Страница:
Весь последний час осветительная панель на потолке помаргивала. Поначалу Кингсли решил, что полиция просто решила его достать. Те ребята, что вели его под конвоем с борта «Крестьянской мести», просто-таки побаивались своего пленника — ну еще бы, член Организации Капоне! Следовало ожидать, что они, несчастные, решатся вернуть свое утраченное превосходство, показать, кто здесь главный. Но колебания освещенности были слишком слабыми, чтобы действовать на нервы всерьез. Изображение в проекторе тоже подмигивало, но не в унисон с освещением. Потом Кингсли Прайор обнаружил, что кнопка вызова не работает.
Когда он понял, что происходит, то спокойно сел на койку. Четверть часа спустя смолкло тихое гудение вентилятора, доносившееся из воздуховода. С этим Кингсли ничего поделать не мог. За следующие полчаса вентилятор включался дважды, всякий раз ненадолго, и однажды принес вонь прорвавшейся канализационной трубы. Потом свет погас совсем. Кингсли Прайор ждал.
Когда дверь наконец отворилась, Кингсли Прайор встал в потоке хлынувшего из коридора света почти горделиво. На пороге камеры, сгорбившись и роняя с клыков капли крови, стоял вервольф.
— Оч-чень оригинально, — бросил Прайор. Вервольф по-щенячьи обиженно тявкнул.
— Я должен настоять, чтобы ты не подходил ближе. Потому что тогда мы оба окажемся в бездне. А ты ведь только что оттуда вышел, верно?
Облик вервольфа померк, сквозь него проступила фигура мужчины в полицейском мундире. Кингсли Прайор узнал одного из своих охранников — правда, прежде у того не было глубокого розового шрама на лбу.
— Ты о чем это? — поинтересовался одержимый.
— Я тебе сейчас объясню положение, а ты проверь мои мысли и убедись, что я не вру. После этого и ты, и твои новые дружки меня отпустите. Собственно говоря, вы мне станете помогать всем, чем только сумеете.
Сто пятьдесят метров до осевой камеры. Они добрались почти до конца последней лестницы, когда свет погас совсем. Усиленные сетчатки глаз Эрика автоматически перешли на инфракрасный спектр.
— Они близко! — крикнул он, предупреждая своих спутников.
Из лестничного колодца взмыл бело-огненный гейзер, окатив пламенем идущего впереди старшину. Тот застонал от боли и, развернувшись, выстрелил из карабина туда, где зарождался поток. Расплескались лиловые искры.
— Помогите! — вскрикнул старшина.
Плечо его окутывал белый огонь. Панический ужас преодолевал действие любых программ-подавителей, какие могла запустить его нейросеть. Он прекратил стрельбу, чтобы свободной рукой попробовать сбить пламя.
Второй старшина оттолкнул Эрика и открыл огонь. У подножия лестницы зародился диск зеленого света и начал подниматься, точно вода в колодце. Столб белого пламени опал, и под зеленой колышущейся поверхностью заскользили гибкие тени.
Обожженный старшина рухнул на ступени, его напарник все еще палил не глядя в надвигающуюся лавину света. Пробивая поверхность, термоиндукционные импульсы превращались в серебряные копья, оставляя за собой струи черных пузырьков.
До двери Эрику оставалось метров восемь. Он знал, что старшинам не устоять против одержимых, они могут разве что задержать их на пару секунд. Но за эту пару секунд он сможет скрыться. Информация, которой он владел, была жизненно важна, ее следовало доставить на Трафальгар. Жизни миллионов невинных зависели от него. Миллионов. Против двоих.
Эрик развернулся и одним прыжком одолел последние ступеньки. В ушах его гремел голос из прошлого: «Двое моих людей погибли! Поджарены! Тине было всего пятнадцать!»
Он влетел в проем — при тяготении в десятую долю нормального, даже прыгнув вперед, он мог запросто раскроить себе темя о потолок. Преследующий его шум и зеленоватое сияние отрезала закрывшаяся за его спиной дверь. Он коснулся пола ногами и снова взмыл в воздух. Нейросеть прокладывала ему дорогу, точно на векторном графике корабельного курса — струйкой оранжевых треугольников. Направо. Снова направо. Налево.
Тяготение почти сошло на нет, когда Эрик услыхал впереди вопль. Пятнадцать метров до осевой камеры. Пятнадцать долбаных метров, и все! Но одержимые были впереди. Эрик уцепился за крепежную петлю. Оружия при нем не было. Подмоги тоже. Он не мог даже ожидать помощи от Мадлен и Десмонда. Уже не мог.
Из осевой камеры в дальнем конце коридора просачивались крики и мольбы — одержимые гоняли свои жертвы. Очень скоро кто-нибудь из них заглянет в коридор.
«Я должен пройти. Должен!»
Он снова вызвал в памяти план, изучая проходы вокруг осевой камеры. Через двадцать секунд он был уже у шлюза.
Шлюз был большой. Отсюда обслуживали шпиндель космопорта. В предшлюзнике стояло несколько десятков шкафчиков и размещалось все оборудование и системы, необходимые для ремонта в открытом космосе, даже пять дезактивированных летающих механоидов.
Эрик запустил программу-дешифратор, заставив ее раскодировать замок первого шкафчика. Покуда шкафы открывались один за другим, агент поспешно стягивал с себя комбинезон. Софтверные физиологические мониторы подтверждали все, что видели его глаза. Там, где края медпакетов отслаивались от кожи, вытекала смешанная с кровью бледная жидкость, на вспомогательных модулях перемигивались красные индикаторы неполадок. Новая рука шевелилась только потому, что нейросеть усиливала поступающие к мышцам сигналы.
Но Эрик был жив. Остальное значения не имело.
Только в пятом шкафчике он нашел десять скафандров С-2. Как только тело его оказалось защищено от вакуума, Эрик, сжимая в руках маневровый ранец, бросился в камеру. Он не стал даже проводить полный цикл шлюзования, а просто рванул предохранитель клапанов аварийного сброса давления. Схлынул воздух, и внешняя диафрагма шлюза разошлась. Эрик натянул на плечи маневровый ранец, и струи газа толкнули его в спину, вынося за створ шлюза, в открытый космос.
Андре ненавистна была сама идея разрешить Шейну Брандесу свободно шляться по «Крестьянской мести». А уж позволить ему помочь с ремонтом и сборкой систем… Merde! Но, как в последнее время стало обычным в жизни Андре, выбора у него не было. После разборки с Эриком Мадлен заперлась в каюте и выходить отказывалась, невзирая ни на какие уговоры. Десмонд по крайней мере выполнял свои обязанности, хотя и без энтузиазма, и работать соглашался, наглец, только в одиночку.
