Их было одиннадцать человек. Они, прячась в тени, стояли в сотне шагов от блещущего иллюминацией клуба “Экипаж” и наблюдали за кипящей там жизнью. Под крыльями самолета сновали люди: уже давно прибыли военные патрули, и городская милиция, и дружины самообороны, и медики. Там составлялись протоколы, оформлялось задержание, оказывалась первая помощь. Там шла работа.
   А они отдыхали. Они пили.
   Десять человек в форме UDF и один человек в летном комбинезоне с флагом США на рукаве.
   — Владимир? — предположил Павел, только сейчас заметив, что под глазом нового знакомого вовсе не синяк, как показалось ему сначала, а крупное родимое пятно.
   — Да, — парень несколько удивился. — Мы знакомы?
   — Мы сегодня встретили твоего отца. Он просил передать, чтобы ты зашел домой.
   — А, папа, — улыбнулся Владимир. — Вечно он пристает к людям… Спасибо. Обязательно загляну.
   Они разместились рядом с чугунной тумбой непонятного назначения, торчащей посреди маленького проходного дворика. Место было очень удобное, отсюда все просматривалось, и здесь было множество путей к отступлению. На плоской шершавой поверхности тумбы стояли две початые бутылки водки — одну прихватил с чьего-то стола Цеце, другую вынул из-за пазухи Владимир. Их новый знакомый оказался поистине незаменимым человеком: предъявив бутылку словно паспорт и водрузив ее на чугунное подобие стола, он из одного кармана достал хлеб, из другого — завернутую в бумагу копченую рыбину. Потом он исчез куда-то на пару минут и вернулся с ворохом пластмассовых стаканчиков. Разлив по чуть-чуть, предложил тост:
   — За знакомство!..
   Они пили водку, чтобы занять себя чем-то, и понемногу закусывали, отламывая крошки хлеба и отщипывая кусочки пахнущей дымом рыбы.
   На ночном, подсвеченном городом небе чуть теплились звезды. В тесную щель меж домов заглядывала нездорово серая луна.
   — У вас здесь всегда так весело? — спросил Павел у нового знакомого.
   — Нет. Только по выходным. Но до стрельбы дело обычно не доходит.
   — И кто гуляет?
   — Летчики с нашего аэродрома, те самые, с которыми вы дрались. Связисты из местной бригады. Десантники с триста девятого Форпоста. Теперь вот еще вы…
   — Официально нас еще как бы и нет, — усмехнулся Павел.
   — Но на задания вас уже посылают.
   — Да. Ты слышал об этом ?
   — Конечно. Сколько у вас погибло? Двадцать человек?
   Павел не ответил. Возможно, это было закрытой информацией. Владимир понял свою оплошность, улыбнулся извиняюще, помолчал, обсасывая рыбий плавник, поглядывая на своих новых товарищей. Сказал негромко:
   — Мы за них отомстили.
   — Отомстили! — зло фыркнул Рыжий. — Где вы раньше были?
   Владимир пожал плечами. Скорее всего, это была закрытая информация. Подумав, сказал:
   — Все были на вылете. Как только появилась возможность, мы направили к вам звено, я сам заправлял эти самолеты… Сейчас там ничего нет: ни экстерров, ни обломков — идеально ровная поверхность на многие гектары, хоть транспорты сажай. Сначала вакуумная бомба, потом напалм. Настоящий ад! А через час мы залили пожар пенокремполимером. Теперь там монолит, гигантская могильная плита.
   — А что же отправили в урнах? — спросил Павел.
   — А то ты не знаешь?! — Гнутый гладил острую морду сидящего на плече хота. — Железные бирки из личных дел и горстки древесной сажи.
   — Их даже не похоронят как положено, — покачал головой Шайтан.
   — Тихо! — насторожился сержант Хэллер. — Кто-то сюда идет…
   От клуба “Экипаж” в их сторону целенаправленно двигались три фигуры. Это были, несомненно, женщины. И только поэтому никто из бойцов не тронулся с места. Все ждали, гадая, что могло привести сюда трех особ противоположного пола.
