Страница:
— Нет, конечно. И мы встретились, чтобы определить будущее, а не переигрывать прошлое.
— Так вы считаете, что мой предполагаемый страх остается проблемой?
— Он сдерживает тебя, а это плохо. Твой разум не должны сдерживать преграды, даже поставленные себе самой. Я бы предпочел, чтобы вы с «Эноном» смотрели в будущее с уверенностью.
— Как так? Я-то думала, что уже почти исцелилась. Вместе с психотерапевтами я пережила заново все пытки и несчастья, мы разобрали при помощи логики все черные призраки прошлого. А теперь вы утверждаете, что в моей психике таится глубоко укоренившийся порок. Если я не готова сейчас, то уже никогда не буду готова!
— К чему?
— Не знаю. Делать свое дело, наверное. Защитить эденизм от одержимых — все, что сейчас делают другие космоястребы. Я знаю, «Энон» хочет помогать им.
— Сейчас ты была бы не лучшим капитаном, если бы тебе пришлось принять в этой борьбе активную роль. Страх неизвестности всегда будет удерживать твою руку.
— Об одержимых я знаю все, уж поверьте.
— Да? Тогда что ты станешь делать, присоединившись к ним?
— Присоединиться? Никогда!
— Ты собираешься избежать смерти? Было бы интересно выслушать твои соображения на сей счет.
— Ох. — Щеки ее покраснели.
— Смерть — это величайшая неизвестность. И теперь, когда мы знаем о ней больше, мера нашего незнания лишь увеличилась.
— Как? Как она может увеличиться, когда мы узнаем больше?
— Латон называл смерть великим путешествием. Что он хотел сказать? Киинты утверждают, что столкнулись с этим знанием и примирились с ним. Как? Они не могут понимать реальность намного глубже, чем это делаем мы. Эденисты переносят свои воспоминания в нейронные слои по смерти тела. Переходит ли вместе с ними и душа? Разве тебя не тревожат эти вопросы? Меня пугает, что для нашего бытия такую важность приобрели вдруг столь абстрактные, философские вопросы.
— Ну да… если вот так, по полочкам разложить, — действительно страшно.
— Но ты все же не раздумывала над этим?
— Раздумывала, конечно. Просто не слишком усердно.
— Ты единственная из живых эденистов подошла вплотную к разгадке этих тайн. Если она касается кого-то из нас, то прежде всего тебя.
— Касается или препятствует?
— Ответь сама.
— Хоть бы вы прекратили это талдычить.
— Ты знаешь, что этому не бывать.
— Ну да. Ладно, я размышляла над этими вопросами, но что до ответов — я не имею и понятия. А значит, и сами вопросы неуместны.
— Хорошо. С этим я готов согласиться.
— Да?
— С одной поправкой. Неуместны они сейчас. В данный момент наше общество поступает так, как у него заведено в моменты кризиса, и полагается на грубую силу, чтобы защитить себя. Опять же не могу поспорить — но чтобы добиться реального прогресса в этой области, мы должны ответить на те вопросы, что я сформулировал, а существенных сдвигов в этой области я покуда не наблюдаю. А мы обязаны получить ответ. Человеческая раса не одолеет этой бездны, двигаясь по накатанной колее. Мы должны предоставить ей, осмелюсь сказать, откровение.
— И вы намерены получить его на сеансе психотерапии?
— Дорогая моя Сиринкс, конечно же, нет. Что за нелогичный вывод? Но я разочарован, что ты еще не уловила решения более насущной для нас проблемы.
— Какой еще проблемы? — раздраженно бросила она.
— Твоей,— Старик досадливо прищелкнул пальцами, будто беседовал с капризной девчонкой. — Прошу тебя, сосредоточься. Ты хочешь летать и одновременно опасаешься.
— Да.
— Все желают получить ответы на те вопросы, что я задал тебе, но не знают, где их искать.
— Да.
— Есть раса, которая знает ответ.
— Киинты? Знаю, но они заявили, что не помогут нам.
— Неверно. Я запросил доступ к записи внеочередного заседания Ассамблеи. Посол Роулор заявил, что киинты не помогут нам в предстоящей борьбе, причем в контексте это высказывание прозвучало двусмысленно. Что имел посол в виду — физическую борьбу или поиск ответа?
— Всем нам понятно, что в бою киинты нам не помощники. Следовательно, посол имел в виду посмертие.
— Разумное предположение. Будем надеяться, что будущее человечества не окажется поставлено в зависимость от единственной неправильно понятой фразы.
— Тогда почему вы не попросили посла киинтов на Юпитере разъяснить?
— Сомневаюсь, что даже посол имел право разглашать те сведения, которые мы сейчас ищем, невзирая на обстоятельства.
Сиринкс застонала, поняв, чего от нее ожидают.
— Вы хотите, чтобы я отправилась на родную планету киинтов и там спросила.
— Как мило, что ты вызвалась добровольно. Ты отправишься в полет, практически лишенный риска, и тем не менее столкнешься с неизвестностью. К сожалению, исключительно на интеллектуальном уровне, но это станет хорошим началом.
— И неплохим лекарством.
— Весьма удачное сочетание, верно? Не будь я буддистом, я мог бы вспомнить поговорку о двух птицах, убитых одним камнем.
— Это при условии, что юпитерианское Согласие одобрит полет.
В запавших глазах старика вспыхнула веселая искорка.
— Основателю эденизма полагаются некоторые привилегии. Даже Согласие едва ли отвергнет мою скромную просьбу.
Сиринкс закрыла глаза и увидела перед собой слегка озадаченное лицо старшего психотерапевта. Только потом она осознала, что улыбается до ушей.
— Все в порядке?— вежливо поинтересовался он.
— В полном.
Осторожно вздохнув, она спустила ноги с кровати. Больничная палата была удобной и уютной, как бывало только в ее культуре. Но как же здорово будет вырваться отсюда!
— «Энон»?
— Да?
— Надеюсь, ты хорошо отдохнул, любимый. Нас ждет долгий полет.
— Наконец-то!
Неделя для Икелы выдалась нелегкой. Дорадосы уже начали страдать от запрета на гражданские и коммерческие межзвездные перелеты. Экспорт заглох, а собственная экономика астероидов была не настолько развита, чтобы поглотить продукцию сотен промышленных станций, обогащавших обильные запасы руд. Очень скоро ему придется увольнять персонал всех семнадцати плавилен компании «Т'Опингту».
То был первый кризис, с которым Дорадосы столкнулись за тридцать лет своей истории. Это были нелегкие годы, но те, кто верил в свое будущее и готов был трудиться ради него, не щадя себя, получали заслуженную награду. Такие, как Икела. Он прилетел сюда после гибели несчастной Гариссы, как и многие другие обездоленные. У него хватило начального капитала, чтобы завести свое дело, и фирма росла по мере того, как расцветала экономика системы. За три десятилетия из озлобленного беженца он превратился в крупного промышленника, занимавшего ответственный пост в правящем совете Дорадосов.