Соответственно, если Андре требовалась вторая пара рук, то помочь ему мог только Шейн Брандес. Бывший ядерщик с «Дечала» был рад помочь. Он клялся, что не питает любви к бывшему своему капитану, а на команду «Крестьянской мести» не держит зла. Он был готов работать за совершенно смешную плату и имел диплом техника второго разряда. А дареному коню…
Сейчас Андре ставил на место силовой кабель под стеной нижнего салона, а Шейн по команде подавал ему очередной моток. Кто-то молча пролез в потолочный люк, загородив луч установленного Андре наверху временного светильника. Что этот «кто-то» там делает, капитан не видел.
— Десмонд! Ну зачем… — Он подавился от изумления. — Ты?!
— Еще раз привет, капитан, — проговорил Кингсли Прайор.
— Ты что тут делаешь? Ты как из тюрьмы выбрался?
— Меня выпустили.
— Кто?
— Одержимые.
— Non, — прошептал Андре.
— К сожалению, да. Этентия пала.
Безоткатная отвертка, которую сжимал в рука Андре, казалась совсем никудышным оружием.
— Ты теперь один из них? Мой корабль вы не получите. Я перегружу реактор.
— Я бы этого не хотел, — датавизировал Прайор. — Как видишь, я не одержан.
— Как? Они хватают всех — женщин, детей…
— Я связник Капоне. Даже здесь этот ранг котируется высоко.
— И они тебя отпустили?
— Да.
В душе Андре Дюшампа тяжелым осадком выпадал ужас.
— Где они? Они уже идут?
Он датавизировал бортовому компьютеру приказ проверить внутренние сенсоры (те, что еще остались, чтоб им!). Покуда сбоев не было.
— Нет, — покачал головой Прайор. — Они не вступят на борт «Крестьянской мести». Разве что я их попрошу.
— Зачем тебе это? — «Словно я не понимаю…»
— Я хочу, чтобы вы меня отсюда увезли.
— И они нас просто так отпустят?
— Как я сказал, имя Капоне имеет большой вес.
— Тогда с чего ты взял, что я тебя возьму на борт? Ты меня и раньше шантажировал. Стоит нам оторваться от Этентии, и будет очень просто вышвырнуть тебя из шлюза.
Прайор улыбнулся, точно зомби.
— Ты всегда поступал именно так, как я хотел, Дюшамп. Тебе и полагалось смыться от Курска.
— Лжец.
— У меня есть задачи поважнее, чем обеспечивать верность Организации третьеразрядного суденышка с командой низшего пошиба. С тех пор, как вы прибыли в систему Новой Калифорнии, вы ничего не делали по своей воле. И не станете. В конце концов с чего вы взяли, что у вас на борту только одна бомба?
Эрик наблюдал, как поднимается из колыбели «Крестьянская месть». Выдвигались терморадиаторы, струи маневровых двигателей погасли, сменившись ионным огнем. Звездолет поднимался над космопортом неторопливо. Переключив сенсоры воротника на высокое разрешение, Эрик мог разглядеть на обшивке черную шестиугольную дыру, где недоставало плиты номер 8-92-К.
Понимать что-либо он отказывался. Дюшамп не сделал и попытки сбежать. Он двигался, как по командам из диспетчерской, спокойно следуя указанному вектору. Или его команда одержана? Невелика потеря для Конфедерации.
Сенсоры воротника переключились на створ дока, к которому летел Эрик, — круглое отверстие в решетчатой поверхности космопорта. Док был ремонтный, вдвое шире обычного, и клипер «Тигара», покоившийся в его колыбели, казался особенно маленьким.
Эрик снова запустил маневровый ранец, направляясь к «Тигаре». В доке было темно, все портальные краны и суставчатые манипуляторы прижаты к стенам; пуповины соединялись со штуцерами, и труба шлюза присоединялась к люку «Тигары», но, помимо этого, не было и следа человеческой деятельности.
Кремниевая обшивка долго подвергалась воздействию космического вакуума — надписи поблекли, микрометеориты оставили на ней щербинки, облез поверхностный абляционный слой — и было понятно, что ее давно пора менять. Эрик плыл над мутными шестиугольниками, пока не добрался до аварийного люка. Агент датавизировал процессору шлюза команды начать цикл открытия. Если бы на борту был хоть один человек, он, конечно, узнал бы о непрошеном госте. Но ни датавизированных вопросов, ни сенсорных обысков не последовало.
Люк растворился, и Эрик вплыл внутрь.
Звездолеты-клиперы строились, чтобы обеспечивать быструю перевозку небольших ценных грузов между звездными системами. Соответственно, под грузовые трюмы отводилась большая часть их внутреннего пространства. Капсула жизнеобеспечения была только одна, предназначенная для экипажа из трех человек. Это была основная причина, по которой Эрик выбрал «Тигару». Он рассчитывал, что сможет вести корабль в одиночку.
Питание было отключено почти от всех систем корабля. Эрик не снимал скафандра, продвигаясь в темноте по двум нижним палубам. Добравшись до капитанского противоперегрузочного ложа, он подключился к бортовому компьютеру и затребовал полную диагностику.
Могло быть лучше. И намного лучше. «Тигара» попала в ремонтный док, потому что стояла на капитальном ремонте. Один из термоядерных генераторов вышел из строя, полетели два растровых узла, теплообменники тянули едва-едва, множество якобы супернадежных компонентов выработали ресурс до нуля.
А ремонт еще и не начинался. Владельцы корабля не хотели рисковать такими вложениями, покуда карантин не снят.
«Господи Боже мой, — подумал Эрик, — „Крестьянская месть“, и та не так на ладан дышала».
Он датавизировал бортовому компьютеру команду отсоединить шлюзовую трубу и запустил программу подготовки к старту. «Тигара» приходила в себя долго. На каждом шагу Эрику приходилось запускать дублирующие процедуры, преодолевать сопротивление контрольных программ или перераспределять резервы питания. Систему жизнеобеспечения он даже не стал запускать — важнее было дать энергию на растровые узлы и вспомогательный двигатель.
