Страница:
Он покраснел и смущенно кивнул. Луиза направилась в воздушный шлюз. Ее сумка висела на спине, как рюкзак. Дальний люк открылся, и в шлюзе появился мужчина, одетый в светло-зеленый мундир с белым тиснением на обшлагах. Он вежливо улыбнулся ей.
— Наверное, вы и есть семейство Кавана?
— Да, — ответила Луиза.
— Рад познакомиться. Я Брент Рои, таможенный контроль Верхнего Йорка. Боюсь, вам придется пройти несколько формальных проверок. Вы у нас первые гости из-за пределов системы с начала карантина. Все это время мои коллеги сидели и протирали штаны, маясь от безделья. Еще месяц назад вы прошли бы мимо нас, и мы даже не заметили бы таких красоток. Но теперь все по-другому. — Он улыбнулся Женевьеве: — Какая у тебя большая сумка! Ты не везешь в ней контрабанду?
— Нет!
Он подмигнул ей.
— Это шутка. Прошу вас следовать за мной.
Он заскользил вперед, перелетая от поручня к поручню. Луиза и Женевьева едва успевали за ним. За их спинами раздалось слабое жужжание — это закрылся люк «Джамраны».
«Пути назад больше нет, — подумала Луиза. — Впрочем, его никогда и не было».
Офицер таможни вел себя дружелюбно. Может, она зря нервничала по поводу предстоящей процедуры?
Помещение, в котором они оказались, походило на широкий цилиндрический патрубок десяти метров в длину и восьми в ширину. Мебели не было — только пять пунктирных линий крепежных петель, которые лучами расходились от входного люка.
В конце этого странного коридора Брент Рои слегка присел, сильно оттолкнулся и влетел в открытый люк. Луиза последовала его примеру. Кроме офицера таможни, здесь была дюжина других людей, висевших на липучках вдоль стен. Она осмотрелась, и ее сердце затрепетало от предчувствия беды. Люди были в шлемах. Луиза не видела их лиц, закрытых серебристыми пластинами. Каждый из них держал оружие. Когда Флетчер вылетел из люка, все стволы нацелились на него.
— Это таможня? — спросила она слабеющим голосом. Маленькая рука Женевьевы вцепилась в ее лодыжку.
— Луиза!
Девочка прильнула к груди Луизы. Та прижала ее к себе.
— Леди не одержимые, — невозмутимо сказал Флетчер. — Я прошу вас не подвергать их опасности. Обещаю вам, что не буду сопротивляться.
— Не качай права, урод, — огрызнулся Брент Рои.
Эшли запустил импульсные двигатели ремонтного зонда и выругался. Рывок был слишком сильным. Он изменил направление полета, но давление в камере реактора едва не достигло критической черты. Такие ошибки могли обойтись им очень дорого. Он ввел в компьютер другой набор директив, и импульсные двигатели заработали мягче.
Ремонтный зонд остановился в трех метрах над люком пусковой установки. Как и остальная часть фюзеляжа «Бизлинга», люк был жутко исцарапан и помят. Но цел.
— Сквозных пробоин не наблюдаю, — сообщил Эшли. — Установка не повреждена.
— Хорошо, — ответил Джошуа. — Вскрывай ее.
Эшли уже выдвинул три манипулятора зонда. Он ввел захват в монтажное отверстие, оставшееся рядом со сломанным сенсором, и выпустил сегменты якоря в крепежные пазы. На кончике второго манипулятора зажегся шафрановый огонь ядерного резака. Эшли начал осторожно прорезать фюзеляж по краю люка.
Зонд и «Бизлинг» содрогнулись от мощного удара. Компьютер передал предупреждение о том, что два сегмента якоря вышли из пазов. Захват на корпусе слегка сместился.
— Джошуа, еще один такой толчок, и ты стряхнешь меня отсюда.
— Прости. Этого больше не повторится. Мы уже закрепились.
Сенсорное оснащение зонда было небольшим, но Эшли мог наблюдать за маневрами «Леди Мак». Она прикрепилась к хвосту «Бизлинга». Кормовые захваты вошли в соответствующие замки потрепанного боевого корабля. Тонкий серебристый шнур отделился от пучка пуповин и начал медленный поиск стыковочного гнезда на корпусе «Бизлинга».
Фигуры в скафандрах с маневренными ранцами взлетели к яркому кругу света — это был открытый люк воздушного шлюза «Леди Мак». На фюзеляже открылась заслонка одной из пусковых установок. Из нее выдвинулась передняя часть боевой осы — темный удлиненный цилиндр, ощетинившийся сенсорами и антеннами. Рядом работала Болью. Ее скафандр блестел в отраженных бликах оранжевого света, которые переливались при каждом движении космоника. Она зацепилась ногой за межсекционную решетку, под которой хранились баки и генераторы зондов. Одна из крышек амуниционной камеры была уже удалена. Болью вытягивала из шахты электронные стержни.
Сегментная рука ремонтного зонда закончила вырезку люка. Эшли подцепил его грузовым манипулятором и оторвал от корпуса. Облако пыли и металлических стружек поднялось над краем установки и тут же растворилось в вакууме. Развернув прожектора, Эшли осветил округлый белый цилиндр, венчавший вершину конического снаряда. Его полированная серебристая поверхность напоминала зеркало.
— Это он? — спросил пилот, датавизируя на корабль изображение со своих сетчаток.
— Да, это ракетоноситель Алхимика, — ответила Мзу.
— Я не нахожу никаких признаков работы процессоров. Температура сто двадцать по Кельвину.
— Она не влияет на Алхимика.
В голосе Алкад прозвучало излишнее самодовольство, но Эшли промолчал. Он надеялся, что ее уверенность так же оправданна, как действия Джошуа. Введя манипулятор зонда в пусковую установку, он закрепил захват на конической верхней части ракетоносителя. Треугольные ключи нашли блокирующие штифты и вывинтили их. В основании модуля находились соединения термошунтов. Они не желали отделяться. Тридцать лет холода и вакуума сплавили их. Эшли увеличил натяжение, и они разорвались — с такой силой, что с рывком едва справился поглотитель инерции манипулятора.
— Значит, это он? — еще раз спросил Эшли, приподнимая конический нос ракетоносителя.
— Он, — подтвердила Мзу.
Алхимик оказался шаром диаметром полтора метра. Его поверхность серого цвета не имела ни отверстий, ни швов. Шар покоился на стойке с пятью паучьими лапами из карботания. Их внутренние поверхности была снабжены регулируемыми подкладками, которые создавали идеальный захват.
— Вы можете отделить всю стойку, — подсказала Мзу. — Если потребуется, режьте провода и силовые кабели. Они больше не нужны.
