Страница:
— Про эту возможность знали все, кроме меня? — спросила я.
— Жан-Клод запретил мне тебе говорить. Я считал, что у тебя есть право знать.
— Я этим утром ощутила, как проснулся Жан-Клод.
Я ощутила свирепость его радости, его триумф. — Я попыталась скрестить руки на груди, но раненая правая не хотела в этом участвовать. — Черт бы все это побрал!
— Слугой своей первой госпожи я был очень долго, Анита. И мысль быть твоим слугой, чьим бы то ни было, меня пугает. — Он притронулся к бинтам на моей руке. — Но я вижу, как тебя используют, как скрывают от тебя важное. — Он осторожно взял мою забинтованную руку, как больного ребенка. — Я принес обеты Жан-Клоду, но лишь твоя сила заставляет биться мое сердце, удары твоего пульса я чувствую на языке, как ягоды вишни.
Я убрала руку:
— Что ты хочешь сказать, Дамиан?
— То, что ты не должна быть единственной из троих, кто не знает, что происходит.
— И ты можешь мне об этом рассказать, — сказала я.
Он кивнул:
— Я могу ответить на твои вопросы. На самом деле, если ты прикажешь, я не смогу на них не ответить.
— Ты вручаешь мне ключи от своей души, Дамиан. Почему?
Он улыбнулся, сверкнув неясной белизной зубов.
— Потому что прежде всего я служу тебе, а потом уже всем остальным. Я пытался, но бороться с этим невозможно. И я оставил борьбу. Я отдаю тебе себя по своей воле, и даже охотно.
— Если я тебя правильно поняла, то не говорил ли Ашер вчера ночью, что если я пересплю с тобой, Жан-Клод тебя убьет?
— Да.
Я посмотрела на него пристально.
— Может быть, я и хорошая, Дамиан, но я не стою того, чтобы из-за меня умирать.
— Я не думаю, что он бы меня убил. Жан-Клод расспрашивал меня о том, что связывает меня с тобой.
— Расспрашивал?
— Да, и был доволен. Он счел это еще одним признаком роста твоей мощи некроманта. И был прав.
— Жан-Клод знал, что ты повинуешься мне помимо собственного желания, и не сказал об этом мне?
— Он думал, что это тебя расстроит.
— И когда же он собирался сообщить мне об этом маленьком фактике?
— Он — Принц города, и передо мной не отчитывается. Не знаю, были ли у него планы сказать тебе, и если да, то когда.
— Ладно. А какие еще силы я могу ожидать от этих меток?
Он лег с другой стороны от подушек, которые подкладывал под мою раненую руку, и оперся на локоть. Длинные ноги вытянулись вдоль кровати.
— Их физической силы, их зрения и слуха. Ты можешь обрести почти любую силу, которая у них есть, не жертвуя своей человеческой сущностью. Хотя, чтобы обрести ее полностью, тебе может понадобиться четвертая метка.
— Нет уж, спасибо.
— Вечная жизнь без необходимости умереть ради нее, Анита. Многих это соблазняло в прошлые века.
— Слишком много у меня было сюрпризов в последние два дня, Дамиан. Мне не хочется еще сильнее привязывать себя к Жан-Клоду.
— Ты это говоришь сейчас, но пусть пройдет еще несколько лет, Анита, и ты можешь передумать. Вечная молодость — это немало.
Я покачала головой.
— А чего еще мне ждать от меток?
— Теоретически — власти над любыми силами, которые есть в распоряжении Жан-Клода и Ричарда.
— Это ведь не слишком обычно для слуги-человека?
— Они все приобретают некоторую силу, выносливость, способность исцеляться, устойчивость к травмам, иммунитет к ядам и болезням. Но опять-таки, я не знаю, сколько этого ты сможешь приобрести без четвертой метки. Не уверен, знают Жан-Клод или Ричард, или они снова поразятся, когда ты вытащишь из шляпы очередного кролика.
— Мунин был для них неожиданностью?
— О да! — Дамиан перевернулся на спину, чтобы смотреть на меня. — Жан-Клод знал о мунинах, но вряд ли думал, что они — духи мертвых, и не знал, что это для тебя может значить. Мунинами не могли управлять даже некроманты из легенд.
— У некромантов из легенд не было связи с вервольфом альфа.
— Именно это и думает Жан-Клод.
Я постаралась лечь пониже на груде подушек.
— Это потрясающе, как много он говорит обо мне со всеми, кроме меня.
Дамиан повернулся и посмотрел на меня в упор.
— Я знаю, насколько ты ценишь честность. Но при всей честности Жан-Клод не мог знать заранее, что ты обретешь эти силы. Человек-слуга — это рабочий инструмент, и хорошо, если этот инструмент мощный, но ты набираешь такую силу, что может возникнуть вопрос, кто же на самом деле хозяин и кто слуга. Может быть, дело в том, что ты — некромант.
— Жан-Клод мне говорил еще до меток, что не знает, кто из нас будет хозяином, а кто — слугой, из-за того, что я — некромант. Но он не стал объяснять. Наверное, мне надо было спросить.
— Если бы он тебе все это сказал до предложения меток, ты бы согласилась?
— Я приняла метки, чтобы спасти жизнь им обоим, не говоря уже о своей.
— Но если бы ты знала, ты бы это сделала?
Он повернулся набок, лицом к моей руке. Я ощущала кожей его дыхание.
— Наверное, да. Не могла я дать умереть им обоим. Одному — быть может, я могла бы пережить потерю одного из них, но не обоих. Не обоих, если я могла бы их спасти.
— Значит, Жан-Клод зря от тебя все это скрыл. Зря вызвал твой гнев.
— Да, я порядком зла.
— И потому ты не доверяешь ему.
Дамиан придвинулся еще на дюйм, и его щека легла на мою руку выше локтя.
— Да, из-за этого я ему не доверяю. Хуже того, я даже Ричарду теперь не верю. — Я покачала головой. — Никогда бы не подумала, что он будет от меня что-то скрывать, тем более такое важное.
— И теперь ты сомневаешься в них обоих.
Я посмотрела на вампира. Он касался меня только щекой, а все остальное его тело вытянулось вдоль кровати, не касаясь меня.
— Дамиан, это на тебя не похоже.
— Что именно? — спросил он. Он передвинул руку, и эта бледная кисть легла между нашими телами, не трогая меня, просто... выжидая.
— Вот это, все это. Это не ты.
— Ты ничего обо мне не знаешь, Анита. Ты не знаешь, каков я — на самом деле.
— Чего ты хочешь от меня, Дамиан?
— Прямо сейчас — обнять тебя этой рукой за талию.
— И если я скажу «да»?
— Это «да»? — спросил он.
Что сказал бы Ричард? Что сказал бы Жан-Клод? А ну их обоих!
— Да.
Он обнял меня за талию, его бицепс оказался у меня на животе. Вполне естественно было бы после руки прижаться и телом, но он этого не сделал. Сохранял между нами эту искусственную дистанцию.