Запустив термоядерный реактор, Эрик выдвинул на всякий случай несколько сенсорных гроздьев. Перед его мысленным взором предстал док, на изображение накладывался скудный набор данных. Он проверил электромагнитный спектр на предмет трафика, но услышал только фоновое шипение космических лучей. Никто ничего не пытался сказать. Ему сейчас очень пригодилось бы, если бы кто-нибудь — пролетающий мимо корабль или еще кто — поинтересовался, почему Этентия выпала из эфира, что случилось.
Ничего.
Эрик отстрелил штифты аварийного освобождения, которые держали швартовочные захваты дока. Маневровые движки испустили горячие струи газа, омывшие стены дока и затрепавшие полог теплоизоляции, прикрывавший краны. «Тигара» приподнялась на метр над своей колыбелью, натянув паутину впившихся в ее корму пуповин. Разъемы начали лопаться, и шланги забились, как змеи.
Сжиженного топлива на борту было в обрез, и Эрик не мог позволить себе тратить резервы дельта-V, чтобы точно нацелить судно по вектору прыжка. Программа астронавигации представила ему несколько вариантов.
Ни один из них Эрику не подходил. И что тут нового?
Лопнула последняя пуповина, и «Тигара» рванулась на свободу. Эрик приказал бортовому компьютеру выдвинуть антенну дальней связи и нацелить ее на Голмо — вернее, на кружащие около него обиталища эденистов. Сенсорные гроздья начали уходить в свои ниши по мере того, как поступала в растровые узлы энергия.
Бортовой компьютер предупредил пилота, что одна из платформ СО выцеливает корабль радаром, а потом передал в его нейросеть сигнал из диспетчерской.
— Это ты, Эрик? Мы думаем, что ты. Больше ни у одного дурака смелости не хватит. Говорит Эмонн Верона, Эрик, и я тебя прошу — не надо. Корабль на лету сыплется — у меня перед глазами отчет бюро безопасности перелетов. Он далеко не уйдет. Ты или сам убьешься, или что похуже.
Эрик передал на Голмо короткое сообщение и втянул антенну, выходя на вектор прыжка. Платформа СО взяла цель. Предпрыжковая диагностика нескольких узлов дала чертовски странные результаты. Резидентные мониторы бюро безопасности высвечивали запреты на перелет. Агент отключил все.
— Игра окончена, Эрик. Или возвращайся в док, или присоединишься к нашим товарищам в бездне. Ты ведь этого не хочешь? Пока есть жизнь, есть и надежда. Так ведь? Уж ты-то должен знать.
Эрик приказал бортовому компьютеру начинать прыжок.
7
Адов ястреб «Сократ» представлял собою плоский клин, чей серовато-белый корпус составляли сотни различных частей, не слишком подходивших друг к другу и не всегда имевших отношение к космонавтике, — настоящая головоломка из металла и пластика. На корме выступали две моторные гондолы — прозрачные трубки, наполненные тяжелым непрозрачным газом, который менял цвета, проходя весь спектр за три минуты.
Зрелище было в общем и целом весьма впечатляющее, когда звездолет заходил на посадку на причальные уступы Валиска. Если бы оно имело к реальности хоть какое-то отношение, корабль со своим экзотическим вооружением мог бы в одиночку расправиться с целой эскадрой конфедеративного флота.
Но когда через пустыню уступа к кораблю направился космобус, иллюзия развеялась. «Сократ» снова превратился в грязно-бурое яйцо с надетым на него жилым тороидом. Рубра заметил на задней оконечности корпуса два небольших выступа, которых раньше не было, — примерно там, где у фантастического звездолета торчали гондолы двигателей. «Интересно, — подумал он, — это доброкачественные разрастания или нет?» Насколько энергистические силы способны предотвратить распространение метастазов в одержанных телах по мере того, как иллюзия превращалась в реальность и клетки начинали делиться, повинуясь воле одержателя? Слишком сложный это процесс для такой грубой силы — изменять структуру ДНК, управляя процессом митоза. Энергистическая сила подходила для того, чтобы пробивать стены и переплавлять материю в новые формы, но Рубра еще не замечал, чтобы ее применяли с достаточной точностью.
Возможно, эпидемия одержания завершится оргией неизлечимых раковых опухолей? Немногие вернувшиеся души были довольны внешним обличьем доставшихся им тел.
Что за ирония судьбы это будет, подумал Рубра, если получивших полубожественную силу погубит тщеславие. Но перспектива эта таила в себе опасность еще большую. Оставшиеся свободными люди станут ценностью еще большей, а попытки одержать их — еще более отчаянными. И эденизм станет последней осажденной крепостью.
Он решил не упоминать об этом в разговоре с когистанским Согласием. Еще одно маленькое преимущество — никто во всей Конфедерации не имел возможности так внимательно наблюдать за одержимыми и их поведением. Рубра, правда, не был уверен, что сумеет применить это знание, но он не собирался выдавать его за здорово живешь, пока не припрет.
Он ограничился тем, что выделил из основной своей личности подпрограмму, отслеживающую распространение меланом и карцином среди одержимых Валиска. Если опухоли окажутся злокачественными, положение дел в Конфедерации резко переменится.
Космобус отошел от шлюза «Сократа» и покатил назад через уступ. В зале прибытия уже толпились Кира и десятка четыре ее приспешников. Из соединившегося со шлюзовой камерой космобуса выбежали тридцать пять ребятишек-полуночников — безголовых юнцов с красными платками на лодыжках и гордым изумлением в очах. Ну еще бы, после стольких бед они достигли своей земли обетованной.
— Черт, пора бы вам остановить эти полеты, -пожаловался Рубра когистанскому Согласию. — За эту неделю уже две тысячи жертв. Должен же быть какой-то способ.
— Мы не можем пресечь каждый вылет адова ястреба. Их деятельность не влияет на общий ход событий и относительно безвредна.
— Для этих детишек? Вряд ли!
— Согласны. Но мы не сторожа всем нашим братьям. Усилия и риск, затрачиваемые адовыми ястребами на тайные перелеты в поисках обманутых полуночников, непропорциональны результату.
— Иными словами, пока они заняты этим, то не могут творить большего зла где-то еще.
— Совершенно верно. К сожалению.
— И это вы меня называли бессердечным ублюдком?
— От одержания так или иначе страдают все. Покуда мы не найдем решения проблемы, нам остается лишь сводить страдания к абсолютно неизбежному минимуму.
— Точно. Хочу заметить, что когда Кира достигнет волшебной отметки, то пострадаю я.
— Еще есть время. Астероидные поселения оповещены об этих тайных вылетах. В будущем их станет меньше.
— Я же знал, черт, что нельзя вам доверять.
