Эл Райс. Час ведьмовства

узнает, что беременности нет, все пойдет своим чередом.
Когда Роуан вышла из душа, ее нестерпимо клонило в сон -- мысли
путались, она с трудом сознавала собственные действия. Возле постели
валялась брошенная Майклом рубашка -- он стянул ее с себя в прошлую ночь,
Обычная рубашка синего цвета, какие носят на каждый день, но накрахмаленная
и выглаженная не хуже той парадно-выходной, которая ей вчера понравилась.
Роуан аккуратно сложила ее и легла, прижав к себе синий сверток словно
любимое детское одеяльце или мягкую игрушку.
Так она проспала шесть часов.
Едва проснувшись, Роуан поняла, что не может оставаться одна в доме.
Казалось, что каждый предмет в нем хранит на себе отпечаток Майкла, его
тепло. Роуан слышала его голос, его смех, его широко распахнутые голубые
глаза бесхитростно смотрели на нее сквозь роговые очки, а затянутые в
перчатки руки нежно касались ее тела и лица.
После его отъезда дом казался еще более пустым, а ждать от него звонка
было еще слишком рано.
Роуан позвонила в клинику. Разумеется, там требовалось ее присутствие
-- это же субботний вечер в Сан-Франциско! Операционные в Центральной
больнице города были уже переполнены. В травматологический центр
университетской клиники поступали жертвы катастрофы -- на сто первом шоссе
столкнулись сразу несколько машин. Как обычно, были и пациенты с
огнестрельными ранами.

К моменту приезда Роуан в клинику пациентка уже находилась в
операционной. Ассистенты подключили все необходимое оборудование и сделали
анестезию... Пока Роуан мыла руки, интерн докладывал о состоянии ее будущей
подопечной. Женщину пытались убить топором. Большая потеря крови. Доктор
Симмонс уже вскрыл черепную коробку...
Войдя в холодную, точно ледник, операционную, Роуан заметила, как
Симмонс облегченно вздохнул.
Пока ее облачали в стерильный зеленый халат и эластичные перчатки,
Роуан почти машинально отмечала про себя, с кем сегодня придется работать...
Так... Две медсестры из числа самых лучших. Один интерн заболел, второй
чрезмерно возбужден предстоящей операцией. Анестезиологи... Не из тех, с кем
она любила работать, но вполне подходящие. Что ж, доктор Симмонс хорошо
подготовил ей плацдарм.
Пациентка... Совершенно незнакомая... Зафиксирована в неудобной сидячей
позе: голова опущена, черепная коробка открыта, лицо и руки полностью
укутаны несколькими слоями зеленых хлопчатобумажных простыней, безжизненно
неподвижные ноги оставлены открытыми...
Роуан подошла к торцу операционного стола и, кивнув в ответ на слова,
брошенные ей анестезиологом, встала позади мешковатого тела. Правой ногой
она нажала педаль, чтобы установить в нужное положение огромный
хирургический микроскоп и максимально сфокусировать изображение открытого
мозга, ткани которого удерживали блестящие металлические зажимы.
-- Ну и месиво! -- прошептала Роуан.
В ответ раздались негромкие смешки персонала.
-- Вероятно, она узнала, что оперировать будете именно вы, доктор
Мэйфейр, -- сказала старшая из медсестер, -- и потому попросила своего
муженька шмякнуть ее топором еще раз.
Роуан улыбнулась под маской, потом сощурила глаза.
-- Как вы думаете, доктор Симмонс, мы сможем удалить кровь, не
высасывая попутно слишком много мозгов у бедняжки? -- спросила она.
В течение следующих пяти часов она ни разу не вспомнила о Майкле.

Домой Роуан вернулась в два часа ночи -- там было темно и холодно.
Другого она и не ждала. Но впервые после смерти Элли Роуан не будоражили
тягостные мысли о приемной матери. И впервые воспоминание о Грэме не было
мрачным и мучительным.