И вот теперь этот кризис. Сам по себе он еще не означал разорения, но социальное напряжение копилось с угрожающей быстротой. Дорадосы привыкли к постоянному росту и обогащению. Ни на одном из семи заселенных астероидов не было существенной безработицы. И люди, оказавшиеся в одночасье без работы и постоянного дохода, едва ли с доверием отнесутся к совету, который в такой ситуации умоет руки.
Вчера Икела обсуждал с коллегами идею обязать компании выплачивать незанятым работникам пенсию, чтобы поддержать их во время кризиса. Решение казалось легким, покуда старший магистрат не начал толковать, насколько трудно будет законодательно его обеспечить. Совет, как всегда, заколебался. И ничего не было решено.
Сегодня Икеле предстояло самому решить что-то. Он понимал, что ему следовало бы показать пример другим, выплачивать своим работникам какую-то сниженную плату. Но он к таким решениям не привык.
В собственную приемную на директорском этаже он вошел без особого энтузиазма. Ломи, его секретарша, стояла у стола, и на лице ее отражалось необычайное беспокойство. Икела с некоторым удивлением заметил на ее лодыжке красный платочек. А он-то думал, что такая здравомыслящая девочка, как Ломи, не станет обращать внимания на эту полуночную чушь, заворожившую молодое поколение Дорадосов.
— Я не могла ее задержать! — датавизировала Ломи. — Простите, сэр, но она была так упорна, она сказала, что вы старые знакомые…
Икела глянул в противоположный угол приемной. Поставив чашку с кофе на столик, ему навстречу поднялась с дивана невысокая женщина, не выпускавшая из рук лямок болтавшегося на плече рюкзачка. Немногие жители Дорадосов могли похвастаться настолько темными лицами. Судя по множеству морщинок, ей уже за шестьдесят, решил Икела. Что-то в ее чертах показалось ему знакомым, что-то будоражило подсознание. Он запустил программу поиска в базе личных данных своей нейросети.
— Добрый день, капитан, — проговорила она. — Давненько не виделись.
Распознала ее программа или давно забытый титул вырвал из памяти ее имя, Икела не понял.
— Мзу! — выдавил он. — Доктор Мзу. О, Мать Мария, что вы здесь делаете?
— Вы прекрасно знаете, что я здесь делаю, капитан.
— Капитан? — переспросила Ломи, переводя взгляд с гостьи на своего начальника и обратно. — Я не знала…
Икела отмахнулся от нее, не сводя глаз со Мзу, словно ожидая, что та вцепится ему в горло.
— Меня ни для кого нет, — приказал он. — Никаких встреч, файлов, звонков. Нас никто не должен беспокоить. — Он датавизировал код двери своего кабинета. — Пройдемте, доктор, прошу.
Окно в кабинете было всего одно — длинная стеклянная лента, выходившая в биосферную каверну Айякучо. Алкад Мзу одобрительно оглядела фермы и парки.
— Неплохо, учитывая, что у вас было всего тридцать лет, чтобы построить все это. Гариссанцы неплохо устроились здесь. Я рада это видеть.
— На самом деле этой пещере всего пятнадцать лет. Айякучо был вторым из заселенных астероидов после Мапире. Но вы правы, вид прекрасный.
Алкад кивнула, озирая просторный кабинет. И размеры его, и обстановка призваны были скорее подчеркивать положение владельца, чем вызывать эстетическое удовольствие.
— Да и вы, капитан, процветаете, как я погляжу. Впрочем, таково и было ваше задание, не так ли?
Икела рухнул в кресло за огромным столом из земного дуба. Сейчас он вовсе не походил на деловитого магната, сделавшего свою компанию «Т'Опингту» лидером межзвездного рынка по производству редкометаллических сплавов. Скорее на разоблаченного мошенника.
— Я располагаю некоторыми ресурсами из тех, о которых шла речь первоначально, — проговорил он. — Само собой, они в полном вашем распоряжении.
Алкад Мзу присела у стола напротив него.
— Это уже отсебятина, капитан. Мне не нужны ваши «ресурсы». Мне нужен способный вести боевые действия звездолет, который вы мне обещали. Который должен был быть готов к отлету в тот день, когда с Омуты сняли санкции. Забыли?
— Проклятие, Мзу, прошло тридцать лет! Тридцать! Я не знал, где тебя черти носят, жива ли ты еще! Мать Мария, все же меняется! Прости, я знал, что ты должна была прилететь в это время, но я не ожидал тебя здесь увидеть. Не подумал…
Мысли Алкад захлестнул ледяной гнев, выплеснувшийся из движущего центра ее бытия.
— У тебя есть корабль, на котором можно установить Алхимика?
Он бессильно покачал головой и уткнулся лицом в ладони.
— Нет.
— Они убили девяносто пять миллионов, Икела. Они разрушили нашу планету. По их милости мы дышим радиоактивной пылью, пока не хлынет из легких кровь. Геноцид — это слишком хорошее слово для того, что они с нами сделали. Ты, я, все остальные выжившие — это была ошибка с их стороны, недогляд. Нам нет места в этой Вселенной. У нас осталась одна цель, один долг. Отмщение, воздаяние и правосудие — три путеводные звезды. Мать Мария одарила нас своим благословением, дав нам второй шанс. Мы даже не пытаемся убить омутанцев. Я бы никогда не применила Алхимик ради этого — я не стану такой, как они, потому что этим я отдала бы им победу. Я всего лишь заставлю их страдать, чтобы они изведали хоть каплю, хоть мельчайшую каплю той муки, что мы испытывали каждый божий день тридцать лет.
— Хватит! — взревел Икела. — Я построил свою жизнь здесь. Как и мы все. Эта твоя миссия, твоя вендетта — чего ты добьешься после стольких лет? Ничего! Тогда мы станем прокаженными. Пусть омутанцы несут бремя вины. Каждый человек, с которым они заговорят, каждый мир, который они посетят, будет свидетелем их преступления.
— Как мы вызываем жалость, где бы мы ни были.
— О, Мать Мария! Хватит!
— Ты поможешь мне, Икела. Я не оставлю тебе выбора. Сейчас ты позволил себе все забыть. Довольно. Я заставлю тебя вспомнить. Ты стал стар, ты стал толст и привык к уюту. Я не могла позволить себе такой роскоши. Мне не дали. Что за ирония судьбы! Вечно напоминая мне об этом, они питали мой гневный дух — они, их агенты, их взгляды исподтишка. Они поддерживали жизнь в собственном возмездии.
