Но это я могла только шепнуть.
   Он наклонился ко мне, и я отстранилась.
   — Если не высушишь сейчас волосы, их снова придется мочить.
   — Готов пойти на этот риск. — Он придвигался ко мне, полураскрыв губы.
   Я шагнула назад, высвобождая руки, и он отпустил меня. Силы у него хватило бы, чтобы меня удержать, и это все еще меня беспокоило.
   Я попятилась к двери.
   — Перестань любить меня, Ричард.
   — Я пытался.
   — Не пытайся, а сделай.
   Спина моя уперлась в дверь, и я вслепую нашарила позади ручку.
   — Ты убежала от меня в ту ночь. Убежала от меня к Жан-Клоду. Ты обернулась его телом как щитом, чтобы не подпустить меня.
   Я открыла дверь, но Ричард вдруг оказался рядом, не давая ей распахнуться до конца. Я попыталась дернуть дверь, но с таким же успехом можно было дергать стену. Он придерживал дверь одной рукой против давления всего моего тела, и я не могла ее пошевелить. Такие вещи я терпеть не могу.
   — Ричард, черт побери, отпусти меня!
   — Ты больше боишься не Жан-Клода, а того, насколько сильно меня любишь. С ним ты по крайней мере знаешь, что не влюблена.
   Все, хватит. Я втиснула тело как клин в полураскрытую дверь, чтобы Ричард не мог ее закрыть, но тянуть перестала. Я посмотрела на Ричарда, на каждый дюйм его великолепного тела.
   — Быть может, я люблю Жан-Клода не точно так же, как люблю тебя.
   Он улыбнулся.
   — Не заносись, — сказала я. — Я действительно люблю Жан-Клода, но любовь — это еще не все, Ричард. Если бы ее было достаточно, я была бы сейчас не с Жан-Клодом, а с тобой. — Глядя в эти огромные карие глаза, я добавила: — Но я не с тобой, и одной любви мало. А теперь отпусти к чертовой матери эту гребаную дверь.
   Он шагнул назад, опустив руки.
   — Ее может быть достаточно, Анита.
   Я мотнула головой и вышла на крыльцо. Темнота была густой и ощутимой, но еще не сплошной.
   — В последний раз, когда ты меня послушался, ты в первый раз убил, и до сих пор от этого не оправился. Мне надо было застрелить Маркуса вместо тебя.
   — Я бы никогда тебе этого не простил.
   Я издала сухой и резкий звук — почти смех.
   — Зато у тебя не было бы ненависти к себе. Чудовищем была бы я, а не ты.
   Красивое лицо Ричарда вдруг стало очень печальным. Свет с него исчез.
   — Что бы я ни делал, куда бы я ни шел, я остаюсь чудовищем, Анита. Монстром. Из-за этого ты и оставила меня.
   Я спустилась по ступенькам и всмотрелась в него. Света в домике не было, и Ричард стоял в тени более темной, чем наступающая ночь.
   — Кажется, ты говорил, что я тебя оставила, испугавшись, что слишком сильно люблю тебя.
   Он вроде бы смешался на секунду, не зная, как реагировать на собственный же аргумент, обращенный против него. Наконец он посмотрел на меня.
   — Ты знаешь, почему ты меня оставила?
   Я хотела ответить: «Потому что ты съел Маркуса», но промолчала. Не могла я это сказать ему в лицо, когда он готов поверить в самое худшее о себе. Мне больше нет до него дела, так почему же я остерегаюсь задеть его самолюбие? Хороший вопрос. А вот хорошие ответы у меня кончились. И вообще, может, Ричард и прав. Я уже совершенно ничего не могла понять.
   — Ричард, я сейчас иду к себе. Не хочу больше разговаривать на эту тему.
   — Боишься? — спросил он.
   Я покачала головой и ответила, не обернувшись:
   — Устала я.
   И пошла к себе, зная, что он смотрит мне вслед. На парковке было пусто. Я не знала, куда делись Джемиль и все остальные, и мне это было все равно. Хотелось немного побыть одной.
