще до того, как Ника дотронулась до ее ручки. Ника осторожно переступила порог и огляделась. Никакой прихожей в доме не обнаружилось, сразу за дверью располагалась кухня, довольно чистая, с выбеленной печью, газовой плитой и старым, пожелтевшим от времени холодильником. Их кухни следующая распахнутая дверь вела в единственную комнату, тоже чистую и опрятную, что никак не вязалось с внешней заброшенностью дома. По другую сторону от кухни расположилась светлая веранда.
   В комнате, за круглым столом, накрытым клеенчатой скатертью, сидела старуха – рослая, сморщенная, как сухой гриб, одетая опрятно и вовсе не по-деревенски. Так одевались барышни в тридцатых годах, почему-то Ника именно так представляла себе довоенный наряд, например, Анны Ахматовой. Перед старухой на столе лежала открытая книжка, стояла высокая чашка с дымящимся чаем, валялась початая пачка «Беломора», а большая хрустальная пепельница была полна папиросных окурков.
   – Заходи, чего встала, – бабка панибратски подмигнула Нике и указала на место за столом.
   – Здравствуйте, – уронила Ника и, озираясь по сторонам, двинулась в комнату.
   – Чай будешь? – спросила старуха, и, не дожидаясь ответа, поднялась, подошла к массивному резному комоду, на котором стоял электрический чайник, несколько одинаковых высоких чашек, сахарница и вазочка с вареньем.
   – Только к чаю у меня ничего нет, не люблю я сладкое, поэтому и не держу в доме. Хочешь, могу бутербродик с колбаской сделать.
   – Нет-нет, спасибо, – опешила Ника от ее гостеприимства и простоты.
   – Тогда так пей, – пожала плечами бабка, кинула в чашку пакетик с чаем, и залила его кипятком.
   Ника присела на краешек стула, чувствуя себя школьницей в гостях у строгой учительницы.
   – Не куришь, вижу, и правильно делаешь. Но я, извини, буду курить. Форточку открыть могу, но курить все равно буду.
   – Конечно-конечно, – согласилась Ника, хотя не переносила табачного дыма и никогда курить в своем присутствии не позволяла.
   Старуха поставила перед ней чашку с блюдцем, сахарницу и варенье. Нике ничего больше не оставалось, как вежливо кивнуть и пригубить обжигающего чаю. Вообще-то чай она не любила, и пила обычно кофе или минеральную воду.
   – Рассказывай, как тебя угораздило в Долине дом построить, – бабка шумно отхлебнула из своей чашки, смачно дунула в мундштук папиросы, постучала им по пепельнице, смяла гильзу и закурила, щелкнув бензиновой зажигалкой «Зиппо». Ника пригляделась – зажигалка, очевидно, стоила немалых денег, хотя могла оказаться и дешевой подделкой.
   – Что смотришь? Дорогая вещь, человек один подарил. Знал мою слабость до дорогих безделушек. Ты-то, небось, платок притащила.
   Ника испуганно втянула голову в плечи.
   – Ничего. Но если в следующий раз придешь, ложку принеси серебряную. Чайную. Моя сломалась недавно – мед ковыряла засахаренный, она и обломилась. Но это если придешь, я никого к себе в гости силком не тяну, и подарков не вымогаю. Чего принесли – то принесли, на том спасибо.
   – А… а откуда вы знаете, что я в долине построила дом? – нерешительно спросила Ника.
   – У тебя на лбу это написано, – хрипло хохотнула старуха, – рассказывай, не тушуйся. Глупости про меня говорят, что я сглазить могу или порчу наслать. Знаю много, не скрываю. Но не глазливая я, не ведьма ведь – ведунья, разницу чушь?
   Ника начала рассказ издалека, сперва робко, но постепенно увлеклась и расслабилась – она в первый раз получила возможность говорить о долине, своих страхах и догадках в открытую, не боясь показаться смешной или ненормальной. Старуха слушала внимательно, только изредка вставляла ядовитые комментарии.