— О чем ты? — Он недоуменно наморщил лоб. — За тобой следили омутанцы?
— Нет, они все заключены там, где им и место. Кто я и что создала, выяснили разведки других миров. Не спрашивай как. Должно быть, проговорился кто-то. Какой-то слабак, Икела.
— Так они знают, где ты?
— Они не знают точно, где я. Им известно, что я бежала с Транквиллити. Но сейчас меня ищут. И не обманывай себя — рано или поздно они меня найдут. В этом они мастера, большие мастера. Единственный вопрос в том, кто найдет меня первым.
— Мать Мария!
— Именно. Конечно, если бы ты приготовил для меня корабль, как от тебя ожидали, не было бы и проблемы. Безмозглый, себялюбивый, ничтожный ублюдок, ты понимаешь, что натворил? Ты поставил под удар все, ради чего мы боролись!
— Ты не понимаешь.
— Да, не понимаю. Я не снизойду до того, чтобы попытаться понять. Я не собираюсь даже слышать больше твое жалкое нытье. Теперь отвечай — где остальные? Партизаны еще существуют?
— Да. Мы все еще вместе. И все еще помогаем нашему делу… когда можем.
— Первоначальный состав сохранен?
— Да, мы все живы. Но остальных четверых нет на Айякучо.
— Что с прочими партизанами? Есть у вас местное руководство?
— Да.
— Тогда собери их на совещание. Сегодня. Они должны узнать, что происходит. И мне потребуются рекруты-националисты в команду.
— Да, — пробормотал он. — Да, хорошо…
— А сам покуда начинай искать подходящее судно. Хотя бы одно в доках должно найтись. Жаль, что я отпустила «Самаку», оно могло еще пригодиться.
— Но по всей Конфедерации объявлен карантин…
— Там, куда мы направляемся? Нет. А ты — член совета Дорадосов, ты сможешь пробить нам разрешение на отлет.
— Я не могу!
— Икела, слушай меня очень внимательно. Я с тобой не в игрушки играю. Ты поставил под угрозу мою жизнь и задание, которое поклялся выполнять, когда давал присягу при поступлении во флот. Сколько я понимаю, это равнозначно измене. И если чьи-нибудь агенты схватят меня прежде, чем я доберусь до Алхимика, я сделаю все, чтобы они узнали, откуда ты тридцать лет назад взял деньги, чтобы основать «Т'Опингту». Ты, я думаю, точно помнишь, что говорит закон Конфедерации об антиматерии?
Икела понурился.
— Да.
— Хорошо. Теперь датавизируй партизанам.
— Ладно…
Алкад взирала на него со смесью тревоги и презрения. Ей прежде не приходило в голову, что подвести могут другие. Все они были бойцами гариссанского флота. Тридцать лет назад она втайне подозревала, что, скорее всего, окажется слабым звеном сама.
— С момента стыковки я все время куда-то бегу, — бросила она. — Остаток дня я проведу в твоей квартире. Мне надо вымыться, и это единственное место, куда ты точно никого не наведешь. Слишком много возникнет вопросов.
К Икеле отчасти возвратилась прежняя самоуверенность.
— Я не желаю тебя там видеть. Со мной живет дочь.
— И?
— Я не хочу впутывать ее в это.
— Чем быстрее ты подготовишь корабль, тем скорее я улечу.
Она забросила на спину рюкзак и вышла в приемную.
Ломи с любопытством глянула на нее из-за секретарского стола. Алкад, не обращая внимания, датавизировала процессору шахты приказ поднять лифт к директорскому этажу. Когда двери отворились, в лифте стояла девушка — чуть старше двадцати, на две головы выше Мзу. Выбритый череп украшал пучок кудряшек на самой макушке. Впечатление создавалось такое, точно кто-то попытался с помощью генженерии вывести эльфа — настолько узким был ее торс и непропорционально длинными конечности. Лицо ее можно было бы назвать красивым, не будь оно столь суровым.
— Я — Вои, — представилась она, когда двери затворились.
Алкад невыразительно кивнула, желая, чтобы лифт двигался побыстрее.
Вместо этого кабина застыла совсем, судя по индикатору — между третьим и четвертым этажами.
— А вы — доктор Алкад Мзу.
— А в этой сумке — нейтронный подавитель, и его контрольный процессор активирован.
— Хорошо. Рада слышать, что вы не ходите безоружной.
— Кто вы?
— Я дочь Икелы. Если хотите, можете проверить мой общедоступный файл.
Алкад так и сделала, выйдя через процессор лифта на сервер гражданской администрации Айякучо. Если Вои была «подсадкой» какой-то из разведок, то там очень внимательно относились к деталям. Кроме того, будь она агентом, то едва ли стала бы тратить время на беседы.
— Запустите лифт, будьте добры.
— Поговорим?
— Запустите лифт.
Вои датавизировала команду процессору, и кабина тронулась вновь.
— Мы хотим помочь вам.
— Кто это «мы»? — спросила Алкад.
— Мои друзья. Нас уже немало. Партизаны, к числу которых вы принадлежите, уже много лет ничего не делали. Они состарились, размякли, они боятся поднимать волну.
— Вас я не знаю.
— Отец помог вам?
— Мы… достигли понимания.
— От них вы не дождетесь помощи. Когда дойдет до дела — нет. От нас — да.
— Откуда вы узнали, кто я?
— От отца. Он не должен был говорить мне, но рассказал. Он слабак.
— И что вам известно?
— Что партизаны должны были готовиться к вашему прибытию. И вы должны были привезти с собой что-то, чтобы отомстить Омуте. Логически рассуждая — некое супероружие. Может быть, даже разрушитель планет. Он всегда боялся вас, и не он один. Подготовились они? Держу пари, что нет.
— Как я уже сказала — вас я не знаю.
Вои склонилась к ней с выражением яростной решимости на лице.
— У нас есть деньги. Есть организация. Есть люди, которые не побоятся действовать. Мы не подведем вас. Никогда. Скажите, что вам нужно, и мы это сделаем.
— Откуда вы узнали, что я пришла к вашему отцу?
— От Ломи, конечно. Она не из наших, не из ядра организации, но сочувствует нам. Всегда полезно знать, что задумывает мой отец. Как я уже сказала — у нас есть организация.
— Как и в яслях.
На миг Алкад Мзу показалось, что девушка ее ударит.
— Ладно, — проговорила Вои с тем спокойствием, какое может дать человеку только нейронный оверрайд. — Это разумно — не доверять незнакомцам последнюю надежду нашей цивилизации. Могу это принять. Рационально.
— Спасибо.
— Но мы можем помочь. Дайте нам шанс. Пожалуйста.
