Страница:
– Тихо, тихо, – успокоил алхимик, вертя Черри вокруг оси и внимательно осматривая его тело.
Опыт с выращиванием на хомункулусе кожи продолжался уже третьи сутки. Аарус не один час ломал голову думая как пометить новую кожу, чтобы не перепутать ее с той что образовалась на тельце Черри в лесу. В итоге, так и не придумав ничего путного, он просто стал красить лоскутки эпидермиса в разные цвета, используя для этой цели кожевенные краски. Так как контрольный осмотр и окрашивание производились четыре раза в сутки, то на данный момент хомункулус стал похож на драного бесхвостого кота специфического телосложения и еще более специфической желто-красно-зелено-сине-фиолетово-оранжевой расцветки.
– Ай. – взвизгнул Черри от особенно настойчивого щипка. – Больно! Аарус! Может, прекратим твой дурацкий эксперимент? Мне холодно! Вчера уже снег срывался, а я в не утепленном горшке сижу!
– Аксиома. Чем холоднее, тем быстрее организм вырабатывает новый эпидермис, – задумчиво сказал алхимик, постукивая указательным пальцем по столу.
– Аарус. – взорвался Черри. – Так ты чего добиваешься скотина старая? Чтобы я не только кожу, но и мех отрастил?! Говорю же, продрог, как цуцик! Отпусти!
– Отпущу, – ласково согласился алхимик доставая кисть и коробку, в которой теснились баночки с красками. – Черт! В какой же теперь тебя цвет красить?
– О! – обрадовался хомункулус. – Знак свыше. Сам Господь Бог говорит тебе: «Опамятуйся. сын мой Аарус! Прекрати издевательства над маленьким несчастным существом! А что бы, сын мои Аарус, до тебя лучше дошло, я тебе намекаю: красок всего девять с учетом черной и белой, а бедный Черри уже и так весь исчеркан». Аарус! Бог недаром придумал всего девять красок!.
– Еще Господь придумал алхимиков, – рассеянно возразил старик, доставая чашку и кисть. – А уже алхимики самостоятельно додумались, что девять красок вполне можно смешать. Подставляй ногу, протестант!
– Даже у Бога случались ошибки, – мрачно подытожил Черри, вытягивая в пространство худую конечность. – Вот алхимики – точно ошибка. На сто процентов. Если бы не они…
– То и хомункулусов не было бы, – закончил Аарус, старательно выводя завиток.
– Ой! – умилилась Найса-Мария, входя в комнату и всплескивая ладошками. – Какой Черри хорошенький стал! Это вы его к празднику красите?
– К поминкам, – буркнул хомункулус, опуская ногу и вздергивая нос.
– Найса! Милая! – обрадовался Квайл, отставляя котелок – Иди ко мне, лапушка моя!
– Квайличек! – расплылась в счастливой улыбке черноволосая красавица. – Любимый мой муженек!
– Тьфу! – неодобрительно сплюнул хомункулус. – Теперь понятно, отчего краткий период после свадьбы, когда у новобрачных еще не прошло помутнение мозгов, назвали медовым месяцем! Уж такая приторная сладость, что прямо уши слипаются!
Алхимик только усмехнулся, вытирая руки тряпкой.
– Любовь – это прекрасно! – провозгласил Квайл, отрываясь от супруги.
– Мерзость! – не согласился Черри. – Тьфу и еще раз тьфу! Полное разочарование! Крах мечты, можно сказать. Одна надежда теперь на алхимию. Авось в будущем люди пере станут размножаться таким дурацким способом и станут расти в пробирках. Как и пристало порядочным разумным существам. Квайл, и как ты только можешь заниматься этим…
– Замечательно может, – мечтательно протянула Найса-Мария. – Квайлик мне самим Богом предназначен! Словно его по моему заказу лепили. Тютелька в тютельку…
– Молчи, женщина! – строго оборвал хомункулус. – Твоя тютелька вообще гнуснейшее зрелище! Теперь понимаю, отчего Аарус во время своих кобеляжей пудреницу крышкой прикрывал. Меня, родимого, от шока берег! Тьфу!
– Но почему сразу «тьфу»? Откуда такие грустные выводы? – с высокомерием опытного ловеласа хмыкнул Квайл. Только не придумывай, что видел лично!
– Зачем придумывать? – пожал пестрыми плечами Черри. – Правда, видел. Вчера. Своими собственными глазами. Ветерок сеть раскачал, я за подоконник уцепился, в вашу с Найсой комнату заглянул и… лучше б меня вообще сдуло. Ей-богу! Чудом удержался, чтобы от омерзения с подоконника не сигануть.
– Черри! Ты за нами подсматривал? – ахнула Найса. – Ах ты, поганец мелкий!
– Стоп! А как же крышка?! – вскинулся Аарус. – Я же ее плотно прикручивал!
– Ее теперь плотно прикрутить невозможно, – доверительно поведал хомункулус, грызя палец. – Дорогая Квайлова супружница аккурат вчера горшочек мой мыла. Так усердно скребла, что резьбы уже почти не осталось. Спасибо тебе, Найса-Мария Тресс, за доброту и хозяйственность, а отдельное спасибо за силушку богатырскую.
– Я же хотела как лучше. – Черные глаза молодой жены наполнились слезами.
– А вышло даже лучше, чем ты хотела, – буркнул алхимик, хватая крышку и внимательно ковыряя ногтем резьбу. – Точно! Ты бы, Найса, чем столбом стоять, лучше сообразила бы нам с Квайлом какую-никакую еду. Но не оладушки! Купи что-нибудь у разносчика.
Все еще насупленная девушка отправилась выполнять поручение.
– А чем тебе, Аарус, оладушки не нравятся? – удивился Квайл; прихватывая с блюдца давно остывший румяный овал и отправляя его в рот. – По-моему, вкушно…
– Стар я уже для этого деликатеса, – с издевкой поведал алхимик, пихая Черри обратно в горшок и старательно заматывая поверх крышки кусок ткани. – Зубы не те. А алмазные протезы нынче дороги, не укупишь.
– Да они же во рту тают! Даже вчерашние! – не поверил Квайл, взмахивая рукой и нечаянно сшибая блюдце на пол. С глухим стуком оладьи рассыпались по прикроватному коврику.
