Страница:
— Продержусь.
Бонни медленно проковыляла через двери вестибюля. Ее все еще трясло, хотя теплый ветерок едва теребил ее защитного цвета куртку. На траве, собравшись кучками и тревожно переговариваясь вполголоса, загорали десять-двенадцать одержимых. При появлении Бонни разговоры смолкли. Все уставились на нее. Одержимых переполняла обида, лица их были суровы. То был зародыш революции.
Бонни смотрела на них с холодным вызовом, но она понимала — никто из них больше не станет ей подчиняться. Власть советников Киры утонула в звездоскребе. Если она хочет сейчас выступить против Рубры и Дариата, ей придется делать это самой. Один на один. Самая лучшая охота. Она подняла руку, облизнула ссадины на костяшках и улыбнулась так, что одержимые шарахнулись.
Близ входа в вестибюль стояли несколько машин. Бонни прыгнула в ближайшую и так надавила на акселератор, что из-под колес полетела вырванная с корнем трава. Машина ринулась прочь от звездоскреба, направляясь к северной оконечности.
Переговорник пискнул.
— И что теперь? — спросил Рубра. — Кончай. Охота была славная, но ты проиграла. Найди приличный бар, выпей. Я плачу.
— Я еще не проиграла, — ответила она. — Дариат еще там. А значит, я могу победить.
— Ты потеряла все. Твои так называемые товарищи выматываются из звездоскребов. Ваш совет развалился. Когда эта свора окончательно разбежится, от маленькой империи Киры ничего не останется.
— Ты прав. Не осталось ничего. Только я и этот парень. И я поймаю его прежде, чем он сбежит. Это я уже поняла — ты помогаешь ему попасть в космопорт. Один Бог знает, зачем, но я испорчу тебе игру, как ты испортил мою. Это называется «справедливость». А еще — кайф.
— Сумасшедшая,— прокомментировал Дариат.
— Но проблем от нее изрядно,— парировал Рубра. — Было и остается.
— И еще будет немало, судя по всему. Особенно если она доберется до шпинделя раньше нас, а это вполне вероятно.
Вода поднялась до уровня второго этажа. Дариат уже видел над головой в смутном розовом мерцании край пищевода.
Еще полторы минуты — и вода выплеснулась в цистерну-хранилище. Дариат очутился в центре полусферической пещеры, стены которой пронизывали шесть колоссальных водоводов. К краю колодца по наклонному полу все еще стекали ручьи.
Дариат на боку поплыл к кромке, придерживая одной рукой Татьяну. Та почти лишилась сознания от холода, проморозившего ее до костей. Несмотря на энергистические способности, Дариат с трудом выволок ее из воды и рухнул рядом, мечтая оказаться в тепле и сухости. И, словно по его приказу, от одежды беглецов пошел пар.
Татьяна замотала головой, со стоном пробормотав что-то, словно ей привиделся кошмар, и вдруг села. Задребезжали немногие оставшиеся на ней побрякушки. Ее кудряшки и платье все еще исходили паром.
— Тепло, — с изумлением произнесла она. — Я думала, что уже никогда не согреюсь.
— Помогаю чем могу.
— Все уже кончилось?
Ее по-детски жалобный голос едва не заставил Дариата неодобрительно поджать губы.
— Не совсем. Нам все еще надо пробраться в космопорт. Этими трубопроводами можно доползти до станции метро, не выходя на поверхность. Но Бонни уцелела. И она попытается нас остановить.
Татьяна оперлась подбородком о ладони.
— Господь Тоале испытывает нас более многих. Я уверена, что у него есть для этого причина.
— А я — нет. — Дариат поднялся на ноги и снял подушки. — Прости, но нам пора.
Татьяна с несчастным видом кивнула.
— Иду.
Поисковые команды, направленные Бонни на поиски Дариата, выползали из звездоскребов Валиска после потопа. Случившееся потрясло людей — это видно было по их шаркающей походке, по отчаянию в глазах. Они выходили из вестибюлей, утешая друг друга по мере сил.
«Этого не должно было случиться», — такова была мысль, объединявшая их наподобие эденистского Согласия. Они вернулись к благословенной реальности. Они были избранниками, счастливчиками, блаженными. Им стоило лишь протянуть руку, чтобы достичь жизни вечной и сопутствующего ей изобилия ощущений. А теперь Рубра показал им, насколько жалкими были их потуги.
Но он был способен на это лишь потому, что они оставались во Вселенной, где его сила могла сравняться с их собственной. А так быть не должно! Целые планеты избегали бездны небес и возмездия Конфедерации, покуда обитатели Валиска оставались в этом мире, чтобы заполучить новые тела. То была идея Киры — и хорошая идея, смелая и правильная, ведь недаром все они согласились с ней. Вечность, проведенная в пределах единственного небольшого обиталища, была бы безмерно скучна, а Кира нашла выход.
Потому они согласились на ее правление, ее и совета, — потому что она была права. Поначалу. Но теперь число их приросло, Кира улетела, чтобы вести переговоры об участии в опасной войне, а Бонни бросила их в бой ради утоления собственной мстительности.
Хватит. Незачем больше рисковать. Хватит безумных приключений. Хватит жестокой охоты. Пора отринуть старый мир.
Машина мчалась по наезженной множеством колес колее посреди сухой равнины, окружавшей северную оконечность Валиска. Бонни выжимала из осевых моторов всю мощность, подгоняя их своей энергистической силой. На мелких плоских булыжниках и колдобинах машину здорово подбрасывало.
Но Бонни даже не замечала толчков, которые переломали бы кости любому неодержанному. Все внимание ее было сосредоточено на основании оконечности, маячившем в пяти километрах впереди. Перед ее мысленным взором старенький внедорожник обгонял чистенький вагон метро, скользящий где-то внизу по магнитным рельсам. Тот вагон, в котором ехала ее добыча.
Вдалеке уже можно было разглядеть темную черту подъездной дороги, ведущей к небольшому плато в двух километрах над равниной. Если только она доберется до входа раньше, чем Дариат выползет из своей канализации и пересядет в метро, она еще может успеть прежде него занять место в осевой камере.
Мысли ее наполнило довольство, из глубин сознания взывая откликнуться, породить в ответ собственное сонное удовлетворение, слиться с единством.
— Ублюдки!
Она со злостью хлопнула ладонями по баранке. Гнев отсек ее от сгущавшегося облака любви и приязни. Они начали, они собирают силы, делятся ими, они объединяют свою волю. Они поддались, сдались своему трусливому страху. Скоро Валиск покойно отбудет из этой Вселенной, охраняя своих насельников от любой опасности и обрекая на жизнь в вечной скуке.