— Мы не причинили тебе зла, Рубра. И ты можешь передать свою личность в нейронные слои любого из наших обиталищ, если так случится, что Кира Салтер готова будет вырвать Валиск из этой Вселенной.
— Буду иметь в виду. Но я не думаю, что вам придется приветствовать меня как блудного сына. Дариат почти созрел. Когда он перейдет на мою сторону, пусть Кира волнуется, куда перенесу Валиск я.
— Твои попытки переманить его рискованны.
— Так я и создал «Магелланик ИТГ» — на одной наглости. И так я отверг вас. У вас ее нет.
— Раздор ничего нам не даст.
— Если у меня все получится, я смогу противостоять им на уровне, который вы даже вообразить не в силах. Риск придает жизни смысл — вот чего вы не могли никогда понять. В этом разница между нами. И не надо поглядывать на меня свысока. Это была моя идея, и это у меня есть шанс ее исполнить. У вас есть что предложить взамен?
— Нет.
— Именно. Так что не читайте мне лекций.
— Но мы просим тебя соблюдать осторожность. Пожалуйста.
— Просите-просите.
Рубра оборвал сродственную связь с обычным своим высокомерием. Пускай обстоятельства и заставили его войти в союз с породившей его культурой, при каждом новом столкновении с ней он лишний раз убеждался, насколько прав был, много веков назад отвергнув ее.
Он обратил внимание своей основной личности вовнутрь. Новоприбывших полуночников разделили и развели, чтобы открыть их тела для одержания. В основании северной оконечности вырос целый палаточный городок из экстравагантных шатров и уютных временных домиков, где обитали одержимые, — уменьшенная версия лагерей, окружавших вестибюли звездоскребов. Команды, которые отрядила Кира на зачистку внутренних помещений, сталкивались с большими трудностями, и одержимые не слишком доверяли даже тем комнатам, которые считались совершенно безопасными. Рубра не оставлял попыток избавиться от незваных гостей. В направляемых им внезапных самоубийственных атаках погибло почти десять процентов служителей, и все же он каждый день избавлялся от одного-двух одержимых.
Отрезанные от своих товарищей полуночники сдавались с вызывающей жалость легкостью. Вопли и мольбы висели над поселением, как липкий туман.
Одна из последних разработок Рубры — очередная программа слежения — оповестила его, что в небоскребе, где прятался Толтон, наблюдается незначительная электромагнитная активность. Он давно обнаружил, что, когда Бонни Левин начинала разрушать его программы визуального наблюдения, ее можно засечь по электростатическому полю. И теперь за биоэлектрическими процессорами в теле Рубры следили высокочувствительные программы, способные порой обнаружить одержимых по следам их энергистики. По сути дела, вся масса коралла превратилась в детектор противоэлектронной борьбы. Надежным его называть было трудно, но Рубра постоянно дорабатывал программу.
Он выследил электрического призрака в вестибюле на двадцать седьмом этаже — он продвигался к диафрагме, ведущей на лестницу. Визуально холл был пуст — если верить местной автономной программе, — но напряжение в органических проводящих кабелях под полом слегка колебалось.
Рубра снизил мощность, подаваемую на фосфоресцентные клетки в коралловом потолке. Изображение не менялось еще несколько секунд, потом потолок потемнел. А должно это было случиться мгновенно. Тот, на чье появление реагировали электрические токи, замер.
Рубра открыл канал связи с процессорным блоком Толтона.
— Собирайся, парень. Они идут за тобой.
Толтон скатился с кровати, на которой задремал. В этой квартире он жил уже пятый день. Он здорово проредил гардероб прежнего владельца, просмотрел уйму МФ-клипов из гостиной, попробовал все без исключения импортные деликатесы в кухне, запивая их недешевыми винами и изрядным количеством Норфолкских слез. Для певца страданий угнетенных он с удивительной легкостью пристрастился к гедонизму. Поэтому не было ничего удивительного в том, что кожаные штаны он затягивал на брюшке с самым мрачным выражением на лице.
— Где они?
— В десяти этажах над тобой, — заверил его Рубра. — Так что не волнуйся, времени у тебя много. Я уже подготовил тебе путь к отходу.
— Я тут подумал: может, ты меня выведешь куда-нибудь, где хранится оружие? Я бы начал с этими уродами сравнивать счет.
— Давай лучше займемся главным, а? Кроме того, если ты подошел к одержимому достаточно близко, чтобы применить оружие, он сможет применить его против тебя.
— Думаешь, я не справлюсь? — обратился Толтон к потолку.
— Спасибо за предложение, сынок, но их уж больно много. То, что ты еще жив, — моя победа над ними всеми, так что не подведи.
Толтон пристегнул блок к поясу и стянул растрепанные волосы в хвостик.
— Спасибо, Рубра. Мы в тебе ошибались. Тебе, скорее всего, на это насрать, но когда все это закончится, я всей Конфедерации поведаю, что ты сделал.
— Вот этот альбом я куплю! Первый за много лет.
Толтон замер в дверях квартиры, подышал немного, точно йог, развел плечи, как спортсмен на разминке, коротко кивнул себе и бросил: «Ну, побежали».
Рубра подавил упрямую симпатию к этому типу и, как ни странно, гордость. Когда Кира только начала захватывать обиталище, он счел, что Толтон больше пары дней не продержится. Сейчас поэт остался одним из восьми десятков еще не одержанных жителей. Одной из причин, по которым он выжил, было то, что он дословно выполнял все указания Рубры — короче говоря, доверял своему провожатому. И будь он, Рубра, проклят, если оставит этого парня Бонни!
Невидимый энергистический вихрь двигался снова, спускаясь по лестнице. Рубра изменил интенсивность свечения фосфоресцентных клеток на потолке.
«ПРИВЕТ, БОННИ, — напечатал он. — У МЕНЯ К ТЕБЕ ПРЕДЛОЖЕНИЕ».
Вихрь замер снова.
«ДАВАЙ ПОБОЛТАЕМ. ЧТО ТЫ ТЕРЯЕШЬ?» Он ждал. Столб воздуха вдруг замерцал серебряным, точно из коралла вынырнул огромный кокон. Рубра испытал странное облегчение в местных подпрограммах — словно ушло давление, которого он не замечал прежде. Серебряный столб потерял блеск и потемнел до цвета хаки. На лестнице стояла Бонни Левин, поводя стволом «Ли-Энфильда» в поисках угрозы.
— Какое предложение?