Она прослушала автоответчик: никаких сообщений от Майкла. Это
расстроило, но не удивило ее. Она живо представила, как пьяный Майкл,
шатаясь, спускается по трапу самолета. В Новом Орлеане сейчас около четырех
часов утра. Нет, нельзя так рано звонить в отель "Поншатрен".
Лучше всего не забивать себе голову этими мыслями, решила Роуан, снова
укладываясь в постель.
Лучше не думать о бумаге в сейфе, запрещавшей ей возвращаться в Новый
Орлеан. Лучше не думать о том, чтобы полететь туда ближайшим рейсом. И если
не думать обо всем этом, то нечего тогда думать и об Эндрю Слэттери,
которого не приняли на работу в Стэнфорд, и который, наверное, с
удовольствием согласится подменить ее на пару недель в университетской
клинике, Тогда какого черта она сегодня спрашивала Ларка о Слэттери, да еще
и звонила ему среди ночи только ради того, чтобы узнать, нашел ли Эндрю
работу? Что-то явно крутилось в ее воспаленных мозгах.

В три часа ночи Роуан внезапно проснулась... В доме кто-то был. Она не
знала, что именно разбудило ее, но не сомневалась, что в доме есть кто-то
еще. Кроме дальнего зарева города, единственным освещением в комнате были
цифры электронных часов. В окно резко ударил сильный порыв ветра, осыпав все
вокруг множеством водяных брызг.
Роуан чувствовала, как раскачивается на сваях дом. Послышался слабый
скрип стекла.
Роуан встала, стараясь двигаться как можно тише, вытащила из ящика
комода револьвер тридцать восьмого калибра, сняла предохранитель и двинулась
к лестнице. Револьвер она держала обеими руками, как учил Чейз, ее
приятель-полицейский. Роуан упражнялась в стрельбе из этого револьвера и
умела с ним обращаться. Она не столько боялась, сколько злилась, но
оставалась при этом собранной и хладнокровной.
Шагов не было слышно. До нее доносились лишь отдаленное завывание ветра
в трубе и слабые стоны прочных стеклянных стен.
С верхней ступеньки лестницы перед Роуан как на ладони открылось все
пространство залитой голубоватым лунным светом гостиной. В окно ворвался
новый фонтан брызг. Корпус "Красотки Кристины" с глухим стуком бился о
резиновые шины на стенке пирса.
Осторожно ступая по ступенькам, Роуан спускалась вниз, не забывая на
каждом повороте лестницы обшаривать глазами все помещения. Вот наконец и
нижний этаж. Отсюда ей был хорошо виден каждый уголок, за исключением ванной
комнаты, оставшейся за спиной. Роуан осторожно двинулась в сторону ванной,
пристально вглядываясь в темноту, но по-прежнему видя перед собой лишь
пустое пространство гостиной и неуклюже раскачивающуюся на волнах "Красотку
Кристину" за окном.
В небольшом помещении ванной тоже не оказалось ничего подозрительного.
Пустая кофейная чашка, оставленная Майклом на туалетном столике. Запах его
одеколона.
Прислонясь к дверному косяку, Роуан еще раз обвела взглядом комнаты. Ее
тревожили яростные порывы ветра, сотрясавшие стеклянные стены дома. Но такие
завывания она слышала множество раз, и только однажды стихии удалось разбить
одно из стекол. Правда, в августе обычно не бывало штормов такой силы.
Штормовым сезоном всегда была зима, когда вместе с ветром на окрестные холмы
обрушивались проливные дожди, которые, наполняли улицы жидкой грязью, а
порой и сносили с фундаментов дома.
Роуан завороженно смотрела, как потоки воды с грохотом стекают по
длинным открытым террасам, окрашивая их в темные тона. Она видела мириады
мельчайших капель на ветровом стекле рубки "Красотки Кристины". Неужели ее
обманул этот внезапно налетевший ураган? Роуан настроила свои невидимые
внутренние антенны и прислушалась.
