Эл Райс. Час ведьмовства

Она долго молчала и наконец прошептала:
-- Мне тогда очень хотелось есть.
Майкла передернуло. Он с треском открыл новую банку пива. В машине
вкусно запахло солодом.
-- Теперь вы уже не испытываете ко мне симпатии, не так ли? -- спросил
он.
Роуан сосредоточенно глядела на дорогу и не произнесла в ответ ни
слова.
Фары встречных машин слепили глаза. Слава Богу, она сворачивает с
главной автомагистрали на узкую дорогу, ведущую в Тайбурон.
-- Еще как испытываю, -- наконец откликнулась Роуан.
Голос был тихим, томным, с хрипотцой.
-- Я рад, -- признался Майкл. -- А то я действительно боялся... Я
правда рад. Даже не знаю, зачем наговорил вам столько глупостей...
-- Но ведь я же сама попросила рассказать, что вы видели.
Майкл рассмеялся и основательно припал к банке.
-- Мы почти дома, -- сообщила Роуан. -- Не будете ли вы любезны
оторваться от пива? Прошу вас как врач.
Вместо этого Майкл сделал новый большой глоток... Снова кухня... запах
жаркого из духовки... Открытая бутылка красного вина и два бокала...
-- ...Это может показаться жестоким, но я совершенно не обязан
присутствовать при ее угасании. Если ты предпочитаешь оставаться здесь и
наблюдать за умирающей от рака женщиной... Что ж это твой выбор, но тогда
спроси себя, откуда такая тяга к подобным зрелищам, почему тебе доставляет
удовольствие видеть чужие страдания, -- быть может, что-то не в порядке у
тебя самой?..
-- Не городи чудовищную чушь, слышишь?
Там было что-то еще... что-то очень важное... И чтобы увидеть все в
подробностях, нужно всего лишь сосредоточиться...
-- Роуан, я дал тебе все, что ты хотела. Я знаю: ты всегда была
связующим звеном между нами. Если бы не ты, я бы давным-давно ушел от нее.
Неужели Элли никогда не рассказывала тебе об этом? Она сознательно
обманывала меня, уверяя, что может иметь детей. Лишь из-за тебя я не послал
все к черту и продолжал жить с этой женщиной.
Они свернули направо, на запад, как предположил Майкл, и въехали на
темную, густо обсаженную по обе стороны деревьями улицу, которая сначала шла
вверх, а затем спускалась по склону. Снова мелькнул громадный кусок ясного
неба, полного далеких равнодушных звезд, и живописная панорама Сосалито,
разбросанного по холмам вплоть до маленькой гавани. Майкл догадался, что они
почти приехали.
-- Можно мне спросить вас, доктор Мэйфейр?
-- О чем?
-- Вы... вы боитесь причинить мне боль?
-- Почему вы об этом спрашиваете?
-- У меня вдруг возникла совершенно нелепая идея... тогда, когда я
держал вашу руку... вы пытались послать мне предостережение.
Она не ответила, но такое предположение явно оказалось для нее
неожиданным потрясением.
Машина мчалась по дороге вдоль самого берега. Небольшие газоны,
остроконечные крыши, едва видимые за высокими заборами, кипарисы, нещадно
скрюченные непрекращающимися западными ветрами. Обиталище миллионеров.
Майклу прежде не доводилось видеть таких великолепных современных зданий.
Запах воды ощущался намного сильнее, чем на мосту Голден-Гейт.
Роуан свернула на подъездную дорожку и заглушила мотор. Прежде чем
погаснуть, фары выхватили из темноты створки массивных ворот из древесины
секвойи. Дома Майкл не видел -- его поглотала парящая вокруг тьма,
граничащая вдалеке с белесоватым небом.
-- Мне кое-что нужно от вас.
Роуан сидела не двигаясь и смотрела прямо перед собой, чуть склонив
голову. Упавшие на щеки волосы не позволяли видеть профиль ее лица.