Я погладила эту бледную руку своей левой рукой, трогая волоски. Трогать его — казалось до чертиков правильно, будто бы мне уже давно хотелось это сделать. Я не хотела, чтобы он обнимал меня. Я хотела сама его обнять. Совсем не то чувство, которое бывало с Ричардом и Жан-Клодом. Дамиан был прав: дело было в некромантии. Я хотела трогать его, исследовать границы силы, которая нас связывала, силы, которая оживляла его.
Моя собственная сила была по роду ближе к силе Жан-Клода, чем Ричарда. Холодная сила, вроде неощутимого ветра, веющего над умом и телом. И эта холодная нить вилась из моей руки по руке Дамиана. Я ее вдвигала в него невидимой рукой, всовывала в это бледное тело и ощущала ответную искру в его глубине. Моя сила вспыхнула, узнав подобие самой себя. То, что раньше оживляло тело Дамиана, покинуло его. Теперь его оживляла я. Он был воистину мой, что, конечно, было невозможно.
Он придвинул свое тело на этот последний дюйм, и по всей длине, от талии до ног, прильнул ко мне. Одну ногу он закинул на мои сверху, прижался ко мне.
— Ты пытаешься меня соблазнить. — Но мой голос звучал слишком тихо и интимно.
Он нежно поцеловал меня в плечо.
— Я тебя соблазняю или это ты уже соблазнила меня?
Я покачала головой:
— Вставай и выметайся, Дамиан.
— Ты меня хочешь. Я это чувствую.
— Это сила тебя хочет, а не я. Я не хочу тебя так, как хочу Ричарда или Жан-Клода.
— Я не прошу любви, Анита, я только хочу быть с тобой.
Мне хотелось погладить это тело сверху вниз. Я знала, что могу его исследовать, трогать каждый его дюйм, и он не остановит меня. Это манило и пугало.
Я слезла с кровати, оставив Дамиана разбираться самого. Оказывается, я могла встать. Даже голова не закружилась.
— Мы этого делать не будем, Дамиан. Просто не будем.
Дамиан приподнялся на локтях, глядя на меня.
— Если ты даешь мне прямой приказ, Анита, я должен повиноваться. Даже если этот приказ противоречит тому, который отдал мне Жан-Клод.
— Ты это к чему? — нахмурилась я.
— Тебе не интересно, что еще он запретил мне тебе говорить? — спросил Дамиан.
— Ах ты паразит!
Он сел, сбросив длинные ноги с кровати.
— Ты не хочешь знать?
Я посмотрела на него секунду.
— Да, черт бы тебя побрал, я хочу знать.
— Ты должна мне приказать тебе сообщить. Иначе я не могу.
Я чуть не промолчала. Я боялась того, что он может сказать. Боялась того, что скрывает от меня Жан-Клод.
— Я приказываю тебе, Дамиан, выложить мне все тайны, которые Жан-Клод повелел тебе от меня хранить.
Он испустил долгий, глубокий вздох.
— Свободен наконец! Жан-Клод, Ашер и даже моя первая госпожа происходят от Belle Morte, Красивой Смерти. Она — наш мастер в Совете. Ты никогда не думала, почему много сотен лет назад почти все рассказы о вампирах рисовали их как мерзких чудищ, ходячих мертвецов?
— Нет. А какое это имеет отношение к делу?
— Анита, я долго ждал, чтобы тебе все это рассказать. Позволь мне говорить.
Я вздохнула:
— Ладно, рассказывай.
— В семнадцатом столетии никто не думал о вампирах как об объектах секса. Ходили рассказы о красивых вампирах, но это были фокусы, а не истинное обличье. Потом же все переменилось. Очевидцы стали рассказывать о красоте и соблазне.
Он слез с кровати, и я попятилась, не желая, чтобы он был слишком близко. Не знаю, кому я больше не доверяла: ему или себе.
Стоило мне попятиться, как он остановился, только провожал меня взглядом.
— Совет решает, кто будет высылать своих вампиров делать новых вампиров. Тысячи лет это делала Королева Кошмаров, наш предводитель, или Morte d'Amour, Любовник Смерти, или Дракон, но им надоели эти игры, и они ушли в залы Совета. Их редко можно увидеть. Та-Кто-Меня-Породила приводила меня с собой в Совет не однажды. Там я познакомился с Жан-Клодом. Belle Morte, Красивая Смерть, выслала своих потомков населять мир вампирами. Ашер, Жан-Клод и я — ее потомки. Даже ее кровь не может сделать уродство красивым, и хотя ее прикосновение улучшает все, дело не только в этом. Некоторые из ее наследников обладают силой секса. Они живут сексом, дышат им. Они питаются сексом, как Колин и моя прежняя госпожа питаются страхом. От секса они набирают силу и используют ее как второй соблазн для смертных.
Он замолчал и посмотрел на меня.
— Договаривай, Дамиан.
— Жан-Клод — один из них. В другие времена его считали бы инкубом. Ашер и я — не такие, как он. Это сила редкая даже среди тех, кто по прямой линии происходит от Belle Morte.
— Ладно, Жан-Клод умеет питаться сексом, как Колин питается страхом. И что? — спросила я.
Дамиан подвинулся ко мне, и я позволила ему взять себя за плечо.
— Ты не понимаешь? Жан-Клод черпает силу в сексе. Не просто в сношении, а в сексуальной энергии, в похоти. Это значит, что каждый раз, когда у вас секс, это для него сила. Любое интимное действие между вами тремя сильнее привязывает метки и увеличивает вашу силу.
Я чувствовала, что могу упасть в обморок.
— И когда он собирался мне об этом сказать?
— В защиту Жан-Клода я могу привести его слова, что когда он первый раз ставил тебе метки, это так не было. Секс не являлся таким мощным средоточием для силы. Ты получила третью метку до того, как это прорвалось, и между вами до того так не было. Жан-Клод считает, что перелом произошел из-за присутствия Ричарда.
— А что ты с этого имеешь, Дамиан? Что тебе за радость мне все это рассказывать?
Я таращилась на него сквозь темноту комнаты.
— Моя госпожа правила мной веками с помощью страха и секса. Ты заслуживаешь, чтобы тебе сказали правду. Всю правду.
Я отодвинулась от него и повернулась спиной. Да, все сходилось. Жан-Клод дышал сексом, как от других исходит запах одеколона. И понятно, почему его главное дело — стриптиз-клуб. Там полно сексуальной энергии, которой можно питаться. А что это меняет?
Я не знала. Просто не знала.
Я прижалась лбом к оконному стеклу. Медленно колыхались занавески на ночном ветерке.
— А Ричард знает, что Жан-Клод в каком-то смысле инкуб?
— Не думаю, — ответил Дамиан.
Ветер дохнул силой; я почти учуяла ее, как запах озона. От нее у меня волосы на шее поднялись дыбом. Это был не вампир и не оборотень, и я узнала, что это: некромантия. Кто-то очень неподалеку использовал силу, очень похожую на мою.
