Гамильтон Лорел. Голубая луна

   Помощник у двери сказал:
   — Шериф, там человек двадцать за дверью.
   — На публике этого сделать нельзя, — сказал Мэйден.
   Уилкс все глядел на меня, и я не отводила глаз. Будто каждый из нас боялся отвернуться, будто от малейшего движения монстр мог вырваться из клетки. Может, вовсе и не Томпсона мне надо было бояться.
   — Шериф, — тихо окликнул его Мэйден.
   — Через двадцать четыре часа, — сказал Уилкс таким сдавленным голосом, что он был едва слышен, — мы подадим рапорт об исчезновении Чака и Терри. Потом мы вернемся, миз Блейк. Вернемся и задержим вас для допроса по поводу их исчезновения.
   — И что вы напишете в рапорте в обоснование вашего мнения, что я могу знать, где они?
   Он снова стал сверлить меня взглядом, но эта мелкая дрожь хотя бы прекратилась.
   Стараясь говорить без эмоций, я все же произнесла:
   — Я уверена, что кто-то из древолюбов вызывал вчера ночью полицию, но никто не приехал. Вы в этом городе закон, Уилкс. Вы — это все, что стоит между этими людьми и плохими парнями. Прошлой ночью вы не приехали, потому что думали, будто знаете, что происходит. Вы думали, что Чак и Терри просто увлеклись. Сегодня вы приехали за телами, но тел не оказалось.
   — Вы их убили, — сказал он тихим сдавленным голосом.
   Я покачала головой:
   — Этого не было.
   Строго говоря, я не соврала. Их я не убивала. Я убила Чака, но не Терри.
   — Вы сказали, что вы этой ночью их не видели.
   — Этого я не говорила. Я сказала только, что я их не убивала.
   Уилкс покосился на Ричарда:
   — Этот бойскаут их не убивал.
   — Я и не говорила, что он это сделал.
   — Тот недомерок, что с вами был, Джейсон? Шуйлер? Он бы с ними двумя не справился.
   — Он ни при чем.
   — Вы меня достаете, Блейк. Не стоит меня сердить.
   — Я этого не делаю, шериф Уилкс. Мне действительно не хочется вас сердить. Но я не лгу, я их не убивала. И я не знаю, где они.
   Наконец-то полная правда. Я начинала думать, добрался ли Терри до больницы, и склонялась к мысли, что нет. Стая Верна его убила, хотя я обещала ему жизнь? Я очень надеялась, что этого не было.
   — Я служу в полиции дольше, чем вы на свете живете, Блейк. Мой индикатор вранья от вас зашкаливает. Вы мне врете, и врете отлично.
   — Я не убивала ваших двух друзей, шериф. И я не знаю, где они сейчас. Это правда.
   Он присел рядом со мной.
   — Это последнее предупреждение, Блейк. Уматывайте к чертям из моего города или я вас спихну в ближайшую дыру. Я давно здесь живу, и когда я прячу тело, его не находят.
   — И много здесь народу пропадает? — спросила я.
   — Пропавшие люди — это для туризма плохо, — ответил Уилкс. — Но случается иногда. Постарайтесь, чтобы с вами этого не случилось. Уезжайте сегодня же. Если ночь застанет вас в городе — все. Абзац.
   Я глядела на него и понимала, что он не шутит.
   — Нас уже здесь нет, — кивнула я.
   Уилкс повернулся к Ричарду:
   — А ты, бойскаут? Согласен? Хватило тебе? Или надо еще добавить?
   Я смотрела на Ричарда и мысленно заставляла его соврать. Мэйден все еще держал дубинку у него поперек шеи. Полотенце соскользнуло, и Ричард стоял обнаженный, руки все еще скованы за спиной наручниками.
   Он сглотнул слюну и выговорил:
   — Хватило.
   — Уедешь до темноты?
   — Да, — ответил Ричард.
   Уилкс кивнул:
   — Не могу вам передать, как я рад это слышать, мистер Зееман. Пошли, ребята.
   Мэйден очень медленно убрал дубинку от горла Ричарда и шагнул назад.