-- О чем речь -- ведь я ваш должник, -- без колебаний ответил Майкл. Он
сделал очередной большой глоток пива, заодно втянув в себя и всю пену. --
Что я должен сделать? Отправиться в кухню, положить руки на пол и сказать
вам, что произошло, когда он умер, и что на самом деле убило его?
Еще один запрещенный удар. В ответ -- молчание. Тишина внутри темного
салона машины. Майкл остро чувствовал ее близость, сладостный, чистый аромат
нежной кожи. Роуан повернулась к нему. Сквозь деревья желтыми островками
пробивался свет фонаря. Поначалу Майклу показалось, что ее глаза не то
полуприкрыты, не то и вовсе закрыты. Нет -- она смотрела прямо на него.
-- Да, именно этого я и хочу, -- ответила Роуан. -- Именно этого...
-- Понятно. Беда в том, что он умер во время перепалки с вами. Должно
быть, вы потом корили себя.
Она слегка задела Майкла коленом, и от этого прикосновения по спине его
поползли мурашки.
-- Почему вы так решили?
-- Вам невыносима даже мысль о том, чтобы причинить вред кому бы то ни
было. -- пояснил Майкл.
-- Вы рассуждаете слишком наивно.
-- Может, я и чокнутый, доктор Мэйфейр, -- засмеялся он, -- но только
не наивный. В роду Карри наивных не было.
Он долгим глотком допил остатки пива, не сводя глаз с бледной полоски
света на ее подбородке, с мягких вьющихся волос, с нижней губы -- пухлой,
нежной и такой лакомой для поцелуя.
-- Тогда можно выразиться иначе. Если хотите, назовем это невинностью,
простодушием...
Он снова усмехнулся, на этот раз про себя, молча. Если бы только она
знала, что у него на уме сейчас, когда он смотрит на ее рот, на ее нежный
чувственный рот.
-- А что касается вашего вопроса... -- сказала она, выходя из машины,
-- то мой ответ "да".
Майкл открыл дверцу и тоже выбрался наружу.
-- Какой еще к черту вопрос? -- поинтересовался он, те не менее
невольно краснея.
Роуан вытащила с заднего сиденья его чемодан.
-- Вы прекрасно понимаете, о чем речь.
-- Не имею представления!
Она пожала плечами и направилась к воротам.
-- Вы хотели знать, согласна ли я лечь с вами в постель. Я только что
вам ответила: да.
Майкл догнал ее уже за воротами. Широкая бетонная дорожка вела к черным
двойным дверям, сделанным из тика.
-- Удивляюсь, зачем мы с вами вообще утруждаем себя разговорами, --
хмыкнул он, беря у Роуан чемодан, в то время как она рылась в сумочке в
поисках ключа.
Наконец она жестом пригласила Майкла войти, и на лице ее вновь
промелькнуло некоторое смущение. Он даже не заметил, когда она успела
забрать у него пакет с пивом.
Дом оказался куда более красивым, чем Майкл мог вообразить. Ему было не
привыкать к старым зданиям -- не счесть, в скольких из них он побывал и
поработал. Однако с домом такого типа -- безупречно построенным шедевром
современной архитектуры -- он столкнулся впервые.
Перед ним расстилалось громадное пространство собранного из широких
досок пола, плавно переходившего из столовой в гостиную, а оттуда -- в
игровую комнату. Стеклянные стены, покоившиеся на мощной деревянной основе,
выходили на юг, запад и север; за ними виднелась большая открытая терраса,
тускло освещаемая сверху одиноким прожектором. Простиравшийся за ней залив
тонул во мраке и оставался невидимым. Уютно мерцающие на западе огоньки
Cocaлито казались призрачными в сравнении с отдаленной величественной
панорамой Сан-Франциско -- скопищем домов и буйством огней.
Туман лишь чуть-чуть смягчал яркие ночные краски и рассеивался прямо на
глазах.