Последнее слово явно было не из тех, что слетают с этих губ часто.
Двери раскрылись. Широкие световые колонны освещали вестибюль, отделанный полированным черным камнем и извилистыми накладками белого металла. Тридцатилетней давности программа рукопашного боя прогоняла через себя данные с имплантированных сетчаток Мзу, определяя, не ведет ли себя кто-то подозрительно.
Алкад покосилась на высокую, аноректически сложенную девушку, размышляя, как быть дальше.
— Ваш отец пригласил меня к себе домой. Там мы сможем все обсудить.
Вои ухмыльнулась по-акульи.
— Для меня это большая честь, доктор.
Внимание Джошуа привлекла сидевшая за барной стойкой женщина в алой блузке. Слишком ярким был этот алый цвет, он словно светился. И покрой блузки был какой-то странный, хотя в чем заключается эта странность, Джошуа не мог бы определить точно, не было в ней… гладкости, что ли. Потом он сообразил, что блузка застегивается на пуговицы, а не на застежку.
— Не оборачивайтесь, — пробормотал он Болью и Дахиби. — По-моему, она одержимая. — Он датавизировал изображение, снятое с сетчатки.
Оба, конечно, обернулись, чтобы посмотреть самим. Болью вообще устроила из этого спектакль — она развернула свое массивное тело вместе со слишком тесным стулом, поблескивая в неярком свете полированными боками.
— Господи! А посерьезнее нельзя?
Женщина одарила всех троих скромно-вопросительным взором.
— Точно? — переспросил Дахиби.
— По-моему, да. Что-то с ней определенно не так.
Дахиби промолчал; он уже видел интуицию Джошуа в действии.
— Можем проверить, — предложила Болью. — Подойти к ней и проверить, не начнут ли глючить процессоры.
— Нет.
Джошуа продолжал оглядывать собравшуюся в баре толпу. Помещение было вырезано в монолитной скале астероида Килифи и выходило в его жилую зону, а посещали бар в основном космонавты и работники промышленных станций. Здесь Джошуа мог быть по возможности незаметен (до сих пор «Лагранжа» Калверта узнали всего пять человек). И Килифи служил хорошим прикрытием — здесь производились именно те детали, какие Джошуа якобы закупал для оборонительных систем Транквиллити. Сара и Эшли вели липовые переговоры с оптовиками, и еще никто не задал вопроса, почему они забрались в систему Нарока, а не поискали поставщика поближе.
Капитан заметил еще пару подозрительных типов, надиравшихся в одиночестве, потом еще троих, сгрудившихся за маленьким столиком и мрачно ухмылявшихся в унисон. «У меня начинается паранойя».
— Сосредоточимся на нашем задании, — проговорил он. — Если администрация Килифи не может установить у себя карантин, это ее проблемы. Мы не можем рисковать. Кроме того, если одержимые слоняются по станции, скорее всего, они уже проникли на нее массово.
Дахиби съежился и поиграл бокалом, стараясь не выдавать тревоги.
— На здешнем причале я видел флотские суда, и большая часть торговцев тоже вооружена. Если астероид падет, все это достанется одержимым.
— Знаю. — Джошуа встретился взглядом с узловиком, отказываясь проявить снисхождение. — Нельзя гнать волну.
— Ага, это я уже слышал: внимания не привлекать, с туземцами не болтать, громко не пердеть… какого черта мы тут делаем, Джошуа? Зачем тебе понадобилось выслеживать Мейера?
— Надо с ним потолковать.
— Нам ты не доверяешь?
— Доверяю. И не бери меня на «слабо». Ты же знаешь, я все вам объясню, как только смогу. А пока лучше вам не знать. Ты-то мне веришь?
Дахиби скривил губы в усталой усмешке.
— На «слабо» берешь?
— Ага.
Официантка принесла им еще по бокалу. Пока она проталкивалась через толпу, Джошуа любовался ее ножками. Для него слишком, пожалуй, молода — шестнадцати нет… Потом он заметил у нее на лодыжке красный платочек. «Господи, не знаю, что хуже — ужасы одержания или убогие мечты полуночников».
В первый раз посмотрев запись с Валиска, он испытал настоящий шок. Мэри Скиббоу, одержанная, заманивающая на погибель наивных юнцов. Такая была славная девочка — красавица, умница, характер крепче карботаниевого композита. Если смогли сломать и ее, то сломают кого угодно. Эхо Лалонда еще раскатывалось по Вселенной.
— Капитан… — предупредила Болью.
Джошуа и сам заметил, что к ним приближается Буна. Тот с улыбкой присел за их столик. Казалось, что он вовсе не боится… впрочем, как узнал Джошуа, порасспросив коллег-капитанов, для Буны Мабаки такие операции были не впервой.
— Добрый день, капитан, — вежливо поприветствовал его Буна. — Смогли уже загрузиться?
— Частично, — ответил Джошуа. — Надеюсь, вы смогли добыть и остальное?
— Безусловно. Большую часть информации добыть было очень просто. Но если я и работаю в частном порядке, то со всем прилежанием. И, к сожалению, я обнаружил, что то, о чем вы просили, выходит за рамки нашего первоначального соглашения.
Дахиби презрительно покосился на него — узловик презирал угодливых служащих.
— И дорого выходит? — поинтересовался Джошуа спокойно.
— Двадцать тысяч фьюзеодолларов. — Похоже было, что Буна действительно смущен. — Я очень сожалею, но времена сейчас тяжелые. Работы мало, а семья у меня большая.
— Само собой. — Джошуа протянул ему свой кредитный диск.
Мабаки так удивился неожиданной уступчивости молодого капитана, что не сразу достал собственный диск. Джошуа перевел ему деньги.
— Вы были правы, — продолжил Буна. — «Юдат» был в нашей системе. Он стыковался с астероидом Ньиру. Очевидно, капитан на момент прибытия был ранен, потому что следующие четыре дня он провел в клинике, залечивая повреждения нервной системы. Когда лечение завершилось, они отбыли, судя по плану полета — в Солнечную систему.
— К Солнцу? — переспросил Джошуа. — Вы уверены?
— Абсолютно. Однако — вот тут всплывают двадцать тысяч — их пассажирка, доктор Алкад Мзу, с ними не полетела. Она наняла независимого торговца «Самаку» и отбыла часом позже.
— В направлении…
— Указано, что на Айякучо, это один из астероидов Дорадо. Я даже проверил записи сенсоров диспетчерской. Прыжок был определенно направлен в систему Туньи.
Джошуа проглотил ругательство. Иона оказалась права: доктор Мзу стремилась к последним своим соплеменникам. Значит, она двинется за Алхимиком. Джошуа покосился на девушку в красной блузке. Та, элегантно запрокинув голову, допивала коктейль. Гос-споди, словно нам без того горя мало!..