   В какой-то момент женщины оказались в пятне света под фонарем. И Павел дернулся:
   — Мама?
   Нет, не может быть, откуда?! Но походка и фигура…
   — Мама?!
   Все посмотрели на него.
   — Ната? Сестренка? И…
   — Тина? Тинка!
   — Это к тебе, Писатель? — спросил Рыжий.
   Павел кивнул, порывисто шагнул навстречу женщинам — своим женщинам, родным! — и представил вдруг, как выглядит сейчас: пьяный, грязный, с ободранной скулой, с синяком под глазом. И где! — Рядом с разгромленным кабаком, в ночи, посреди темного двора, в компании собутыльников. Он, словно запнувшись, остановился, шагнул назад. Услышал вдруг:
   — Сынок!
   “Они! — трепыхнулось сердце. — Они!”
   — Мама! Тинка! Натаха! — Он, забыв обо всем, бросился им навстречу. — Откуда вы? Как оказались? Да как же вы меня нашли? Как вы так? А? Ночью! Зачем?!
   — Паша! Паша! — Его тискали, обнимали, целовали. — Паша!..
   А со стороны, немного смущенные, наблюдали за встречей бойцы. Переглядывались, перемигивались, улыбались неуверенно. Они чуть-чуть завидовали, но ни за что не признались бы в этом.
   — А мы только сегодня приехали, — восторженно тараторила сестренка Натаха. — Сразу позвонили тебе. Нам сказали, что ты в городе. Мы и пошли тебя искать, в гостинице только вещи оставили и сразу же пошли…
   — Писателю мы больше не нужны, — сказал Гнутый, пряча за тумбой пустые бутылки. — Пойдем?
   — Куда? — спросил Рыжий.
   — Было бы неплохо тоже найти каких-нибудь девчонок, — сказал Ухо.
   — Нет проблем, ребята! — Владимир хлопнул сержанта Хэллера по плечу. — Я знаю все злачные места этого городишки! Куда вас отвести, заказывайте.
   — Хочу блондинку, — сказал Пекарь.
   — А я бы не прочь как следует перекусить, — похлопал себя по животу Шайтан.
   — Лишь бы место спокойное было, — сказал сержант Хэллер. — Устал я что-то.
   — А я просто мечтаю о сале, — тихо сказал Цеце, глядя в сторону Павла и его семьи.
   — Все будет! — заверил Владимир. — Идем?
   — Только Писателю надо сказать, что мы ушли.
   — Ага, — согласились все. Но никто не тронулся с места, не решаясь вмешаться в чужой разговор.
   — …Все обошли, — говорила Ната. — А под самый вечер, уже темно было, встретили одного старичка, он около дома на лавочке сидел. Разговорились и совершенно случайно выяснили, что он с тобой сегодня разговаривал. Описал — один в один. Сказал, что посоветовал вам в этот клуб сходить. Мы и пошли. Только заблудились немного, транспорт уже не ходил. А когда пришли, нас внутрь не пустили. Мы расстроились, вернулись в гостиницу, уже спать легли, а потом мама решила, что надо еще раз сюда сходить…
   Павел обернулся. Увидел, что товарищи смотрят на него, словно ждут чего-то, смутился. Перебив сестру, потянул за собой своих женщин:
   — Пойдемте, я вас с друзьями познакомлю. Мы все из одного отделения, вместе служим.
   — Паша! — издалека крикнул Владимир. — Мы того… пойдем… Ты отдыхай!
   — Встретимся завтра! — пророкотал сержант Хэллер. — В восемь вечера, на остановке, где сошли. Не опаздывай!
   — Я сейчас. — Павел приобнял женщин, всех сразу. — Подождите, я только попрощаюсь. Мама, Ната, Тина!.. — Он уже бежал к товарищам. — Я на секунду! Погодите!
   Он спешил, он суетился, он разрывался.