– Прогресс наблюдается, – улыбнувшись, согласился алхимик, поправляя сеть за окном. – По крайней мере. звук падения уже гораздо мягче, с этаким многообещающим «шлеп», не как камень. Ох, ученик.. Смотрю я на тебя и диву даюсь – редких качеств ты человек! И умный, и решительный. и упрямый, и в еде неприхотлив, и если уж воруешь, то не безделушку какую-нибудь, а сразу бесценную вещь. Недаром именно к тебе обратился за помощью демон. И ангел, что характерно!
Квайл потупился от комплимента, одновременно чувствуя некий скрытый подвох. Ведь не может же быть, чтобы сам Аарус Густ – ученый сухарь, высокий авторитет, меняющий учеников как носки, чуть ли не каждую неделю – его хвалил!
– Я вот давно хотел тебя спросить… – задумчиво продолжил алхимик. – У тебя в роду, случайно, не было гномов?
Из-за приоткрытого окошка донесся тонкий язвительный хохот, резкий вскрик, шум скользящего по стене и цепляющегося за выступы кирпичей тела и, наконец, задавленный кашель.
– Допрыгался, – подытожил Аарус, с кряхтением поднимаясь с пуфа. – Допрыгался и докаркался. Сбылось пожелание идиота, его сдуло. Но раз кашляет, то жив, только пыли наглотался. Наверное, на козырьке лежит. Сейчас посмотрю… Ого! Сетка слетела, странно…
– Что там? – Ученик алхимика встал рядом и высунулся за окно. – Не пойму…
Аарус добродушно хмыкнул:
– А вот я, кажется, догадываюсь. Кривая линия мастерски превращена в практически прямую. Зато металл… так и сверкает, так и сверкает на солнце! Квайл, как ты думаешь, не могло ли твоей обожаемой супруге прийти в голову вымыть наружный крюк?..
База. Карантинная камера
Опыт с выращиванием на хомункулусе кожи продолжался уже третьи сутки. Аарус не один час ломал голову думая как пометить новую кожу, чтобы не перепутать ее с той что образовалась на тельце Черри в лесу. В итоге, так и не придумав ничего путного, он просто стал красить лоскутки эпидермиса в разные цвета, используя для этой цели кожевенные краски. Так как контрольный осмотр и окрашивание производились четыре раза в сутки, то на данный момент хомункулус стал похож на драного бесхвостого кота специфического телосложения и еще более специфической желто-красно-зелено-сине-фиолетово-оранжевой расцветки.
– Ай. – взвизгнул Черри от особенно настойчивого щипка. – Больно! Аарус! Может, прекратим твой дурацкий эксперимент? Мне холодно! Вчера уже снег срывался, а я в не утепленном горшке сижу!
– Аксиома. Чем холоднее, тем быстрее организм вырабатывает новый эпидермис, – задумчиво сказал алхимик, постукивая указательным пальцем по столу.
– Аарус. – взорвался Черри. – Так ты чего добиваешься скотина старая? Чтобы я не только кожу, но и мех отрастил?! Говорю же, продрог, как цуцик! Отпусти!
– Отпущу, – ласково согласился алхимик доставая кисть и коробку, в которой теснились баночки с красками. – Черт! В какой же теперь тебя цвет красить?
– О! – обрадовался хомункулус. – Знак свыше. Сам Господь Бог говорит тебе: «Опамятуйся. сын мой Аарус! Прекрати издевательства над маленьким несчастным существом! А что бы, сын мои Аарус, до тебя лучше дошло, я тебе намекаю: красок всего девять с учетом черной и белой, а бедный Черри уже и так весь исчеркан». Аарус! Бог недаром придумал всего девять красок!.
– Еще Господь придумал алхимиков, – рассеянно возразил старик, доставая чашку и кисть. – А уже алхимики самостоятельно додумались, что девять красок вполне можно смешать. Подставляй ногу, протестант!
– Даже у Бога случались ошибки, – мрачно подытожил Черри, вытягивая в пространство худую конечность. – Вот алхимики – точно ошибка. На сто процентов. Если бы не они…
– То и хомункулусов не было бы, – закончил Аарус, старательно выводя завиток.
– Ой! – умилилась Найса-Мария, входя в комнату и всплескивая ладошками. – Какой Черри хорошенький стал! Это вы его к празднику красите?
– К поминкам, – буркнул хомункулус, опуская ногу и вздергивая нос.
– Найса! Милая! – обрадовался Квайл, отставляя котелок – Иди ко мне, лапушка моя!
– Квайличек! – расплылась в счастливой улыбке черноволосая красавица. – Любимый мой муженек!
– Тьфу! – неодобрительно сплюнул хомункулус. – Теперь понятно, отчего краткий период после свадьбы, когда у новобрачных еще не прошло помутнение мозгов, назвали медовым месяцем! Уж такая приторная сладость, что прямо уши слипаются!
Алхимик только усмехнулся, вытирая руки тряпкой.
– Любовь – это прекрасно! – провозгласил Квайл, отрываясь от супруги.
– Мерзость! – не согласился Черри. – Тьфу и еще раз тьфу! Полное разочарование! Крах мечты, можно сказать. Одна надежда теперь на алхимию. Авось в будущем люди пере станут размножаться таким дурацким способом и станут расти в пробирках. Как и пристало порядочным разумным существам. Квайл, и как ты только можешь заниматься этим…
– Замечательно может, – мечтательно протянула Найса-Мария. – Квайлик мне самим Богом предназначен! Словно его по моему заказу лепили. Тютелька в тютельку…
– Молчи, женщина! – строго оборвал хомункулус. – Твоя тютелька вообще гнуснейшее зрелище! Теперь понимаю, отчего Аарус во время своих кобеляжей пудреницу крышкой прикрывал. Меня, родимого, от шока берег! Тьфу!
– Но почему сразу «тьфу»? Откуда такие грустные выводы? – с высокомерием опытного ловеласа хмыкнул Квайл. Только не придумывай, что видел лично!
– Зачем придумывать? – пожал пестрыми плечами Черри. – Правда, видел. Вчера. Своими собственными глазами. Ветерок сеть раскачал, я за подоконник уцепился, в вашу с Найсой комнату заглянул и… лучше б меня вообще сдуло. Ей-богу! Чудом удержался, чтобы от омерзения с подоконника не сигануть.
– Черри! Ты за нами подсматривал? – ахнула Найса. – Ах ты, поганец мелкий!