   — Я сниму наручники, если вы обещаете себя прилично вести.
   — Договорились, Ричард? — спросил Уилкс. — Сними с него наручники. С этими двумя больше хлопот не будет.
   Мэйден был не так уверен, как Уилкс, но сделал, как было сказано. Снял наручники.
   Ричард потер запястья, но не потянулся за упавшим полотенцем. Он был не обнаженным, а голым — не смущался этого. Как и большинство ликантропов.
   Мэйден пошел к двери вслед за Уилксом, но поглядывал на нас, будто ожидая подвоха. Хороший коп никогда не поворачивается спиной до конца.
   Томпсон пошел к выходу последним. В дверях он обернулся:
   — У твоего любовника штука побольше тебя самой.
   Все, что он со мной до того делал, не заставило меня покраснеть, но тут я залилась краской. Злилась на себя за это, но ничего не могла поделать.
   Он заржал.
   — Надеюсь, что ты не уедешь. Хочется, чтобы ты осталась, чтобы мы с тобой еще раз увиделись наедине.
   — У меня появилась новая цель в жизни, Томпсон: не остаться наедине с тобой.
   Он снова заржал и вышел, продолжая хохотать. Помощник, который сообщил о толпе, тоже вышел. Только Мэйден ждал Уилкса.
   — Надеюсь, мы никогда больше не увидимся, Блейк, — сказал Уилкс.
   — Взаимно, шериф.
   — Всего хорошего, мистер Зееман. — Шериф наклонил голову, будто он остановил нас за нарушение правил на шоссе и решил ограничиться предупреждением. Его манера, когда он шел к двери, полностью изменилась. Добрый старина шериф, который приходил расспросить незнакомцев насчет переполоха нынешней ночью.
   Когда за ними закрылась дверь, Ричард подполз ко мне. Он потянулся к моему лицу, остановился, чуть не донеся руку.
   — Больно?
   — Немножко.
   Он обнял меня, притянул к себе.
   — Поезжай домой, Анита. Возвращайся в Сент-Луис.
   Я чуть отодвинулась, чтобы заглянуть ему в глаза.
   — О нет! Если ты останешься, я тоже останусь.
   Он взял мое лицо в ладони:
   — Они от тебя не отстанут.
   — Только если не будут думать, что мы на самом деле уехали. Может стая Верна нас спрятать?
   — А как ты думаешь, что там за толпа снаружи?
   Я взглянула в его открытое лицо.
   — Они убили того, второго? Стая Верна убила этого Терри, когда мы ушли?
   — Не знаю, Анита. — Он снова меня обнял. — Не знаю.
   — Я ему обещала, что он будет жить, если расскажет нам все, что знает.
   Он отодвинулся, держа мое лицо в ладонях.
   — Ты его могла бы спокойно убить во время драки и глазом не моргнуть, но ты обещала ему жизнь, и поэтому расстроена.
   Я тоже отодвинулась от Ричарда, встала, выдернув простыню из-под его колен.
   — Если я даю слово, для меня это что-то значит. Я дала ему слово, что он будет жить. Если он мертв, я хочу знать причину.
   — Копы — на чужой стороне. Не зли Верна и его стаю, Анита. На нашей стороне только они.
   Я присела возле чемодана и стала вынимать вещи.
   — Нет, Ричард. У меня есть ты, у тебя есть я, у нас есть Шанг-Да, и Джейсон, и Ашер, и все, кто с нами приехал. Если Верн и его ребята этой ночью убили Терри у меня за спиной, то их мы не имеем — они имеют нас. Потому что они нам нужны, и им это известно.
   Я встала, держа в руках охапку шмоток, и пошла в ванную, все еще замотанная в простыню. Быть сейчас раздетой я не хотела, даже перед Ричардом. По дороге я остановилась, вытащила из-под подушки браунинг и положила его сверху на одежду. Все, больше я здесь безоружная не хожу. Если кому-то это не нравится, может утереться. В том числе мои родные и любимые. Хотя, надо отдать должное Ричарду, он ни слова не сказал про пистолет, да и ни про что другое, когда я закрывала дверь.