Майкл готов был вечно лицезреть открывающийся из окон вид, если бы не
чудо-дом -- зрелище не менее впечатляющее. Глубоко вздохнув, он провел рукой
по безупречным шпунтовым соединениям стен, с восхищением посмотрел на такой
же безупречный потолок, тяжелые балки которого сходились к центру. Везде
было дерево, причем прекрасный фактуры, надежно скрепленное, ладно
пригнанное, отлакированное и умело предохраненное от гниения. Дерево
обрамляло массивные стеклянные двери. Везде стояла деревянная мебель с
редкими вкраплениями кожи или стекла. Ножки столов и стульев отражались в
блеске пола.
В восточном крыле дома располагалась кухня, та самая, что всплыла
недавно в его видении. Массивное нагромождение деревянных шкафов и рабочих
столиков в сочетании с медным сиянием кастрюль, развешанных по стене. Да,
идеальное зрелище и не менее идеальное место для приготовления пищи. От
остальных комнат кухню отделял лишь внушительного вида камин, отделанный
камнем, с высокой и широкой кромкой очага, настоящей каменной скамьей, на
которой можно было сидеть.
-- Не думала, что вам здесь понравится, -- сказала Роуан.
-- Но дом действительно прекрасный, -- со вздохом ответил Майкл. -- Он
построен наподобие корабля. Никогда еще не видел столь превосходно
спроектированного современного дома.
-- Чувствуете, как он движется? Этот дом строили, чтобы он двигался
вместе с водой.
Майкл медленно прошел по толстому ковру гостиной. Только теперь он
заметил позади камина винтовую лестницу, ведущую наверх. Сверху из открытой
двери лился янтарно-желтый свет. И сразу же в голову пришли мысли о
спальнях, столь же просторных, как комнаты нижнего этажа. Он представил, как
они лежат вдвоем в темноте и смотрят на далекое зарево городских огней. Его
лицо снова обдало жаром.
Майкл быстро взглянул на Роуан. Уловила ли она эту мысль, как прежде
прочла невысказанный вопрос? Впрочем, такую мысль способна уловить любая
женщина.
Роуан стояла в кухне у открытой двери холодильника. Впервые Майкл
увидел ее лицо при ярком свете и поразился его почти азиатской гладкости.
Однако для азиатки у доктора Мэйфейр слишком светлые волосы. А кожа на лице
настолько упруга, что от улыбки на щеках появляются ямочки.
Майкл шагнул к ней. Ощущение близости ее тела, блики света, игравшие на
гладкой коже рук, сияние волос заставили его вновь испытать острое
возбуждение. Такие волосы -- пышные и довольно короткие, чуть ниже уровня
подбородка, -- невероятно усиливают привлекательность каждого движения,
каждого жеста их обладательницы. Так, во всяком случае, казалось Майклу.
Такие женщины запоминаются надолго, и прежде всего в памяти остаются их
прекрасные волосы.
Едва Роуан закрыла холодильник и яркий белый свет погас, Майклу
открылась другая картина: сквозь стеклянную стену, выходящую на север, почти
в самом ее левом углу, вблизи входной двери, он увидел океанскую яхту цвета
слоновой кости, стоящую на якоре. Слабый свет прожектора освещал ее
внушительную носовую часть, многочисленные иллюминаторы и темные окна
рулевой рубки.
Яхта показалась ему неправдоподобно огромной -- ее можно было сравнить,
пожалуй, с лежащим на боку китом. Создавалось впечатление, что эта громадина
вот-вот вторгнется в окружавший его мир изящной мебели и ковров. Майкл
почувствовал, как его охватывает паника и... какой-то странный, непонятный
страх: ему вдруг подумалось, что ужас, пережитый им в момент спасения, как
раз и был тем, что он безуспешно пытался вспомнить.
Надо идти туда, другого выхода нет. Собственными руками ощупать палубу.
Он вдруг поймал себя на том, что уже направляется к стеклянным дверям,
остановился и в смущении наблюдал, как Роуан отодвигает засовы и плавно
откатывает в сторону тяжелую створку.