– Стоп! А как же крышка?! – вскинулся Аарус. – Я же ее плотно прикручивал!
– Ее теперь плотно прикрутить невозможно, – доверительно поведал хомункулус, грызя палец. – Дорогая Квайлова супружница аккурат вчера горшочек мой мыла. Так усердно скребла, что резьбы уже почти не осталось. Спасибо тебе, Найса-Мария Тресс, за доброту и хозяйственность, а отдельное спасибо за силушку богатырскую.
– Я же хотела как лучше. – Черные глаза молодой жены наполнились слезами.
– А вышло даже лучше, чем ты хотела, – буркнул алхимик, хватая крышку и внимательно ковыряя ногтем резьбу. – Точно! Ты бы, Найса, чем столбом стоять, лучше сообразила бы нам с Квайлом какую-никакую еду. Но не оладушки! Купи что-нибудь у разносчика.
Все еще насупленная девушка отправилась выполнять поручение.
– А чем тебе, Аарус, оладушки не нравятся? – удивился Квайл; прихватывая с блюдца давно остывший румяный овал и отправляя его в рот. – По-моему, вкушно…
– Стар я уже для этого деликатеса, – с издевкой поведал алхимик, пихая Черри обратно в горшок и старательно заматывая поверх крышки кусок ткани. – Зубы не те. А алмазные протезы нынче дороги, не укупишь.
– Да они же во рту тают! Даже вчерашние! – не поверил Квайл, взмахивая рукой и нечаянно сшибая блюдце на пол. С глухим стуком оладьи рассыпались по прикроватному коврику.
– Прогресс наблюдается, – улыбнувшись, согласился алхимик, поправляя сеть за окном. – По крайней мере. звук падения уже гораздо мягче, с этаким многообещающим «шлеп», не как камень. Ох, ученик.. Смотрю я на тебя и диву даюсь – редких качеств ты человек! И умный, и решительный. и упрямый, и в еде неприхотлив, и если уж воруешь, то не безделушку какую-нибудь, а сразу бесценную вещь. Недаром именно к тебе обратился за помощью демон. И ангел, что характерно!
Квайл потупился от комплимента, одновременно чувствуя некий скрытый подвох. Ведь не может же быть, чтобы сам Аарус Густ – ученый сухарь, высокий авторитет, меняющий учеников как носки, чуть ли не каждую неделю – его хвалил!
– Я вот давно хотел тебя спросить… – задумчиво продолжил алхимик. – У тебя в роду, случайно, не было гномов?
Из-за приоткрытого окошка донесся тонкий язвительный хохот, резкий вскрик, шум скользящего по стене и цепляющегося за выступы кирпичей тела и, наконец, задавленный кашель.
– Допрыгался, – подытожил Аарус, с кряхтением поднимаясь с пуфа. – Допрыгался и докаркался. Сбылось пожелание идиота, его сдуло. Но раз кашляет, то жив, только пыли наглотался. Наверное, на козырьке лежит. Сейчас посмотрю… Ого! Сетка слетела, странно…
– Что там? – Ученик алхимика встал рядом и высунулся за окно. – Не пойму…
Аарус добродушно хмыкнул:
– А вот я, кажется, догадываюсь. Кривая линия мастерски превращена в практически прямую. Зато металл… так и сверкает, так и сверкает на солнце! Квайл, как ты думаешь, не могло ли твоей обожаемой супруге прийти в голову вымыть наружный крюк?..
База. Карантинная камера
… Подсобка утилизатора оказалась невероятно гадостным местечком. Из мебели здесь имелись только вешалки (ровно две штуки, по количеству форменных комплектов), кровать. тумбочка и подставка для ног. Все.
Аппаратура была представлена шире. Уже упомянутый хозяином комнаты, прежде сломанный, а сейчас без умолку трещащий приемник; пара качественных наушников; мини-монитор; несколько разнообразных устройств для связи с сотрудниками базы; соковыжималка, забитая морковным жмыхом.
Теперь вы имеете представление о том, как живут утилизаторы.
Скромно. Грустно. Одиноко. (Ведь не считать же временно томящихся в подсобке гномов домашними животными, правда?)
С тех пор, как нас заперли, прошел час. Никто и не думал приходить, а уж о том, чтобы дать уставшим и проголодавшимся полевым работникам хоть бутерброд, и речи не шло. Спасибо, в тумбочке нашелся пакет с сухарями, и мы с напарниками разделили его поровну. Гномы, правда, что-то вопили в знак протеста, дескать, жрут другие, а отвечать потом опять придется маленькому народцу, но мы не особо реагировали. В конце концов, любой черт имеет право перекусить на нервной почве парой пусть даже чужих сухариков, пока решается его судьба.
А она, зараза, все решается и решается. Решается и решается.
Решается и никак не может решиться.
Да что они там, перемерли, что ли?!
Замок скрипнул, и гномы моментально слиняли под кровать – чувствовалась выучка.
– Крепитесь, ребята, – шепнула Вторая. – Я загадала: если войдет существо мужского пола, то все будет хорошо. Если женского… ну… сами понимаете.
– Почему именно так? – мявкнул толстяк, обмахиваясь пустым пакетом из-под сухарей.
– Потому что с мужчинами мне всегда везет… везло… грустно уточнила чертовка. – Войдите!
Посетитель так резко дернул дверь на себя, что висящее на дверной ручке полотенце взлетело к потолку. Круглый колобок с явно несъедобным выражением лица вплыл в комнату, зыркнул в нашу сторону и вдруг расплылся в широкой кариесной улыбке:
– А-а-а! Вот вы где!
Голос. Хорошо знакомый голос. Больше, чем просто хорошо знакомый – почти родной!
В некотором роде это было одно из самых горьких разочаровании в моей жизни.
Всем известно, что особь, постоянно находящаяся за кадром, которую ты никогда не видел, а только слышал, обретает некий флер-внушительности. Скрытый тайной отдаленности, невидимый собеседник внушительно говорит, внушительно молчит, и даже в тривиальном кашле, сопении носом или икоте такого товарища тоже присутствует налет значимости.
И вот эта внушительная особа перед нами. Переминается на хилых ножках.
– Ну и…? – явно не узнавший куратора толстяк повернулся к нашей красавице и шепотом уточнил; – Как ты считаешь, это мужская или женская особь? Нам повезет или не повезет?