   Я шла сквозь приятную летнюю тьму. Сверху рассыпались поля звезд, мерцающих среди резких очертаний листьев. Вечер обещался красивый. Откуда-то издалека на волне наступающей тьмы несся высокий и чистый волчий вой. Ричард что-то говорил насчет вервольфовской чертовщины. Значит, будет пикник при луне. Господи, до чего же я не люблю вечеринок!

Глава 10

   Я прислонилась к двери своего домика, закрыв глаза, глубоко вдыхая прохладный воздух. Ради двух моих постояльцев я включила кондиционер. Гробы стояли посреди комнаты между столом и кроватью. В подземельях Цирка Проклятых, глубоко под землей, ни Дамиан, ни Ашер не спали до полной темноты, и я не знала, как будет на поверхности. Поэтому я и включила кондиционер, хотя, честно говоря, немного и ради себя самой. Вампиры в закрытом помещении пахнут... скажем так: пахнут вампирами. Это не запах мертвых тел, это похоже на запах змей, хотя и не совсем. Густой, мускусный, скорее запах рептилии, чем млекопитающего. Запах вампиров.
   И как это я могу спать с одним из них?
   Я открыла глаза. В домике было темно, но в оба окна чуть проникал последний свет дня, еле заметный отблеск на полированных ножках гробов. Достаточно ли его, чтобы оба вампира лежали коматозные, мертвые в собственных гробах, ожидая полной тьмы? Отчасти, наверное, да, потому что, когда я вошла, они лежали в гробах неподвижно. Чуть сосредоточившись, я поняла, что они все еще мертвы для мира.
   Пройдя между гробами в ванную, я закрыла дверь и заперла ее. Темнота казалась слишком плотной, я включила свет. Он был резок и бел, и я заморгала.
   Посмотрев на себя в зеркало, я перепугалась по-настоящему. Я же еще не видела этих синяков. Угол левого глаза приобрел чудесный оттенок лиловато-черного и распух. От увиденного мне стало еще больнее — так начинает болеть порез, когда из него выступает кровь.
   Левая щека переливалась зеленовато-коричневым. Болезненно-зеленый цвет, который обычно появляется лишь через несколько дней. Нижняя губа распухла, еще был виден край потемневшей кожи, где она была рассечена. Проведя языком изнутри, я нащупала зазубрины слизистой, где щека была придавлена к зубам, но они уже зажили. Глядя в зеркало и ужасаясь этому страшному виду, я тем не менее поняла, что все не так плохо, как могло бы быть.
   Не сразу я сообразила, в чем дело, а когда до меня дошло, испугалась так, что чуть не упала в обморок.
   Я исцелялась. Раны зажили так за несколько часов, а не дней, как это полагалось. При такой скорости все это к завтрашнему дню исчезнет, а должно было бы держаться не меньше недели. Что же со мной творится?
   Я ощутила, как проснулся в гробу Дамиан; ощущение пронзило все тело, я покачнулась, оперлась на раковину. Я знала, что он голоден, знала, что он чувствует мое близкое присутствие. Я — человек-слуга Жан-Клода, привязанная к нему метками, которые лишь смерть может снять. Но Дамиан принадлежал мне. Я поднимала из мертвых его и еще одного вампира, Вилли Мак-Коя, не один раз. Я призывала их из гробов среди бела дня, под землей, где им ничего не грозило, но солнце в это время светило над землей. Один некромант говорил мне, что это вполне естественно. Зомби мы можем поднимать, лишь когда душа покидает тело, и потому вампиров я могла поднять, лишь когда душа покидает тело на день.
   Нет, я не собиралась ломать себе голову над проблемами вампиров и души. У меня и без того жизнь была осложнена религиозными дискуссиями. Знаю, знаю, я лишь оттягиваю неизбежное. Если я останусь с Жан-Клодом, мне, быть может, придется взглянуть проблеме в глаза. Но не сегодня.
