Страница:
Она отшатнулась и чуть не опрокинулась назад, запнувшись об ковер. Надо немедленно включить свет! Может быть, это снова ночной кошмар? Тогда нужно всего лишь проснуться.
Узкие ладони с длинными голубоватыми пальцами уперлись в стекло, словно старались его выдавить, на бледном лице отчетливо проступила мертвенная синева, и рот сказал что-то угрожающее, но что, Ника не услышала, отступая вглубь комнаты.
Свет! Надо немедленно включить свет, и галлюцинация исчезнет, рассеется. Она протянула руку к выключателю, до которого оставалось не больше трех шагов. И в этот миг балконная дверь распахнулась, с шумом ударившись об откос. Холодный ветер ворвался в комнату и дохнул на Нику затхлым кладбищенским запахом. Ночные шорохи, обычно еле слышные, зазвучали в полный голос.
Существо в белом саване повисло над порогом и хрипло захохотало, откинув голову и обнажая длинный острый клык.
Ника замерла на месте, не в силах пошевелиться. Ноги, как в кошмарном сне, приросли к полу, рука, тянущаяся к выключателю, замерла и отказывалась подчиняться.
– Убирайся отсюда, – прошипело существо, резко оборвав страшный хохот, – убирайся! Тебе здесь не место!
Горящие белесым светом глаза глянули Нике в лицо, и на дне этого взгляда Ника увидела свою смерть: глубокую холодную могилу, залитую дождевой водой, в которую опустили заколоченный гроб, обтянутый черным бархатом. И толщу земли, давящую на грудь. Удушливую темноту и склизких червей, пожирающих ее плоть.
Ноги ее подкосились, и она медленно опустилась на ковер. Существо снова захохотало, а потом встало на пол и быстрым неслышным шагом двинулось в сторону Ники. Ника зажмурила глаза и втянула голову в плечи. Ее лица коснулся подол белого савана, пахнущий землей, и волна холода окатила Нику с головы до ног.
Но существо просто прошло мимо, распахнуло дверь и исчезло в темноте коридора. Сквозняк поднял легкую занавеску, и она захлопала на ветру, словно парус.
Ника не могла сказать, сколько времени просидела на ковре в полном оцепенении, а когда очнулась, поняла, как ужасно замерзла. Свежий ветер майской ночи гулял по комнате, никакой могильной затхлости в нем вовсе не ощущалось. Как ей могло такое привидеться? Нет, определенно, расшатанные нервы надо лечить.
Она поднялась, поеживаясь, захлопнула дверь в коридор, и прикрыла балкон. Может и к лучшему, что комната так хорошо проветрилась – теперь она будет крепко и спокойно спать.
Под одеялом было тепло и уютно, Ника прочитала полстраницы и поняла, что ее невыносимо клонит в сон. Может быть, сегодня ей не будут сниться кошмары? Может быть, на сегодня ей хватило кошмаров наяву? Она погасила бра, подложила ладонь под щеку, и блаженно зажмурилась. Надо каждый день проветривать спальню на ночь.
Она проснулась среди ночи оттого, что кто-то присел на ее постель.
Ника в ужасе вскочила и потянулась к выключателю. Неужели опять? Снится ей это, или кошмар снова посетил ее наяву?
Бра ярко вспыхнуло, вопреки ее опасениям. На ее кровати сидел наглый плотник и прижимал указательный палец к губам. Как и вечером, он был прилично одет, побрит и причесан. Ника не могла не отметить, что у него, на самом деле, красивые волосы – густые, темно-русые, немного выгоревшие сверху. А короткие брови были светлей волос, создавая необычный контраст.
– Что вы здесь делаете? – почему-то шепотом спросила она.
Он покачал головой и ничего не сказал, и Ника, вместо того, чтобы немедленно выставить его вон, почему-то промолчала тоже. Может быть, обрадовалась, что вместо чудовища к ней явился обычный человек?
Плотник, между тем, нежно провел рукой по ее щеке, как будто пробуя ее на ощупь. И Ника не могла сказать, что это показалось ей неприятным. Его сухие губы беззвучно что-то прошептали, и ей вдруг необыкновенно захотелось, чтобы он ее поцеловал, бледными упругими губами.
Он будто прочел ее мысли, подложил ладонь ей под затылок, и притянул к себе. Ее грудь прижалась к его рубашке, и Ника задохнулась, настолько это прикосновение оказалось волнующим. У него были сильные руки, он с легкостью удерживал ее на весу, обнимая ее губы своими. И поцелуй его был сильным, страстным, и, пожалуй, смелым. Он нисколько не сомневался в себе, в своей неотразимости, но Нику это не обидело, а наоборот, еще больше разгорячило. Ей хотелось крепких объятий, ей хотелось видеть, как мышцы вздуваются у него на плечах, и она просунула руку к его животу, вытаскивая его рубашку из-под брюк.
Плотник опустился вместе с ней на подушку, давая ей возможность расстегнуть ему пуговицы, но губ ее из своих не выпустил, ласкал и мял ее тело жесткими мозолистыми пальцами.
У него было красивое, мускулистое тело. Ника провела пальцем от шеи до глубокой ямочки на груди, рассматривая его торс, но он не дал ей долго любоваться собой, сгреб в объятия и прижал к себе так тесно, что из легких вышел весь воздух. Страсть его показалась ей сдержанной, как будто он прикладывал усилия к тому, чтобы не дать себе воли, потому что тогда он либо сомнет ее кости в объятьях, либо разорвет на куски. Его внутренняя дрожь передалась ей, и она поняла, что не имеет ничего против того, чтобы быть разорванной на куски.
Ника с силой дернула его брючный ремень, стараясь его расстегнуть, плотник помог ей снять с себя брюки, а потом резко откинул ее на подушку, и ей пришлось притянуть его к себе, потому что страсть кипела в ней и выплескивалась через край. Его лицо замерло напротив ее лица, Ника обхватила руками его спину и прижалась к нему грудью, выгибаясь вперед.
Его немигающий взгляд отсвечивал безумием и безрассудством, и Ника поняла, что тонет в этих сумасшедших глазах, и хочет в них раствориться. Лицо его окаменело, на нем остро обозначились скулы, и страх пронзил Нику остро и внезапно – она почувствовала, что он не тот, за кого себя выдает. Но, как ни странно, это не погасило ее страсти.
– Ну же… – прошептала она, и в эту секунду поняла, что смотрит в пустые глазницы голого черепа, и оскаленные зубы тянутся к ее губам, и руки ее лежат на острых костях позвоночника, покрытого ошметками тлеющей плоти. И эта же осклизлая тлеющая плоть чмокает, прикасаясь к ее белой груди.
Она хотела закричать, но выдавила только жалкий шепот, похожий на шипение. Оскаленные зубы обхватили ее рот в чудовищном поцелуе, скользкие кости пальцев стиснули ее плечи, Ника рванулась и… проснулась в своей постели.
