Страница:
Джейсон кивнул. Я нахмурилась. Мы с Джейсоном обычно бываем храбрее, что бы ни ждало нас в соседней комнате — или на соседней поляне, как сейчас.
— В чем дело, Дамиан? Что происходит?
— Я тебе говорил, кто такой Колин.
— Ты его назвал ночной ведьмой. Он умеет питаться страхом. Это должно было навести нас на мысль? — спросила я.
— Он еще умеет вызывать страх в других.
Я сделала глубокий вдох и заставила себя расслабить пальцы на руке Джейсона. Он держал все так же крепко.
— Это разумно, — сказала я. — Таким образом можно себе обеспечить постоянное пропитание.
Дамиан кивнул:
— Но они еще и наслаждаются, внушая страх. Для ночных ведьм это вроде наркотика. Мастер, которая меня породила, любила говорить, что это лучше крови, потому что можно жить в мире, созданном из страха. Если бы ей хотелось, она могла бы жить в мире, который дрожал бы от ее шагов, пусть и слегка.
— И вот это Колин сегодня и делает? — спросила я.
Джейсон отпустил мою руку. Он стоял так близко, что наши плечи чуть соприкасались, но мы перестали жаться друг к другу, как кролики в темноте.
— Обычно я замечаю, когда вампир воздействует на мой разум. Этот Колин свое дело знает.
— Такого рода сила отличается от прочих сил, доступных мастеру. Моя породительница говорила, что это вроде дыхания у человека, о котором не задумываешься. Она могла это усилить или ослабить, но не отменить полностью. Небольшой ужас все время ей сопутствовал.
— И в постели она тоже была страшна? — Джейсон, очевидно, хотел пошутить.
Судя по лицу Дамиана, ему не стало смешно.
— Да, — ответил он.
Когда он повернулся ко мне, напряжение в его лице мне не понравилось. Он протянул ко мне руку, потом опустил.
И наконец сказал:
— Некоторые мастера умеют питаться не только страхом.
— Чем еще? — спросила я.
Ашер коснулся моего сознания — и сознания Дамиана тоже, наверное, потому что вздрогнули мы оба. Его голос донесся будто из соседней комнаты, будто звук почти без слов.
— Поспешим.
Разговоры окончились, и мы поспешили.
Свет фонарей пробивался сквозь деревья желтыми лунами. Дамиан выплыл из опушки на поляну, я не выплыла. Я споткнулась. На этой земле круг силы был такой застарелый, что висел будто занавесом по периметру лупанария. Все мертвое там, внутри, можно было бы оживить, почти не применяя силу.
Переключившись с внутреннего зрения на внешнее, я застыла как вкопанная. Просто стояла и глазела, и Джейсон тоже. Честно говоря, нам было не до зрелищ, но на лупанарий Клана Дуба стоило поглазеть.
Большая поляна, а посередине высокий дуб, но сказать так — это как сообщить, что Эмпайр-Стейт-Билдинг — довольно высокое здание. Дерево это вздымалось ввысь, точно раскидистый великан. Сто футов в высоту, вверх и вверх. На нижних ветвях висело тело. В основном от него остался скелет с высохшими жилами, на которых держалась одна рука. Вторая отвалилась и лежала на земле. Земля под деревом была усыпана костями. Белыми, желтыми костями, такими старыми, что посерели от непогоды. Ковер костей расходился из-под дерева на всю поляну.
Поднялся ветер, прошумев в лесной чаще, и листья дуба зашелестели, зашептались. Я на миг отвела взгляд и тут же снова уставилась на дуб, потому что на нем заскрипели десятки веревок. Почти все они были пустыми, оборванными или перекушенными, но они скрипели и качались на ветру, уходя вверх. Я проследила за ними глазами, насколько позволял лунный свет. Дереву было не меньше ста лет, и у верхушки болтался обрывок веревки. На это дерево уже очень давно вешали тела.
Скелет вдруг повернулся на ветру. Челюсть у него отвисла, на миг блеснул свет фонарей в пустых глазницах. Сухожилия челюсти поддались, и она повисла, как дверь на одной петле. Я подавила жуткое поползновение подбежать и оторвать ее прочь или попытаться приделать на место — лишь бы не болталась так на ветру.
— Господи! — выдохнул Джейсон.
Я могла только кивнуть. Не часто я теряю дар речи, но здесь у меня не было слов.
Дамиан остановился и вернулся к нам. Казалось, он нас ждет, как эскорт. Наконец я смогла оторвать взгляд от дерева и его страшного украшения. Скамьи располагались по трем сторонам раздвинутого треугольника, и места было достаточно между скамьями, чтобы поляна не казалась запруженной народом, и все-таки создавалось такое впечатление, будто толпа стояла в самом воздухе, толпа невидимых существ, снующих туда-сюда, и когда они мельтешили рядом, я покрывалась гусиной кожей.
— Ты чувствуешь? — спросила я Джейсона.
— Что именно? — Он посмотрел на меня.
Значит, нет. То есть те, кто сейчас толпится в воздухе, недоступны восприятию оборотня. Кто же они такие?
С ближайшей скамейки на меня смотрел вампир. Коротко стриженные темно-каштановые волосы открывали бледную шею. Глаза темные, то ли карие, то ли черные. Он улыбнулся, и я ощутила, как волна силы окатила меня Он пытался захватить мои глаза.
В другой ситуации я бы постаралась его переглядеть, но мне не нравилось ощущение этого места. Здесь была сила, и не вампиры ее порождали. Я перевела взгляд с глаз вампира на бледный изгиб его щеки. Губы у него были полные, верхняя изогнута безупречным луком, очень женственно. Зато все остальное лицо — заостренное и угловатое: и подбородок, и излишне длинный нос. Лицо было бы вполне обыкновенным, если бы не эти темные глаза, как черные зеркала в обрамлении длинных ресниц.
Не знаю, сколько я смотрела в эти глаза. Мне было тревожно, и земля под ногами казалась недостаточно твердой. Ричарду следовало мне рассказать про этот лупанарий. Кто-то должен был меня подготовить. Потом я буду рвать и метать, что этого не сделали, но сейчас я пыталась сообразить, что делать. Если клан Верна практикует человеческие жертвы, этому надо будет положить конец.
Дамиан встал передо мной, загородив меня от других.
— Что с тобой, Анита?
Я посмотрела на него. Единственное, что меня удержало от сцены перед всеми вампирами, — мысль о Ричарде. Он бы человеческих жертвоприношений не потерпел. Нет, он мог бы, раз сюда придя, уйти и никогда не возвращаться, и не сообщить в полицию, но он бы не стал возвращаться сюда каждый год. Он бы не одобрил.
Может, так Верн поступает со своими мертвыми. Если тут что-то другое, я вызову полицию штата, но не сегодня. Разве что сейчас притащат вопящую жертву. Если нет, я промолчу.
