Страница:
Они уже сделали все, что полагалось. Теперь им оставалось лишь наблюдать.
— Я должен быть с ними, — сказал полковник.
— Нет, сэр, — покачал головой брехун. — Это невозможно, вы знаете.
— Там мои люди.
— Это наши люди, сэр.
— Ваши? — Хмурый полковник повернул голову, глянул в лицо своего заместителя.
— Да, сэр. Наши.
Полковник отвел тяжелый взгляд. Повторил негромко:
— Я должен быть с ними.
— Мы будем с ними, — заверил брехун. — Мы примем участие в управлении операцией. Связь с оперативными штабами уже установлена, Центр только что говорил со мной. Все необходимые данные получены. Мы увидим все. Мы будем с ними.
Полковник снова посмотрел на заместителя. Покачал головой. Спросил:
— Ты знаешь, Уинслоу, что солдаты тебя не любят?
— Да, сэр. Но я нормально к этому отношусь. Таковы издержки моей работы.
— А знаешь почему? — Полковник словно не слышал брехуна.
— Люди не любят, когда их поучают и воспитывают, сэр. Они не любят, когда им указывают. Не любят, когда…
— Они терпеть тебя не могут, потому что ты никогда не врешь. И никогда не говоришь правду. Ты скользкий, словно угорь, и многоязычен, как политик. Твоя голова полна дерьма, но дерьмо это пахнет духами. Я понятно выражаюсь, Уинслоу?
— Да, сэр. Понятно. Мне все понятно. В том числе и то, почему вы оказались здесь. И я уверен, что даже на пенсию вы уйдете полковником, хотя давно могли бы получить генерала.
Они смотрели друг на друга, неприязненно и беззлобно. Один слишком устал. Второй был уверен в себе.
— Тридцать секунд до старта! — объявил увлеченный зрелищем инженер.
Огромный корабль дрожал и чуть заметно покачивался.
Рыжее пламя рвалось из дюз, растекалось по бетону. Скрипели рессоры шасси.
— Там мои люди, — повернулся, к окну полковник. — И я хотел бы сейчас быть с ними. А не здесь с вами, Уинслоу…
— Тридцать секунд до старта, — объявил лейтенант, глянув на коммуникатор. — Всем проверить ремни. Кто еще не проглотил антирадин, советую поскорей это сделать. Иначе ваши дети будут похожи на соседа.
— Сэр, почему не раздали боекомплект? — обратился к взводному Цеце.
— Все получите на месте после посадки, — уверенно сказал лейтенант, хотя точного ответа не знал и сам.
Павел еще раз подергал ремни, удерживающие его в глубоком, утопленном в стене кресле. Свесив руку, взял винтовку, закрепленную в специальной нише, потянул, проверяя, крепко ли она там сидит. Давясь, проглотил нестерпимо горькую таблетку антирадина, уже наполовину рассосавшуюся. Подумал о Тинке и о соседе дяде Мише — пятидесятилетнем спившемся мужике, вечно небритом, немытом, нечесаном. Усмехнулся, представив их вместе.
Корабль сильно тряхнуло. И лейтенант объявил:
— Старт!
Внизу что-то лопнуло, треснуло, засвистело. Рев двигателей сделался громче, отчетливей — словно бы ближе. Заскрежетали кресла, проседая под увеличивающейся тяжестью тел, изменяя угол наклона.
— Сколько будем лететь, сэр? — прокричал Гнутый.
— Примерно час! — отозвался лейтенант, хотя сам точно не знал. — Отдыхайте!
Досыпали.
Почти весь взвод. Все бывалые.
Только Павел не спал. И Курт. И капрал Некко. И бледный Рене из первого отделения. И отдувающийся, вытирающий испарину Паровоз из второго.
Бодрствовал лейтенант Уотерхилл. И сержант Хэллер, конечно, тоже не спал. Им двоим не положено было сейчас спать.
Огромный плоскобрюхий корабль летел где-то совсем рядом с космосом, а может, и вовсе за пределами земной атмосферы. Было слышно, как рычит и грохочет радиоактивное пламя — совсем рядом, если задуматься. Металлический остов корабля дрожал, будто уже разваливался, терял куски термостойкой обшивки. Что-то шипело, посвистывая, словно закипающий чайник, — уж не воздух ли выходил из потерявшего герметичность отсека?