В комнате было темно и свежо. Она застонала и уткнулась лицом в подушку. Как отвратительно! Какая мерзость, от начала до конца! Пусть это только сон, ей немедленно захотелось забраться в душ, чтобы смыть с себя эти прикосновения. Не столько гадкого чудовища, сколько того, кем это чудовище было перед этим. Ее душили отвращение и стыд. А говорят: в страшном сне не приснится! Приснится, еще как приснится!
Ника села на постели, накинула халат и вдруг почувствовала безотчетный страх, совершенно необъяснимый. Руки задрожали, по спине пробежали мурашки и онемели ноги. Что могло ее испугать? Ничего ведь не произошло, никакие ужасные мысли не приходили ей в голову, никаких посторонних звуков до нее не доносилось.
Она одна в доме. Совсем одна. В темном доме. Никто не услышит ее и не придет на помощь, если что-нибудь случится. И в этой темноте вокруг нее что-то происходит. Ника понимала, надо всего лишь включить свет, и морок рассеется, пропадет, все встанет на свои места.
И как сильно дует из-под двери… Дует? Нет, из-под двери тянет сыростью… затхлой сыростью. И пахнет болотной водой. Ну почему же так страшно? Настолько страшно, что не хватает смелости протянуть руку и зажечь свет.
В тишине протяжный скрип двери прозвучал оглушительно, Ника похолодела и перестала дышать. Дверь открывалась медленно, словно тот, кто толкал ее вперед, не имел для этого достаточно сил. Ника смотрела на нее, не отрываясь, широко раскрыв глаза, и чувствовала, как внутри нее образуется пустота и опускается в низ живота.
В приоткрытой щели появился мутный зеленый огонек, проплыл внутрь и замер, мягко покачиваясь на уровне ее лица. Он принес с собой сырость и запах болота, затопил им спальню, и Ника почувствовала, что вдыхает прелый тяжелый воздух, который душит ее и оседает на легких зловонным илом.
И за ним Ника не столько увидела, сколько угадала размытую серую тень, поднявшуюся над ней, словно занесенный для удара топор палача. Руки вспотели, и лоб покрылся холодной испариной. Свистящий зловещий шепот, от которого язык приклеился к небу, и оборвалось дыхание, раздался над головой.
– Я дам тебе совет, – медленно выговорила серая тень, – и ты последуешь этому совету, если имеешь голову на плечах.
– Да… – прошептала Ника, не смея не ответить властному призраку.
– Открой книгу и возьми карандаш, – приказал призрак.
Руки сами собой потянулись к тумбочке, где лежала книга японцев – Ника всегда читала с карандашом в руках.
– Пиши, чтобы не забыть моего совета к завтрашнему утру.
Ника закивала, как маленькая девочка, внимающая желаниям любимого учителя.
– Пиши: я… никогда… не причиню зла… хозяину избушки…
Она на ощупь нацарапала на полях продиктованную фразу дрожащей рукой, и вдруг испытала невыразимое облегчение и благодарность, как будто только что получила из рук призрака откровение, позволяющее жить дальше.
– Спи, – прошипело привидение, и Ника, отложив книгу, покорно опустила голову на подушку и накрылась одеялом.
Страх, стискивающий шею холодными пальцами, заставил ее закрыть глаза, и она не видела, как мутный огонек выплыл из комнаты. И едва дверь за ним закрылась, сон пришел на смену ужасу, точно так же хватая ее за горло и парализуя волю.
Утро было солнечным, ярким и радостным, и Ника поспешила забыть о своих дурных снах. Завтра приедет Алексей, и все проблемы разрешатся как-нибудь без нее.
Она умылась и направилась в кухню, еще с лестницы услышав, что приехала Надежда Васильевна, которая напевала что-то себе под нос, а в гостиную уже проник запах жареных блинчиков.
– Надежда Васильевна, – вежливо кивнула Ника домработнице, – я же просила вас закрывать двери в кухню. Теперь весь дом провонял горелым маслом.
– Ну что ты, Верочка! Разве же оно горелое? У меня никогда ничего не подгорает, это только плохие хозяйки делают десять дел одновременно и за сковородкой не следят.
Ника поджала губы.
– Я просто прошу закрывать двери, чтобы в доме не было запаха еды, по-моему, ничего сложного в этом нет.
– Хорошо-хорошо, – беззлобно кивнула Надежда Васильевна, – люстра-то упала, а? Мне вчера Алеша рассказал, так я пол ночи не спала, все думала – как оно могло так повернуться?
– Я не хочу об этом говорить, – сдержано уронила Ника, – сделайте мне, пожалуйста, кофе и принесите в кабинет, я буду работать.
– А блинчики? Такие горяченькие, с пылу – с жару, со сметанкой?
– Надежда Васильевна, вы же знаете, что я не ем жирного и мучного.
– Ну, иногда-то можно? – домработница посмотрела на Нику расстроено, – хотя бы парочку?
Ника снова сжала губы, но устоять не смогла. Если Надежда Васильевна каждый день будет так ее кормить, ее разнесет, как бочку.
– Ладно, принесите мне в кабинет вместе с кофе, но только один блинчик, и не со сметаной, а с конфитюром.
Ника с увлечением проработала до двух часов дня, пообедала, и почувствовала, что ее мучительно клонит в сон. Ничего удивительного в этом не было, и она не видела никаких препятствий к тому, чтобы немного подремать днем. Уж днем-то никакой кошмар ей не приснится. Да и Надежда Васильевна дома, все ж родная живая душа.
Ника прилегла на кровать не раздеваясь, накрылась пледом, и открыла книгу – перед тем, как заснуть, она не могла не прочитать хотя бы абзац. Неожиданно рассказ увлек ее, хотя обычно японцы вызывали у нее недоумение и скуку, она читала их только потому, что это было модно. Страница летела за страницей, а она никак не могла оторваться от чтения, даже сон пропал. Интересно, кто из авторов так хорошо пишет? Японские имена вылетали у нее из головы сразу после прочтения, но на этот раз она решила заглянуть в конец книги, где про каждого из них была написана небольшая информационная статья. Ника пролистала последние страницы, и неожиданно наткнулась на корявую надпись, сделанную карандашом: «Я никогда не причиню зла хозяину избушки».
