Гамильтон Питер Ф.. Нейтронный Алхимик: Конфликт

   «Тащи его сюда, Серина, — приказала Сиринкс. — Как можно скорее».
 
   Кейкус ждал с каталкой прямо у шлюза. «Энон» перестала генерировать гравитационное поле в жилом тороиде, так что Серина и Оксли смогли без особых усилий протащить безвольное тело Такрара через узкий проход. Изморозь на его скафандре таяла в тепле, и в воздухе повисали капли. Агента уложили на каталку, и «Энон» тут же включил гравитацию снова, притягивая команду к палубе. Оксли придерживал свисающие медицинские модули, пока пострадавшего везли по центральному проходу в лазарет.
   — Отключи его скафандр, пожалуйста, -попросил Кейкус Серину, когда каталку втащили под диагностический сканер.
   Она отдала команду контрольному процессору скафандра, и тот, оценив состояние окружающей среды, подчинился. Черный силикон сошел с кожи Такрара, скользя волной от рук и ног к горлу. Каталку залила темная жидкость. Сиринкс сморщилась и зажала нос.
   — Он в порядке?— спросил «Энон».
   — Пока не знаю.
   — Пожалуйста, Сиринкс! Это он пострадал, а не ты. Не надо так сильно вспоминать.
   — Прости. Не думала, что это так заметно.
   — Для других, может, и нет.
   — Не спорю, вспоминается. Но его раны совсем другие.
   — Боль остается болью.
   — Моя боль — только воспоминание,— процитировала она мысленным голосом Вин Цит Чона. — Воспоминания не причиняют боли, они лишь влияют.
   Кейкус при виде открывшегося ему зрелища скривился. Левое предплечье Такрара было сделано заново, это понял бы и непосвященный. Намотанные на него медпакеты сорвались, обнажив широкие разрывы в полупрозрачной недоросшей коже. Искусственные мышцы лежали на виду, их фасции высохли, приобретя мерзкий гнилостный оттенок. На снежно-белой коже ног и торса выделялись ярко-алые пятна шрамов и пересаженные клочья кожи. Оставшиеся на месте медпакеты сморщились, их зеленые края потрескались, точно старая резина, и отошли от плоти, которую должны были исцелять. Из сорванных разъемов сочилась несвежая питательная жидкость.
   Какое-то мгновение Кейкус только и мог, что взирать с отвращением и ужасом на своего пациента. Он не мог сообразить даже, откуда начинать.
   Набрякшие веки Эрика Такрара медленно поднялись. Больше всего Сиринкс напугала полная осмысленность, промелькнувшая в его взгляде.
   — Ты меня слышишь, Эрик? — излишне громко проговорил Кейкус. — Ты в полной безопасности. Мы эденисты, мы тебя спасли. Постарайся не шевелиться.
   Эрик открыл рот. Губы его дрожали.
   — Сейчас мы тебя начнем лечить. Аксонные блоки у тебя действуют?
   — Не-ет! — Голос Эрика звучал ясно и упрямо. Кейкус поднял баллончик с анестетиком.
   — Программа с дефектом или повреждена нейросеть?
   Эрик поднял здоровую руку и ткнул костяшками Кейкусу в спину.
   «Ты до меня не дотронешься, — датавизировал он. — У меня стоит имплант-нейроподавитель. Я убью его».
   Баллончик выпал из рук Кейкуса и покатился по палубе.
   Сиринкс не могла поверить своим глазам. Она инстинктивно открыла свой разум Кейкусу, вместе с остальными членами команды предлагая поддержку его разуму.
   — Капитан Такрар, я — капитан Сиринкс, и это мой космоястреб «Энон». Прошу вас, дезактивируйте имплант. Кейкус не собирался причинить вам вред.
   Эрик хрипло расхохотался, в горле у него забулькало. Тело заходило ходуном.
   — Знаю. Я не хочу, чтобы меня лечили. Я не вернусь, я больше не полечу туда. Никогда больше.