   К концу рассказа Ника знала, что лохматое чудовище с человеческими руками – это леший, а Мара – суккуб, и для женщин, в общем-то, не очень опасна. И что участки не продаются, потому что покупатели, появляясь в долине, чувствуют, как долина отталкивает их, и советы плотника для них большого значения не имеют. Когда рассказ Ники дошел до освящения дома, бабка презрительно скривилась и пробормотала:
   – Нашла, кого просить! Их еще в позапрошлом веке поганой метлой из Долины погнали, в прямом смысле поганой. Старый-то батька это знал, а молодому, небось, силушку богатырскую девать некуда было, вот и согласился.
   Когда же Ника рассказала о том, что произошла утром с отцом Андреем, ведунья захохотала громко и неприлично, смутив Нику кощунственным отношением к трагедии.
   – Ой, не могу! – бабка вытерла слезы из уголков глаз, – батьке крестом по башке, значит? Молодец, болотный дедко! Нечего им в Долину соваться. И как, остался жив или помер сразу?
   – Когда скорая его увозила, был еще жив, – сдержано ответила Ника.
   – Ну, может и не помрет, сейчас медицина чудеса творить может. И что же ты от меня хочешь? Совета? Так я посоветую тебе уехать, и буду права. Но ведь не за этим ты ко мне шла, уехать много ума не надо, правильно я рассуждаю?
   Ника кивнула, испугавшись, что ее надежда на помощь старухи оказалась напрасной.
   – Я могу тебе рассказать, что такое Долина и с чем ее едят, а ты дальше сама будешь думать, что тебе делать. И советовать ничего не буду, на твоей совести будут твои поступки, если все-таки решишься не бежать, а действовать. Небось, ни леший, ни дедко болотный мне платочков не носят, чтобы я их тайну берегла. Да и жить мне недолго осталось. Сразу скажу, плотник твой – никакой не колдун, и валенком не прикидывается, валенок он и есть. Спокон веку Долина находила себе стража, который за нее да за свою избушку жизнь положить готов. Старый хозяин умер, а этот еще в силу не вошел. Лет через десять-пятнадцать, глядишь, Долина поднимет его повыше. Все ее стражи поначалу валенками были, а потом на ноги прочно вставали. Говоришь, дома его ваши клиенты ценят? Вот тут и поднимется.
   – Да его деньги не интересуют, – хмыкнула Ника.
   – Не в деньгах сила и власть, а в уважении человеческом. Старый хозяин председателем поссовета был, а предыдущий страж Долины и вовсе из леса не вылезал, ни гроша за душой не имел, а люди к нему на поклон за советом ходили. Вроде судьи местного, как рассудит, так и сделают, никто ни разу не ослушался. И попробовал бы кто поперек него слово сказать – не Долина, люди бы стеной за него встали. Вот расскажи кто завтра твоему клиенту из Сургута, будто плотника, который дом ему срубил, твой муж обидеть хочет, что с твоим мужем станет после этого? Вот то-то. Но сам-то хозяин избушки никакой силы не имеет, и уж тем более, никакая нежить ему не подчиняется. И хозяином его зовут не потому, что в прислугу к нему записались, а поскольку вроде как в гости к нему пришли. Уважают они его, конечно, даже любят, наверное. Только Долина и нежить, что там бродит – не одно и тоже. Долина – место силы, туда древние боги заглядывают, потому христианам туда путь и заказан. Говорят, в праздничные ночи расступаются в лесу деревья, и поднимается из земли огромный Каменный лик. И если человек там в это время окажется, может с богами говорить. Мне увидеть не довелось, но из первых рук рассказ я этот слышала.
   – Так значит, вся сила в этом… лике? Идоле?
   – Нет, – покачала головой ведунья, закуривая очередную папиросу, – сила – в избушке. Недаром ее хозяина называют стражем Долины. Пока стоит избушка, Долина цветет и пахнет. Не будет избушки – не будет Долины. Болото ее сожрет. Не сразу, конечно, несколько лет пройдет. Силы в ней не останется, которая воду в ручьи и реки собирает. И нежить к людям выйти уже не сможет.
   – Значит, если снести избушку… – начала было Ника.
   Старуха насупилась, посмотрела на Нику исподлобья и перебила:
   – Уехать тебе надо до Купалы, говорят, в самую короткую ночь года Долина оживает и прозревает. Так что плотник твой верно тебе о сроке сказал. Теперь сама думай, что тебе делать, и совета у меня не проси, я тебе уехать посоветую, поняла?