— Хорошо. — Эшли придвинул клешню манипулятора к Алхимику и с помощью сенсоров осмотрел механику в нижней части ракетоносителя. — Это не займет много времени. Заклепки стандартные. Я, пожалуй, срежу их все.
— Эшли, пожалуйста, быстрее, — датавизировал Джошуа. — Через двадцать четыре минуты корабли Организации будут здесь.
— Не дрейфь. Мы с Болью управимся за три минуты.
Он двинул резак вперед.
— Доктор!
— Да.
— Зачем вы сделали для Алхимика особый ракетоноситель, если могли установить его на обычную боевую осу?
— Несущая ступень предназначалась для доставки Алхимика к звезде. Это крупная цель, но звездолет не может подлететь к ней близко. Мы создали ракетоноситель, который был максимально защищен от высокой температуры и радиации звезды. Кроме того, в случае обнаружения он мог избегать перехвата, осуществляемого другими боевыми осами. Наша несущая ступень ускоряется при полете до шестидесяти пяти g.
В более спокойной обстановке Эшли пришло бы в голову, что она блефует. Но в нынешней ситуации неведение и вера на слово делали жизнь намного спокойнее.
Моника проводила Алкад к воздушному шлюзу. Она выдерживала благоразумную дистанцию, но не спускала с доктора глаз. Двое других агентов тоже отправились с ними. Им полагалось обыскать команду «Бизлинга», чтобы шестеро спасенных не принесли с собой оружия.
Алкад не замечала присутствия агентов. Она так долго жила под постоянным наблюдением, что эта бесцеремонность уже ничего не значила. Особенно в такой знаменательный для нее момент.
Приклеившись к липучке у люка воздушного шлюза, она с нарочито спокойным видом ожидала встречи с друзьями. Конечно, она волновалась, но, к ее собственному удивлению, не так сильно, как могла бы. Тридцать лет прошло. Разве можно любить кого-то так долго? Или сохранять идеалы любви? Одна маленькая иллюзия о светлом будущем, которая намеренно и методически ставится выше других эмоциональных слабостей.
В принципе, это хорошо, что остались воспоминания о славных временах. Об идеалах дружбы и борьбы. О привязанности, обожании и интимной близости. Но, может быть, для поддержания и обновления любовного чувства необходимо постоянное присутствие любимого? Может, Питер стал для нее абстракцией, умозрительным образом, еще одним оправданием ее ошибок и стечения обстоятельств?
Ей вдруг захотелось убежать в свою каюту, запереться там и плакать, плакать… «Мне уже больше шестидесяти, — размышляла она, — а ему по-прежнему тридцать пять». Она машинально подняла руку, чтобы поправить седые волосы. Как глупо! Если бы ее волновала внешность, она давно могла бы что-то с ней сделать. Косметические нанопакеты, протезы желез внутренней секреции, генная терапия… Но Питер стал бы презирать ее за это ложное и унизительное омоложение.
Алкад опустила руку и прижала ее к груди. Индикаторы воздушного шлюза изменили цвет — с красного на зеленый. Колесо замка в центре люка начало вращаться.
Питер Адул был первым — друзья оказали ему такую любезность. Когда силиконовая пленка скафандра «С-2» соскользнула с его головы, Алкад увидела его лицо — черты, которые хранила в памяти все эти долгие годы. Питер взглянул на нее и смущенно улыбнулся.
— Седые волосы… — сказал он растерянно. — Я никогда не представлял себе такого. Я много всего представлял, но не это.
— Волосы — ерунда. Я боялась, что с тобой могло случиться кое-что похуже.
— Но не случилось. Мы остались в живых. И ты вернулась, чтобы спасти нас от смерти. Ты вернулась к нам через тридцать лет.
— Разве я могла поступить иначе? — удивилась Алкад. Питер озорно усмехнулся. Алкад засмеялась в ответ и бросилась в его объятия.
Джошуа подключился к внешним сенсорам ремонтного зонда и проверил, как идет работа по установке Алхимика на боевую осу. Эшли с помощью манипулятора вставлял устройство Мзу в зарядную камеру — вместо той боеголовки, которую удалила Болью. Размеры Алхимика соответствовали камере, но клешни манипулятора, сжимавшие снаряд, создавали проблемы. Болью отрезала от опоры пару кусков, чтобы те не цеплялись за стенки — камеры. Монтаж был грубым от начала до конца, но работа не требовала изощренной скрупулезности.
На изображение с сенсоров накладывались схемы систем «Леди Макбет» и таблицы стартовых процедур. Джошуа мог следить за действиями остальных членов экипажа. Лайол и Сара готовили корабль к условиям высокого ускорения: они закрепляли вспомогательное оборудование, выпускали в баки жидкости из патрубков и постепенно выводили реакторы на мощность, необходимую для силовых молекулярных генераторов. Дахиби проводил диагностику бортового оборудования.
К этому времени ожидание уже могло бы довести Джошуа до психоза. Но у него было столько дел, что времени думать о чем-то еще просто не оставалось. Кроме того, ему помогала неуемная самонадеянность. Он верил в успех. Его план почти не отличался по риску от прошлого полета через точку Лагранжа — разве что был немного безумнее.
«Жаль, что я не смогу похвастать об этом в баре Харки», — подумал он. Перспектива домашнего ареста волновала его больше, чем предстоящий маневр. Ему не хотелось торчать на Транквиллити всю оставшуюся жизнь. И он не мог обсуждать эту тему с друзьями, пока рядом находились агенты эденистов.
Закрепив снаряд в зарядной камере, Эшли отвел манипулятор от боевой осы. Болью подтянула шланг распылителя к пусковой установке, и из наконечника брызнула густая красная струя, залившая Алхимика пеной. Это был дюпоксиновый затвердитель, который использовался в астроиндустрии для аварийной заделки пробоин. Плавные и уверенные движения космоника гарантировали, что пена полностью покроет снаряд и намертво свяжет Алхимика с боевой осой.
— Эшли, подведи зонд к шлюзу и перебирайся на борт в скафандре, — приказал Джошуа.
— А как же зонд?
— Здесь бросим. Он не предназначен для тех ускорений, которые нас ожидают. В его баках слишком много реакционной массы, а это штука летучая. Лопнут — рванет неслабо.
— Ты капитан — тебе и решать. А что будет с космопланом?
— Я о нем позабочусь. Возвращайся. У нас осталось мало времени. Через шестнадцать минут здесь будут корабли Организации.
— Я понял, капитан.
— Лайол!
— На связи.
— Избавься от челнока. Болью, как дела?
— Прекрасно, капитан. Я его прикрыла. Пена загустеет через пятьдесят секунд.
— Отличная работа. Возвращайся на борт.