«ОСТАВЬ НЫНЕШНЮЮ ЖЕРТВУ. Я ДАМ ТЕБЕ ДРУГУЮ, ЛУЧШЕ».
— Сомневаюсь.
«А ЧТО, КИРЕ БОЛЬШЕ НЕ НУЖЕН ДАРИАТ?»
Бонни задумчиво покосилась на огненные буквы.
Когда он понял, что происходит, то спокойно сел на койку. Четверть часа спустя смолкло тихое гудение вентилятора, доносившееся из воздуховода. С этим Кингсли ничего поделать не мог. За следующие полчаса вентилятор включался дважды, всякий раз ненадолго, и однажды принес вонь прорвавшейся канализационной трубы. Потом свет погас совсем. Кингсли Прайор ждал.
Когда дверь наконец отворилась, Кингсли Прайор встал в потоке хлынувшего из коридора света почти горделиво. На пороге камеры, сгорбившись и роняя с клыков капли крови, стоял вервольф.
— Оч-чень оригинально, — бросил Прайор. Вервольф по-щенячьи обиженно тявкнул.
— Я должен настоять, чтобы ты не подходил ближе. Потому что тогда мы оба окажемся в бездне. А ты ведь только что оттуда вышел, верно?
Облик вервольфа померк, сквозь него проступила фигура мужчины в полицейском мундире. Кингсли Прайор узнал одного из своих охранников — правда, прежде у того не было глубокого розового шрама на лбу.
— Ты о чем это? — поинтересовался одержимый.
— Я тебе сейчас объясню положение, а ты проверь мои мысли и убедись, что я не вру. После этого и ты, и твои новые дружки меня отпустите. Собственно говоря, вы мне станете помогать всем, чем только сумеете.
Сто пятьдесят метров до осевой камеры. Они добрались почти до конца последней лестницы, когда свет погас совсем. Усиленные сетчатки глаз Эрика автоматически перешли на инфракрасный спектр.
— Они близко! — крикнул он, предупреждая своих спутников.
Из лестничного колодца взмыл бело-огненный гейзер, окатив пламенем идущего впереди старшину. Тот застонал от боли и, развернувшись, выстрелил из карабина туда, где зарождался поток. Расплескались лиловые искры.
— Помогите! — вскрикнул старшина.
Плечо его окутывал белый огонь. Панический ужас преодолевал действие любых программ-подавителей, какие могла запустить его нейросеть. Он прекратил стрельбу, чтобы свободной рукой попробовать сбить пламя.
Второй старшина оттолкнул Эрика и открыл огонь. У подножия лестницы зародился диск зеленого света и начал подниматься, точно вода в колодце. Столб белого пламени опал, и под зеленой колышущейся поверхностью заскользили гибкие тени.
Обожженный старшина рухнул на ступени, его напарник все еще палил не глядя в надвигающуюся лавину света. Пробивая поверхность, термоиндукционные импульсы превращались в серебряные копья, оставляя за собой струи черных пузырьков.
До двери Эрику оставалось метров восемь. Он знал, что старшинам не устоять против одержимых, они могут разве что задержать их на пару секунд. Но за эту пару секунд он сможет скрыться. Информация, которой он владел, была жизненно важна, ее следовало доставить на Трафальгар. Жизни миллионов невинных зависели от него. Миллионов. Против двоих.
Эрик развернулся и одним прыжком одолел последние ступеньки. В ушах его гремел голос из прошлого: «Двое моих людей погибли! Поджарены! Тине было всего пятнадцать!»
Он влетел в проем — при тяготении в десятую долю нормального, даже прыгнув вперед, он мог запросто раскроить себе темя о потолок. Преследующий его шум и зеленоватое сияние отрезала закрывшаяся за его спиной дверь. Он коснулся пола ногами и снова взмыл в воздух. Нейросеть прокладывала ему дорогу, точно на векторном графике корабельного курса — струйкой оранжевых треугольников. Направо. Снова направо. Налево.
Тяготение почти сошло на нет, когда Эрик услыхал впереди вопль. Пятнадцать метров до осевой камеры. Пятнадцать долбаных метров, и все! Но одержимые были впереди. Эрик уцепился за крепежную петлю. Оружия при нем не было. Подмоги тоже. Он не мог даже ожидать помощи от Мадлен и Десмонда. Уже не мог.
Из осевой камеры в дальнем конце коридора просачивались крики и мольбы — одержимые гоняли свои жертвы. Очень скоро кто-нибудь из них заглянет в коридор.
«Я должен пройти. Должен!»
Он снова вызвал в памяти план, изучая проходы вокруг осевой камеры. Через двадцать секунд он был уже у шлюза.
Шлюз был большой. Отсюда обслуживали шпиндель космопорта. В предшлюзнике стояло несколько десятков шкафчиков и размещалось все оборудование и системы, необходимые для ремонта в открытом космосе, даже пять дезактивированных летающих механоидов.
Эрик запустил программу-дешифратор, заставив ее раскодировать замок первого шкафчика. Покуда шкафы открывались один за другим, агент поспешно стягивал с себя комбинезон. Софтверные физиологические мониторы подтверждали все, что видели его глаза. Там, где края медпакетов отслаивались от кожи, вытекала смешанная с кровью бледная жидкость, на вспомогательных модулях перемигивались красные индикаторы неполадок. Новая рука шевелилась только потому, что нейросеть усиливала поступающие к мышцам сигналы.
Но Эрик был жив. Остальное значения не имело.
Только в пятом шкафчике он нашел десять скафандров С-2. Как только тело его оказалось защищено от вакуума, Эрик, сжимая в руках маневровый ранец, бросился в камеру. Он не стал даже проводить полный цикл шлюзования, а просто рванул предохранитель клапанов аварийного сброса давления. Схлынул воздух, и внешняя диафрагма шлюза разошлась. Эрик натянул на плечи маневровый ранец, и струи газа толкнули его в спину, вынося за створ шлюза, в открытый космос.
Андре ненавистна была сама идея разрешить Шейну Брандесу свободно шляться по «Крестьянской мести». А уж позволить ему помочь с ремонтом и сборкой систем… Merde! Но, как в последнее время стало обычным в жизни Андре, выбора у него не было. После разборки с Эриком Мадлен заперлась в каюте и выходить отказывалась, невзирая ни на какие уговоры. Десмонд по крайней мере выполнял свои обязанности, хотя и без энтузиазма, и работать соглашался, наглец, только в одиночку.