Я повернулась к Дамиану:
— Слуга-человек Колина — она тоже некромант?
Он пожал плечами:
— Не знаю.
— Черт!
Я потянулась силой наружу, ища Ашера. Сила коснулась его и была отброшена назад, вон, прочь. Я бросилась к двери.
Дамиан кинулся за мной, спрашивая на ходу:
— Что? Что случилось?
Браунинг уже был у меня в руке, когда я выбежала во двор. Дамиан увидел их раньше меня и показал рукой. Слуга Колина стояла на опушке, почти скрытая тенью деревьев. Ашер от нее в нескольких ярдах — на коленях.
Я стала стрелять еще на бегу. Пули прошли мимо, но вывели женщину из сосредоточения, и я снова ощутила Ашера. Жизнь вытягивали из него, как рыбу на спиннинге. Я ощутила, как кровь стучится ему в кожу, пульсируя, сердце прыгает в груди, как зверек в клетке, пытаясь высвободиться, и к ней рвалось его сердце, будто она могла вытащить его из груди на расстоянии.
Я заставила себя остановиться и начала смотреть вдоль руки, и тут ощутила над собой движение. Я подняла глаза. Бледное лицо Барнаби пикировало на меня хищной птицей, и тут Дамиан взмыл ему навстречу, и они покатились по небу, сцепившись в борьбе.
Отсюда мне уже было видно лицо Ашера. У него кровь текла отовсюду: из ушей, из носа, изо рта. Лицо превратилось в кровавую маску, одежда пропиталась кровью. Он упал на четвереньки.
Я выстрелила в эту женщину — дважды, в грудь. Она медленно опустилась на колени, удивленно глядя на меня. И я услышала ее слова:
— Нам не разрешается убивать слуг друг друга.
— Если бы Колин не знал, что я могу тебя убить, он бы пришел сам.
Здесь она почему-то улыбнулась и сказала:
— Надеюсь, что он умрет со мной. — И свалилась на траву лицом вниз. Даже при лунном свете видны были выходные отверстия, зияющие, как пасти.
Ашер так и стоял на четвереньках, и кровь капала у него изо рта. Я склонилась рядом, тронула его за плечо.
— Ашер, Ашер, ты меня слышишь?
— Я думал, это ты, — сказал он голосом, хриплым от субстанций, которых никогда не бывает в живом горле. — Я думал, это ты меня зовешь.
Он харкнул кровью на траву.
Я поглядела в небо и не увидела и следа Дамиана и Барнаби. Я стала орать и звать на помощь, и никто мне не ответил.
Тогда я обняла Ашера, и он свалился ко мне на колени. Я держала его на руках, насколько он там помещался. Чтобы его слышать, мне пришлось наклониться к самому его рту.
— Я думал, ты меня зовешь в ночь на свидание. Правда, смешно?
И он закашлялся так, что мне стало трудно его держать. Изо рта полилась кровь и какая-то гуща. Я держала его, а он выхаркивал на траву свою жизнь, и я крикнула:
— Дамиан!
Донесся чей-то дальний крик, но и все.
— Ашер, не умирай, прошу тебя, не умирай!
Он снова закашлялся, и изо рта его вылетел темный сгусток. Кровь текла почти непрерывным ручьем. Я дотронулась до него, и он был холодный на ощупь.
— Если ты попьешь из кого-нибудь из наших оборотней, тебя это спасет?
— Если быстро, то да.
Голос его был тихим и хриплым.
Я тронула его лоб и отняла руку в холодной испарине.
— Тебе очень больно?
Он будто не слышал, говоря очень тихо:
— Знай, Анита, что когда я увидел себя твоими глазами, это исцелило мое сердце.
У меня горло перехватило слезами:
— Ашер, не надо!
Из его глаза выкатилась капля чистой крови.
— Будь счастлива со своими двумя любимыми. Не совершай той ошибки, что мы с Жан-Клодом сделали столько лет назад. — Он окровавленной рукой дотронулся до моего лица. — Будь счастлива в их объятиях, ma cherie.
Глаза его затрепетали. Если он упадет в обморок, мы можем его потерять. И только стрекот цикад и шум ветра, никого больше. Куда все, к черту, подевались?
— Ашер, не отключайся!
Глаза его снова задрожали, открываясь, но перед ними явно все расплывалось. Сердце его замешкалось, пропустило удар. Он мог бы жить и без сердцебиения, но я знала, что на этот раз, когда остановится сердце, все кончится. Он умирал. Никки слишком изломала его изнутри, чтобы он мог исцелиться.
Я подняла правую руку к его губам:
— Возьми мою кровь.
— Пить из тебя — это значит дать тебе над собой власть. Я не хочу быть твоим рабом даже больше, чем был до сих пор.
Я уже плакала, и слезы жгли меня.
— Не дай Колину тебя убить! Прошу тебя, не дай. — Я прижала его к себе и зашептала: — Не покидай нас, Ашер. — Это была мысль Жан-Клода за много миль отсюда, его страх потерять Ашера. — Не покидай нас, хотя бы сейчас, хотя бы сейчас, когда мы вновь тебя обрели. Tu es beau, mon amour. Tu me fais craquer.
Он улыбнулся по-настоящему:
— Значит, я разбиваю тебе сердце?
Я стала целовать его щеку, его лицо, и плакала, роняя жаркие слезы на грубые рубцы.
— Je t'embrasse partout. Je t'embrasse partout. Я тебя целую с ног до головы, mon amour.
Он посмотрел на меня:
— Je te bois des yeux.
— Да не пей ты меня глазами, черт побери, пей ртом!
Я зубами сорвала с руки бинты и прижала голую холодную кожу к его губам.
— Je t'adore, — прошептал он, и клыки вонзились мне в запястье. Губы сомкнулись на коже, горло судорожно дернулось, глотая. Я глянула в эти бледные глаза, и что-то у меня в голове разошлось как занавес, упал какой-то экран. На миг это была непрерывная боль, почти тошнотворная, потом осталось лишь расходящееся тепло. Даже не было времени испугаться. Ашер накатился на мое сознание как теплая океанская волна, приятная, ласкающая. Он хлынул поверх меня колющим кожу, захватывающим дыхание приливом, и отхлынул, оставив меня влажную, ловящую ртом воздух. Потом Ашер нагнулся надо мной и бережно положил на траву.
Я лежала, глядя в никуда, отдавшись ощущениям своего тела. Никогда я не позволяла ни одному вампиру так с собой поступать, никогда не давала похитить мой разум одновременно с кровью. Я даже не знала, что Ашер может это сделать. Сделать со мной.
Он поцеловал меня в лоб.
— Прости меня, Анита. Я не знал, что могу охватить твой разум. Не думал, что хоть один вампир на это способен. — Он глядел мне в лицо сверху вниз, высматривая реакцию. У меня пока что ее не было. Он отодвинулся, чтобы яснее меня видеть. — Я боялся, что ты будешь владеть мною, как владеешь Дамианом, если я стану пить твою кровь, не пользуясь своей силой. Я попытался снять твой щит, сломать твои барьеры, но я это сделал, чтобы защитить себя от твоей силы, я не думал, что могу пробить столь несокрушимые стены.