– Повезет! – весело ответил за Вторую колобок. – Ибо перед вами не какая-нибудь там мужская или женская, а настоящая особь руководящего пола! Расслабьтесь, ребята! Все позади! Утилизатор просто перестраховался! Техники только что закончили разбирать багажный отсек капсулы! Всем троим объявлена особая благодарность от главы филиала! Каждому повышение на ранг, денежная премия и… нагрудный знак почета третьей степени! Молодцы! Вы-таки сумели раздобыть «лучший подарок прекрасной даме»! Правда, без упаковки… Но это уже мелочи! Копию коробочки уже изготавливают!
Третий потер глаза, опередив мое собственное желание. «Лучший подарок прекрасной даме»? Кажется, я сплю. Верю, что можно искренне считать задание выполненным, но на самом деле провалить его подчистую. Но чтобы наоборот.
Не верю! Не бывает такого! Сон! Или галлюцинация… Или нет, пусть уж лучше это окажется галлюцинация.
– Что застыли? – удивился куратор. – Там около карантинной камеры уже целая очередь собралась, номера на ладонях записывают. Утилизатор в ожидании решения вашей участи все запоры задраил и сам за печуркой окопался. Говорит, уже хотел жечь в порядке профилактики. Дескать, лучше пару штук чистых полевых работников спалить, чем одного грязного на Базу про пустить. Трудяга. Щепетильный до ужаса. Пришлось лично за вами бежать и даже слегка Устав нарушить. Правда же, я вовремя?
Под кроватью загалдели гномы, и я под этот ритмичный укающий говорок неожиданно для себя начал оттаивать. Не сон. И, совершенно точно, не глюк. Что же получается – ура? Ура-а-а-а!!!
– За мной! – строго скомандовал куратор.
Я заметил, что он, разговаривая с нами, все равно смотрит не на живого собеседника, а на маленький экранчик, прикрепленный на оттопыренном шейном кронштейне под подбородком. Привычка. Привык, дорогая наша канцелярская крыса, видеть своих подчиненных не в полном объеме и лицом к лицу, а лишь их уменьшенное плоское изображение…
И все-таки нет, насчет крысы я погорячился. До такой эффектной круглой комплекции крысу не откормить. Будем считать нашего администратора канцелярским глобусом. Вот именно, глобусом!
– О чем задумался, Пятый? – весело уточнил куратор, подмигивая моему изображению на экранчике. – Кличку мне придумываешь? Не тужься, уже до тебя все придумали. Осталось только выбрать. «Говорящий арбуз», «Глобус», «Тыква с ушами» – тебе какая больше нравится?
– А вам, товарищ куратор? – дипломатично уточнил Третий.
– Лично мне больше нравится «товарищ куратор» – строго ответил колобок. – Хотя из всех прозвищ, которыми меня награждали за мою длинную жизнь, имеется одно очень точное и почти не обидное.
– «Глобус» – символ знания? – предположила чертовка.
– Нет. «Гол», – широко улыбнулся администратор, ловко извлекая из кармашка пачку полиэтиленовых пакетов. – Потому что когда я кого-нибудь бью, то никогда не промахиваюсь! Пятый, Третий, Вторая! Что за постные лица? Это была шутка! Подсобите гномов упаковать, их уже ждут в коридоре, и пойдемте отсюда.
– А их-то куда? – с неожиданным сочувствием к товарищам по короткому (но страшному) заключению спросил Третий. – Жечь?
– Все бы тебе жечь! – укорил куратор. – Решение примет САМ. Но лично я, пока они там наверху будут разбираться, оформил бы их как ремонтников. Временно.
– Товарищ куратор! – гневно сверкнул очами Третий. – А вам не кажется, что это перебор? Оформление гномов как носителей Отрицательной сущности есть дискредитация основного контингента Базы!
– Основной контингент Базы у нас до того продвинутый, что сначала кнопки жмет, а уже потом инструкцию читает! отмахнулся куратор. – Две кладовки от пола до потолка поломанной техникой забиты! Кладите по одному в пакеты, сейчас их десятая бригада заберет. Пошли!
– Ой! А что такое «лучший подарок прекрасной даме»? Посмотреть можно будет? – загорелась Вторая, небрежно ссыпая сразу двух гномов в один пакет. Представители маленького народца протестующе замычали, но чертовка, не обращая на них внимания, крепко завязала горловину, встряхнула в воздухе, чтобы компактней улеглись, и доложила: – Готово! Ну так как насчет артефакта? Любопытно до смерти! Хоть одним глазком…
Куратор рывком повернулся к внимательно подслушивающему утилизатору:
– Им что – уже стерли память? Без моего приказа?! Морщинистое лицо утилизатора пошло трещинками. Пока сотрудник карантинной камеры силился понять суть вопроса, куратор еще больше занервничал и обратился к Третьему:
– Полевой работник инвентарный номер 576/654-3! Что именно находилось на самом нижнем ярусе башни семейного мага покойного графа Венге Коварного?
Очевидно, это был короткий проверочный тест, вспомнит или нет?
Третий не подвел. На внезапные вопросы в лоб мой друг всегда реагирует как существо не просто с почищенной памятью, а как существо вообще без нее. Что называется, чистый лист. Только жирный.
– А? Что? – вылупился на куратора толстяк круглыми глазами.
Куратор заглянул в эти океаны честности и открытости и виновато отвел взгляд.
– Понятно…
Следующий вопрос предназначался уже для уточнения. Стерли все подчистую или только отдельные секретные куски?
– Товарищ утилизатор! – строго начал куратор, у видев, что работник карантинной камеры начинает открывать рот, я изо всех сил наступил Второй на ногу.
– У -у-у! – взвыла чертовка, замахиваясь, но мое побелевшее от ужаса лицо оказалось лучшей подсказкой.
Если надо кого отвлечь, то наша напарница просто клад.
Даже носовой платок умеет так достать, что со зрителей семь потов от вожделения сойдет. В этот же раз от страха, что ее прекрасную белокурую память, в которой хранится так много интересного, злодейски сотрут, Вторая превзошла сама себя.
И платок искала, и пылинки стряхивала, и складочки на одежде расправляла, и кудряшки на палец наматывала, и затекшие от долгого сидения ножки массировала. Причем в таких интересных местах, где ножек отродясь не было.
Утилизатор так отвлекся, что вообще забыл, где он и о чем его только что спрашивали.