   Я подняла Дамиана, и это создало между нами какую-то связь. Я ее не понимала, а спросить было не у кого: за последние несколько сот лет я оказалась единственным некромантом, который умеет поднимать вампиров, как зомби. И это меня пугало, а Дамиана пугало еще больше. Честно говоря, я его понимала.
   А как там Ашер — тоже очнулся? Я сосредоточилась на нем и послала наружу это силу, магию или что оно там. Она коснулась его, и он меня ощутил. Он очнулся и осознавал мое присутствие.
   Ашер — мастер вампиров. Не такой сильный, как Жан-Клод, но все же мастер, и потому обладает некоторыми навыками, которыми Дамиан, старший из них двоих, никогда обладать не будет. Если бы не наша связь, Дамиан не заметил бы, что я его ищу.
   Мне нужно было несколько минут одиночества, чтобы подумать как следует, но сейчас не получится. Открыв дверь, я встала в рамке света, моргая в густую тьму.
   Вампиры стояли во мраке бледными тенями. Я включила верхний свет. Ашер вскинул руку, прикрывая глаза, но Дамиан только моргал. Я хотела, чтобы они отпрянули от света, чтобы они выглядели чудовищами, но этого не было.
   Дамиан был рыжий и зеленоглазый. Волосы его спадали красным занавесом до пояса, таким красным, что на фоне зеленого шелка рубашки казались кровавыми. Зеленый цвет рубашки был бледнее зелени его глаз. Они были как жидкий огонь, если огонь может быть зеленым. Светились они не от вампирской силы, это был их естественный цвет — будто его мамаша согрешила с котом.
   Ашер был голубоглазым блондином. До плеч спадала волна золотых волос — не белокурых, а именно золотых. С почти металлическим блеском. А голубые глаза были светлыми-светлыми, почти белыми, как у лайки хаски.
   Одет он был в белую рубашку навыпуск поверх шоколадного цвета брюк. Одежду завершали кожаные сандалии. Я слишком много времени провела с Жан-Клодом, чтобы считать это одеждой.
   Если прекратить пялиться на глаза и волосы и рассмотреть лица, то Ашер был из них двоих красивее. Дамиан тоже отличался красотой, но чуть удлиненная челюсть, не такая совершенная форма носа — мелкие недостатки, которые можно было бы и не заметить, не будь рядом Ашера. Его совершенство напоминало средневекового херувима. По крайней мере наполовину.
   Одна половина его лица блистала красотой, которая и привлекла когда-то к нему внимание мастера вампиров, много сотен лет назад. Вторая половина была покрыта шрамами. Рубцами от святой воды. Они начинались примерно в дюйме от середины лица, так что глаза, нос и эти полные великолепные губы остались нетронуты, но все остальное было похоже на расплавленный воск. Бледная шея выглядела безупречно, но я знала, что шрамы тянутся ниже плеч. Торс пострадал сильнее лица, шрамы выступали и проваливались. Но только одна половина тела, как и лица, была изуродована, вторая осталась так же прекрасна.
   Я знала, что и верхняя часть бедра у него изрыта рубцами, но голым я его никогда не видела, и приходилось верить ему на слово, что посередине они тоже есть. Подразумевалось, что он способен на секс, несмотря на шрамы. Наверное, я не знала и не хотела проверять.
   — Где твои телохранители? — спросил Ашер.
   — Телохранители? Ты имеешь в виду Джейсона и котят?
   Ашер кивнул, и золотые волосы упали на изуродованную половину лица. Это была его старая привычка. Волосы скрывали шрамы — или почти скрывали. Точно так же он умел использовать тени. Будто всегда знал, как падает на него свет. Столетия практики.
   — Не знаю, где они, — ответила я. — Мы только что закончили разговор с Ричардом. Наверное, они решили, что нас надо оставить наедине.
   — А надо было? — спросил Ашер. Он глядел на меня, используя шрамы и красоту для контраста, усиливающего эффект. И чем-то он был недоволен.
   — А это не твое собачье дело.
   Дамиан сел в изножье аккуратно застеленной кровати. Огладил длинными бледными пальцами синее покрывало.
   — В этой кровати вы этого не делали.