Он потянулся рукой к моему лицу, остановился, и рука его упала на колени.
— Метки, привязывающие тебя к Жан-Клоду, защищают тебя от него. Но он никогда не был в этом так искусен, как я. Мне следовало об этом подумать.
Я просто лежала, наполовину летая. Все было нереально. Я не могла думать, не могла говорить.
Он взял мою руку и прижал к своей изуродованной щеке.
— Я ушел, как только понял, что случилось. Это было, как бы сказать — быстрячок. Лишь намек на то, что это могло бы быть. Пожалуйста, Анита, поверь мне.
Он встал, и я не смогла проследить за этим движением. Я лежала на земле и пыталась думать.
Возле меня присел Джейсон. Я уже достаточно пришла в себя, чтобы задуматься, откуда он тут взялся. Он же не был у Марианны. Или был?
— Это у тебя первый раз? — спросил он.
Я попыталась кивнуть, но не смогла.
— Теперь ты понимаешь, почему я с ними, — сказал он.
— Нет, — ответила я, но голос был таким чужим и далеким, что я его сама не узнала, — Нет, не понимаю.
— Ты это почувствовала. Ты плыла на этой волне. Как можно это не любить?
Я не могла объяснить. Это было чудесно, но когда радость начала меркнуть, из глубин поднялся страх такой большой и черный, что мог весь мир собой залить. Это было потрясающе, и это был всего лишь «быстрячок», как сказал Ашер. Но большего я от Ашера не хотела ни за что. Потому что если это окажется еще лучше, я всю оставшуюся жизнь буду гоняться за очередной дозой. А Жан-Клод не может мне ее дать. Метки мешают ему подчинить мой разум. Это одна из тех вещей, что определяют разницу между слугой и рабом. Никогда мне не получить этого от Жан-Клода, никогда. А я этого хочу. Секунду назад я не хотела, чтобы Ашер умер. Теперь я уж и не знала...
Ашер вернулся и оказался рядом. Мы посмотрели друг на друга. В темноте появились и другие, кто-то с фонарем посветил на меня. Я прищурилась на свет, почти ослепнув. Свет потом остановился на лице Ашера, подчеркнув красные следы слез.
— Анита, не надо меня ненавидеть. Я не вынесу твоей ненависти.
— Я не ненавижу тебя, Ашер, — сказала я хриплым тяжелым голосом с легкой золотой каемкой радости. — Я тебя боюсь.
Он стоял надо мной, и слезы стекали по его лицу, по красноватым следам на гладкой коже левой стороны. На той стороне они терялись в шрамах и собирались красноватыми пятнами на мертвой коже.
— Еще хуже, — шепнул он. — Еще хуже.
Глава 42
— Жан-Клод запретил мне тебе говорить. Я считал, что у тебя есть право знать.
— Я этим утром ощутила, как проснулся Жан-Клод.
Я ощутила свирепость его радости, его триумф. — Я попыталась скрестить руки на груди, но раненая правая не хотела в этом участвовать. — Черт бы все это побрал!
— Слугой своей первой госпожи я был очень долго, Анита. И мысль быть твоим слугой, чьим бы то ни было, меня пугает. — Он притронулся к бинтам на моей руке. — Но я вижу, как тебя используют, как скрывают от тебя важное. — Он осторожно взял мою забинтованную руку, как больного ребенка. — Я принес обеты Жан-Клоду, но лишь твоя сила заставляет биться мое сердце, удары твоего пульса я чувствую на языке, как ягоды вишни.
Я убрала руку:
— Что ты хочешь сказать, Дамиан?
— То, что ты не должна быть единственной из троих, кто не знает, что происходит.
— И ты можешь мне об этом рассказать, — сказала я.
Он кивнул:
— Я могу ответить на твои вопросы. На самом деле, если ты прикажешь, я не смогу на них не ответить.
— Ты вручаешь мне ключи от своей души, Дамиан. Почему?
Он улыбнулся, сверкнув неясной белизной зубов.
— Потому что прежде всего я служу тебе, а потом уже всем остальным. Я пытался, но бороться с этим невозможно. И я оставил борьбу. Я отдаю тебе себя по своей воле, и даже охотно.
— Если я тебя правильно поняла, то не говорил ли Ашер вчера ночью, что если я пересплю с тобой, Жан-Клод тебя убьет?
— Да.
Я посмотрела на него пристально.
— Может быть, я и хорошая, Дамиан, но я не стою того, чтобы из-за меня умирать.
— Я не думаю, что он бы меня убил. Жан-Клод расспрашивал меня о том, что связывает меня с тобой.
— Расспрашивал?
— Да, и был доволен. Он счел это еще одним признаком роста твоей мощи некроманта. И был прав.
— Жан-Клод знал, что ты повинуешься мне помимо собственного желания, и не сказал об этом мне?
— Он думал, что это тебя расстроит.
— И когда же он собирался сообщить мне об этом маленьком фактике?
— Он — Принц города, и передо мной не отчитывается. Не знаю, были ли у него планы сказать тебе, и если да, то когда.
— Ладно. А какие еще силы я могу ожидать от этих меток?
Он лег с другой стороны от подушек, которые подкладывал под мою раненую руку, и оперся на локоть. Длинные ноги вытянулись вдоль кровати.
— Их физической силы, их зрения и слуха. Ты можешь обрести почти любую силу, которая у них есть, не жертвуя своей человеческой сущностью. Хотя, чтобы обрести ее полностью, тебе может понадобиться четвертая метка.
— Нет уж, спасибо.
— Вечная жизнь без необходимости умереть ради нее, Анита. Многих это соблазняло в прошлые века.
— Слишком много у меня было сюрпризов в последние два дня, Дамиан. Мне не хочется еще сильнее привязывать себя к Жан-Клоду.
— Ты это говоришь сейчас, но пусть пройдет еще несколько лет, Анита, и ты можешь передумать. Вечная молодость — это немало.
Я покачала головой.
— А чего еще мне ждать от меток?
— Теоретически — власти над любыми силами, которые есть в распоряжении Жан-Клода и Ричарда.
— Это ведь не слишком обычно для слуги-человека?
— Они все приобретают некоторую силу, выносливость, способность исцеляться, устойчивость к травмам, иммунитет к ядам и болезням. Но опять-таки, я не знаю, сколько этого ты сможешь приобрести без четвертой метки. Не уверен, знают Жан-Клод или Ричард, или они снова поразятся, когда ты вытащишь из шляпы очередного кролика.
— Мунин был для них неожиданностью?
— О да! — Дамиан перевернулся на спину, чтобы смотреть на меня. — Жан-Клод знал о мунинах, но вряд ли думал, что они — духи мертвых, и не знал, что это для тебя может значить. Мунинами не могли управлять даже некроманты из легенд.
— У некромантов из легенд не было связи с вервольфом альфа.
