Гамильтон Лорел. Голубая луна

   В кухне все выглядело обычно. Кровь с линолеума оттерли, стол покрыли чистой скатертью. Помощник шерифа Томпсон сидел на кухонном стуле, одетый в штатское. Рядом с ним сидел на таком же стуле длинный и тощий вампир, которого я раньше не видала. Доктор Патрик сидел лицом к ним и спиной к двери, к нам. На последнем стуле сидел Натэниел и не сводил глаз с вампира.
   Зейн стоял спиной к раковине. Ашер прислонился к чайному буфету на расстоянии вытянутой руки от Томпсона, и наверняка мог не дать ему вытащить пистолет. Упомянутый пистолет был десятимиллиметровой «береттой» в наплечной кобуре. Подпустить Ашера так близко было беспечно, но Томпсон, кажется, так не думал.
   Он улыбнулся мне, и улыбка была самоуверенной и самодовольной, будто я находилась именно в том положении, в котором Томпсон хотел меня видеть, и ничего с этим сделать не могла. В чем же дело?
   — Как вы меня нашли? — спросила я.
   Он ткнул через плечо в сторону вампира:
   — Местный Принц города сказал нам, что по-прежнему ощущает твое присутствие в городе. И его ребята помогли тебя найти. Очевидно, это им было легче, чем найти твоего любовника. Что-то в твоей силе их привлекает.
   Я пригляделась к вампиру. Лицо у него было непроницаемым, бледным и пустым. Глаза темно-серые, волосы черные и прямые, коротко стриженные и зачесанные назад в помпадур — так называлась эта прическа в пятидесятых годах. Она соответствовала моему ощущению от этого вампира — он еще и пятидесяти лет не был мертв.
   — Как тебя зовут?
   — Дональд.
   — Привет, Дональд. Тебя очень не хватало на шашлыках позавчера.
   По лицу вампира пробежала злобная гримаса. Он еще не был достаточно стар, чтобы ее скрыть.
   — Ты сказала моему мастеру, что собираешься всего только вытащить вашего третьего из тюрьмы. Когда ты это сделала, тебе полагалось уехать. Ты притворилась, что уезжаешь, но осталась. Если бы ты просто уехала, мы бы смирились с убийством своих. Оставшись, ты выдала свое намерение завладеть нашими землями и властью моего мастера.
   — Ты с ним давно говорил? — спросила я. — Или более важный вопрос: давно ли он говорил со своей слугой?
   Вампир полыхнул на меня злобным взглядом, но в этом взгляде не было силы.
   — Колин ранен, но пока не мертв. А Совет тебя убьет за... за убийство его слуги.
   — Человек-слуга лишается иммунитета, если нападает на другого вампира. Таков закон Совета, — сказал Ашер. — Анита ни в чем не провинилась, за что Совет стал бы ее преследовать. Если же Колин будет по-прежнему пытаться причинить нам вред, то именно его Совет будет преследовать и уничтожит.
   — Ладно, черт с ним, с этим вампирским крючкотворством. — Я повернулась к Томпсону. — Итак, что ты должен передать? Я думала, что если мы останемся после заката, Фрэнк лично нас всех поубивает.
   — Старина Фрэнк тебя боится до судорог. Говард лепечет, что очень много очень плохих признаков, что им надо прямо сейчас валить из города. Что если они останутся, ты их всех поубиваешь.
   Я приподняла бровь:
   — После знакомства с Найли и его командой мне очень льстит, что они меня боятся. Ладно, так какого хрена ты мне должен передать?
   Томпсон вытащил из кармана белую коробочку — вроде тех, в которых продаются недорогие ожерелья. Протянул он мне ее с улыбкой — настолько противной, что я побоялась взять коробочку.
   — Не бойся, не укусит, — сказал он.
   Я посмотрела на Ашера. Он пожал плечами.
   Я взяла коробочку. Снизу она была липкая. Приподняв ее, я увидела коричневатый атлас на белом картоне. Коробочка была легкой, но не пустой.
   — Что в ней?
   — Не хочу портить сюрприз, — сказал Томпсон.