Глава 30

   Мне хотелось принять долгий и горячий душ. Удовлетвориться пришлось коротким и горячим. Потом я первым делом перезвонила Дольфу сообщить, что я жива. Но пришлось только оставить сообщение. Я хотела назвать ему имя Франклина Найли и выяснить, есть за ним что-нибудь криминальное. Вообще-то Дольф не делится со мной служебной информацией, кроме тех случаев, когда мы работаем вместе над делом, но я надеялась, что он сделает исключение. Замазанные копы — это одна из тех вещей, которые Дольф меньше всего любит. Он мог бы помочь просто назло Уилксу.
   Я надела белые спортивные носки, синие джинсы и темно-синий топ. Поверх его я надела блузку с короткими рукавами, чтобы закрыть браунинг. Кобура будет чуть выпирать на краях, но когда дело касается скрытого ношения оружия в летнем наряде, возможности не безграничны. Я бы надела шорты, если бы не собиралась пробираться по лесу к троллям и биологам. Прохладе я предпочла защиту от колючего подлеска.
   Волосы, еще влажные, я смазала гелем, причесала — и все. Поскольку с косметикой я возиться не стала, туалет занял мало времени. Протерев овал зеркала полотенцем, я оглядела себя. Синяки от старого битья уже рассосались и исчезли, будто их и не было, но рот слегка припух с одной стороны, и возле губ было красное пятно, похожее на ранку. При таких скоростях я могу получать по морде каждый день и вовремя залечивать ушибы к следующему дню.
   По ту сторону двери раздались голоса, один из них принадлежал Ричарду. Второй был низкий басовый рокот, похожий на голос Верна. Это хорошо, у меня есть к нему разговор. Послышались новые голоса, потом чистый и высокий голос Натэниела:
   — Я не знал, что мне делать.
   Вся банда собралась. Я подумала, о чем у них может быть разговор. Несколько предположений у меня было.
   Браунинг я заткнула за пояс джинсов спереди. Пока я не собираюсь садиться, это нормально, а чтобы сесть, ствол малость длинноват. Когда я открыла дверь, разговор прервался, будто щелкнули выключателем. Наверное, говорили обо мне.
   Натэниел стоял ко мне ближе всех. Он был одет в шелковые спортивные шорты и соответствующую майку. Длинные волосы заплетены в лежащую на спине косу. Просто картинка с вывески гимнастического зала.
   — Анита, я стоял в охране, но это же были копы! Я не знал, что делать.
   Он отвернулся, отвел глаза, и мне пришлось поймать его за руку, чтобы повернуть к себе этими несчастными сиреневыми глазами.
   — В следующий раз крикни. Это единственное, что ты мог сделать.
   — Хреновый из меня телохранитель, — махнул он рукой.
   Это было близко к правде, но говорить это ему в лицо я не стала. Он действительно мало что мог бы сделать.
   Я посмотрела на Шанг-Да. Он сидел спиной к стене, без усилий держа равновесие на корточках. Одет он был в черные брюки и белую рубашку с короткими рукавами. Следы когтей у него на лице превратились в злобно-красные рубцы. Раны, от которых должны были остаться шрамы на всю жизнь, пройдут через пару дней без следа.
   — Если бы ты был на посту, Шанг-Да, что бы ты сделал?
   Задавая этот вопрос, я не отпустила руку Натэниела.
   — Они бы не прошли мимо меня без вашего разрешения.
   — Ты бы стал с ними драться, если бы они попытались надеть на тебя наручники?
   Он задумался на пару секунд, потом поднял на меня взгляд:
   — Я не люблю, когда на меня надевают наручники.
   Я притянула Натэниела и полуобняла его.
   — Видишь, Натэниел? Есть телохранители, которые дали бы им повод открыть стрельбу. Так что не переживай.
   Но про себя я решила, что Натэниел больше охранную службу нести не будет. Как и Шанг-Да. По совершенно разным причинам, но я не могла положиться на самостоятельные действия каждого из них.