Джошуа переключил бортовой компьютер на блок управления боевыми осами. Ракетоноситель с Алхимиком ответил сигналом готовности, и Джошуа ввел программу его запуска. Активировав процессор боевой осы, он загрузил в него рассчитанную траекторию полета.
— Док, настало время узнать, насколько вы хороши.
— Я поняла вас, капитан.
Алкад подключилась к процессору и через встроенный сенсор Алхимика ввела сложный программный код. Устройство подтвердило прием команды. Перед внутренним взором Джошуа открылся служебный экран, усеянный новыми пиктограммами. Листы секретной информации складывались пачками до самых небес. Их кипы соединялись перекрестными ссылками, создавая решетки пурпурного и желтого цветов. Узлы решеток сияли, как звездные огни. Внезапно перспектива изменилась. Кипы страниц превратились в сферические раковины, излучая потоки данных и выстраивая особый информационно-энергетический узор.
— Он заработал, — сообщила Алкад.
— О, Господи!
Перед его внутренним взором мерцало виртуальное сокровище, сложность которого находилась за гранью понимания. Какая горькая ирония, что такое восхитительно сложное и прекрасное творение человеческого ума было источником огромных разрушений.
— Ладно, док, начинайте генерацию нейтрония. Я запускаю снаряд через двадцать секунд. Отсчет пошел.
Когда панели теплообменников, антенны и сенсоры с жужжанием сложились и вошли в пазы, из ангара вылетел космоплан «Леди Мак». Вплывая в воздушный шлюз, Эшли не сводил с него глаз. Он успел заметить, как доковое кольцо на коническом носу разомкнулось, отправляя космоплан в свободный и вечный дрейф, а затем сияющий бронзовый корпус Болью закрыл собой отверстие люка, и на этом все закончилось.
«Жаль, — подумал Эшли. — Красивая была машина».
Как только внешний люк закрылся, цилиндрическая камера шлюза наполнилась воздухом. Дисплей бортового компьютера дал оценку ситуации. Включив импульсные двигатели, Джошуа начал выводить корабль на новый полетный вектор. Задвижки пусковых установок пришли в движение, открывая ряды конических боевых ос.
Эшли и Болью выплыли из шлюза и быстро направились на мостик. В коридорах никого не было. В открытые двери нескольких кают они увидели активированные ноль-тау капсулы.
Боевая оса с Алхимиком завершила процесс запуска термоядерного двигателя и взлетела. Одобрительные возгласы с мостика эхом пронеслись по пустым помещениям «Леди Мак». Через несколько секунд десять других боевых ос помчались вдогонку за первой. Их рой с ускорением в двадцать пять g направлялся к газовому гиганту.
Проскользнув через люк следом за космоником, Эшли влетел на мостик.
— К пультам, живо! — крикнул Джошуа.
Эшли едва успел опуститься на противоперегрузочное ложе, когда три дюзы «Леди Мак» взревели и на людей навалилась тяжесть ускорения. Над пилотом закрылся купол защитного поля.
— Сигнал от кораблей Организации, — сообщила Сара. — Джош, они знают, что мы здесь, и обращаются к тебе по имени.
Джошуа подключился к каналу связи. Образ, который приняла его нейросеть, был невнятным от статических помех. Он увидел мостик фрегата, фигуры на ложах. Один из мужчин был одет в двубортный костюм шоколадно-коричневого цвета, отделанный тонкой серебристо-серой тесьмой. Рядом лежала черная фетровая шляпа. Джошуа удивился этому на миг: фрегат двигался на семи g, и шляпу должно было сплюснуть в блин.
— Капитан Калверт!
— На связи.
— Я — Оскар Кирн. Аль назначил меня боссом в этом районе космоса.
— Джошуа, — передал Лайол. — Фрегаты изменили курс. Они преследуют нас.
— Я понял.
Он увеличил ускорение, выводя «Леди Мак» на семь g. Эшли застонал от досады и активировал ноль-тау поле. Мрак стазиса сомкнулся вокруг него, избавив от тяжкого бремени гравитации. Алкад Мзу и Питер Адул последовали его примеру.
— Рад встретиться с вами, Оскар, — передал Джошуа, с трудом ворочая челюстью.
— Мои люди сообщили мне, что ты чем-то пальнул в большую планету. Надеюсь, ты не придурок, приятель. Это случайно не то, о чем я думаю?
— То самое. Алхимик никому не достанется.
— Тупая ослиная задница! Ты только что угробил треть своего выбора! Теперь слушай меня, сынок. Отключи движки и отдай мне Мзу. Взамен я обещаю, что никто из твоей команды не будет убит. Это вторая треть выбора, мальчик.
— А вы не обманываете? Дайте-ка догадаюсь, какой будет последняя треть.
— Не дури, сынок. Запомни, после того, как мы уничтожим тебя и твой игрушечный кораблик, новое тело получит только мадам Мзу. Тебе же достанется бездна, малыш! На весь остаток вечности! Послушай того, кто там был, — она того не заслуживает. Там нет ничего. Поэтому отдай нам ее по-хорошему, и я никому не расскажу о том, что ты прицепил Алхимику бетонные сапоги.
— Мистер Кирн, да вы еще и кретин!
— Верни Алхимика, мальчик. Я знаю, ты имеешь радиоконтакт с осой. Отзови ее обратно, или я прикажу команде открыть огонь!
— Если вы взорвете «Леди Мак», то вообще ничего не получите. Поразмышляйте над этим. Во времени я вас не ограничиваю, так что думайте, пока не надоест.
Джошуа отключился от канала связи.
— Сколько будет длиться это проклятое ускорение? — спросила Моника.
— Семь g? — спросил молодой капитан. — Это же ерунда.
Он увеличил мощность импульсных двигателей до полных десяти g.
Моника не могла даже стонать. Ее глотка сжималась под собственным весом. Какая нелепость! Легкие отказывались правильно дышать. Импланты укрепляли мышцы ее рук и ног, но не диафрагму. Еще несколько секунд — и начнется удушье. Держать Мзу под наблюдением не представлялось возможным. Приходилось доверяться Калверту и его экипажу.
— Удачи, — передала Моника. — Увидимся на другой стороне.
Бортовой компьютер сообщил, что она активировала свою ноль-тау капсулу. Джошуа остался с тремя членами экипажа, которые не искали убежища в стазисе. Это были Болью, Дахиби и, конечно, Лайол.
— Доложите о состоянии систем, — передал он своим помощникам.
Системы и корпус «Леди Мак» держались отлично. Но Джошуа знал, что корабль рассчитан на такое ускорение. Во время испытаний его разгоняли и до больших величин.
В семидесяти тысячах километров за ними два фрегата Организации ускорились до восьми g. Это был предел для их двигателей. Экипажи торопливо отслеживали все изменения ситуации и докладывали о них Оскару Кирну, особенно подчеркивая время до того момента, когда «Леди Макбет» могла стать недосягаемой для их боевых ос.