Соответственно, если Андре требовалась вторая пара рук, то помочь ему мог только Шейн Брандес. Бывший ядерщик с «Дечала» был рад помочь. Он клялся, что не питает любви к бывшему своему капитану, а на команду «Крестьянской мести» не держит зла. Он был готов работать за совершенно смешную плату и имел диплом техника второго разряда. А дареному коню…
Сейчас Андре ставил на место силовой кабель под стеной нижнего салона, а Шейн по команде подавал ему очередной моток. Кто-то молча пролез в потолочный люк, загородив луч установленного Андре наверху временного светильника. Что этот «кто-то» там делает, капитан не видел.
— Десмонд! Ну зачем… — Он подавился от изумления. — Ты?!
— Еще раз привет, капитан, — проговорил Кингсли Прайор.
— Ты что тут делаешь? Ты как из тюрьмы выбрался?
— Меня выпустили.
— Кто?
— Одержимые.
— Non, — прошептал Андре.
— К сожалению, да. Этентия пала.
Безоткатная отвертка, которую сжимал в рука Андре, казалась совсем никудышным оружием.
— Ты теперь один из них? Мой корабль вы не получите. Я перегружу реактор.
— Я бы этого не хотел, — датавизировал Прайор. — Как видишь, я не одержан.
— Как? Они хватают всех — женщин, детей…
— Я связник Капоне. Даже здесь этот ранг котируется высоко.
— И они тебя отпустили?
— Да.
В душе Андре Дюшампа тяжелым осадком выпадал ужас.
— Где они? Они уже идут?
Он датавизировал бортовому компьютеру приказ проверить внутренние сенсоры (те, что еще остались, чтоб им!). Покуда сбоев не было.
— Нет, — покачал головой Прайор. — Они не вступят на борт «Крестьянской мести». Разве что я их попрошу.
— Зачем тебе это? — «Словно я не понимаю…»
— Я хочу, чтобы вы меня отсюда увезли.
— И они нас просто так отпустят?
— Как я сказал, имя Капоне имеет большой вес.
— Тогда с чего ты взял, что я тебя возьму на борт? Ты меня и раньше шантажировал. Стоит нам оторваться от Этентии, и будет очень просто вышвырнуть тебя из шлюза.
Прайор улыбнулся, точно зомби.
— Ты всегда поступал именно так, как я хотел, Дюшамп. Тебе и полагалось смыться от Курска.
— Лжец.
— У меня есть задачи поважнее, чем обеспечивать верность Организации третьеразрядного суденышка с командой низшего пошиба. С тех пор, как вы прибыли в систему Новой Калифорнии, вы ничего не делали по своей воле. И не станете. В конце концов с чего вы взяли, что у вас на борту только одна бомба?
Эрик наблюдал, как поднимается из колыбели «Крестьянская месть». Выдвигались терморадиаторы, струи маневровых двигателей погасли, сменившись ионным огнем. Звездолет поднимался над космопортом неторопливо. Переключив сенсоры воротника на высокое разрешение, Эрик мог разглядеть на обшивке черную шестиугольную дыру, где недоставало плиты номер 8-92-К.
Понимать что-либо он отказывался. Дюшамп не сделал и попытки сбежать. Он двигался, как по командам из диспетчерской, спокойно следуя указанному вектору. Или его команда одержана? Невелика потеря для Конфедерации.
Сенсоры воротника переключились на створ дока, к которому летел Эрик, — круглое отверстие в решетчатой поверхности космопорта. Док был ремонтный, вдвое шире обычного, и клипер «Тигара», покоившийся в его колыбели, казался особенно маленьким.
Эрик снова запустил маневровый ранец, направляясь к «Тигаре». В доке было темно, все портальные краны и суставчатые манипуляторы прижаты к стенам; пуповины соединялись со штуцерами, и труба шлюза присоединялась к люку «Тигары», но, помимо этого, не было и следа человеческой деятельности.
Кремниевая обшивка долго подвергалась воздействию космического вакуума — надписи поблекли, микрометеориты оставили на ней щербинки, облез поверхностный абляционный слой — и было понятно, что ее давно пора менять. Эрик плыл над мутными шестиугольниками, пока не добрался до аварийного люка. Агент датавизировал процессору шлюза команды начать цикл открытия. Если бы на борту был хоть один человек, он, конечно, узнал бы о непрошеном госте. Но ни датавизированных вопросов, ни сенсорных обысков не последовало.
Люк растворился, и Эрик вплыл внутрь.
Звездолеты-клиперы строились, чтобы обеспечивать быструю перевозку небольших ценных грузов между звездными системами. Соответственно, под грузовые трюмы отводилась большая часть их внутреннего пространства. Капсула жизнеобеспечения была только одна, предназначенная для экипажа из трех человек. Это была основная причина, по которой Эрик выбрал «Тигару». Он рассчитывал, что сможет вести корабль в одиночку.
Питание было отключено почти от всех систем корабля. Эрик не снимал скафандра, продвигаясь в темноте по двум нижним палубам. Добравшись до капитанского противоперегрузочного ложа, он подключился к бортовому компьютеру и затребовал полную диагностику.
Могло быть лучше. И намного лучше. «Тигара» попала в ремонтный док, потому что стояла на капитальном ремонте. Один из термоядерных генераторов вышел из строя, полетели два растровых узла, теплообменники тянули едва-едва, множество якобы супернадежных компонентов выработали ресурс до нуля.
А ремонт еще и не начинался. Владельцы корабля не хотели рисковать такими вложениями, покуда карантин не снят.
«Господи Боже мой, — подумал Эрик, — „Крестьянская месть“, и та не так на ладан дышала».
Он датавизировал бортовому компьютеру команду отсоединить шлюзовую трубу и запустил программу подготовки к старту. «Тигара» приходила в себя долго. На каждом шагу Эрику приходилось запускать дублирующие процедуры, преодолевать сопротивление контрольных программ или перераспределять резервы питания. Систему жизнеобеспечения он даже не стал запускать — важнее было дать энергию на растровые узлы и вспомогательный двигатель.
Запустив термоядерный реактор, Эрик выдвинул на всякий случай несколько сенсорных гроздьев. Перед его мысленным взором предстал док, на изображение накладывался скудный набор данных. Он проверил электромагнитный спектр на предмет трафика, но услышал только фоновое шипение космических лучей. Никто ничего не пытался сказать. Ему сейчас очень пригодилось бы, если бы кто-нибудь — пролетающий мимо корабль или еще кто — поинтересовался, почему Этентия выпала из эфира, что случилось.
Ничего.
