Эл Райс. Час ведьмовства

Альфонса, и украли оттуда цветы. Даже отпетые уличные хулиганы, которых было
немало в годы детства самого отца Мэттингли, не осмелились бы на подобную
выходку.
Интересно, а что думает обо всем этом сестра Бриджет-Мэри? Что, по ее
мнению, произошло на самом деле? Неужели дети действительно украли цветы?
Прежде чем ответить, невысокая, коренастая, круглолицая монахиня долго
изучающе смотрела на священника и наконец отрицательно покачала головой.
-- Отец, Бог мне свидетель, эти Мэйфейры -- проклятое семейство. Много
лет назад бабушка этой девчонки -- ее звали Стелла -- рассказывала точно
такие же истории. Эта Стелла Мэйфейр обладала таинственной властью над
окружающими. Некоторые монахини до смерти боялись осенить ее крестным
знамением и называли не иначе как ведьмой -- такое отношение к ней
сохранилось и до сих пор.
-- Ну, мне кажется, это уж слишком, сестра, -- резко прервал ее отец
Мэттингли. -- Мы же с вами не на туманных дорогах Типперэри, где бродит
призрак Петтикот Луз.
-- Значит, вы слышали о ней, святой отец? -- засмеялась монахиня.
-- Да, десятки раз. У меня мать ирландка, и мы жили в нижней части
Ист-сайда.
-- Ну что же, тогда позвольте вам рассказать, что однажды эта Стелла
Мэйфейр взяла меня за руку, вот так: -- монахиня показала, как именно, -- и
стала рассказывать о моих личных секретах, которыми я не делилась ни с одной
живой душой по эту сторону Атлантики. Клянусь вам, отец, это происходило не
с кем-то, а со мной. Еще дома я потеряла дорогую для меня, памятную вещицу
-- цепочку с распятием. Помню, я тогда рыдала как маленькая. Так вот, Стелла
Мэйфейр в точности описала мне, как выглядит эта цепочка, и в заключение
добавила; "Сестра, а ведь вам очень хочется вернуть ее". В течение всего
нашего разговора она продолжала держать меня за руку и ласково улыбалась,
совсем как ее внучка Дейрдре -- скорее невинно, чем лукаво. "Я верну вам эту
цепочку, сестра", -- пообещала Стелла, "Взяв в пособники дьявола, ты это
имеешь в виду, Стелла Мэйфейр? -- ответила ей я. -- Нет уж, благодарю
покорно!" Но далеко не все сестры, работавшие в приходской школе, обладали
твердостью характера. Поэтому Стелле без труда удавалось одерживать над ними
духовную победу и каждый раз так или иначе добиваться своего. Так
продолжалось до самой ее смерти.
-- Все это предрассудки, сестра! -- убежденно произнес отец Мэттингли.
-- Хорошо, а как насчет матери маленькой Дейрдре? Уж не хотите ли вы
сказать, что и она была ведьмой?
Сестра Бриджет-Мэри покачала головой.
-- Нет, Анта -- пропащая душа -- была застенчивой милой девочкой, она,
похоже, боялась даже собственной тени. Полная противоположность ее мамаши
Стеллы -- та буйствовала, пока ее не убили. Да, отец, она умерла не своей
смертью. Вы бы видели лицо мисс Карлотты на похоронах Стеллы! То же
выражение на ее лице было и двенадцать лет спустя, когда хоронили Анту. Что
касается самой Карлотты, то, пожалуй, более умной девчонки в школе Святого
Сердца не было. Она -- хребет всей семьи. Но ее матери было на нее
наплевать. Мэри-Бет Мэйфейр заботилась только о Стелле. И старый мистер
Джулиен, дядюшка Мэри-Бет -- тоже. От них только и слышалось: Стелла,
Стелла, Стелла... А когда бедняжка Анта, которой и всего-то было двадцать
лет, вдруг выпрыгнула из окна на чердаке дома и разбила голову о камни, они
заявили, что она просто сошла с ума. Представляете?!
-- Такая молодая, -- прошептал священник.