   — Никто вас никуда не посылает…
   — Пошлют. Они всегда отправляют. Вы, вы, флотские. Всегда найдется последнее задание, последние биты сведений, которые надо собрать, прежде чем все кончится. И ничто не кончается. Никогда.
   — Я понимаю.
   — Врете.
   Сиринкс указала на проступающие под комбинезоном контуры медпакетов.
   — Я немного представляю, через что вы прошли. Я недолго побыла в плену у одержимых.
   Эрик испуганно покосился на нее.
   — Они победят. Если вы видели, на что они способны, вы поймете. И ничего мы не поделаем.
   — Я думаю, мы справимся. Должно быть решение.
   — Капитан? Он у меня на мушке.
   Сиринкс видела стоящего в центральном проходе Эдвина — он сжимал в руках мазерный карабин. Дуло смотрело Эрику Такрару в спину. Прицельный процессор оружия подсказал капитану, что выстрел придется агенту точно в позвоночник. Поток когерентных высокочастотных радиоволн перережет его нервы прежде, чем тот успеет применить имплантат.
   — Нет,— ответила она. — Рано. Он заслуживает, чтобы мы попытались его отговорить.
   Впервые в жизни она злилась на адамиста просто потому, что он адамист. Замкнутый в черепной коробке рассудок, не слышащий чужих мыслей, не воспринимающий ни любви, ни доброты, ни сочувствия окружающих. Она не могла передать ему истину напрямую. Легкий путь был закрыт.
   — Чего вы от нас хотите? — спросила она.
   — У меня есть информация, — датавизировал Эрик. — Стратегически важная.
   — Мы знаем. Вы сообщили на Голмо, что это очень важно.
   — Я продам ее вам.
   Команда как один удивилась.
   — Хорошо, — проговорила Сиринкс. — Если у нас на борту найдется чем заплатить, мы согласны.
   — Ноль-тау, — умоляюще произнес Эрик. — Скажите, что у вас на борту есть капсула, бога ради!
   — У нас есть несколько.
   — Хорошо. Положите меня туда. Там они меня не достанут.
   — Хорошо, Эрик. Мы поместим вас в ноль-тау.
   — Навсегда.
   — Что?
   — Навечно. Я хочу лежать в ноль-тау вечно.
   — Эрик…
   — Я все продумал. Я думал об этом и думал, и это сработает. Правда. Ваши обиталища смогут сдержать одержимых. Корабли адамистов у них не работают, Капоне — единственный, у кого есть боевые звездолеты, и то он не сможет поддерживать их долго. Им нужен ремонт, нужны запчасти. Рано или поздно это все кончится. И вторжений больше не будет, только инфильтрация. А вы не потеряете бдительности. Мы, адамисты, потеряем. Но не вы. Через сто лет от нашей расы ничего не останется — только вы. Ваша культура останется в веках. И вы сможете держать меня в ноль-тау вечно.
   — В этом нет нужды, Эрик. Мы их победим.
   — Нет! — взвыл он. — Нет, нет, нет! — От натуги он закашлялся. Одышка душила его. — Я не умру, — датавизировал он. — Я не стану одним из них, как малышка Тина. Малышка Тина. Боже, ей было всего пятнадцать! Теперь она умерла. Но в ноль-тау не умирают. Там безопасно. Другого пути нет. Нет жизни и нет бездны. Вот ответ. — Он медленно отвел руку от спины Кейкуса. — Простите. Я не стал бы вас убивать. Пожалуйста. Сделайте это. Я скажу вам, куда Капоне планирует следующее вторжение. Я передам вам координаты фабрики антивещества. Только дайте мне слово эдениста, слово капитана космоястреба, дайте мне слово, что вы отвезете мою капсулу в обиталище и ваш народ будет хранить меня в ноль-тау вечно. Только ваше слово. Пожалуйста. Неужели это так много?
   — И что мне делать? — спросила Сиринкс команду. Разумы их слились в страдании и сострадании. И ответ был неизбежен.
   Сиринкс шагнула вперед и взяла холодную, влажную ладонь Эрика в свои.