Эрик отстрелил штифты аварийного освобождения, которые держали швартовочные захваты дока. Маневровые движки испустили горячие струи газа, омывшие стены дока и затрепавшие полог теплоизоляции, прикрывавший краны. «Тигара» приподнялась на метр над своей колыбелью, натянув паутину впившихся в ее корму пуповин. Разъемы начали лопаться, и шланги забились, как змеи.
Сжиженного топлива на борту было в обрез, и Эрик не мог позволить себе тратить резервы дельта-V, чтобы точно нацелить судно по вектору прыжка. Программа астронавигации представила ему несколько вариантов.
Ни один из них Эрику не подходил. И что тут нового?
Лопнула последняя пуповина, и «Тигара» рванулась на свободу. Эрик приказал бортовому компьютеру выдвинуть антенну дальней связи и нацелить ее на Голмо — вернее, на кружащие около него обиталища эденистов. Сенсорные гроздья начали уходить в свои ниши по мере того, как поступала в растровые узлы энергия.
Бортовой компьютер предупредил пилота, что одна из платформ СО выцеливает корабль радаром, а потом передал в его нейросеть сигнал из диспетчерской.
— Это ты, Эрик? Мы думаем, что ты. Больше ни у одного дурака смелости не хватит. Говорит Эмонн Верона, Эрик, и я тебя прошу — не надо. Корабль на лету сыплется — у меня перед глазами отчет бюро безопасности перелетов. Он далеко не уйдет. Ты или сам убьешься, или что похуже.
Эрик передал на Голмо короткое сообщение и втянул антенну, выходя на вектор прыжка. Платформа СО взяла цель. Предпрыжковая диагностика нескольких узлов дала чертовски странные результаты. Резидентные мониторы бюро безопасности высвечивали запреты на перелет. Агент отключил все.
— Игра окончена, Эрик. Или возвращайся в док, или присоединишься к нашим товарищам в бездне. Ты ведь этого не хочешь? Пока есть жизнь, есть и надежда. Так ведь? Уж ты-то должен знать.
Эрик приказал бортовому компьютеру начинать прыжок.
7
Адов ястреб «Сократ» представлял собою плоский клин, чей серовато-белый корпус составляли сотни различных частей, не слишком подходивших друг к другу и не всегда имевших отношение к космонавтике, — настоящая головоломка из металла и пластика. На корме выступали две моторные гондолы — прозрачные трубки, наполненные тяжелым непрозрачным газом, который менял цвета, проходя весь спектр за три минуты.
Зрелище было в общем и целом весьма впечатляющее, когда звездолет заходил на посадку на причальные уступы Валиска. Если бы оно имело к реальности хоть какое-то отношение, корабль со своим экзотическим вооружением мог бы в одиночку расправиться с целой эскадрой конфедеративного флота.
Но когда через пустыню уступа к кораблю направился космобус, иллюзия развеялась. «Сократ» снова превратился в грязно-бурое яйцо с надетым на него жилым тороидом. Рубра заметил на задней оконечности корпуса два небольших выступа, которых раньше не было, — примерно там, где у фантастического звездолета торчали гондолы двигателей. «Интересно, — подумал он, — это доброкачественные разрастания или нет?» Насколько энергистические силы способны предотвратить распространение метастазов в одержанных телах по мере того, как иллюзия превращалась в реальность и клетки начинали делиться, повинуясь воле одержателя? Слишком сложный это процесс для такой грубой силы — изменять структуру ДНК, управляя процессом митоза. Энергистическая сила подходила для того, чтобы пробивать стены и переплавлять материю в новые формы, но Рубра еще не замечал, чтобы ее применяли с достаточной точностью.
Возможно, эпидемия одержания завершится оргией неизлечимых раковых опухолей? Немногие вернувшиеся души были довольны внешним обличьем доставшихся им тел.
Что за ирония судьбы это будет, подумал Рубра, если получивших полубожественную силу погубит тщеславие. Но перспектива эта таила в себе опасность еще большую. Оставшиеся свободными люди станут ценностью еще большей, а попытки одержать их — еще более отчаянными. И эденизм станет последней осажденной крепостью.
Он решил не упоминать об этом в разговоре с когистанским Согласием. Еще одно маленькое преимущество — никто во всей Конфедерации не имел возможности так внимательно наблюдать за одержимыми и их поведением. Рубра, правда, не был уверен, что сумеет применить это знание, но он не собирался выдавать его за здорово живешь, пока не припрет.
Он ограничился тем, что выделил из основной своей личности подпрограмму, отслеживающую распространение меланом и карцином среди одержимых Валиска. Если опухоли окажутся злокачественными, положение дел в Конфедерации резко переменится.
Космобус отошел от шлюза «Сократа» и покатил назад через уступ. В зале прибытия уже толпились Кира и десятка четыре ее приспешников. Из соединившегося со шлюзовой камерой космобуса выбежали тридцать пять ребятишек-полуночников — безголовых юнцов с красными платками на лодыжках и гордым изумлением в очах. Ну еще бы, после стольких бед они достигли своей земли обетованной.
— Черт, пора бы вам остановить эти полеты, -пожаловался Рубра когистанскому Согласию. — За эту неделю уже две тысячи жертв. Должен же быть какой-то способ.
— Мы не можем пресечь каждый вылет адова ястреба. Их деятельность не влияет на общий ход событий и относительно безвредна.
— Для этих детишек? Вряд ли!
— Согласны. Но мы не сторожа всем нашим братьям. Усилия и риск, затрачиваемые адовыми ястребами на тайные перелеты в поисках обманутых полуночников, непропорциональны результату.
— Иными словами, пока они заняты этим, то не могут творить большего зла где-то еще.
— Совершенно верно. К сожалению.
— И это вы меня называли бессердечным ублюдком?
— От одержания так или иначе страдают все. Покуда мы не найдем решения проблемы, нам остается лишь сводить страдания к абсолютно неизбежному минимуму.
— Точно. Хочу заметить, что когда Кира достигнет волшебной отметки, то пострадаю я.
— Еще есть время. Астероидные поселения оповещены об этих тайных вылетах. В будущем их станет меньше.
— Я же знал, черт, что нельзя вам доверять.
— Мы не причинили тебе зла, Рубра. И ты можешь передать свою личность в нейронные слои любого из наших обиталищ, если так случится, что Кира Салтер готова будет вырвать Валиск из этой Вселенной.
— Буду иметь в виду. Но я не думаю, что вам придется приветствовать меня как блудного сына. Дариат почти созрел. Когда он перейдет на мою сторону, пусть Кира волнуется, куда перенесу Валиск я.