Никаких посторонних звуков -- только стоны и скрип стекла и дерева И
все же что-то было не так. Она в доме не одна. И тот, кто вломился сюда,
сейчас находился на втором этаже, в чем Роуан не сомневалась. Он поблизости.
Он следит за ней. Но откуда именно? Роуан не могла найти объяснение
собственным ощущениям.
Электронные часы на кухне едва слышно щелкнули, отмерив еще один
интервал времени, и теперь показывали пять минут четвертого.
Краешком глаза Роуан уловила какое-то движение. Она не обернулась, а,
напротив, сочла за лучшее неподвижно застыть на месте. Чуть скосив глаза
влево, она увидела фигуру мужчины, стоявшего на западной террасе.
Незнакомец был худощав, очень бледен и темноволос. В его позе не
ощущалось ни скрытой, ни явной угрозы. Он стоял удивительно прямо, спокойно
опустив руки. Роуан не могла ясно различить все детали, но выглядел
непрошеный гость весьма странно и в то же время неправдоподобно элегантно --
словно пришел на великосветский раут.
Роуан была буквально вне себя от гнева, но при этом сохраняла внешнее
хладнокровие и ясность мыслей. Она мгновенно оценила ситуацию. Незнакомец не
мог проникнуть в дом через двери террасы. И уж тем более пробить брешь в
толстом стекле. Ах, с каким удовольствием она всадила бы в него пулю, но
тогда пришлось бы пробить заодно и дыру в стекле. К тому же, заметив ее,
этот тип может выстрелить первым. Хотя... С какой стати? Обычно для
грабителя главное -- проникнуть в дом. Да и он, конечно же, заметил ее
давным-давно -- Роуан была почти уверена, что он следил за ней и продолжает
следить.
Она очень медленно повернула голову. Темнота внутри гостиной, похоже,
не мешала странному посетителю видеть Роуан -- во всяком случае, он смотрел
прямо на нее.
Столь откровенная наглость привела ее в бешенство, Она чувствовала, что
ситуация становится все более опасной. Внешне холодная, Роуан наблюдала, как
мужчина приближается к стеклу.
-- Ну, подходи же, придурок. Я с радостью тебя пристрелю, -- прошептала
она, чувствуя, как шевелятся волосы на затылке.
По телу пробежал какой-то приятный холодок. Ей захотелось убить этого
человека, кем бы он ни был -- непрошеным гостем, вором или сумасшедшим.
Роуан хотелось уложить его прямо на террасе, будь то пулей тридцать восьмого
калибра или любым иным доступным ей способом.
Роуан медленно обеими руками подняла револьвер, направила его прямо на
незнакомца и вытянула вперед руки, как учил ее Чейз.
Однако тот ничуть не испугался и не отвел взгляда Сквозь спокойную,
ледяную ярость Роуан с неподдельным интересом разглядывала загадочного
гостя. Темнота мешала рассмотреть его как следует, но кое-что она все же
смогла увидеть: темные вьющиеся волосы, неестественно бледное худощавое
лицо, в выражении которого было что-то печальное и умоляющее. Незнакомец
стоял, слегка склонив голову, словно разговаривая с Роуан, умоляя о чем-то.
"Да кто же ты такой?" -- подумала она. До нее постепенно доходила вся
нелепость этой сцены и одновременно в голове возникла совершенно сумасшедшая
мысль: "Он совсем не то, чем кажется... не человек... Я наблюдаю некую
иллюзию!" Гнев Роуан неожиданно сменился тревогой, которая в свою очередь
переросла в страх.
На какое-то время она утратила способность двигаться и буквально
лишилась дара речи. Но потом, злясь на собственную беспомощность и ужас,
взяла себя в руки и крикнула:
-- Возвращайся в ад -- туда, откуда пришел!
Ее громкий испуганный голос гулко разнесся по пустому дому.