Впереди трех кораблей, направляясь к газовому гиганту, мчался рой из одиннадцати снарядов. Ни один сенсор в галактике не мог бы определить, какая из ракет несла в себе Алхимика. И это делало ее перехват невозможным.
Статус-кво держался около пятнадцати минут, прежде чем до Оскара Кирна дошла простая истина. Он понял, что Калверт и Мзу не собирались сдаваться в плен и уж тем более отдавать ему устройство. Взревев от бешенства, он приказал «Уршелю» и «Раймо» выпустить в «Леди Макбет» рой боевых ос.
— Нехорошо, — заметил Джошуа, когда сенсоры показали ему внезапный всплеск в инфракрасном спектре фрегатов. — Но тебе, кретин, не удастся навязать мне свое восприятие реальности.
Через восемьдесят девять секунд Алхимик должен был достичь атмосферы газового гиганта. Его программы управления создавали сложный энергетический узор, воспроизводя последовательность событий, которую задала Мзу. Как только эта последовательность начнется, активация займет две пикосекунды. Никаких визуальных эффектов не будет — просто поверхность Алхимика станет абсолютно черной. Конечно, физика, стоявшая за этой переменой цвета, была сложнее. Гораздо сложнее.
Когда он спросил Алкад о способе действия, она ответила:
— Я просто поняла, как комбинировать ноль-тау поле и технику энергосжатия, которую используют в узлах звездолетов для подпространственных прыжков. В последнем случае эффект как бы замораживается, если энергетическая плотность приближается к бесконечности. Вместо того, чтобы выбросить растровый узел из нашей Вселенной, вы создаете вокруг него зону сильно искривленного пространства.
— Искривленного пространства?
— Гравитацию.
Гравитация, если она достаточно сильна, способна отклонить даже свет. Она притягивает не только яблоко Ньютона, но и отдельные фотоны. В природе тяготение мощнее всего в сердцах звезд, чья масса достаточно плотна. При определенных условиях возникает сингулярность — черная дыра, притяжение которой неодолимо ни для материи, ни для энергии.
В своем активном режиме Алхимик должен был стать такой космологической бездной: все, что падало на его поверхность, уже никогда не могло вернуться. Оказавшись в поле его притяжения, электромагнитная энергия и атомы увлекались к поверхности ядра и сжимались до феноменальной плотности. Эффект нарастал по экспоненте. Чем большую массу проглатывала черная дыра, тем тяжелее и сильнее она становилась, увеличивая свою поверхность и наращивая скорость — поглощения окружавшей ее материи.
Если бы Алхимика погрузили в звезду, каждый грамм ее вещества со временем ушел бы за грань неодолимого барьера, который воздвигала гравитация. В этом и заключалось гуманное решение Алкад Мзу. Солнце Омуты не вспыхнуло бы и не разорвалось на части, выжигая волнами жара и радиации жизнь на планете. Вместо этого оно отдало бы каждый эрг своему ядру, сжалось до маленького черного шара и навсегда потерялось во Вселенной. Омута вращалась бы вокруг ничего не излучающей точки, и ее тепло медленно уходило бы в вечную ночь. В конце концов воздух стал бы настолько холодным, что сконденсировался и выпал бы снегом.
Впрочем, у Алхимика имелась и вторая настройка — агрессивная. Парадоксально, но созданное им поле тяготения при этом было слабее.
Воидя в стазис, аппарат почернел. Однако гравитация была не так сильна, чтобы породить сингулярность. Она легко изменяла структуры атомов, но не могла вызвать тотального поглощения материи. Боевая оса превратилась в плазму, окутав Алхимика. Все электроны и протоны этой огненной оболочки сжались вместе, произведя мощный импульс гамма-радиации. Излучение быстро ослабло, оставив снаряд в однородном (глубиной в ангстрем) океане сверхтекучих нейтронов.
Когда он вонзился в верхний слой атмосферы, облака на сотни квадратных километров озарил ослепительный белый свет. Через несколько секунд глубинные слои облачного покрова засияли розовым. Через рваные воронки циклонов потекли белые тени, похожие на гигантских рыб. Затем свет погас вовсе.
Алхимик достиг полужидких внутренних слоев газового гиганта и почти без сопротивления пробил их. Снаряд продавливал материю и жадно поглощал ее. Каждый столкнувшийся с ним атом вжимался в рой нейтронов, собравшихся вокруг Алхимика, и он быстро обрастал оболочкой из чистого нейтрония. Толщина этой мантии была уже сопоставима с атомным ядром.
Сжатие частиц под действием мощного гравитационного поля снаряда высвобождало колоссальное количество энергии — на несколько порядков больше, чем термоядерный взрыв. Полутвердый материал планеты накалялся до таких температур, которые разрушали все атомные связи. По мере того как снаряд погружался в газовый гигант, вокруг него разрасталась огромная полость нестабильного вещества. Природные конвекционные потоки уже не могли отводить тепло с той скоростью, с какой оно производилось. Энергетический гнойник продолжал набухать. Это должно было привести к каким-то последствиям.
Когда «Леди Мак» находилась в семи минутах лета от перигея, ее сенсоры обнаружили первый выброс. Пробивая облачные пояса, из глубины гиганта поднялся, разбухая, гладкий купол поперечником в три тысячи километров, сияющий, точно газовая лава. В отличие от огромных пятен, присущих газовым гигантам, этот купол не имел спиральной циклонической структуры. Он больше напоминал распухшую фистулу, сквозь которую возносились вверх сжатые давлением массы нагретого водорода. Ураганы и циклоны, которые веками пробивались к верхней атмосфере, были отброшены в стороны вырвавшимся на свободу пламенным чудовищем. Его вершина поднималась над тропосферой на тысячу километров, озаряя ядовитым медно-красным светом одну треть ночной стороны планеты.
Прямо в центре зарево вдруг стало ослепительно-ярким. Спираль жесткого белого света пробила облачный купол и устремилась в космос.
— О, Иисус! — вскричал Лайол. — Что это? Неужели детонация?
— Ничего подобного, — ответил Джошуа. — Это только начало. Сейчас пойдет кое-что покруче.
«Леди Мак» была далеко от потока фонтанирующей плазмы. Она мчалась над газовым гигантом к рассветному терминатору. Тем не менее излучение плазмы омыло корпус, и термальные потоки вызвали тревогу третьей степени. Чтобы уменьшить нагрев корпуса, криогенные теплообменники подали в систему охлаждения свыше сотни литров негорючей жидкости. Мощный электромагнитный импульс нестабильной плазмы ввел процессоры корабля в аварийный режим. Пострадала даже сверхпрочная военная электроника. Но самое худшее началось при смещении магнитных полей планеты. «Леди Мак» оказалась в круговороте электрических потоков.