   Верн сидел в большом кресле у окна, одетый точно как при нашей первой встрече, только футболка на нем была другая. Может, у него и не было другой одежды. Джинсы — и бесконечный запас разных футболок. Длинные седеющие волосы он увязал в свободный пучок.
   Ричард надел джинсы и высушил волосы феном, и это все. Он целый день будет так ходить, в джинсах или шортах, и обувь будет надевать, только выходя на улицу. Рубашка появится на сцене, лишь если он куда-то соберется. Ричарда вполне устраивало его собственное тело. Конечно, если у вас такое тело, так почему бы и нет?
   — Как ты? — спросил Верн.
   Я пожала плечами:
   — Жить буду. Кстати, насчет жить: как там старина Терри? Ему в больнице руку пришили?
   Ричард протянул мне руку. Поколебавшись, я приняла ее и позволила ему усадить меня рядом с собой. При этом браунинг пришлось вытащить из-за ремня, чтобы можно было устроиться между коленями Ричарда. Он обнял меня, прислонил к своей голой груди. Руки были теплые и твердые. Я оперлась на него спиной, все это время не отрывая глаз от Верна.
   И браунинг на коленях тоже не помешал.
   Ричард поцеловал меня в мокрые волосы. Хотел мне напомнить, чтобы была хорошей девочкой. Не затевала новую ссору. Он был прав — в определенном смысле. Нам хватало ссор и без того.
   — Отвечай, Верн! — потребовала я.
   — Почти все ребята в моей стае выдают себя за людей, Анита. Ты серьезно думаешь, что этот мудак стал бы держать язык за зубами?
   Верн подался вперед, сцепив руки на коленях. Сама искренность.
   — Он был нашей единственной ниточкой к другим плохим парням, Верн. Единственным, кто был согласен нам рассказывать.
   Руки Ричарда чуть сильнее обвили мои руки. Я поняла, что если он сдавит меня, мне не нацелиться.
   — Я не собираюсь в него стрелять, Ричард. Так что остынь, ладно?
   — Уже нельзя тебя просто обнять? — спросил он прямо мне в ухо, обдавая его теплым дыханием.
   — Нельзя.
   Он опустил руки. Они соскользнули мне на талию, пальцы Ричарда оказались почти у меня на коленях, потому что колени были подняты. В других обстоятельствах эта поза вызвала бы у меня определенный интерес, но сейчас я должна была внушить Верну свою точку зрения и не хотела отвлекаться.
   — Анита, стая для меня главное. Иначе не может быть.
   — Я бы никогда ничего не сделала опасного для твоей стаи, Верн. Но этому человеку я дала слово, что если он расскажет нам все, мы отвезем его в больницу, где ему попытаются пришить руку. Я слово дала, Верн.
   — Ты настолько серьезно относишься к своему слову?
   — Да.
   — Что ж, уважаю.
   — Ты его убил? — спросила я прямо.
   — Не лично, но приказ отдал я.
   Руки Ричарда сжали меня чуть сильнее. Я почувствовала, как он старается не показать напряжения. Он потерся подбородком о мои волосы, погладил по голым рукам ладонями — как успокаивают собаку, когда боятся, что она сейчас кого-нибудь покусает.
   — А я дала ему слово.
   — Что я могу сделать, чтобы была между нами правда? — спросил он.
   Я хотела ответить «ничего», но Ричард был прав. Они были нам нужны. То есть нам был нужен кто-нибудь, а никого, кроме них, у нас не было. Что он может сделать, чтобы искупить вину? Воскрешение мертвых — это моя область, и вообще: поднять его как зомби — это будет совсем не то же самое.
   — Честно говоря, Верн, не знаю. Но я что-нибудь придумаю.
   — Ты хочешь сказать, что я у тебя в долгу.
   — Погиб человек, Верн. Долг будет не маленький.
   Он посмотрел на меня долгим, оценивающим взглядом, потом кивнул:
   — Понимаю.
   — О'кей, — сказала я, — о'кей. Пока что мы оставим это так, но когда я что-то или о чем-то попрошу и ты снова меня расстроишь, то такой поступок будет не слишком удачным.