   Сделав глубокий вдох, я открыла крышку. Внутри был локон, лежащий на куске ваты. Волосы длинные, густые и каштановые, перевязанные куском ленты, как подарок. Я приподняла локон и положила на ладонь. Вата, на которой он лежал, была испачкана на уголке. Чем-то красновато-коричневым.
   Я постаралась сохранить каменное лицо:
   — И что?
   — Не узнаешь? Это снято с маленького братца Зеемана.
   — Срезая волосы, крови не получишь, — сказала я.
   — Не получишь, — рассмеялся он, ерзая на стуле как ребенок, которому не терпится довести шутку до конца. — Там, в коробочке, еще один презент. Подними вату.
   Я положила локон на стол, и он блеснул в свете лампы, сворачиваясь. Мне не хотелось поднимать вату. Не хотелось смотреть, что они еще отрезали от Дэниела. Единственное утешение: из страшных вариантов, что промелькнули у меня в мозгу, почти все потребовали бы коробочки побольше.
   Я подняла вату — и рухнула на колени, будто меня по голове стукнули. Так я и стояла, пялясь на кончик мизинца, слишком тонкого, чтобы он принадлежал Дэниелу. Лак на ногте был все еще безупречно положен, гладок и бледен. У мамы Ричарда ничего не бывает delasse.
   Доктору Патрику пришлось вскочить с места, чтобы его вырвало хотя бы в раковину. Слабоват для врача и для вервольфа.
   — Что это? — спросила Черри.
   Я не могла произнести ни слова. Ответил Ашер, потому что увидел содержимое коробки у меня из-за плеча.
   — Женский палец.
   Джейсон только-только входил в кухню.
   — Как ты сказал?
   Дональд, вампир, спросил:
   — Что ты сделал, человек?
   — Мы поймали брата и мать Ричарда, — объяснил Томпсон. — Я считал бы, что тебя надо просто убить, но Найли платит деньги, и он заказывает. А он хочет дать тебе выход помимо убийства. Похоже, он думает, что если не будет пытаться убить тебя, ты не будешь убивать его. Правда, забавно?
   Я наконец смогла оторвать взгляд от пальца Шарлотты Зееман:
   — Чего ты хочешь?
   — Вы сегодня же ночью уезжаете. Мы освобождаем мать и брата Ричарда утром, когда уверимся, что вас действительно здесь нет. Если вы еще будете здесь, Найли продолжит стрижку кусочков с семьи Зеемана. Может, в следующий раз это будет ухо или что-нибудь побольше.
   Он осклабился. Брутальным садистом был этот Томпсон, но он совсем меня не понимал. Иначе бы не улыбался.
   А по лицу вампира Дональда было видно, что он меня понимает.
   Я очень медленно встала. Положила коробочку на стол, рядом с локоном. И голос у меня был на удивление спокоен, почти лишенный интонации.
   — Где они?
   — Мы их оставили целыми и невредимыми, — ответил Томпсон.
   — Я не знал, что они сделали, — сказал вампир. — Не знал, что они изувечили члена семьи вашего третьего.
   Я покачала головой:
   — Понимаешь, Дональд, в том-то и проблема. Когда начинаешь играть за плохих парней, никогда не знаешь, насколько они будут плохие. Вы оба просто оставили Дэниела и Шарлотту там, где они есть.
   — Ага, — согласился Томпсон. — Старина Дон подбросил меня на своей машине.
   Я глядела на палец. Кажется, я не могла оторвать от него взгляда. Потом я все же подняла глаза на вампира Дональда:
   — Значит, вы оба знаете, где они.
   У Дональда глаза полезли на лоб.
   — Я не знал, — прошептал он.
   Ашер шагнул вперед и положил руки на плечи Томпсону.
   Тот не встревожился.
   — Если с нами что-нибудь случится, с ними двоими будет еще хуже. У Ричарда мамаша очень симпатичная. Жаль было бы это менять.
   — Я очень сожалею о том, что они сделали, — сказал Дональд, — но мой приказ остается тем же. Вы должны покинуть нашу территорию сегодня же ночью.
   — Позвони по телефону. Скажи, что мы сдаемся. Пусть только их не трогают, и нас уже нет.