— Так вы считаете, что мой предполагаемый страх остается проблемой?
— Он сдерживает тебя, а это плохо. Твой разум не должны сдерживать преграды, даже поставленные себе самой. Я бы предпочел, чтобы вы с «Эноном» смотрели в будущее с уверенностью.
— Как так? Я-то думала, что уже почти исцелилась. Вместе с психотерапевтами я пережила заново все пытки и несчастья, мы разобрали при помощи логики все черные призраки прошлого. А теперь вы утверждаете, что в моей психике таится глубоко укоренившийся порок. Если я не готова сейчас, то уже никогда не буду готова!
— К чему?
— Не знаю. Делать свое дело, наверное. Защитить эденизм от одержимых — все, что сейчас делают другие космоястребы. Я знаю, «Энон» хочет помогать им.
— Сейчас ты была бы не лучшим капитаном, если бы тебе пришлось принять в этой борьбе активную роль. Страх неизвестности всегда будет удерживать твою руку.
— Об одержимых я знаю все, уж поверьте.
— Да? Тогда что ты станешь делать, присоединившись к ним?
— Присоединиться? Никогда!
— Ты собираешься избежать смерти? Было бы интересно выслушать твои соображения на сей счет.
— Ох. — Щеки ее покраснели.
— Смерть — это величайшая неизвестность. И теперь, когда мы знаем о ней больше, мера нашего незнания лишь увеличилась.
— Как? Как она может увеличиться, когда мы узнаем больше?
— Латон называл смерть великим путешествием. Что он хотел сказать? Киинты утверждают, что столкнулись с этим знанием и примирились с ним. Как? Они не могут понимать реальность намного глубже, чем это делаем мы. Эденисты переносят свои воспоминания в нейронные слои по смерти тела. Переходит ли вместе с ними и душа? Разве тебя не тревожат эти вопросы? Меня пугает, что для нашего бытия такую важность приобрели вдруг столь абстрактные, философские вопросы.
— Ну да… если вот так, по полочкам разложить, — действительно страшно.
— Но ты все же не раздумывала над этим?
— Раздумывала, конечно. Просто не слишком усердно.
— Ты единственная из живых эденистов подошла вплотную к разгадке этих тайн. Если она касается кого-то из нас, то прежде всего тебя.
— Касается или препятствует?
— Ответь сама.
— Хоть бы вы прекратили это талдычить.
— Ты знаешь, что этому не бывать.
— Ну да. Ладно, я размышляла над этими вопросами, но что до ответов — я не имею и понятия. А значит, и сами вопросы неуместны.
— Хорошо. С этим я готов согласиться.
— Да?
— С одной поправкой. Неуместны они сейчас. В данный момент наше общество поступает так, как у него заведено в моменты кризиса, и полагается на грубую силу, чтобы защитить себя. Опять же не могу поспорить — но чтобы добиться реального прогресса в этой области, мы должны ответить на те вопросы, что я сформулировал, а существенных сдвигов в этой области я покуда не наблюдаю. А мы обязаны получить ответ. Человеческая раса не одолеет этой бездны, двигаясь по накатанной колее. Мы должны предоставить ей, осмелюсь сказать, откровение.
— И вы намерены получить его на сеансе психотерапии?
— Дорогая моя Сиринкс, конечно же, нет. Что за нелогичный вывод? Но я разочарован, что ты еще не уловила решения более насущной для нас проблемы.
— Какой еще проблемы? — раздраженно бросила она.
— Твоей,— Старик досадливо прищелкнул пальцами, будто беседовал с капризной девчонкой. — Прошу тебя, сосредоточься. Ты хочешь летать и одновременно опасаешься.
— Да.
— Все желают получить ответы на те вопросы, что я задал тебе, но не знают, где их искать.
— Да.
— Есть раса, которая знает ответ.
— Киинты? Знаю, но они заявили, что не помогут нам.
— Неверно. Я запросил доступ к записи внеочередного заседания Ассамблеи. Посол Роулор заявил, что киинты не помогут нам в предстоящей борьбе, причем в контексте это высказывание прозвучало двусмысленно. Что имел посол в виду — физическую борьбу или поиск ответа?
— Всем нам понятно, что в бою киинты нам не помощники. Следовательно, посол имел в виду посмертие.
— Разумное предположение. Будем надеяться, что будущее человечества не окажется поставлено в зависимость от единственной неправильно понятой фразы.
— Тогда почему вы не попросили посла киинтов на Юпитере разъяснить?
— Сомневаюсь, что даже посол имел право разглашать те сведения, которые мы сейчас ищем, невзирая на обстоятельства.
Сиринкс застонала, поняв, чего от нее ожидают.
— Вы хотите, чтобы я отправилась на родную планету киинтов и там спросила.
— Как мило, что ты вызвалась добровольно. Ты отправишься в полет, практически лишенный риска, и тем не менее столкнешься с неизвестностью. К сожалению, исключительно на интеллектуальном уровне, но это станет хорошим началом.
— И неплохим лекарством.
— Весьма удачное сочетание, верно? Не будь я буддистом, я мог бы вспомнить поговорку о двух птицах, убитых одним камнем.
— Это при условии, что юпитерианское Согласие одобрит полет.
В запавших глазах старика вспыхнула веселая искорка.
— Основателю эденизма полагаются некоторые привилегии. Даже Согласие едва ли отвергнет мою скромную просьбу.
Сиринкс закрыла глаза и увидела перед собой слегка озадаченное лицо старшего психотерапевта. Только потом она осознала, что улыбается до ушей.
— Все в порядке?— вежливо поинтересовался он.
— В полном.
Осторожно вздохнув, она спустила ноги с кровати. Больничная палата была удобной и уютной, как бывало только в ее культуре. Но как же здорово будет вырваться отсюда!
— «Энон»?
— Да?
— Надеюсь, ты хорошо отдохнул, любимый. Нас ждет долгий полет.
— Наконец-то!
Неделя для Икелы выдалась нелегкой. Дорадосы уже начали страдать от запрета на гражданские и коммерческие межзвездные перелеты. Экспорт заглох, а собственная экономика астероидов была не настолько развита, чтобы поглотить продукцию сотен промышленных станций, обогащавших обильные запасы руд. Очень скоро ему придется увольнять персонал всех семнадцати плавилен компании «Т'Опингту».
То был первый кризис, с которым Дорадосы столкнулись за тридцать лет своей истории. Это были нелегкие годы, но те, кто верил в свое будущее и готов был трудиться ради него, не щадя себя, получали заслуженную награду. Такие, как Икела. Он прилетел сюда после гибели несчастной Гариссы, как и многие другие обездоленные. У него хватило начального капитала, чтобы завести свое дело, и фирма росла по мере того, как расцветала экономика системы. За три десятилетия из озлобленного беженца он превратился в крупного промышленника, занимавшего ответственный пост в правящем совете Дорадосов.