— Именно это и думает Жан-Клод.
Я постаралась лечь пониже на груде подушек.
— Это потрясающе, как много он говорит обо мне со всеми, кроме меня.
Дамиан повернулся и посмотрел на меня в упор.
— Я знаю, насколько ты ценишь честность. Но при всей честности Жан-Клод не мог знать заранее, что ты обретешь эти силы. Человек-слуга — это рабочий инструмент, и хорошо, если этот инструмент мощный, но ты набираешь такую силу, что может возникнуть вопрос, кто же на самом деле хозяин и кто слуга. Может быть, дело в том, что ты — некромант.
— Жан-Клод мне говорил еще до меток, что не знает, кто из нас будет хозяином, а кто — слугой, из-за того, что я — некромант. Но он не стал объяснять. Наверное, мне надо было спросить.
— Если бы он тебе все это сказал до предложения меток, ты бы согласилась?
— Я приняла метки, чтобы спасти жизнь им обоим, не говоря уже о своей.
— Но если бы ты знала, ты бы это сделала?
Он повернулся набок, лицом к моей руке. Я ощущала кожей его дыхание.
— Наверное, да. Не могла я дать умереть им обоим. Одному — быть может, я могла бы пережить потерю одного из них, но не обоих. Не обоих, если я могла бы их спасти.
— Значит, Жан-Клод зря от тебя все это скрыл. Зря вызвал твой гнев.
— Да, я порядком зла.
— И потому ты не доверяешь ему.
Дамиан придвинулся еще на дюйм, и его щека легла на мою руку выше локтя.
— Да, из-за этого я ему не доверяю. Хуже того, я даже Ричарду теперь не верю. — Я покачала головой. — Никогда бы не подумала, что он будет от меня что-то скрывать, тем более такое важное.
— И теперь ты сомневаешься в них обоих.
Я посмотрела на вампира. Он касался меня только щекой, а все остальное его тело вытянулось вдоль кровати, не касаясь меня.
— Дамиан, это на тебя не похоже.
— Что именно? — спросил он. Он передвинул руку, и эта бледная кисть легла между нашими телами, не трогая меня, просто... выжидая.
— Вот это, все это. Это не ты.
— Ты ничего обо мне не знаешь, Анита. Ты не знаешь, каков я — на самом деле.
— Чего ты хочешь от меня, Дамиан?
— Прямо сейчас — обнять тебя этой рукой за талию.
— И если я скажу «да»?
— Это «да»? — спросил он.
Что сказал бы Ричард? Что сказал бы Жан-Клод? А ну их обоих!
— Да.
Он обнял меня за талию, его бицепс оказался у меня на животе. Вполне естественно было бы после руки прижаться и телом, но он этого не сделал. Сохранял между нами эту искусственную дистанцию.
Я погладила эту бледную руку своей левой рукой, трогая волоски. Трогать его — казалось до чертиков правильно, будто бы мне уже давно хотелось это сделать. Я не хотела, чтобы он обнимал меня. Я хотела сама его обнять. Совсем не то чувство, которое бывало с Ричардом и Жан-Клодом. Дамиан был прав: дело было в некромантии. Я хотела трогать его, исследовать границы силы, которая нас связывала, силы, которая оживляла его.
Моя собственная сила была по роду ближе к силе Жан-Клода, чем Ричарда. Холодная сила, вроде неощутимого ветра, веющего над умом и телом. И эта холодная нить вилась из моей руки по руке Дамиана. Я ее вдвигала в него невидимой рукой, всовывала в это бледное тело и ощущала ответную искру в его глубине. Моя сила вспыхнула, узнав подобие самой себя. То, что раньше оживляло тело Дамиана, покинуло его. Теперь его оживляла я. Он был воистину мой, что, конечно, было невозможно.
Он придвинул свое тело на этот последний дюйм, и по всей длине, от талии до ног, прильнул ко мне. Одну ногу он закинул на мои сверху, прижался ко мне.
— Ты пытаешься меня соблазнить. — Но мой голос звучал слишком тихо и интимно.
Он нежно поцеловал меня в плечо.
— Я тебя соблазняю или это ты уже соблазнила меня?
Я покачала головой:
— Вставай и выметайся, Дамиан.
— Ты меня хочешь. Я это чувствую.
— Это сила тебя хочет, а не я. Я не хочу тебя так, как хочу Ричарда или Жан-Клода.
— Я не прошу любви, Анита, я только хочу быть с тобой.
Мне хотелось погладить это тело сверху вниз. Я знала, что могу его исследовать, трогать каждый его дюйм, и он не остановит меня. Это манило и пугало.
Я слезла с кровати, оставив Дамиана разбираться самого. Оказывается, я могла встать. Даже голова не закружилась.
— Мы этого делать не будем, Дамиан. Просто не будем.
Дамиан приподнялся на локтях, глядя на меня.
— Если ты даешь мне прямой приказ, Анита, я должен повиноваться. Даже если этот приказ противоречит тому, который отдал мне Жан-Клод.
— Ты это к чему? — нахмурилась я.
— Тебе не интересно, что еще он запретил мне тебе говорить? — спросил Дамиан.
— Ах ты паразит!
Он сел, сбросив длинные ноги с кровати.
— Ты не хочешь знать?
Я посмотрела на него секунду.
— Да, черт бы тебя побрал, я хочу знать.
— Ты должна мне приказать тебе сообщить. Иначе я не могу.
Я чуть не промолчала. Я боялась того, что он может сказать. Боялась того, что скрывает от меня Жан-Клод.
— Я приказываю тебе, Дамиан, выложить мне все тайны, которые Жан-Клод повелел тебе от меня хранить.
Он испустил долгий, глубокий вздох.
— Свободен наконец! Жан-Клод, Ашер и даже моя первая госпожа происходят от Belle Morte, Красивой Смерти. Она — наш мастер в Совете. Ты никогда не думала, почему много сотен лет назад почти все рассказы о вампирах рисовали их как мерзких чудищ, ходячих мертвецов?
— Нет. А какое это имеет отношение к делу?
— Анита, я долго ждал, чтобы тебе все это рассказать. Позволь мне говорить.
Я вздохнула:
— Ладно, рассказывай.
— В семнадцатом столетии никто не думал о вампирах как об объектах секса. Ходили рассказы о красивых вампирах, но это были фокусы, а не истинное обличье. Потом же все переменилось. Очевидцы стали рассказывать о красоте и соблазне.
Он слез с кровати, и я попятилась, не желая, чтобы он был слишком близко. Не знаю, кому я больше не доверяла: ему или себе.
Стоило мне попятиться, как он остановился, только провожал меня взглядом.