Я покачала головой.
— Ничего, все в порядке, — ответила я и вышла на поляну, направляясь к нашей небольшой группе. Кажется, все три группы были примерно одинаковы по численности. При встрече групп противоестественных существ так обычно и бывает. Всегда договариваешься о составе свиты.
Ричард встал и подошел ко мне. Я взяла его руку, когда он ее протянул, но вот странно — в этот момент мне было все равно, есть на нем рубашка или нет. Я на него злилась. Злилась, что не подготовил меня к этому зрелищу. Может, он думал, что меня ничего уже не в состоянии потрясти, или... а, ладно, не знаю. Но мы снова поссорились.
И потому я дала ему держать свою руку, и его прикосновение было мне безразлично. Я сейчас слишком растерялась и слишком старалась сдержаться, чтобы меня можно было соблазнять.
— Сними куртку, деточка, давай посмотрим, что у тебя есть, — сказал чей-то голос.
Я повернулась, медленно, чтобы взглянуть на говорившего.
Волосы этого вампира я бы назвала золотыми, если бы не было рядом Ашера для сравнения. Они были очень коротко острижены. Глаза у него были то ли голубые, то ли серые. Лицо перестало меняться еще раньше, чем ему стукнуло двадцать. Очень молодое, гладкое лицо, и он умер раньше, чем успел отрастить приличную бороду.
Лицо ребенка принадлежало высокой и нескладной фигуре, будто при жизни он был неуклюж. Но сейчас нельзя сказать, чтобы он встал неуклюже. Он поднялся таким изящным движением, что оно было похоже на танцевальное па. Он встал, и вместе с ним поднялся черноглазый вампир, подошел к нему и занял место рядом отработанным движением, будто они были две части одного целого.
К ним примкнула и женщина, человек. Всего их было восемь. С виду она выглядела чистокровной индианкой, и волосы до талии были такими же черными от рождения, как у меня, только более густыми и прямыми. Кожа темно-коричневая, лицо почти квадратное, а глаза окружены такими густыми ресницами, что с расстояния их не удавалось разглядеть. Пользовалась ли она косметикой, я тоже сказать не могла. Она была из женщин скорее поразительных, чем красивых. Миловидной ее никак не назовешь, но лицо не забудешь.
— Давай, девочка, раздевайся, — сказал тот, что с молодым лицом. — Мы уже видели, у кого что есть, и будем очень разочарованы, если не увидим твоих прелестей.
Лицо женщины осталось до удивления непроницаемым, но некоторое напряжение проглядывало в этих сильных плечах, в длинной линии шеи. Ее это представление, похоже, не радовало.
Рука Ричарда сжалась на моей руке. Сначала я решила, что он меня предупреждает, чтобы не выходила из себя, но одного взгляда было достаточно, чтобы понять: все совсем наоборот. Это он начинал выходить из себя. М-да, дело оборачивается круче, чем я думала, если спокойствие сохранять должна я.
— Ты всегда так хамишь или это лично для меня? — спросила я.
Он рассмеялся, но всего лишь обычным, человеческим смехом. Он не умел голосом выделывать номера, на которые был способен Жан-Клод или хотя бы Ашер. Конечно, Колин обладал другими способностями. Их следы я видела на груди Натэниела.
Ашер встал. В начале вечера на нем был атлас бледно-синего цвета, лишь чуть темнее бело-голубых глаз. На рукавах и лацканах пиджака была темно-синяя вышивка, и он застегивался шнуровой петлей на большую обшитую шелком пуговицу. Брюки полностью соответствовали пиджаку, надетому без рубашки, на голое тело, и грудь Ашера была отлично видна. Рубцы еще резче выделялись на фоне мягкой синей ткани. Долго простояв перед зеркалом, он наконец надел под пиджак белую шелковую рубашку.
Сейчас она висела лохмотьями, будто разодранная когтями великана, и из-под нее очень неприятно выступала голая грудь. Крови не было. Я в своей жизни видела трех вампиров, умевших поражать на расстоянии; и один из них — член Совета. Но никто из троих не владел таким умением: столь виртуозно вблизи от кожи порвать материю и при этом не пустить кровь. Значит, мы увязли в соревновании, кто кого выведет из себя, и Колин побеждал.
Я поглядела на Шанг-Да и Джемиля, стоявших позади скамьи. Они были невредимы.
— Телохранители хреновы, — бросила я им.
— Мы здесь не для того, чтобы охранять вампиров, — сказал Шанг-Да.
Я посмотрела на Джемиля. Он лишь пожал плечами. Отлично, лучше не придумаешь. Зейн стоял еще дальше, за волками, в одежде тоже целой и невредимой, но с потерянным видом, как у трезвенника на фестивале виноделов.
— Я должен был его остановить? — спросил Зейн.
Я покачала головой:
— Нет, Зейн. Ты — нет.
Я бросила взгляд на Ричарда, гадая, почему он позволил всем стоять и глазеть. С Ашером — было понятно. Попросить помощи — это знак слабости.
— Сними куртку, а то я сниму, — сказал Колин.
— Колин, ты уже добился, чего хотел.
Голос у женщины оказался неожиданно глубоким — богатое хрипловатое контральто.
Колин потрепал ее по руке, улыбаясь, но в его словах мягкости не было.
— Когда я добьюсь, чего хочу, я тебе сообщу, Никки. — И он отошел от нее, будто отбросил, и боль этого оскорбления была заметна.
На миг в этих темных глазах вспыхнул гнев, и я ощутила ее силу. Ее силу, а не его. Она была кем-то вроде ведьмы, или экстрасенса, или чего-то еще — тут я не находила нужного слова. Человеком она была лишь в той степени, что и я: в очень небольшой.
Гнев мелькнул и исчез за маской темного стоического лица, но я не сомневалась в том, что видела. Она его не любит, и он не любит ее. Но она его слуга-человек, привязанная к нему на целую вечность, к добру или к худу.
— Хочешь видеть, что у меня под курткой? — спросила я. — Так подойди и помоги мне ее снять. Так поступают джентльмены.
— Анита... — начал Ричард.
Я потрепала его по руке:
— Все нормально, Ричард. Остынь.
Выражения его лица было мне достаточно — он не верил, что я смогу себя сдержать. Забавно, что каждый из нас по-своему не доверял другому.
Я посмотрела на Ашера. У нас не было с ним общих меток. Мы не могли читать мысли друг друга, но все и так ясно. Сегодня нам накидают пенделей, потому что вервольфы не собираются нам помогать.
Я поглядела на восьмерых вервольфов — местных. Верн сидел на скамье, его волки стояли вокруг него. Двое из них уже были в полном волчьем виде, только размером с пони — больше обычного серого волка. Верн сидел в той же футболке и джинсах. Никто не стал специально наряжаться, кроме нас. Даже остальные вампиры были просто в костюмах и платьях.