И вот теперь этот кризис. Сам по себе он еще не означал разорения, но социальное напряжение копилось с угрожающей быстротой. Дорадосы привыкли к постоянному росту и обогащению. Ни на одном из семи заселенных астероидов не было существенной безработицы. И люди, оказавшиеся в одночасье без работы и постоянного дохода, едва ли с доверием отнесутся к совету, который в такой ситуации умоет руки.
Вчера Икела обсуждал с коллегами идею обязать компании выплачивать незанятым работникам пенсию, чтобы поддержать их во время кризиса. Решение казалось легким, покуда старший магистрат не начал толковать, насколько трудно будет законодательно его обеспечить. Совет, как всегда, заколебался. И ничего не было решено.
Сегодня Икеле предстояло самому решить что-то. Он понимал, что ему следовало бы показать пример другим, выплачивать своим работникам какую-то сниженную плату. Но он к таким решениям не привык.
В собственную приемную на директорском этаже он вошел без особого энтузиазма. Ломи, его секретарша, стояла у стола, и на лице ее отражалось необычайное беспокойство. Икела с некоторым удивлением заметил на ее лодыжке красный платочек. А он-то думал, что такая здравомыслящая девочка, как Ломи, не станет обращать внимания на эту полуночную чушь, заворожившую молодое поколение Дорадосов.
— Я не могла ее задержать! — датавизировала Ломи. — Простите, сэр, но она была так упорна, она сказала, что вы старые знакомые…
Икела глянул в противоположный угол приемной. Поставив чашку с кофе на столик, ему навстречу поднялась с дивана невысокая женщина, не выпускавшая из рук лямок болтавшегося на плече рюкзачка. Немногие жители Дорадосов могли похвастаться настолько темными лицами. Судя по множеству морщинок, ей уже за шестьдесят, решил Икела. Что-то в ее чертах показалось ему знакомым, что-то будоражило подсознание. Он запустил программу поиска в базе личных данных своей нейросети.
— Добрый день, капитан, — проговорила она. — Давненько не виделись.
Распознала ее программа или давно забытый титул вырвал из памяти ее имя, Икела не понял.
— Мзу! — выдавил он. — Доктор Мзу. О, Мать Мария, что вы здесь делаете?
— Вы прекрасно знаете, что я здесь делаю, капитан.
— Капитан? — переспросила Ломи, переводя взгляд с гостьи на своего начальника и обратно. — Я не знала…
Икела отмахнулся от нее, не сводя глаз со Мзу, словно ожидая, что та вцепится ему в горло.
— Меня ни для кого нет, — приказал он. — Никаких встреч, файлов, звонков. Нас никто не должен беспокоить. — Он датавизировал код двери своего кабинета. — Пройдемте, доктор, прошу.
Окно в кабинете было всего одно — длинная стеклянная лента, выходившая в биосферную каверну Айякучо. Алкад Мзу одобрительно оглядела фермы и парки.
— Неплохо, учитывая, что у вас было всего тридцать лет, чтобы построить все это. Гариссанцы неплохо устроились здесь. Я рада это видеть.
— На самом деле этой пещере всего пятнадцать лет. Айякучо был вторым из заселенных астероидов после Мапире. Но вы правы, вид прекрасный.
Алкад кивнула, озирая просторный кабинет. И размеры его, и обстановка призваны были скорее подчеркивать положение владельца, чем вызывать эстетическое удовольствие.
— Да и вы, капитан, процветаете, как я погляжу. Впрочем, таково и было ваше задание, не так ли?
Икела рухнул в кресло за огромным столом из земного дуба. Сейчас он вовсе не походил на деловитого магната, сделавшего свою компанию «Т'Опингту» лидером межзвездного рынка по производству редкометаллических сплавов. Скорее на разоблаченного мошенника.
— Я располагаю некоторыми ресурсами из тех, о которых шла речь первоначально, — проговорил он. — Само собой, они в полном вашем распоряжении.
Алкад Мзу присела у стола напротив него.
— Это уже отсебятина, капитан. Мне не нужны ваши «ресурсы». Мне нужен способный вести боевые действия звездолет, который вы мне обещали. Который должен был быть готов к отлету в тот день, когда с Омуты сняли санкции. Забыли?
— Проклятие, Мзу, прошло тридцать лет! Тридцать! Я не знал, где тебя черти носят, жива ли ты еще! Мать Мария, все же меняется! Прости, я знал, что ты должна была прилететь в это время, но я не ожидал тебя здесь увидеть. Не подумал…
Мысли Алкад захлестнул ледяной гнев, выплеснувшийся из движущего центра ее бытия.
— У тебя есть корабль, на котором можно установить Алхимика?
Он бессильно покачал головой и уткнулся лицом в ладони.
— Нет.
— Они убили девяносто пять миллионов, Икела. Они разрушили нашу планету. По их милости мы дышим радиоактивной пылью, пока не хлынет из легких кровь. Геноцид — это слишком хорошее слово для того, что они с нами сделали. Ты, я, все остальные выжившие — это была ошибка с их стороны, недогляд. Нам нет места в этой Вселенной. У нас осталась одна цель, один долг. Отмщение, воздаяние и правосудие — три путеводные звезды. Мать Мария одарила нас своим благословением, дав нам второй шанс. Мы даже не пытаемся убить омутанцев. Я бы никогда не применила Алхимик ради этого — я не стану такой, как они, потому что этим я отдала бы им победу. Я всего лишь заставлю их страдать, чтобы они изведали хоть каплю, хоть мельчайшую каплю той муки, что мы испытывали каждый божий день тридцать лет.
— Хватит! — взревел Икела. — Я построил свою жизнь здесь. Как и мы все. Эта твоя миссия, твоя вендетта — чего ты добьешься после стольких лет? Ничего! Тогда мы станем прокаженными. Пусть омутанцы несут бремя вины. Каждый человек, с которым они заговорят, каждый мир, который они посетят, будет свидетелем их преступления.
— Как мы вызываем жалость, где бы мы ни были.
— О, Мать Мария! Хватит!
— Ты поможешь мне, Икела. Я не оставлю тебе выбора. Сейчас ты позволил себе все забыть. Довольно. Я заставлю тебя вспомнить. Ты стал стар, ты стал толст и привык к уюту. Я не могла позволить себе такой роскоши. Мне не дали. Что за ирония судьбы! Вечно напоминая мне об этом, они питали мой гневный дух — они, их агенты, их взгляды исподтишка. Они поддерживали жизнь в собственном возмездии.