Нет, это не для нее. Любой из адовых соколов унесет ее отсюда, туда, где война и веселье. Но вначале она должна разделаться с Дариатом. У нее будет время. Найдется.
Машина набирала скорость. Несгибаемое упрямство Бонни отводило часть мощнейшей дисфункции реальности, поглощавшей обиталище. Невозможное воплощалось в жизнь.
Бонни торжествующе расхохоталась. Машина мчалась по колее, вздымая за собой густые клубы охристой пыли, в то время как жалкие кочки сухой травы, кактусы и лишайники вокруг расцветали огромными цветочными почками. Голая пустыня беззвучно и невероятно превращалась в многокрасочный сад. Новые повелители Валиска готовились воплотить свое представление о рае.
Когистанское Согласие готово было задать тысячу и один вопрос о природе одержания и бездны. Дариат молча сидел в вагоне метро, направляющемся к осевой камере, и пытался ответить по возможности на все. Он даже позволил им услышать страшные мольбы пропащих, сопровождавшие его на каждом шагу, — чтобы они знали, чтобы поняли мучительную тягу, определявшую все поступки одержимых.
— Я как-то странно себя чувствую,— объявил Рубра. — Точно напился или по голове получил. Кажется, они начали проникать в мои основные программы.
— Нет,— возразил Дариат. Он и сам ощущал, как дисфункция реальности захватывает коралловую броню. Вдали хор разумов пел радостный псалом вознесения. — Они готовятся покинуть Вселенную. У нас мало времени.
— Подтверждаем,— заявило Согласие. — Наши космоястребы-часовые передают, что по твоей, Рубра, оболочке расползается красное свечение. Адовы ястребы, по-видимому, возбуждены, они покидают причальные уступы.
— Не дай этому случиться, мальчик, -попросил Рубра. — Приди ко мне, прошу, перенесись сейчас. Мыможем победить, мы не позволим им увести Валиск в их гребаный рай. Мы им еще надерем задницу.
— Пока Татьяна здесь — не могу. Я не стану обрекать ее на это. Время еще есть.
— Бонни почти добралась до плато.
— А мы уже в основании оконечности. Вагон может подняться в осевую камеру напрямую, а ей придется пешком пройти три километра по лестнице. Времени уйма.
Когда Бонни остановила машину у темного входа в туннель, шины тлели, испуская клубы сизого дыма. Охотница перемахнула через борт. Острые ее клыки выступали из-под верхней губы, создавая впечатление вечной хищной ухмылки. Она оглядела крутой склон серого коралла, словно озадаченная его видом. Покрасневшие глаза сонно прищурились. Движения обрели ленивую медлительность. Дыхание со свистом вылетало из ноздрей.
Отвернувшись от туннеля, она застыла, прикрывая пах ладонями. Голова ее низко опустилась, и глаза закрылись.
— Какого черта она делает?— спросил Дариат. — Она так торопилась сюда добраться…
— Похоже, она молится.
— Почему-то сомневаюсь.
Вагон метро достиг основания оконечности и двинулся вверх, к оси вращения. Внутрь проник натужный визг тормозов, Дариат ощутил, как вагончик замедлил ход, потом двинулся снова.
— Проклятие, по всему обиталищу отключается энергия. Это в тех частях меня, которые я еще чувствую. Я уменьшаюсь, мальчик, во многих местах мои мысли погасли вовсе. Помоги мне!
— Дисфункция реальности усиливается. Пять минут. Продержись еще пять минут.
Камуфляжный костюм Бонни темнел, приобретая блеск шерсти. Спина ее сгорбилась, ноги искривились и стали тоньше. Из-под коротких волос высунулись заостренные уши. Одежды больше не было — вместо нее черная шкура. Бонни подняла клыкастую морду и издала пронзительный, душераздирающий вопль. Сверкающие глазки стали багровыми. Она распростерла бывшие руки, и крылья развернулись во всей своей красе. Кожистая мембрана была тонка до прозрачности, и в темно-янтарной пленке виднелись тонкие черные прожилки вен.
— Блин! -взвыл Рубра. — Не верю! Пусть хоть как выглядит, не может она летать при такой массе!
— Это уже неважно,— ответил Дариат. — Ее поддерживает дисфункция реальности. Мы попали во вселенную фантазий. Если она захочет лететь — полетит.
Бонни пробежала несколько шагов и, резко взмахнув крыльями, поднялась в воздух. Крылья ее мерно взбивали воздух, она быстро поднималась, оглашая все вокруг торжествующим писком. Она набирала высоту по тугой спирали, все скорее — по мере того, как чаще и мощнее взмахивали крылья.
— Она меня возьмет,— промыслил потрясенный Дариат. — Она раньше нас попадет в осевую камеру. Я не смогу вытащить Татьяну.
-Анастасия! — воскликнул он. — Любовь моя, это не может кончиться вот так! Только не снова! Я не могу опять тебя подвести!
Татьяна испуганно уставилась на него. Она ничего не понимала.
— Сделай что-нибудь!— взмолился он.
— Например?— без особого участия поинтересовался Рубра слабеющим голосом.
— Вспомни классику,— вмешалось когистанское Согласие. — До нынешнего дня лишь два человека смогли взлететь на собственных крыльях — Икар и Дедал. Но уцелел только один. Вспомни, что случилось с Икаром.
Бонни поднялась над плато уже на добрые три сотни метров, взмывая на бурных восходящих потоках воздуха, когда вдруг заметила перемену. Менялось освещение — но в обиталище такого не случалось никогда. Бонни завалилась набок, опираясь на одно крыло, приветствуя торжествующим воем ветер, хлещущий в лицо. Перед ней раскинулся навернутый на внутренность цилиндра пейзаж, усеянный запятыми пушистых красных тучек. Но в первый раз на ее памяти не сверкал далеким зеркалом круговой резервуар. Искусственное озеро покрыла мгла, южную оконечность обиталища едва можно было разглядеть. А вокруг нее разгорался свет. Этого не могло быть — обе оконечности всегда терялись в неровных сумерках, исключительно благодаря природе самой осветительной трубки, свернутой из тонкой сетки органического проводника, повторявшей форму самого обиталища. На концах сетку перетягивали сплошной массой кабели, поддерживавшие центральную часть конструкции, и сиявшая внутри цилиндра плазма уже в восьмистах метрах от самого крепежного узла едва мерцала сиреневым.