Она отбросила книгу, как будто в руках у нее оказалась ядовитая змея. И днем, и днем кошмар не оставит ее в покое! Ну не может же быть, чтобы привидение с зеленым фонариком приходило к ней на самом деле! Или она начала страдать лунатизмом и написала это во сне? Во сне ей казалось, что в этой надписи имеется какой-то глубокий смысл, но на самом-то деле, никакого смысла в этом не было и быть не могло! Чушь какая-то. Какой избушки? Какой хозяин? Если речь идет об отвратительном домишке, в котором ночует плотник, так его хозяин умер, ей это отлично известно, и никакого зла она причинить ему не сможет, даже если захочет. Или…
Ника на секунду представила, что привидение и было духом того самого хозяина избушки… Ей стало не по себе, но она немедленно выбросила из головы дурацкие фантазии. Не хватало еще поверить в ходячих покойников. А старик, к которому они ездили вместе с Алексеем незадолго до его смерти, и вправду показался ей странным и мерзким. Он был стар настолько, что походил на высохшую мумию, а респектабельный вид и дорогая одежда только усиливали это впечатление. И вообще, ощущения после той поездки у нее остались самые неприятные. Мало того, что старик отказал им, он сделал это в грубой и оскорбительной форме, дал понять, что Алексей для него – мелкая сошка, с которой не стоит даже разговаривать. Хорошо, его наследники оказались более сговорчивыми и не строили из себя миллиардеров.
Надо немедленно снести эту проклятую избушку, чересчур много претензий накопилось у Ники к этому жалкому строению, чтобы продолжать спокойно смотреть на нее из окна собственного кабинета. И плотник, может быть, уберется оттуда восвояси. Желание немедленно действовать заставило ее взять мобильный и позвонить Алексею, хотя обычно она старалась не тревожить его в рабочее время по пустякам. Но в ту минуту снос избушки вовсе не показался ей пустяком.
– Алло? Алеша? Привет. Я, наверное, не вовремя…
– Нет, отчего же. Я только что пообедал, пью кофе, и с удовольствием поговорю с обожаемой супругой, – благодушно ответил муж.
– Слушай, я хотела спросить, как у тебя обстоят дела с покупкой этого домика?
– Какого домика?
– Который портит вид долины.
– А… – протянул Алексей, – пока никак, если честно. Старикан, оказывается, продал его перед смертью, и сейчас мы ищем нового хозяина. Какой-то Максимов из Лодейного поля. Но ты не беспокойся, мы его почти нашли, так что не сегодня-завтра наши менеджеры с ним встретятся, и мы выкупим этот участок.
Ника не смогла сдержать разочарования:
– Жаль. Видеть не могу это уродство.
– Ничего, потерпи еще немного. Скоро мы его оттуда уберем.
– Да уж придется потерпеть, – процедила Ника сквозь зубы.
Ну вот, и здесь ее поджидало разочарование. Всё против нее!
– Не расстраивайся, скоро все будет хорошо, – равнодушно утешил ее муж.
– Ты приедешь завтра? – нежно спросила Ника.
– Обязательно. Ближе к вечеру.
– Приезжай пораньше, – проворковала она.
– Илюха, ты что, чокнутый? – Кольцов сел на лавку в столовой и грустно посмотрел на Илью, который невозмутимо жевал яичницу.
– Наверное, – пожал плечами Илья.
– Может, ты мне объяснишь, зачем ты это сделал?
– Ничего я объяснять не буду, ты все равно не поймешь. А что, нас уже выгнали отсюда?
– Пока нет. Под мое честное слово, что этого больше никогда не повторится. Ну и я обещал им всяческие тебе взыскания там, штрафы и прочее.
– Значит, выгонят, – Илья хлюпнул носом – яичница была горячая.
– Слушай, ты, конечно, ненормальный, но этот продюсер мне уже позвонил и зимой хочет начать строиться. Участка у него еще нет, но он просил телефончик архитектора. Так что делай что хочешь, конечно. Но до зимы я ничего не найду.
– Ну и не надо. Я два года без отпуска работал, отдохну.
– Ага, а кто моих детей кормить будет? – хохотнул Кольцов.
– Ничего, как-нибудь с голоду не помрете.
Из спальни выполз Мишка, шаркая ногами и спросонья не очень понимая, что происходит.
– Во! Уже на срубе пора сидеть, а ты только глаза продрал! – недобро усмехнулся Кольцов, – или ты опять пьешь?
– Я как стекло, – пробормотал Мишка и поковырял ложкой яичницу, которая стояла на плите.
– Смотри, – Кольцов покачал головой и повернулся к Илье, – слушай, а что, это и вправду место нехорошее? Я слышал, менеджер по продажам вчера ногу сломал. Да и балка тогда упала стремно…
– А вчера у них люстра оборвалась. Бронзовая такая, в готическом стиле, – добавил Илья, не переставая жевать.
– Что, серьезно?
– Абсолютно. Можешь пойти посмотреть.
– Ни фига себе! – Мишка открыл рот, – и ты мне ничего не сказал? Вот это номер!
– Да уж, – Кольцов почесал в затылке, – бывает же! Надеюсь, нас в этом не обвинят?
– Уже. Хозяйка вчера решила, что это я тайком пробрался в их гостиную и подпилил трос, – Илья улыбнулся.
– Ты на нее внимания не обращай, – посоветовал Кольцов, – ну не любит она тебя, что ж сделаешь. Она, вообще-то баба нормальная, но как до тебя доходит, так она стервенеет. Я так думаю, ты ей приглянулся, как обычно, только гордость ей мешает на плотника глаз положить. Вот она и злобиться.
– Ерунду-то не говори, – Илья поперхнулся.
– А что? – сунулся Мишка, усаживаясь за стол со сковородкой, – запросто. А чего это ты, Илюха, такое отколол, что нас отсюда выгоняют?
– Он вчера покупателям ляпнул, что это место нехорошее и участок покупать не стоит, – объяснил ему Кольцов.
– Что, правда что ли? – Мишка прыснул, – ну ты даешь! Вообще-то правильно сказал. Я давно заметил, что здесь что-то не так.
– Ты-то, болезный, помалкивай, – расхохотался Кольцов, – тебе и в хорошем месте что угодно приглючится!
– Да ладно, про Печника тоже все ржали, – Мишка вовсе не обиделся, – а сами ему жрачку на столе оставляете. Я-то по пьянке, а вы на трезвую голову. И кто из нас сумасшедший? Вот и менеджер тоже говорил, что это плохое место. Я так думаю, напугал его тут кто-то. Или что-то.
– Между прочим, – серьезно добавил Кольцов, – хозяева очень серьезно подозревают, что ему Илюха ногу сломал, и напугал так, что он теперь несет всякую хрень. Они в милицию хотели заявить, чтобы она разбиралась, но врачи им сказали, что нога сломана при падении с высоты, милиция не станет этим заниматься.
– Слушай, и откуда ты все знаешь? – удивился Мишка.
– От верблюда. Работа такая.
– Да у него в бухгалтерии этого «Сфинкса» прикормленная шоколадками деваха работает, – объяснил Илья Мишке, – очень девки любят с Кольцовым по душам поговорить. Он их располагает к откровенности.
– Да ладно, – усмехнулся Кольцов, – а сам-то?
– У меня другая специализация, – Илья пожал плечами, – мне с ними некогда разговаривать.