   Томпсон мерзко ухмыльнулся:
   — Никаких телефонов. Нам дали два часа. Если мы после этого срока не вернемся, они начнут отрезать кусочки, и это сильно скажется на ее внешности.
   Я кивнула, вытащила браунинг, нацелилась и выстрелила одним движением. Даже не помню, как наводила на цель. Голова вампира взорвалась облаком крови и мозгов. Тело качнулось и упало назад, прихватив с собой стул.
   Ашер удержал Томпсона на месте. Лицо помощника шерифа заляпало кровью и мясом. Какой-то кусок полз у него вниз по лбу, Томпсон попытался его смахнуть, но Ашер ему не дал.
   Я вытащила пистолет у него из кобуры, а браунинг приставила ему ко лбу.
   Томпсон перестал отбиваться, только злобно глядел на меня. Надо отдать ему должное — покрытый мозгами и кровью, в тисках вампира, под дулом пистолета, он демонстрировал храбрость.
   — Убей меня. Это тебе ничего не даст, кроме их тел, изрезанных в куски.
   — Скажи мне, где они, Томпсон, и я их заберу.
   — Хрен тебе! Ты меня все равно убьешь.
   — Даю тебе слово, что если ты скажешь нам, где они, и мы их выручим живыми, ты останешься жить.
   — Я тебе, сука, не верю.
   — Знаешь, Томпсон, чем плохо быть лживым, коварным и продажным предателем? Начинаешь всех остальных считать такими же. — Я поставила браунинг на предохранитель и сунула его в кобуру. — Я свое слово держу, Томпсон. Ты хочешь жить или нет?
   — Найли и Лайнус Бек куда страшнее, чем ты когда-нибудь будешь, сыкуха.
   Он назвал меня сукой и сыкухой. То ли он дурак, то ли...
   — Ты пытаешься меня достать, чтобы я тебя убила.
   — Если я заговорю, мне все равно не жить. А Найли не просто меня пристрелит.
   Томпсон глядел на меня, и в его глазах была твердая уверенность, что он уже покойник. Весь вопрос в том, кто и как это сделает. Он предпочитал, чтобы я сейчас, чем Найли потом.
   — Он не боится смерти, — тихо сказал Ашер.
   — Да, не боится, — согласилась я.
   — Можно вызвать копов, — предложил Джейсон.
   — Уж если он вас, ребята, не боится, то копов из полиции штата он точно не испугается. — Я стояла, глядя на Томпсона сверху вниз, пристально. — Я еще не знаю, что я с тобой сделаю, Томпсон, но я тебе скажу, чего я не сделаю. Я не буду сидеть и ждать, пока протикают два часа. Я не дам умереть Дэниелу и Шарлотте.
   — Тогда уезжай, — сказал Томпсон.
   — Я видела Найли, Томпсон. Ты действительно думаешь, будто я поверю, что он их отпустит?
   — Он сказал, что отпустит.
   — И ты ему веришь? — спросила я.
   Томпсон смотрел на меня и молчал.
   — А я так не думаю.
   Пальцы Ашера разминали плечи помощника шерифа, будто он собирался ему делать массаж.
   — Бояться можно не только смерти, но и других вещей, Анита. Если у тебя хватит на них духу.
   Я посмотрела в красивое, трагическое лицо и не смогла понять его выражения.
   — Что ты имеешь в виду?
   — Наверное, око за око, — сказал вампир.
   Я глядела в эти хрустально-синие глаза и давала мысли расцвести у меня в мозгу страшным цветком. Многие из тех, кто спокойно смотрят в глаза быстрой и чистой смерти, страшатся пытки. Я, например. Собственно, об этом и шла речь.
   — Я думаю, помощник шерифа нам в ближайший час все расскажет, если мы будем беспощадны, — сказал Ашер. — Я сделаю эту грязную работу. Тебе надо только это разрешить.
   Томпсон встревожился:
   — Что еще за херню вы задумали?
   — Джейсон! — позвала я.
   Он подошел ко мне и поглядел на то, что лежало на столе. Он ничего не сказал, но по его лицу медленно покатились слезы. Он не раз бывал у Зееманов на воскресных обедах.
   — Помоги подержать Томпсона, — попросила я. Джейсон подошел и прижал руку Томпсона к столу.