Бонни невооруженным глазом могла разглядеть, как перетекают от южной оконечности кипящие ионы по мере того, как Рубра подавал всю оставшуюся у него энергию на силовые кабели северного узла. Магнитное поле гнало плазму по трубе. А на севере от одной-единственной секции трубы энергия была отключена полностью. Плазма ринулась по единственному остававшемуся ей пути, пробивая проводящую сетку и сбрасывая оковы державшего ее магнитного поля.
С точки зрения Бонни это выглядело так, словно над ее головой взорвалась небольшая термоядерная бомба, чей клубящийся гриб вздымался в ее направлении.
— И это все, — недоверчиво вскричала она, — ради меня?!
Пойманный в чаше оконечности воздух разорвала плазменная струя. Ураган закружил Бонни, заворачивая нетопырье тело в плащ из переломанных крыльев. А потом, словно дыхание разъяренного бога-солнца, ее окутал поток беснующихся ионов. Конечно, он не мог сравниться по мощи с настоящим термоядерным взрывом, и к тому времени, когда поток достиг своей цели, он являл собою не более чем расплывающееся облако заряженных частиц. Но двигался он впятеро быстрее любого рожденного природой урагана, а температура его достигала десяти тысяч градусов. Тело Бонни Левин разлетелось медно-блестящими осколками, оставлявшими за собой черные дымные следы, падая в расцветающую внизу пустыню.
Когда Дариат взломал замок на люке, над его головой завыла сирена. Половина осветительных панелей в коридоре призывно замерцала алым. Не обращая на это внимания, он проплыл в тесный шлюз.
Спасательная капсула представляла собою однопалубную сферу четырех метров в поперечнике. Двенадцать мягких противоперегрузочных лож стояли изножьями к центру капсулы, куда открывался входной люк. Здесь и вылез Дариат. Панель управления была только одна — едва ли больше, чем набор выключателей. Дариат включил все, наблюдая, как зажигаются зеленым огоньки на панели.
Татьяна осторожно выползла из люка. По лицу ее было видно, что она готова вывернуться наизнанку. Косички болтались вокруг ее головы, щелкали друг о друга вплетенные в них бусины.
— Занимай любое место, — скомандовал Дариат. — Выходим в онлайн.
Его спутница осторожно опустилась на ложе, и ее накрыла развернувшаяся сетка. Дариат занял место напротив нее.
— Остальные капсулы готовы?
— Да. Большая часть. Дариат, по другую сторону кольца звездоскребов меня вообще нет. Я ничего не вижу, не чувствую, даже не думаю.
— Еще минута, и все.
Протянув руку, он вдавил кнопку запуска. Шлюзовой люк захлопнулся.
— Скоро я уйду, Татьяна. Этим телом снова завладеет Хорган. Позаботься о нем — ему всего пятнадцать. И он будет страдать.
— Я позабочусь.
— Я… Я знаю, что Рубра свел нас только затем, чтобы надавить на меня. Но я рад, что мы встретились.
— Я тоже. Мы упокоили множество демонов прошлого. И ты указал мне на мою ошибку.
— Какую?
— Я думала, что Анастасия ошибалась насчет тебя. А она была права. Просто исцеление заняло много лет. Она будет гордиться тобой, когда ты догонишь ее.
Две трети скорлупы Валиска уже сияли кровавым блеском, алый свет зари рвался из окон звездоскребов. Одержимые в чреве его соединились. Они ощущали обиталище как единое целое. Ток жидкостей и газов по сплетениям его труб, канальцев, протоков был им так же близок, как движение крови по собственным венам и артериям. Мелькающие в нейронных слоях, точно разряды плоских молний, мыслительные программы Рубры тоже были открыты для них. Под властью одержимых они замедлялись, меркли, отступали вдоль цилиндра по мере того, как крепла воля одержимых изгнать его из бытия.
Теперь они знали о всех неодержанных, кого Рубра успел спрятать внутри обиталища. От Бонни сумели уйти двадцать восемь человек, разбросанных по тайным пещерам и нишам в толще коралла по всей скорлупе. Кровавое мерцание, сочащееся сквозь коралл, пугало их. Но одержимым более не было до них дела. Борьба окончилась. Они ощущали даже Дариата и Татьяну, распростертых на противоперегрузочных ложах капсулы, в то время как компьютер отсчитывал секунды. Они могли улетать — никто не был против.
Обиталище подвергалось глубочайшим переменам. Открывались, чтобы схлопнуться в тысячную долю секунды, нанометровые трещинки в ткани пространства. Пена флуктуации рождала волны, подобные тем, что создавали искажающие поля космоястребов, но лишенные порядка и центра. Пространства-времени вокруг Валиска коснулся хаос, ослабляя ткань бытия.
Над северной оконечностью толклись в бессильной ярости адовы ястребы. Гарпии и фантастические звездолеты изворачивались и кружили в опасной тесноте. Траектории их были опасно нестабильны — эффекты искажения швыряли корабли, точно буря — осенние листья.
— Тела! — взывали они к сродственным им одержимым в уютной безопасности скорлупы. — Кира обещала нам тела в ноль-тау! Если вы покинете мир, мы не получим их никогда! Вы обрекаете нас на бытие в этих конструктах!
— Ну, извините…— смущенно отвечали одержимые. Разворачивались боевые сенсоры, сродственная волна трепетала жаждой отмщения. Боевые осы получали коды активации.
— Если нам отказано в человеческой вечности — вы присоединитесь к нам в бездне!
Последние действующие программы сознания Рубры оставались в северной оконечности. Остальная часть обиталища была от него отсечена, ампутирована. Из биотех-процессоров, соединявших его с электроникой неподвижного космопорта, поступали еще разрозненные, загадочные изображения — нарисованные плывущей сепией пустые коридоры, неподвижные транзитные капсулы, голые секции внешнего каркаса, — а вместе с ними потоки данных из комм-сети космопорта.
И ему уже было почти все равно. Дариат слишком поздно выбрался из метро, мальчик слишком погряз в своей мании и чувстве вины. «Конец пришел, после стольких лет надо мной смыкается ночь. Позор. Стыд и позор. Но они еще вспомнят мое имя недобрым словом, ведя свое растительное существование в вечности».
Он отстрелил все спасательные капсулы в космопорте.
— Сейчас.
Дариат вздохнул.