Он вспомнил бледное, испуганное личико Дейрдре Мэйфейр. Сколько же было
этой малышке, когда ее юная мать совершила столь ужасный поступок?
-- Ее похоронили в освященной земле. Да смилостивится над нею Господь.
Разве дано кому-либо судить о состоянии рассудка такого человека? Когда Анта
рухнула на камни террасы, ее голова буквально раскололась, словно арбуз. А
Дейрдре, совсем крошечная, надрывалась от крика в своей колыбельке... Но
временами даже Анта вызывала у людей страх.
Отец Мэттингли спокойно внимал повествованию монахини. Такого рода
истории он постоянно слышал в родном доме -- они отражали свойственное
ирландцам стремление излишне драматизировать любые мрачные события, их
чрезмерное пристрастие к трагедиям. По правде говоря, он уже начинал терять
терпение и хотел спросить сестру о...
Но тут зазвенел звонок. Дети начали торопливо выстраиваться парами,
чтобы идти на занятия. Сестра Бриджет-Мэри тоже направилась было к дверям
школы, однако внезапно остановилась и обернулась к отцу Мэттингли.
-- Расскажу вам один случай с Антон, самый удивительный из известных
мне. -- Голос монахини звучал приглушенно, но священник отчетливо слышал
каждое ее слово, поскольку в школьном дворе к тому моменту воцарилась
тишина. -- В те дни сестры сходились к трапезе в полдень. И пока читались
благодарственные молитвы, дети во дворе были тише воды, ниже травы. Нынче
такого почтения уже не встретишь, но тогда это было в порядке вещей. И вот
как-то весной в эти благословенные минуты одной злой и нечестивой девчонке
по имени Дженни Симпсон взбрело в голову напугать несчастную тихую Анту
найденной под забором дохлой крысой. Едва ее увидев, Анта душераздирающе
закричала. Не думаю, отец, что вам когда-либо доводилось слышать подобный
вопль. Мы выскочили из-за стола и бросились на улицу. Глазам нашим предстала
удивительная картина: отпетая мерзавка Дженни Симпсон лежала на земле, ее
лицо было залито кровью, а крыса выскользнула из ее рук и перелетела через
забор! Скажете, это сделала Анта? Такая же хрупкая малютка, как ее дочь
Дейрдре? Ничего подобного! Это сделал все тот же "невидимый друг", сам
дьявол, который всего неделю назад заставил цветы лететь прямо в руки
Дейрдре.
Отец Мэттингли засмеялся:
-- Неужели вы думаете, сестра, что я только вчера родился и способен
поверить в подобные россказни?
Монахиня тоже улыбнулась. Однако по опыту священнику было хорошо
известно, что ирландки способны одновременно и смеяться над такого рода
историями, и верить в их абсолютную правдивость.
Семейство Мэйфейр вызывало у отца Мэттингли неподдельный интерес, как
способно привлекать к себе все сложное, непонятное и в то же время
изысканное. Все произошедшее со Стеллой и Антой стало уже далеким прошлым и
воспринималось теперь как не более чем романтическая история.
В следующее воскресенье отец Мэттингли вновь нанес визит Мэйфейрам. Его
опять угостили кофе и приятной беседой. Обстановка вокруг ни в коей мере не
соответствовала тому, что рассказывала сестра Бриджет-Мэри. Где-то играло
радио, и до священника доносился голос Руди Вэлли. Старая мисс Белл поливала
сонно росшие в горшках, равнодушные ко всему орхидеи. Из кухни ароматно
пахло жареной курицей. Такой приятный, милый дом.
Хозяева пригласили отца Мэттингли присоединиться к ним за уже красиво
накрытым к воскресному обеду столом, на котором лежали стянутые серебряными
кольцами плотные полотняные салфетки. Но священник вежливо отказался. Мисс
Карл выписала чек для прихода и подала ему.
Уходя, отец Мэттингли мельком увидел в саду бледное личико Дейрдре --
спрятавшись за старым, уродливо искривленным деревом, девочка не сводила со
священника пристального взгляда. Не замедляя шага, он помахал ей в ответ.