   Я подошла и посмотрела на него в упор, сверху вниз:
   — Если еще какой-нибудь вампир или оборотень любого вида вякнет, что чует запах секса, я ему голову откручу!
   Дамиан не улыбнулся. Он вообще не был весельчаком, но в последнее время перестал быть таким серьезным. Сейчас он просто сидел и смотрел на меня. Жан-Клод или даже Ашер улыбнулись бы и стали бы меня дразнить, а Дамиан только смотрел на меня, и в его глазах проглядывала сдержанная скорбь — как у другого сдержанный смех.
   Я положила руку ему на плечо — при этом мне пришлось отодвинуть локон. Он отдернулся, как от ожога, вскочил и подошел к двери.
   Я убрала руку, недоумевая.
   — Что с тобой, Дамиан?
   Ашер подошел, встал рядом, осторожно положив мне руки на плечи.
   — Ты права, Анита. Чем вы занимаетесь с мсье Зееманом — не мое собачье дело.
   Я положила ладони на его руки, переплела с ним пальцы. Ощущение его прохладной кожи я помнила. Прислонилась к нему спиной, обняла себя его руками, но мне не хватало роста. Это была не моя память, а Жан-Клода. Когда-то они с Ашером более двадцати лет очень дружили; когда-то давным-давно.
   Вздохнув, я стала отодвигаться.
   Ашер положил подбородок мне на макушку.
   — Тебе нужны руки того, от кого ты не будешь чувствовать угрозы.
   Я прислонилась к нему, закрыв глаза, на миг давая ему себя держать.
   — Это так приятно только потому, что напоминает чье-то чужое удовольствие.
   Ашер нежно поцеловал меня в макушку.
   — Ты смотришь на меня сквозь ностальгию воспоминаний Жан-Клода, и потому ты — единственная женщина за двести лет, которая не видит во мне циркового урода.
   Я ткнулась лицом в сгиб его руки.
   — Ты сокрушительно красив, Ашер.
   Он убрал волосы с моей распухшей щеки:
   — Для тебя, быть может. — И он, наклонившись, невероятно нежно поцеловал меня в щеку.
   Я отодвинулась от него — мягко, почти неохотно. Воспоминания об Ашере были куда проще чего бы то ни было в этой моей жизни.
   Он не пытался меня удержать.
   — Если бы ты не была влюблена в двух других мужчин, то одного твоего взгляда оказалось бы вполне достаточно.
   Я вздохнула:
   — Извини, Ашер. Мне не надо было тебя трогать. Это просто... — Я не могла найти слов.
   — Ты обращаешься со мной как со старым любовником, — помог мне Ашер. — Ты забываешь и трогаешь меня так, как трогала в те времена, когда это всегда был первый раз. За это не надо извиняться, Анита. Мне это в радость. Никто больше не коснется меня так... без напряжения.
   — Жан-Клод мог бы, — сказала я. — Это его воспоминания.
   Ашер улыбнулся почти скорбно:
   — Он верен тебе и мсье Зееману.
   — Он тебя отверг? — спросила я и тут же пожалела.
   Улыбка Ашера стала ярче, потом погасла.
   — Если ты не согласилась бы делить его с другой женщиной, неужто ты действительно стала бы делить его с мужчиной?
   Я секунду подумала.
   — Да нет. — Я нахмурилась. — Но почему мне хочется за это извиниться?
   — Потому что ты делишь со мной и Жан-Клодом воспоминания о Джулианне и о нас обоих. Это был очень счастливый menage a trois, и длился он чуть ли не дольше, чем ты живешь на свете.
   Джулианна была человеком-слугой Ашера. Ее сожгли как ведьму те же люди, которые изуродовали Ашера. Жан-Клод не сумел спасти их обоих. И кажется, никто из них не простил этого Жан-Клоду.
   — Если я не очень мешаю, то мне нужна еда, — сказал Дамиан. Он стоял у двери, обхватив себя руками, как от холода.
   — Так что, мне открыть дверь и крикнуть, чтобы принесли ужин? — спросила я.