Холодный ветер ворвался в помещение. Майкл услышал поскрипывание
снастей на массивной яхте. Слабый бело-голубой свет прожектора показался ему
мрачным и вызвал неприятное ощущение. Про такие суда обычно говорят;
"...обладает хорошими мореходными качествами". Майкл мог вполне согласиться
с таким определением. У пересекавших океаны мореплавателей прошлого корабли
были намного меньше. Покачивающаяся перед ним на волнах яхта выглядела
пугающе огромной.
Он вышел на пирс и направился к яхте. Ветер плотно прибивал к щеке
воротник куртки. Вода внизу казалась совершенно черной. От нее исходил
характерный запах -- влажный запах того, что неизбежно погребено в морских
водах.
Он мельком взглянул на огоньки Сосалито, мерцавшие на другой стороне
залива; пронизывающий ветер мешал наслаждаться живописным видом. Майкл
явственно ощущал, как вокруг сгущается все то, что он так ненавидел в
климате западного побережья, не знающем ни суровой зимы, ни палящего лета,
-- вечная сырость, вечный холод, вечные пронизывающие ветры.
Как хорошо, что вскоре он окажется дома, где его, словно теплым
одеялом, окутает привычная августовская жара. Он вновь увидит улицы Садового
квартала, деревья, качающиеся на теплом, ласковом ветру...
Но сейчас не время думать об этом. Его ждет яхта. Надо взбираться на
эту посудину с ее иллюминаторами и такими скользкими на вид палубами. Яхта
слегка покачивалась, ударяясь бортом о резиновые шины, укрепленные по всей
длине стенки пирса. Нет, морская романтика явно не его стихия. Даже перчатки
на руках сейчас не вызывали раздражения.
В своей жизни Майклу довелось плавать лишь на больших судах: в детстве
-- на старых речных паромах, а позже -- на огромных круизных теплоходах,
катавших сотни туристов по заливу Сан-Франциско. При виде любого судна
наподобие этой яхты в голову почему-то неотступно лезли мысли о возможности
падения за борт.
Майкл прошел вдоль борта до кормы, начинавшейся сразу за башенкой
рулевой рубки. Уцепившись за перила, он подпрыгнул и взобрался на борт,
неприятно удивившись тому факту, что громадина качнулась и словно бы осела
под его весом. И вот наконец он стоит на палубе.
Роуан пришла следом за ним.
До чего лее отвратительно ощущать под ногами ходящую ходуном палубу! И
как только люди могут плавать на яхтах? Однако посудина вроде бы вполне
прочная, а ограждение палубы достаточно высокое, чтобы внушить ощущение
безопасности. Имелось даже небольшое укрытие от ветра.
Сквозь стеклянную дверь Майкл заглянул в рубку. Мерцание приборных
досок, разноцветные сигнальные лампочки. Вполне сошло бы и за кабину
самолета, Наверное, где-то там, внутри рубки, есть лестница, ведущая вниз, в
каюты под палубой.
Однако сейчас его заботил не интерьер яхты. Главное -- палуба, на
которой он лежал, когда Роуан его спасла.
В ушах свистел дувший с залива ветер. Майкл обернулся и посмотрел на
Роуан. На фоне далеких огней ее лицо казалось совсем темным. Вытащив руку из
кармана, она указала на доски у себя под ногами.
-- Вот здесь.
-- Я лежал здесь, когда открыл глаза? Когда ко мне вернулось дыхание?
Роуан кивнула.
Майкл опустился на колени. Яхта покачивалась медленно и едва ощутимо,
скрип снастей был почти не слышен и, казалось, исходил просто из темноты.
Майкл стянул с рук перчатки, сунул их в карманы и слегка размял кисти.
Потом он коснулся пальцами досок палубы. Холод... сырость... Образы,
как всегда, хлынули из ниоткуда, отделяя его он настоящего момента. Однако
перед Майклом возникали картины, не имевшие никакого отношения к моменту его
спасения: мелькали лица, люди двигались и разговаривали. Вот прошла Роуан,
затем появился тот человек, которого она ненавидела, а с ним еще одна
женщина, старше Роуан, та, к кому она относилась в любовью, -- Элли. Один
слой образов сменялся другим, третьим... голоса тонули в общем шуме.