— О чем ты? — Он недоуменно наморщил лоб. — За тобой следили омутанцы?
— Нет, они все заключены там, где им и место. Кто я и что создала, выяснили разведки других миров. Не спрашивай как. Должно быть, проговорился кто-то. Какой-то слабак, Икела.
— Так они знают, где ты?
— Они не знают точно, где я. Им известно, что я бежала с Транквиллити. Но сейчас меня ищут. И не обманывай себя — рано или поздно они меня найдут. В этом они мастера, большие мастера. Единственный вопрос в том, кто найдет меня первым.
— Мать Мария!
— Именно. Конечно, если бы ты приготовил для меня корабль, как от тебя ожидали, не было бы и проблемы. Безмозглый, себялюбивый, ничтожный ублюдок, ты понимаешь, что натворил? Ты поставил под удар все, ради чего мы боролись!
— Ты не понимаешь.
— Да, не понимаю. Я не снизойду до того, чтобы попытаться понять. Я не собираюсь даже слышать больше твое жалкое нытье. Теперь отвечай — где остальные? Партизаны еще существуют?
— Да. Мы все еще вместе. И все еще помогаем нашему делу… когда можем.
— Первоначальный состав сохранен?
— Да, мы все живы. Но остальных четверых нет на Айякучо.
— Что с прочими партизанами? Есть у вас местное руководство?
— Да.
— Тогда собери их на совещание. Сегодня. Они должны узнать, что происходит. И мне потребуются рекруты-националисты в команду.
— Да, — пробормотал он. — Да, хорошо…
— А сам покуда начинай искать подходящее судно. Хотя бы одно в доках должно найтись. Жаль, что я отпустила «Самаку», оно могло еще пригодиться.
— Но по всей Конфедерации объявлен карантин…
— Там, куда мы направляемся? Нет. А ты — член совета Дорадосов, ты сможешь пробить нам разрешение на отлет.
— Я не могу!
— Икела, слушай меня очень внимательно. Я с тобой не в игрушки играю. Ты поставил под угрозу мою жизнь и задание, которое поклялся выполнять, когда давал присягу при поступлении во флот. Сколько я понимаю, это равнозначно измене. И если чьи-нибудь агенты схватят меня прежде, чем я доберусь до Алхимика, я сделаю все, чтобы они узнали, откуда ты тридцать лет назад взял деньги, чтобы основать «Т'Опингту». Ты, я думаю, точно помнишь, что говорит закон Конфедерации об антиматерии?
Икела понурился.
— Да.
— Хорошо. Теперь датавизируй партизанам.
— Ладно…
Алкад взирала на него со смесью тревоги и презрения. Ей прежде не приходило в голову, что подвести могут другие. Все они были бойцами гариссанского флота. Тридцать лет назад она втайне подозревала, что, скорее всего, окажется слабым звеном сама.
— С момента стыковки я все время куда-то бегу, — бросила она. — Остаток дня я проведу в твоей квартире. Мне надо вымыться, и это единственное место, куда ты точно никого не наведешь. Слишком много возникнет вопросов.
К Икеле отчасти возвратилась прежняя самоуверенность.
— Я не желаю тебя там видеть. Со мной живет дочь.
— И?
— Я не хочу впутывать ее в это.
— Чем быстрее ты подготовишь корабль, тем скорее я улечу.
Она забросила на спину рюкзак и вышла в приемную.
Ломи с любопытством глянула на нее из-за секретарского стола. Алкад, не обращая внимания, датавизировала процессору шахты приказ поднять лифт к директорскому этажу. Когда двери отворились, в лифте стояла девушка — чуть старше двадцати, на две головы выше Мзу. Выбритый череп украшал пучок кудряшек на самой макушке. Впечатление создавалось такое, точно кто-то попытался с помощью генженерии вывести эльфа — настолько узким был ее торс и непропорционально длинными конечности. Лицо ее можно было бы назвать красивым, не будь оно столь суровым.
— Я — Вои, — представилась она, когда двери затворились.
Алкад невыразительно кивнула, желая, чтобы лифт двигался побыстрее.
Вместо этого кабина застыла совсем, судя по индикатору — между третьим и четвертым этажами.
— А вы — доктор Алкад Мзу.
— А в этой сумке — нейтронный подавитель, и его контрольный процессор активирован.
— Хорошо. Рада слышать, что вы не ходите безоружной.
— Кто вы?
— Я дочь Икелы. Если хотите, можете проверить мой общедоступный файл.
Алкад так и сделала, выйдя через процессор лифта на сервер гражданской администрации Айякучо. Если Вои была «подсадкой» какой-то из разведок, то там очень внимательно относились к деталям. Кроме того, будь она агентом, то едва ли стала бы тратить время на беседы.
— Запустите лифт, будьте добры.
— Поговорим?
— Запустите лифт.
Вои датавизировала команду процессору, и кабина тронулась вновь.
— Мы хотим помочь вам.
— Кто это «мы»? — спросила Алкад.
— Мои друзья. Нас уже немало. Партизаны, к числу которых вы принадлежите, уже много лет ничего не делали. Они состарились, размякли, они боятся поднимать волну.
— Вас я не знаю.
— Отец помог вам?
— Мы… достигли понимания.
— От них вы не дождетесь помощи. Когда дойдет до дела — нет. От нас — да.
— Откуда вы узнали, кто я?
— От отца. Он не должен был говорить мне, но рассказал. Он слабак.
— И что вам известно?
— Что партизаны должны были готовиться к вашему прибытию. И вы должны были привезти с собой что-то, чтобы отомстить Омуте. Логически рассуждая — некое супероружие. Может быть, даже разрушитель планет. Он всегда боялся вас, и не он один. Подготовились они? Держу пари, что нет.
— Как я уже сказала — вас я не знаю.
Вои склонилась к ней с выражением яростной решимости на лице.
— У нас есть деньги. Есть организация. Есть люди, которые не побоятся действовать. Мы не подведем вас. Никогда. Скажите, что вам нужно, и мы это сделаем.
— Откуда вы узнали, что я пришла к вашему отцу?
— От Ломи, конечно. Она не из наших, не из ядра организации, но сочувствует нам. Всегда полезно знать, что задумывает мой отец. Как я уже сказала — у нас есть организация.
— Как и в яслях.
На миг Алкад Мзу показалось, что девушка ее ударит.
— Ладно, — проговорила Вои с тем спокойствием, какое может дать человеку только нейронный оверрайд. — Это разумно — не доверять незнакомцам последнюю надежду нашей цивилизации. Могу это принять. Рационально.
— Спасибо.
— Но мы можем помочь. Дайте нам шанс. Пожалуйста.
Последнее слово явно было не из тех, что слетают с этих губ часто.