   Ника кивнула.
 
   Она добралась до своей машины, села за руль, но не спешила заводить мотор. Это хорошо, что плотник вовсе не колдун и можно его не бояться. Надо снести избушку, и все будет хорошо. Ника с самого начала чувствовала, что в этом черном домике кроется какое-то зло, она с самого начала просила Алексея его снести. Значит, она не ошиблась. Но как ее снесешь, если плотник ее законный хозяин и продавать ее не хочет?
   Если плотник не колдун, и никем не прикидывается, то он, наверное, и вправду не желает ей зла. А она так несправедливо к нему отнеслась, когда в последний раз на пляже он предложил ей свою помощь и защиту. Между прочим, этой помощи ей не предлагал даже Алексей, хотя она просила его об этом не один раз. И от водяного плотник ее спас, и когда люстра упала, тоже оказался рядом. Значит, это был не спектакль, он действовал искренне и по-доброму. Неужели во всей этой истории нашелся только один человек, который готов ей помочь? И именно его она и обвиняла во всех своих несчастьях.
   И как назло, только от него и зависит, сможет она дальше жить в долине или нет. Теперь ей совсем не хотелось давить на него и принуждать к продаже избушки. Во-первых, она уже не сомневалась в том, что это ей же самой и выйдет боком, а во-вторых, она его пожалела и взглянула на его поступки совсем с другой стороны. Он с самого начала помогал ей и ничего от нее не требовал. И с собаками любой другой поднял бы шум, или выпросил денег. И когда в цоколе прорвало трубу, он тоже помог, и ничего за это не взял. Про водяного и говорить нечего. Он просто милый, добрый человек, со своими странностями и чудачествами. И, что бы там ни было, а рядом с ним Ника чувствовала себя защищенной.
   Может быть, нужно просто его просто попросить? Попросить продать избушку, объяснить, что от этого зависит ее жизнь и жизнь девочек? Вдруг он не устоит? В конце концов, она красивая женщина, а плотник, судя по всему, относится к женщинам трепетно и с любовью.
   Ну, а если откажет, тогда можно будет подумать, что делать дальше.
 
   На следующее же утро Ника начала приводить свой план в исполнение. Накормив девочек завтраком, она долго выбирала, что ей на себя надеть, и остановилась на шортах, легкой ковбойке и белых спортивных тапочках. Вид получился задорный, летний и независимый. Если она идет о чем-то просить плотника, то это не значит, что собирается изображать из себя замученную несчастьями мамашу двух детей, нет. Она сильная женщина, которая под грузом свалившихся на нее проблем не опустит головы. Ника распустила волосы, сделала скромный, по погоде, макияж и осталась очень довольна собой.
   Выйдя из дома, она направилась было к избушке, но, услышав неподалеку рев бензопилы, заглянула на участок, где планировалось поставить баню, и увидела плотника, который в одиночестве пилил длинное толстое бревно. Она подошла поближе, надеясь, что ей не придется его окликать, но пила шумела так громко, что он не заметил ее приближения.
   Ника остановилась и собралась с мыслями. Илья, его зовут Илья. Она всего один раз обратилась к нему по имени, это действительно невежливо с ее стороны. Плотник совершенно не замечал ее присутствия, и она почувствовала неловкость, как будто подсматривала за ним. Правду говорят, можно бесконечно смотреть на то, как другие работают – Ника неожиданно залюбовалась его движениями. Она никогда раньше не замечала, что у него красивое загорелое тело, сильные руки с рельефными мышцами, мускулистая спина, которую до сих пор уродовали так и незажившие кровоподтеки.
   А ведь он мужественный парень – не испугался Алексея, и вправду сказал Петухову то, что думает, а не то, что от него хотят услышать.
   Враг он ей или друг? Как к нему надо относиться? О чем говорить, а о чем умалчивать? Ника так и не успела обдумать этого окончательно, когда плотник разогнулся и, наконец, заметил ее.
 
   Проснувшись далеко не ранним солнечным воскресным утром, Илья решил поработать. Чувствовал он себя вполне сносно, только сломанные ребра иногда давали о себе знать. Мишке же, напротив, работать надоело и они с Сережкой сперва собирались сходить в магазин, а потом поваляться на пляже.