– Понятно, – серьезно кивнул куратор, отвернувшись от мутных глаз сотрудника карантинной камеры. – Значит, оприходовали всех… Третий, посмотри на меня! Что-то мне лицо твое не нравится. Не пойму, ты ли это или уже не ты. Как бы с тобой эти живодеры не перестарались. А ну, продолжи фразу: «Завтрак съешь сам..»
– «…обед съешь сам, ужин съешь сам, перекусы между этими событиями за прием пищи не считаются!» – без запинки отбарабанил толстяк.
– Уф, – облегченно вздохнул куратор. – Ты. Собственной персоной. Ладно, ребятки мои, пошли отсюда…
О том, что за предмет скрывался под названием «лучший подарок прекрасной даме», мы узнали случайно.
Через неделю после возвращения на Базу мы с толстяком шли мимо резиденции главы нашего филиала. Встреченные по пути коллеги из других бригад почтительно поглядывали на свеженькие нашивки, а один из них так засмотрелся, что чуть не врезался в меня и испуганно брякнул:
– Ой! Извините я… словом, уважаю.
– За что? – ухмыльнулся я.
– Сам знаешь! – многозначительно буркнул смешавшийся черт и поспешил ретироваться.
О том, какие слухи курсировали по Базе, можно было только догадываться. Любая секретная информация есть толчок полету воображения, а сверхсекретная, соответственно, полету сверхвоображения. Как водится, при каждом последующем пересказе история обрастала новыми подробностями, и теперь все знали про нас все, причем это самое «все» было у всех разное. Хотя в принципе… какая разница! Купание в народном поклонении есть процедура приятная и полезная для здоровья. Вон как лоснится от счастья Третий, прямо пончик в меду!
Сидящие на травке гномы при виде нас засвистели и замахали короткими ручками, и мы тоже, как воспитанные черти, махнули в ответ.
Случайно протащивший эту ораву «зайцев» полевой работник воспользовался моим советом. Поначалу вся семерка неподвижно красовалась посреди газона в ярких колпаках всех цветов радуги и с выпученными от возмущения глазами. Но потом малышей пожалели, заклятие сняли и разрешили двигаться в пределах ограждения.
Оформить мелкоту как временных ремонтников куратору не позволило начальство, но они и безо всякого оформления постоянно притаскивали откуда-то выброшенные вещицы и с азартом ковырялись в них, зачастую получая в итоге совсем не то, что имелось в виду первоначально.
Да что далеко ходить! Я сам лично приобрел вчера у них чудесный миниатюрный кинжальчик для назидательных бесед с другом, и только внимательно рассмотрев его дома, узнал в оружии собственный кухонный нож, поломавшийся от неосторожного обращения год назад и сразу после этого выброшенный на помойку.
Прав был утилизатор. Рукастые, мерзавцы, этого не отнять. В данный момент семеро гномов уже обжились настолько, что раскинули посреди травки палатку, в которой ночью спали, а днем торговали продуктами своего труда. Вид гнома, выглядывающего из палатки и едва заметного над импровизированным прилавком, уже стал привычен до такой степени, что мало кто представлял себе газон без этого украшения в центре.
Засмотревшись на гномов, Третий совершенно не заметил, как чуть не сшиб с ног изящную чертовку с белокурыми кудряшками и в полевом камуфляже.
Вторая. Точнее, Вторая, топчущаяся под окном резиденции главы филиала и притворяющаяся невинным кустиком.
– Ты? – изумился толстяк. – А почему здесь?
– Тсс! – Наша красавица с досадой приложила палец к губам. – Она сейчас у него! Разговаривают! До смерти охота посмотреть на «лучший подарок прекрасной даме»! Что бы это могло быть, а? Ой!
Дыра сложной формы образовал ась в стекле под мелодичный звон, выпуская через себя истошный дамский визг, басовитый вопль главы филиала и компактную коробочку полированного дерева. Весело пролетев над нашими головами, сей предмет плюхнулся аккурат перед гномьей палаткой, взбив траву вокруг себя ершистой бахромой.
– Не трогать! Мое! – прорычала Вторая таким зверским голосом, что гномы в мгновение ока прыснули в палатку и задраились изнутри. Изящные новенькие туфельки чертовки поскакали по газону, глубоко проваливаясь в грунт тонкими шпильками.
Естественно, внутри коробочки лежало оно – круглое, блестящее, с характерной царапинкой на ободке и ржавым пятнышком сбоку, в виде бантика. Омолаживающее зеркальце. Правда, уже расколотое. На множество частей.
Артефакт, сдуру заказанный у «Прометея» и безвозвратно посеянный в недрах капсулы, вернулся, как бумеранг. Сложная многоходовая политическая комбинация? Ха! Использование служебного положения в личных целях – вот как это называется!
Вторая немузыкально взвыла и длинными страусиными скачками бросилась обратно к окну, подслушивать.
– Позвольте! – вскинулся Третий. – Получается, что глава филиала заполучил подарочек за наш счет?! Зеркальце-то вовсе не из сокровищницы! Кровными полевыми денежками оплачено!
– Молчи уже, – пришикнул я. – Будешь кричать на каждом углу, кто-нибудь из бухгалтеров услышит и действительно вычтет из зарплаты! Тебя ведь уже по поводу странного счета с неразборчивой подписью допрашивали?
Третий кивнул.
– И что ты сказал?
– Ничего не помню.
– Вот и не помни! – отрезал я, для наглядности показывая кулак.
– Кто же эта чертовка? – нетерпеливо подпрыгивая под окном, проскулила Вторая. – Ей такой кавалер такой подарок вручает, а она… Швыряется, дурында, артефактами, словно это мусор. Не ценит дурочка своего шанса! Ох, не ценит, негодяйка везучая! Вот я бы на ее месте… так не капризничала!
– Конечно нет. Ты бы по-другому капризничала, – согласился я, решив не напоминать тот разговор, в котором омолаживающее зеркальце было названо «гнусным намеком на возраст, которое надо бросить в морду дарителю». – Вы, прекрасные дамы, все с заскоками. Да и непрекрасные, если задуматься, тоже…
– Смешно, – грустно сказал Третий. – Не закажи мы у «Прометея» свои безделушки, то и в замок можно было бы не лететь.
– Точно! – подтвердил я. – Жили бы себе спокойненько. Правда, портовый город Тор не заполучил бы тогда свою главную архитектурную достопримечательность – «блю…», пардон, я хотел сказать «плюющего мальчика» на площади перед графским замком. А так он есть. Рыжеволосый красавец.