В ответ, словно желая выбить ее из колеи и полностью сломить,
незнакомец медленно исчез. Его фигура стала прозрачной, затем полностью
растворилась. Там, где он только что стоял, не осталось ничего, кроме
привычного, а потому еще более шокирующего вида пустой террасы.
Громада стеклянного дома вздрогнула. Затем раздался еще один удар,
словно на здание со всего размаху налетел ветер. И вдруг море успокоилось.
Умолк грохот волн. Дом затих. Даже "Красотка Кристина" перестала колотиться
о стенку пирса.
Роуан еще долго смотрела на пустую террасу. Потом до ее сознания дошло,
что влажные от пота, трясущиеся руки по-прежнему крепко сжимают револьвер,
сделавшийся вдруг необычайно тяжелым. Несмотря на дрожь во всем теле, Роуан
направилась прямо к стеклянной стене и дотронулась до нее в том месте,
которого касалась его рука. От стекла исходило слабое, но ощутимое тепло. Не
такое, какое оставляет человеческая рука, -- столь странное эфемерное
существо не могло нагреть холодную поверхность толстого стекла, -- но такое,
словно стекло обдало горячей струей.
Роуан еще раз внимательно осмотрела доски террасы, потом перевела
взгляд на темную неровную поверхность воды и на приветливые огоньки Сосалито
на другой стороне залива. Вернувшись наконец к кухонному столу, она положила
револьвер, схватила телефонную трубку и дрожащим голосом попросила:
-- Пожалуйста, соедините меня с отелем "Поншатрен" в Новом Орлеане.
Ожидая ответа станции, Роуан пыталась успокоиться, используя для этого
один-единственный аргумент: она снова и снова убеждала себя в том, что в
доме, кроме нее, никого нет.
Бесполезно проверять замки и задвижки. Бесполезно рыться в шкафах,
заглядывать во все укромные места и совать нос в каждую щель. Все это
бес-по-лез-но!
К тому времени, когда в трубке раздался голос телефонистки отеля, Роуан
пребывала в полном отчаянии.
-- Мне нужно поговорить с Майклом Карри, -- сказала она, пояснив, что
вчера вечером он должен был остановиться в их отеле. Да, она знает, что
сейчас в Новом Орлеане только двадцать минут шестого, но это не имеет
значения. Она просит соединить ее с номером мистера Карри.
Роуан казалось, что ожидание длится уже целую вечность. Слишком
потрясенная произошедшим, чтобы думать о том, удобно ли будить Майкла в
такой час, она сгорала от нетерпения.
-- Извините, но мистер Карри не отвечает, -- послышался наконец голос
телефонистки.
-- Позвоните еще раз. Пожалуйста, пошлите кого-нибудь к нему в номер.
Мне крайне необходимо с ним поговорить.
Гостиничным служащим так и не удалось добудиться Майкла. Входить в
номер без его разрешения они отказывались -- вполне понятно: таковы правила,
-- и Роуан не винила их за это. Попросив оставить для Майкла сообщение с
просьбой срочно позвонить ей, она повесила трубку и села у камина с
намерением спокойно все обдумать.
Роуан не сомневалась в том, что видела: да, она абсолютно уверена, что
на террасе стоял призрак и смотрел прямо на нее, а потом подошел совсем
близко и начал разглядывать ее в упор! Это существо могло появляться и
исчезать по собственной воле. Но тогда почему она видела отблеск света на
кромке его воротничка, и откуда капельки влаги на его волосах? Почему стекло
стало теплым от его прикосновения? Вопрос в том, было ли неизвестное
существо материальным, находясь в видимом состоянии, а если да, то
распадалась ли материя, когда оно "предпочитало исчезнуть".
В конце концов ее разум по обыкновению стал искать научное объяснение
произошедшего. Но эти поиски не могли развеять охватившую ее панику,
избавить от сильного и ужасающего чувства беспомощности, заставлявшего Роуан
испытывать страх в собственном доме, чего с нею раньше никогда не бывало.