   — Хорошо, Эрик, — прошептала она, мечтая хоть на миг подарить ему истинное общение. — Мы поместим вас в ноль-тау. Но я хочу, чтобы и вы обещали мне кое-что.
   Эрик закрыл глаза. Дыхание его было совсем неглубоким. Кейкус исходил тревогой над дисплеем диагностического сканера. «Поспеши», — торопил он.
   — Что? — спросил Эрик.
   — Разрешите мне вывести вас из ноль-тау, если мы найдем окончательное решение проблемы.
   — Вы не найдете.
   — И все же.
   — Это глупость.
   — Нет. Эденизм построен на надежде — надежде на будущее, на то, что жизнь станет лучше. Если вы верите, что наше общество станет хранить вас вечно, вы должны поверить и в это. Господи, Эрик, ведь надо же во что-то верить.
   — Вы странная эденистка.
   — Я очень типичная эденистка. Просто вы нас плохо знаете.
   — Договорились.
   — Скоро увидимся, Эрик. Я сама вытащу вас из капсулы и скажу, что ужасу конец.
   — Разве что в конце времен. До встречи…

9

 
   Алкад Мзу не видала снега с тех пор, как покинула Гариссу. В те времена она ни разу не озаботилась тем, чтобы записать воспоминания о зиме в нейросеть. Зачем тратить память попусту? Зима ведь приходила каждый год, к восторгу Питера и ее собственному бессильному недовольству.
   Самая старая сказка: я не знала, чем владела, покуда не потеряла.
   Теперь из пентхауза в «Мерседес-отеле» она наблюдала, как на Гаррисбург беззвучно и непрестанно валится мягкой лавиной снег. Картина эта заставляла ее мечтать о том, чтобы выбежать вниз в морозном пару и поиграть с детьми в снежки.
   Снегопад начался ночью, сразу после посадки, и с тех пор — уже семь часов — не прекращался. Внизу, на улицах, разгорались страсти по мере того, как замедлялось движение и полурастаявшая каша затапливала мостовые. Дряхлые муниципальные механоиды в сопровождении отрядов рабочих с лопатами разгребали сугробы, перегородившие главные магистрали города.
   Зрелище это не внушало оптимизма. Если экономика государства Тонала находится в таком отчаянном положении, что для расчистки столичных улиц пригоняют живых рабочих…
   Покуда Алкад удавалось сосредоточиться на цели. И этим она гордилась. После стольких встававших на пути препятствий у нее хватало упорства поддерживать в себе надежду. Даже на борту «Текаса» она продолжала верить, что скоро доберется до Алхимика.
   Нюван сильно подкосил ее уверенность в себе и людях. На орбитальных астероидах стояли на приколе звездолеты, и местные астроинженерные компании, вероятно, могли снабдить ее необходимым оборудованием. Но упадок и паранойя, пронизывавшие все на этой планете, заставили Алкад усомниться в этом. Цель ускользала снова, трудности сыпались одна за другой, а отступать было уже некуда. Они были предоставлены самим себе — она, Вои, Лоди и Эриба, а единственным их ресурсом оставались деньги. Принц Ламберт, верный своему слову, увел «Текас» с орбиты, едва они сошли с борта. Он заявил, что летит на Мондул — там сильный флот и там у него есть друзья.
   Алкад не поддалась искушению проверить время. Принц Ламберт должен был уже совершить третий прыжок, и еще одна угроза секретности уничтожена.
   — Это что-то новенькое, — объявил Эриба.
   Он лежал на диване, перевесив длинные босые ноги через подлокотник. Оттуда ему был виден голоэкран на дальней стене, где показывали местные новости.
   — Что такое? — спросила Алкад.
   Он поглощал информацию с момента прилета, переключаясь между телеэкраном и новостными узлами здешней комм-сети.
   — Тонала только что перекрыла все свои границы. Кабинет объявил действия Новой Джорджии открыто враждебными, а прочие державы — не заслуживающими доверия партнерами. Похоже, что сети СО продолжают перестреливаться электромагнитными импульсами.