А они все спали. Отрубились с первой минуты полета, развалились в креслах, словно обесточенные андроиды.
Спали все двадцать пять минут полета.
И наверняка проспят еще столько же…
Мелодично пискнул офицерский коммуникатор. Лейтенант поднял руку, посмотрел на подсвеченный экран. Довел до всех:
— Спускаемся!
Его услышали лишь несколько человек.
Вынырнувший из облаков корабль встал на пламя, завис, медленно снижаясь, примериваясь к сложной посадочной площадке, потом выпустил из брюха лапы и осторожно сел на них, скрежеща металлом о камни, скрипя амортизаторами, мощной гидравликой выравнивая крен.
Они были здесь не одни. Еще один корабль высился в отдалении. Судя по обгоревшему номеру, принадлежал он шестьсот восемьдесят девятому Форпосту. Соседи прибыли раньше. Они успели развернуть небольшой палаточный лагерь — или этот лагерь уже был здесь? Несколько шагающих роботов разбирали груду тюков и перетаскивали их под брезентовый навес. Из разверзшегося корабельного брюха, лязгая гусеницами, выползали боевые машины десанта. Какой-то краснорожий капрал кричал на водителей так, что заглушал рев дизельных двигателей. Группа дезактивации в серебристых костюмах с желто-черными знаками радиоактивной опасности на спинах кропотливо обрабатывала остывшие дюзы корабля…
Время знакомиться с соседями еще не пришло. Даже как следует осмотреться не было возможности.
— Становись! — орали сержанты, пытаясь навести подобие порядка среди толпящихся солдат. Сосредоточенные офицеры отсылали доклады о прибытии, поглядывали на коммуникаторы, на мобильные компьютеры, ожидая дальнейших распоряжений от командования. Деловитые связисты, которые всегда были сами по себе, проверяли свои системы, тянули кабели, разворачивали какие-то антенны, устремляли их в небо. Бегали пахнущие соляркой и маслом техники, все выспрашивали у ротных, пора ли выводить машины или еще рано.
Неразбериха длилась недолго.
Сержанты отвели солдат подальше от корабля, выстроили поротно, провели перекличку, короткий инструктаж: “Всем стоять, никуда не двигаться, ждать команду”. Доложили взводным о наличии личного состава, о готовности подразделений выполнять поставленные боевые задачи.
Связисты развернули высокоскоростную цифровую сеть, получили через спутник всю необходимую информацию, загрузили ее в офицерские компьютеры.
Пришел приказ начинать разгрузку трюмов. Через секунду еще один — раздать боеприпасы.
В брюхе корабля заурчали дизели, загремел металл. Одна за одной стали выползать на свежий воздух окутанные сизыми клубами дыма боевые машины десанта: приземистые и широкие, словно бы сплющенные, дула спаренных крупнокалиберных пулеметов “Рокот” победно задраны вверх, броня размалевана яркими красками — глаза, пасти, когти, клыки. У каждой машины свое имя, написанное на борту: “Волк” — готическим шрифтом, “Дьявол” — пламенеющими буквами, “Рысь”, “Зевс”, “Супермен”.
— Первая рота — получить боеприпасы! — прогремел искаженный мегафоном голос ротного.
— Первый взвод — выполнять! — отвлекся от своих Дел лейтенант.
— Первое отделение — марш! — вскинулся сержант.
— За мной, бегом! — ожил капрал.
Черным ручьем развернувшаяся лента транспортера выносила из корабельного трюма запаянные цинки с патронами, ящики с гранатами и гранатометными выстрелами, коробки со взрывателями. Обслуживающие транспортер роботы подхватывали тяжелый груз, относили на несколько метров в сторону, распечатывая прямо на ходу, выкладывали металлические контейнеры квадратом — словно возводили фундамент из строительных блоков.
Солдат никто не ограничивал — патронов брали сколько душе угодно, гранат — сколько можно унести. Получив боеприпасы, бойцы возвращались на место и сразу же принимались набивать магазины патронами, вворачивать запалы в ручные гранаты, заряжать оружие — звенели гильзы, щелкали рычажки предохранителей, лязгали передергиваемые затворы. А боеприпасы тем временем получали бойцы следующего подразделения — набирали горстями из ящиков и цинков, распихивали по карманам и подсумкам, трамбовали, подпрыгивали, проверяя вес.