— Совет решает, кто будет высылать своих вампиров делать новых вампиров. Тысячи лет это делала Королева Кошмаров, наш предводитель, или Morte d'Amour, Любовник Смерти, или Дракон, но им надоели эти игры, и они ушли в залы Совета. Их редко можно увидеть. Та-Кто-Меня-Породила приводила меня с собой в Совет не однажды. Там я познакомился с Жан-Клодом. Belle Morte, Красивая Смерть, выслала своих потомков населять мир вампирами. Ашер, Жан-Клод и я — ее потомки. Даже ее кровь не может сделать уродство красивым, и хотя ее прикосновение улучшает все, дело не только в этом. Некоторые из ее наследников обладают силой секса. Они живут сексом, дышат им. Они питаются сексом, как Колин и моя прежняя госпожа питаются страхом. От секса они набирают силу и используют ее как второй соблазн для смертных.
Он замолчал и посмотрел на меня.
— Договаривай, Дамиан.
— Жан-Клод — один из них. В другие времена его считали бы инкубом. Ашер и я — не такие, как он. Это сила редкая даже среди тех, кто по прямой линии происходит от Belle Morte.
— Ладно, Жан-Клод умеет питаться сексом, как Колин питается страхом. И что? — спросила я.
Дамиан подвинулся ко мне, и я позволила ему взять себя за плечо.
— Ты не понимаешь? Жан-Клод черпает силу в сексе. Не просто в сношении, а в сексуальной энергии, в похоти. Это значит, что каждый раз, когда у вас секс, это для него сила. Любое интимное действие между вами тремя сильнее привязывает метки и увеличивает вашу силу.
Я чувствовала, что могу упасть в обморок.
— И когда он собирался мне об этом сказать?
— В защиту Жан-Клода я могу привести его слова, что когда он первый раз ставил тебе метки, это так не было. Секс не являлся таким мощным средоточием для силы. Ты получила третью метку до того, как это прорвалось, и между вами до того так не было. Жан-Клод считает, что перелом произошел из-за присутствия Ричарда.
— А что ты с этого имеешь, Дамиан? Что тебе за радость мне все это рассказывать?
Я таращилась на него сквозь темноту комнаты.
— Моя госпожа правила мной веками с помощью страха и секса. Ты заслуживаешь, чтобы тебе сказали правду. Всю правду.
Я отодвинулась от него и повернулась спиной. Да, все сходилось. Жан-Клод дышал сексом, как от других исходит запах одеколона. И понятно, почему его главное дело — стриптиз-клуб. Там полно сексуальной энергии, которой можно питаться. А что это меняет?
Я не знала. Просто не знала.
Я прижалась лбом к оконному стеклу. Медленно колыхались занавески на ночном ветерке.
— А Ричард знает, что Жан-Клод в каком-то смысле инкуб?
— Не думаю, — ответил Дамиан.
Ветер дохнул силой; я почти учуяла ее, как запах озона. От нее у меня волосы на шее поднялись дыбом. Это был не вампир и не оборотень, и я узнала, что это: некромантия. Кто-то очень неподалеку использовал силу, очень похожую на мою.
Я повернулась к Дамиану:
— Слуга-человек Колина — она тоже некромант?
Он пожал плечами:
— Не знаю.
— Черт!
Я потянулась силой наружу, ища Ашера. Сила коснулась его и была отброшена назад, вон, прочь. Я бросилась к двери.
Дамиан кинулся за мной, спрашивая на ходу:
— Что? Что случилось?
Браунинг уже был у меня в руке, когда я выбежала во двор. Дамиан увидел их раньше меня и показал рукой. Слуга Колина стояла на опушке, почти скрытая тенью деревьев. Ашер от нее в нескольких ярдах — на коленях.
Я стала стрелять еще на бегу. Пули прошли мимо, но вывели женщину из сосредоточения, и я снова ощутила Ашера. Жизнь вытягивали из него, как рыбу на спиннинге. Я ощутила, как кровь стучится ему в кожу, пульсируя, сердце прыгает в груди, как зверек в клетке, пытаясь высвободиться, и к ней рвалось его сердце, будто она могла вытащить его из груди на расстоянии.
Я заставила себя остановиться и начала смотреть вдоль руки, и тут ощутила над собой движение. Я подняла глаза. Бледное лицо Барнаби пикировало на меня хищной птицей, и тут Дамиан взмыл ему навстречу, и они покатились по небу, сцепившись в борьбе.
Отсюда мне уже было видно лицо Ашера. У него кровь текла отовсюду: из ушей, из носа, изо рта. Лицо превратилось в кровавую маску, одежда пропиталась кровью. Он упал на четвереньки.
Я выстрелила в эту женщину — дважды, в грудь. Она медленно опустилась на колени, удивленно глядя на меня. И я услышала ее слова:
— Нам не разрешается убивать слуг друг друга.
— Если бы Колин не знал, что я могу тебя убить, он бы пришел сам.
Здесь она почему-то улыбнулась и сказала:
— Надеюсь, что он умрет со мной. — И свалилась на траву лицом вниз. Даже при лунном свете видны были выходные отверстия, зияющие, как пасти.
Ашер так и стоял на четвереньках, и кровь капала у него изо рта. Я склонилась рядом, тронула его за плечо.
— Ашер, Ашер, ты меня слышишь?
— Я думал, это ты, — сказал он голосом, хриплым от субстанций, которых никогда не бывает в живом горле. — Я думал, это ты меня зовешь.
Он харкнул кровью на траву.
Я поглядела в небо и не увидела и следа Дамиана и Барнаби. Я стала орать и звать на помощь, и никто мне не ответил.
Тогда я обняла Ашера, и он свалился ко мне на колени. Я держала его на руках, насколько он там помещался. Чтобы его слышать, мне пришлось наклониться к самому его рту.
— Я думал, ты меня зовешь в ночь на свидание. Правда, смешно?
И он закашлялся так, что мне стало трудно его держать. Изо рта полилась кровь и какая-то гуща. Я держала его, а он выхаркивал на траву свою жизнь, и я крикнула:
— Дамиан!
Донесся чей-то дальний крик, но и все.
— Ашер, не умирай, прошу тебя, не умирай!
Он снова закашлялся, и изо рта его вылетел темный сгусток. Кровь текла почти непрерывным ручьем. Я дотронулась до него, и он был холодный на ощупь.
— Если ты попьешь из кого-нибудь из наших оборотней, тебя это спасет?
— Если быстро, то да.
Голос его был тихим и хриплым.
Я тронула его лоб и отняла руку в холодной испарине.
— Тебе очень больно?
Он будто не слышал, говоря очень тихо:
— Знай, Анита, что когда я увидел себя твоими глазами, это исцелило мое сердце.
У меня горло перехватило слезами:
— Ашер, не надо!
Из его глаза выкатилась капля чистой крови.
— Будь счастлива со своими двумя любимыми. Не совершай той ошибки, что мы с Жан-Клодом сделали столько лет назад. — Он окровавленной рукой дотронулся до моего лица. — Будь счастлива в их объятиях, ma cherie.
Глаза его затрепетали. Если он упадет в обморок, мы можем его потерять. И только стрекот цикад и шум ветра, никого больше. Куда все, к черту, подевались?
— Ашер, не отключайся!