– Ладно тебе… – потупился скульптор. – И все-таки, надо признать, Тор неплох. Нет, я, конечно, ничего не помню! быстренько поправился он, воровато оглянувшись по сторонам. – Но некоторые моменты из того, что не помню, вспоминаю без отвращения.
– Ага. И я даже догадываюсь, какие. Например, запеченных крабов в сливочном соусе!
– И заливную телятинку… – признался Третий.
– Винцо неплохое! – со знанием дела вставила Вторая, облизывая верхнюю губку.
– А уж хрустальное медузье мясо, мм!.. – зажмурился от удовольствия толстяк. – А вот интересно, доведется ли нам когда-нибудь еще…
– Пятый! – Голос куратора отрубил окончание нашего мирного и приятного диалога, словно острый топор хрупкую щепку. – Это безобразие!!! Что творится у вас в комнате?!
– А что там творится? – напрягся я, судорожно вспоминая, не забыл ли перед уходом припрятать компромат – шелковый паучий галстук Ифитореля. Вроде не забыл…
– Из-под двери вашей комнаты лезут мыши! – заорал куратор, для полноты впечатления пришлепывая ладонью по чему-то твердому. – Мыши! Толпами! Стадами!!! С каких это пор в преисподней…
Но я уже несся от резиденции главы филиала, не разбирая дороги, прямо по газону, со всех ног, чудом не наступая на всполошившихся гномов.
Это ж надо, так опростоволоситься!
Вчера мы с напарниками ради смеха решили провести эксперимент – подсунуть Шиве нитки от скатерти-самобранки. Поначалу моя кошка настороженно ходила вокруг остатков артефакта кругами, но потом вдруг решилась и положила на них лапку.
Аппаратура была представлена шире. Уже упомянутый хозяином комнаты, прежде сломанный, а сейчас без умолку трещащий приемник; пара качественных наушников; мини-монитор; несколько разнообразных устройств для связи с сотрудниками базы; соковыжималка, забитая морковным жмыхом.
Теперь вы имеете представление о том, как живут утилизаторы.
Скромно. Грустно. Одиноко. (Ведь не считать же временно томящихся в подсобке гномов домашними животными, правда?)
С тех пор, как нас заперли, прошел час. Никто и не думал приходить, а уж о том, чтобы дать уставшим и проголодавшимся полевым работникам хоть бутерброд, и речи не шло. Спасибо, в тумбочке нашелся пакет с сухарями, и мы с напарниками разделили его поровну. Гномы, правда, что-то вопили в знак протеста, дескать, жрут другие, а отвечать потом опять придется маленькому народцу, но мы не особо реагировали. В конце концов, любой черт имеет право перекусить на нервной почве парой пусть даже чужих сухариков, пока решается его судьба.
А она, зараза, все решается и решается. Решается и решается.
Решается и никак не может решиться.
Да что они там, перемерли, что ли?!
Замок скрипнул, и гномы моментально слиняли под кровать – чувствовалась выучка.
– Крепитесь, ребята, – шепнула Вторая. – Я загадала: если войдет существо мужского пола, то все будет хорошо. Если женского… ну… сами понимаете.
– Почему именно так? – мявкнул толстяк, обмахиваясь пустым пакетом из-под сухарей.
– Потому что с мужчинами мне всегда везет… везло… грустно уточнила чертовка. – Войдите!
Посетитель так резко дернул дверь на себя, что висящее на дверной ручке полотенце взлетело к потолку. Круглый колобок с явно несъедобным выражением лица вплыл в комнату, зыркнул в нашу сторону и вдруг расплылся в широкой кариесной улыбке:
– А-а-а! Вот вы где!
Голос. Хорошо знакомый голос. Больше, чем просто хорошо знакомый – почти родной!
В некотором роде это было одно из самых горьких разочаровании в моей жизни.
Всем известно, что особь, постоянно находящаяся за кадром, которую ты никогда не видел, а только слышал, обретает некий флер-внушительности. Скрытый тайной отдаленности, невидимый собеседник внушительно говорит, внушительно молчит, и даже в тривиальном кашле, сопении носом или икоте такого товарища тоже присутствует налет значимости.
И вот эта внушительная особа перед нами. Переминается на хилых ножках.
– Ну и…? – явно не узнавший куратора толстяк повернулся к нашей красавице и шепотом уточнил; – Как ты считаешь, это мужская или женская особь? Нам повезет или не повезет?
– Повезет! – весело ответил за Вторую колобок. – Ибо перед вами не какая-нибудь там мужская или женская, а настоящая особь руководящего пола! Расслабьтесь, ребята! Все позади! Утилизатор просто перестраховался! Техники только что закончили разбирать багажный отсек капсулы! Всем троим объявлена особая благодарность от главы филиала! Каждому повышение на ранг, денежная премия и… нагрудный знак почета третьей степени! Молодцы! Вы-таки сумели раздобыть «лучший подарок прекрасной даме»! Правда, без упаковки… Но это уже мелочи! Копию коробочки уже изготавливают!
Третий потер глаза, опередив мое собственное желание. «Лучший подарок прекрасной даме»? Кажется, я сплю. Верю, что можно искренне считать задание выполненным, но на самом деле провалить его подчистую. Но чтобы наоборот.
Не верю! Не бывает такого! Сон! Или галлюцинация… Или нет, пусть уж лучше это окажется галлюцинация.
– Что застыли? – удивился куратор. – Там около карантинной камеры уже целая очередь собралась, номера на ладонях записывают. Утилизатор в ожидании решения вашей участи все запоры задраил и сам за печуркой окопался. Говорит, уже хотел жечь в порядке профилактики. Дескать, лучше пару штук чистых полевых работников спалить, чем одного грязного на Базу про пустить. Трудяга. Щепетильный до ужаса. Пришлось лично за вами бежать и даже слегка Устав нарушить. Правда же, я вовремя?
Под кроватью загалдели гномы, и я под этот ритмичный укающий говорок неожиданно для себя начал оттаивать. Не сон. И, совершенно точно, не глюк. Что же получается – ура? Ура-а-а-а!!!
– За мной! – строго скомандовал куратор.