Двенадцать g вмолотили его в противоперегрузочное ложе. Перед глазами поплыли пурпурные искры. И — спустя тридцать лет поисков — нейронные слои больше не противились ему.
Столкнулись два сознания, два «я». Сливались в основаниях своих воспоминания и черты личности. Вражда, антипатия, гнев, жалость, стыд потоками хлестали с обеих сторон, и остановить этот водопад уже не мог никто. Нейронные слои трепетали от бешенства и возмущения, когда на слепящий свет истины выплывали много лет скрываемые тайны. Но ярость утихала, а два мыслительных процесса сливались в один, переплетаясь, создавая единое действующее целое.
Одна половина принесла в этот марьяж размер — колоссальные слои, еще живые под тяжким прессом дисфункции реальности. Вторая — энергистический эффект, слабый в одном человеке, но обладающий неограниченным потенциалом. В течение первых секунд переноса сущность Дариата действовала в объеме нескольких кубометров мозговой ткани. На этом уровне ее сил едва хватало на то, чтобы не позволить дисфункции реальности и дальше парализовывать нейронные слои. По мере того как слияние завершалось и объединенные мыслительные программы начинали свое расширение, суть хозяина обиталища начала распространяться. Все большее число нейронов подчинялось ей.
И одержимые в ужасе узрели — буквально, — как рушатся их мечты.
— Ну что, уроды?— грянула новая личность Валиска. — ЛАФА КОНЧИЛАСЬ!
Как только спасательные капсулы покинули космопорт, к обиталищу прыгнула сотня космоястребов когистанского Согласия. Появление их в десяти километрах от неподвижного космопорта потрясло и без того обезумевших адовых ястребов. Вакуум между двумя противостоящими армадами биотехкораблей пересекли лазерные и радарные лучи.
— Не атаковать!— приказали космоястребы. — Обиталище не должно получить повреждений и спасательные капсулы — тоже.
Два адовых ястреба немедленно выпустили заряды боевых ос. Не успели твердотопливные ускорители вынести их из пусковых установок, как осы разлетелись в пыль под ударами рентгеновских лазеров. Это была превосходная демонстрация того преимущества, которое обычные биотехкорабли имели перед адовыми ястребами в ближнем бою — энергистический эффект подавлял работу бортовой электроники, доводя ее до абсурдно жалкого состояния.
Отворились червоточины, и адовы ястребы нырнули в их жерла, не пытаясь вступить в бой и оставив прежнее свое гнездилище под аккомпанемент проклятий и угроз.
От космопорта Валиска удалялись две сотни спасательных капсул, и их твердотопливные ускорители полыхали топазовым огнем, озаряя тускло-серую сеткосталь космопорта рассветным сиянием. Когда дымно-пламенные хвосты погасли, пять космоястребов ринулись вперед, чтобы перехватить одну-единственную капсулу.
Татьяна знала, что Дариат ушел. Тело, занятое им, как-то съежилось, не столько физически, сколько в ее восприятии, словно страшный пресс ускорения выжал одержателя из тела, сдавив распростертого на противоперегрузочном ложе подростка. Хорган расплакался. Татьяна отстегнула сетку и подплыла к нему, позабыв о вызванной невесомостью тошноте при виде чужих, куда больших страданий.
— Все хорошо, — шептала Татьяна, прижимая мальчика к груди. — Все кончено. Он оставил тебя навсегда.
И даже ее саму удивило прозвучавшее в ее голосе сожаление.
Космоястребы догнали капсулу и, взяв ее пассажиров на борт, ринулись прочь от обиталища на семи g. На Валиске бушевала война огней. Первоначальный алый блеск теснили мощные языки пурпурного сияния, распространявшиеся по скорлупе от северной ее оконечности. И по мере того как пурпурный свет распространялся, он становился все ярче и глубже.
Последний очаг алого свечения погас через десять минут после того, как были отстрелены спасательные капсулы. Космоястребы к этому моменту удалились уже на семьсот километров и продолжали ускоряться на двух g. Никто не знал, какое расстояние будет безопасным. И тогда их искажающие поля ощутили, как уменьшается масса Валиска. На последних кадрах, полученных их сенсорными пузырями, от обиталища осталась лишь пламенеющая холодным светом лилово-белая звезда. В сердце фотонного извержения рвалось само пространство под действием чудовищных, прилагаемых невероятными способами сил. Когда свет погас и пространство-время вернулось к состоянию равновесия, ничто не напоминало о существовании обиталища. Как ни напрягали свои чувства космоястребы, ни следов энергетических потоков, ни частиц больше пылинки они не нашли. Валиск не испарился и не взорвался, он просто бесследно покинул Вселенную.
Дариат сделал то, чего больше не рассчитывал сделать когда-либо, — открыл глаза и огляделся. Свои глаза, свое тело — жирное и отвратительное, облаченное в привычную грязную тогу.
И открывшееся ему зрелище было знакомо. Он стоял в одной из бесчисленных мелких долин в степях с розовой травой. Если он не ошибался, именно здесь стояло лагерем племя Анастасии в день ее смерти.
— И это последнее посмертие? — спросил он вслух.
Не может быть. Обрывочные воспоминания всплывали в памяти, точно фрагменты забытого с пробуждением сна. Память разделения, разрыва…
Он слился с Руброй, они стали единым целым и победили врага, перенеся Валиск в измерение, или вселенную, или состояние материи, изначально враждебное одерживающим душам. Быть может, они просто создали это место одним усилием воли. А потом время пошло в сторону.
Дариат пригляделся к окружающему его миру. Да, это был Валиск. В четырех километрах к югу лежало кольцевое море и ясно виднелись сростки атоллов. Обернувшись, он увидел пересекавший две трети северной оконечности жирный черный шрам.
Осветительная трубка сияла тусклее, чем должна была, даже учитывая потерю части плазмы. Вокруг царили сумерки, но какие-то сероватые вместо роскошного золотого заката, которым Дариат привык наслаждаться каждый день.
Атмосфера мора висела над прерией, вгоняя все живое в неестественную сонливость. Свернулись в спячке насекомые, птицы и грызуны попрятались по гнездам и норам, даже цветы потеряли природные краски.
Дариат нагнулся, чтобы сорвать блеклый мак. Пухлые пальцы его прошли сквозь стебель. Он с изумлением уставился на них и вдруг осознал, что тело его полупрозрачно.
Только теперь шок помог ему осознать случившееся. Место, враждебное одержателям, место, которое изгонит их из порабощенных тел и лишит энергистической силы. То самое место, куда они с Руброй на веки вечные отправили обиталище.
