– Рубить? – с надеждой повторил боевой работник.
   – Все бы вам рубить, – буркнул куратор. – Оставь, как есть. Он ведь хиленький совсем. Еще неизвестно, примется на здешней бандитской почве или сдохнет сам собой. Дадим ему шанс. Это будет…
   – Идиотизм, – шепнула Вторая себе под нос.
   – Это будет правильно, – не согласился прекрасно услышавший ее куратор. – Естественный отбор. Чтобы полевые работники не расслаблялись. О! Никак, Третий? Неужели все исправил?
   – Расслабишься тут с вами, – проворчал Третий, старательно скрывая радость. – Исправил все, как вы сказали. Теперь памятник в точности соответствует легенде. Дети до шестнадцати могут смотреть без ущерба для нравственности.
   Тоскливо глянув с крыши вниз, я убедился, что мой друг не врет.
   Памятник действительно соответствовал легенде. На все сто. Гордая посадка головы, развевающиеся волосы (уже не из меди, а из мрамора цвета ржавчины), ширинка в рамках пристойности и знаменательный плевок.
   Точнее говоря, струя, бьющая изо рта героя и с приятным шуршанием наполняющая фонтан.
   – Назидательно, – обескураженно прокомментировала чертовка.
   – Ага, – согласился я. – Я даже представляю себе вопрос, который зададут детки нашего рыжего Квайла, когда он их притащит на площадь похвалиться своим подвигом: «Отчего тебя так сильно тошнит, папа?»
   – Да ну вас! – оскорбился толстяк. – И так не так, и эдак не так! Отчего-то львов и драконов с водой изо рта ваять можно, и никто не придирается! Лепите сами!
   Тем временем мое плечо деликатно тронула рука рогатого бойца.
   – Простите, забыл спросить: бочку с джинном забирать или как?
   – Бочку с джинном? А где она, кстати? – опомнился куратор. – Только что вроде тут стояла. Около телег. Ох, ма… ох, е…
   – Вот интересно, балаган или обоз? – почесал рог Третий. Обоз или балаган? Кому же именно привалит такое счастье?
   – Кому бы ни привалило, лишь бы от нашей территории подальше, – вздрогнул я. – Прикажете искать?
   – Да ну ее! – с тревожным безразличием в голосе ответил куратор. – Драгоценности и семейные реликвии передайте графине Анне Бипарофф под опись, пока нотариус не уехал. Остатки артефактов, даже поломанные, пакуйте в капсулу и прямым ходом на Базу. Наш реквизит собрали?
   – Все, кроме привидения. Замок его где-то припрятал.
   – Пусть остается в качестве памятного сувенира.
   – А Ниацин? – некстати вспомнила Вторая. – С ним ведь договор подписан! Вдруг появится?
   – Вряд ли, – вздохнул куратор. – Наши сотрудники уже освободили «глаза» в подземке и Разломе. Нет его. Как сквозь землю провалился. Кто-то говорил, что видел его у нас в Организации, в темном коридоре. Шел, дескать, с закрытыми глазами и руки вперед тянул. Но лично я думаю, слухи. Ну что, ребята, готовы? Как говорится, в гостях хорошо, зато дома интересней. Если доставить главе филиала коробочку не получилось, доставим хоть ваши разгильдяйские тушки. Для разбора полетов. Вперед!
   – Ой! – взвизгнула Вторая, подскакивая на сиденье. У меня тут… кнопка?
   Лично я «ой» не закричал. Хотя на моем сиденье тоже явно что-то лежало.
   Приподнявшись и отклячив зад, я с трудом отодрал от штанов нечто твердое и колючее, но при этом липкое.
   – Жвачечка-а… – мечтательно выдохнули над ухом.
   – Кто это? – заорала чертовка, пытаясь подпрыгнуть еще раз, но на этот раз не сумела отлепиться от кресла.
   – Жок-нетопырочка, – любезно пояснил куратор. – Наверное, через дыру на месте разрушенной станции вылезла. Дай ей жвачку, не жлобись. Раз уж она в капсуле завелась, то теперь не избавитесь. Паразит, не подлежащий мору. Ни заклинания малышку не берут, ни химия, гномы уже пробовали. Проще поддерживать добрососедские отношения.