Я заметил, что он, разговаривая с нами, все равно смотрит не на живого собеседника, а на маленький экранчик, прикрепленный на оттопыренном шейном кронштейне под подбородком. Привычка. Привык, дорогая наша канцелярская крыса, видеть своих подчиненных не в полном объеме и лицом к лицу, а лишь их уменьшенное плоское изображение…
И все-таки нет, насчет крысы я погорячился. До такой эффектной круглой комплекции крысу не откормить. Будем считать нашего администратора канцелярским глобусом. Вот именно, глобусом!
– О чем задумался, Пятый? – весело уточнил куратор, подмигивая моему изображению на экранчике. – Кличку мне придумываешь? Не тужься, уже до тебя все придумали. Осталось только выбрать. «Говорящий арбуз», «Глобус», «Тыква с ушами» – тебе какая больше нравится?
– А вам, товарищ куратор? – дипломатично уточнил Третий.
– Лично мне больше нравится «товарищ куратор» – строго ответил колобок. – Хотя из всех прозвищ, которыми меня награждали за мою длинную жизнь, имеется одно очень точное и почти не обидное.
– «Глобус» – символ знания? – предположила чертовка.
– Нет. «Гол», – широко улыбнулся администратор, ловко извлекая из кармашка пачку полиэтиленовых пакетов. – Потому что когда я кого-нибудь бью, то никогда не промахиваюсь! Пятый, Третий, Вторая! Что за постные лица? Это была шутка! Подсобите гномов упаковать, их уже ждут в коридоре, и пойдемте отсюда.
– А их-то куда? – с неожиданным сочувствием к товарищам по короткому (но страшному) заключению спросил Третий. – Жечь?
– Все бы тебе жечь! – укорил куратор. – Решение примет САМ. Но лично я, пока они там наверху будут разбираться, оформил бы их как ремонтников. Временно.
– Товарищ куратор! – гневно сверкнул очами Третий. – А вам не кажется, что это перебор? Оформление гномов как носителей Отрицательной сущности есть дискредитация основного контингента Базы!
– Основной контингент Базы у нас до того продвинутый, что сначала кнопки жмет, а уже потом инструкцию читает! отмахнулся куратор. – Две кладовки от пола до потолка поломанной техникой забиты! Кладите по одному в пакеты, сейчас их десятая бригада заберет. Пошли!
– Ой! А что такое «лучший подарок прекрасной даме»? Посмотреть можно будет? – загорелась Вторая, небрежно ссыпая сразу двух гномов в один пакет. Представители маленького народца протестующе замычали, но чертовка, не обращая на них внимания, крепко завязала горловину, встряхнула в воздухе, чтобы компактней улеглись, и доложила: – Готово! Ну так как насчет артефакта? Любопытно до смерти! Хоть одним глазком…
Куратор рывком повернулся к внимательно подслушивающему утилизатору:
– Им что – уже стерли память? Без моего приказа?! Морщинистое лицо утилизатора пошло трещинками. Пока сотрудник карантинной камеры силился понять суть вопроса, куратор еще больше занервничал и обратился к Третьему:
– Полевой работник инвентарный номер 576/654-3! Что именно находилось на самом нижнем ярусе башни семейного мага покойного графа Венге Коварного?
Очевидно, это был короткий проверочный тест, вспомнит или нет?
Третий не подвел. На внезапные вопросы в лоб мой друг всегда реагирует как существо не просто с почищенной памятью, а как существо вообще без нее. Что называется, чистый лист. Только жирный.
– А? Что? – вылупился на куратора толстяк круглыми глазами.
Куратор заглянул в эти океаны честности и открытости и виновато отвел взгляд.
– Понятно…
Следующий вопрос предназначался уже для уточнения. Стерли все подчистую или только отдельные секретные куски?
– Товарищ утилизатор! – строго начал куратор, у видев, что работник карантинной камеры начинает открывать рот, я изо всех сил наступил Второй на ногу.
– У -у-у! – взвыла чертовка, замахиваясь, но мое побелевшее от ужаса лицо оказалось лучшей подсказкой.
Если надо кого отвлечь, то наша напарница просто клад.
Даже носовой платок умеет так достать, что со зрителей семь потов от вожделения сойдет. В этот же раз от страха, что ее прекрасную белокурую память, в которой хранится так много интересного, злодейски сотрут, Вторая превзошла сама себя.
И платок искала, и пылинки стряхивала, и складочки на одежде расправляла, и кудряшки на палец наматывала, и затекшие от долгого сидения ножки массировала. Причем в таких интересных местах, где ножек отродясь не было.
Утилизатор так отвлекся, что вообще забыл, где он и о чем его только что спрашивали.
– Понятно, – серьезно кивнул куратор, отвернувшись от мутных глаз сотрудника карантинной камеры. – Значит, оприходовали всех… Третий, посмотри на меня! Что-то мне лицо твое не нравится. Не пойму, ты ли это или уже не ты. Как бы с тобой эти живодеры не перестарались. А ну, продолжи фразу: «Завтрак съешь сам..»
– «…обед съешь сам, ужин съешь сам, перекусы между этими событиями за прием пищи не считаются!» – без запинки отбарабанил толстяк.
– Уф, – облегченно вздохнул куратор. – Ты. Собственной персоной. Ладно, ребятки мои, пошли отсюда…
О том, что за предмет скрывался под названием «лучший подарок прекрасной даме», мы узнали случайно.
Через неделю после возвращения на Базу мы с толстяком шли мимо резиденции главы нашего филиала. Встреченные по пути коллеги из других бригад почтительно поглядывали на свеженькие нашивки, а один из них так засмотрелся, что чуть не врезался в меня и испуганно брякнул:
– Ой! Извините я… словом, уважаю.
– За что? – ухмыльнулся я.
– Сам знаешь! – многозначительно буркнул смешавшийся черт и поспешил ретироваться.
О том, какие слухи курсировали по Базе, можно было только догадываться. Любая секретная информация есть толчок полету воображения, а сверхсекретная, соответственно, полету сверхвоображения. Как водится, при каждом последующем пересказе история обрастала новыми подробностями, и теперь все знали про нас все, причем это самое «все» было у всех разное. Хотя в принципе… какая разница! Купание в народном поклонении есть процедура приятная и полезная для здоровья. Вон как лоснится от счастья Третий, прямо пончик в меду!
Сидящие на травке гномы при виде нас засвистели и замахали короткими ручками, и мы тоже, как воспитанные черти, махнули в ответ.