   К одиннадцати утра солнце жарило не слабей, чем часа в три, разве что духоты еще не было. Илья скинул футболку и с удовольствием разделся бы до трусов, но по Долине иногда пробегали близняшки, и он посчитал это зрелищем не для маленьких леди.
   Конечно, обвяз лучше делать вдвоем, но Илья и один мог запросто управиться, поэтому не стал дергать Мишку – пусть отдыхает.
   Он протесывал нижнее бревно – стружка хлестала из-под пилы, прилипая к потному телу, и попадала в глаза. Сколько раз он хотел завести защитные очки взамен сломанных в прошлом году, но так и не собрался. Разумеется, Илья не слышал, что происходит рядом с ним, поэтому очень удивился, когда, разогнувшись, увидел Веронику, стоявшую в двух шагах за его спиной. Интересно, давно ли она на него смотрела или только что подошла?
   – Вы еще живы? – с грустной улыбкой спросила она.
   – Как видите, – Илья поставил пилу и присел на бревно, протерев глаз кулаком.
   Вероника была в шортах, и ему стоило определенных усилий оторвать глаза от ее длинных безупречных ног.
   – Я хочу поговорить с вами.
   Илья пожал плечами:
   – Говорите.
   – Вы позволите мне присесть? – она огляделась и, видимо, не нашла ничего подходящего.
   Илья снова пожал плечами, встал и принес коротыш, валявшийся с другой стороны фундамента, распилил его пополам и поставил пенек перед Вероникой.
   – Устроит? – спросил он, выдергивая из-за пояса перчатки и стряхивая с пенька опилки.
   – Вполне, – кивнула Вероника и присела, красиво согнув ноги с белыми круглыми коленками.
   Он сел напротив нее и снова протер глаз – что-то в него попало и никак не хотело выпадать. Как назло, такие вещи всегда случаются в самое неподходящее время.
   – Вы видели, как к нам приезжал батюшка? – начала Вероника.
   – Чей? – не понял Илья.
   – Ничей, – вздохнула Вероника, – священник.
   – А… Нет, не видел. Ему тут понравилось?
   – Ему тут проломили голову, – мрачно сообщила Вероника, – он чудом остался жив.
   Илья сочувственно покачал головой:
   – А он зачем приезжал? Окропить помещение?
   – Да! И ничего смешного в этом нет! – сердито сказала она.
   – Что, крестная сила не помогла?
   – Как вам не стыдно над этим смеяться! – вспыхнула Вероника.
   – Да я и не смеюсь, – хмыкнул Илья, – просто забавный вы избрали способ бороться за свою жизнь. И после этого вы будете говорить, что я – сумасшедший, а вы – нет?
   – Не вижу никакого сумасшествия в том, чтобы обратиться к помощи церкви.
   – У каждого свои мультики в голове, – усмехнулся Илья, – значит, обряд изгнания дьявола не состоялся?
   Вероника покачала головой.
   – Могу вам посочувствовать, – Илья опять протер глаз.
   – Послушайте, я вчера была у… как бы правильно выразиться… у гадалки…
   Илья чуть не рассмеялся и закусил губу, пряча улыбку.
   – Вам смешно? – Вероника привстала, – а что мне еще прикажете делать? У меня по дому ходят привидения, я устала считать несчастные случаи, которые тут происходят, мне и моим детям все время что-то угрожает! Что я, по-вашему, должна делать?
   – Уехать, – пожал плечами Илья.
   – Вам хорошо говорить, у вас нет ни кола, ни двора.
   – Ерунда! – хмыкнул Илья, – У меня есть и то, и другое.
   – Тогда почему вы сами отсюда не уезжаете?
   – Я уже говорил. Я – хозяин избушки.
   – Да? А я – хозяйка большого дома. Чем вы лучше меня?
   – Мне здесь ничто не угрожает, – Илья посмотрел на нее, нагнув голову.
   – Да? Мне так не показалось. Кстати, а что позавчера произошло с теми, кто приезжал к вам на джипе? Мой муж беспокоился, почему они к нему не зашли, – сказала она с вызовом и посмотрела на Илью сверху вниз.