   – Нетопырочка? – переспросил толстяк, возбужденно оглядываясь. – А где она? Не вижу!
   – И не должен! Своеобразная штучка: в полнолуние поет гаммы, а питается в основном нереализованными сексуальными фантазиями. В вашей бригаде точно не сдохнет от голода. Я прав, Пятый? А, Вторая? Что краснеете?
   Тем временем невидимая жок-нетопырочка слизнула с моих пальцев гномью жвачку до последнего кусочка и довольно зачавкала.
   – Вкусно! – признался тонкий голосок из угла.
   – А мне? – тявкнули откуда-то из-под заднего сиденья.
   – Не дам!
   – Дай!
   – Не ссорьтесь, – с тяжким вздохом укротителя микробов Вторая, не глядя, протянула в пространство свою порцию угощения. Серый комок моментально исчез.
   – А это кто был? – меланхолично поинтересовалась чертовка.
   – Сейчас гляну. – Куратор зашуршал бумагой. – Нашел! Пупырчатый цеголин. Кстати, вы и сами можете его увидеть, он вполне материален, просто прячется. Милое создание. Одни лапки чего стоят, всего четырнадцать штук, и ни одна ни повторяется. Есть на присосках, на крючочках, на подушечках, на копытцах. Приспособлен для лазанья даже по абсолютно гладким вертикальным поверхностям.
   – Разве они не вымерли в прошлом веке? – напрягая память до критического скрипа мозгов, припомнил я.
   – На поверхности вымерли, – охотно согласился куратор. А в подземных городах еще остались отдельные экземпляры. И вот именно сейчас решили посетить капсулу. Составить, так сказать, компанию жок-нетопырочкам. Взаимодействие видов. Ну что застыли? Вперед! Вы сами выбрали это будущее!
   С каменным лицом, под подбадривающие крики невидимой нетопырочки и иногда видимого пупырчатого цеголина, я повернул ключ.
   Оттолкнувшись от крыши, капсула плавно поднялась в воздух.
   С тех пор, как джинн канул в Лету, температура воздуха вокруг замка быстро спадала. Едва мы стартовали, небо затянуло тучами и посыпался мелкий, неприятный снег. Опомнившийся ветер совершенно по-зимнему взвыл в каминных трубах. Замерзающие на ходу ранние прохожие прятали зябнущие руки в рукава и бежали к теплу очагов.
   Неожиданно глазам стало горячо и больно, и перед носом в очередной раз всплыли призрачные песочные часы. Мерный гул заставил меня поднять голову.
   Прямо над лобовым стеклом капсулы, на низком бреющем полете проскользнул огромный железный дракон. Его искусственная чешуя была набрана из отдельных пластинок, а голова представляла собой даже не череп, а каркас в форме черепа. Глазницы полыхали нестерпимо яркими голубыми кристаллами, испускающими вокруг длинные острые лучи. Взмахнув крыльями, дракон развернулся, и сквозь просвет на месте скулы стал виден удобно расположившийся в кресле пилота гном, что-то распевающий и улыбающийся от сознания собственной громадности.
   На этом потрясающе интересном месте песочные часы загородили мне вид, вильнули колбами и бесследно рассыпались. В глазах моментально прояснилось. Чего я только что оказался свидетелем, прошлого или будущего? Остается только гадать.
   Пробивая себе дорогу через поднявшуюся метель, наш транспортный гибрид понесся домой. Кто-то резко чмокнул над моим виском, и я автоматически дернулся, заставив капсулу подпрыгнуть в воздухе.
   – Эй! – возмутилась чертовка, неловко взмахивая тюбиком помады. – Что за виражи? Я зеркальце потеряла! Где же оно? Вот это подлость! Ну Пя-а-атый…
   Что со мной сделают сразу по возвращении, я не услышал, ухо заложило. Убедившись, что я не реагирую на страшные угрозы, Вторая скривила мордочку в гримасе разочарования, закрыла свой очаровательный ротик и треснула меня кулаком по колену.