   У него на лице мелькнула улыбка.
   — Я даже не знаю, то ли с нетерпением, то ли со страхом я жду твоей встречи с Роксаной.
   — А кто такая Роксана? — спросила я.
   — Его лупа, — пояснил Ричард.
   Верн встал.
   — Ричард говорил, что вы с Роксаной друг другу понравитесь, если сперва не перегрызете друг другу глотки. Теперь я понял, что он хотел сказать.
   Верн подошел к нам, опустив руку, будто предлагал мне помочь встать с пола. Считайте это интуицией, но я поняла, что в этом жесте скрыто большее.
   Ричард разомкнул объятия, и я взяла руку Верна. Он не столько меня поднял, сколько держал мою руку, пока я вставала. В другой руке у меня был все тот же браунинг.
   — Если ты попросишь чего-то во вред моей стае, этого я обещать не могу. Но насчет всего остального я даю слово. Проси что хочешь, и оно — твое. — Он вдруг усмехнулся Ричарду через мое плечо: — Господи, какая же она кроха!
   Ричард, умница, от комментариев воздержался. Верн встал передо мной на колени.
   — Подкрепляя свое слово, я сейчас подставлю тебе шею. Ты знаешь эту символику?
   Я кивнула:
   — Будь я волком, я могла бы вырвать тебе горло. Это акт доверия.
   Он тоже кивнул и отклонил голову в сторону, открывая крупную вену на шее, натянувшуюся под кожей. Все это время он держал меня за руку.
   Я оглянулась на Ричарда:
   — Что мне положено делать?
   — Поцелуй пульс у него на шее или прикуси слегка. Чем ты сильнее прикусываешь, тем меньше ты доверяешь склоненному или тем большим доминантом себя чувствуешь.
   Я посмотрела на Верна сверху вниз. Он владел собой превосходно: ни струйки силы из него не истекало, а ведь я держала его за руку, прямой контакт кожи с кожей. А я знала, насколько он силен. Если бы он захотел, у меня бы шкура зашевелилась.
   Я сжала его руку и встала позади него. Браунинг я бросила на кровать. Провела пальцами по шее Верна, нашла пульс на сонной артерии.
   Я посмотрела на Ричарда. На его лице почти читалось слово «нет» — предупреждение мне не делать того, о чем я подумала. Отчего соблазн стал еще сильнее.
   Верн потянул меня за руку, опустил ее к себе на грудь, будто я его обнимаю. При этом мой рот приблизился к его шее — кажется, эти движения Верну были привычны.
   От него пахло теплом, будто он загорал на солнце. Аромат деревьев и земли въелся в его кожу. Я провела носом прямо над его шеей. И учуяла кровь. Будто его кожа становилась все тоньше и тоньше, а потом совсем исчезла, и между мной и запахом свежей крови ничего не осталось, кроме податливого тепла.
   Я раскрыла рот над этой пульсирующей теплотой. Я тонула в аромате его тела. Потребность прильнуть ртом к этому живому, пульсирующему была почти неодолимой. Я боялась это сделать, то есть боялась, что сделаю слишком сильно. А Ричарду приходилось ощущать этот вкус жизни, вкус чужой крови? Ощущать чужую жизнь как что-то хрупкое и доступное?
   То ли я очень долго колебалась, то ли Верн ощутил силу, пытавшуюся мной овладеть. Его сила ударила в меня трепещущей стеной, от которой я ахнула. И это было уже чересчур. Слишком соблазнительна вода для умирающего от жажды.
   И я сомкнула зубы над этой парной теплотой. Мясо его шеи наполнило мой рот. Язык нащупал пульс, и я прикусила, пытаясь вырезать этот трепещущий узел из плоти.
   Сила Верна ревела надо мной, и что-то внутри меня полилось обратно, будто столкнулись две приливные волны, закипели, сметая все. Где-то далеко внизу остались суша и берег, и все это смывалось в непроницаемые засасывающие глубины.