   — Повезло тебе, Писатель, — сказал Цеце, протягивая руку.
   — Удачно отдохнуть, — пожелал Гнутый.
   — Не вздумай опоздать. Это дезертирство, — сурово напомнил сержант Хэллер.
   — Рад был познакомиться, — крепко пожал руку Владимир.
   — Они тебя любят, — сказал Курт, этот странный нескладный немец.
   — А вы сейчас куда? — спросил Павел, торопясь назад, к своим родным, к любимым женщинам.
   — Знаю я одно местечко, — подмигнул Павлу Владимир. — Твои ребята потом расскажут — обзавидуешься.
   — Ну, тогда до завтра. — Павел отступил на шаг, махнул рукой товарищам. Потом вдруг вспомнил что-то, хлопнул себя по лбу:
   — Слушай, Володь! — повернулся он лицом к новому знакомому. — Мне все мысль одна покоя не давала, а спросить как-то не получалось.
   — Что?
   — Ты ведь с теми летчиками вместе служишь? Ну, дрался с которыми?
   — Да, — сказал Владимир. — Только они пилоты, а я так — техник. Обслуга.
   Они разговаривали по-русски, и все остальные, не понимая, о чем идет речь, терпеливо ждали.
   — У тебя проблем не будет? Если что, мы можем дать показания. Договоримся, что говорить, придумаем что-нибудь.
   — Да нет, какие там проблемы… А потом, я давно хотел им холеные морды начистить.
   — А что так? — улыбнулся Павел.
   — Да какие-то они не такие… Носы от всего воротят, не по-человечески как-то с нами… Одно слово — гнилые. Гнилые они люди, Паша.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

25.06.2068
   Я пропустил в своих записях целый день. Сейчас постараюсь наверстать.
   Итак — мама, Нота и Тинка без всякого предупреждения приехали ко мне. Не ногу передать, что я почувствовал, когда увидел их. В голове все смешалось, помутилось. Показалось, что происходит нечто нереальное, словно я призраков увидел из другого мира (собственно, так и есть). Даже не думал, что со мной может такое произойти.
   Сейчас буря чувств улеглась. Я просто рад, что они приехали, что они рядом, что у них все в порядке.
   У девчонок каникулы, у матери отпуск. Передают приветы от старых знакомых, друзей. А я, стыдно сказать, многих уже забывать начал. А ведь с того момента, как я покинул дом, прошло-то всего ничего. По календарю. А вот по ощущениям — словно целая жизнь позади осталась. Кажется, я уже писал об этом…
   Они нашли меня в темном дворе, пьяного, побитого, увели из компании моих не менее жутко выглядящих товарищей. Привели в гостиницу, где остановились сами. Только там разглядели как следует, ужаснулись. Мама плакала даже.
   Спать легли под утро. Номер у них был как раз на четверых. Я лежал на соседней с Тиной кровати и не мог заснуть. Она была рядом, я видел ее лицо, меня так и подмывало протянуть к ней руку, коснуться, обнять… Сколько же прошло времени!.. Но рядом Нота и мать…
   Проснулись рано. За завтраком говорили и говорили, еда успела остыть. Потом пошли в город, Натаха в приказном порядке велела отвести ее на панорамное кино. Но фильм никто толком не смотрел. Разговаривали. Тинка жалась ко мне, как когда-то, давным-давно. В той самой прошлой жизни…
   Сейчас вот думаю: вроде столько всего переговорили, где только не были, а писать не о чем.
   После обеда мама забрала с собой Ноту и ушла по каким-то выдуманным делам, пообещав вернуться ровно через два часа. Она умница, все понимает. Мы с Тиной остались вдвоем. И времени зря не теряли. Но уж об этом я точно писать не буду!
   Поужинав, они пошли меня провожать. Гостиницу мы покинули задолго до назначенного сержантом Хэллером времени, собираясь без спешки прогуляться по городу, поесть мороженого, договорить, что еще не сказано.