Глаза его снова задрожали, открываясь, но перед ними явно все расплывалось. Сердце его замешкалось, пропустило удар. Он мог бы жить и без сердцебиения, но я знала, что на этот раз, когда остановится сердце, все кончится. Он умирал. Никки слишком изломала его изнутри, чтобы он мог исцелиться.
Я подняла правую руку к его губам:
— Возьми мою кровь.
— Пить из тебя — это значит дать тебе над собой власть. Я не хочу быть твоим рабом даже больше, чем был до сих пор.
Я уже плакала, и слезы жгли меня.
— Не дай Колину тебя убить! Прошу тебя, не дай. — Я прижала его к себе и зашептала: — Не покидай нас, Ашер. — Это была мысль Жан-Клода за много миль отсюда, его страх потерять Ашера. — Не покидай нас, хотя бы сейчас, хотя бы сейчас, когда мы вновь тебя обрели. Tu es beau, mon amour. Tu me fais craquer.
Он улыбнулся по-настоящему:
— Значит, я разбиваю тебе сердце?
Я стала целовать его щеку, его лицо, и плакала, роняя жаркие слезы на грубые рубцы.
— Je t'embrasse partout. Je t'embrasse partout. Я тебя целую с ног до головы, mon amour.
Он посмотрел на меня:
— Je te bois des yeux.
— Да не пей ты меня глазами, черт побери, пей ртом!
Я зубами сорвала с руки бинты и прижала голую холодную кожу к его губам.
— Je t'adore, — прошептал он, и клыки вонзились мне в запястье. Губы сомкнулись на коже, горло судорожно дернулось, глотая. Я глянула в эти бледные глаза, и что-то у меня в голове разошлось как занавес, упал какой-то экран. На миг это была непрерывная боль, почти тошнотворная, потом осталось лишь расходящееся тепло. Даже не было времени испугаться. Ашер накатился на мое сознание как теплая океанская волна, приятная, ласкающая. Он хлынул поверх меня колющим кожу, захватывающим дыхание приливом, и отхлынул, оставив меня влажную, ловящую ртом воздух. Потом Ашер нагнулся надо мной и бережно положил на траву.
Я лежала, глядя в никуда, отдавшись ощущениям своего тела. Никогда я не позволяла ни одному вампиру так с собой поступать, никогда не давала похитить мой разум одновременно с кровью. Я даже не знала, что Ашер может это сделать. Сделать со мной.
Он поцеловал меня в лоб.
— Прости меня, Анита. Я не знал, что могу охватить твой разум. Не думал, что хоть один вампир на это способен. — Он глядел мне в лицо сверху вниз, высматривая реакцию. У меня пока что ее не было. Он отодвинулся, чтобы яснее меня видеть. — Я боялся, что ты будешь владеть мною, как владеешь Дамианом, если я стану пить твою кровь, не пользуясь своей силой. Я попытался снять твой щит, сломать твои барьеры, но я это сделал, чтобы защитить себя от твоей силы, я не думал, что могу пробить столь несокрушимые стены.
Он потянулся рукой к моему лицу, остановился, и рука его упала на колени.
— Метки, привязывающие тебя к Жан-Клоду, защищают тебя от него. Но он никогда не был в этом так искусен, как я. Мне следовало об этом подумать.
Я просто лежала, наполовину летая. Все было нереально. Я не могла думать, не могла говорить.
Он взял мою руку и прижал к своей изуродованной щеке.
— Я ушел, как только понял, что случилось. Это было, как бы сказать — быстрячок. Лишь намек на то, что это могло бы быть. Пожалуйста, Анита, поверь мне.
Он встал, и я не смогла проследить за этим движением. Я лежала на земле и пыталась думать.
Возле меня присел Джейсон. Я уже достаточно пришла в себя, чтобы задуматься, откуда он тут взялся. Он же не был у Марианны. Или был?
— Это у тебя первый раз? — спросил он.
Я попыталась кивнуть, но не смогла.
— Теперь ты понимаешь, почему я с ними, — сказал он.
— Нет, — ответила я, но голос был таким чужим и далеким, что я его сама не узнала, — Нет, не понимаю.
— Ты это почувствовала. Ты плыла на этой волне. Как можно это не любить?
Я не могла объяснить. Это было чудесно, но когда радость начала меркнуть, из глубин поднялся страх такой большой и черный, что мог весь мир собой залить. Это было потрясающе, и это был всего лишь «быстрячок», как сказал Ашер. Но большего я от Ашера не хотела ни за что. Потому что если это окажется еще лучше, я всю оставшуюся жизнь буду гоняться за очередной дозой. А Жан-Клод не может мне ее дать. Метки мешают ему подчинить мой разум. Это одна из тех вещей, что определяют разницу между слугой и рабом. Никогда мне не получить этого от Жан-Клода, никогда. А я этого хочу. Секунду назад я не хотела, чтобы Ашер умер. Теперь я уж и не знала...
Ашер вернулся и оказался рядом. Мы посмотрели друг на друга. В темноте появились и другие, кто-то с фонарем посветил на меня. Я прищурилась на свет, почти ослепнув. Свет потом остановился на лице Ашера, подчеркнув красные следы слез.
— Анита, не надо меня ненавидеть. Я не вынесу твоей ненависти.
— Я не ненавижу тебя, Ашер, — сказала я хриплым тяжелым голосом с легкой золотой каемкой радости. — Я тебя боюсь.
Он стоял надо мной, и слезы стекали по его лицу, по красноватым следам на гладкой коже левой стороны. На той стороне они терялись в шрамах и собирались красноватыми пятнами на мертвой коже.
— Еще хуже, — шепнул он. — Еще хуже.
Глава 42
Я выставила всех, кроме Джейсона, потому что все зашумели, чтобы я не оставалась совсем одна. Я что, забыла, что меня пытаются убить? Забыла, что Жан-Клод обещал поубивать их всех, если я погибну? Последний аргумент в применении ко мне не помогает завоевывать друзей и оказывать на людей влияние. Я прокомментировала так: «Если мы все погибнем, это решит все наши проблемы». И спор был окончен.
Джейсон устроился на постели в груде подушек. Он попытался перевернуться набок и застыл посреди этой попытки, ойкнув от боли. Двигался он скованно, будто при каждом движении у него все болело, за что и получил место на кровати вместо стула.
Я ходила взад-вперед по комнате, даже выработала какой-то стереотип ее обхода. Дальняя спинка кровати, окна, дальняя стена, ближняя стена, где дверь.
— А знаешь, что ты прошла мимо кровати уже двадцать раз, и это лишь с той минуты, как я начал считать? — спросил меня Джейсон.
— Заткнись.
— Я снова надела пистолеты, не потому что думала, будто они мне понадобятся, а просто с ними привычнее. Тяжесть наплечной кобуры, твердость «файрстара» во внутренней кобуре как-то усиливали мое ощущение самой себя. Из нас троих только я носила огнестрельное оружие. Применение оружия, этот конкретный вид силовых действий, принадлежал только мне, и я точно знала, что не переняла это свойство ни у кого из них. Оно было мое и только мое. Сейчас мне очень было нужно что-нибудь совсем свое.