   — Мне нужно разрешение на еду, — ответил он.
   Я нахмурилась от этой формулировки, но сказала:
   — Пойди найди кого-нибудь из наших ходячих доноров и угостись. Но только из наших — мы не имеем права здесь охотиться.
   Дамиан кивнул и выпрямился. Я ощущала его голод, но это не от голода он горбился.
   — Я не буду охотиться.
   — Вот и хорошо.
   Он замялся, держа руку на дверной ручке. Стоя спиной ко мне, он тихо спросил:
   — Можно мне пойти поесть?
   Я глянула на Ашера:
   — Это он к тебе обращается?
   Ашер покачал головой:
   — Не думаю.
   — Да, конечно, иди.
   Дамиан вышел, оставив дверь чуть приоткрытой.
   — Что с ним творится последнее время? — спросила я.
   Ашер улыбнулся:
   — Наверное, это вопрос к нему, а не ко мне.
   Я повернулась:
   — Ты не хочешь ответить или не можешь?
   Он улыбнулся, и у него была очень гибкая мимика, даже рубцовые участки двигались свободно. Ашер обращался к хирургам-косметологам в Сент-Луисе. Конечно, никто из них не имел опыта лечения рубцов от святой воды у вампира и не знал, получится ли что-нибудь, но доктора выражали надежду — правда, осторожную. До первой операции еще предстояли месяцы.
   — Дело в том, Анита, что страхи бывают очень личные.
   — Ты хочешь сказать, что Дамиан меня боится?
   Я даже не пыталась скрыть удивление в голосе.
   — Я хочу сказать, что если ты хочешь услышать ответ, обратись прямо к нему.
   Я тяжело вздохнула:
   — Этого мне только не хватало. Сложностей с еще одним мужчиной.
   Ашер засмеялся, и смех пробежал по моим голым рукам как прикосновение, образуя гусиную кожу. Только еще один вампир умел на меня так действовать — Жан-Клод.
   — Перестань! — потребовала я.
   Ашер поклонился, низко и размашисто:
   — Мои самые искренние извинения.
   — Перестань дурачиться и иди есть. Кажется, вервольфы планируют на сегодня то ли вечеринку, то ли церемонию.
   — Один из нас все время должен быть возле тебя, Анита.
   — Я слыхала ультиматум Жан-Клода, — сказала я, не пытаясь скрыть удивления. — Ты думаешь, он действительно тебя убьет, если со мной что-то случится?
   Светлые-светлые глаза Ашера были очень серьезны.
   — Твоя жизнь значит для него больше моей, Анита. Иначе он был бы в моей постели, а не в твоей.
   В этом был смысл, но все же...
   — Убить тебя собственноручно — это для него значит убить что-то в себе.
   — И все же он это сделает, — сказал Ашер.
   — Зачем? Потому что обещал сделать?
   — Нет. Потому что не сможет избавиться от мысли, будто я дал тебе умереть в отместку за тот случай, когда он не сумел спасти Джулианну.
   А, вот что. Я открыла рот, собираясь еще что-то сказать, но тут зазвонил телефон. Дэниел говорил тихо и растерянно на фоне музыки-кантри.
   — Анита, мы в «Веселом ковбое» на главном хайвее. Можешь подъехать?
   — Что случилось, Дэниел?
   — Мать выследила женщину, которая обвинила Ричарда. И решила заставить ее перестать лгать.
   — Они уже дерутся? — спросила я.
   — Пока орут.
   — Ты тяжелее ее на сотню фунтов, Дэниел. Перебрось ее через плечо и вытащи поскорее. Она только все портит.
   — Она моя мать, я не могу.
   — Блин! — с чувством сказала я.
   — Что случилось? — спросил Ашер.
   Я покачала головой.
   — Дэниел, я приеду, но ты просто слабак и трус.
   — Я готов убрать всех ребят в этом баре, но не ее, — ответил он.
   — Если она устроит скандал по полной программе, тебе может представиться такая возможность. — Я повесила трубку. — Поверить не могу.
   — Во что? — снова спросил Ашер.