Дружно чихнув, остановились дизели десантных машин. Водители выскользнули из люков, спрыгнули на каменистую землю, сошлись, закурили, посматривая то на снаряжающихся бойцов, то на палаточный лагерь соседей, то на небо.
В небе барражировали двухвинтовые геликоптеры “Пегас”. Возможно, именно там сейчас находились неведомые командиры, именно оттуда — сверху — управляли они подразделениями двух Форпостов.
Офицеры, оставив солдат на попечение сержантов, собрались вместе. У них была последняя возможность выяснить то, что еще оставалось неясным. И они раз за разом просматривали уже наизусть вызубренные карты, еще раз уточняли маршруты движения, в подробностях разбирали боевые задачи, поставленные командованием перед их подразделениями.
— Кому еще что неясно? — Планшетные компьютеры работали в режиме конференц-связи. Шесть человек — два генерала, два полковника и двое гражданских — были готовы ответить на любой вопрос,
— Все ясно, сэр, — нестройно отозвались ротные, глядя в маленькие глазки видеокамер.
— Тогда заканчивайте подготовку и выдвигайтесь на исходные позиции, — приказал один из генералов. — Конец связи!
— Удачи! — пожелал своим командирам старый полковник, так ничего и не сказавший за все время конференции.
Шесть строгих лиц исчезли с плоских мониторов.
Время кончилось.
— Заводи! — прокатилась команда. И механики-водители, побросав окурки, разбежались по машинам.
— Первая рота! На броню!
— Первый взвод, выполнять!
— Первое отделение, марш!
Взревели мощные дизели, окрасили воздух сизыми выхлопами, и бронированные машины дернулись, словно испугавшиеся норовистые кони, сдерживаемые крепкой рукой.
— На броню! — передавалось от одного подразделения к другому. — На броню!
Бойцы, подсаживая друг друга, цепляясь за скобы и выступы, карабкались на боевые машины, кому не хватило места сверху — забирался в десантный отсек, темный, душный и тесный, где вместо окон были маленькие щели триплексов и закрывающиеся поворотными пластинами шарниры бойниц.
— А соседи наши что-то никуда не торопятся, — сказал Зверь, вглядываясь в сторону палаточного лагеря.
— Нагонят, — уверенно сказал Гнутый.
— Эх, — вздохнул Цеце, устраиваясь на броне. — Не успел я к соседям сбегать, не дали. У меня ведь в шестьсот восемьдесят девятом старый товарищ служит. Мы с ним вместе Кок-Таш зачищали.
— Может, еще доведется — встретитесь, — успокоил его Рыжий, поправляя сбившуюся амуницию.
Тяжелые машины прыгали по кочкам, с разбегу пересекали русла ручьев, переползали на плоском днище заболоченные участки. Маршрут для них уже был проложен, и бортовые компьютеры следили за действиями водителей, постоянно сверялись с картой, давали подсказки и прямые указания.
Сбиться с пути было невозможно.
Разве только специально свернуть с маршрута.
Но это будет расценено как дезертирство. А дезертирство в бою — преступление, равное предательству…
Боевые машины двигались в два ряда. Правый ряд следил за правым флангом, левый — за левым. Небольшие округлые башни, прозываемые колпаками, целились спаренными пулеметами в отведенный для контроля сектор — у каждой машины свой. Стрелки расчетов словно приклеились к турелям, они держали пальцы на гашетках, готовые в любую секунду открыть огонь.
Вероятность встретить противника на марше — полтора процента.
Не так уж и мало. Позади башни, на плоской, чуть притопленной площадке, огражденной жесткой проволокой в палец толщиной, жались к броне и друг к другу бойцы. Их болтало, качало, било, они цеплялись за все, за что можно было уцепиться, упирались во все, что могло послужить опорой. Бойцы, оседлавшие боевые машины, словно стали участниками родео. И они ругались, крепко сцепив зубы, потому что, открыв рот, могли откусить себе язык. Непрекращающийся дождь их почти не беспокоил — костюмы “Оса”, конечно, не закрывали все тело, как боевое облачение типа “Жук”, но туловище, голова, ноги и руки даже в легкой “Осе” всегда оставались сухими.