Случайно протащивший эту ораву «зайцев» полевой работник воспользовался моим советом. Поначалу вся семерка неподвижно красовалась посреди газона в ярких колпаках всех цветов радуги и с выпученными от возмущения глазами. Но потом малышей пожалели, заклятие сняли и разрешили двигаться в пределах ограждения.
Оформить мелкоту как временных ремонтников куратору не позволило начальство, но они и безо всякого оформления постоянно притаскивали откуда-то выброшенные вещицы и с азартом ковырялись в них, зачастую получая в итоге совсем не то, что имелось в виду первоначально.
Да что далеко ходить! Я сам лично приобрел вчера у них чудесный миниатюрный кинжальчик для назидательных бесед с другом, и только внимательно рассмотрев его дома, узнал в оружии собственный кухонный нож, поломавшийся от неосторожного обращения год назад и сразу после этого выброшенный на помойку.
Прав был утилизатор. Рукастые, мерзавцы, этого не отнять. В данный момент семеро гномов уже обжились настолько, что раскинули посреди травки палатку, в которой ночью спали, а днем торговали продуктами своего труда. Вид гнома, выглядывающего из палатки и едва заметного над импровизированным прилавком, уже стал привычен до такой степени, что мало кто представлял себе газон без этого украшения в центре.
Засмотревшись на гномов, Третий совершенно не заметил, как чуть не сшиб с ног изящную чертовку с белокурыми кудряшками и в полевом камуфляже.
Вторая. Точнее, Вторая, топчущаяся под окном резиденции главы филиала и притворяющаяся невинным кустиком.
– Ты? – изумился толстяк. – А почему здесь?
– Тсс! – Наша красавица с досадой приложила палец к губам. – Она сейчас у него! Разговаривают! До смерти охота посмотреть на «лучший подарок прекрасной даме»! Что бы это могло быть, а? Ой!
Дыра сложной формы образовал ась в стекле под мелодичный звон, выпуская через себя истошный дамский визг, басовитый вопль главы филиала и компактную коробочку полированного дерева. Весело пролетев над нашими головами, сей предмет плюхнулся аккурат перед гномьей палаткой, взбив траву вокруг себя ершистой бахромой.
– Не трогать! Мое! – прорычала Вторая таким зверским голосом, что гномы в мгновение ока прыснули в палатку и задраились изнутри. Изящные новенькие туфельки чертовки поскакали по газону, глубоко проваливаясь в грунт тонкими шпильками.
Естественно, внутри коробочки лежало оно – круглое, блестящее, с характерной царапинкой на ободке и ржавым пятнышком сбоку, в виде бантика. Омолаживающее зеркальце. Правда, уже расколотое. На множество частей.
Артефакт, сдуру заказанный у «Прометея» и безвозвратно посеянный в недрах капсулы, вернулся, как бумеранг. Сложная многоходовая политическая комбинация? Ха! Использование служебного положения в личных целях – вот как это называется!
Вторая немузыкально взвыла и длинными страусиными скачками бросилась обратно к окну, подслушивать.
– Позвольте! – вскинулся Третий. – Получается, что глава филиала заполучил подарочек за наш счет?! Зеркальце-то вовсе не из сокровищницы! Кровными полевыми денежками оплачено!
– Молчи уже, – пришикнул я. – Будешь кричать на каждом углу, кто-нибудь из бухгалтеров услышит и действительно вычтет из зарплаты! Тебя ведь уже по поводу странного счета с неразборчивой подписью допрашивали?
Третий кивнул.
– И что ты сказал?
– Ничего не помню.
– Вот и не помни! – отрезал я, для наглядности показывая кулак.
– Кто же эта чертовка? – нетерпеливо подпрыгивая под окном, проскулила Вторая. – Ей такой кавалер такой подарок вручает, а она… Швыряется, дурында, артефактами, словно это мусор. Не ценит дурочка своего шанса! Ох, не ценит, негодяйка везучая! Вот я бы на ее месте… так не капризничала!
– Конечно нет. Ты бы по-другому капризничала, – согласился я, решив не напоминать тот разговор, в котором омолаживающее зеркальце было названо «гнусным намеком на возраст, которое надо бросить в морду дарителю». – Вы, прекрасные дамы, все с заскоками. Да и непрекрасные, если задуматься, тоже…
– Смешно, – грустно сказал Третий. – Не закажи мы у «Прометея» свои безделушки, то и в замок можно было бы не лететь.
– Точно! – подтвердил я. – Жили бы себе спокойненько. Правда, портовый город Тор не заполучил бы тогда свою главную архитектурную достопримечательность – «блю…», пардон, я хотел сказать «плюющего мальчика» на площади перед графским замком. А так он есть. Рыжеволосый красавец.
– Ладно тебе… – потупился скульптор. – И все-таки, надо признать, Тор неплох. Нет, я, конечно, ничего не помню! быстренько поправился он, воровато оглянувшись по сторонам. – Но некоторые моменты из того, что не помню, вспоминаю без отвращения.
– Ага. И я даже догадываюсь, какие. Например, запеченных крабов в сливочном соусе!
– И заливную телятинку… – признался Третий.
– Винцо неплохое! – со знанием дела вставила Вторая, облизывая верхнюю губку.
– А уж хрустальное медузье мясо, мм!.. – зажмурился от удовольствия толстяк. – А вот интересно, доведется ли нам когда-нибудь еще…
– Пятый! – Голос куратора отрубил окончание нашего мирного и приятного диалога, словно острый топор хрупкую щепку. – Это безобразие!!! Что творится у вас в комнате?!
– А что там творится? – напрягся я, судорожно вспоминая, не забыл ли перед уходом припрятать компромат – шелковый паучий галстук Ифитореля. Вроде не забыл…
– Из-под двери вашей комнаты лезут мыши! – заорал куратор, для полноты впечатления пришлепывая ладонью по чему-то твердому. – Мыши! Толпами! Стадами!!! С каких это пор в преисподней…
Но я уже несся от резиденции главы филиала, не разбирая дороги, прямо по газону, со всех ног, чудом не наступая на всполошившихся гномов.
Это ж надо, так опростоволоситься!
Вчера мы с напарниками ради смеха решили провести эксперимент – подсунуть Шиве нитки от скатерти-самобранки. Поначалу моя кошка настороженно ходила вокруг остатков артефакта кругами, но потом вдруг решилась и положила на них лапку.