Бонни медленно проковыляла через двери вестибюля. Ее все еще трясло, хотя теплый ветерок едва теребил ее защитного цвета куртку. На траве, собравшись кучками и тревожно переговариваясь вполголоса, загорали десять-двенадцать одержимых. При появлении Бонни разговоры смолкли. Все уставились на нее. Одержимых переполняла обида, лица их были суровы. То был зародыш революции.
Бонни смотрела на них с холодным вызовом, но она понимала — никто из них больше не станет ей подчиняться. Власть советников Киры утонула в звездоскребе. Если она хочет сейчас выступить против Рубры и Дариата, ей придется делать это самой. Один на один. Самая лучшая охота. Она подняла руку, облизнула ссадины на костяшках и улыбнулась так, что одержимые шарахнулись.
Близ входа в вестибюль стояли несколько машин. Бонни прыгнула в ближайшую и так надавила на акселератор, что из-под колес полетела вырванная с корнем трава. Машина ринулась прочь от звездоскреба, направляясь к северной оконечности.
Переговорник пискнул.
— И что теперь? — спросил Рубра. — Кончай. Охота была славная, но ты проиграла. Найди приличный бар, выпей. Я плачу.
— Я еще не проиграла, — ответила она. — Дариат еще там. А значит, я могу победить.
— Ты потеряла все. Твои так называемые товарищи выматываются из звездоскребов. Ваш совет развалился. Когда эта свора окончательно разбежится, от маленькой империи Киры ничего не останется.
— Ты прав. Не осталось ничего. Только я и этот парень. И я поймаю его прежде, чем он сбежит. Это я уже поняла — ты помогаешь ему попасть в космопорт. Один Бог знает, зачем, но я испорчу тебе игру, как ты испортил мою. Это называется «справедливость». А еще — кайф.
— Сумасшедшая,— прокомментировал Дариат.
— Но проблем от нее изрядно,— парировал Рубра. — Было и остается.
— И еще будет немало, судя по всему. Особенно если она доберется до шпинделя раньше нас, а это вполне вероятно.
Вода поднялась до уровня второго этажа. Дариат уже видел над головой в смутном розовом мерцании край пищевода.
Еще полторы минуты — и вода выплеснулась в цистерну-хранилище. Дариат очутился в центре полусферической пещеры, стены которой пронизывали шесть колоссальных водоводов. К краю колодца по наклонному полу все еще стекали ручьи.
Дариат на боку поплыл к кромке, придерживая одной рукой Татьяну. Та почти лишилась сознания от холода, проморозившего ее до костей. Несмотря на энергистические способности, Дариат с трудом выволок ее из воды и рухнул рядом, мечтая оказаться в тепле и сухости. И, словно по его приказу, от одежды беглецов пошел пар.
Татьяна замотала головой, со стоном пробормотав что-то, словно ей привиделся кошмар, и вдруг села. Задребезжали немногие оставшиеся на ней побрякушки. Ее кудряшки и платье все еще исходили паром.
— Тепло, — с изумлением произнесла она. — Я думала, что уже никогда не согреюсь.
— Помогаю чем могу.
— Все уже кончилось?
Ее по-детски жалобный голос едва не заставил Дариата неодобрительно поджать губы.
— Не совсем. Нам все еще надо пробраться в космопорт. Этими трубопроводами можно доползти до станции метро, не выходя на поверхность. Но Бонни уцелела. И она попытается нас остановить.
Татьяна оперлась подбородком о ладони.
— Господь Тоале испытывает нас более многих. Я уверена, что у него есть для этого причина.
— А я — нет. — Дариат поднялся на ноги и снял подушки. — Прости, но нам пора.
Татьяна с несчастным видом кивнула.
— Иду.
Поисковые команды, направленные Бонни на поиски Дариата, выползали из звездоскребов Валиска после потопа. Случившееся потрясло людей — это видно было по их шаркающей походке, по отчаянию в глазах. Они выходили из вестибюлей, утешая друг друга по мере сил.
«Этого не должно было случиться», — такова была мысль, объединявшая их наподобие эденистского Согласия. Они вернулись к благословенной реальности. Они были избранниками, счастливчиками, блаженными. Им стоило лишь протянуть руку, чтобы достичь жизни вечной и сопутствующего ей изобилия ощущений. А теперь Рубра показал им, насколько жалкими были их потуги.
Но он был способен на это лишь потому, что они оставались во Вселенной, где его сила могла сравняться с их собственной. А так быть не должно! Целые планеты избегали бездны небес и возмездия Конфедерации, покуда обитатели Валиска оставались в этом мире, чтобы заполучить новые тела. То была идея Киры — и хорошая идея, смелая и правильная, ведь недаром все они согласились с ней. Вечность, проведенная в пределах единственного небольшого обиталища, была бы безмерно скучна, а Кира нашла выход.
Потому они согласились на ее правление, ее и совета, — потому что она была права. Поначалу. Но теперь число их приросло, Кира улетела, чтобы вести переговоры об участии в опасной войне, а Бонни бросила их в бой ради утоления собственной мстительности.
Хватит. Незачем больше рисковать. Хватит безумных приключений. Хватит жестокой охоты. Пора отринуть старый мир.
Машина мчалась по наезженной множеством колес колее посреди сухой равнины, окружавшей северную оконечность Валиска. Бонни выжимала из осевых моторов всю мощность, подгоняя их своей энергистической силой. На мелких плоских булыжниках и колдобинах машину здорово подбрасывало.
Но Бонни даже не замечала толчков, которые переломали бы кости любому неодержанному. Все внимание ее было сосредоточено на основании оконечности, маячившем в пяти километрах впереди. Перед ее мысленным взором старенький внедорожник обгонял чистенький вагон метро, скользящий где-то внизу по магнитным рельсам. Тот вагон, в котором ехала ее добыча.
Вдалеке уже можно было разглядеть темную черту подъездной дороги, ведущей к небольшому плато в двух километрах над равниной. Если только она доберется до входа раньше, чем Дариат выползет из своей канализации и пересядет в метро, она еще может успеть прежде него занять место в осевой камере.
Мысли ее наполнило довольство, из глубин сознания взывая откликнуться, породить в ответ собственное сонное удовлетворение, слиться с единством.
— Ублюдки!
Она со злостью хлопнула ладонями по баранке. Гнев отсек ее от сгущавшегося облака любви и приязни. Они начали, они собирают силы, делятся ими, они объединяют свою волю. Они поддались, сдались своему трусливому страху. Скоро Валиск покойно отбудет из этой Вселенной, охраняя своих насельников от любой опасности и обрекая на жизнь в вечной скуке.