   Ашер по-прежнему держал его за плечи. Я поглядела на Ашера и кивнула:
   — Делай.
   — Дамиан, не будешь ли ты так добр принести мне нож? Желательно с зазубренным лезвием, оно лучше проходит через кость.
   Дамиан повернулся и вместе с Зейном стал открывать ящики.
   — Что вы хотите делать? — спросил Томпсон.
   — Угадай, — ответила я.
   — Я не резал эту суку! Я их не трогал! Это тот жуткий тип, который с Найли приехал, Лайнус Бек! Это он палец отрезал, он! Я ничего не делал!
   — Ты не волнуйся, Томпсон, мы и до Лайнуса доберемся. Но пока что у нас есть только ты.
   Дамиан выбрал большой зазубренный мясницкий нож и шел к столу кошачьей походкой.
   Томпсон теперь отбивался, его трудно было удержать на стуле.
   — Вы его лучше положите на пол, — посоветовала я.
   На помощь пришел Натэниел. Томпсона положили лицом вниз, Джейсон и Ашер держали его за руку, Натэниел прижал ноги. Томпсон был большой и сильный, но с ними драться не мог. Они были сильнее. Куда сильнее.
   — Мать вашу так! — вопил Томпсон.
   Дамиан протянул нож Ашеру:
   — Я его подержу.
   Я тронула Дамиана за руку и покачала головой:
   — Я сама.
   Дамиан поглядел на меня.
   — Есть такое правило: не проси никого сделать то, чего не можешь сделать сама. Если я не смогу, мы вообще не будем этого делать. Найдем другой способ.
   Джейсон посмотрел на меня, продолжая держать рвущегося Томпсона:
   — Другого способа нет.
   Никогда я не видела в его глазах такой ярости.
   — А ты мог бы? — спросила я. — Мог бы его кромсать?
   Джейсон медленно кивнул:
   — Я бы его блядские пальцы откусил все по одному за тот, что в этой коробке.
   Он говорил серьезно, и я поняла, что совсем не знаю Джейсона.
   — Мы это можем сделать, Анита, — сказал Ашер, — и это нам ничего стоить не будет.
   — Должно стоить, Ашер. Если мы собираемся совершить нечто столь злое, то оно должно нам чего-то стоить.
   — Не злое, — возразил Ашер. — Просто практичное. И даже справедливое.
   Я протянула руку за ножом.
   — Злое, и мы все это знаем. А теперь дан мне нож. Либо я смогу это сделать, либо сделаем что-нибудь другое.
   Дамиан стоял, держа нож:
   — Анита, пожалуйста, дай я.
   — Дай мне этот проклятый нож!
   Он дал, потому что ничего другого сделать не мог. Я склонилась рядом с Томпсоном:
   — Где они, Томпсон?
   — Нет, нет! Найли мне сказал, что со мной сделает, если я буду вам помогать. Он на фиг психованный!
   — Погоди, — сказал Зейн. Он нашел мясницкий нож поменьше. — Эта штука больше подойдет.
   — Спасибо.
   Я взяла нож, проверила, как он уравновешен. И не знала, смогу ли я это сделать. И даже не знала, хочу ли я, чтобы я смогла. Но если мы действительно на это пойдем, то это я должна буду исполнить сама. В коробке лежал палец Шарлотты Зееман. Не пройдет и двух часов, как от нее отрежут еще что-нибудь. Я убила вампира, заляпала Томпсона мозгами и кровью, но он не заговорил. Злобный гад, но и упорный. У Дэниела и Шарлотты нет времени на его упорство. Мы должны его сломать, и сломать быстро.
   Я выложила себе все причины. Отличные причины, настоящие. И все равно я не знала, смогу ли.
   — Начнем с пальца, Томпсон. Как Лайнус начал, — сказала я.
   — Не надо, пожалуйста, не надо! — вопил он. — Господи, не надо!
   Ашер всем весом налег ему на руку, силой раздвинув пальцы.
   — Скажи мне, где они, и этого не будет.
   — Найли обещал вспороть мне брюхо и заставить жрать собственные внутренности. Он сказал, что такое уже было в Майами. Я ему поверил.