   – За деньгами? – спросил Илья с улыбкой.
   – Да, – ответила она.
   – У них тут случилась некоторая неприятность. Двое отвалили сразу, а второй задержался у меня до вечера по состоянию здоровья. Наверное, им было не до денег.
   – Ну, после этого вы просто Рембо, – она презрительно сложила губы.
   – Да нет, – Илья снова протер глаз, – так получилось, им просто не повезло. Так же как вашему служителю культа.
   – А вам, значит, повезло?
   – Ага.
   – И вы считаете, вам ничего не угрожает?
   – Мне угрожает один конкретный человек, который в одиночку боится зайти ко мне в дом. Ему, чтобы поговорить со мной, надо звать милицию, которая бы крепко держала меня за руки. Неужели вы считаете, опасность, угрожающая мне, серьезней, чем та, что угрожает вам?
   Вероника проглотила нелицеприятные сведения о своем муже, Илье даже показалось, что она нисколько не удивилась и была с ним в чем-то согласна, но все равно не сдалась:
   – Но у этого человека достаточно денег и связей, чтобы вас уничтожить.
   – Пусть пробует, – Илья пожал плечами, – раз на раз не приходится, может быть, в следующий раз ему повезет больше.
   – Что-то вы осмелели, – усмехнулась Вероника, – когда мы с вами говорили в последний раз, вы не были так в себе уверены.
   – Разве? Я не помню, – Илья вспомнил их последний разговор и сжал губы.
   – Зато я отлично помню. Вы имели весьма жалкий вид.
   – Может быть, – Илья хотел невозмутимо усмехнуться, но вместо этого снова протер глаз – соринка не давала ему покоя и колола все сильней.
   – Да вы и сейчас выглядите не многим лучше, – Вероника скептически его оглядела, и Илья пожалел о том, что снял футболку, – и почему вы все время трете глаз?
   – Стружка попала, – ответил Илья, – может, поможете вытащить?
   А что, это было бы интересно. Такая надменная, гордая женщина вдруг превращается в заботливую и нежную… Какие красивые ноги! Просто головокружительно красивые.
   – Нет, – Вероника скривила губы, но вовремя спохватилась и изобразила на лице любезность.
   – Напрасно. Тогда я сам попробую. Ну, невозможно так разговаривать.
   – Попробуйте, – снисходительно согласилась она.
   Илья подергал веко, поковырял углы глаз пальцем, но добился только того, что стружка ушла еще глубже и начала колоть гораздо сильней, а из глаза полились слезы
   – У вас зеркальца нет? – спросил он.
   – Нет, – Вероника покачала головой, – идите сюда, я вам помогу. Просто смотреть невозможно, какой вы… неуклюжий.
   Она не пошевелилась, и Илья присел перед ней на корточки и поднял голову, чтобы ей было удобней.
   – Ближе, – ослепительно улыбнулась она.
   «Ничего себе», – подумал Илья и почувствовал, как учащается дыхание. Он подвинулся к ней немного, не зная, куда спрятать руки, едва не касающиеся ее круглых коленей. Вероника теплыми пальцами повернула его голову и раздвинула веки.
   – Посмотрите наверх, – она пригнулась к его лицу, и он почувствовал ее дыхание, – теперь вниз. Вот так, не двигайте глазом.
   Если он немедленно что-нибудь не сделает, он ее разочарует. Такая женщина – и так близко. Илья не сомневался, она пошла на это сознательно, нарочно, ожидая от него инициативы. Еще когда они сидели на пляже, он заметил, что она взволнована и слегка смущена. Но там им мешал Сережка. А теперь? Интересно, где ее муж? Мысль о том, что перед ним сидит жена Залесского и дышит ему в лицо, еще сильней взбудоражила его и придала смелости. Какая прекрасная банальность! Если бы стружка не попала ему в глаз, ее бы следовало придумать.
   В ту секунду, когда Вероника коснулась пальцем его глаза, Илья осторожно положил руки ей на колени. Она никак на это не отреагировала, хотя он и опасался, что она вскочит и начнет кричать.
   – Вы рискуете глазом, – тихо сказала она.