Почему ветер и дождь были составными частями всего этого кошмара? Ведь
она явно не придумала жуткие завывания и капли на стеклах. И вопрос
вопросов: почему странное существо явилось именно ей?
-- Майкл... -- прошептала она, и имя его сорвалось с ее губ как
молитва. Роуан негромко рассмеялась: -- Я их тоже вижу.
Она встала и медленно обошла дом, стараясь ступать как можно увереннее
и повсюду зажигая свет.
-- Отлично, -- покончив с этим занятием, спокойно проговорила Роуан. --
Если ты вернешься, то будешь встречен ослепительной иллюминацией.
Ну разве не абсурд? Существо, способное вызвать бурю в заливе
Ричардсона, легко могло устроить и короткое замыкание.
Но Роуан сама нуждалась в ярких огнях -- она была слишком испугана.
Поднявшись в спальню, она повернула в замке ключ, потом заперла дверь ванной
и шкафа с одеждой и только после этого улеглась в постель, повыше взбив под
головой подушки и положив рядом револьвер.
Она взяла сигарету, хотя и знала, что курить в постели опасно, а потому
предварительно убедилась, что над головой мигает красный огонек пожарной
сигнализации.
"Призрак... -- размышляла она -- Допустим, я только что видела одного
из них собственными глазами, хотя прежде никогда в них не верила. Это,
несомненно, привидение -- ничем иным столь странная фигура быть не могла. Но
почему призрак явился мне?"
Роуан воскресила в памяти всю сцену, и все ощущения загадочной встречи
нахлынули на нее снова.
Как ужасно, что рядом нет Майкла -- единственного во всем мире
человека, способного поверить ее словам, единственного, кому она могла
довериться и рассказать о подобном.
Роуан была взбудоражена и испытывала почти те же чувства, что и в тот
вечер, когда вытащила Майкла из воды: "Я прошла через что-то волнующее и
ужасное". Ей страстно хотелось с кем-нибудь поделиться. "Почему он появился
передо мной?" -- вновь и вновь задавала она себе вопрос, лежа в тишине ярко
освещенной спальни.
Как изящно он двигался, когда шел по террасе, как странно смотрел на
нее сквозь стекло, каким необычным был весь его облик... Судя по всему,
иностранец... Таинственный чужеземец.
Возбуждение не проходило. Но когда наконец взошло солнце, Роуан
почувствовала облегчение. Рано или поздно Майкл пробудится после своей
пьяной спячки, увидит сигнал о сообщении и обязательно позвонит.
"Ну вот, мне опять что-то от него нужно, -- говорила сама с собой
Роуан. -- Кто знает, что сейчас происходит с ним самим, а тут еще я лезу со
своими проблемами и заявляю, что он мне нужен..."
Охраняемая теплым, ласковым солнечным светом, заливавшим комнату сквозь
стеклянные стены, Роуан постепенно погружалась в сон. Она поудобнее
устроилась на теплых подушках, натянула на себя одеяло из разноцветных
лоскутков и вновь вернулась мыслями к Майклу, вспоминая темные курчавые
волоски на тыльной стороне его рук, его нежные пальцы и огромные глаза за
стеклами очков. И только в последний момент, перед тем как окончательно
провалиться в сон, она вдруг подумала: а не мог ли этот призрак быть
каким-то образом связан с Майклом?
Видения...
"Это как-то связано с видениями?" -- хотелось ей спросить.
Потом сон перешел в какую-то чепуху, и она проснулась, как всегда
пытаясь поскорее прийти в себя и выбросить из головы нелепость и
неправдоподобие увиденного. Из водоворота мыслей ярко выделилась одна:
разумеется, Слэттери вполне может ее подменить, и если Элли сейчас пребывает
в каких-то неведомых высях, то ей, скорее всего, безразлично, вернется Роуан
в Новый Орлеан или нет. Там, за гранью земного, Элли должна быть
счастлива...