   Нога, как и положено, «выстрелила», в ухе что-то противно пискнуло, и я обнаружил, что ушиб копыто, но зато снова могу воспринимать звуки. Задремавший под крики напарницы Третий уютно сопел сзади в лимузинном кресле. В багажном отсеке тарахтело барахло. Домой…
   Первые мягкие снежинки пролетали мимо, кружась, склеиваясь в хлопья и стремясь быстрей упасть на землю. Сквозь мерный гул двигателя снизу пробивался еле слышный шелестящий звук.
   Загостившаяся осень тоже спешила покинуть древний город Тор, шурша по мостовым подошвами из сухих листьев…

Новая дорога от Тора на прииск. Раннее утро

   Лошадка мерно перебирала копытами, выпуская из ноздрей облачка пара. На кочках телега подпрыгивала, и палица колотилась о бок бывшего монаха, а ныне свободного человека.
   «Вот и прошел год, можно подвести итоги», – меланхолично думал Нилс. Даже не принимая в расчет материальный прибыток, время в лоне церкви потрачено не зря. Он стал старше, мудрее, терпеливей, опытней. Сейчас бы уже не стал среди бела дня нагло разбавлять пиво в подсобке, что за глупость!
   Лучше уж ночью, потихоньку. Как умный человек.
   – Эх, Варуша-Варуша, – вздохнул Нилс, кутаясь в холстину. – По дому соскучился, сил нет! Как там твой отец и мой родной братишка? Здоров ли?
   – А что ему сделается? – лениво зевая, удивилась племянница. – Здоров.
   – А мать твоя? – осторожно спросил Нилс:
   – Еще здоровее, – уже откровенно клюя носом. откликнулась Варуша. – Двойняшек ждет. Бабка говорит, в этом помете будут мальчишки. Тоска… Щенки, пока маленькие, совершенно неуправляемые. Грызут все подряд.
   – Ну да, дети, они такие, – со знанием дела согласился Нилс. – Помню, в бытность свою владеющим силой, лечил я как-то одного младенчика, так он мне все пальцы искусал! А те, что не кусал, обслюнил до невозможности. Брр… даже вспомнить неприятно. Ты чего, Варуша? Смотришь куда? Спи себе!
   – Погоди, дядька, – нетерпеливо отмахнулась девушка. Кажется, поджидают нас. Вон в тех кустах… трое… нет, двое, но один из них очень большой!
   – Где? – обернулся Нилс, хватаясь за палицу.
   – Поздно, – трагически вздохнула Варуша. – Дорогу стволом перегородили. Останавливай лошадь, пока у телеги колеса целы. Сейчас как пристанет… Или табачку, или до ближайшего поселка подбросить, или огоньку…
   Словно получив четкую команду, терновые кусты театрально разошлись. Поджарый мужичонка в кургузых штанах и латаной куртке с закатанными рукавами умело щелкнул кнутом в воздухе и ловко ухватил шарахнувшуюся лошадь под уздцы.
   – Тпррру!
   – Че надо? – неприветливо осведомилась Варуша, с опаской глядя на длинную цепь с грузиком на конце в руке мужичка и косясь на кусты. Судя по гигантским следам, отпечатавшимся на свежем снегу, в них действительно засел кто-то очень большой. – Табака нету.
   – Куда так торопишься, девка? Путника обижать грех… – ласково завел «путник», бросая кнут и многозначительно похлопывая по ножнам на боку. Извлеченная из ножен сабля взыграла на солнце тонким блеском, пуская «зайчиков». Один из солнечных кружочков упал на куст, и ветки опять затрещали.
   Пред очи путешественников явился тот самый загадочный «второй», что, по предчувствиям Варуши, стоил сразу двоих.
   И ведь не обманули предчувствия!
   И рост, и стать, и зверская рожа булыжником, и шрамы через лоб и скулу, и тяжелый боевой арбалет, все прямо кричало: сдавайтесь, сопротивление бесполезно. Полюбовавшись явно не голодающим богатырем с размахом плеч не уже приютских ворот, Нилс сглотнул рвущиеся из горла слова протеста и деликатно опустил палицу.