— Наверное, вы и есть семейство Кавана?
— Да, — ответила Луиза.
— Рад познакомиться. Я Брент Рои, таможенный контроль Верхнего Йорка. Боюсь, вам придется пройти несколько формальных проверок. Вы у нас первые гости из-за пределов системы с начала карантина. Все это время мои коллеги сидели и протирали штаны, маясь от безделья. Еще месяц назад вы прошли бы мимо нас, и мы даже не заметили бы таких красоток. Но теперь все по-другому. — Он улыбнулся Женевьеве: — Какая у тебя большая сумка! Ты не везешь в ней контрабанду?
— Нет!
Он подмигнул ей.
— Это шутка. Прошу вас следовать за мной.
Он заскользил вперед, перелетая от поручня к поручню. Луиза и Женевьева едва успевали за ним. За их спинами раздалось слабое жужжание — это закрылся люк «Джамраны».
«Пути назад больше нет, — подумала Луиза. — Впрочем, его никогда и не было».
Офицер таможни вел себя дружелюбно. Может, она зря нервничала по поводу предстоящей процедуры?
Помещение, в котором они оказались, походило на широкий цилиндрический патрубок десяти метров в длину и восьми в ширину. Мебели не было — только пять пунктирных линий крепежных петель, которые лучами расходились от входного люка.
В конце этого странного коридора Брент Рои слегка присел, сильно оттолкнулся и влетел в открытый люк. Луиза последовала его примеру. Кроме офицера таможни, здесь была дюжина других людей, висевших на липучках вдоль стен. Она осмотрелась, и ее сердце затрепетало от предчувствия беды. Люди были в шлемах. Луиза не видела их лиц, закрытых серебристыми пластинами. Каждый из них держал оружие. Когда Флетчер вылетел из люка, все стволы нацелились на него.
— Это таможня? — спросила она слабеющим голосом. Маленькая рука Женевьевы вцепилась в ее лодыжку.
— Луиза!
Девочка прильнула к груди Луизы. Та прижала ее к себе.
— Леди не одержимые, — невозмутимо сказал Флетчер. — Я прошу вас не подвергать их опасности. Обещаю вам, что не буду сопротивляться.
— Не качай права, урод, — огрызнулся Брент Рои.
Эшли запустил импульсные двигатели ремонтного зонда и выругался. Рывок был слишком сильным. Он изменил направление полета, но давление в камере реактора едва не достигло критической черты. Такие ошибки могли обойтись им очень дорого. Он ввел в компьютер другой набор директив, и импульсные двигатели заработали мягче.
Ремонтный зонд остановился в трех метрах над люком пусковой установки. Как и остальная часть фюзеляжа «Бизлинга», люк был жутко исцарапан и помят. Но цел.
— Сквозных пробоин не наблюдаю, — сообщил Эшли. — Установка не повреждена.
— Хорошо, — ответил Джошуа. — Вскрывай ее.
Эшли уже выдвинул три манипулятора зонда. Он ввел захват в монтажное отверстие, оставшееся рядом со сломанным сенсором, и выпустил сегменты якоря в крепежные пазы. На кончике второго манипулятора зажегся шафрановый огонь ядерного резака. Эшли начал осторожно прорезать фюзеляж по краю люка.
Зонд и «Бизлинг» содрогнулись от мощного удара. Компьютер передал предупреждение о том, что два сегмента якоря вышли из пазов. Захват на корпусе слегка сместился.
— Джошуа, еще один такой толчок, и ты стряхнешь меня отсюда.
— Прости. Этого больше не повторится. Мы уже закрепились.
Сенсорное оснащение зонда было небольшим, но Эшли мог наблюдать за маневрами «Леди Мак». Она прикрепилась к хвосту «Бизлинга». Кормовые захваты вошли в соответствующие замки потрепанного боевого корабля. Тонкий серебристый шнур отделился от пучка пуповин и начал медленный поиск стыковочного гнезда на корпусе «Бизлинга».
Фигуры в скафандрах с маневренными ранцами взлетели к яркому кругу света — это был открытый люк воздушного шлюза «Леди Мак». На фюзеляже открылась заслонка одной из пусковых установок. Из нее выдвинулась передняя часть боевой осы — темный удлиненный цилиндр, ощетинившийся сенсорами и антеннами. Рядом работала Болью. Ее скафандр блестел в отраженных бликах оранжевого света, которые переливались при каждом движении космоника. Она зацепилась ногой за межсекционную решетку, под которой хранились баки и генераторы зондов. Одна из крышек амуниционной камеры была уже удалена. Болью вытягивала из шахты электронные стержни.
Сегментная рука ремонтного зонда закончила вырезку люка. Эшли подцепил его грузовым манипулятором и оторвал от корпуса. Облако пыли и металлических стружек поднялось над краем установки и тут же растворилось в вакууме. Развернув прожектора, Эшли осветил округлый белый цилиндр, венчавший вершину конического снаряда. Его полированная серебристая поверхность напоминала зеркало.
— Это он? — спросил пилот, датавизируя на корабль изображение со своих сетчаток.
— Да, это ракетоноситель Алхимика, — ответила Мзу.
— Я не нахожу никаких признаков работы процессоров. Температура сто двадцать по Кельвину.
— Она не влияет на Алхимика.
В голосе Алкад прозвучало излишнее самодовольство, но Эшли промолчал. Он надеялся, что ее уверенность так же оправданна, как действия Джошуа. Введя манипулятор зонда в пусковую установку, он закрепил захват на конической верхней части ракетоносителя. Треугольные ключи нашли блокирующие штифты и вывинтили их. В основании модуля находились соединения термошунтов. Они не желали отделяться. Тридцать лет холода и вакуума сплавили их. Эшли увеличил натяжение, и они разорвались — с такой силой, что с рывком едва справился поглотитель инерции манипулятора.
— Значит, это он? — еще раз спросил Эшли, приподнимая конический нос ракетоносителя.
— Он, — подтвердила Мзу.
Алхимик оказался шаром диаметром полтора метра. Его поверхность серого цвета не имела ни отверстий, ни швов. Шар покоился на стойке с пятью паучьими лапами из карботания. Их внутренние поверхности была снабжены регулируемыми подкладками, которые создавали идеальный захват.
— Вы можете отделить всю стойку, — подсказала Мзу. — Если потребуется, режьте провода и силовые кабели. Они больше не нужны.
— Хорошо. — Эшли придвинул клешню манипулятора к Алхимику и с помощью сенсоров осмотрел механику в нижней части ракетоносителя. — Это не займет много времени. Заклепки стандартные. Я, пожалуй, срежу их все.