   В половине восьмого были на месте. Ждали на остановке остальных. Сержант с командой появились минута в минуту — приехали на ободранном старом самосвале. Оказывается, они уже договорились с водителем, что он за небольшую плату подбросит нас всех к Форпосту. Как выяснилось позже — тридцать километров в раскачивающемся, прыгающем, грохочущем кузове — нелегкое испытание даже для опытных десантников. Но об этом я писать тоже не буду — об этом меня очень просили сержант Хэллер и Ухо.
   Попрощались без слез. Ведь расставались ненадолго. Знали, что встретимся в Форпосте.
   Документы я выправил еще утром. Так что мама, Тинка и Нота сейчас где-то на полпути ко мне. Лейтенант Уотерхилл лично ходил договариваться насчет гостиницы для них.
   Три дня они будут здесь! Жаль только, что видеть их я смогу лишь по вечерам.
   И еще одно не дает мне покоя — они могут прийти на мой бой с Некко. Я ничего не говорил им об этом. Но, боюсь, кто-нибудь проболтается.
   Да! И вот еще что: болтаясь в кузове грузовика, я наконец-то выяснил, что такое Игра. Оказывается, каждое подразделение ведет счет своих побед. Большая часть очков начисляется за убитых экстерров. Не пойму только, какой от этой самой Игры прок…
 
1
   Форпост вооружался.
   С утра до ночи гудели двигатели прибывающих воздушных и наземных транспортов, дрожала земля под ударами реактивных струй, и дребезжали оконные стекла. Дымился бетон посадочной площадки, где опускались тяжелые космические грузовики, доставляющие топливо, роботов и боевые машины. Поднявшаяся пыль сделала небо серым, превратила солнце в мутное пятно — словно осенняя туча опустилась на Форпост.
   Склады стали похожи на железные муравейники. Десятки грузовых роботов таскали опечатанные контейнеры и заколоченные ящики с прибывшим оборудованием. Громыхая колесами, раскатывались погрузочные кары. Лязгая роликами, текли бесконечные ленты транспортеров. Бегали люди — самые суетливые и самые громкие создания.
   Техники доделывали коммуникационные системы. На антенном поле разворачивалась сетка заземления. По растяжкам и креплениям, словно по парусной оснастке, ползали люди, крепили болтающиеся кабели, что-то варили, затягивали, закручивали. Огромные тарелки космических антенн связи медленно поворачивались, отыскивая геостационарные спутники, наводясь на них, подстраивались, в автоматическом режиме тестировали цифровые каналы.
   Где-то на обширной территории Форпоста бродила прибывшая ранним утром комиссия, состоящая из трех полковников и двух генералов.
   В учебных классах шли занятия. Снова и снова разбирались уставы, зубрились пособия по тактике и стрельбе. На мониторах крутились виртуальные модели экстерров, показывая анатомию тварей, обозначая жизненно важные органы и уязвимые для обычного оружия зоны. Бесконечно терпеливые компьютерные преподаватели разъясняли классификацию пришельцев, обращали внимание на особенности монстров: у некоторых тварей пасть была окружена ядовитой бахромой, другие впрыскивали в место укуса токсин, третьи были полностью защищены хитиновым панцирем, длинные хвосты четвертых оканчивались тонкими иглами, способными пробить легкую броню.
   На полигонах за территорией Форпоста обкатывалась техника. Начиненные взрывчаткой миниатюрные роботы-камикадзе, созданные для того, чтобы отыскивать в подземных норах затаившихся экстерров, рыскали по лабиринтам искусственных кротовин, условно поражали условные мишени. Малогабаритные самолеты-разведчики буравили воздух крохотными винтами, носились над сопками словно метровые стрекозы, снимая все вокруг себя, в реальном времени передавая на спутник изображение с камер. Кибернетические штурмовые танки, каждый размером с микролитражный автомобиль, несущие на себе полный набор тяжелого вооружения, включая огнемет и многоцелевой гранатомет, прыгали по кочкам, рокоча мощными двигателями, в пух и прах разносили учебные цели, перестраивались в боевые порядки согласно командам управляющего модуля. Одна такая чудо-машина могла заменить целый взвод, но стоила она как гиперзвуковой самолет-перехватчик, да и слишком мало их было, этих машин, потому-то в реальных боях они почти никогда не участвовали.