   Алкад поморщилась. Стычка эта началась еще до прибытия «Текаса».
   — Интересно, как это на нас отразится? Они сухопутные границы имеют в виду или космические перелеты тоже запрещены?
   — Молчат.
   Звякнула дверь, пропуская Вои. Девушка скинула с плеч теплое синее пальто, роняя на белый ковер зернистые крошки тающего снега.
   — У нас назначена встреча — на сегодня, в два часа дня. Я наврала в министерстве обороны, что мы прибыли закупать для Дорадо вооружение, и они порекомендовали нам компанию «Опиа». Лоди поискал в местных банках памяти. У них есть две собственные промышленные станции на астероидах и отдел ремонта звездолетов.
   — Звучит многообещающе, — осторожно заметила Алкад.
   Организационную сторону она целиком возложила на Вои. Все разведки будут искать Алкад Мзу, и для нее шляться по городу — значило напрашиваться на неприятности. Рискованно было даже пользоваться паспортом Дафны Кигано, по которому Алкад прибыла, но другого она приготовить не успела.
   — Многообещающе? Мать Мария, да это то, что нам нужно! Чего вы хотите — корпорации «Кулу»?
   — Я не собиралась критиковать.
   — Да? А было очень похоже.
   За время перелета к Вои постепенно возвратился прежний скверный характер. Алкад не была уверена, что это было — начало реакции тощей девчонки на смерть отца или ее завершение.
   — Лоди уже выяснил, можно ли нанять подходящий звездолет?
   — Еще ищет, — ответила Вои. — Пока что он нашел больше пяти десятков торговых кораблей, застрявших в системе из-за карантина. Большая часть стоит на приколе у низкоорбитальных станций и в портах астероидов. Сейчас он сравнивает полетные данные с вашими требованиями. Надеюсь, что он найдет подходящий в зоне влияния Тоналы. Слышали о закрытых границах? Они даже стыкующие серверы национальных сетей отключили.
   — Это не самая большая проблема по сравнению с набором команды.
   — В каком смысле?
   — Наш рейс — не та работа, которую обычно поручают наемникам. Не уверена, что деньги могут обеспечить чью-то верность в такой миссии.
   — Так почему вы раньше не сказали? Мать Мария, Алкад, как я могу вам помочь, если вы постоянно жалеете пролитое молоко? Можете вы немного больше нам доверять?
   — Буду иметь в виду, — мягко произнесла Алкад.
   — Еще что-нибудь нам следует знать?
   — Пока ничего не могу вспомнить, но если соображу, ты узнаешь первой.
   — Ладно. Теперь: я наняла машину, чтобы нас отвезли в офис «Опиа». Охранная контора предоставила вместе с ней телохранителей. Через час они будут здесь.
   — Хорошо придумано, — заметил Эриба.
   — Элементарно, — огрызнулась Вои. — Мы инопланетники, прибывшие посреди общеконфедеративного карантина. Это едва ли оптимальный сценарий наименьшей заметности. Я хочу свести риск к минимуму.
   — Тогда телохранители нам очень пригодятся, — ответила Алкад. — А тебе следовало бы выспаться перед визитом в «Опиа». Ты не спала с момента посадки. А нам нужно, чтобы на переговорах у тебя была свежая голова.
   Вои кивнула и ушла к себе в комнату.
   Алкад с Эрибой переглянулись и разом ухмыльнулись.
   — Она правда сказала «сценарий наименьшей заметности»? — спросил юноша.
   — Мне так послышалось.
   — Мать Мария, не надо было ей слезать с наркотиков.
   — А раньше она была какая?
   — Да такая же, — признался Эриба.
   Алкад повернулась к окну и снегу, засыпавшему острые пики небоскребов. Дверь звякнула снова.
   — Ты что-нибудь заказывал в номер? — спросила Алкад.
   — Нет. — Эриба озабоченно покосился на дверь. — Может, это телохранители, которых Вои наняла?
   — Тогда они слишком рано явились. И если они профессионалы, то сначала должны датавизировать.