   — Я тоже верю, Томпсон. Но ты не веришь, что мы тебе отрежем палец, правда, Томпсон? Ты не веришь, что мы психованные не меньше Найли.
   — Таких психованных, как Найли, больше нет.
   Я подняла тесак:
   — Вот тут ты ошибаешься.
   И я на долгий момент застыла. Не могла заставить себя начать резать. Не могла. Дэниел, Шарлотта.
   — Найли уже изнасиловал Дэниела? — спросила я голосом таким пустым, будто меня здесь и не было.
   Томпсон перестал вырываться и лежал неподвижно. Глаза он завел кверху.
   — Не надо, пожалуйста!
   Глядя прямо ему в глаза, я задала следующий вопрос:
   — Ты насиловал Шарлотту Зееман?
   И в глазах его мелькнул страх. Вспышка страха, которая сказала мне, что да. И этого хватило. Я смогу. Да простит меня Господь.
   Я отхватила мизинец и кончик безымянного, потому что Томпсон дернулся. Но ребята освоились и стали держать его лучше, а я освоилась и стала лучше резать. Томпсон нам сказал, где держат Дэниела и Шарлотту Зееман. Не прошло и пятнадцати минут, как он готов был нам выдать тайные ингредиенты семейного соуса и вообще все, что угодно. Он сознался бы в убийстве Гоффы или в танцах с дьяволом. В чем угодно, лишь бы мы перестали.
   Меня рвало в углу, рвало, пока не осталось ничего, кроме желчи, и голова готова была лопнуть. И я знала, что сделала наконец такое, от чего мне не оправиться никогда. В момент первого удара, или даже второго, что-то во мне сломалось такое, что уже никогда не срастется. И я была этим довольна. Если мы получим обратно Дэниела и Шарлотту, я этим довольна. Меня заполнял изнутри холодный и твердый ком. Это даже не была ненависть. Я заставлю их заплатить за то, что они сделали. Я их убью. Всех.
   Какая-то легкость и пустота ощущались во мне, и я подумала, не это ли и значит безумие. Не слишком плохо. Потом, когда пройдет шок, мне станет хуже. Потом я буду гадать, не было ли другого способа заставить Томпсона заговорить. Потом я вспомню, что хотела сделать ему больно, заставить ползать на брюхе и вымаливать пощады. Что я хотела все то, что случилось с Шарлоттой и Дэниелом, собрать в единое целое и вырезать на его шкуре. А сейчас надо спасать Дэниела и Шарлотту. Ах да, еще одно. Томпсон все кричал высоко и жалобно, как раненый заяц.
   Я выстрелила ему в голову. Крик прекратился.

Глава 43

   Я вела фургон в темноте по узкому проселку. За руль я села для того, чтобы чем-то быть занятой. Не могла я просто сидеть и смотреть в окно. Но я уже начинала думать, что надо было посадить за руль кого-нибудь другого, потому что я, кажется, еще не вернулась в реальность до конца. Было ощущение легкости, пустоты, ошеломления. Но не вины. Вины пока еще не было. Томпсон заслужил свою смерть. Он изнасиловал мать Ричарда. Они ее пытали. Они изнасиловали и пытали Дэниела. Все они заслужили смерти.
   Джемиль и Натэниел сидели позади с Роксаной и Беном. Лупа не будет оставлена в стороне от схватки, даже если телохранителю придется ее выносить из машины на руках. Времени спорить с Роксаной у меня не было, и она поехала с нами.
   Джейсону и доктору Патрику пришлось ехать впереди со мной. Зейна и Черри отправили в лупанарий привести Ричарда и всю компанию. Но ждать мы не стали. Я не верила, что у Найли не возникнет новых творческих идей. Нет, на самом деле я не верила Лайнусу и его господину. Насколько подчиняется Найли его ручной психопат? Изнасилование уже совершилось. Что может происходить сейчас? У Найли нет правил, и я это знала.
   Я до боли сжимала баранку. Фары вырезали в темноте золотистый туннель. Деревья, обступившие дорогу, скребли по крыше фургона толстыми когтистыми пальцами. Казалось, они сжимаются вокруг нас, как кулак. Фары освещали проселочную дорогу, но света было мало. Во всем мире сейчас не хватило бы света, чтобы прогнать эту тьму.