   Я ощутила, как открываются глаза, и это были глаза не мои. За много миль от меня распахнулись глаза Жан-Клода, внезапно пробужденного из сна, которому еще надо было несколько часов длиться. Ударом разбудило его утоление голода — его голода, моего. Нашего.
   Чьи-то руки тащили меня от пульсирующего тепла, отрывали от него. Я пришла в себя, когда Ричард поднял меня в воздух, беспомощную. Верн все еще держал мою руку. Он держал, пытаясь притянуть меня обратно. Из раны на шее текла кровь, на коже остался почти идеальный отпечаток моих зубов. Ричард оттянул меня прочь, и рука Верна упала.
   Глаза у него были полуприкрыты веками. Судорожно вздохнув, он засмеялся, и от этого низкого смеха мое тело вздрогнуло.
   — Девушка, что это за хрень была?
   Я не стала рваться к нему, рваться это закончить. Я лежала пассивно в руках Ричарда, мигая на яркий утренний свет, таращась на шею Верна и ничего не соображала.
   Когда ко мне вернулась речь, я спросила:
   — Что это за хрень была?
   Ричард держал меня на руках, как ребенка. Поскольку я не была уверена, что смогу стоять, то возникать по этому поводу не стала. Я была далеко, и ощущала только легкость — и ужас.
   Ричард прижал меня к себе, поцеловал в лоб.
   — Мы были с тобой, и это усилило метки. Жан-Клод говорил, что такое может быть.
   Я посмотрела на Ричарда, с трудом сосредоточивая на нем взгляд.
   — То есть из-за нашего секса он теперь держит нас крепче?
   Ричард на секунду задумался:
   — Мы теперь все трое крепче держим друг друга.
   — Поставь меня.
   Он послушался. Я села на пол, не в силах стоять, и оттолкнула его, когда он попытался помочь.
   — Ты знал, и ты мне не сказал.
   — Это что-нибудь изменило бы сегодня ночью?
   Я глядела на него, и слезы грозили потечь из глаз. Мне хотелось сказать «да», но я не стала врать.
   — Нет.
   Этой ночью, чтобы не дать мне лечь с Ричардом, нужно было что-то намного посильнее знания, что секс усилит метки. Конечно, я еще тогда не понимала, что это значит. Тогда я еще не пыталась перегрызть кому-нибудь горло.
   Я встала — и упала второй раз. Не от недостатка сил — а будто от опьянения. Но опьянения не тормозящего, а возбуждающего.
   — Что со мной такое?
   — Я видал, как это бывает у вампиров, — ответил Шанг-Да. — Такое случается, если они пьют из кого-то мощного или всосут слишком много... силы.
   — Черт.
   — А мне лично вполне хорошо, — сказал Верн и потрогал укус на шее. — Я никогда раньше не давал вампиру себя сосать. Если это так хорошо, я, быть может, много потерял.
   — Еще лучше, — сказал Натэниел. — Это бывает куда лучше.
   — Это не действие вампира, — возразил Ричард, — это действие силы. Силы Верна, Аниты, моей, Жан-Клода.
   — Вроде самоубийственного сверхъестественного коктейля, — сказала я и хихикнула.
   Лежа на спине, я закрывала лицо руками и подавляла желание кататься по полу от восторга. Я хотела завернуться в это ощущение, как в одеяло. А под этой длинной сияющей теплотой я ощущала какую-то тьму. Жан-Клод ощущался как черная дыра, высасывающая все наше тепло, всю нашу жизнь. И в этот момент я поняла две вещи. Первое: он знал, когда мы с Ричардом занимались любовью. Он это чувствовал. Второе: когда он питается нашей жизнью, мы питаемся его тьмой. Мы пьем его недвижную, холодную смерть так же верно, как он ощущает вкус согретой солнцем плоти и крови наших тел. И из всего этого мы черпаем силу. Из света и тьмы. Из холода и жара. Из жизни и смерти. Когда метки нас сблизили, размылись границы между жизнью и смертью. Я ощущала биение сердца Жан-Клода за все его четыреста с лишним лет. Я ощущала его радость и его восторг от этого и ненавидела его за эту радость.