– Кстати, знаете, что еще она мне рассказала? Избушку-то нашу продали кому-то! Там просто детективная история. Хозяин ее был дед восьмидесяти шести лет. Перед смертью он, чтобы наследники налоги не платили, ну и чтоб не затягивать это дело, все имущество на детей перевел, у него сын и дочка, и взрослых внуков-правнуков полна коробочка. Но условие поставил, чтоб до его смерти они его имуществом не распоряжались. На нем там много чего было записано – и квартиры, и дача, и у сына в бизнесе какая-то часть. Семья очень богатая, побогаче наших хозяев будет. Ну и сын его обещал Залесскому, что после смерти отца избушку ему продаст, не нужна она ему. И денег много не просил. Так вот на прошлой неделе старик умер.
– Как умер? – Илья открыл рот.
– А вот так. Ну, старый он уже был. Восемьдесят шесть, шутка ли! Стали выяснять про избушку, и оказалось, что ее-то как раз старик на детей не перевел, а перед самой смертью продал кому-то. И они теперь ищут нового хозяина, а найти не могут. По прописке он не живет, его родители точно не знают, где он сейчас. Я думаю, они по мобильнику его найдут, если у него есть, конечно, мобильник.
– Есть, – криво усмехнулся Илья.
– В смысле? – не понял Кольцов, – а ты откуда знаешь?
– Так старик мне избушку продал, – усмешка расползлась еще сильнее, превращаясь в довольную улыбку.
– Да ты чего! – Мишка подскочил, – так это ты теперь тут законный хозяин?
– Ну, – Илья пожал плечами, – не хуже Залесского.
Кольцов покачал головой:
– Ну ты даешь! Обошел хозяев на повороте! И за сколько он тебе ее продал?
– За пять зеленых штук. Только не надо никому об этом говорить. Захочу – сам скажу.
– Слушай, да ты подняться можешь! – обрадовался Кольцов, – Они наверняка больше предложат. Только не очень зарывайся, у них кроме денег и другие способы есть.
– Даже не думай, я избушку не продам, – покачал головой Илья, – зачем? Денег я и так заработаю. Зачем мне комнаты снимать? Хоть маленькое, а свое.
– Ну, в общем-то, правильно, – согласился Кольцов, – поселок большой, заказов мы и тут набрать можем. Говорят, тот берег начинают продавать, где раньше пионерские лагеря были, с выходом на реку. Бешеных денег участки будут стоить.
– Вот и я о том же. Избушку отремонтирую. Если нас отсюда выгонят, как раз время будет. Так что пусть гонят, кому они хуже сделают?
– Смотри, Илюха, – нахмурился вдруг Кольцов, – по закону, конечно, у тебя железная позиция. Но кто ж сказал, что они будут все делать по закону? Сколько здесь уже домов пожгли, чтобы участки выкупить? И эти так же могут.
– Посмотрим, – вздохнул Илья, – может и обойдется. Зачем им это место? Что им эта избушка далась? Там еще соток десять есть, хватит и для охраны и для хозпостроек. А из избушки я красавицу сделаю, чтоб уж точно никто не придрался. И потом, не купит у них никто участков. Серьезно говорю, нельзя здесь жить.
– Были б мы в Америке, я бы решил, что тут было старинное индейское кладбище, – романтически глядя в потолок, произнес Мишка.
– Ты слишком много всякой ерунды читаешь, – засмеялся Илья, – а что, старинного русского кладбища здесь быть не может?
– Ну, русское кладбище тоже может быть, но это уже не так интересно. То ли дело – древние индейские боги, охраняющие эту территорию от посягательств бледнолицых. Идолы там всякие…
– А я вот читал недавно, – измыслил Кольцов, – что существуют так называемые места силы. Раньше на них строили языческие капища, а потом – церкви. Все старые церкви построены на местах языческих капищ. Здесь, кстати, тоже монастырь хотели построить, только что-то у них не пошло. Сто лет назад это было, еще до революции.
– Нет, ну откуда ты все знаешь? – удивился Мишка.
– Да это мне дед рассказал, к которому вы мыться ходите. Тоже, кстати, считает, что не стоит тут жилье строить.
– Интересно, почему он нам этого не говорил? – хмыкнул Илья.
– Вы спрашивать не умеете, – Кольцов гордо посмотрел на них сверху вниз.
– Слушай, а если это нехорошее место, то как же мы тут живем? – вдруг сообразил Мишка.
– Мы – другое дело, – улыбнулся Илья, – ты – пьянь синяя, мухи не обидишь. А я… А мне старик поэтому избушку и продал, что я тут жить могу. И потом, мы Печника кормим. Кто-то же должен его кормить?
Кольцов как в воду глядел – не прошло и трех часов со времени их разговора, как на мобильный Илье позвонили:
– Алло? Вы – Илья Анатольевич Максимов?
– Да, – нехотя согласился Илья.
– Представитель фирмы «Сфинкс» вас беспокоит. Мы хотели бы с вами встретиться и поговорить, вы не возражаете?
– А по какому поводу?
– Вы купили у господина Ропшина участок, я не ошибся?
– Нет, не ошиблись, – Илья скривился.
– Наша фирма хотела бы выкупить его у вас. Мы готовы предложить хорошую цену.
– Я не собираюсь его продавать даже за очень хорошую цену.
– Ну, может быть, мы все же встретимся и поговорим?
– Нет, это ни к чему. Я все сказал, не надо мне больше звонить.
– Но вы даже не знаете…
– До свидания, – Илья нажал на отбой.
Но не прошло и минуты, как телефон зазвонил снова. Илья взглянул на номер и отклонил звонок. Порылся в настройках телефона и на всякий случай заблокировал номер на будущее. Однако вскоре телефон зазвонил опять. Только теперь это была Лариса.
– Привет, – довольно ласково ответил он.
Обычно Лара разговаривала с ним недовольно, но на этот раз она была слишком взволнована, чтобы помнить об этом:
– Привет, у меня очень серьезные проблемы, Илья.
– Я могу чем-то помочь?
– Да. Мне нужны деньги на билет. У мамы инсульт, я должна лететь к ней как можно скорей.
– Конечно, сколько надо?
– Это очень дорого, Илья… Ты же понимаешь…
– Сколько?
– Если только туда – то не меньше десяти тысяч, – это она почти прошептала. Да, для учительницы это огромная сумма.
– Ты знаешь, когда полетишь обратно?
– Обратно я поеду поездом, это дешевле.
– Да ты с ума сошла, четверо суток? Ты мне позвонишь, и я тебе вышлю. Сейчас двадцати тысяч у меня нет, а десять я найду. А что с Сережкой?
– Я не могу его с собой взять, ему не нужно такого… у мамы парализовало правую сторону, но врачи говорят, что она восстановится, только не сразу. Я не знаю, я не представляю себе, что будет! Я же все время буду в больнице. И потом, это очень дорого – брать его с собой. Может быть, ты отвезешь его к своим родителям?