Роуан вновь погрузилась в тяжелый сон...

9

Майкл внезапно проснулся от жажды и жары, хотя воздух в комнате был
довольно прохладным. Он лежал в трусах и рубашке, манжеты и воротник которой
оставались застегнутыми. Перчатки не были сняты.
В конце коридорчика, устланного ковром, ярко горел свет. Сквозь
негромкое, обволакивающее гудение кондиционера доносился какой-то звук,
похожий на шелест бумаги.
"Боже милостивый, где это я?"
Майкл сел на постели. За коридорчиком виднелась гостиная где возле
занавешенного шторами с цветочным узором окна стоял кабинетный рояль из
светлого, сверкающего полировкой дерева. Должно быть, он в своем роскошном
номере в отеле "Поншатрен".
Майкл не помнил, как оказался здесь, и страшно рассердился на себя за
то, что явно перепил накануне. Вскоре, однако, к нему вернулось эйфорическое
состояние вчерашнего вечера. Он вспомнил свидание с домом на Первой улице,
над которым простиралось пурпурное небо.
"Я в Новом Орлеане!"
Охваченный приливом счастья, он напрочь забыл о замешательстве и
чувстве вины.
-- Я -- дома, -- прошептал Майкл. -- Что бы я там ни натворил, я --
дома.
Но как ему удалось добраться до отеля? И кто там расселся в гостиной?
Опять этот англичанин. Последнее, что четко отложилось в памяти, это беседа
со странным английским джентльменом напротив того дома на Первой улице.
Вместе с этим воспоминанием вернулось и другое: Майкл снова увидел
темноволосого человека, глядевшего на него сквозь узор черной чугунной
решетки, вспомнил загадочный блеск его глаз, бледное и бесстрастное лицо...
Майкла охватило странное чувство. То не был страх -- то было глубинное,
интуитивное ощущение угрозы.
Как мог этот человек за столько лет так мало измениться? Как мог он
мгновенно появляться и исчезать буквально на глазах?
Майклу вдруг подумалось, что ему хорошо известны ответы на эти вопросы:
он всегда понимал, что таинственный субъект не принадлежит к числу
обыкновенных людей. Но такое внезапное постижение совершенно непостижимых
вещей едва не заставило его засмеяться. -- Сходишь с катушек, приятель, --
прошептал он. Но как раз здесь, в незнакомом месте, ему надо держать себя в
руках и не терять самообладания. Нужно узнать, что нужно этому англичанину и
почему тот до сих пор торчит в чужом номере?
Майкл быстро обследовал глазами комнату. Да, старый отель. На него
повеяло комфортом и покоем, когда он увидел чуть вылинявший ковер, крашеный
корпус кондиционера под окнами и массивный старомодный телефон, стоящий на
небольшом инкрустированном столике. На аппарате мерцал сигнал, означавший,
что для Майкла есть сообщение.
Дверь в ванную была распахнута, открывая взору тусклый блеск белых
кафельных плиток.
Слева Майкл увидел шкаф и свои чемодан с откинутой крышкой. И -- о чудо
из чудес! -- совсем рядом на столике стояло ведерко со льдом, в котором,
подернутые мелкими капельками влаги, покоились три длинные банки
миллеровского пива.
-- Ну разве это не рай земной? -- произнес он вслух.
Майкл снял правую перчатку и коснулся одной из банок. Перед ним
мелькнул официант в форменной одежде... Нет, хватит -- к чему эта лишняя
информация? Он снова натянул перчатку, открыл банку и большими жадными
глотками выпил половину ее содержимого. Потом встал и направился в ванную.
Даже в неярком утреннем свете, пробивавшемся сквозь закрытые жалюзи, он
сумел разглядеть свой туалетный набор, поставленный на мраморную поверхность
туалетного столика. Майкл достал зубную щетку, пасту и почистил зубы.