Впоследствии что-то вновь и вновь возвращало его к этой мимолетной встрече.
Но что? Спутавшиеся кудрявые волосы Дейрдре? Или отсутствующее выражение ее
глаз?
Сестра Бриджет-Мэри упорно твердила о безумии. Страшно даже подумать,
что оно может угрожать этому маленькому, болезненному существу. Отец
Мэттингли не видел в сумасшествии ничего романтического. Люди с разрушенной
психикой, по его мнению, вечно пребывают в аду неуверенности, несовпадения
реальной жизни с их собственным внутренним миром и не понимают, что
происходит вокруг.
Но мисс Карлотта казалась ему вполне современной, разумной женщиной.
Ребенок вовсе не обречен следовать по стопам своей покойной матери.
Наоборот, девочке постараются предоставить любые возможности и сделают все,
чтобы трагедия не повторилась.
Спустя месяц -- в тот незабываемый субботний день, когда Дейрдре пришла
в церковь Святого Альфонса на исповедь -- его представление о семействе
Мэйфейр изменилось в корне и навсегда.
В эти специально отведенные часы благочестивые католики из ирландских и
немецких семей получали шанс облегчить свою совесть накануне воскресной
мессы и причастия.
Отец Мэттингли сидел на узком стуле в украшенной резьбой деревянной
исповедальне; от прихожан его отделяла зеленая занавеска из саржи. Он
попеременно выслушивал тех, кто заходил в кабинки справа и слева от него и
становился там на колени. В том же самом ему могли покаяться прихожане и в
Бостоне, и в Нью-Йорке -- ничего из ряда вон выходящего, похожий выговор,
одни и те же заботы и мысли.
Обычно он предписывал "грешникам" трижды прочесть молитву Пресвятой
Деве или столько же раз прочесть "Отче наш". Отец Мэттингли редко назначал
своим прихожанам -- усердным работникам и добропорядочным домохозяйкам,
каявшимся в каких-нибудь пустяшных прегрешениях, -- более серьезное
наказание.
Детский голосок, звонкий и торопливый, раздавшийся из-за темной и
пыльной решетки, застал его врасплох. Судя по всему, он принадлежал
маленькой девочке, но умной и развитой не по годам. Священник понятия не
имел, кто находится по другую сторону занавески. Следует учесть и тот факт,
что до этого Дейрдре Мэйфейр в его присутствии никогда не произносила ни
слова.
-- Благословите меня, отец, ибо я согрешила. Я уже давно не была на
исповеди. Прошу вас, отец, помогите мне. Я не могу побороть дьявола. Я
пытаюсь это сделать, но всегда терплю неудачу. Я знаю, что за это я попаду в
ад.
Чего было больше в этих словах -- искренности или влияния сестры
Бриджет-Мэри? Но прежде чем священник успел сказать хоть слово, девочка
заговорила опять, и теперь он понял, что слушает исповедь Дейрдре.
-- Когда дьявол принес цветы, которых мне хотелось, я не приказала ему
убираться прочь, хотя знаю, что должна была это сделать. Тетя Карл не на
шутку сердита на меня. Но, святой отец, он только хотел порадовать нас.
Клянусь, он ни разу не причинил мне зла. И он плачет, когда я не смотрю на
него или не слушаю его. Честное слово, я не знала, что он принес цветы из
алтаря! Иногда, отец, он поступает очень глупо, вот как тогда. Словно
несмышленый младенец. Но никогда и ни с кем не поступает жестоко.
-- Постой, дорогая. Что заставляет тебя думать, будто сам дьявол станет
преследовать такую малышку, как ты? Быть может, тебе лучше рассказать, что
же произошло на самом деле?
-- Отец, он совсем не похож на дьявола из Библии. Клянусь вам. Он
высокий и красивый. Совсем как настоящий человек. И он не лжет. Он всегда
делает что-нибудь приятное. Когда мне страшно, он приходит, садится на
краешек кровати и целует меня. Поверьте, я говорю правду! И еще он
отпугивает людей, которые хотят сделать мне что-нибудь плохое!