   – Кстати, о грехах. У нас пачка отпущений от кардинала на телеге валяется, – насупилась Варуша. – Можем и вам продать одно.
   – Продать? Не по-божески это, – укорил мужичонка.
   – Ага. А нападать на безобидных людей по-божески? – обиделась девушка.
   – Готовы подарить! – вставил Нилс.
   – Да кто нападает? Кто нападает? – широко развел руки мужичонка. – Так… подаяния попросить хотели. Отпущений грехов нам не надо, безгрешные мы практически. Денежкой не поможете? Я вижу, у вас на телеге кое-какая поклажа имеется…
   – Но т…
   – Денег нет! – решительно отрезала племянница, ощутимо заехав родному дядьке острым локтем в печень.
   – Лошадку возьмем, – согласился мужичонка.
   – Да она еле ноги переставляет! Старая совсем!
   – Значит, на холодец возьмем, – покладисто кивнул собеседник. – Эй, девка, ты чего скалишься? Небесной красой меня завлечь хочешь? Рылом не вышла!
   – Но-но! – возмутился Нилс, обнимая племянницу, а Варуша горько всхлипнула ему в плечо:
   – Не выходит у меня ничего, дядька! Злю себя, злю, и все без толку! Раньше, бывало, брат на ногу наступит, и зубья сами собой вытягиваются. А сейчас… гы-ы-ы… Куда лезешь, мерзавец?!
   – Ну уж точно, что не за твои прелести хвататься! – хмыкнул мужичонка, запуская руку под холстину. – О! Да тут денежки! А говорили, нет! Обманывать нехорошо-о-о, нехорошо-о-о! Придется вам за ложь бессовестную заплатить втридорога. Додиль!
   Богатырь с готовностью вскинул арбалет и легко, играючи, натянул тугую тетиву безо всякого ворота, голыми ручищами. Варуша ойкнула.
   – Да нет! – досадливо поправил хлипкий мужичонка, по всем признакам, лидер бандитской группы. – Не стрелять, болван! Телегу отцепляй! Видишь, девка, какие мы добрые? Лошадь вам оставляем. А могли бы и забрать. С такой справной кобылки холодца бы много получилось! Ну что сидим, словно померли с перепугу? Сползаем с телеги, сползаем. Бодрей, бодрей! Теперь это уже не ваше имущество, а наше. Аккуратно, Додиль! Оглобли не поломай! Тебе еще это все на себе до самой деревни волочь! А ты чего ревешь, дура? На. Держи от щедрот моих денежку, подашь святому Хендрику. Может, хоть он тебе женишка пошлет, а то такая мелкая, бровастая и костлявая, что прямо мороз по коже…
   – Думаешь, не возьму? – независимо тряханула косами девушка. – Возьму, не побрезгую! Пусть тебе хоть на одну монету меньше от нашего добра перепадет! И не смей упоминать святое имя своими грязными устами!
   – Это вы о ком? – заинтересовался Нилс. – Я год в приюте при церкви околачивался, но ни о каком святом Хендрике и слыхом не слыхал!
   – Как же? – всплеснул руками мужичонка. – Известнейшая в дамских кругах личность! Ежели девица или замужняя панночка страдает без любви, то есть надежное средство привлечь ухажера. Надобно повесить над очагом или у окошка свой чулок и бросить в него монетку. В ближайшую же неделю святой Хендрик монетку возьмет, а взамен пошлет суженого. Причем не абы какого чика немытого, а писаного красавца, глаз не отвести. Обычно женихи ночью приходят, но некоторые болтают, что и при свете дня удостаивались чести. Только чулок должен быть чистым, а монетка не меньше пятипаундовика. Чтоб святого не обидеть.
   – Чудо! – поразился Нилс, от удивительной новости даже забыв на миг, что за его спиной происходит натуральное разграбление родного имущества. – И наверняка посылает? Кроме шуток?