Никогда не видела столько вампиров, одетых так... ординарно. Обычно у них есть чувство стиля или хотя бы чувство театральности. Они одеваются эффектно. Правда, что может произвести больший эффект, чем увешанное костями дерево? И к тому же лупанарий должен был стать местом действия нашего спектакля, а не Колина. И снова мелькнула мысль, можем ли мы доверять Верну настолько, насколько думает Ричард.
Я подвинулась к центру треугольника, образованного скамейками, и ждала, чтобы Колин ко мне подошел.
А он стоял рядом со своим черноглазым вампом и улыбался.
— А зачем я буду тратить энергию даже на эти несколько ярдов, если могу раздеть тебя отсюда?
Я улыбнулась, постаравшись, чтобы это выглядело насмешливо.
— Боишься подойти ближе?
— Признаю, что ты — хрупкое создание, но внешность часто бывает обманчива. Я сам не раз использовал это юношеское лицо, чтобы обманывать неосторожных. Сам я не из таких, Анита Блейк.
Он протянул бледную руку, и я ощутила, как сила пробежала по моей коже, разрезая бархатный топ спереди. Крест вывалился из бархата, как освобожденная звездочка, запылал белым, и я из осторожности отвернулась. Он горел как магний, так что даже глаза резало. В присутствии вампиров кресты светятся, но если они горят как сверхновая, то дело очень серьезно. Я никогда раньше не видала такого сияния в ситуации, когда сама еще не успела испугаться. Поэтому я думала, что крест реагирует на мой уровень страха.
Сегодня я впервые поняла, что, быть может, моя вера зажигала крест, но раз вера на месте, что-то иное пришло в действие. Не моя воля, но Твоя.
Вампиры Колина отреагировали именно так, как им полагалось. Они скорчились, закрылись полами пиджаков (в одном случае — юбкой). Спрятались от света.
Все, кроме Колина и его черноглазого вампира. И почему меня не удивило, что они достаточно стары и сильны, чтобы не отвернуться от креста? Рады они не были; они прикрыли глаза руками, но не скорчились.
— Резани еще раз, клыкастенький, посмотрим, что на этот раз вывалится.
Он сделал, как я просила. Я, честно говоря, не думала, что он попытается. Он резанул силой по воздуху, но она отхлынула, как вода от скалы.
— Если хочешь сделать мне больно, придется тебе это делать поближе и лично.
— Я мог бы приказать Никки вырвать тебе горло.
— Я-то думала, ты крутой парень, Колин. Или это только с юношами, связанными и беспомощными? А иначе у тебя не получается быть большим страшным вампиром? Надо, чтобы жертва была связанной? Или тебя молодые ребята заводят?
Колин произнес одно только слово:
— Барнаби!
Черноглазый встал перед Колином, ближе к кресту, но остановился, не в силах подойти ближе. И тут при свете креста я увидела, как лицо Барнаби начало распадаться. Гладкая кожа отвалилась, соскальзывая мокрыми комьями, обнажились сухожилия, влажно блестя, за ними кости. Нос провалился, остался голый череп, покрытый гниющими остатками.
Он захромал ко мне, протягивая руку, и это мне напомнило руки Дамиана сегодня вечером. Плоть, отваливающаяся в вонючих волнах черноты, только запаха не было. Вампир, умеющий гнить, когда хочет, умеет и управлять запахом — будто с помощью волшебного дезодоранта.
Если бы это была драка, я бы выхватила пистолет и пристрелила его раньше, чем он дотронулся до креста, но сейчас шла битва воль. Если в нем хватит духу, чтобы коснуться моего креста, то и у меня хватит смелости ему не мешать. Я только надеялась, что он не зажмет крест между нашими телами. Один вампир такое уже делал. Ожог второй степени на груди не отвечает моим представлениям о приятном.
Крест разгорался тем ярче, чем ближе подходил вампир. Мне пришлось отвернуть голову от света, на него просто больно было смотреть. И я знала, что вампиру еще больнее.
Сгнившая рука скользнула по моей груди, и что-то мокрое, кашеобразное поползло вниз между грудями. Он схватился за цепочку, не за крест — сообразительный вампир попался. Когда он дернул, цепочка порвалась. Крест упал ему на сгиб руки, и серебро полыхнуло пламенем таким белым и чистым, каким может быть только свет.
Вампир заорал и отбросил крест, мелькнувший сверкающей дугой, подобно комете, и стало темно.
Когда у меня глаза снова привыкли к свету фонарей, я сказала:
— Да ты не волнуйся, Барнаби, у меня есть запасные.
Вампир рухнул на колени, нянча обожженную руку.
Он был все тем же гниющим ночным кошмаром, но кожа на руке почернела.
— Да, но не у каждого есть твоя вера, — сказал Колин.
И снова, как было в лесу, я не ощутила выброса силы вампира, но вдруг меня поразил страх. Теперь, когда я знала, в чем дело, это не казалось уже таким сильным, но все равно отличалось от любых вампирских штук, с которыми мне приходилось сталкиваться. Сила эта была какой-то более спокойной, и потому еще более пугающей.
— Барнаби, вон тот белобрысый вервольф очень тебя боится. Испытал уже встречу с твоей породой.
Барнаби встал и попытался меня обойти. Я заступила ему дорогу.
— Джейсон под моей защитой.
— Барнаби ему ничего плохого не сделает, только поиграет с ним немножко.
Я покачала головой:
— Я дала Джейсону слово, что вампир, который ранил Натэниела, его не коснется.
— Слово? — удивился Колин. — Ты же современная американка. Твое слово ничего не значит.
— Для меня оно кое-что значит, — ответила я. — Я им не разбрасываюсь.
— Я чую правдивость твоих слов, но я говорю, что Барнаби будет играть с твоим юным другом, и ты не можешь ему помешать, не нарушив перемирия. Нарушитель перемирия, кто бы он ни был, ответит перед Советом.
Я двигалась вместе с Барнаби, и он заставлял меня отступать, но я все еще загораживала ему дорогу.
— Колин, мне говорили, что ты умеешь чувствовать чужой страх. Ты сам чувствуешь, как он боится твоего друга.
— О да. У меня сегодня ночью будет пир.
— Ты можешь сокрушить его рассудок, — сказала я.
Кто-то коснулся моей спины, и я вздрогнула. Это был Ашер, я уже допятилась до скамейки.
Ричард и его телохранители встали вокруг Джейсона. Ашера они защищать не стали, но Джейсона не бросят. Барнаби сдвинулся в сторону, пытаясь обойти меня. Мне пришлось вспрыгнуть на скамейку, чтобы не сойти с его дороги.