Джейсон повернулся набок — медленно, дюйм за дюймом. Я за это время успела обойти еще один круг. Джейсона и Джемиля перевели в этот дом, чтобы собрать вместе всех раненых. Роксана сейчас была в холле, и при ней Бен в качестве охранника. Я столько тогда проканалировала силы Ричарда, что приходилось опасаться сотрясения у Роксаны. Не знаю, должен был Бен охранять ее от меня или наоборот. В кухне сидел и доктор Патрик, помешивая жаркое, которое Марианна на нас оставила. Зейн и Черри тоже там были, но прочие оборотни ушли в лупанарий — заканчивать церемонию, прерванную прошлой ночью. Уважаю такое упорство.
Ашер тоже находился где-то в доме — я не знала, где именно, и не хотела знать. Слишком многое случилось слишком быстро, и мне нужно было время все это переварить. И этого времени мне как раз и не дали.
В дверь постучали.
— Кто там? — спросила я.
— Дамиан.
— Проваливай.
— Пришел какой-то вампир, и с ним один из помощников шерифа Уилкса. Говорят, что у них есть разговор к тебе или Ричарду. Но не по делам полиции.
Последние слова привлекли мое внимание. Я подошла и открыла дверь. Там стоял Дамиан, все еще в жилете, с которого Барнаби оторвал все пуговицы. Когда слуга Колина умерла, Барнаби прекратил драку и улетел прочь. В ярком свете костюм Дамиана был угольно-черным, а кожа, соответственно, неимоверно белой.
— Как они точно выразились? — спросила я.
— Сказали, что Фрэнк Найли просил кое-что передать вам двоим.
— Б-лин! — тихо и с чувством сказала я.
— Они в кухне с доктором Патриком и Ашером.
— Скажи Роксане и Джемилю, что прибыли плохие парни. Я пойду с ними поговорю.
— У того человека пистолет, — предупредил Дамиан.
— У меня тоже.
Я направилась в холл, и Дамиан со мной.
— Подожди! — позвал сзади Джейсон.
— Иди своим темпом, Джейсон. Я не буду ждать, пока ты сможешь спуститься.
— Смотри, чтобы ее не убили, Дамиан, — сказал Джейсон нам вслед.
Я обернулась через плечо:
— Он будет делать то, что я ему скажу.
От часовых размышлений обо всем, что я сегодня узнала, у меня настроение не улучшилось.
Я сбежала вниз по лестнице. Дамиан держался за мной беззвучной тенью.
Почему люди шерифа не взяли дом штурмом? Я ожидала, что они начнут стрельбу, если узнают, что мы еще в городе. И что они хотят передать от Найли? И откуда здесь вампир? Дольф ничего не говорил насчет того, что в свите Найли есть вамп. А Дольф настолько их терпеть не может, что обязательно сказал бы. Столько вопросов, и раз в жизни я сейчас получу на них ответы по мере их возникновения. Очень воодушевляющая мысль.
Джейсон устроился на постели в груде подушек. Он попытался перевернуться набок и застыл посреди этой попытки, ойкнув от боли. Двигался он скованно, будто при каждом движении у него все болело, за что и получил место на кровати вместо стула.
Я ходила взад-вперед по комнате, даже выработала какой-то стереотип ее обхода. Дальняя спинка кровати, окна, дальняя стена, ближняя стена, где дверь.
— А знаешь, что ты прошла мимо кровати уже двадцать раз, и это лишь с той минуты, как я начал считать? — спросил меня Джейсон.
— Заткнись.
— Я снова надела пистолеты, не потому что думала, будто они мне понадобятся, а просто с ними привычнее. Тяжесть наплечной кобуры, твердость «файрстара» во внутренней кобуре как-то усиливали мое ощущение самой себя. Из нас троих только я носила огнестрельное оружие. Применение оружия, этот конкретный вид силовых действий, принадлежал только мне, и я точно знала, что не переняла это свойство ни у кого из них. Оно было мое и только мое. Сейчас мне очень было нужно что-нибудь совсем свое.
Джейсон повернулся набок — медленно, дюйм за дюймом. Я за это время успела обойти еще один круг. Джейсона и Джемиля перевели в этот дом, чтобы собрать вместе всех раненых. Роксана сейчас была в холле, и при ней Бен в качестве охранника. Я столько тогда проканалировала силы Ричарда, что приходилось опасаться сотрясения у Роксаны. Не знаю, должен был Бен охранять ее от меня или наоборот. В кухне сидел и доктор Патрик, помешивая жаркое, которое Марианна на нас оставила. Зейн и Черри тоже там были, но прочие оборотни ушли в лупанарий — заканчивать церемонию, прерванную прошлой ночью. Уважаю такое упорство.
Ашер тоже находился где-то в доме — я не знала, где именно, и не хотела знать. Слишком многое случилось слишком быстро, и мне нужно было время все это переварить. И этого времени мне как раз и не дали.
В дверь постучали.
— Кто там? — спросила я.
— Дамиан.
— Проваливай.
— Пришел какой-то вампир, и с ним один из помощников шерифа Уилкса. Говорят, что у них есть разговор к тебе или Ричарду. Но не по делам полиции.
Последние слова привлекли мое внимание. Я подошла и открыла дверь. Там стоял Дамиан, все еще в жилете, с которого Барнаби оторвал все пуговицы. Когда слуга Колина умерла, Барнаби прекратил драку и улетел прочь. В ярком свете костюм Дамиана был угольно-черным, а кожа, соответственно, неимоверно белой.
— Как они точно выразились? — спросила я.
— Сказали, что Фрэнк Найли просил кое-что передать вам двоим.
— Б-лин! — тихо и с чувством сказала я.
— Они в кухне с доктором Патриком и Ашером.
— Скажи Роксане и Джемилю, что прибыли плохие парни. Я пойду с ними поговорю.
— У того человека пистолет, — предупредил Дамиан.
— У меня тоже.
Я направилась в холл, и Дамиан со мной.
— Подожди! — позвал сзади Джейсон.
— Иди своим темпом, Джейсон. Я не буду ждать, пока ты сможешь спуститься.
— Смотри, чтобы ее не убили, Дамиан, — сказал Джейсон нам вслед.
Я обернулась через плечо:
— Он будет делать то, что я ему скажу.
От часовых размышлений обо всем, что я сегодня узнала, у меня настроение не улучшилось.
Я сбежала вниз по лестнице. Дамиан держался за мной беззвучной тенью.
Почему люди шерифа не взяли дом штурмом? Я ожидала, что они начнут стрельбу, если узнают, что мы еще в городе. И что они хотят передать от Найли? И откуда здесь вампир? Дольф ничего не говорил насчет того, что в свите Найли есть вамп. А Дольф настолько их терпеть не может, что обязательно сказал бы. Столько вопросов, и раз в жизни я сейчас получу на них ответы по мере их возникновения. Очень воодушевляющая мысль.