   – Да кто его… – с сомнением начал мужичонка, но Варуша недобро на него зыркнула и горячо перебила:
   – Наверняка! Только для надежности надо еще записочку со своим адресом на Дерево желания повесить.
   – Дерево желания? – выпучил глаза Нилс. – Где же в наших краях такая диковинка?
   – Аккурат недалеко от Бирючьей Плеши, на полянке, подсказал мужичонка, попутно жестом указывая задумавшемуся: Додилю, куда убрать ненужную грабителям сумку с личными вещичками Нилса. – Ваша девица, уважаемый пан, тоже местечко знает. И, судя по румянцу, половину дерева своими желаниями увешала. Уже небось ветки подламываются от ее адресов.
   Нилс оглянулся. Варуша действительно густо покраснела.
   – Вот оно, значит, как… – многозначительно протянул Нилс. – Дерево желаний, значит… Пять паундов за мужика? Что же это за святой такой удивительный, легкого поведения? А ты, Варуша? Тоже хороша… С такой прытью ты мне всю пачку приорских отпущений на одну себя изведешь! Еще как бы дозаказывать не пришлось! Не рано ли тебе, дочь моя, о плотских грехах задумываться? Скакала бы себе за белками и горя не знала! Так вот за каким чертом тебя на Бирючью Плешь понесло! А я-то, дурак, все гадал: то ли зайцы там вкуснее, то ли свидетелей воя на луну меньше! Не отворачивайся! Смотри в глаза!
   По мере родственного разноса шея Варуши все глубже уходила в плечи…
   – Но ведь я тоже жениха хочу… – тоскливо проблеяла наконец племянница, пряча свекольное лицо в ладони.
   – Будет! Все будет в свое время! – гаркнул Нилс с такой яростью, что ухвативший оглобли Додиль тут же их уронил. – Я лично тебе суженого подберу! Типа вот этого Додиля, чтобы как только ты ему зубки показала, он тебе их тут же и повыбивал! Будешь, как добропорядочная жена, орехи супругу щелкать и из собственной собачьей шерсти носки вязать!
   – Прошу прощения, – кашлянул мужичонка, поглаживая саблю. – Мы, уважаемый пан, закончили. Вот вещички ваши, вот лошадка. Тут среди барахла Додилька палицу нашел. Отчего же вы ею не воспользовались?
   Вместо ответа Нилс огорченно махнул рукой.
   – И правильно! – порадовался его здравомыслию грабитель. – Додилька от сопротивления только звереет. Бемц в лоб, и разбирайся потом. Ох, чуть не забыл! Тут у вас бочечка валяется. Что внутри?
   – Пустая, – грустно сказал Нилс.
   Искорка в глазах собеседника показала, что ответ неправильный. Спокойно висящая вдоль невысокого тела цепь дернулась, заставив плясать грузик.
   – Открыть не мешало бы, – мягко попросил мужичонка. Чтобы между нами, как говорится, не осталось недомолвок и взаимных претензии.
   – Да ты ее приподними – и все поймешь! Говорю же пустая! – взорвался Нилс. – Вот при стал, душегуб! Тебе нужно, ты и открывай!
   – Вытаскивай затычку!
   Только-только смирившийся со своим новым заточением джинн был грубо разбужен.
   Пробка с веселым «чпок» улетела на дорогу. Перед красной Варушей, застывшими от изумления грабителями, потрясенной лошадью и оторопевшим монахом появилось огромное прозрачное яйцо в чалме, внутри которого бесились, трещали, гневно пульсировали зеленые вихри. Спустившись к самому носу монаха, яйцо некоторое время изучало его; умудряясь критически хмыкать в процессе осмотра, не нарушая гладкости формы. Потом задрожало и начало лепить из себя нечто новое.
   Постепенно портрет проявлялся в деталях. Мясистый нос, круглые щеки, взлетевшие на лоб брови, благостная бородка скобкой. У Нилса создалось впечатление, что он смотрит на себя в зеркало, только зеркало очень большое и очень кривое.