Левой рукой я уперлась в его сгнившую грудь, а правую положила на рукоять браунинга. Так, чтобы он видел.
Тогда заговорил Колин. Тело Барнаби загораживало ему взор, но он будто видел глазами второго вампира.
— Если ты застрелишь моего вампира, ты нарушишь перемирие.
— Ты послал Натэниела к нам помирать. Ашер сказал, что это своего рода комплимент, что на самом деле ты веришь, будто мы его вылечим.
— И вы же его вылечили? — спросил Колин.
— Ага, — согласилась я. — Так вот, на комплимент я тебе отвечу комплиментом. Я верю, что если я пристрелю Барнаби в упор, он сумеет выжить. Мне приходилось стрелять в разлагающихся вампиров, и 190 одежде их было больше вреда, чем им.
— Ты чувствуешь правдивость ее слов, — сказал Ашер. — Она верит, что он выживет, а значит, перемирия она не нарушает.
— Верит, но надеется на его смерть, — возразил Колин.
— Лишить рассудка одного из членов нашей свиты — тоже нарушение перемирия.
— Не согласен, — сказал Колин.
— Тогда у нас патовая ситуация, — заключила я.
— Не уверен, — возразил Колин и повернулся к Верну. — А ну-ка, Верн, оправдай свой корм. Убери защитников от этого юнца.
Верн встал, и волки его потекли за ним. Они выплеснулись на поляну клубом энергии, от которого у меня волоски на шее затанцевали, а рука потянулась к пистолету.
— Верн, — сказал Ричард.
Но Верн не смотрел на Ричарда — он смотрел на меня. В руке у него была небольшая корзинка с крышкой. Я не стала ждать, пока выяснится, что там, а направила пистолет Верну в грудь.
Глава 19
Глава 20
— В чем дело, Дамиан? Что происходит?
— Я тебе говорил, кто такой Колин.
— Ты его назвал ночной ведьмой. Он умеет питаться страхом. Это должно было навести нас на мысль? — спросила я.
— Он еще умеет вызывать страх в других.
Я сделала глубокий вдох и заставила себя расслабить пальцы на руке Джейсона. Он держал все так же крепко.
— Это разумно, — сказала я. — Таким образом можно себе обеспечить постоянное пропитание.
Дамиан кивнул:
— Но они еще и наслаждаются, внушая страх. Для ночных ведьм это вроде наркотика. Мастер, которая меня породила, любила говорить, что это лучше крови, потому что можно жить в мире, созданном из страха. Если бы ей хотелось, она могла бы жить в мире, который дрожал бы от ее шагов, пусть и слегка.
— И вот это Колин сегодня и делает? — спросила я.
Джейсон отпустил мою руку. Он стоял так близко, что наши плечи чуть соприкасались, но мы перестали жаться друг к другу, как кролики в темноте.
— Обычно я замечаю, когда вампир воздействует на мой разум. Этот Колин свое дело знает.
— Такого рода сила отличается от прочих сил, доступных мастеру. Моя породительница говорила, что это вроде дыхания у человека, о котором не задумываешься. Она могла это усилить или ослабить, но не отменить полностью. Небольшой ужас все время ей сопутствовал.
— И в постели она тоже была страшна? — Джейсон, очевидно, хотел пошутить.
Судя по лицу Дамиана, ему не стало смешно.
— Да, — ответил он.
Когда он повернулся ко мне, напряжение в его лице мне не понравилось. Он протянул ко мне руку, потом опустил.
И наконец сказал:
— Некоторые мастера умеют питаться не только страхом.
— Чем еще? — спросила я.
Ашер коснулся моего сознания — и сознания Дамиана тоже, наверное, потому что вздрогнули мы оба. Его голос донесся будто из соседней комнаты, будто звук почти без слов.
— Поспешим.
Разговоры окончились, и мы поспешили.
Свет фонарей пробивался сквозь деревья желтыми лунами. Дамиан выплыл из опушки на поляну, я не выплыла. Я споткнулась. На этой земле круг силы был такой застарелый, что висел будто занавесом по периметру лупанария. Все мертвое там, внутри, можно было бы оживить, почти не применяя силу.
Переключившись с внутреннего зрения на внешнее, я застыла как вкопанная. Просто стояла и глазела, и Джейсон тоже. Честно говоря, нам было не до зрелищ, но на лупанарий Клана Дуба стоило поглазеть.
Большая поляна, а посередине высокий дуб, но сказать так — это как сообщить, что Эмпайр-Стейт-Билдинг — довольно высокое здание. Дерево это вздымалось ввысь, точно раскидистый великан. Сто футов в высоту, вверх и вверх. На нижних ветвях висело тело. В основном от него остался скелет с высохшими жилами, на которых держалась одна рука. Вторая отвалилась и лежала на земле. Земля под деревом была усыпана костями. Белыми, желтыми костями, такими старыми, что посерели от непогоды. Ковер костей расходился из-под дерева на всю поляну.
Поднялся ветер, прошумев в лесной чаще, и листья дуба зашелестели, зашептались. Я на миг отвела взгляд и тут же снова уставилась на дуб, потому что на нем заскрипели десятки веревок. Почти все они были пустыми, оборванными или перекушенными, но они скрипели и качались на ветру, уходя вверх. Я проследила за ними глазами, насколько позволял лунный свет. Дереву было не меньше ста лет, и у верхушки болтался обрывок веревки. На это дерево уже очень давно вешали тела.
Скелет вдруг повернулся на ветру. Челюсть у него отвисла, на миг блеснул свет фонарей в пустых глазницах. Сухожилия челюсти поддались, и она повисла, как дверь на одной петле. Я подавила жуткое поползновение подбежать и оторвать ее прочь или попытаться приделать на место — лишь бы не болталась так на ветру.
— Господи! — выдохнул Джейсон.
Я могла только кивнуть. Не часто я теряю дар речи, но здесь у меня не было слов.
Дамиан остановился и вернулся к нам. Казалось, он нас ждет, как эскорт. Наконец я смогла оторвать взгляд от дерева и его страшного украшения. Скамьи располагались по трем сторонам раздвинутого треугольника, и места было достаточно между скамьями, чтобы поляна не казалась запруженной народом, и все-таки создавалось такое впечатление, будто толпа стояла в самом воздухе, толпа невидимых существ, снующих туда-сюда, и когда они мельтешили рядом, я покрывалась гусиной кожей.
— Ты чувствуешь? — спросила я Джейсона.
— Что именно? — Он посмотрел на меня.
Значит, нет. То есть те, кто сейчас толпится в воздухе, недоступны восприятию оборотня. Кто же они такие?
С ближайшей скамейки на меня смотрел вампир. Коротко стриженные темно-каштановые волосы открывали бледную шею. Глаза темные, то ли карие, то ли черные. Он улыбнулся, и я ощутила, как волна силы окатила меня Он пытался захватить мои глаза.