-- Дитя мое, почему же тогда ты говоришь, что это дьявол? Не лучше ли
сказать, что это -- твой воображаемый друг, которого ты выдумала, чтобы не
чувствовать себя одинокой?
-- Нет, святой отец, он -- дьявол, -- убежденно возразила девочка, --
Он не такой, как обычные люди, но я его не выдумывала. -- Голосок Дейрдре
звучал теперь печально и устало. Внутри этого ребенка маленькая женщина в
отчаянии пыталась справиться с непосильной ношей. -- Я знаю, что он всегда
рядом, хотя другие об этом даже не подозревают. И только если я долго смотрю
на него, он становится видимым и для других. -- Голос девочки дрогнул. --
Отец, я стараюсь не смотреть на него. Я молюсь Иисусу и Пресвятой Деве и изо
всех сил стараюсь не смотреть на него. Я знаю, это смертный грех. Но он
делается таким грустным и беззвучно плачет, хотя я его слышу.
-- Дитя мое, а ты говорила об этом со своей тетей Карлоттой?
Голос отца Мэттингли звучал спокойно, но столь подробный рассказ
ребенка встревожил его не на шутку: то, что он услышал, никак нельзя было
объяснить "избытком воображения" или чем-нибудь в том же роде.
-- Отец, она все о нем знает. И другие мои тети -- тоже. Они называют
его "тот человек", но тетя Карл говорит, что он -- истинный дьявол. Она одна
говорит, что это грех -- такой же, как трогать у себя между ногами или
думать о чем-нибудь неприличном. Тетя Карл говорит то же самое и про его
поцелуи, от которых у меня ползут мурашки и бывают разные ощущения. Она
говорит, что это грязно -- смотреть на него и позволять ему приходить ко мне
в постель. Еще тетя Карл говорит, что он может меня убить. Моя мама видела
его всю свою жизнь, потому она и умерла и отправилась на Небеса, чтобы
избавиться от него.
Отец Мэттингли был ошеломлен. А еще говорят, что священника на исповеди
ничем не удивишь!
-- И моя бабушка тоже видела его, -- торопливо продолжала Дейрдре
напряженным голосом. -- Она действительно была плохой, очень плохой, потому
что он заставлял ее быть плохой, и из-за него она умерла. Но она вместо
Небес попала в ад, и я, наверное, тоже туда попаду.
-- Постой, дитя мое. Кто тебе это сказал?
-- Моя тетя Карл, -- ответила Дейрдре. -- Она не хочет, чтобы я, как
Стелла, отправилась в ад. Она велит мне молиться и гнать его. Она считает,
что я смогу это сделать, если только постараюсь, если буду читать молитвы и
не позволю ему приходить. Она очень злится за то, что я разрешаю ему
появляться. -- Девочка умолкла. Она плакала, хотя явно пыталась подавить
слезы. -- Тетя Милли очень боится, а тетя Нэнси не хочет на меня смотреть.
Тетя Нэнси как-то сказала, что в нашей семье считается: если ты видишь "того
человека", с тобой все кончено.
Отец Мэтгингли был настолько шокирован, что буквально лишился дара
речи. Он быстро прокашлялся.
-- Ты хочешь сказать, что, по мнению твоих тетушек, этот человек
действительно существует?..
-- Отец, они всегда знали о нем. Его может увидеть любой, когда я
позволяю ему делаться сильным. Кто угодно. Но для этого я должна заставить
его прийти. Для других людей увидеть его не является смертным грехом, потому
что это моя вина. Моя! Его бы никто не видел, если, бы я этого не допускала.
Но, святой отец, я только... только не пойму, как это дьявол может быть так
добр ко мне и как он может так горько плакать, когда ему грустно. Я не
понимаю, почему он так хочет просто быть рядом со мной...
Голос Дейрдре сменился приглушенными рыданиями.
-- Не плачь, Дейрдре! -- твердо произнес священник.
Но это же немыслимо! Как может вполне современная, разумная женщина в
модном костюме внушать ребенку такие суеверия? Тогда что же говорить о
других? Воззрения сестры Бриджет-Мэри кажутся им сродни идеям самого Фрейда.