   – Правда? – шепотом спросил он и нагло улыбнулся.
   Вероника кивнула. Он не понял, кивнула она, давая ему добро, или просто подтвердила сказанное. Сидя на корточках, действовать было не очень удобно, хотя она и нагнулась к нему. Илья положил руку ей на затылок и притянул к себе еще ближе, обхватывая ее губы своими. Губы у нее были удивительно мягкими, совсем не такими, какими казались. Она, правда, зажалась, и как будто испугалась того, что сделала. Илья взял ее за пояс другой рукой и стащил с пенька в опилки, лаская ее бок и постепенно подбираясь к груди. И только тогда губы ее разжались, и он почувствовал ее руку на своей спине. Он осмелел настолько, что прижал ее к себе куда как более тесно, чем стоило, но на это она лишь начала гладить его спину обеими руками, робко и осторожно. «Ну что ж ты так боишься?» – подумал Илья, переходя все границы приличия, одной рукой сминая ее грудь, а другой запрокидывая ей голову, надеясь уложить на землю. Она стиснула его сильней – это немного походило на страсть, как вдруг разжала руки и в испуге отстранилась.
   – Ой!
   – Что? – спросил Илья.
   – Я сделала вам больно?
   Он вздохнул с облегчением и покачал головой, прижимая ее щеку к своей:
   – Ну разве можно меня так пугать… – шепнул он ей в ухо.
   – Вы сами понимаете, что делаете? – тихо спросила она, сдерживая сбившееся дыхание.
   – Отлично понимаю, – шепотом ответил Илья, – я обнимаю и целую очень красивую женщину.
   – Вы – шалопай! – засмеялась она.
   – Точно, – согласился Илья и потерся об ее щеку.
   – И что дальше? – грустно прошептала она.
   – Право, я даже не знаю, что тебе предложить… Там в готовом срубе есть гора сухих и мягких опилок.
   – Да вы с ума сошли, – хихикнула Вероника.
   – Ты всегда считала меня сумасшедшим, почему бы мне этого не доказать? И потом, сходить с ума рядом с такой женщиной вовсе незазорно.
   – Ты всем своим подружкам это говоришь? – засмеялась она.
   – Каким подружкам? – Илья поднял брови и тоже засмеялся ей в ухо.
   Она была такой мягкой и горячей, излучающей страсть и нежность, что действовать стоило немедленно. В любую секунду ее настроение изменится, и все полетит к черту. Илья подхватил ее на руки и поднялся, правда, не без труда.
   Но, едва он огляделся вокруг, как увидел близняшек, бегущих в их сторону.
   – Мама! – крикнули они хором, заметив Илью.
   Илья немедленно поставил ее на землю и выругался в полголоса, пытаясь отряхнуть с нее опилки. Она испугалась и отпрыгнула в сторону от него, лихорадочно приглаживая волосы. Опилки прилипли к ее клетчатой блузке и спереди и сзади, а на груди отпечаталась масляная пятерня. Ну да, он же заправлял пилу…
   – Мамочка, что с тобой? – издали спросили они.
   Вероника хлопала глазами, не в силах быстро сообразить, что ответить.
   – Ваша мама упала, просто споткнулась, – пряча улыбку, сказал Илья.
   – Да, а дядя Илья помог мне встать, – подхватила она.
   – Ты не ушиблась? – спросила одна из близняшек.
   – Нет, ничего страшного. Не волнуйтесь. Что-то случилось?
   – Мы просто мимо шли, увидели тебя и испугались.
   Вероника сделала строгое лицо:
   – Хорошо, играйте, нам с дядей Ильей надо поговорить.
   Девчонки синхронно кивнули и, взявшись за руки, побежали дальше.
   – Не успел, – Илья сел на бревно и глянул на Веронику снизу вверх, как будто извиняясь.
   Она вздохнула, словно отряхивая наваждение, сжала губы и подняла голову:
   – Я пришла вовсе не за этим…
   «Действительно, не успел», – подумал Илья.
   – Жаль… – он поднял и опустил брови, – а мне показалось…
   Она присела на пенек напротив него, все еще разгоряченная, растрепанная, смущенная, но совсем не такая, какой была минуту назад.