Нет, это не для нее. Любой из адовых соколов унесет ее отсюда, туда, где война и веселье. Но вначале она должна разделаться с Дариатом. У нее будет время. Найдется.
Машина набирала скорость. Несгибаемое упрямство Бонни отводило часть мощнейшей дисфункции реальности, поглощавшей обиталище. Невозможное воплощалось в жизнь.
Бонни торжествующе расхохоталась. Машина мчалась по колее, вздымая за собой густые клубы охристой пыли, в то время как жалкие кочки сухой травы, кактусы и лишайники вокруг расцветали огромными цветочными почками. Голая пустыня беззвучно и невероятно превращалась в многокрасочный сад. Новые повелители Валиска готовились воплотить свое представление о рае.
Когистанское Согласие готово было задать тысячу и один вопрос о природе одержания и бездны. Дариат молча сидел в вагоне метро, направляющемся к осевой камере, и пытался ответить по возможности на все. Он даже позволил им услышать страшные мольбы пропащих, сопровождавшие его на каждом шагу, — чтобы они знали, чтобы поняли мучительную тягу, определявшую все поступки одержимых.
— Я как-то странно себя чувствую,— объявил Рубра. — Точно напился или по голове получил. Кажется, они начали проникать в мои основные программы.
— Нет,— возразил Дариат. Он и сам ощущал, как дисфункция реальности захватывает коралловую броню. Вдали хор разумов пел радостный псалом вознесения. — Они готовятся покинуть Вселенную. У нас мало времени.
— Подтверждаем,— заявило Согласие. — Наши космоястребы-часовые передают, что по твоей, Рубра, оболочке расползается красное свечение. Адовы ястребы, по-видимому, возбуждены, они покидают причальные уступы.
— Не дай этому случиться, мальчик, -попросил Рубра. — Приди ко мне, прошу, перенесись сейчас. Мыможем победить, мы не позволим им увести Валиск в их гребаный рай. Мы им еще надерем задницу.
— Пока Татьяна здесь — не могу. Я не стану обрекать ее на это. Время еще есть.
— Бонни почти добралась до плато.
— А мы уже в основании оконечности. Вагон может подняться в осевую камеру напрямую, а ей придется пешком пройти три километра по лестнице. Времени уйма.
Когда Бонни остановила машину у темного входа в туннель, шины тлели, испуская клубы сизого дыма. Охотница перемахнула через борт. Острые ее клыки выступали из-под верхней губы, создавая впечатление вечной хищной ухмылки. Она оглядела крутой склон серого коралла, словно озадаченная его видом. Покрасневшие глаза сонно прищурились. Движения обрели ленивую медлительность. Дыхание со свистом вылетало из ноздрей.
Отвернувшись от туннеля, она застыла, прикрывая пах ладонями. Голова ее низко опустилась, и глаза закрылись.
— Какого черта она делает?— спросил Дариат. — Она так торопилась сюда добраться…
— Похоже, она молится.
— Почему-то сомневаюсь.
Вагон метро достиг основания оконечности и двинулся вверх, к оси вращения. Внутрь проник натужный визг тормозов, Дариат ощутил, как вагончик замедлил ход, потом двинулся снова.
— Проклятие, по всему обиталищу отключается энергия. Это в тех частях меня, которые я еще чувствую. Я уменьшаюсь, мальчик, во многих местах мои мысли погасли вовсе. Помоги мне!
— Дисфункция реальности усиливается. Пять минут. Продержись еще пять минут.
Камуфляжный костюм Бонни темнел, приобретая блеск шерсти. Спина ее сгорбилась, ноги искривились и стали тоньше. Из-под коротких волос высунулись заостренные уши. Одежды больше не было — вместо нее черная шкура. Бонни подняла клыкастую морду и издала пронзительный, душераздирающий вопль. Сверкающие глазки стали багровыми. Она распростерла бывшие руки, и крылья развернулись во всей своей красе. Кожистая мембрана была тонка до прозрачности, и в темно-янтарной пленке виднелись тонкие черные прожилки вен.
— Блин! -взвыл Рубра. — Не верю! Пусть хоть как выглядит, не может она летать при такой массе!
— Это уже неважно,— ответил Дариат. — Ее поддерживает дисфункция реальности. Мы попали во вселенную фантазий. Если она захочет лететь — полетит.
Бонни пробежала несколько шагов и, резко взмахнув крыльями, поднялась в воздух. Крылья ее мерно взбивали воздух, она быстро поднималась, оглашая все вокруг торжествующим писком. Она набирала высоту по тугой спирали, все скорее — по мере того, как чаще и мощнее взмахивали крылья.
— Она меня возьмет,— промыслил потрясенный Дариат. — Она раньше нас попадет в осевую камеру. Я не смогу вытащить Татьяну.
-Анастасия! — воскликнул он. — Любовь моя, это не может кончиться вот так! Только не снова! Я не могу опять тебя подвести!
Татьяна испуганно уставилась на него. Она ничего не понимала.
— Сделай что-нибудь!— взмолился он.
— Например?— без особого участия поинтересовался Рубра слабеющим голосом.
— Вспомни классику,— вмешалось когистанское Согласие. — До нынешнего дня лишь два человека смогли взлететь на собственных крыльях — Икар и Дедал. Но уцелел только один. Вспомни, что случилось с Икаром.
Бонни поднялась над плато уже на добрые три сотни метров, взмывая на бурных восходящих потоках воздуха, когда вдруг заметила перемену. Менялось освещение — но в обиталище такого не случалось никогда. Бонни завалилась набок, опираясь на одно крыло, приветствуя торжествующим воем ветер, хлещущий в лицо. Перед ней раскинулся навернутый на внутренность цилиндра пейзаж, усеянный запятыми пушистых красных тучек. Но в первый раз на ее памяти не сверкал далеким зеркалом круговой резервуар. Искусственное озеро покрыла мгла, южную оконечность обиталища едва можно было разглядеть. А вокруг нее разгорался свет. Этого не могло быть — обе оконечности всегда терялись в неровных сумерках, исключительно благодаря природе самой осветительной трубки, свернутой из тонкой сетки органического проводника, повторявшей форму самого обиталища. На концах сетку перетягивали сплошной массой кабели, поддерживавшие центральную часть конструкции, и сиявшая внутри цилиндра плазма уже в восьмистах метрах от самого крепежного узла едва мерцала сиреневым.