— Эшли, пожалуйста, быстрее, — датавизировал Джошуа. — Через двадцать четыре минуты корабли Организации будут здесь.
— Не дрейфь. Мы с Болью управимся за три минуты.
Он двинул резак вперед.
— Доктор!
— Да.
— Зачем вы сделали для Алхимика особый ракетоноситель, если могли установить его на обычную боевую осу?
— Несущая ступень предназначалась для доставки Алхимика к звезде. Это крупная цель, но звездолет не может подлететь к ней близко. Мы создали ракетоноситель, который был максимально защищен от высокой температуры и радиации звезды. Кроме того, в случае обнаружения он мог избегать перехвата, осуществляемого другими боевыми осами. Наша несущая ступень ускоряется при полете до шестидесяти пяти g.
В более спокойной обстановке Эшли пришло бы в голову, что она блефует. Но в нынешней ситуации неведение и вера на слово делали жизнь намного спокойнее.
Моника проводила Алкад к воздушному шлюзу. Она выдерживала благоразумную дистанцию, но не спускала с доктора глаз. Двое других агентов тоже отправились с ними. Им полагалось обыскать команду «Бизлинга», чтобы шестеро спасенных не принесли с собой оружия.
Алкад не замечала присутствия агентов. Она так долго жила под постоянным наблюдением, что эта бесцеремонность уже ничего не значила. Особенно в такой знаменательный для нее момент.
Приклеившись к липучке у люка воздушного шлюза, она с нарочито спокойным видом ожидала встречи с друзьями. Конечно, она волновалась, но, к ее собственному удивлению, не так сильно, как могла бы. Тридцать лет прошло. Разве можно любить кого-то так долго? Или сохранять идеалы любви? Одна маленькая иллюзия о светлом будущем, которая намеренно и методически ставится выше других эмоциональных слабостей.
В принципе, это хорошо, что остались воспоминания о славных временах. Об идеалах дружбы и борьбы. О привязанности, обожании и интимной близости. Но, может быть, для поддержания и обновления любовного чувства необходимо постоянное присутствие любимого? Может, Питер стал для нее абстракцией, умозрительным образом, еще одним оправданием ее ошибок и стечения обстоятельств?
Ей вдруг захотелось убежать в свою каюту, запереться там и плакать, плакать… «Мне уже больше шестидесяти, — размышляла она, — а ему по-прежнему тридцать пять». Она машинально подняла руку, чтобы поправить седые волосы. Как глупо! Если бы ее волновала внешность, она давно могла бы что-то с ней сделать. Косметические нанопакеты, протезы желез внутренней секреции, генная терапия… Но Питер стал бы презирать ее за это ложное и унизительное омоложение.
Алкад опустила руку и прижала ее к груди. Индикаторы воздушного шлюза изменили цвет — с красного на зеленый. Колесо замка в центре люка начало вращаться.
Питер Адул был первым — друзья оказали ему такую любезность. Когда силиконовая пленка скафандра «С-2» соскользнула с его головы, Алкад увидела его лицо — черты, которые хранила в памяти все эти долгие годы. Питер взглянул на нее и смущенно улыбнулся.
— Седые волосы… — сказал он растерянно. — Я никогда не представлял себе такого. Я много всего представлял, но не это.
— Волосы — ерунда. Я боялась, что с тобой могло случиться кое-что похуже.
— Но не случилось. Мы остались в живых. И ты вернулась, чтобы спасти нас от смерти. Ты вернулась к нам через тридцать лет.
— Разве я могла поступить иначе? — удивилась Алкад. Питер озорно усмехнулся. Алкад засмеялась в ответ и бросилась в его объятия.
Джошуа подключился к внешним сенсорам ремонтного зонда и проверил, как идет работа по установке Алхимика на боевую осу. Эшли с помощью манипулятора вставлял устройство Мзу в зарядную камеру — вместо той боеголовки, которую удалила Болью. Размеры Алхимика соответствовали камере, но клешни манипулятора, сжимавшие снаряд, создавали проблемы. Болью отрезала от опоры пару кусков, чтобы те не цеплялись за стенки — камеры. Монтаж был грубым от начала до конца, но работа не требовала изощренной скрупулезности.
На изображение с сенсоров накладывались схемы систем «Леди Макбет» и таблицы стартовых процедур. Джошуа мог следить за действиями остальных членов экипажа. Лайол и Сара готовили корабль к условиям высокого ускорения: они закрепляли вспомогательное оборудование, выпускали в баки жидкости из патрубков и постепенно выводили реакторы на мощность, необходимую для силовых молекулярных генераторов. Дахиби проводил диагностику бортового оборудования.
К этому времени ожидание уже могло бы довести Джошуа до психоза. Но у него было столько дел, что времени думать о чем-то еще просто не оставалось. Кроме того, ему помогала неуемная самонадеянность. Он верил в успех. Его план почти не отличался по риску от прошлого полета через точку Лагранжа — разве что был немного безумнее.
«Жаль, что я не смогу похвастать об этом в баре Харки», — подумал он. Перспектива домашнего ареста волновала его больше, чем предстоящий маневр. Ему не хотелось торчать на Транквиллити всю оставшуюся жизнь. И он не мог обсуждать эту тему с друзьями, пока рядом находились агенты эденистов.
Закрепив снаряд в зарядной камере, Эшли отвел манипулятор от боевой осы. Болью подтянула шланг распылителя к пусковой установке, и из наконечника брызнула густая красная струя, залившая Алхимика пеной. Это был дюпоксиновый затвердитель, который использовался в астроиндустрии для аварийной заделки пробоин. Плавные и уверенные движения космоника гарантировали, что пена полностью покроет снаряд и намертво свяжет Алхимика с боевой осой.
— Эшли, подведи зонд к шлюзу и перебирайся на борт в скафандре, — приказал Джошуа.
— А как же зонд?
— Здесь бросим. Он не предназначен для тех ускорений, которые нас ожидают. В его баках слишком много реакционной массы, а это штука летучая. Лопнут — рванет неслабо.
— Ты капитан — тебе и решать. А что будет с космопланом?
— Я о нем позабочусь. Возвращайся. У нас осталось мало времени. Через шестнадцать минут здесь будут корабли Организации.
— Я понял, капитан.
— Лайол!
— На связи.
— Избавься от челнока. Болью, как дела?
— Прекрасно, капитан. Я его прикрыла. Пена загустеет через пятьдесят секунд.
— Отличная работа. Возвращайся на борт.
Джошуа переключил бортовой компьютер на блок управления боевыми осами. Ракетоноситель с Алхимиком ответил сигналом готовности, и Джошуа ввел программу его запуска. Активировав процессор боевой осы, он загрузил в него рассчитанную траекторию полета.