Двери раскрылись. Широкие световые колонны освещали вестибюль, отделанный полированным черным камнем и извилистыми накладками белого металла. Тридцатилетней давности программа рукопашного боя прогоняла через себя данные с имплантированных сетчаток Мзу, определяя, не ведет ли себя кто-то подозрительно.
Алкад покосилась на высокую, аноректически сложенную девушку, размышляя, как быть дальше.
— Ваш отец пригласил меня к себе домой. Там мы сможем все обсудить.
Вои ухмыльнулась по-акульи.
— Для меня это большая честь, доктор.
Внимание Джошуа привлекла сидевшая за барной стойкой женщина в алой блузке. Слишком ярким был этот алый цвет, он словно светился. И покрой блузки был какой-то странный, хотя в чем заключается эта странность, Джошуа не мог бы определить точно, не было в ней… гладкости, что ли. Потом он сообразил, что блузка застегивается на пуговицы, а не на застежку.
— Не оборачивайтесь, — пробормотал он Болью и Дахиби. — По-моему, она одержимая. — Он датавизировал изображение, снятое с сетчатки.
Оба, конечно, обернулись, чтобы посмотреть самим. Болью вообще устроила из этого спектакль — она развернула свое массивное тело вместе со слишком тесным стулом, поблескивая в неярком свете полированными боками.
— Господи! А посерьезнее нельзя?
Женщина одарила всех троих скромно-вопросительным взором.
— Точно? — переспросил Дахиби.
— По-моему, да. Что-то с ней определенно не так.
Дахиби промолчал; он уже видел интуицию Джошуа в действии.
— Можем проверить, — предложила Болью. — Подойти к ней и проверить, не начнут ли глючить процессоры.
— Нет.
Джошуа продолжал оглядывать собравшуюся в баре толпу. Помещение было вырезано в монолитной скале астероида Килифи и выходило в его жилую зону, а посещали бар в основном космонавты и работники промышленных станций. Здесь Джошуа мог быть по возможности незаметен (до сих пор «Лагранжа» Калверта узнали всего пять человек). И Килифи служил хорошим прикрытием — здесь производились именно те детали, какие Джошуа якобы закупал для оборонительных систем Транквиллити. Сара и Эшли вели липовые переговоры с оптовиками, и еще никто не задал вопроса, почему они забрались в систему Нарока, а не поискали поставщика поближе.
Капитан заметил еще пару подозрительных типов, надиравшихся в одиночестве, потом еще троих, сгрудившихся за маленьким столиком и мрачно ухмылявшихся в унисон. «У меня начинается паранойя».
— Сосредоточимся на нашем задании, — проговорил он. — Если администрация Килифи не может установить у себя карантин, это ее проблемы. Мы не можем рисковать. Кроме того, если одержимые слоняются по станции, скорее всего, они уже проникли на нее массово.
Дахиби съежился и поиграл бокалом, стараясь не выдавать тревоги.
— На здешнем причале я видел флотские суда, и большая часть торговцев тоже вооружена. Если астероид падет, все это достанется одержимым.
— Знаю. — Джошуа встретился взглядом с узловиком, отказываясь проявить снисхождение. — Нельзя гнать волну.
— Ага, это я уже слышал: внимания не привлекать, с туземцами не болтать, громко не пердеть… какого черта мы тут делаем, Джошуа? Зачем тебе понадобилось выслеживать Мейера?
— Надо с ним потолковать.
— Нам ты не доверяешь?
— Доверяю. И не бери меня на «слабо». Ты же знаешь, я все вам объясню, как только смогу. А пока лучше вам не знать. Ты-то мне веришь?
Дахиби скривил губы в усталой усмешке.
— На «слабо» берешь?
— Ага.
Официантка принесла им еще по бокалу. Пока она проталкивалась через толпу, Джошуа любовался ее ножками. Для него слишком, пожалуй, молода — шестнадцати нет… Потом он заметил у нее на лодыжке красный платочек. «Господи, не знаю, что хуже — ужасы одержания или убогие мечты полуночников».
В первый раз посмотрев запись с Валиска, он испытал настоящий шок. Мэри Скиббоу, одержанная, заманивающая на погибель наивных юнцов. Такая была славная девочка — красавица, умница, характер крепче карботаниевого композита. Если смогли сломать и ее, то сломают кого угодно. Эхо Лалонда еще раскатывалось по Вселенной.
— Капитан… — предупредила Болью.
Джошуа и сам заметил, что к ним приближается Буна. Тот с улыбкой присел за их столик. Казалось, что он вовсе не боится… впрочем, как узнал Джошуа, порасспросив коллег-капитанов, для Буны Мабаки такие операции были не впервой.
— Добрый день, капитан, — вежливо поприветствовал его Буна. — Смогли уже загрузиться?
— Частично, — ответил Джошуа. — Надеюсь, вы смогли добыть и остальное?
— Безусловно. Большую часть информации добыть было очень просто. Но если я и работаю в частном порядке, то со всем прилежанием. И, к сожалению, я обнаружил, что то, о чем вы просили, выходит за рамки нашего первоначального соглашения.
Дахиби презрительно покосился на него — узловик презирал угодливых служащих.
— И дорого выходит? — поинтересовался Джошуа спокойно.
— Двадцать тысяч фьюзеодолларов. — Похоже было, что Буна действительно смущен. — Я очень сожалею, но времена сейчас тяжелые. Работы мало, а семья у меня большая.
— Само собой. — Джошуа протянул ему свой кредитный диск.
Мабаки так удивился неожиданной уступчивости молодого капитана, что не сразу достал собственный диск. Джошуа перевел ему деньги.
— Вы были правы, — продолжил Буна. — «Юдат» был в нашей системе. Он стыковался с астероидом Ньиру. Очевидно, капитан на момент прибытия был ранен, потому что следующие четыре дня он провел в клинике, залечивая повреждения нервной системы. Когда лечение завершилось, они отбыли, судя по плану полета — в Солнечную систему.
— К Солнцу? — переспросил Джошуа. — Вы уверены?
— Абсолютно. Однако — вот тут всплывают двадцать тысяч — их пассажирка, доктор Алкад Мзу, с ними не полетела. Она наняла независимого торговца «Самаку» и отбыла часом позже.
— В направлении…
— Указано, что на Айякучо, это один из астероидов Дорадо. Я даже проверил записи сенсоров диспетчерской. Прыжок был определенно направлен в систему Туньи.
Джошуа проглотил ругательство. Иона оказалась права: доктор Мзу стремилась к последним своим соплеменникам. Значит, она двинется за Алхимиком. Джошуа покосился на девушку в красной блузке. Та, элегантно запрокинув голову, допивала коктейль. Гос-споди, словно нам без того горя мало!..