Бонни невооруженным глазом могла разглядеть, как перетекают от южной оконечности кипящие ионы по мере того, как Рубра подавал всю оставшуюся у него энергию на силовые кабели северного узла. Магнитное поле гнало плазму по трубе. А на севере от одной-единственной секции трубы энергия была отключена полностью. Плазма ринулась по единственному остававшемуся ей пути, пробивая проводящую сетку и сбрасывая оковы державшего ее магнитного поля.
С точки зрения Бонни это выглядело так, словно над ее головой взорвалась небольшая термоядерная бомба, чей клубящийся гриб вздымался в ее направлении.
— И это все, — недоверчиво вскричала она, — ради меня?!
Пойманный в чаше оконечности воздух разорвала плазменная струя. Ураган закружил Бонни, заворачивая нетопырье тело в плащ из переломанных крыльев. А потом, словно дыхание разъяренного бога-солнца, ее окутал поток беснующихся ионов. Конечно, он не мог сравниться по мощи с настоящим термоядерным взрывом, и к тому времени, когда поток достиг своей цели, он являл собою не более чем расплывающееся облако заряженных частиц. Но двигался он впятеро быстрее любого рожденного природой урагана, а температура его достигала десяти тысяч градусов. Тело Бонни Левин разлетелось медно-блестящими осколками, оставлявшими за собой черные дымные следы, падая в расцветающую внизу пустыню.
Когда Дариат взломал замок на люке, над его головой завыла сирена. Половина осветительных панелей в коридоре призывно замерцала алым. Не обращая на это внимания, он проплыл в тесный шлюз.
Спасательная капсула представляла собою однопалубную сферу четырех метров в поперечнике. Двенадцать мягких противоперегрузочных лож стояли изножьями к центру капсулы, куда открывался входной люк. Здесь и вылез Дариат. Панель управления была только одна — едва ли больше, чем набор выключателей. Дариат включил все, наблюдая, как зажигаются зеленым огоньки на панели.
Татьяна осторожно выползла из люка. По лицу ее было видно, что она готова вывернуться наизнанку. Косички болтались вокруг ее головы, щелкали друг о друга вплетенные в них бусины.
— Занимай любое место, — скомандовал Дариат. — Выходим в онлайн.
Его спутница осторожно опустилась на ложе, и ее накрыла развернувшаяся сетка. Дариат занял место напротив нее.
— Остальные капсулы готовы?
— Да. Большая часть. Дариат, по другую сторону кольца звездоскребов меня вообще нет. Я ничего не вижу, не чувствую, даже не думаю.
— Еще минута, и все.
Протянув руку, он вдавил кнопку запуска. Шлюзовой люк захлопнулся.
— Скоро я уйду, Татьяна. Этим телом снова завладеет Хорган. Позаботься о нем — ему всего пятнадцать. И он будет страдать.
— Я позабочусь.
— Я… Я знаю, что Рубра свел нас только затем, чтобы надавить на меня. Но я рад, что мы встретились.
— Я тоже. Мы упокоили множество демонов прошлого. И ты указал мне на мою ошибку.
— Какую?
— Я думала, что Анастасия ошибалась насчет тебя. А она была права. Просто исцеление заняло много лет. Она будет гордиться тобой, когда ты догонишь ее.
Две трети скорлупы Валиска уже сияли кровавым блеском, алый свет зари рвался из окон звездоскребов. Одержимые в чреве его соединились. Они ощущали обиталище как единое целое. Ток жидкостей и газов по сплетениям его труб, канальцев, протоков был им так же близок, как движение крови по собственным венам и артериям. Мелькающие в нейронных слоях, точно разряды плоских молний, мыслительные программы Рубры тоже были открыты для них. Под властью одержимых они замедлялись, меркли, отступали вдоль цилиндра по мере того, как крепла воля одержимых изгнать его из бытия.
Теперь они знали о всех неодержанных, кого Рубра успел спрятать внутри обиталища. От Бонни сумели уйти двадцать восемь человек, разбросанных по тайным пещерам и нишам в толще коралла по всей скорлупе. Кровавое мерцание, сочащееся сквозь коралл, пугало их. Но одержимым более не было до них дела. Борьба окончилась. Они ощущали даже Дариата и Татьяну, распростертых на противоперегрузочных ложах капсулы, в то время как компьютер отсчитывал секунды. Они могли улетать — никто не был против.
Обиталище подвергалось глубочайшим переменам. Открывались, чтобы схлопнуться в тысячную долю секунды, нанометровые трещинки в ткани пространства. Пена флуктуации рождала волны, подобные тем, что создавали искажающие поля космоястребов, но лишенные порядка и центра. Пространства-времени вокруг Валиска коснулся хаос, ослабляя ткань бытия.
Над северной оконечностью толклись в бессильной ярости адовы ястребы. Гарпии и фантастические звездолеты изворачивались и кружили в опасной тесноте. Траектории их были опасно нестабильны — эффекты искажения швыряли корабли, точно буря — осенние листья.
— Тела! — взывали они к сродственным им одержимым в уютной безопасности скорлупы. — Кира обещала нам тела в ноль-тау! Если вы покинете мир, мы не получим их никогда! Вы обрекаете нас на бытие в этих конструктах!
— Ну, извините…— смущенно отвечали одержимые. Разворачивались боевые сенсоры, сродственная волна трепетала жаждой отмщения. Боевые осы получали коды активации.
— Если нам отказано в человеческой вечности — вы присоединитесь к нам в бездне!
Последние действующие программы сознания Рубры оставались в северной оконечности. Остальная часть обиталища была от него отсечена, ампутирована. Из биотех-процессоров, соединявших его с электроникой неподвижного космопорта, поступали еще разрозненные, загадочные изображения — нарисованные плывущей сепией пустые коридоры, неподвижные транзитные капсулы, голые секции внешнего каркаса, — а вместе с ними потоки данных из комм-сети космопорта.
И ему уже было почти все равно. Дариат слишком поздно выбрался из метро, мальчик слишком погряз в своей мании и чувстве вины. «Конец пришел, после стольких лет надо мной смыкается ночь. Позор. Стыд и позор. Но они еще вспомнят мое имя недобрым словом, ведя свое растительное существование в вечности».
Он отстрелил все спасательные капсулы в космопорте.
— Сейчас.
Дариат вздохнул.
Двенадцать g вмолотили его в противоперегрузочное ложе. Перед глазами поплыли пурпурные искры. И — спустя тридцать лет поисков — нейронные слои больше не противились ему.