   – Эш… – начал протестующее лепетать Додиль, ухватив Нилса за воротник, но его перебили:
   – Я готов повиноваться, новый хозяин, – с тяжким вздохом поприветствовал монаха джинн, поправляя чалму и мимоходом отбрасывая богатыря от Нилсового воротника прочь, словно прилипшую пылинку. – Что прикажешь? Вижу, у тебя затруднения? Я могу убить этих двух смертных на твоих глазах. Хочешь?
   – А… а сколько у меня всего желаний?
   – Хитер, – сразу поскучнел джинн. – Допустим, три. Сразу предупреждаю, список из десяти наименовании через запятую одним желанием не считается!
   – Дядька! – взвизгнула Варуша.
   – Постой, племяшка! – строго отодвинул девушку Нилс, утирая вспотевший лоб. – Уф… Тут такое дело, что надо сначала обдумать. Естественно, первое, что приходит в голову, это мстительная мыслишка размазать наших путников по дороге. (Джинн с готовностью потер руки.) Но делать этого мы не будем. (Джинн поскучнел.) После годового поста… гмм… скажем так, почти поста, – поправился Нилс, – мне, естественно, хочется женской ласки и простых человеческих удовольствии. (Джинн проделал в воздухе не слишком пристойный жест). Но эти самые удовольствия мне и без всякой помощи со стороны обеспечат родные сельчане. Ведь обеспечат, Варуша?
   – Отец уже заготовил три бутыли мутного и грозился сходить вдвоем с тобой в какую-то «сауну с курами», – припомнила племянница, не отрывая зачарованного взгляда от волшебного существа.
   Джинн с одобрительной ухмылкой поднял вверх большой палец.
   – Теперь о тебе, – ласково потрепал племянницу по голове Нилс. – Еще час назад я был готов отдать полжизни за то, чтобы ты стала нормальной девицей, как все. Но сейчас, наученный горьким опытом, я уже думаю иначе. Отчего бы современной девушке и не побегать иногда по лесу? Птички, природа, воздух опять же… А уж если девица не дура легкомысленная, а панночка хозяйственная – Варуша, специально для тебя подчеркиваю: хозяйственная, – то она во время своих лесных зигзагов еще и грибов умудрится набрать. Или ягод, что тоже витамины.
   – Так я не понял, – задумчиво сказал джинн, почесывая чалму. – Вы будете желать или не будете желать?
   – Будем, – успокоил Нилс. – Первое мое желание таково: хочу; чтобы ты всегда находился рядом со мною. Чтобы, если что мне вдруг захочется, ты тут как тут. Украдут тебя – сам вернешься. Потеряю нечаянно или забуду где, то же самое. Все время будешь под рукой, в моменты посещения отхожего места или интимного действия за стеной, но в боевом ожидании. Можно?
   – Можно, – насупился джинн, явно разочарованный отсутствием широкого фронта работ. – А второе желание? В великих подвигах могу подсобить. Сейчас как раз война в Оттии разгорается, есть шанс прославиться и заодно загрести под себя пару приличных городов. Не нравится Оттия, развяжем войну в любой другой стране, по твоему выбору. Желай!
   – А куда так спешить? – удивился Нилс. – Подвиги – спасибо, с меня пока мафиозных приключений хватит. Девок на заказ из других стран притаскивать? Глупость несусветная, деревенскими обойдусь. Дворцы мне ни к чему… Денег? Так вот целая куча на телеге.
   – Эх! До чего однобоко вы, люди, воспринимаете счастье! пожаловался неизвестно кому джинн. – Ладно, о скромный и умеренный новый хозяин, а с этими типами что делать? В пропасть столкнуть? Я эту работу даже за желание тебе не посчитаю! Из чистого удовольствия потружусь! Очень уж мне рожа этого… крупненького не по нраву.
   – А вот это и вовсе напрасно, – пожурил Нилс. – На этого, как ты выразился, крупненького тебе придется теперь ежедневно любоваться. Мы ведь их с собой берем. Обоих.
   – Дядька! – изумилась Варуша. – На кой нам грабители? Толкай в пропасть, и поехали с Богом!
   – Да! – подтвердил джинн.