   Алкад схватила свой рюкзак и вытащила один из лежавших там предметов. Когда она датавизировала сетевому процессору пентхауза команду, потребовав доступа к камерам слежения в коридоре, то ответа не получила. Огни в толще хрустальных стен начали подмигивать.
   — Стой! — бросила она Эрибе, выхватившему лазерный пистолет. — Против одержимых от него не будет толку.
   — Думаете…
   Он запнулся. В гостиную ворвалась сжимавшая мазерную винтовку Вои.
   Входная дверь распахнулась. На пороге стояли трое. Лица их скрывались в сумраке.
   — Не входите, — громко произнесла Алкад. — Мое оружие действует даже на вас.
   — Вы уверены, доктор?
   Нейросеть Алкад отключалась блок за блоком. Она датавизировала код детонации в небольшой шарик, который сжимала в кулаке, прежде чем отказала и эта функция.
   — Почти уверена. Хотите стать первым объектом моих опытов?
   — Вы не изменились — всегда были так уверены в своей правоте.
   Алкад нахмурилась. Голос был женский, и она никак не могла его узнать — нейросеть потеряла почти все вычислительные мощности и не могла запустить даже программу сравнения.
   — Мы знакомы?
   — Были когда-то. Разрешите нам войти, будьте любезны. Мы не желаем вам зла.
   С каких пор одержимые стали говорить «будьте любезны»?
   — Чтобы поговорить, — ответила Алкад, обдумав предложение, — достаточно одного из вас. И если вы не желаете нам зла, прекратите подавлять нашу электронику.
   — Последнее будет трудно исполнить, но мы попробуем.
   Нейросеть Алкад заработала снова, и физик быстро обрела полный контроль над своим оружием.
   — Я вызову полицию, — датавизировала Вои. — Они могут выслать штурмовой батальон. Одержимые не узнают, пока не станет поздно.
   — Нет. Если бы они желали нас одержать, то уже сделали бы это. Думаю, мы ее выслушаем.
   — Вам не следует подвергать себя неустановленной персональной опасности. Вы — наш единственный выход на Алхимика.
   — А, заткнись, — вслух бросила Алкад. — Ладно уж, заходите.
   Вошедшей в пентхауз девушке было чуть за двадцать. Кожа ее была заметно светлее, чем у Алкад, хотя волосы были такими же смоляно-черными. Лицо было слишком пухленьким, чтобы его можно было назвать приятным, тем более что выражение постоянного стыдливого возмущения словно впечаталось в его черты. Одета она была в длинное летнее платье в шотландскую клетку, с юбкой-килтом, модной на Гариссе в годы геноцида.
   Алкад поспешно прогнала программу сравнения через клетки памяти.
   — Гелаи? Гелаи, неужели это ты?
   — Моя душа — да, — ответила она. — Но не тело. Это, само собой, всего лишь иллюзия.
   На миг материальный мираж рассеялся, открыв девчонку-китаянку со свежими иззубренными шрамами на бедрах.
   — Мать Мария! — хрипло воскликнула Алкад. Она надеялась, что байки о пытках и жестокостях были всего лишь пропагандой конфедератов.
   Прежний облик Гелаи вернулся так быстро, что рассудок Алкад все еще машинально стремился поверить, что именно он и является истинным. Вид замученной до полусмерти девочки вызывал неприятие.
   — Что случилось? — спросила Алкад.
   — Вы ее знаете? — возмущенно воскликнула Вои.
   — О, да. Гелаи была моей студенткой.
   — Не из лучших, боюсь сказать.
   — Сколько мне помнится, ты справлялась неплохо.
   — Это, конечно, весьма облегчает стрессовую ситуацию, — заметила Вои, — но вы так и не сказали, зачем явились.
   — Меня убила бомбардировка, — ответила Гелаи. — Университетский городок находился всего в пятистах километрах от эпицентра. Землетрясение снесло его напрочь. Я была в общежитии, когда это случилось. Тепловой удар поджег половину городка. А потом до нас докатилось землетрясение. Одна Мать Мария знает, какой оно было силы. Мне, пожалуй, повезло. Я умерла через час. Относительно быстро… по сравнению с большинством.