   Из учебных классов бойцов везли на стрельбище. За каждым было закреплено оружие, и его требовалось пристрелять до того, как подразделения Форпоста пойдут в настоящий бой. У каждого солдата была своя узкая специализация, которую два раза в год требовалось подтвердить. Огнеметчики, выглядящие горбунами из-за своих заплечных ранцев, превращали пластмассовые фигуры экстерров в пылающие факелы. Стрелки короткими очередями штурмовых винтовок разбивали в щепу поднимающиеся из травы фанерные мишени. Гранатометные расчеты, состоящие из двух человек, прижимая к земле подпрыгивающие станковые гранатометы, устраивали ад на указанных в качестве цели квадратах…
   Форпост готовился к войне.
   Уже много лет атаки экстерров не носили массированного характера, но боеготовность сил UDF всегда была на высоте. Ведь враг был совсем рядом. Каждый мог его увидеть: для этого надо было только посмотреть на ночное небо.
   Планета людей уже несколько десятилетий была окружена противником.
   Ближайшие базы, с которых велось вторжение, располагались менее чем в четырехстах тысячах километров.
   На Луне.
 
2
   В медицинском модуле было тихо, пусто, светло и чисто. Пахло спиртом и озоном. Матово светились панели люминесцентных ламп, вмонтированных в белый потолок. Тянулись чередой одинаковые двери палат, будто застывшие в трауре часовые: железные ручки — словно бляхи на поясах, номерки — кокарды на фуражках…
   Павел шагал по коридору, невольно тая дыхание и стараясь производить как можно меньше шума.
   Его вызвали после обеда. Сняли с занятий, ничего не объяснили, велели немедленно идти к медикам.
   Впрочем, объяснения не требовались. Павел не прошел стандартной для всех военных процедуры биоактивации, и вот теперь пришло время.
   Он шагал, стараясь думать о чем-нибудь приятном. Например, о том, что сегодня вечером увидит своих, поговорит с мамой, с Натой, пригласит Тину в кафе… Но в голову лезли разные жуткие истории о безымянных жертвах биоактивации: один человек, если верить неоднократно слышанным рассказам, переварил сам себя; другой постарел за считаные часы, третий просто сошел с ума и расковырял себе голову, пытаясь вытащить из черепа воображаемых червей.
   Глупости, конечно. Пустые разговоры. Страшные сказки.
   Но вдруг?..
   Он ускорялся, словно хотел убежать от неприятных мыслей. Цокот подкованных ботинок делался громче, тревожа нездоровую больничную тишину, пробуждая эхо, и Павел, втягивая голову в плечи, вновь сдерживал шаг, старался ступать мягче, осторожнее.
   А коридор все тянулся. Новые таблички появились на однообразных дверях: “Ординаторская”, “Операционная”, “Лаборатория”, “Смотровой кабинет”.
   Павлу была нужна процедурная.
   На какую-то секунду ему вдруг почудилось, что в этом холодном стерильном коридоре, кроме него, ничего нет — даже воздуха. Даже времени.
   Одна пустота.
   Он кашлянул, почти уверенный, что не услышит ни звука. И услыхал нечто совершенно неожиданное:
   — Голованов?
   Вздрогнув, Павел остановился.
   — …ванов? — прокатилось вперед эхо. Он обернулся.
   В приоткрытой двери — и как он прошел мимо ее? — стоял пожилой человек в белом халате, вопрошающе смотрел на Павла.
   — Да, это я.
   — А я слышу — вы торопитесь мимо. — Доктор подергал себя за седой клинышек бородки. — Процедурная здесь, заходите.
   — Сам не знаю, как пролетел, — смутился Павел. — Тихо тут у вас, пустынно.