Священник попытался разглядеть Дейрдре сквозь решетку. Похоже, она вытирала
слезы кулаком.
И вдруг голосок девочки зазвенел снова, и от ее торопливых слов у отца
Мэттингли все сжалось внутри.
-- Тетя Карл утверждает, что даже думать о нем или о его имени -- это
уже смертный грех. Если произнести его имя, он тут же появляется. Когда тетя
Карл говорит мне все это, он стоит рядом и заявляет, что она лжет. Святой
отец, я знаю, что это ужасно, но она действительно иногда лжет. Я об этом и
без него знаю. Но хуже всего, когда он сердится и начинает ее пугать. А тетя
Карл ругается и грозится сделать со мной что-нибудь нехорошее, если он не
оставит меня в покое!
Голосок Дейрдре снова дрогнул. Она едва слышно плакала. Какой же
маленькой казалась она священнику, какой беззащитной!
-- Но все время, даже когда я одна и даже когда стою на мессе с другими
девочками, я знаю, что он рядом. Я его ощущаю. Я слышу, как он плачет и
заставляет плакать меня.
-- Дитя мое, а сейчас хорошенько подумай, прежде чем ответить. Твоя
тетя Карл действительно говорила, что она видит это существо?
-- Да, святой отец.
"Как она измучена! -- размышлял священник. -- Неужели я ей не верю? А
ведь именно о доверии она умоляла меня все это время".
-- Дорогая моя, я пытаюсь понять. Я хочу понять, но ты должна мне
помочь. Ты уверена, что твоя тетя Карл говорила, что видит того человека
собственными глазами?
-- Отец, она видела его, когда я была совсем маленькой и еще не знала,
что могу заставлять его приходить. Она видела его в тот день, когда умерла
моя мама. Он качал мою колыбель. А когда моя бабушка Стелла была девочкой,
он стоял у нее за спиной во время обеда. Я расскажу вам страшную тайну. В
нашем доме есть одна фотография. На ней моя мама. Так вот, на том снимке
есть и он, он стоит за маминой спиной. Я знаю об этой фотографии, хотя
взрослые старательно прятали ее от меня. Это он разыскал и дал мне снимок.
Он открыл комод, даже не прикоснувшись к ручке ящика, и вложил фото мне в
руку. Он делает такие вещи, когда бывает сильным, а это случается, когда я
провожу с ним много времени и весь день думаю о нем. Тогда все знают, что он
находится в доме. Тетя Нэнси встречает тетю Карл у порога и шепчет, что "тот
человек" опять у нас, отчего тетя Карл буквально выходит из себя. Это все
моя вина, святой отец! Мне страшно, что я не могу его остановить. И все в
доме бывают очень расстроенными!
Рыдания Дейрдре стали громче. Они отдавались эхом от деревянных стен
кабинки. Наверное, они были слышны и снаружи.
Что он должен сказать этой малышке? Внутри у отца Мэттингли все кипело.
Что за безумие могло охватить этих женщин? Неужели ни у кого из них не
осталось хоть крупицы здравого смысла, чтобы позвать психиатра и помочь
девочке?
-- Дорогая, выслушай меня. Я прошу твоего разрешения поговорить об этих
событиях за пределами исповедальни, поговорить с твоей тетей Карл. Ты мне
позволишь это?
-- Нет, святой отец. Нельзя!
-- Дитя мое, я не стану что-либо делать без твоего разрешения. Но,
поверь, мне просто необходимо побеседовать с твоей тетей Карл обо всем этом.
Вместе с ней мы сумеем прогнать это существо.
-- Отец, она никогда не простит мне, что я рассказала об этом. Никогда,
Рассказывать об этом -- смертный грех. И тетя Нэнси никогда мне не простит.
Даже тетя Милли разозлится. Отец, нельзя рассказывать -- тетя Карл не должна
знать, что я открыла вам эту тайну.
С девочкой начиналась истерика.