   — Мне… очень жаль, — пробормотала Алкад. Редко ей доводилось чувствовать себя настолько беспомощной, как сейчас, перед лицом самой большой неудачи, какая только может случиться с человеком. — Я… подвела тебя. Я подвела вас всех.
   — Вы хотя бы пытались нас спасти, — ответила Гелаи. — А я тогда была против. Я ходила на все мирные демонстрации. Мы пикеты устраивали напротив континентального парламента, гимны пели. А журналисты называли нас трусами и предателями. В нас плевали на улицах, правда-правда. А я продолжала протестовать. Думала, если бы мы уговорили наше правительство начать с омутанцами переговоры, то военным нечего было бы делать. Мать Мария, как я была наивна!
   — Нет, Гелаи. Ты была не наивна. Ты была отважна. Если бы многие из нас придерживались такого мнения, быть может, правительство отыскало бы мирное решение.
   — Но они этого не сделали, верно?
   Алкад провела пальцем по щеке Гелаи, коснувшись на миг прошлого, оставленного, казалось, так далеко, — прошлого, породившего ее настоящее. Ощущение эрзац-кожи под пальцами вдруг убедило ее, что тридцать лет назад она была безоговорочно права.
   — Я хотела защитить вас. Я думала, что душу свою заложу, только бы вы были в безопасности. Мне было плевать на себя. Я думала, вы стоите любой жертвы — вы, молодые гении, полные глупейших надежд и великих идей. И я бы сделала это ради вас. Я убила бы солнце Омуты, совершила самое страшное убийство в истории. А теперь от нас остались только вот такие, как они. — Она махнула рукой в сторону Вои и Эрибы. — Пара тысяч ребятишек, живущих в глубине скал, которые плющат им мозги. Не знаю, кому из вас хуже пришлось. Ты хотя бы попробовала на вкус того величия, которого мог достичь наш народ. А это новое поколение — лишь жалкие остатки прежних гариссанцев.
   Гелаи надула губы и уставилась в пол.
   — Когда я пришла сюда, то не знала, что мне делать — предупредить вас или убить.
   — И что же?
   — Я не понимала, ради чего вы пошли на это, почему помогали военным. Вы были для нас недоступным гением, мы все побаивались вашего ума. Мы вас так уважали, что я не думала, будто у вас могут быть человеческие побуждения. Я вас считала замороженным биотехом ходячим. Теперь я вижу, как ошибалась, хотя, по-моему, нельзя все же было строить такой ужас, как Алхимик.
   Алкад остолбенела.
   — Откуда ты знаешь об Алхимике?
   — Из бездны видна Вселенная — или вы не знали? Очень слабо, но видна. Я смотрела, как конфедеративный флот пытается вывезти гариссанцев, прежде чем радиация убьет всех. Я видела и Дорадосы. Я даже вас пару раз углядела на Транквиллити. И есть еще воспоминания, которые мы вырываем друг у друга. Я встречала душу, которая вас знала, — а может, и не одну, не знаю. Я не считала — когда делаешь что-то по сто раз на дню, счета не ведешь. Вот откуда я знаю, что вы построили, — хотя что это такое, никто не знает. И не я одна, доктор, Капоне тоже известно об Алхимике и многим другим одержимым.
   — Ох, Мать Мария! — простонала Алкад.
   — Они крикнули в бездну, понимаете. Обещали всем душам тела, которые помогут найти вас.
   — Хотите сказать, что души мертвых шпионят за нами прямо сейчас? — спросила Вои.
   Гелаи улыбнулась.
   — Да.
   — Тля!
   Мзу покосилась на закрытую дверь пентхауза, за которой стояли двое спутников Гелаи.
   — И много на Нюване одержимых?
   — Несколько тысяч. Через неделю планета будет нашей.
   — Значит, у нас почти не осталось времени, — заключила Алкад.
   Вои и Эриба явно готовы были запаниковать.