Майкл прополз на коленях немного вперед. Голова начинала кружиться, но
он упорно продолжал ощупывать доски, шаря по ним, будто слепец.
-- Я ищу Майкла, -- сказал он. -- Где Майкл?!
Его вдруг обуяла злость, обида за впустую потраченное лето.
-- Я ищу Майкла! -- повторил он, стараясь активизировать свою
внутреннюю силу, требуя, чтобы она сконцентрировалась и сфокусировалась на
тех образах, которые ему требовались.
-- Боже, яви мне момент, когда я сделал первый вдох, -- шептал Майкл.
Но все это походило на перелистывание увесистых томов в поисках
единственной строчки... Грэм, Элли, голоса, нараставшие, перемешивающиеся
между собой, сливающиеся в единый звук... Майкл отказывался находить слова,
чтобы облечь в них увиденное, -- он просто отвергал эти образы.
-- Покажите мне тот момент!
Он распластался, прижавшись щекой к шершавым доскам палубы.
И вдруг он как будто очутился в нужном ему времени, словно дерево под
ним вспыхнуло и осветило так необходимую ему картину... Стало намного
холоднее, и ветер завывал яростнее. Яхта раскачивалась на волнах. Майкл
увидел себя лежащим на палубе: мертвец с бледным мокрым лицом. Роуан
склонилась над ним и с силой давила ему на грудь. "Давай же, дыши! -- словно
заклинание повторяла она. -- Черт тебя дери, дыши!"
Его глаза отрылись. "Да, я это видел, я видел Роуан... Я жив. Я --
здесь!.. Роуан, так много всего..." Боль в груди сделалась непереносимой. Он
практически не чувствовал ни рук, ни ног. Неужели это его пальцы крепко
сжимают ее руку?
"Я должен объяснить. Объяснить все, что было прежде..."
Прежде чего? Майкл попытался ухватиться за эту ниточку и скользнуть
глубже. Прежде чего? Но перед глазами снова и снова возникал лишь бледный
овала ее лица -- такого, каким он видел его тогда... Волосы, выбивавшиеся
из-под шапочки.
Внезапно он снова оказался в настоящем времени и обнаружил, что изо
всех сил колотит кулаком по палубе.
-- Дайте мне вашу руку, -- крикнул он Роуан. Она опустилась на колени
рядом с ним.
-- Думайте, думайте, вспоминайте, что произошло в тот момент, когда я
вернулся к жизни!
Но Майкл знал заранее: это бесполезно. Он видел лишь то, что видела
она. Он видел себя, покойника, возвращавшегося к жизни. Мертвое мокрое тело,
перекатывавшееся с боку на бок под ее руками, с силой надавливавшими на его
грудную клетку. Потом появилась серебристая щель между веками -- он открыл
глаза.
Майкл долго пролежал на палубе без движения, прерывисто и часто дыша.
Он снова продрог, хотя ничто не сравнится с холодом того вечера. Роуан
стояла рядом и терпеливо ждала. Майклу хотелось заплакать, но он до такой
степени устал, что не осталось сил даже на это. Он чувствовал себя
совершенно раздавленным. Промелькнувшие перед глазами образы словно
изрешетили его насквозь. Не было желания шевельнуть хоть пальцем.
Однако Майклу все же открылось нечто новое -- маленькая подробность, о
которой он не знал до сих пор. Деталь, связанная с Роуан... Тогда он в
первые же секунды узнал, кто она, узнал все о ее жизни. И ее имя -- Роуан.
Но можно ли считать достоверными эти воспоминания? От напряжения болела
душа. Майкл лежал на палубе, раздавленный, злой, ощущая кипевшую внутри
ярость и одновременно отчетливо сознавая глупость своего положения. Не будь
рядом Роуан, он наверняка бы разрыдался.
-- Попробуйте еще раз, -- сказала она.
-- Бесполезно. Это другой язык. Я не умею им пользоваться.
-- И все же попытайтесь.