   Я объяснила как можно быстрее. Дэниел и миссис Зееман остановились неподалеку в мотеле — Ричард не хотел, чтобы они жили в пансионате в окружении такого количества оборотней. Теперь я пожалела, что мы не стали держать их ближе к дому.
   Хотелось бы сменить заляпанную кровью блузку, но не было времени. Ни минуты покоя грешнику.
   Но самая трудность была в другом — что делать с Ричардом. Он захочет броситься на помощь, а мне никак не надо, чтобы он оказался поблизости от мисс Бетти Шаффер.
   По закону он имел бы право войти в бар и сесть рядом с ней. Приказа суда держаться от нее подальше не было. Но если шериф сообразит, что из города мы не уезжаем, он воспользуется любым предлогом засадить Ричарда за решетку. И вряд ли во второй раз Ричарда встретят там так же мило, как в первый. Поставленная засада сработала против ее организаторов, и они будут разъяренными и злыми. На этот раз они могут нанести Ричарду повреждения. Да и мать его тоже может пострадать. Так, значит, мне придется малость побеседовать с Шарлоттой Зееман. Если подумать, я начинала понимать Дэниела: лучше драться против всего бара, чем беседовать с его матушкой. Она хотя бы не будет никогда моей свекровью. Если мне придется сегодня ее стукнуть, то эта мысль почти утешительна.

Глава 11

   Мы с Ричардом нашли компромисс. Он едет со мной и клянется не вылезать из машины. Я беру с собой Шанг-Да, Джемиля и Джейсона, чтобы они это гарантировали. Хотя, если обстоятельства сложатся напряженно, я не была уверена, что они подчинятся мне, а не Ричарду — пусть даже для его же блага. Но ничего лучшего я придумать не могла. Бывают моменты, когда приходится довольствоваться тем, что есть — потому что ничего другого нет.
   «Веселый ковбой» — самое дурацкое название для бара, которое только можно придумать — находился на главном хайвее. Это было двухэтажное здание, которому полагалось походить на бревенчатое ранчо, но которое умудрялось таковым не быть. Возможно, дело было в неоновой лошади с сидящим на ней ковбоем. Свет переливался так, что лошадь прыгала вверх-вниз вместе со шляпой и рукой ковбоя. Казалось, что всадник не очень радуется этой скачке — может быть, только мне так казалось. Я уж точно не радовалась здесь оказаться.
   Ричард привез нас на своем «четыре на четыре». Наконец-то ему удалось просушить волосы, и они густой волной рассыпались вокруг лица и по плечам. Они казались такими мягкими, что просто хотелось запустить в них руки — а может быть, опять-таки, только мне хотелось. Он надел на себя зеленую футболку без надписи, заправленную в джинсы, и белые кроссовки.
   На среднем сиденье ехали Джемиль и Шанг-Да. На Джемиле была та же футболка с улыбающейся физиономией, но Шанг-Да переоделся во все черное — мягкие кожаные туфли, брюки, шелковую рубашку и пиджак. Короткие черные волосы торчали на голове иглами. Он чувствовал себя абсолютно свободно в этом наряде, который, однако, никак не вязался с обстановкой «Веселого ковбоя». Ну, конечно, он бы вообще выделялся в любой обстановке, будучи китайцем, да еще шести футов роста. Может быть, он, как и Джемиль, просто устал от попыток слиться с фоном.
   Вот почему с нами был Джейсон в своем синем взрослом костюме. Натэниел тоже хотел поехать, но по возрасту ему еще нельзя было в бар. Как поведет себя в стрессовой ситуации Зейн, я по-прежнему не знала, а относительно Черри чутье подсказывало, что ее надо защищать. Поэтому поехал Джейсон.
   — Если тебя через пятнадцать минут не будет, я войду, — сказал Ричард.
   — Тридцать минут. — Мне не хотелось, чтобы Ричард оказался в обществе миз Бетти Шаффер.
   — Пятнадцать, — сказал он очень тихо и очень серьезно.
   Я знала этот тон. Дальнейших компромиссов не будет.