Бойцы хотели бы приклеиться к своим местам. Потому что свалившись с брони, они становились либо трупами, либо дезертирами.
Тем, кто находился внутри, было чуть комфортней. Они сидели в креслах, словно в седлах, крепко пристегнувшись ремнями, вцепившись в подлокотники, их не мочил дождь — они даже могли снять шлемы. Они их и снимали, чтобы взболтавшееся содержимое их желудков выплескивалось на грудь, на колени или, если повезет, под ноги, а не на бронированное стекло шлема, не на решетку радиомикрофона. Они не боялись выпасть из машины на полном ходу — некуда было падать, кругом сталь и пластик. Они могли бы быть довольны своим положением, если бы не одна известная каждому вещь, не одно неписаное правило.
Настоящий десантник всегда ездит верхом.
И это не глупое лихачество, не демонстрация удали.
Чистая прагматика.
Если кумулятивный снаряд вражеского кибера попадет в борт десантной машины, то внутри не выживет никто — там будет кровавая каша. Если машина провалится в болото, завязнет в зыбучем песке, нырнет под лед или угодит в ловушку экстерров, шансов спастись у людей на броне больше, чем у тех, кто сидит внутри.
Значительно больше…
Почти полтора часа двигались боевые машины десанта единым строем, преодолев за это время более шестидесяти километров бездорожья.
Потом колонна стала распадаться — отдельные машины сворачивали, покидали строй, меняли маршрут.
У каждого подразделения была своя позиция, своя задача.
Но вместе они делали общее дело.
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
Все выжили. Пусть и пострадали — кто-то больше, кто-то меньше. Пожалуй, только сержант Хэллер выглядит бодро — впрочем, он всегда так выглядит.
Мы на позиции. Все выглядит знакомым — я уже был здесь. В Матрице.
Конечно, разница есть, и разница существенная — кусты настоящие, а не какие-то мутанты; кругом разнокалиберные валуны, которых в Матрице не было; земля действительно каменистая, но травы здесь достаточно, и никакого буро-зеленого лишайника под ногами.
А вот горный склон вдалеке и лес на склоне — точно, как в Матрице. Смотришь туда и знаешь, что скоро из зарослей полезут полчища экстерров. Ждешь этого подсознательно, собираешься, мобилизуешься, хотя разумом, конечно же, понимаешь, что в реальности, скорее всего, тотучебный бой не повторится. По крайней мере все будет не так. Ведь Матрица — это не машина времени.
Сейчас мы отдыхаем. Сидим, лежим. Завтракаем.
Разговаривать не хочется.
Идти никуда не хочется.
Ничего не хочется.
Двигатель БМД молчит — и слава богу. Я просто наслаждаюсь тишиной. Упиваюсь ею.
Далеко в стороне пасутся выставленные лейтенантом посты.
Сержант Хэллер бродит среди нас, ругается. Впрочем, он всегда ругается.
Ждем.
До назначенного часа остается совсем немного времени.
Жду.
— Ну и погода, — пробормотал Гнутый.
— Уж лучше так, чем жара, — заметил Зверь.
Они, расстелив позаимствованный у механика-водителя брезент, сидели на земле, привалившись спинами к грязной гусенице боевой машины. Гнутый делал вид, что спит. Зверь мял кольцо кистевого эспандера — он не мог без физических упражнений. Шайтан возился со своим пулеметом, похожим на оглоблю. Рыжий угрюмо курил. Павел о чем-то думал, грызя карандаш и разодранным пластиковым пакетом закрывая блокнот от дождя. Капрал Некко разглядывал свой коммуникатор, надетый поверх защитной перчатки.
— И зачем надо было трястись два часа? — бурчал Цеце. — Что, не могли геликоптерами нас сюда забросить?
— Геликоптеров на всех не хватило, — ухмыльнулся Рыжий. — Есть люди достойней нас. Им-то наверняка не пришлось свою требуху на броне трясти и марать себя блевотиной.