Узкие ладони с длинными голубоватыми пальцами уперлись в стекло, словно старались его выдавить, на бледном лице отчетливо проступила мертвенная синева, и рот сказал что-то угрожающее, но что, Ника не услышала, отступая вглубь комнаты.
Свет! Надо немедленно включить свет, и галлюцинация исчезнет, рассеется. Она протянула руку к выключателю, до которого оставалось не больше трех шагов. И в этот миг балконная дверь распахнулась, с шумом ударившись об откос. Холодный ветер ворвался в комнату и дохнул на Нику затхлым кладбищенским запахом. Ночные шорохи, обычно еле слышные, зазвучали в полный голос.
Существо в белом саване повисло над порогом и хрипло захохотало, откинув голову и обнажая длинный острый клык.
Ника замерла на месте, не в силах пошевелиться. Ноги, как в кошмарном сне, приросли к полу, рука, тянущаяся к выключателю, замерла и отказывалась подчиняться.
– Убирайся отсюда, – прошипело существо, резко оборвав страшный хохот, – убирайся! Тебе здесь не место!
Горящие белесым светом глаза глянули Нике в лицо, и на дне этого взгляда Ника увидела свою смерть: глубокую холодную могилу, залитую дождевой водой, в которую опустили заколоченный гроб, обтянутый черным бархатом. И толщу земли, давящую на грудь. Удушливую темноту и склизких червей, пожирающих ее плоть.
Ноги ее подкосились, и она медленно опустилась на ковер. Существо снова захохотало, а потом встало на пол и быстрым неслышным шагом двинулось в сторону Ники. Ника зажмурила глаза и втянула голову в плечи. Ее лица коснулся подол белого савана, пахнущий землей, и волна холода окатила Нику с головы до ног.
Но существо просто прошло мимо, распахнуло дверь и исчезло в темноте коридора. Сквозняк поднял легкую занавеску, и она захлопала на ветру, словно парус.
Ника не могла сказать, сколько времени просидела на ковре в полном оцепенении, а когда очнулась, поняла, как ужасно замерзла. Свежий ветер майской ночи гулял по комнате, никакой могильной затхлости в нем вовсе не ощущалось. Как ей могло такое привидеться? Нет, определенно, расшатанные нервы надо лечить.
Она поднялась, поеживаясь, захлопнула дверь в коридор, и прикрыла балкон. Может и к лучшему, что комната так хорошо проветрилась – теперь она будет крепко и спокойно спать.
Под одеялом было тепло и уютно, Ника прочитала полстраницы и поняла, что ее невыносимо клонит в сон. Может быть, сегодня ей не будут сниться кошмары? Может быть, на сегодня ей хватило кошмаров наяву? Она погасила бра, подложила ладонь под щеку, и блаженно зажмурилась. Надо каждый день проветривать спальню на ночь.
Она проснулась среди ночи оттого, что кто-то присел на ее постель.
Ника в ужасе вскочила и потянулась к выключателю. Неужели опять? Снится ей это, или кошмар снова посетил ее наяву?
Бра ярко вспыхнуло, вопреки ее опасениям. На ее кровати сидел наглый плотник и прижимал указательный палец к губам. Как и вечером, он был прилично одет, побрит и причесан. Ника не могла не отметить, что у него, на самом деле, красивые волосы – густые, темно-русые, немного выгоревшие сверху. А короткие брови были светлей волос, создавая необычный контраст.
– Что вы здесь делаете? – почему-то шепотом спросила она.
Он покачал головой и ничего не сказал, и Ника, вместо того, чтобы немедленно выставить его вон, почему-то промолчала тоже. Может быть, обрадовалась, что вместо чудовища к ней явился обычный человек?
Плотник, между тем, нежно провел рукой по ее щеке, как будто пробуя ее на ощупь. И Ника не могла сказать, что это показалось ей неприятным. Его сухие губы беззвучно что-то прошептали, и ей вдруг необыкновенно захотелось, чтобы он ее поцеловал, бледными упругими губами.
Он будто прочел ее мысли, подложил ладонь ей под затылок, и притянул к себе. Ее грудь прижалась к его рубашке, и Ника задохнулась, настолько это прикосновение оказалось волнующим. У него были сильные руки, он с легкостью удерживал ее на весу, обнимая ее губы своими. И поцелуй его был сильным, страстным, и, пожалуй, смелым. Он нисколько не сомневался в себе, в своей неотразимости, но Нику это не обидело, а наоборот, еще больше разгорячило. Ей хотелось крепких объятий, ей хотелось видеть, как мышцы вздуваются у него на плечах, и она просунула руку к его животу, вытаскивая его рубашку из-под брюк.
Плотник опустился вместе с ней на подушку, давая ей возможность расстегнуть ему пуговицы, но губ ее из своих не выпустил, ласкал и мял ее тело жесткими мозолистыми пальцами.
У него было красивое, мускулистое тело. Ника провела пальцем от шеи до глубокой ямочки на груди, рассматривая его торс, но он не дал ей долго любоваться собой, сгреб в объятия и прижал к себе так тесно, что из легких вышел весь воздух. Страсть его показалась ей сдержанной, как будто он прикладывал усилия к тому, чтобы не дать себе воли, потому что тогда он либо сомнет ее кости в объятьях, либо разорвет на куски. Его внутренняя дрожь передалась ей, и она поняла, что не имеет ничего против того, чтобы быть разорванной на куски.
Ника с силой дернула его брючный ремень, стараясь его расстегнуть, плотник помог ей снять с себя брюки, а потом резко откинул ее на подушку, и ей пришлось притянуть его к себе, потому что страсть кипела в ней и выплескивалась через край. Его лицо замерло напротив ее лица, Ника обхватила руками его спину и прижалась к нему грудью, выгибаясь вперед.
Его немигающий взгляд отсвечивал безумием и безрассудством, и Ника поняла, что тонет в этих сумасшедших глазах, и хочет в них раствориться. Лицо его окаменело, на нем остро обозначились скулы, и страх пронзил Нику остро и внезапно – она почувствовала, что он не тот, за кого себя выдает. Но, как ни странно, это не погасило ее страсти.
– Ну же… – прошептала она, и в эту секунду поняла, что смотрит в пустые глазницы голого черепа, и оскаленные зубы тянутся к ее губам, и руки ее лежат на острых костях позвоночника, покрытого ошметками тлеющей плоти. И эта же осклизлая тлеющая плоть чмокает, прикасаясь к ее белой груди.
Она хотела закричать, но выдавила только жалкий шепот, похожий на шипение. Оскаленные зубы обхватили ее рот в чудовищном поцелуе, скользкие кости пальцев стиснули ее плечи, Ника рванулась и… проснулась в своей постели.