В другой ситуации я бы постаралась его переглядеть, но мне не нравилось ощущение этого места. Здесь была сила, и не вампиры ее порождали. Я перевела взгляд с глаз вампира на бледный изгиб его щеки. Губы у него были полные, верхняя изогнута безупречным луком, очень женственно. Зато все остальное лицо — заостренное и угловатое: и подбородок, и излишне длинный нос. Лицо было бы вполне обыкновенным, если бы не эти темные глаза, как черные зеркала в обрамлении длинных ресниц.
Не знаю, сколько я смотрела в эти глаза. Мне было тревожно, и земля под ногами казалась недостаточно твердой. Ричарду следовало мне рассказать про этот лупанарий. Кто-то должен был меня подготовить. Потом я буду рвать и метать, что этого не сделали, но сейчас я пыталась сообразить, что делать. Если клан Верна практикует человеческие жертвы, этому надо будет положить конец.
Дамиан встал передо мной, загородив меня от других.
— Что с тобой, Анита?
Я посмотрела на него. Единственное, что меня удержало от сцены перед всеми вампирами, — мысль о Ричарде. Он бы человеческих жертвоприношений не потерпел. Нет, он мог бы, раз сюда придя, уйти и никогда не возвращаться, и не сообщить в полицию, но он бы не стал возвращаться сюда каждый год. Он бы не одобрил.
Может, так Верн поступает со своими мертвыми. Если тут что-то другое, я вызову полицию штата, но не сегодня. Разве что сейчас притащат вопящую жертву. Если нет, я промолчу.
Я покачала головой.
— Ничего, все в порядке, — ответила я и вышла на поляну, направляясь к нашей небольшой группе. Кажется, все три группы были примерно одинаковы по численности. При встрече групп противоестественных существ так обычно и бывает. Всегда договариваешься о составе свиты.
Ричард встал и подошел ко мне. Я взяла его руку, когда он ее протянул, но вот странно — в этот момент мне было все равно, есть на нем рубашка или нет. Я на него злилась. Злилась, что не подготовил меня к этому зрелищу. Может, он думал, что меня ничего уже не в состоянии потрясти, или... а, ладно, не знаю. Но мы снова поссорились.
И потому я дала ему держать свою руку, и его прикосновение было мне безразлично. Я сейчас слишком растерялась и слишком старалась сдержаться, чтобы меня можно было соблазнять.
— Сними куртку, деточка, давай посмотрим, что у тебя есть, — сказал чей-то голос.
Я повернулась, медленно, чтобы взглянуть на говорившего.
Волосы этого вампира я бы назвала золотыми, если бы не было рядом Ашера для сравнения. Они были очень коротко острижены. Глаза у него были то ли голубые, то ли серые. Лицо перестало меняться еще раньше, чем ему стукнуло двадцать. Очень молодое, гладкое лицо, и он умер раньше, чем успел отрастить приличную бороду.
Лицо ребенка принадлежало высокой и нескладной фигуре, будто при жизни он был неуклюж. Но сейчас нельзя сказать, чтобы он встал неуклюже. Он поднялся таким изящным движением, что оно было похоже на танцевальное па. Он встал, и вместе с ним поднялся черноглазый вампир, подошел к нему и занял место рядом отработанным движением, будто они были две части одного целого.
К ним примкнула и женщина, человек. Всего их было восемь. С виду она выглядела чистокровной индианкой, и волосы до талии были такими же черными от рождения, как у меня, только более густыми и прямыми. Кожа темно-коричневая, лицо почти квадратное, а глаза окружены такими густыми ресницами, что с расстояния их не удавалось разглядеть. Пользовалась ли она косметикой, я тоже сказать не могла. Она была из женщин скорее поразительных, чем красивых. Миловидной ее никак не назовешь, но лицо не забудешь.
— Давай, девочка, раздевайся, — сказал тот, что с молодым лицом. — Мы уже видели, у кого что есть, и будем очень разочарованы, если не увидим твоих прелестей.
Лицо женщины осталось до удивления непроницаемым, но некоторое напряжение проглядывало в этих сильных плечах, в длинной линии шеи. Ее это представление, похоже, не радовало.
Рука Ричарда сжалась на моей руке. Сначала я решила, что он меня предупреждает, чтобы не выходила из себя, но одного взгляда было достаточно, чтобы понять: все совсем наоборот. Это он начинал выходить из себя. М-да, дело оборачивается круче, чем я думала, если спокойствие сохранять должна я.
— Ты всегда так хамишь или это лично для меня? — спросила я.
Он рассмеялся, но всего лишь обычным, человеческим смехом. Он не умел голосом выделывать номера, на которые был способен Жан-Клод или хотя бы Ашер. Конечно, Колин обладал другими способностями. Их следы я видела на груди Натэниела.
Ашер встал. В начале вечера на нем был атлас бледно-синего цвета, лишь чуть темнее бело-голубых глаз. На рукавах и лацканах пиджака была темно-синяя вышивка, и он застегивался шнуровой петлей на большую обшитую шелком пуговицу. Брюки полностью соответствовали пиджаку, надетому без рубашки, на голое тело, и грудь Ашера была отлично видна. Рубцы еще резче выделялись на фоне мягкой синей ткани. Долго простояв перед зеркалом, он наконец надел под пиджак белую шелковую рубашку.
Сейчас она висела лохмотьями, будто разодранная когтями великана, и из-под нее очень неприятно выступала голая грудь. Крови не было. Я в своей жизни видела трех вампиров, умевших поражать на расстоянии; и один из них — член Совета. Но никто из троих не владел таким умением: столь виртуозно вблизи от кожи порвать материю и при этом не пустить кровь. Значит, мы увязли в соревновании, кто кого выведет из себя, и Колин побеждал.
Я поглядела на Шанг-Да и Джемиля, стоявших позади скамьи. Они были невредимы.
— Телохранители хреновы, — бросила я им.
— Мы здесь не для того, чтобы охранять вампиров, — сказал Шанг-Да.
Я посмотрела на Джемиля. Он лишь пожал плечами. Отлично, лучше не придумаешь. Зейн стоял еще дальше, за волками, в одежде тоже целой и невредимой, но с потерянным видом, как у трезвенника на фестивале виноделов.
— Я должен был его остановить? — спросил Зейн.
Я покачала головой:
— Нет, Зейн. Ты — нет.
Я бросила взгляд на Ричарда, гадая, почему он позволил всем стоять и глазеть. С Ашером — было понятно. Попросить помощи — это знак слабости.
— Сними куртку, а то я сниму, — сказал Колин.
— Колин, ты уже добился, чего хотел.
Голос у женщины оказался неожиданно глубоким — богатое хрипловатое контральто.