— Зачем ты так? — с легким укором в голосе сказал Зверь. — Просто с воздуха забрасывают туда, куда нельзя доставить по земле. А геликоптеров, может, и хватило бы, да посадочных площадок нормальных нет.
— И погода, — добавил Гнутый, — совсем не летная. С парашютом в такую мглу нырять рискованно.
— Это все предположения, — отмахнулся Рыжий. — У вас свои, а у меня свое, и не хуже ваших.
— Тихо! — сказал вдруг Ухо, подняв голову и прислушиваясь к чему-то. Все замолчали, глядя на него. Даже вышагивающий сержант Хэллер остановился.
— Что? — спросил Зверь.
— Кто-то едет, — сказал Ухо.
— Где?
— Сзади.
— Ааа… — немного разочарованно протянул Цеце. — Это, должно быть, наши минометчики. Как их там?
— Группа “Пламя”, — подсказал рядовой Голон из второго отделения.
— Они самые.
— Я ничего не слышу, — недоверчиво сказал Некко.
— Минуты через три услышишь и ты, капрал, — сказал ему Ухо.
Но не прошло и минуты, как они услышали другой звук — мелодичный писк офицерского коммуникатора. А через мгновение требовательно заверещал компьютер, висящий на груди взводного.
— Взво-о-од! — гортанно прокричал лейтенант Уотерхилл, бросив взгляд на коммуникатор. — Становись!
Сержант Хэллер удовлетворенно и чуть ревниво отметил, что у взводного наконец-то выработался настоящий командный голос. Но на всякий случай он продублировал команду офицера, добавив от себя несколько крепких словечек.
Суеты не было.
Бойцы поднимались с земли, спрыгивали с брони, вылезали из десантного отсека боевой машины. Выбрасывали недокуренные сигареты, оставляли недоеденные упаковки сухпая, поправляли болтающееся оружие, затягивали ремни подсумков, надевали шлемы, проверяли связь, вставали в строй.
Лейтенант тем временем колдовал над компьютером.
Ровно через минуту он взглянул на выстроившихся бойцов и буднично объявил:
— Восемь часов утра. Время выступать.
— Вперед! — рявкнул сержант.
И они двинулись по направлению к далекой стене леса, растягиваясь в цепь, повторяя то, что уже делали однажды.
В Матрице.
Они бежали в молчании. Никто не рассказывал анекдотов, не делился впечатлениями, не пел песен и не кричал “Ура!”.
Через прозрачное забрало шлема они пристально следили за границей приближающегося леса.
Вероятность встречи с противником — восемнадцать процентов.
Это серьезно…
Бежать было тяжело. Не то что внутри вращающегося, управляемого компьютерами шара. Неровная земля то подпрыгивала и била по ногам, то внезапно проваливалась — зубы клацали, поясница щелкала. Подошвы скользили на мокрых камнях, спутавшаяся прочными косами трава обвивала лодыжки, можжевеловые кусты цеплялись за амуницию. На пути встречалось множество препятствий, и выдерживать дистанцию было непросто.
В какой-то момент Павел подумал, что начинает уставать. И ноги сразу же налились тяжестью, ремень винтовки врезался в плечо, острая боль вгрызлась в бок.
— Оглянись, — услышал он голос в наушнике и механически послушался.
Незаметно для себя они уже начали подъем в гору. Позади расстилалась пересеченная ими долина, похожая на блюдо. Там на дне — далеко-далеко — ползли какие-то медлительные темные точки, то и дело теряясь в свинцовой мгле дождя и тумана.
— Что это? — спросил Павел. И сам же ответил: — “Пламя”.
— Голованов! — заскрежетали от перегрузки наушники. — Не отставать! Шире шаг, чертово отродье!
Сержант Хэллер всегда был рядом. Сержант видел все.
Павел постарался забыть об усталости и прибавил ходу. Черный лес приближался. Они уже прошли то место, где Матрица натравила на них полчища экстерров. Пока все было тихо.
Пожалуй, только сержант Хэллер был несколько разочарован этим обстоятельством. Вот уже двенадцать лет его взвод участвовал в Игре, дважды они входили в итоговую десятку лучших подразделений, а как-то даже заняли третью строчку в списке финалистов. Но призовое место было одно — первое. И все деньги доставались одному-единственному победителю. Все прочие — неважно, какие места они занимали, сколько очков набирали, — считались проигравшими.