Он последовал ее совету. Но на этот раз не увидел ничего, кроме
множества разных людей. Замелькали картины солнечных дней, лицо Элли, Грэма,
калейдоскоп других лиц. Вспышки света словно перемещали его взгляд то в
одном направлении, то в другом... Дверь рубки, хлопающая от ветра, какой-то
высокий мужчина без рубашки, поднимающийся из трюма наверх... И Роуан. Да,
Роуан, Роуан, Роуан. Она была рядом со всеми, кто возникал перед его
внутренним взором. Всегда Роуан, иногда -- счастливая Роуан. Майклу не
удалось увидеть на борту этой яхты ни одного человека, рядом с которым не
было бы Роуан.
Майкл поднялся с досок, встал на колени. Вторая попытка ошеломила его
сильнее, чем первая. Уверенность в том, что он что-то узнал о Роуан уже
тогда, когда бездыханный лежал на палубе, была лишь иллюзией, тонким слоем,
снятым с густого покрова ее образов, наполнявших яхту. Это знание просто
перемешалось с другими слоями видений, сквозь которые он продирался.
Возможно, он обрел знание о Роуан только потому, что держал ее руку. А
может, все объясняется еще проще: прежде чем он вновь оказался на палубе,
Роуан рассказала о том, как это было. Утверждать что-либо наверняка
невозможно.
Словом, суть в том, что он по-прежнему ничего о ней не знает и
по-прежнему не в состоянии вспомнить самое важное! А она просто очень
терпеливая и понимающая женщина. Надо сказать ей спасибо и уходить отсюда.
Майкл сел на палубе.
-- К черту все, -- прошептал он.
Он натянул перчатки, потом достал носовой платок, высморкался и поднял
воротник куртки, чтобы защититься от ветра. Впрочем, что ветру такая тонкая
курточка?
-- Пойдемте в дом, -- сказала Роуан.
Она взяла его за руку, как маленького. Как ни странно ему это
понравилось. Едва они перелезли через борт проклятой яхты с ее скользкой и
качающейся палубой и оказались на пирсе, Майкл почувствовал себя намного
лучше.
-- Благодарю вас, доктор, -- сказал он. -- Попытаться все же стоило, и
у меня нет слов, чтобы выразить вам благодарность за то, что вы позволили
мне это сделать.
Роуан обняла его за талию, почти вплотную приблизив к нему лицо.
-- Может, в другое время у вас получится.
Снова ощущение... Еще одна деталь: он знает, что под палубой есть
каюта, где она часто спит и где к зеркалу приклеена его фотография...
Неужели он опять краснеет?
-- Пойдемте в дом, -- повторила приглашение Роуан и буквально потащила
его за собой.
Внутри было уютно. Однако усталость и разочарование оказались слишком
велики, чтобы позволить Майклу размышлять об уюте. Ему хотелось отдохнуть,
но он не осмеливался даже помыслить об этом. Нет, надо ехать в аэропорт.
Брать чемодан и ехать. Там он вздремнет на пластиковом стуле в зале
ожидания... Один путь к открытию перерезан, и нужно как можно скорее
воспользоваться другим.
Оглядываясь на силуэт яхты, Майкл поймал себя на желании еще раз
сказать им, что не отказывается от своей цели, а просто пока не может
вспомнить. Он ведь даже не знает, действительно ли портал служит входом
куда-то. И еще число... Там ведь было число. Причем очень важное, Он подошел
к стеклянной двери и прижался лбом к ее прохладной поверхности.
-- Я не хочу, чтобы вы уезжали, -- прошептала Роуан.
-- Я сам не хочу, -- признался Майкл -- Но должен. Понимаете, они на
самом деле чего-то ждут от меня. Тогда они объяснили, чего именно. Я обязан
сделать все возможное и уверен, что возвращение в Новый Орлеан -- это часть
пути к успеху.
Роуан молчала.
-- С вашей стороны было очень любезно привезти меня сюда.
И вновь молчание в ответ.
-- Может... -- после долгой паузы прошептала она.
-- Может... что? -- Майкл резко обернулся.