   — Да, я всех распустил. Работаем в первую половину дня, ведем прием. Но что-то никто к нам не торопится. Так что персоналу сейчас делать нечего, пациентов совсем нет, палаты пустуют. Один лежал со сломанной рукой, но вчера его в отпуск отправили. Да еще один был недавно. В коме, — доктор вздохнул. — Но мы ничем помочь не могли. Умер.
   — Ниецки?
   — Да. Так его и звали, я хорошо помню. Чех или поляк. Или венгр. Вот это уже не помню. А вы были знакомы?
   — Нет. Но я видел, как его убили.
   — И как это было? — Казалось, врач задал этот вопрос из вежливости.
   — Его избивали на ринге.
   — Конечно, — припомнил старичок. — Я слышал об этом, но мне такие вещи не интересны. Плохо, очень плохо, что так получилось. Но было уже поздно. Внутричерепная гематома, смещение позвонков шейного отдела, ушиб… — Доктор осекся, поняв, что заболтался, махнул рукой. — А что с его противником по рингу?
   — Ничего… — Павел помолчал. Добавил неохотно: — Завтра мне предстоит с ним драться.
   Доктор осуждающе покачал головой:
   — Зачем? Не понимаю, зачем?.. — развел он руками.
   Процедурная по сравнению с мертвым коридором выглядела по-домашнему обжитой. Здесь тихо мурлыкала классическая музыка, теплилась ненужная при свете дня настольная лампа, рифленые оконные стекла были задернуты кружевными занавесками, на стенах висели кашпо с цветами, а над кушеткой красовался календарь, больше похожий на анатомический атлас.
   — Вы знаете, зачем вас вызвали? — поинтересовался доктор, моя руки.
   — Догадываюсь, — ответил Павел, осматриваясь, замечая не только цветы и календарь, но и упаковки ампул в застекленном шкафу, блистающий хромом инъекционный пистолет на тумбочке возле кушетки, щипцы устрашающего вида…
   — Мы проведем стандартную процедуру. Бояться ничего не надо, все нехорошее, что вы слышали, — это пустые страшилки.
   Павел уже понял, что старичок-доктор любит поговорить. Наверное, не будь здесь слушателя, он все равно нашел бы с кем пообщаться: с цветами, с мебелью, с инструментами.
   — …Биоактивация проводится уже много лет. Вся процедура отработана, и ничего хитрого тут нет. Обычно все манипуляции проделывает сестра, но, поскольку пациентов нет, я совсем заскучал без дела, вот и решил сам вами заняться. Вы не против?
   — Нет. — Павел покачал головой.
   — Вот и хорошо. А вы раздевайтесь, одежду оставьте на вешалке, сами проходите на кушетку… — Доктор звенел обоймой ампул.
   — Совсем раздеваться? — спросил Павел, оставшись в нижнем белье.
   — Нет, вовсе не обязательно, — отозвался доктор, заряжая инъекционный пистолет. — Мы вам сделаем два укола внутримышечно, два внутривенно — с паузой минут в двадцать, а потом я угощу вас сладкой пилюлей. Надеюсь, вы никуда не спешите?
   — Нет, — ответил Павел, укладываясь на холодную кушетку вниз животом.
   — Сначала мы чуть-чуть подправим вашу иммунную систему, — ласково, словно разговаривая с ребенком, проговорил доктор. — Больно не будет, не бойтесь.
   — Я не боюсь боли, — сказал Павел.
   — Все боятся боли. Просто некоторые больше боятся в этом признаться.
   Ледяное сопло хромированного пистолета прижалось к ягодице Павла, присосалось к коже, словно пиявка. Доктор, лопоча что-то доброе, нажал на спуск. Пистолет вздрогнул, свистнул, зашипел. Павел дернулся, ощущая, как немеет ягодичная мышца.
   — Уже все! — радостно объявил доктор. — Осталось три укола. Вы крови не боитесь?