Колин потрепал ее по руке, улыбаясь, но в его словах мягкости не было.
— Когда я добьюсь, чего хочу, я тебе сообщу, Никки. — И он отошел от нее, будто отбросил, и боль этого оскорбления была заметна.
На миг в этих темных глазах вспыхнул гнев, и я ощутила ее силу. Ее силу, а не его. Она была кем-то вроде ведьмы, или экстрасенса, или чего-то еще — тут я не находила нужного слова. Человеком она была лишь в той степени, что и я: в очень небольшой.
Гнев мелькнул и исчез за маской темного стоического лица, но я не сомневалась в том, что видела. Она его не любит, и он не любит ее. Но она его слуга-человек, привязанная к нему на целую вечность, к добру или к худу.
— Хочешь видеть, что у меня под курткой? — спросила я. — Так подойди и помоги мне ее снять. Так поступают джентльмены.
— Анита... — начал Ричард.
Я потрепала его по руке:
— Все нормально, Ричард. Остынь.
Выражения его лица было мне достаточно — он не верил, что я смогу себя сдержать. Забавно, что каждый из нас по-своему не доверял другому.
Я посмотрела на Ашера. У нас не было с ним общих меток. Мы не могли читать мысли друг друга, но все и так ясно. Сегодня нам накидают пенделей, потому что вервольфы не собираются нам помогать.
Я поглядела на восьмерых вервольфов — местных. Верн сидел на скамье, его волки стояли вокруг него. Двое из них уже были в полном волчьем виде, только размером с пони — больше обычного серого волка. Верн сидел в той же футболке и джинсах. Никто не стал специально наряжаться, кроме нас. Даже остальные вампиры были просто в костюмах и платьях.
Никогда не видела столько вампиров, одетых так... ординарно. Обычно у них есть чувство стиля или хотя бы чувство театральности. Они одеваются эффектно. Правда, что может произвести больший эффект, чем увешанное костями дерево? И к тому же лупанарий должен был стать местом действия нашего спектакля, а не Колина. И снова мелькнула мысль, можем ли мы доверять Верну настолько, насколько думает Ричард.
Я подвинулась к центру треугольника, образованного скамейками, и ждала, чтобы Колин ко мне подошел.
А он стоял рядом со своим черноглазым вампом и улыбался.
— А зачем я буду тратить энергию даже на эти несколько ярдов, если могу раздеть тебя отсюда?
Я улыбнулась, постаравшись, чтобы это выглядело насмешливо.
— Боишься подойти ближе?
— Признаю, что ты — хрупкое создание, но внешность часто бывает обманчива. Я сам не раз использовал это юношеское лицо, чтобы обманывать неосторожных. Сам я не из таких, Анита Блейк.
Он протянул бледную руку, и я ощутила, как сила пробежала по моей коже, разрезая бархатный топ спереди. Крест вывалился из бархата, как освобожденная звездочка, запылал белым, и я из осторожности отвернулась. Он горел как магний, так что даже глаза резало. В присутствии вампиров кресты светятся, но если они горят как сверхновая, то дело очень серьезно. Я никогда раньше не видала такого сияния в ситуации, когда сама еще не успела испугаться. Поэтому я думала, что крест реагирует на мой уровень страха.
Сегодня я впервые поняла, что, быть может, моя вера зажигала крест, но раз вера на месте, что-то иное пришло в действие. Не моя воля, но Твоя.
Вампиры Колина отреагировали именно так, как им полагалось. Они скорчились, закрылись полами пиджаков (в одном случае — юбкой). Спрятались от света.
Все, кроме Колина и его черноглазого вампира. И почему меня не удивило, что они достаточно стары и сильны, чтобы не отвернуться от креста? Рады они не были; они прикрыли глаза руками, но не скорчились.
— Резани еще раз, клыкастенький, посмотрим, что на этот раз вывалится.
Он сделал, как я просила. Я, честно говоря, не думала, что он попытается. Он резанул силой по воздуху, но она отхлынула, как вода от скалы.
— Если хочешь сделать мне больно, придется тебе это делать поближе и лично.
— Я мог бы приказать Никки вырвать тебе горло.
— Я-то думала, ты крутой парень, Колин. Или это только с юношами, связанными и беспомощными? А иначе у тебя не получается быть большим страшным вампиром? Надо, чтобы жертва была связанной? Или тебя молодые ребята заводят?
Колин произнес одно только слово:
— Барнаби!
Черноглазый встал перед Колином, ближе к кресту, но остановился, не в силах подойти ближе. И тут при свете креста я увидела, как лицо Барнаби начало распадаться. Гладкая кожа отвалилась, соскальзывая мокрыми комьями, обнажились сухожилия, влажно блестя, за ними кости. Нос провалился, остался голый череп, покрытый гниющими остатками.
Он захромал ко мне, протягивая руку, и это мне напомнило руки Дамиана сегодня вечером. Плоть, отваливающаяся в вонючих волнах черноты, только запаха не было. Вампир, умеющий гнить, когда хочет, умеет и управлять запахом — будто с помощью волшебного дезодоранта.
Если бы это была драка, я бы выхватила пистолет и пристрелила его раньше, чем он дотронулся до креста, но сейчас шла битва воль. Если в нем хватит духу, чтобы коснуться моего креста, то и у меня хватит смелости ему не мешать. Я только надеялась, что он не зажмет крест между нашими телами. Один вампир такое уже делал. Ожог второй степени на груди не отвечает моим представлениям о приятном.
Крест разгорался тем ярче, чем ближе подходил вампир. Мне пришлось отвернуть голову от света, на него просто больно было смотреть. И я знала, что вампиру еще больнее.
Сгнившая рука скользнула по моей груди, и что-то мокрое, кашеобразное поползло вниз между грудями. Он схватился за цепочку, не за крест — сообразительный вампир попался. Когда он дернул, цепочка порвалась. Крест упал ему на сгиб руки, и серебро полыхнуло пламенем таким белым и чистым, каким может быть только свет.
Вампир заорал и отбросил крест, мелькнувший сверкающей дугой, подобно комете, и стало темно.
Когда у меня глаза снова привыкли к свету фонарей, я сказала:
— Да ты не волнуйся, Барнаби, у меня есть запасные.
Вампир рухнул на колени, нянча обожженную руку.
Он был все тем же гниющим ночным кошмаром, но кожа на руке почернела.
— Да, но не у каждого есть твоя вера, — сказал Колин.
И снова, как было в лесу, я не ощутила выброса силы вампира, но вдруг меня поразил страх. Теперь, когда я знала, в чем дело, это не казалось уже таким сильным, но все равно отличалось от любых вампирских штук, с которыми мне приходилось сталкиваться. Сила эта была какой-то более спокойной, и потому еще более пугающей.