   — Не могу поверить, что ты это сделала, — сказал Патрик. Он отодвинулся, вжавшись в дверцу, будто боялся оказаться ко мне слишком близко.
   Сидящий посередине Джейсон сказал:
   — Патрик, оставь.
   — Она его изрезала как скотину, а потом застрелила.
   В третий раз он уже повторял одно и то же.
   — Заткнись, — сказал Джейсон.
   — Не заткнусь. Это было варварство.
   — Патрик, у меня выдалась трудная ночь. Брось тему, — попросила я.
   — Ну и по заслугам, — буркнул он.
   — Томпсон кричал от боли, — сказала я.
   — И ты его убила.
   — Кто-то должен был это закончить.
   — Да как у тебя язык поворачивается? Закончить! — Он возвысил голос, и я невольно стала про себя прикидывать, насколько взбесится Роксана, если я его застрелю. После всего, что я этой ночью уже сделала, мне это не казалось ничем особенным.
   — Давно ты уже ликои? — спросила я.
   После этого вопроса был момент удивленного молчания, потом я услышала ответ:
   — Два года.
   — И какое же есть правило насчет охоты? — спросил Джейсон.
   — Которое?
   — Не строй из себя дурака, Патрик, — сказал Джейсон. — Сам знаешь, какое.
   Патрик замолчал, и только гул мотора слышен был в салоне да шуршание шин по дороге. Фургон покачивало на выбоинах. Действительно ли слышен был на этом фоне высокий жалобный крик или это мне кажется? Да мерещится, конечно. Какое-то время воображение не будет ко мне милостиво.
   Наконец Патрик произнес:
   — Никогда не начинай охоту, если не собираешься убивать.
   — Вот именно, — сказал ему Джейсон.
   — Но это не было охотой, — возразил Патрик.
   — Было. Мы просто охотились не на этого помощника.
   — И что ты этим хочешь сказать? — спросил Патрик.
   — То, что мы охотимся за теми, кто в том доме, — ответила ему я.
   Он повернулся ко мне бледным лицом.
   — Не может быть, чтобы ты собиралась убить их всех. Только один человек отрезал ей палец. Только он и виновен.
   — Они все смотрели. И ничего не сделали, чтобы ему помешать. В глазах закона они соучастники.
   — Ты — не закон, — сказал он.
   — Да нет, здесь я закон.
   — А я говорю — нет! Черт возьми, ты не закон!
   — Каждый, кто обидит члена стаи без причины, — наш враг, — сказала я.
   — Женщина, не цитируй мне закон стаи!
   — Как поступаем мы с врагами? — спросила я.
   — Смерть, — ответил Джейсон.
   — Почти ни одна стая сейчас не держится старых законов, и вы оба это знаете, — заявил Патрик.
   — Послушай, Патрик, у меня нет времени объяснять подробно, так что вот тебе краткое резюме. Найли и его прихвостни изнасиловали и пытали мать Ричарда и его брата. За это мы их убьем. Всех.
   — А шериф Уилкс и его люди?
   — Если Томпсон участвовал в изнасиловании матери Ричарда, то он был не один. Всякий, кто коснулся любого из них, — покойник. Ты понял, Патрик? Покойник.
   — Я не могу этого делать.
   — Тогда оставайся в машине, — сказала я, — но заткнись на фиг, а то я тебя застрелю.
   — Видишь! — сказал он. — Совесть уже не дает тебе покоя.
   Я глянула на него, сжавшегося в темном углу.
   — Нет, моя совесть меня не беспокоит. Пока что. Потом, быть может. А может, и нет. Но сейчас, сегодня, у меня нет плохого чувства насчет того, что я сделала. Я хотела, чтобы Томпсону было больно. Я хотела наказать его за то, что он сделал. И знаешь что, Патрик? Этого было мало. И всегда будет мало, потому что я, блин, убила его слишком на фиг быстро.
   Снова у меня в горле собрался предательский ком. Когда пройдут онемение и злость, мне будет нехорошо. Пока что я должна держаться на адреналине, на ярости. Сегодня ночью — только на них. А завтра посмотрим.