   — Нет, — сказал Павел, чувствуя себя едва ли не оскорбленным. — Я же солдат.
   — Ну и что! Я знал многих солдат, которых тошнило от вида крови. Солдату это простительно. А вот для хирурга неприемлемо… — Доктор потряс новую капсулу, наполненную какой-то мутной жидкостью, перезарядил громоздкий пистолет. — Я почему про кровь вас спросил? Просто два укола в вену придется делать по старинке, обычным шприцем. Так надежней, да и мне привычней.
   — Хорошо, док. Как скажете.
   Металл прижался к коже. Тонкая, как игла, струя сыворотки, не повредив кожу, вонзилась в мышцу.
   — А это что было? — спросил Павел.
   — Вирус, вырабатывающий гемоглобин, — охотно ответил доктор. — Можете забыть про усталость и одышку. Теперь ваш организм будет получать столько кислорода, сколько ему потребуется… Так-с… — Доктор отложил пистолет, потер руки. — Переворачивайтесь на спину. Нам осталось два раза уколоться. Дайте руку. Ага. Вены у вас хорошие. Замечательные вены. На таких венах можно обучать сестер…
   Павел уже не слушал бормотания старика. Он следил, как доктор набирает приготовленный раствор в большой шприц.
   — Слушайте, док, у вас там пузырьки.
   — И что? — Доктор уставив иглу шприца в потолок, пощелкал по нему пальцем.
   — Я слышал, это опасно. Воздух может попасть в кровь.
   — Ерунда, молодой человек! Впрыснуть воздух в вену очень непросто. Уж поверьте моему опыту.
   Павел усмехнулся, подумав, что слова доктора можно истолковать по-разному. Сказал:
   — Значит, вы уже пытались ввести воздух в вену? Не получалось?
   — Да что вы такое говорите! — возмутился старичок.
   — Извините…
   Шутка получилась неудачной. Павел смутился. А доктор, видимо, обиделся. Он уже ничего не говорил, не бормотал под нос. Он быстро делал свое дело: жгутом перевязал пациенту руку над локтем, велел поработать кулаком, воткнул иглу в надувшуюся вену, чуть оттянул поршень, впустив кровь в шприц, потом медленно стал вводить раствор. Закончив, прижал место укола ваткой, смоченной в спирте, отбросил использованный шприц. Сказал сухо:
   — Через пятнадцать минут уколем другую руку.
   — А это что был за укол, док? — спросил Павел, надеясь, что обиженный старичок смягчится.
   — Стандартная процедура, — равнодушно сказал доктор, отворачиваясь. — Обычно мы ничего не объясняем солдатам. — Он отошел от кушетки, сел за письменный стол, придвинул к себе какую-то папку, зашуршал бумагами. Нашел что искал, нахмурился, вдумчиво что-то читая. Потянулся к компьютеру, пощелкал клавишами, почесал в затылке, хмыкнул, покачал головой. Стал что-то черкать на полях, то и дело посматривая на монитор.
   Павел наблюдал за стариком. Доктор увлекся, забыв о пациенте. Видимо, что-то в разложенных бумагах не давало ему покоя. Вновь послышалось бормотание.
   — Док, — негромко позвал Павел. На него не обращали внимания.
   — Док! — Павел повысил голос.
   — Что?
   — Пятнадцать минут прошло. Пора делать укол. Доктор фыркнул:
   — Уж позвольте мне об этом судить, молодой человек. Он снова зарылся в свои бумаги, отгородился ими от пациента. Насупился. Потер лоб ладонью.
   Павел разглядел, что на папке написана знакомая фамилия. Сказал:
   — А я его знаю.
   — Что? — Доктор выглянул из-за бумаг.
   — Я знаю этого человека… С ним что-то не так, док? У него что-нибудь с мозгами не в порядке? Я это заметил.
   Доктор помолчал, словно раздумывал, простить солдата за его неумную шутку или же еще немного подуться. Решил простить. Спросил с интересом:
   — А что у него с мозгами?