— Док, настало время узнать, насколько вы хороши.
— Я поняла вас, капитан.
Алкад подключилась к процессору и через встроенный сенсор Алхимика ввела сложный программный код. Устройство подтвердило прием команды. Перед внутренним взором Джошуа открылся служебный экран, усеянный новыми пиктограммами. Листы секретной информации складывались пачками до самых небес. Их кипы соединялись перекрестными ссылками, создавая решетки пурпурного и желтого цветов. Узлы решеток сияли, как звездные огни. Внезапно перспектива изменилась. Кипы страниц превратились в сферические раковины, излучая потоки данных и выстраивая особый информационно-энергетический узор.
— Он заработал, — сообщила Алкад.
— О, Господи!
Перед его внутренним взором мерцало виртуальное сокровище, сложность которого находилась за гранью понимания. Какая горькая ирония, что такое восхитительно сложное и прекрасное творение человеческого ума было источником огромных разрушений.
— Ладно, док, начинайте генерацию нейтрония. Я запускаю снаряд через двадцать секунд. Отсчет пошел.
Когда панели теплообменников, антенны и сенсоры с жужжанием сложились и вошли в пазы, из ангара вылетел космоплан «Леди Мак». Вплывая в воздушный шлюз, Эшли не сводил с него глаз. Он успел заметить, как доковое кольцо на коническом носу разомкнулось, отправляя космоплан в свободный и вечный дрейф, а затем сияющий бронзовый корпус Болью закрыл собой отверстие люка, и на этом все закончилось.
«Жаль, — подумал Эшли. — Красивая была машина».
Как только внешний люк закрылся, цилиндрическая камера шлюза наполнилась воздухом. Дисплей бортового компьютера дал оценку ситуации. Включив импульсные двигатели, Джошуа начал выводить корабль на новый полетный вектор. Задвижки пусковых установок пришли в движение, открывая ряды конических боевых ос.
Эшли и Болью выплыли из шлюза и быстро направились на мостик. В коридорах никого не было. В открытые двери нескольких кают они увидели активированные ноль-тау капсулы.
Боевая оса с Алхимиком завершила процесс запуска термоядерного двигателя и взлетела. Одобрительные возгласы с мостика эхом пронеслись по пустым помещениям «Леди Мак». Через несколько секунд десять других боевых ос помчались вдогонку за первой. Их рой с ускорением в двадцать пять g направлялся к газовому гиганту.
Проскользнув через люк следом за космоником, Эшли влетел на мостик.
— К пультам, живо! — крикнул Джошуа.
Эшли едва успел опуститься на противоперегрузочное ложе, когда три дюзы «Леди Мак» взревели и на людей навалилась тяжесть ускорения. Над пилотом закрылся купол защитного поля.
— Сигнал от кораблей Организации, — сообщила Сара. — Джош, они знают, что мы здесь, и обращаются к тебе по имени.
Джошуа подключился к каналу связи. Образ, который приняла его нейросеть, был невнятным от статических помех. Он увидел мостик фрегата, фигуры на ложах. Один из мужчин был одет в двубортный костюм шоколадно-коричневого цвета, отделанный тонкой серебристо-серой тесьмой. Рядом лежала черная фетровая шляпа. Джошуа удивился этому на миг: фрегат двигался на семи g, и шляпу должно было сплюснуть в блин.
— Капитан Калверт!
— На связи.
— Я — Оскар Кирн. Аль назначил меня боссом в этом районе космоса.
— Джошуа, — передал Лайол. — Фрегаты изменили курс. Они преследуют нас.
— Я понял.
Он увеличил ускорение, выводя «Леди Мак» на семь g. Эшли застонал от досады и активировал ноль-тау поле. Мрак стазиса сомкнулся вокруг него, избавив от тяжкого бремени гравитации. Алкад Мзу и Питер Адул последовали его примеру.
— Рад встретиться с вами, Оскар, — передал Джошуа, с трудом ворочая челюстью.
— Мои люди сообщили мне, что ты чем-то пальнул в большую планету. Надеюсь, ты не придурок, приятель. Это случайно не то, о чем я думаю?
— То самое. Алхимик никому не достанется.
— Тупая ослиная задница! Ты только что угробил треть своего выбора! Теперь слушай меня, сынок. Отключи движки и отдай мне Мзу. Взамен я обещаю, что никто из твоей команды не будет убит. Это вторая треть выбора, мальчик.
— А вы не обманываете? Дайте-ка догадаюсь, какой будет последняя треть.
— Не дури, сынок. Запомни, после того, как мы уничтожим тебя и твой игрушечный кораблик, новое тело получит только мадам Мзу. Тебе же достанется бездна, малыш! На весь остаток вечности! Послушай того, кто там был, — она того не заслуживает. Там нет ничего. Поэтому отдай нам ее по-хорошему, и я никому не расскажу о том, что ты прицепил Алхимику бетонные сапоги.
— Мистер Кирн, да вы еще и кретин!
— Верни Алхимика, мальчик. Я знаю, ты имеешь радиоконтакт с осой. Отзови ее обратно, или я прикажу команде открыть огонь!
— Если вы взорвете «Леди Мак», то вообще ничего не получите. Поразмышляйте над этим. Во времени я вас не ограничиваю, так что думайте, пока не надоест.
Джошуа отключился от канала связи.
— Сколько будет длиться это проклятое ускорение? — спросила Моника.
— Семь g? — спросил молодой капитан. — Это же ерунда.
Он увеличил мощность импульсных двигателей до полных десяти g.
Моника не могла даже стонать. Ее глотка сжималась под собственным весом. Какая нелепость! Легкие отказывались правильно дышать. Импланты укрепляли мышцы ее рук и ног, но не диафрагму. Еще несколько секунд — и начнется удушье. Держать Мзу под наблюдением не представлялось возможным. Приходилось доверяться Калверту и его экипажу.
— Удачи, — передала Моника. — Увидимся на другой стороне.
Бортовой компьютер сообщил, что она активировала свою ноль-тау капсулу. Джошуа остался с тремя членами экипажа, которые не искали убежища в стазисе. Это были Болью, Дахиби и, конечно, Лайол.
— Доложите о состоянии систем, — передал он своим помощникам.
Системы и корпус «Леди Мак» держались отлично. Но Джошуа знал, что корабль рассчитан на такое ускорение. Во время испытаний его разгоняли и до больших величин.
В семидесяти тысячах километров за ними два фрегата Организации ускорились до восьми g. Это был предел для их двигателей. Экипажи торопливо отслеживали все изменения ситуации и докладывали о них Оскару Кирну, особенно подчеркивая время до того момента, когда «Леди Макбет» могла стать недосягаемой для их боевых ос.