   — Отлично. Только помни: если ты сегодня попадешь в тюрьму, мама может попасть туда вместе с тобой.
   Он вытаращил глаза.
   — Что ты такое говоришь?
   — Что сделает Шарлотта, если увидит, как ее сыночка волокут в тюрьму?
   Он секунду подумал, потом наклонил голову, прислонившись лбом к рулю.
   — Она устроит драку, чтобы меня отбить.
   — Вот именно, — сказала я.
   Он поднял голову и посмотрел на меня.
   — Ради нее я сдержусь.
   Я улыбнулась:
   — Я понимала, что не ради меня. — И вышла из машины раньше, чем он успел бы ответить.
   Джейсон пристроился ко мне. Он поправил галстук и застегнул верхнюю пуговицу пиджака. Еще он попытался пригладить свои детские волосы, но они выскользнули тонкими прядями. Волосы у него были прямые и очень тонкие, и не помешало бы им быть намного длиннее или намного короче. Но это его волосы — как хочет, так и носит.
   При входе нас обоих остановил накачанный тип, поинтересовавшийся нашим возрастом. Публика в зале делилась на тех, кто был в обтягивающих джинсах и ковбойских сапогах, и тех, кто в коротких юбках и деловых пиджаках. Эти два класса появлялись и в смешанном виде — были женщины в коротких юбках и ковбойских сапогах. При деловых пиджаках иногда бывали джинсы. Здесь располагалась единственная алкогольная точка на двадцать миль вокруг, и еду тоже подавали. Куда же еще можно сходить в пятницу вечером? Я бы предпочла погулять при луне, но я ведь непьющая. Если на то пошло, я и не танцую, хотя Жан-Клод работает со мной в обоих этих направлениях. Развращает во всех смыслах.
   Живой оркестр играл кантри так громко, что с тем же успехом мог бы лабать хард-рок. Дым сигарет клубился, как вечерний туман. Вход располагался на чуть приподнятой платформе, так что можно было оглядеться перед тем, как нырнуть в море тел. Шарлотта на пару дюймов ниже меня, так что я не пыталась ее высматривать — я стала искать Дэниела. Сколько может здесь быть шестифутовых смуглых ребят с волнистыми волосами до плеч? Оказывается, больше, чем можно было бы предположить.
   Наконец я заметила его возле бара, потому что он махал мне рукой. И волосы он завязал в очень тугой пучок, вот почему не получилось его найти по волосам. Они были почти такие же, как у Ричарда, только еще темнее, цвета каштана, а кожа — с тем же смуглым оттенком, что и у брата. Те же широкие лепные скулы, темно-карие глаза, даже ямочка на подбородке. Ричард чуть пошире в плечах, более впечатляющего вида, но вообще-то фамильное сходство поразительно. И так выглядят все Зееманы. Двое старших обрезали волосы, один из них почти блондин, отец слегка седоватый, но пять мужчин-Зееманов в одной комнате — это пир тестостерона.
   А матриархиня этой груды мужской красоты стояла футах в шести от своего сына. Короткие светлые волосы обрамляли лицо лет на десять моложе, чем полагалось ей по возрасту. Она была одета в желтый костюмный пиджак и брюки. И тыкала пальцем в грудь высокой блондинки.
   Она выделялась гривой светлых курчавых волос, но я готова была ручаться, что ни цвет, ни кудрявость — не природные. Это наверняка та самая Бетти Шаффер, хотя имя ей не подходило. Ей бы лучше было зваться Фарра или Тиффани.
   Я стала пробираться сквозь толпу, Джейсон рядом со мной. Толпа была настолько густой, что я скоро перестала извиняться и начала просто расталкивать народ.
   Высокий мужчина в клетчатой рубашке остановил меня, положив руку на плечо.
   — Позвольте вас угостить, маленькая леди?
   Я взяла Джейсона за руку и подняла ее, чтобы было видно.
   — Извините, он со мной.
   Так что по нескольким причинам я в пятницу вечером взяла с собой в бар Джейсона.