— Барнаби, вон тот белобрысый вервольф очень тебя боится. Испытал уже встречу с твоей породой.
Барнаби встал и попытался меня обойти. Я заступила ему дорогу.
— Джейсон под моей защитой.
— Барнаби ему ничего плохого не сделает, только поиграет с ним немножко.
Я покачала головой:
— Я дала Джейсону слово, что вампир, который ранил Натэниела, его не коснется.
— Слово? — удивился Колин. — Ты же современная американка. Твое слово ничего не значит.
— Для меня оно кое-что значит, — ответила я. — Я им не разбрасываюсь.
— Я чую правдивость твоих слов, но я говорю, что Барнаби будет играть с твоим юным другом, и ты не можешь ему помешать, не нарушив перемирия. Нарушитель перемирия, кто бы он ни был, ответит перед Советом.
Я двигалась вместе с Барнаби, и он заставлял меня отступать, но я все еще загораживала ему дорогу.
— Колин, мне говорили, что ты умеешь чувствовать чужой страх. Ты сам чувствуешь, как он боится твоего друга.
— О да. У меня сегодня ночью будет пир.
— Ты можешь сокрушить его рассудок, — сказала я.
Кто-то коснулся моей спины, и я вздрогнула. Это был Ашер, я уже допятилась до скамейки.
Ричард и его телохранители встали вокруг Джейсона. Ашера они защищать не стали, но Джейсона не бросят. Барнаби сдвинулся в сторону, пытаясь обойти меня. Мне пришлось вспрыгнуть на скамейку, чтобы не сойти с его дороги.
Левой рукой я уперлась в его сгнившую грудь, а правую положила на рукоять браунинга. Так, чтобы он видел.
Тогда заговорил Колин. Тело Барнаби загораживало ему взор, но он будто видел глазами второго вампира.
— Если ты застрелишь моего вампира, ты нарушишь перемирие.
— Ты послал Натэниела к нам помирать. Ашер сказал, что это своего рода комплимент, что на самом деле ты веришь, будто мы его вылечим.
— И вы же его вылечили? — спросил Колин.
— Ага, — согласилась я. — Так вот, на комплимент я тебе отвечу комплиментом. Я верю, что если я пристрелю Барнаби в упор, он сумеет выжить. Мне приходилось стрелять в разлагающихся вампиров, и 190 одежде их было больше вреда, чем им.
— Ты чувствуешь правдивость ее слов, — сказал Ашер. — Она верит, что он выживет, а значит, перемирия она не нарушает.
— Верит, но надеется на его смерть, — возразил Колин.
— Лишить рассудка одного из членов нашей свиты — тоже нарушение перемирия.
— Не согласен, — сказал Колин.
— Тогда у нас патовая ситуация, — заключила я.
— Не уверен, — возразил Колин и повернулся к Верну. — А ну-ка, Верн, оправдай свой корм. Убери защитников от этого юнца.
Верн встал, и волки его потекли за ним. Они выплеснулись на поляну клубом энергии, от которого у меня волоски на шее затанцевали, а рука потянулась к пистолету.
— Верн, — сказал Ричард.
Но Верн не смотрел на Ричарда — он смотрел на меня. В руке у него была небольшая корзинка с крышкой. Я не стала ждать, пока выяснится, что там, а направила пистолет Верну в грудь.
Глава 19
— Остынь, девушка, — произнес Верн. — Это подарок.
Мой пистолет смотрел точно в середину его тела.
— Ага, так я и поверила.
— Когда ты это увидишь, поймешь, что я не на его стороне.
— Не перепутай, на какую сторону встать, щенок дворняги, — сказал Колин. — А то потом очень, очень раскаешься.
Верн посмотрел на вампира. Я увидела, как его глаза из человечьих стали волчьими, когда он протянул мне корзину. Но взгляд этих злых, устрашающих глаз был направлен на Колина.
— Ты не умеешь призывать зверей, — сказал Верн голосом, вдруг огрубевшим и рычащим. — Ты смеешь стоять здесь, в средоточии нашей власти и угрожать нам. Ты ничтожней ветра за входом пещеры. Ты здесь никто, и звать тебя никак.
— Но и она тоже не из ваших, — ответил Колин.
— Она лупа Клана Тронной Скалы.
— Она человек.
— Она стоит между тобой и вервольфом. Для меня это значит, что она лупа.
Барнаби попятился. Не знаю, то ли он решил, что я выхвачу пистолет и пристрелю его, то ли Колин нашептал новый план в его истлевший череп. И вряд ли мне это было интересно. Ком чего-то тяжелого и мокрого сползал мне в лифчик. Будто слеза по щеке, только хуже, куда хуже. На глазах у Барнаби я подавила желание вытереть эту дрянь. Когда же он отполз к Колину, я левой рукой вытащила эти остатки и сбросила на землю.
— А что такое, Анита? Слишком близкое и личное получилось?
Вытерев руку о кожаную юбку, я улыбнулась и ответила:
— А шел бы ты, Колин, на...
Верн один вышел в центр треугольника. Его волки остались толпиться перед дальней скамейкой. Он подошел, остановился в паре ярдов перед нами, держа корзину в руках.
Я глянула на Ашера. Тот пожал плечами. Ричард кивнул, вроде как мне полагалось пойти навстречу. Верн сказал, что это подарок.
Я пошла навстречу. Он опустился на колени, поставив корзину между нами на траву. И продолжал так стоять. Я тоже встала на колени, потому что Верн, кажется, этого ждал. Он все не сводил с меня своих волчьих глаз. С виду он был как стареющий Ангел Ада, но эти глаза... Интересно, привыкну ли я когда-нибудь видеть волчьи глаза на человечьем лице? Вряд ли.
Я откинула крышку корзинки. На меня глянуло лицо... голова. Я вскочила на ноги. Браунинг сам по себе появился у меня в руке. Я направила его на Верна, в землю, потом приложила плашмя к своему лбу.
— Что это? — Мне удалось все же обрести голос.
— Ты сказала, что хочешь голову Майры в корзине. Что если мы тебе ее дадим, это восстановит справедливость между нашими кланами.
Я резко вдохнула сквозь зубы и глянула в корзину, стоя рядом, не отводя пистолета ото лба, как прохладный, успокаивающий предмет.
Рот отрубленной головы раскрылся в безмолвном крике, веки полуопущены, будто ее убили во сне. Но я знала, что это потом кто-то закрыл ей глаза. Даже мертвой она не утратила тонких черт лица, и ясное дело, что При жизни она была хорошенькой.
Я заставила себя убрать пистолет. Сейчас от него пользы не было. Снова опустившись на колени, я не могла оторвать взгляд от мертвой головы. Но потом все же заставила себя посмотреть на Верна, замотала головой и не могла перестать. Я пыталась разглядеть в его лице что-нибудь, на что можно заорать или с чем заговорить, но оно было совсем не человеческое. И не только из-за глаз.