   – Пригодятся, – пожал плечами Нилс. – У нас с тобой, Варуша, всего два желания в запасе остались. Волшебство на пустяки переводить – поступок глупевший, потом сами же себе не простим. Пусть пан джинн пока отдыхает. Если же чего вдруг захочется, вот эту парочку выполнять и заставим. А что, отличные слуги! Один явно не дурак, зато второй силой не обделен. И самое главное, оба послушные, преданные, бесплатные! Додиль! Ко мне! Убери с дороги дерево!
   Джинн оскорбленно застонал, вцепившись в чалму.
   – Ты берешь себе в услужение головорезов?! – вскинулась Варуша. – Да ты взбесился, дядька! Или от приютских пациентов зараза прилипла, или общение с приорской восьмеркой последние мозги выбило!
   – Ничего они нам не сделают, – уверенно сказал Нилс, провожая глазами перышком отлетающий в сторону дубовый ствол и совершенно по-хозяйски щупая бицепс богатыря. – Кто рискнет напасть на человека, в услужении которого настоящий джинн? Никто. Сама же говорила: добро должно быть с кулаками, зубами и арбалетом. Глянь на этого крепыша, чем не добро? Ладно, хватит лясы точить, дорога свободна. Додиль! Что застыл, золотко мое? Бутылка какая-нибудь есть при себе? Давай сюда, надо джинну личное место определить и пробочкой зафиксировать. Пан джинн, прошу запомнить, вызов либо по обстоятельствам, либо по слову «помощь»! Потом, Додиль, цепляй оглобли обратно к лошади. Поедем домой…
   – Кем же ты был раньше, хозяин, что теперь такой хитрый? тоскливо прищурился джинн, втягиваясь в узкое горлышко и кашляя от ядреного самогонного запаха. – О-о-ох! Как бы не захмелеть!
   – Кем только не был! – признался Нилс, стегая куском холстины задумавшегося Додиля. – И казначеем, и лекарем, и монахом, и мафиозным прислужником…
   – А чччем думаешь заняться впппредь? – уже слегка заплетающимся языком, но с весьма живым интересом уточнил джинн уже из нутра бутыли. – Сам пппонимаешь – все же мне тебя ппповсюду сопппровождать.
   – Вот думаю, а не открыть ли семейную пивоварню? – лукаво улыбнулся Нилс, подмигивая племяннице.

Тор. Матросское заведение мадам Брунхиль. Комната малышки Норы

   Алхимик так резко откинулся назад, что чуть не свалился с пуфа.
   – Квайл! Черный осадок перпетум аквитус опять исчез! Это открытие, ученик! Тащи журнал опытов, будем фиксировать!
   – Прости, Аарус, но это не открытие, – смущенно улыбнулся Квайл. – Просто Найса-Мария опять вымыла все пробирки.
   – Это черт знает что такое… – забурчал алхимик, отшвыривая разочаровавший его сосуд в ведро с мусором и комкая в пальцах бинт. – В таком случае, когда придет заказчик, пусть твоя женушка и объясняется с ним. Лично. А я умываю руки и намерен во время разборки молча стоять за спиной нашей добровольной помощницы. Благо за этой частью тела твоей супруги могу легко спрятаться не только я, но и ты, и Черри в придачу.
   Из-за окна донесся возмущенный ропот.
   – Ох! – опомнился Аарус. – Квайл! А хомункулуса сегодня проверяли? Кожа нарастает?
   – Медленно, – признался Квайл.
   – А ну дай мне паршивца на минутку, я замеры сделаю!
   Квайл опустил шпингалет и наклонился над подоконником. С трудом дотянувшись до куска рыбацкой сети, в которой болтался глиняный горшок с круглыми отверстиями по бокам, он снял сеть с вбитого в стену крюка и осторожно понес драгоценный «улов» в комнату…
   Едва горшок коснулся твердой поверхности, изнутри послышались возмущенные ругательства и отчаянный стук. Открученная крышка упала на пол.
   – Аарус! Я протестую против твоих бесчеловечных опытов! – заорал освобожденный из горшка хомункулус. – Уже осень, в конце концов! Холодно! А я голый!