В комнате было темно и свежо. Она застонала и уткнулась лицом в подушку. Как отвратительно! Какая мерзость, от начала до конца! Пусть это только сон, ей немедленно захотелось забраться в душ, чтобы смыть с себя эти прикосновения. Не столько гадкого чудовища, сколько того, кем это чудовище было перед этим. Ее душили отвращение и стыд. А говорят: в страшном сне не приснится! Приснится, еще как приснится!
Ника села на постели, накинула халат и вдруг почувствовала безотчетный страх, совершенно необъяснимый. Руки задрожали, по спине пробежали мурашки и онемели ноги. Что могло ее испугать? Ничего ведь не произошло, никакие ужасные мысли не приходили ей в голову, никаких посторонних звуков до нее не доносилось.
Она одна в доме. Совсем одна. В темном доме. Никто не услышит ее и не придет на помощь, если что-нибудь случится. И в этой темноте вокруг нее что-то происходит. Ника понимала, надо всего лишь включить свет, и морок рассеется, пропадет, все встанет на свои места.
И как сильно дует из-под двери… Дует? Нет, из-под двери тянет сыростью… затхлой сыростью. И пахнет болотной водой. Ну почему же так страшно? Настолько страшно, что не хватает смелости протянуть руку и зажечь свет.
В тишине протяжный скрип двери прозвучал оглушительно, Ника похолодела и перестала дышать. Дверь открывалась медленно, словно тот, кто толкал ее вперед, не имел для этого достаточно сил. Ника смотрела на нее, не отрываясь, широко раскрыв глаза, и чувствовала, как внутри нее образуется пустота и опускается в низ живота.
В приоткрытой щели появился мутный зеленый огонек, проплыл внутрь и замер, мягко покачиваясь на уровне ее лица. Он принес с собой сырость и запах болота, затопил им спальню, и Ника почувствовала, что вдыхает прелый тяжелый воздух, который душит ее и оседает на легких зловонным илом.
И за ним Ника не столько увидела, сколько угадала размытую серую тень, поднявшуюся над ней, словно занесенный для удара топор палача. Руки вспотели, и лоб покрылся холодной испариной. Свистящий зловещий шепот, от которого язык приклеился к небу, и оборвалось дыхание, раздался над головой.
– Я дам тебе совет, – медленно выговорила серая тень, – и ты последуешь этому совету, если имеешь голову на плечах.
– Да… – прошептала Ника, не смея не ответить властному призраку.
– Открой книгу и возьми карандаш, – приказал призрак.
Руки сами собой потянулись к тумбочке, где лежала книга японцев – Ника всегда читала с карандашом в руках.
– Пиши, чтобы не забыть моего совета к завтрашнему утру.
Ника закивала, как маленькая девочка, внимающая желаниям любимого учителя.
– Пиши: я… никогда… не причиню зла… хозяину избушки…
Она на ощупь нацарапала на полях продиктованную фразу дрожащей рукой, и вдруг испытала невыразимое облегчение и благодарность, как будто только что получила из рук призрака откровение, позволяющее жить дальше.
– Спи, – прошипело привидение, и Ника, отложив книгу, покорно опустила голову на подушку и накрылась одеялом.
Страх, стискивающий шею холодными пальцами, заставил ее закрыть глаза, и она не видела, как мутный огонек выплыл из комнаты. И едва дверь за ним закрылась, сон пришел на смену ужасу, точно так же хватая ее за горло и парализуя волю.
Утро было солнечным, ярким и радостным, и Ника поспешила забыть о своих дурных снах. Завтра приедет Алексей, и все проблемы разрешатся как-нибудь без нее.
Она умылась и направилась в кухню, еще с лестницы услышав, что приехала Надежда Васильевна, которая напевала что-то себе под нос, а в гостиную уже проник запах жареных блинчиков.
– Надежда Васильевна, – вежливо кивнула Ника домработнице, – я же просила вас закрывать двери в кухню. Теперь весь дом провонял горелым маслом.
– Ну что ты, Верочка! Разве же оно горелое? У меня никогда ничего не подгорает, это только плохие хозяйки делают десять дел одновременно и за сковородкой не следят.
Ника поджала губы.
– Я просто прошу закрывать двери, чтобы в доме не было запаха еды, по-моему, ничего сложного в этом нет.
– Хорошо-хорошо, – беззлобно кивнула Надежда Васильевна, – люстра-то упала, а? Мне вчера Алеша рассказал, так я пол ночи не спала, все думала – как оно могло так повернуться?
– Я не хочу об этом говорить, – сдержано уронила Ника, – сделайте мне, пожалуйста, кофе и принесите в кабинет, я буду работать.
– А блинчики? Такие горяченькие, с пылу – с жару, со сметанкой?
– Надежда Васильевна, вы же знаете, что я не ем жирного и мучного.
– Ну, иногда-то можно? – домработница посмотрела на Нику расстроено, – хотя бы парочку?
Ника снова сжала губы, но устоять не смогла. Если Надежда Васильевна каждый день будет так ее кормить, ее разнесет, как бочку.
– Ладно, принесите мне в кабинет вместе с кофе, но только один блинчик, и не со сметаной, а с конфитюром.
Ника с увлечением проработала до двух часов дня, пообедала, и почувствовала, что ее мучительно клонит в сон. Ничего удивительного в этом не было, и она не видела никаких препятствий к тому, чтобы немного подремать днем. Уж днем-то никакой кошмар ей не приснится. Да и Надежда Васильевна дома, все ж родная живая душа.
Ника прилегла на кровать не раздеваясь, накрылась пледом, и открыла книгу – перед тем, как заснуть, она не могла не прочитать хотя бы абзац. Неожиданно рассказ увлек ее, хотя обычно японцы вызывали у нее недоумение и скуку, она читала их только потому, что это было модно. Страница летела за страницей, а она никак не могла оторваться от чтения, даже сон пропал. Интересно, кто из авторов так хорошо пишет? Японские имена вылетали у нее из головы сразу после прочтения, но на этот раз она решила заглянуть в конец книги, где про каждого из них была написана небольшая информационная статья. Ника пролистала последние страницы, и неожиданно наткнулась на корявую надпись, сделанную карандашом: «Я никогда не причиню зла хозяину избушки».