Сержант Хэллер надеялся однажды выиграть. Он грезил об этом, хотя избегал говорить с кем-либо о своей мечте. Деньги его интересовали мало, он даже не знал, куда их потратит. Просто он хотел получить подтверждение, что вся его деятельность на должности заместителя командира взвода имеет какой-то смысл.
Он хотел признания. Он хотел быть лучшим.
Ему нужно было убедиться, что роль, которую он однажды для себя выбрал, выбрана правильно…
Лес был густой и мрачный, словно сказочная дремучая чащоба, населенная ведьмами, лешими и кикиморами. На растопыренных корявых сучьях висели бурые космы лишайника, толстые стволы были покрыты не корой, а коростой, мощные корни выпирали из каменистой почвы, укутанной мхом, лежали, свившись узлами, будто щупальца затаившегося под землей спрута.
Бойцы вошли в чащу, чтобы убедиться, что там их не поджидают полчища экстерров. Разбившись на отряды, обследовали забуреломленные окрестности и поспешили вернуться на открытое место. Отошли на безопасное расстояние от опушки леса и, не теряя времени на пустые разговоры, стали готовиться к обороне. Лейтенант назначил каждому сектор ответственности, указал ориентиры, определил места для размещения постов и огневых точек. Сержант Хэллер лично проверил все позиции, похмыкал одобрительно. Пулеметчики разворачивали свои массивные скорострельные орудия, прибивали скобами подошвы сошек к земле, из железных ящиков вытягивали тяжелые пулеметные ленты, заправляли их под затворные рамы. Гранатометчики уже зарядили трубы реактивными выстрелами, положили рядом облегченные карабины “Паррот” и ручные сорокамиллиметровые гранатометы “Рок”. Единственный на весь взвод огнеметчик — рядовой Габо — плеснул пламенем в сторону загораживающих обзор кустов.
И десяти минут не прошло, а подразделение уже закрепилось на позиции, поджидая ползущую где-то позади минометную батарею с группой прикрытия.
Лейтенант, убедившись, что его люди готовы к отражению атаки экстерров, связался с мобильным штабом и отправил им полный отчет. Ответ был короткий: “Действуйте по плану”.
Это означало, что теперь можно передохнуть, не ослабляя, впрочем, внимания.
Впереди, будто проводник, двигалась боевая машина десанта, оставленная взводом лейтенанта Уотерхилла на месте высадки. За ней идеально ровной колонной тянулись небольшие гусеничные тягачи, похожие на гибрид багги и снегохода, волочили колесные шасси с установленными на них минометами, ящиками боекомплекта и какими-то механизмами. Боевые расчеты застыли возле своих орудий, словно сидячие манекены. По бокам колонны быстрым шагом, ухитряясь идти в ногу, двигались бойцы группы прикрытия. Их было немного — двенадцать человек, но вооружены они были многоствольными пулеметами “Дикобраз” и плазменными огнеметами “Дракон”, а упакованы в боевые механизированные костюмы “Ти-рекс”. Один такой солдат стоил целого десантного отделения.
— Красиво идут, — сказал Цеце.
— Это они умеют, — хмыкнул Рыжий.
Лейтенант Уотерхилл поднялся с земли, скрестил руки на головой. И через мгновение вся колонна остановилась, С брони БМД спрыгнул невысокий человек, одетый в обычное хэбэ. Огляделся. Махнул рукой.
И двигатели приземистых тягачей смолкли.
У невысокого человека в хэбэ были капитанские нашивки.
— Докладывайте! — приказал он подошедшему лейтенанту, не обращая внимания на приветствие.
— Сэр! — Лейтенант Уотерхилл не обязан был отчитываться перед капитаном. Но он помедлил лишь мгновение, решив не перечить старшему по званию: — Группа номер тринадцать “Горностай” закрепилась в определенном районе, обеспечивая прикрытие группы “Пламя” согласно поставленной перед подразделением боевой задаче. Предварительно была произведена разведка на прилегающих территориях. Противник не обнаружен.
— Я должен быть с ними, — сказал полковник.
— Нет, сэр, — покачал головой брехун. — Это невозможно, вы знаете.