Боль в голове постепенно стихала, а вместе с ней Майкла покидало и
ощущение собственной глупости и никчемности. Он причесал волосы, допил
остатки пива и почувствовал себя почти что хорошо.
Надев свежую рубашку и натянув брюки, он взял из ведерка вторую банку,
прошел по коридорчику и остановился у входа в просторную, богато
обставленную гостиную.
Среди скопища обитых бархатом кушеток и стульев за небольшим деревянным
столом сидел англичанин в серой домашней куртке с хлястиком и серых твидовых
брюках; перед ним высилась гора папок из плотной бумаги и машинописных
страниц. Наконец-то Майкл смог рассмотреть его получше: довольно худощав,
лицо избороздили морщины, седая, но еще густая шевелюра, исключительно
дружелюбный и понимающий взгляд не слишком больших блестящих голубых глаз...
Англичанин встал.
-- Надеюсь, мистер Карри, вы чувствуете себя лучше? -- спросил он.
У него был один из тех звучных, присущих только британцам голосов,
которые придают самым простым словам новый смысл, будто до сих пор эти слова
произносились совершенно неправильно.
-- Вы кто? -- спросил Майкл.
Пожилой джентльмен подошел ближе и протянул куку. Майкл не стал
пожимать ее, хотя ему было не по себе за столь грубое обращение с тем, кто
выглядел таким дружелюбным, искренним и, в общем-то, симпатичным. Майкл
снова приложился к пиву.
-- Меня зовут Эрон Лайтнер, -- представился англичанин. -- Я приехал из
Лондона, чтобы повидаться с вами.
Он говорил учтиво, без малейшего признака обиды.
-- Это я слышал от своей тети. Я видел, как вы околачивались возле
моего дома на Либерти-стрит. Какого черта вы таскаетесь за мной по пятам?
-- Потому что мне необходимо с вами побеседовать, мистер Карри, --
вежливо, едва ли не с оттенком благоговения ответил англичанин. -- Настолько
необходимо, что я добровольно согласился вынести любые неудобства и хлопоты,
с которыми мог столкнуться. Вполне очевидно, что я рисковал вызвать ваше
недовольство. Весьма сожалею и прошу меня простить. В мои намерения входило
лишь помочь вам добраться сюда, и, позволю себе заметить, вчера вы дали на
то полное ваше согласие.
-- Неужели?
Майкл почувствовал, что свирепеет. Но, надо признать, этот парень умеет
очаровывать людей. Взглянув на разбросанные по столу бумаги, Майкл
разозлился еще больше. За каких-нибудь пятьдесят баксов, а то и меньше,
таксист помог бы ему добраться до номера и не торчал бы здесь сейчас.
-- Совершенно верно, -- подтвердил Лайтнер все тем же мягким,
уравновешенным голосом. -- Возможно, мне следовало бы удалиться в свой
номер, который находится этажом выше, но я не был уверен, что с вами все
будет в порядке. И, честно говоря, я волновался еще и по другому поводу.
Майкл не ответил. Он понял, что англичанин только что прочел его мысли.
-- Что ж, вашим трючком вы сумели привлечь мое внимание, -- сказал он.
"Интересно, может ли он проделать это снова?" -- подумал Майкл.
-- Да, если желаете, -- отозвался англичанин. -- К сожалению, читать
мысли человека, разум которого находится в таком состоянии, как сейчас ваш,
довольно легко. Боюсь, что ваша возросшая восприимчивость работает в обоих
направлениях. Однако я могу научить вас скрывать свои мысли и в любой
момент, когда пожелаете, ставить защитный экран. Хотя, должен заметить, в
этом нет особой необходимости, ибо людей, подобных мне, вокруг вас не так уж
много.
Майкл невольно улыбнулся. Благородное смирение, с каким все это было
сказано, несколько смутило его и в то же время вполне убедило. Англичанин