Она отбросила книгу, как будто в руках у нее оказалась ядовитая змея. И днем, и днем кошмар не оставит ее в покое! Ну не может же быть, чтобы привидение с зеленым фонариком приходило к ней на самом деле! Или она начала страдать лунатизмом и написала это во сне? Во сне ей казалось, что в этой надписи имеется какой-то глубокий смысл, но на самом-то деле, никакого смысла в этом не было и быть не могло! Чушь какая-то. Какой избушки? Какой хозяин? Если речь идет об отвратительном домишке, в котором ночует плотник, так его хозяин умер, ей это отлично известно, и никакого зла она причинить ему не сможет, даже если захочет. Или…
Ника на секунду представила, что привидение и было духом того самого хозяина избушки… Ей стало не по себе, но она немедленно выбросила из головы дурацкие фантазии. Не хватало еще поверить в ходячих покойников. А старик, к которому они ездили вместе с Алексеем незадолго до его смерти, и вправду показался ей странным и мерзким. Он был стар настолько, что походил на высохшую мумию, а респектабельный вид и дорогая одежда только усиливали это впечатление. И вообще, ощущения после той поездки у нее остались самые неприятные. Мало того, что старик отказал им, он сделал это в грубой и оскорбительной форме, дал понять, что Алексей для него – мелкая сошка, с которой не стоит даже разговаривать. Хорошо, его наследники оказались более сговорчивыми и не строили из себя миллиардеров.
Надо немедленно снести эту проклятую избушку, чересчур много претензий накопилось у Ники к этому жалкому строению, чтобы продолжать спокойно смотреть на нее из окна собственного кабинета. И плотник, может быть, уберется оттуда восвояси. Желание немедленно действовать заставило ее взять мобильный и позвонить Алексею, хотя обычно она старалась не тревожить его в рабочее время по пустякам. Но в ту минуту снос избушки вовсе не показался ей пустяком.
– Алло? Алеша? Привет. Я, наверное, не вовремя…
– Нет, отчего же. Я только что пообедал, пью кофе, и с удовольствием поговорю с обожаемой супругой, – благодушно ответил муж.
– Слушай, я хотела спросить, как у тебя обстоят дела с покупкой этого домика?
– Какого домика?
– Который портит вид долины.
– А… – протянул Алексей, – пока никак, если честно. Старикан, оказывается, продал его перед смертью, и сейчас мы ищем нового хозяина. Какой-то Максимов из Лодейного поля. Но ты не беспокойся, мы его почти нашли, так что не сегодня-завтра наши менеджеры с ним встретятся, и мы выкупим этот участок.
Ника не смогла сдержать разочарования:
– Жаль. Видеть не могу это уродство.
– Ничего, потерпи еще немного. Скоро мы его оттуда уберем.
– Да уж придется потерпеть, – процедила Ника сквозь зубы.
Ну вот, и здесь ее поджидало разочарование. Всё против нее!
– Не расстраивайся, скоро все будет хорошо, – равнодушно утешил ее муж.
– Ты приедешь завтра? – нежно спросила Ника.
– Обязательно. Ближе к вечеру.
– Приезжай пораньше, – проворковала она.
– Илюха, ты что, чокнутый? – Кольцов сел на лавку в столовой и грустно посмотрел на Илью, который невозмутимо жевал яичницу.
– Наверное, – пожал плечами Илья.
– Может, ты мне объяснишь, зачем ты это сделал?
– Ничего я объяснять не буду, ты все равно не поймешь. А что, нас уже выгнали отсюда?
– Пока нет. Под мое честное слово, что этого больше никогда не повторится. Ну и я обещал им всяческие тебе взыскания там, штрафы и прочее.
– Значит, выгонят, – Илья хлюпнул носом – яичница была горячая.
– Слушай, ты, конечно, ненормальный, но этот продюсер мне уже позвонил и зимой хочет начать строиться. Участка у него еще нет, но он просил телефончик архитектора. Так что делай что хочешь, конечно. Но до зимы я ничего не найду.
– Ну и не надо. Я два года без отпуска работал, отдохну.
– Ага, а кто моих детей кормить будет? – хохотнул Кольцов.
– Ничего, как-нибудь с голоду не помрете.
Из спальни выполз Мишка, шаркая ногами и спросонья не очень понимая, что происходит.
– Во! Уже на срубе пора сидеть, а ты только глаза продрал! – недобро усмехнулся Кольцов, – или ты опять пьешь?
– Я как стекло, – пробормотал Мишка и поковырял ложкой яичницу, которая стояла на плите.
– Смотри, – Кольцов покачал головой и повернулся к Илье, – слушай, а что, это и вправду место нехорошее? Я слышал, менеджер по продажам вчера ногу сломал. Да и балка тогда упала стремно…
– А вчера у них люстра оборвалась. Бронзовая такая, в готическом стиле, – добавил Илья, не переставая жевать.
– Что, серьезно?
– Абсолютно. Можешь пойти посмотреть.
– Ни фига себе! – Мишка открыл рот, – и ты мне ничего не сказал? Вот это номер!
– Да уж, – Кольцов почесал в затылке, – бывает же! Надеюсь, нас в этом не обвинят?
– Уже. Хозяйка вчера решила, что это я тайком пробрался в их гостиную и подпилил трос, – Илья улыбнулся.
– Ты на нее внимания не обращай, – посоветовал Кольцов, – ну не любит она тебя, что ж сделаешь. Она, вообще-то баба нормальная, но как до тебя доходит, так она стервенеет. Я так думаю, ты ей приглянулся, как обычно, только гордость ей мешает на плотника глаз положить. Вот она и злобиться.
– Ерунду-то не говори, – Илья поперхнулся.
– А что? – сунулся Мишка, усаживаясь за стол со сковородкой, – запросто. А чего это ты, Илюха, такое отколол, что нас отсюда выгоняют?
– Он вчера покупателям ляпнул, что это место нехорошее и участок покупать не стоит, – объяснил ему Кольцов.
– Что, правда что ли? – Мишка прыснул, – ну ты даешь! Вообще-то правильно сказал. Я давно заметил, что здесь что-то не так.
– Ты-то, болезный, помалкивай, – расхохотался Кольцов, – тебе и в хорошем месте что угодно приглючится!
– Да ладно, про Печника тоже все ржали, – Мишка вовсе не обиделся, – а сами ему жрачку на столе оставляете. Я-то по пьянке, а вы на трезвую голову. И кто из нас сумасшедший? Вот и менеджер тоже говорил, что это плохое место. Я так думаю, напугал его тут кто-то. Или что-то.
– Между прочим, – серьезно добавил Кольцов, – хозяева очень серьезно подозревают, что ему Илюха ногу сломал, и напугал так, что он теперь несет всякую хрень. Они в милицию хотели заявить, чтобы она разбиралась, но врачи им сказали, что нога сломана при падении с высоты, милиция не станет этим заниматься.
– Слушай, и откуда ты все знаешь? – удивился Мишка.
– От верблюда. Работа такая.
– Да у него в бухгалтерии этого «Сфинкса» прикормленная шоколадками деваха работает, – объяснил Илья Мишке, – очень девки любят с Кольцовым по душам поговорить. Он их располагает к откровенности.
– Да ладно, – усмехнулся Кольцов, – а сам-то?
– У меня другая специализация, – Илья пожал плечами, – мне с ними некогда разговаривать.