Впереди трех кораблей, направляясь к газовому гиганту, мчался рой из одиннадцати снарядов. Ни один сенсор в галактике не мог бы определить, какая из ракет несла в себе Алхимика. И это делало ее перехват невозможным.
Статус-кво держался около пятнадцати минут, прежде чем до Оскара Кирна дошла простая истина. Он понял, что Калверт и Мзу не собирались сдаваться в плен и уж тем более отдавать ему устройство. Взревев от бешенства, он приказал «Уршелю» и «Раймо» выпустить в «Леди Макбет» рой боевых ос.
— Нехорошо, — заметил Джошуа, когда сенсоры показали ему внезапный всплеск в инфракрасном спектре фрегатов. — Но тебе, кретин, не удастся навязать мне свое восприятие реальности.
Через восемьдесят девять секунд Алхимик должен был достичь атмосферы газового гиганта. Его программы управления создавали сложный энергетический узор, воспроизводя последовательность событий, которую задала Мзу. Как только эта последовательность начнется, активация займет две пикосекунды. Никаких визуальных эффектов не будет — просто поверхность Алхимика станет абсолютно черной. Конечно, физика, стоявшая за этой переменой цвета, была сложнее. Гораздо сложнее.
Когда он спросил Алкад о способе действия, она ответила:
— Я просто поняла, как комбинировать ноль-тау поле и технику энергосжатия, которую используют в узлах звездолетов для подпространственных прыжков. В последнем случае эффект как бы замораживается, если энергетическая плотность приближается к бесконечности. Вместо того, чтобы выбросить растровый узел из нашей Вселенной, вы создаете вокруг него зону сильно искривленного пространства.
— Искривленного пространства?
— Гравитацию.
Гравитация, если она достаточно сильна, способна отклонить даже свет. Она притягивает не только яблоко Ньютона, но и отдельные фотоны. В природе тяготение мощнее всего в сердцах звезд, чья масса достаточно плотна. При определенных условиях возникает сингулярность — черная дыра, притяжение которой неодолимо ни для материи, ни для энергии.
В своем активном режиме Алхимик должен был стать такой космологической бездной: все, что падало на его поверхность, уже никогда не могло вернуться. Оказавшись в поле его притяжения, электромагнитная энергия и атомы увлекались к поверхности ядра и сжимались до феноменальной плотности. Эффект нарастал по экспоненте. Чем большую массу проглатывала черная дыра, тем тяжелее и сильнее она становилась, увеличивая свою поверхность и наращивая скорость — поглощения окружавшей ее материи.
Если бы Алхимика погрузили в звезду, каждый грамм ее вещества со временем ушел бы за грань неодолимого барьера, который воздвигала гравитация. В этом и заключалось гуманное решение Алкад Мзу. Солнце Омуты не вспыхнуло бы и не разорвалось на части, выжигая волнами жара и радиации жизнь на планете. Вместо этого оно отдало бы каждый эрг своему ядру, сжалось до маленького черного шара и навсегда потерялось во Вселенной. Омута вращалась бы вокруг ничего не излучающей точки, и ее тепло медленно уходило бы в вечную ночь. В конце концов воздух стал бы настолько холодным, что сконденсировался и выпал бы снегом.
Впрочем, у Алхимика имелась и вторая настройка — агрессивная. Парадоксально, но созданное им поле тяготения при этом было слабее.
Воидя в стазис, аппарат почернел. Однако гравитация была не так сильна, чтобы породить сингулярность. Она легко изменяла структуры атомов, но не могла вызвать тотального поглощения материи. Боевая оса превратилась в плазму, окутав Алхимика. Все электроны и протоны этой огненной оболочки сжались вместе, произведя мощный импульс гамма-радиации. Излучение быстро ослабло, оставив снаряд в однородном (глубиной в ангстрем) океане сверхтекучих нейтронов.
Когда он вонзился в верхний слой атмосферы, облака на сотни квадратных километров озарил ослепительный белый свет. Через несколько секунд глубинные слои облачного покрова засияли розовым. Через рваные воронки циклонов потекли белые тени, похожие на гигантских рыб. Затем свет погас вовсе.
Алхимик достиг полужидких внутренних слоев газового гиганта и почти без сопротивления пробил их. Снаряд продавливал материю и жадно поглощал ее. Каждый столкнувшийся с ним атом вжимался в рой нейтронов, собравшихся вокруг Алхимика, и он быстро обрастал оболочкой из чистого нейтрония. Толщина этой мантии была уже сопоставима с атомным ядром.
Сжатие частиц под действием мощного гравитационного поля снаряда высвобождало колоссальное количество энергии — на несколько порядков больше, чем термоядерный взрыв. Полутвердый материал планеты накалялся до таких температур, которые разрушали все атомные связи. По мере того как снаряд погружался в газовый гигант, вокруг него разрасталась огромная полость нестабильного вещества. Природные конвекционные потоки уже не могли отводить тепло с той скоростью, с какой оно производилось. Энергетический гнойник продолжал набухать. Это должно было привести к каким-то последствиям.
Когда «Леди Мак» находилась в семи минутах лета от перигея, ее сенсоры обнаружили первый выброс. Пробивая облачные пояса, из глубины гиганта поднялся, разбухая, гладкий купол поперечником в три тысячи километров, сияющий, точно газовая лава. В отличие от огромных пятен, присущих газовым гигантам, этот купол не имел спиральной циклонической структуры. Он больше напоминал распухшую фистулу, сквозь которую возносились вверх сжатые давлением массы нагретого водорода. Ураганы и циклоны, которые веками пробивались к верхней атмосфере, были отброшены в стороны вырвавшимся на свободу пламенным чудовищем. Его вершина поднималась над тропосферой на тысячу километров, озаряя ядовитым медно-красным светом одну треть ночной стороны планеты.
Прямо в центре зарево вдруг стало ослепительно-ярким. Спираль жесткого белого света пробила облачный купол и устремилась в космос.
— О, Иисус! — вскричал Лайол. — Что это? Неужели детонация?
— Ничего подобного, — ответил Джошуа. — Это только начало. Сейчас пойдет кое-что покруче.
«Леди Мак» была далеко от потока фонтанирующей плазмы. Она мчалась над газовым гигантом к рассветному терминатору. Тем не менее излучение плазмы омыло корпус, и термальные потоки вызвали тревогу третьей степени. Чтобы уменьшить нагрев корпуса, криогенные теплообменники подали в систему охлаждения свыше сотни литров негорючей жидкости. Мощный электромагнитный импульс нестабильной плазмы ввел процессоры корабля в аварийный режим. Пострадала даже сверхпрочная военная электроника. Но самое худшее началось при смещении магнитных полей планеты. «Леди Мак» оказалась в круговороте электрических потоков.