Роуан стояла спиной к свету. Она успела снять куртку, и в своем свитере
крупной вязки выглядела очень стройной и грациозной: длинные ноги,
удивительно красивые скулы и узкие запястья рук...
-- Скажите, а вам никогда не приходило в голову, что так и должно быть:
расчет в том и состоял, чтобы вы все забыли?
Ее предположение застало Майкла врасплох, и потому он ответил не сразу:
-- Вы верите в истинность моих видений? Я хочу сказать, вы читали то,
что печатали об этом в газетах? Так вот, в том, что касается видений, они
написали правду. Конечно, журналисты сделали из меня дурачка, полного
идиота. Но суть-то в том, что тогда там было столько всего, столько всего
и...
Жаль, что ему не удавалось отчетливо разглядеть выражение ее лица.
-- Я верю вам, -- спокойно сказала Роуан и, помолчав, добавила: --
Всегда страшно оказаться на волосок от гибели, случайное стечение
обстоятельств, круто меняющее жизнь, способно испугать каждого. Вот почему
нам нравится думать, что так было предначертано...
-- Это действительно было предначертано!
-- Хочу только добавить, что в вашем случае волосок был слишком тонким.
Когда я заметила вас, уже почти стемнело. Пятью минутами позже я вряд ли
разглядела бы вас в воде, и мы бы не увиделись сегодня.
-- Вы пытаетесь найти объяснения, и это очень любезно с вашей стороны.
Я искренне ценю ваши усилия. Но, видите ли, мои воспоминания, точнее говоря,
те ощущения, что мне довелось испытать... они настолько сильны, что не
нуждаются ни в каких объяснениях. Я видел их, доктор Мэйфейр, они там
действительно были. И...
-- И что же?
Майкл покачал головой.
-- Это что-то вроде эмоционального всплеска -- в какой-то бредовый
момент я словно бы вспоминаю, но в следующее мгновение все исчезает. То же
самое происходило со мной и тогда, на палубе. Знание... да, едва открыв
глаза, я еще отчетливо помнил, что происходило там... А потом это ушло...
-- Слово, которое вы тогда сказали, точнее, прошептали...
-- Я не уловил его -- не видел себя произносящим какое-либо слово. Но
вот что я вам скажу: мне кажется, что уже тогда я знал ваше имя. Знал, кто
вы.
Она молчала.
-- Однако я не уверен...
Майкл в замешательстве обернулся. Почему он тянет время? Где его
чемодан? Ему действительно пора в аэропорт. Но он настолько устал, что
никуда не хотел ехать.
-- Я не хочу, чтобы вы уезжали, -- снова сказала Роуан.
-- Вы серьезно? Значит, я могу побыть здесь еще? Он посмотрел на нее,
на темную тень худощавой фигуры на фоне слабо освещенного стекла.
-- Как жаль, что я не встретил вас раньше, -- сказал Майкл. -- Жаль,
что... я хотел сказать... Это так глупо, но вы очень...
Он шагнул вперед, чтобы лучше видеть ее. Эти глаза... Глубоко
посаженные и тем не менее очень большие, удлиненные. Нежные, соблазнительные
губы... Но что за странная иллюзия? Едва Майкл сделал еще несколько шагов,
выражение лица Роуан, озаренного мягким, приглушенным светом, проникавшим
сквозь стены, сделалось вдруг угрожающим и злобным. Нет, здесь, конечно же,
какая-то ошибка. На самом деле он даже не может толком разглядеть ее лицо. И
все же во взгляде, устремленном на него из-под густых светлых волос,
явственно читалась неприкрытая ненависть.
Майкл буквально застыл на месте. Должно быть, у него разыгралось
воображение. Однако перед ним стояла именно Роуан, стояла неподвижно и либо
не подозревала о его страхе, либо ей было все равно.
Потом она двинулась к нему и оказалась в полосе тусклого света,
проникавшего сквозь северную дверь.
Как она прекрасна! И как печальна! А он? Непростительно! Допустить
такую ошибку! Ужасно! Видеть печаль на ее лице, ощущать вспыхнувшее внутри