   — Не могло не быть другого способа, — сказал Патрик.
   — Что-то я не слышала, чтобы ты что-нибудь предлагал.
   — Нашему доброму доктору не дает покоя, — вставил Джейсон, — что он ничего не сказал. Никак не пытался нам помешать.
   Я оценила это «нам».
   — Я его не держал, — сказал Патрик. — Я его пальцем не тронул.
   — Тебе только надо было сказать: «Перестаньте, не надо», но ты промолчал. Ты дал нам его кромсать. Ты дал нам его убить и даже не пикнул, — напомнил ему Джейсон. — Твоя совесть не слишком рвалась наружу, пока он был жив.
   Патрик надолго замолчал. Мы тряслись по дороге, уходя от ветвей и объезжая выбоины. Была только темнота, золотистый туннель фар и молчание, наполненное гулом мотора. Вряд ли молчание было мне так уж приятно в тот момент, но все же лучше, чем слушать, как Патрик мне рассказывает, какое я чудовище. Я была с ним согласна, отчего слушать становилось еще труднее.
   Но тут молчание сменилось звуком, который еще больше испытывал мою выдержку. Патрик плакал. Он прижался к дверце как можно дальше от нас обоих и тихо всхлипывал. Наконец он сказал:
   — Вы правы. Я ничего не сделал, и это будет преследовать меня до конца моих дней.
   — Не тебя одного, — отозвалась я.
   Он уставился на меня из темноты:
   — Зачем же ты тогда это сделала?
   — Кто-то должен был.
   — Никогда не забуду, как ты его кромсала. Такая маленькая девушка... И твое лицо, когда ты его убила. Боже мой, у тебя был такой вид, будто тебя вообще там не было. Зачем ты сама взялась делать это?
   — А лучше, если бы это был кто-то из ребят? — спросила я.
   — Да.
   — Пожалуйста, избавь меня от этого мачизма. Ты так расстроился из-за того, что это сделала девушка?
   Патрик засопел:
   — Наверное, да. В том смысле, что, может, не смотрелось бы это так ужасно, если бы кто-то другой. Ты такая миниатюрная красоточка... Не тебе бы отрубать людям пальцы.
   — Ради бога! — взмолилась я.
   — Я в могилу сойду, вспоминая выражение твоего лица.
   — Поговори еще, и окажешься там раньше, чем ты думаешь, — пробурчала я.
   — Ты что-то сказала? — спросил он.
   — Ничего.
   Джейсон тихо хмыкнул — вроде как засмеялся. Если бы он только знал, насколько мое замечание было лишено юмора. У меня и без того было хреново на душе, и я меньше всего нуждалась во всхлипывающем Джимми Крикете, указующем, что я пала в пропасть. Монстр не дышал мне в шею: он сидел у меня в голове. Внутри головы, жирный и откормленный. И вот почему я была так уверена, что этот монстр на месте: я не чувствовала себя виноватой. Муторно было потому, что должно было быть плохо — а не было. Какие-то личные границы нельзя переходить. Я думала, что для меня такой границей являются пытки. Оказывается, нет.
   Слезы подступили к горлу сильнее, но черт меня побери, если я заплачу. Что сделано, то сделано, и это надо выбросить из головы — или хотя бы запихнуть куда-нибудь подальше, пока не завершим работу — спасем Дэниела и Шарлотту. Если я их не вытащу, все было зря. Я напрасно приобрела себе новые кошмары. Но главное не в этом. Если они погибнут, я не смогу заглянуть в лицо Ричарду. Раньше я злилась на него, сердилась — но не теперь. Конечно, он бы наверняка согласился с Патриком. Но поступил бы очень мудро, если бы не стал мне сегодня читать мораль.
   Однако и не только в Ричарде было дело. Я знала весь клан Зееманов. Они были так безупречны, что у меня зубы от них болели. От такой потери семья не оправится никогда. Моя семья не оправилась. Я рассчитывала, что после пыток Шарлотта и Дэниел придут в себя. Считала, что у них хватит сил не сломаться на всю жизнь. И надеялась, что я права. Нет, молилась, что окажусь права.