-- Дитя мое, я могу снять с твоей души этот смертный грех, -- попытался
объяснить ей священник. -- Я могу дать тебе отпущение грехов. С этого
момента твоя душа чиста как снег. Верь мне, Дейрдре. Дай мне возможность
поговорить с твоей тетей.
Какое-то время в ответ слышался только плач. Потом он услышал, как
повернулась ручка маленькой деревянной двери, но еще прежде, чем до его ушей
донесся этот звук, священник понял, что потерял эту девочку. Дейрдре почти
бежала по проходу, прочь от него, и вскоре эхо ее быстрых шагов затихло
вдали.
Зачем он сказал не те слова, зачем сделал неверные заключения? Теперь
уже ничего нельзя сделать, ибо священник был связан тайной исповеди. И эту
тайну поведала ему несчастная девочка, которая была еще слишком мала, чтобы
совершить смертный грех или получить истинное облегчение от таинства
исповеди.
Отец Мэттингли никогда не забудет, как он, беспомощный, сидел и слушал
ее шаги, отдававшиеся эхом у церковных дверей. Теснота и духота исповедальни
давили на него. Боже милостивый, что теперь делать?
Но его мучения только начинались...
В течение нескольких недель мысли о том доме и его обитательницах не
отпускали священника ни на минуту...
Однако отец Мэттингли не мог ни действовать на основании услышанного,
ни повторить произнесенные Дейрдре слова. Тайна исповеди связывала его и в
том, и в другом.
Он не осмеливался даже расспрашивать сестру Бриджет-Мэри, однако, когда
они случайно встретились на игровой площадке, та по собственной инициативе
поведала ему достаточно много. Слушая ее рассказ, священник отчего-то
чувствовал себя виноватым, но заставить себя уйти не мог.
-- Они, конечно же, отправили Дейрдре в школу Святого Сердца. Куда же
еще! -- воскликнула монахиня. -- Думаете, она там удержится? Анту исключили
оттуда, когда той было всего восемь лет. И из школы урсулинок ее потом тоже
выгнали. Наконец, родственники нашли для нее какую-то частную школу -- одно
из тех безумных мест, где детям разрешают стоять на голове. А каким
несчастным существом была эта Анта в детстве. Она вечно писала стихи и
рассказы, разговаривала сама с собой и расспрашивала о том, как умерла ее
мать. Разве вы не знаете, святой отец, что ее мать, Стелла Мэйфейр, на самом
деле не умерла, а была застрелена своим братом Лайонелом? И сделал он это
прямо у них дома, во время шумного карнавала. Поднялась жуткая паника. Когда
все стихло, зеркала, стекла в окнах, часы, мебель -- все было разбито и
поломано, а мертвая Стелла лежала на полу.
Отец Мэттингли только горестно покачал головой.
-- Не удивительно, что впоследствии Анта тронулась умом и где-то через
десять лет сбежала из дому с каким-то художником, вот так-то. Этот парень не
собирался на ней жениться и бросил ее в каком-то обшарпанном доме в
Гринвич-виллидж. Там даже лифта не было. На дворе зима, денег -- ни гроша. А
тут еще Дейрдре только что родилась и, естественно, требует заботы. Пришлось
молодой мамаше с позором возвращаться домой. А потом бедняжка прыгнула из
чердачного окна. Не было ей жизни в родных стенах -- прямо ад кромешный:
тети шпионили за ней, контролировали каждый шаг, а на ночь запирали ее в
комнате. Почему? Она убегала во Французский квартал и пила там -- это в
таком-то возрасте! -- с поэтами и писателями. Все стремилась, чтобы обратили
внимание на ее писанину... Расскажу вам еще одну жуткую вещь. После смерти
Анты в течение нескольких месяцев на ее имя продолжала приходить почта -- из
Нью-Йорка ей возвращали рукописи, которые она туда посылала. Каким же
мучением было для мисс Карл, когда в дверь звонил почтальон и добавлял ей
боли и страданий, принося очередное напоминание о покойной Анте.
Отец Мэттингли мысленно помолился за Дейрдре: пусть тень зла никогда не
коснется ее.