После всех этих лет, кажется, я могла бы уже никогда не забывать, что они не люди. Но опять забыла. Я разозлилась тогда и сказала так, как сказала бы другому человеку. Я обращалась к вервольфам и забыла об этом.
Послышался чей-то шепот — мой.
— Моя вина. Моя вина.
И я попыталась поднести к лицу левую руку, а от нее пахнуло вонью разложившейся плоти Барнаби. Как раз этого и не хватало.
Я бросилась в сторону, и меня вывернуло. Стоя на четвереньках, я ждала, пока пройдут спазмы. Когда стало возможным говорить, я выдавила из себя:
— Какого хрена вы, ребята, так все буквально понимаете? Я же выразилась фигурально!
Рядом со мной оказался Ричард. Наклонившись ко мне, он осторожно тронул меня за спину.
— Ты ему сказала, чего ты хочешь, Анита. Она предала честь стаи, а наказание за это — смерть. Ты лишь помогла выбрать способ казни.
Я покосилась на Ричарда, подавляя невыносимое желание заплакать.
— Я не имела этого в виду, — прошептала я.
— Я знаю, — кивнул он.
И в его глазах была такая скорбь, такое понимание. Как часто бывает, что ты совсем не это имела в виду, но монстры тебя услышали, а они всегда все понимают буквально.
Мой пистолет смотрел точно в середину его тела.
— Ага, так я и поверила.
— Когда ты это увидишь, поймешь, что я не на его стороне.
— Не перепутай, на какую сторону встать, щенок дворняги, — сказал Колин. — А то потом очень, очень раскаешься.
Верн посмотрел на вампира. Я увидела, как его глаза из человечьих стали волчьими, когда он протянул мне корзину. Но взгляд этих злых, устрашающих глаз был направлен на Колина.
— Ты не умеешь призывать зверей, — сказал Верн голосом, вдруг огрубевшим и рычащим. — Ты смеешь стоять здесь, в средоточии нашей власти и угрожать нам. Ты ничтожней ветра за входом пещеры. Ты здесь никто, и звать тебя никак.
— Но и она тоже не из ваших, — ответил Колин.
— Она лупа Клана Тронной Скалы.
— Она человек.
— Она стоит между тобой и вервольфом. Для меня это значит, что она лупа.
Барнаби попятился. Не знаю, то ли он решил, что я выхвачу пистолет и пристрелю его, то ли Колин нашептал новый план в его истлевший череп. И вряд ли мне это было интересно. Ком чего-то тяжелого и мокрого сползал мне в лифчик. Будто слеза по щеке, только хуже, куда хуже. На глазах у Барнаби я подавила желание вытереть эту дрянь. Когда же он отполз к Колину, я левой рукой вытащила эти остатки и сбросила на землю.
— А что такое, Анита? Слишком близкое и личное получилось?
Вытерев руку о кожаную юбку, я улыбнулась и ответила:
— А шел бы ты, Колин, на...
Верн один вышел в центр треугольника. Его волки остались толпиться перед дальней скамейкой. Он подошел, остановился в паре ярдов перед нами, держа корзину в руках.
Я глянула на Ашера. Тот пожал плечами. Ричард кивнул, вроде как мне полагалось пойти навстречу. Верн сказал, что это подарок.
Я пошла навстречу. Он опустился на колени, поставив корзину между нами на траву. И продолжал так стоять. Я тоже встала на колени, потому что Верн, кажется, этого ждал. Он все не сводил с меня своих волчьих глаз. С виду он был как стареющий Ангел Ада, но эти глаза... Интересно, привыкну ли я когда-нибудь видеть волчьи глаза на человечьем лице? Вряд ли.
Я откинула крышку корзинки. На меня глянуло лицо... голова. Я вскочила на ноги. Браунинг сам по себе появился у меня в руке. Я направила его на Верна, в землю, потом приложила плашмя к своему лбу.
— Что это? — Мне удалось все же обрести голос.
— Ты сказала, что хочешь голову Майры в корзине. Что если мы тебе ее дадим, это восстановит справедливость между нашими кланами.
Я резко вдохнула сквозь зубы и глянула в корзину, стоя рядом, не отводя пистолета ото лба, как прохладный, успокаивающий предмет.
Рот отрубленной головы раскрылся в безмолвном крике, веки полуопущены, будто ее убили во сне. Но я знала, что это потом кто-то закрыл ей глаза. Даже мертвой она не утратила тонких черт лица, и ясное дело, что При жизни она была хорошенькой.
Я заставила себя убрать пистолет. Сейчас от него пользы не было. Снова опустившись на колени, я не могла оторвать взгляд от мертвой головы. Но потом все же заставила себя посмотреть на Верна, замотала головой и не могла перестать. Я пыталась разглядеть в его лице что-нибудь, на что можно заорать или с чем заговорить, но оно было совсем не человеческое. И не только из-за глаз.
После всех этих лет, кажется, я могла бы уже никогда не забывать, что они не люди. Но опять забыла. Я разозлилась тогда и сказала так, как сказала бы другому человеку. Я обращалась к вервольфам и забыла об этом.
Послышался чей-то шепот — мой.
— Моя вина. Моя вина.
И я попыталась поднести к лицу левую руку, а от нее пахнуло вонью разложившейся плоти Барнаби. Как раз этого и не хватало.
Я бросилась в сторону, и меня вывернуло. Стоя на четвереньках, я ждала, пока пройдут спазмы. Когда стало возможным говорить, я выдавила из себя:
— Какого хрена вы, ребята, так все буквально понимаете? Я же выразилась фигурально!
Рядом со мной оказался Ричард. Наклонившись ко мне, он осторожно тронул меня за спину.
— Ты ему сказала, чего ты хочешь, Анита. Она предала честь стаи, а наказание за это — смерть. Ты лишь помогла выбрать способ казни.
Я покосилась на Ричарда, подавляя невыносимое желание заплакать.
— Я не имела этого в виду, — прошептала я.
— Я знаю, — кивнул он.
И в его глазах была такая скорбь, такое понимание. Как часто бывает, что ты совсем не это имела в виду, но монстры тебя услышали, а они всегда все понимают буквально.
Глава 20
— Я думал, вы покрепче, мисс Блейк.
Ричард помог мне встать, и я не возразила. На миг я прислонилась к нему, приложившись лбом к гладкой прохладе его руки. Потом отодвинулась и встала самостоятельно. Колин смотрел на меня, и глаза у него были определенно серые, а не голубые.
Ричард помог мне встать, и я не возразила. На миг я прислонилась к нему, приложившись лбом к гладкой прохладе его руки. Потом отодвинулась и встала самостоятельно. Колин смотрел на меня, и глаза у него были определенно серые, а не голубые.