Столкнулись два сознания, два «я». Сливались в основаниях своих воспоминания и черты личности. Вражда, антипатия, гнев, жалость, стыд потоками хлестали с обеих сторон, и остановить этот водопад уже не мог никто. Нейронные слои трепетали от бешенства и возмущения, когда на слепящий свет истины выплывали много лет скрываемые тайны. Но ярость утихала, а два мыслительных процесса сливались в один, переплетаясь, создавая единое действующее целое.
Одна половина принесла в этот марьяж размер — колоссальные слои, еще живые под тяжким прессом дисфункции реальности. Вторая — энергистический эффект, слабый в одном человеке, но обладающий неограниченным потенциалом. В течение первых секунд переноса сущность Дариата действовала в объеме нескольких кубометров мозговой ткани. На этом уровне ее сил едва хватало на то, чтобы не позволить дисфункции реальности и дальше парализовывать нейронные слои. По мере того как слияние завершалось и объединенные мыслительные программы начинали свое расширение, суть хозяина обиталища начала распространяться. Все большее число нейронов подчинялось ей.
И одержимые в ужасе узрели — буквально, — как рушатся их мечты.
— Ну что, уроды?— грянула новая личность Валиска. — ЛАФА КОНЧИЛАСЬ!
Как только спасательные капсулы покинули космопорт, к обиталищу прыгнула сотня космоястребов когистанского Согласия. Появление их в десяти километрах от неподвижного космопорта потрясло и без того обезумевших адовых ястребов. Вакуум между двумя противостоящими армадами биотехкораблей пересекли лазерные и радарные лучи.
— Не атаковать!— приказали космоястребы. — Обиталище не должно получить повреждений и спасательные капсулы — тоже.
Два адовых ястреба немедленно выпустили заряды боевых ос. Не успели твердотопливные ускорители вынести их из пусковых установок, как осы разлетелись в пыль под ударами рентгеновских лазеров. Это была превосходная демонстрация того преимущества, которое обычные биотехкорабли имели перед адовыми ястребами в ближнем бою — энергистический эффект подавлял работу бортовой электроники, доводя ее до абсурдно жалкого состояния.
Отворились червоточины, и адовы ястребы нырнули в их жерла, не пытаясь вступить в бой и оставив прежнее свое гнездилище под аккомпанемент проклятий и угроз.
От космопорта Валиска удалялись две сотни спасательных капсул, и их твердотопливные ускорители полыхали топазовым огнем, озаряя тускло-серую сеткосталь космопорта рассветным сиянием. Когда дымно-пламенные хвосты погасли, пять космоястребов ринулись вперед, чтобы перехватить одну-единственную капсулу.
Татьяна знала, что Дариат ушел. Тело, занятое им, как-то съежилось, не столько физически, сколько в ее восприятии, словно страшный пресс ускорения выжал одержателя из тела, сдавив распростертого на противоперегрузочном ложе подростка. Хорган расплакался. Татьяна отстегнула сетку и подплыла к нему, позабыв о вызванной невесомостью тошноте при виде чужих, куда больших страданий.
— Все хорошо, — шептала Татьяна, прижимая мальчика к груди. — Все кончено. Он оставил тебя навсегда.
И даже ее саму удивило прозвучавшее в ее голосе сожаление.
Космоястребы догнали капсулу и, взяв ее пассажиров на борт, ринулись прочь от обиталища на семи g. На Валиске бушевала война огней. Первоначальный алый блеск теснили мощные языки пурпурного сияния, распространявшиеся по скорлупе от северной ее оконечности. И по мере того как пурпурный свет распространялся, он становился все ярче и глубже.
Последний очаг алого свечения погас через десять минут после того, как были отстрелены спасательные капсулы. Космоястребы к этому моменту удалились уже на семьсот километров и продолжали ускоряться на двух g. Никто не знал, какое расстояние будет безопасным. И тогда их искажающие поля ощутили, как уменьшается масса Валиска. На последних кадрах, полученных их сенсорными пузырями, от обиталища осталась лишь пламенеющая холодным светом лилово-белая звезда. В сердце фотонного извержения рвалось само пространство под действием чудовищных, прилагаемых невероятными способами сил. Когда свет погас и пространство-время вернулось к состоянию равновесия, ничто не напоминало о существовании обиталища. Как ни напрягали свои чувства космоястребы, ни следов энергетических потоков, ни частиц больше пылинки они не нашли. Валиск не испарился и не взорвался, он просто бесследно покинул Вселенную.
Дариат сделал то, чего больше не рассчитывал сделать когда-либо, — открыл глаза и огляделся. Свои глаза, свое тело — жирное и отвратительное, облаченное в привычную грязную тогу.
И открывшееся ему зрелище было знакомо. Он стоял в одной из бесчисленных мелких долин в степях с розовой травой. Если он не ошибался, именно здесь стояло лагерем племя Анастасии в день ее смерти.
— И это последнее посмертие? — спросил он вслух.
Не может быть. Обрывочные воспоминания всплывали в памяти, точно фрагменты забытого с пробуждением сна. Память разделения, разрыва…
Он слился с Руброй, они стали единым целым и победили врага, перенеся Валиск в измерение, или вселенную, или состояние материи, изначально враждебное одерживающим душам. Быть может, они просто создали это место одним усилием воли. А потом время пошло в сторону.
Дариат пригляделся к окружающему его миру. Да, это был Валиск. В четырех километрах к югу лежало кольцевое море и ясно виднелись сростки атоллов. Обернувшись, он увидел пересекавший две трети северной оконечности жирный черный шрам.
Осветительная трубка сияла тусклее, чем должна была, даже учитывая потерю части плазмы. Вокруг царили сумерки, но какие-то сероватые вместо роскошного золотого заката, которым Дариат привык наслаждаться каждый день.
Атмосфера мора висела над прерией, вгоняя все живое в неестественную сонливость. Свернулись в спячке насекомые, птицы и грызуны попрятались по гнездам и норам, даже цветы потеряли природные краски.
Дариат нагнулся, чтобы сорвать блеклый мак. Пухлые пальцы его прошли сквозь стебель. Он с изумлением уставился на них и вдруг осознал, что тело его полупрозрачно.
Только теперь шок помог ему осознать случившееся. Место, враждебное одержателям, место, которое изгонит их из порабощенных тел и лишит энергистической силы. То самое место, куда они с Руброй на веки вечные отправили обиталище.