-- Мне говорили, что один из рассказов Анты напечатали в каком-то
парижском журнале, но по-английски. Когда номер этого журнала прислали сюда,
мисс Карл лишь бросила на него взгляд и заперла подальше. Мне об этом
рассказывала одна из ее родственниц. Другие Мэйфейры предлагали мисс Карл
отдать им маленькую Дейрдре, но мисс Карл оказалась. Она сказала: "Нет,
ребенок останется здесь. Это мой долг перед Стеллой, перед Антон и перед
самой Дейрдре".
По пути домой отец Мэттингли зашел в церковь. Он долго стоял в тишине
ризницы, глядя через открытую дверь на главный алтарь.
Священник готов был простить Мэйфейрам нечестивую историю их семейства:
они, как и все, родились во грехе. Но не может быть им прощения за то, что
они забивали голову невинной девочки лживыми россказнями о дьяволе, якобы
доведшем ее мать до самоубийства? Отец Мэттингли понимал: он бессилен,
абсолютно бессилен что-либо сделать для Дейрдре. Он может только молиться за
нее, как молился сейчас.
Под Рождество Дейрдре исключили из частной школы Святой Маргариты, и
тетушки перевели ее в другую частную школу, находившуюся где-то на севере.
Через некоторое время до отца Мэттингли дошли слухи, что Дейрдре опять
дома, занимается с гувернанткой и часто болеет. Однажды лицо девочки
мелькнуло в толпе прихожан на утренней мессе, что начиналась в десять часов.
К причастию Дейрдре не подошла...
Постепенно отец Мэттингли узнавал все новые и новые подробности о
Мэйфейрах. Всему приходу было известно о его визитах в их дом. Однажды,
когда он зашел проведать старую Люси О'Хара, та спросила:
-- Святой отец, это правда, что вы ходили в дом к Дейрдре и беседовали
о ней с ее тетками? Девочку-то, кажется, опять куда-то отправили. Я тоже
кое-что знаю про эту семью. Хотите расскажу?
Что ему оставалось делать? Отказаться? Или слушать старушечьи
воспоминания? Отец Мэттингли выбрал второе.
-- Да, я их знаю, -- начала Люси О'Хара. -- Хорошо помню Мэри-Бет. Она
была истинно светской дамой и многое могла порассказать о прежней их жизни
на плантациях. Мэри-Бет родилась сразу после Гражданской войны, а в Новый
Орлеан приехала примерно в восьмидесятые годы вместе со своим дядюшкой
Джулиеном -- вот уж был настоящий джентльмен с Юга. Я до сих пор помню, как
мистер Джулиен катался на лошади по Сент-Чарльз-авеню. Скажу вам, таких
ладных стариков я еще не видела... Говорят они владели большим поместьем в
Ривербенде. Их дом изображен во многих старых книжках. А потом дом смыло
рекой. Мистер Джулиен и мисс Мэри-Бет чего только не делали, чтобы спасти
его. Но разве реку остановишь...
А Мэри-Бет отличалась невероятной красотой: смуглая, с горящим
взглядом, не такая хрупкая, как Стелла, или неприметная, как мисс Карл.
Говорят, Анта тоже считалась красавицей, но ту я не видела, как и ее
несчастную дочку Дейрдре. Скажу вам, что Стелла была настоящая колдунья. Да,
святой отец, та самая Стелла, Она знала секреты приготовления всяческих
снадобий и порошков, знала все обряды, могла по картам прочитать ваше
будущее. Раз она погадала моему внуку Шону и до полусмерти напутала
мальчишку своими пророчествами. Это случилось на одном из жутких сборищ,
которые они устраивали у себя на Первой улице, Спиртное там лилось рекой --
упивались все. А в танцевальном зале играл оркестр. Организатором всего
этого была Стелла.
Ей нравился мой Билли, -- продолжала старуха, махнув рукой в сторону
выцветшей фотографии на комоде. -- Погиб на войне. Говорила я ему: "Билли,
послушай меня. Держись подальше от женщин из семьи Мэйфейр". Стелла была