– Кстати, знаете, что еще она мне рассказала? Избушку-то нашу продали кому-то! Там просто детективная история. Хозяин ее был дед восьмидесяти шести лет. Перед смертью он, чтобы наследники налоги не платили, ну и чтоб не затягивать это дело, все имущество на детей перевел, у него сын и дочка, и взрослых внуков-правнуков полна коробочка. Но условие поставил, чтоб до его смерти они его имуществом не распоряжались. На нем там много чего было записано – и квартиры, и дача, и у сына в бизнесе какая-то часть. Семья очень богатая, побогаче наших хозяев будет. Ну и сын его обещал Залесскому, что после смерти отца избушку ему продаст, не нужна она ему. И денег много не просил. Так вот на прошлой неделе старик умер.
– Как умер? – Илья открыл рот.
– А вот так. Ну, старый он уже был. Восемьдесят шесть, шутка ли! Стали выяснять про избушку, и оказалось, что ее-то как раз старик на детей не перевел, а перед самой смертью продал кому-то. И они теперь ищут нового хозяина, а найти не могут. По прописке он не живет, его родители точно не знают, где он сейчас. Я думаю, они по мобильнику его найдут, если у него есть, конечно, мобильник.
– Есть, – криво усмехнулся Илья.
– В смысле? – не понял Кольцов, – а ты откуда знаешь?
– Так старик мне избушку продал, – усмешка расползлась еще сильнее, превращаясь в довольную улыбку.
– Да ты чего! – Мишка подскочил, – так это ты теперь тут законный хозяин?
– Ну, – Илья пожал плечами, – не хуже Залесского.
Кольцов покачал головой:
– Ну ты даешь! Обошел хозяев на повороте! И за сколько он тебе ее продал?
– За пять зеленых штук. Только не надо никому об этом говорить. Захочу – сам скажу.
– Слушай, да ты подняться можешь! – обрадовался Кольцов, – Они наверняка больше предложат. Только не очень зарывайся, у них кроме денег и другие способы есть.
– Даже не думай, я избушку не продам, – покачал головой Илья, – зачем? Денег я и так заработаю. Зачем мне комнаты снимать? Хоть маленькое, а свое.
– Ну, в общем-то, правильно, – согласился Кольцов, – поселок большой, заказов мы и тут набрать можем. Говорят, тот берег начинают продавать, где раньше пионерские лагеря были, с выходом на реку. Бешеных денег участки будут стоить.
– Вот и я о том же. Избушку отремонтирую. Если нас отсюда выгонят, как раз время будет. Так что пусть гонят, кому они хуже сделают?
– Смотри, Илюха, – нахмурился вдруг Кольцов, – по закону, конечно, у тебя железная позиция. Но кто ж сказал, что они будут все делать по закону? Сколько здесь уже домов пожгли, чтобы участки выкупить? И эти так же могут.
– Посмотрим, – вздохнул Илья, – может и обойдется. Зачем им это место? Что им эта избушка далась? Там еще соток десять есть, хватит и для охраны и для хозпостроек. А из избушки я красавицу сделаю, чтоб уж точно никто не придрался. И потом, не купит у них никто участков. Серьезно говорю, нельзя здесь жить.
– Были б мы в Америке, я бы решил, что тут было старинное индейское кладбище, – романтически глядя в потолок, произнес Мишка.
– Ты слишком много всякой ерунды читаешь, – засмеялся Илья, – а что, старинного русского кладбища здесь быть не может?
– Ну, русское кладбище тоже может быть, но это уже не так интересно. То ли дело – древние индейские боги, охраняющие эту территорию от посягательств бледнолицых. Идолы там всякие…
– А я вот читал недавно, – измыслил Кольцов, – что существуют так называемые места силы. Раньше на них строили языческие капища, а потом – церкви. Все старые церкви построены на местах языческих капищ. Здесь, кстати, тоже монастырь хотели построить, только что-то у них не пошло. Сто лет назад это было, еще до революции.
– Нет, ну откуда ты все знаешь? – удивился Мишка.
– Да это мне дед рассказал, к которому вы мыться ходите. Тоже, кстати, считает, что не стоит тут жилье строить.
– Интересно, почему он нам этого не говорил? – хмыкнул Илья.
– Вы спрашивать не умеете, – Кольцов гордо посмотрел на них сверху вниз.
– Слушай, а если это нехорошее место, то как же мы тут живем? – вдруг сообразил Мишка.
– Мы – другое дело, – улыбнулся Илья, – ты – пьянь синяя, мухи не обидишь. А я… А мне старик поэтому избушку и продал, что я тут жить могу. И потом, мы Печника кормим. Кто-то же должен его кормить?
Кольцов как в воду глядел – не прошло и трех часов со времени их разговора, как на мобильный Илье позвонили:
– Алло? Вы – Илья Анатольевич Максимов?
– Да, – нехотя согласился Илья.
– Представитель фирмы «Сфинкс» вас беспокоит. Мы хотели бы с вами встретиться и поговорить, вы не возражаете?
– А по какому поводу?
– Вы купили у господина Ропшина участок, я не ошибся?
– Нет, не ошиблись, – Илья скривился.
– Наша фирма хотела бы выкупить его у вас. Мы готовы предложить хорошую цену.
– Я не собираюсь его продавать даже за очень хорошую цену.
– Ну, может быть, мы все же встретимся и поговорим?
– Нет, это ни к чему. Я все сказал, не надо мне больше звонить.
– Но вы даже не знаете…
– До свидания, – Илья нажал на отбой.
Но не прошло и минуты, как телефон зазвонил снова. Илья взглянул на номер и отклонил звонок. Порылся в настройках телефона и на всякий случай заблокировал номер на будущее. Однако вскоре телефон зазвонил опять. Только теперь это была Лариса.
– Привет, – довольно ласково ответил он.
Обычно Лара разговаривала с ним недовольно, но на этот раз она была слишком взволнована, чтобы помнить об этом:
– Привет, у меня очень серьезные проблемы, Илья.
– Я могу чем-то помочь?
– Да. Мне нужны деньги на билет. У мамы инсульт, я должна лететь к ней как можно скорей.
– Конечно, сколько надо?
– Это очень дорого, Илья… Ты же понимаешь…
– Сколько?
– Если только туда – то не меньше десяти тысяч, – это она почти прошептала. Да, для учительницы это огромная сумма.
– Ты знаешь, когда полетишь обратно?
– Обратно я поеду поездом, это дешевле.
– Да ты с ума сошла, четверо суток? Ты мне позвонишь, и я тебе вышлю. Сейчас двадцати тысяч у меня нет, а десять я найду. А что с Сережкой?
– Я не могу его с собой взять, ему не нужно такого… у мамы парализовало правую сторону, но врачи говорят, что она восстановится, только не сразу. Я не знаю, я не представляю себе, что будет! Я же все время буду в больнице. И потом, это очень дорого – брать его с собой. Может быть, ты отвезешь его к своим родителям?