Глава 31

   Спустя два часа мы с Ричардом и Шанг-Да пробирались по лесу в поисках биологов и троллей. Нам надо было убраться из города до заката солнца, а так как мы этого делать не собирались, то вполне могли следовать своему прежнему плану. Вся наша свита осталась дома и суетилась, как муравейник, собирая вещи. Упакуемся и поедем. На самом деле мы должны были позвонить шерифу, когда соберемся. Он любезно предложил нам эскорт из города — до темноты. После темноты, я думаю, он предложил бы нам только пулю и дыру в земле.
   Я шла за Ричардом. Он ориентировался в лесу так уверенно, будто не просто видел дорогу, а сами деревья расступались перед ним. Я все же знала, что это не так. Я бы ощутила присутствие противоестественной энергии, а ее не было. Дело не в том, что Ричард — вервольф, просто на природе он был как дома. Отлично подобранные ботинки, сине-зеленая футболка с изображением морской коровы, ламантина на груди и на спине. У меня дома лежала такая же — подарок Ричарда. Он был слегка недоволен, что я ее не привезла. Но даже если бы и привезла, то не надела бы — не люблю, когда мы будто из одного приюта. И вообще я на него еще злилась. Не должно было быть так, что из нас троих только я не знала, что будет значить, секс между мной и Ричардом. Мне должны были сказать, что он свяжет нас сильнее.
   Конечно, трудно было на него злиться, когда эта футболка облегала его торс как вторая кожа. Густые волосы Ричард увязал в свободный пучок, и каждый раз, когда он проходил освещенный солнцем участок, волосы вспыхивали струйками меди и золота. Трудно было злиться, когда от взгляда на него у меня перехватывало дыхание.
   Ричард плавно шел впереди. Я в своих кроссовках не слишком от него отставала. По лесу я ходить умею — не так хорошо, как Ричард, но вполне прилично.
   А вот Шанг-Да лесным жителем не был. Он шел почти пугливо, будто опасаясь на что-то наступить. Черные штаны и свежая белая рубашка будто нарочно зацеплялись за все, что и Ричард, и я проходила, не заметив. Вначале пути туфли у Шанг-Да были черные и начищенные до блеска, но долго они такими не оставались. Городские туфли, даже мужские, не приспособлены для ходьбы по лесу. Мне никогда не приходилось раньше видеть городского вервольфа, но никакая ловкость не может возместить полное отсутствие навыков хождения по лесу.
   Сегодня дул ветерок, деревья шелестели и шептались. Прохладный звук доносился сверху, но возле земли воздух был неподвижен. Мы шли сквозь мир зеленого зноя и сплошных коричневых стволов. Солнечные блики играли на листьях, падали желтыми пятнами на прогалины, а потом мы уходили в густую тень. Там было на пару градусов прохладнее, но все же очень жарко. Был почти полдень, и даже насекомых сморило жарой.
   Ричард вдруг остановился.
   — Слышите? — спросил он тихо.
   — Кто-то плачет. Женщина, — сказал Шанг-Да. Я ни черта не слышала.
   — Может быть, женщина, — кивнул Ричард. И направился между деревьями почти бегом — пригнувшись, руки у самой земли. Сила расходилась от него, как волна от корабля.
   Я бросилась за ним, стараясь все же смотреть, куда иду, но споткнулась и упала. Шанг-Да помог мне подняться, я вырвалась и побежала. Уже не глядя ни под ноги, ни на деревья, я следила только за спиной Ричарда, за его телом. Я повторяла его движения, решив, что там, где протиснется он, я тем более пройду. Перепрыгивала бревна, которых даже не видела, пока он их не перепрыгивал. Это было почти как под гипнозом. Мир сузился до спины Ричарда, мелькающей среди деревьев. Снова и снова я чуть не налетала на стволы, стараясь двигаться быстрее, чем могла, но все же я двигалась быстрее, чем успевало работать сознание. Будто я дала телу полную свободу. Я превратилась в работающие мышцы, бегущие ноги. Мир слился в блики зелени, света и тени — да еще сфокусировался на спине Ричарда, мелькавшей впереди.