   — Забудьте про Алхимика, — горячо выпалила Вои. — Надо убраться из этой системы!
   — Да. Но у нас есть еще пара дней в запасе. Их надо потратить на то, чтобы побег наш был безупречным. Ошибки мы себе позволить не можем. Наймем корабль, как и намеревались, через филиал «Опиа». Времени построить ракету-носитель у нас, скорее всего, не будет, но если дойдет до крайней точки, Алхимика всегда можно загрузить на обычную боевую осу.
   — Он поместится на боевой осе? — спросила внезапно заинтригованная Вои. — Какого же он размера?
   — Тебе лучше не знать.
   Девушка нахмурилась.
   — Гелаи, ты предупредишь нас, если одержимые окажутся поблизости?
   — Да, доктор, это нам под силу. Хотя бы на пару дней, пока вы не найдете корабль. Вы правда собираетесь пустить в ход Алхимика? После стольких лет?
   — Да. Я еще никогда не была в этом так уверена, как сейчас.
   — Не знаю, хочу я этого или нет. Никогда не смогу принять возмездие в таких масштабах как справедливое. Чего вы добьетесь, помимо того, что утешите горстку дряхлеющих беженцев? Но если вы не используете Алхимика против Омуты, кто-нибудь другой отнимет его у вас и уничтожит другую звезду. Так что если Алхимик должен быть применен, то я бы предпочла погубить Омуту. — Лицо ее исказилось глубоким отчаянием. — Что за притча — все мы в конце концов расстаемся со своими принципами!
   — Ты не рассталась, — ответила ей Алкад. — Убитая омутанцами, проведшая тридцать лет в бездне, ты все еще готова пощадить их. Общество, породившее тебя, было чудом, а его гибель — грехом более страшным, чем все, совершенные нашей расой прежде.
   — Кроме, быть может, одержания.
   Алкад обняла готовую сорваться девушку и крепко прижала к себе.
   — Все будет хорошо. Эта ужасная борьба завершится рано или поздно, и мы не погубим себя сами. Мать Мария не могла приговорить нас к вечным мукам в бездне, понимаешь?
   Гелаи отстранилась, вглядываясь в лицо Мзу.
   — Вы так думаете?
   — Странная точка зрения для атеистки, но — да. Я знаю структуру Вселенной лучше большинства людей, и я видела в ней порядок, Гелаи. На вопросы, которые мы задаем, всегда находятся ответы. Всегда. И в этот раз не будет иначе.
   — Я помогу вам, — сказала Гелаи. — Правда. Мы позаботимся о том, чтобы вы четверо невредимыми выбрались с планеты.
   Мзу поцеловала ее в лоб.
   — Спасибо. А кто те двое, что были с тобой, — они тоже гариссанцы?
   — Нгонг и Омайн? Да. Только не из моего времени.
   — Хотелось бы с ними познакомиться. Пускай заходят, и вместе решим, что делать дальше.
 
   — Какая, к чертям, роскошь? — взорвался Джошуа. — Слушай, ты, я все поставил на кон, включая собственные яйца, чтобы заработать на ремонт «Леди Мак». И я не лизал жопу банкам и инвесторам, как ты. Настоящие Калверты ни от кого не зависят. Вот как я.
   — Как мы добились своего — это исключительно результат обстоятельств, — огрызнулся Лайол. — Для меня единственной надеждой были гранты агентства по развитию Дорадосов, и, богом клянусь, я их брал! Я из ничего построил «Квантовую неожиданность». Вот я себя сам сделал и горжусь этим. Потому что я родился без твоих привилегий.
   — Привилегий? Все, что оставил мне отец, — разбитый звездолет и неоплаченный счет за стоянку в течение восемнадцати лет! Едва ли это большой плюс.
   — Херня. Жить на Транквиллити — само по себе привилегия, за которую половина Конфедерации будет глотки рвать. Рай для богачей, летящий посреди золотой жилы ксеноков. Ты не мог не разбогатеть. Тебе руку достаточно было протянуть, чтобы золото посыпалось.