— Твои попытки переманить его рискованны.
— Так я и создал «Магелланик ИТГ» — на одной наглости. И так я отверг вас. У вас ее нет.
— Раздор ничего нам не даст.
— Если у меня все получится, я смогу противостоять им на уровне, который вы даже вообразить не в силах. Риск придает жизни смысл — вот чего вы не могли никогда понять. В этом разница между нами. И не надо поглядывать на меня свысока. Это была моя идея, и это у меня есть шанс ее исполнить. У вас есть что предложить взамен?
— Нет.
— Именно. Так что не читайте мне лекций.
— Но мы просим тебя соблюдать осторожность. Пожалуйста.
— Просите-просите.
Рубра оборвал сродственную связь с обычным своим высокомерием. Пускай обстоятельства и заставили его войти в союз с породившей его культурой, при каждом новом столкновении с ней он лишний раз убеждался, насколько прав был, много веков назад отвергнув ее.
Он обратил внимание своей основной личности вовнутрь. Новоприбывших полуночников разделили и развели, чтобы открыть их тела для одержания. В основании северной оконечности вырос целый палаточный городок из экстравагантных шатров и уютных временных домиков, где обитали одержимые, — уменьшенная версия лагерей, окружавших вестибюли звездоскребов. Команды, которые отрядила Кира на зачистку внутренних помещений, сталкивались с большими трудностями, и одержимые не слишком доверяли даже тем комнатам, которые считались совершенно безопасными. Рубра не оставлял попыток избавиться от незваных гостей. В направляемых им внезапных самоубийственных атаках погибло почти десять процентов служителей, и все же он каждый день избавлялся от одного-двух одержимых.
Отрезанные от своих товарищей полуночники сдавались с вызывающей жалость легкостью. Вопли и мольбы висели над поселением, как липкий туман.
Одна из последних разработок Рубры — очередная программа слежения — оповестила его, что в небоскребе, где прятался Толтон, наблюдается незначительная электромагнитная активность. Он давно обнаружил, что, когда Бонни Левин начинала разрушать его программы визуального наблюдения, ее можно засечь по электростатическому полю. И теперь за биоэлектрическими процессорами в теле Рубры следили высокочувствительные программы, способные порой обнаружить одержимых по следам их энергистики. По сути дела, вся масса коралла превратилась в детектор противоэлектронной борьбы. Надежным его называть было трудно, но Рубра постоянно дорабатывал программу.
Он выследил электрического призрака в вестибюле на двадцать седьмом этаже — он продвигался к диафрагме, ведущей на лестницу. Визуально холл был пуст — если верить местной автономной программе, — но напряжение в органических проводящих кабелях под полом слегка колебалось.
Рубра снизил мощность, подаваемую на фосфоресцентные клетки в коралловом потолке. Изображение не менялось еще несколько секунд, потом потолок потемнел. А должно это было случиться мгновенно. Тот, на чье появление реагировали электрические токи, замер.
Рубра открыл канал связи с процессорным блоком Толтона.
— Собирайся, парень. Они идут за тобой.
Толтон скатился с кровати, на которой задремал. В этой квартире он жил уже пятый день. Он здорово проредил гардероб прежнего владельца, просмотрел уйму МФ-клипов из гостиной, попробовал все без исключения импортные деликатесы в кухне, запивая их недешевыми винами и изрядным количеством Норфолкских слез. Для певца страданий угнетенных он с удивительной легкостью пристрастился к гедонизму. Поэтому не было ничего удивительного в том, что кожаные штаны он затягивал на брюшке с самым мрачным выражением на лице.
— Где они?
— В десяти этажах над тобой, — заверил его Рубра. — Так что не волнуйся, времени у тебя много. Я уже подготовил тебе путь к отходу.
— Я тут подумал: может, ты меня выведешь куда-нибудь, где хранится оружие? Я бы начал с этими уродами сравнивать счет.
— Давай лучше займемся главным, а? Кроме того, если ты подошел к одержимому достаточно близко, чтобы применить оружие, он сможет применить его против тебя.
— Думаешь, я не справлюсь? — обратился Толтон к потолку.
— Спасибо за предложение, сынок, но их уж больно много. То, что ты еще жив, — моя победа над ними всеми, так что не подведи.
Толтон пристегнул блок к поясу и стянул растрепанные волосы в хвостик.
— Спасибо, Рубра. Мы в тебе ошибались. Тебе, скорее всего, на это насрать, но когда все это закончится, я всей Конфедерации поведаю, что ты сделал.
— Вот этот альбом я куплю! Первый за много лет.
Толтон замер в дверях квартиры, подышал немного, точно йог, развел плечи, как спортсмен на разминке, коротко кивнул себе и бросил: «Ну, побежали».
Рубра подавил упрямую симпатию к этому типу и, как ни странно, гордость. Когда Кира только начала захватывать обиталище, он счел, что Толтон больше пары дней не продержится. Сейчас поэт остался одним из восьми десятков еще не одержанных жителей. Одной из причин, по которым он выжил, было то, что он дословно выполнял все указания Рубры — короче говоря, доверял своему провожатому. И будь он, Рубра, проклят, если оставит этого парня Бонни!
Невидимый энергистический вихрь двигался снова, спускаясь по лестнице. Рубра изменил интенсивность свечения фосфоресцентных клеток на потолке.
«ПРИВЕТ, БОННИ, — напечатал он. — У МЕНЯ К ТЕБЕ ПРЕДЛОЖЕНИЕ».
Вихрь замер снова.
«ДАВАЙ ПОБОЛТАЕМ. ЧТО ТЫ ТЕРЯЕШЬ?» Он ждал. Столб воздуха вдруг замерцал серебряным, точно из коралла вынырнул огромный кокон. Рубра испытал странное облегчение в местных подпрограммах — словно ушло давление, которого он не замечал прежде. Серебряный столб потерял блеск и потемнел до цвета хаки. На лестнице стояла Бонни Левин, поводя стволом «Ли-Энфильда» в поисках угрозы.
— Какое предложение?
«ОСТАВЬ НЫНЕШНЮЮ ЖЕРТВУ. Я ДАМ ТЕБЕ ДРУГУЮ, ЛУЧШЕ».
— Сомневаюсь.
«А ЧТО, КИРЕ БОЛЬШЕ НЕ НУЖЕН ДАРИАТ?»
Бонни задумчиво покосилась на огненные буквы.