— Там мои люди.
— Это наши люди, сэр.
— Ваши? — Хмурый полковник повернул голову, глянул в лицо своего заместителя.
— Да, сэр. Наши.
Полковник отвел тяжелый взгляд. Повторил негромко:
— Я должен быть с ними.
— Мы будем с ними, — заверил брехун. — Мы примем участие в управлении операцией. Связь с оперативными штабами уже установлена, Центр только что говорил со мной. Все необходимые данные получены. Мы увидим все. Мы будем с ними.
Полковник снова посмотрел на заместителя. Покачал головой. Спросил:
— Ты знаешь, Уинслоу, что солдаты тебя не любят?
— Да, сэр. Но я нормально к этому отношусь. Таковы издержки моей работы.
— А знаешь почему? — Полковник словно не слышал брехуна.
— Люди не любят, когда их поучают и воспитывают, сэр. Они не любят, когда им указывают. Не любят, когда…
— Они терпеть тебя не могут, потому что ты никогда не врешь. И никогда не говоришь правду. Ты скользкий, словно угорь, и многоязычен, как политик. Твоя голова полна дерьма, но дерьмо это пахнет духами. Я понятно выражаюсь, Уинслоу?
— Да, сэр. Понятно. Мне все понятно. В том числе и то, почему вы оказались здесь. И я уверен, что даже на пенсию вы уйдете полковником, хотя давно могли бы получить генерала.
Они смотрели друг на друга, неприязненно и беззлобно. Один слишком устал. Второй был уверен в себе.
— Тридцать секунд до старта! — объявил увлеченный зрелищем инженер.
Огромный корабль дрожал и чуть заметно покачивался.
Рыжее пламя рвалось из дюз, растекалось по бетону. Скрипели рессоры шасси.
— Там мои люди, — повернулся, к окну полковник. — И я хотел бы сейчас быть с ними. А не здесь с вами, Уинслоу…
3
Корабль ходил ходуном. Трясся пол, вибрировали стены, дрожал потолок. Красный мерцающий свет затопил отсек, ярко пламенели предостерегающие транспаранты.— Тридцать секунд до старта, — объявил лейтенант, глянув на коммуникатор. — Всем проверить ремни. Кто еще не проглотил антирадин, советую поскорей это сделать. Иначе ваши дети будут похожи на соседа.
— Сэр, почему не раздали боекомплект? — обратился к взводному Цеце.
— Все получите на месте после посадки, — уверенно сказал лейтенант, хотя точного ответа не знал и сам.
Павел еще раз подергал ремни, удерживающие его в глубоком, утопленном в стене кресле. Свесив руку, взял винтовку, закрепленную в специальной нише, потянул, проверяя, крепко ли она там сидит. Давясь, проглотил нестерпимо горькую таблетку антирадина, уже наполовину рассосавшуюся. Подумал о Тинке и о соседе дяде Мише — пятидесятилетнем спившемся мужике, вечно небритом, немытом, нечесаном. Усмехнулся, представив их вместе.
Корабль сильно тряхнуло. И лейтенант объявил:
— Старт!
Внизу что-то лопнуло, треснуло, засвистело. Рев двигателей сделался громче, отчетливей — словно бы ближе. Заскрежетали кресла, проседая под увеличивающейся тяжестью тел, изменяя угол наклона.
— Сколько будем лететь, сэр? — прокричал Гнутый.
— Примерно час! — отозвался лейтенант, хотя сам точно не знал. — Отдыхайте!
4
Они спали.Досыпали.
Почти весь взвод. Все бывалые.
Только Павел не спал. И Курт. И капрал Некко. И бледный Рене из первого отделения. И отдувающийся, вытирающий испарину Паровоз из второго.
Бодрствовал лейтенант Уотерхилл. И сержант Хэллер, конечно, тоже не спал. Им двоим не положено было сейчас спать.
Огромный плоскобрюхий корабль летел где-то совсем рядом с космосом, а может, и вовсе за пределами земной атмосферы. Было слышно, как рычит и грохочет радиоактивное пламя — совсем рядом, если задуматься. Металлический остов корабля дрожал, будто уже разваливался, терял куски термостойкой обшивки. Что-то шипело, посвистывая, словно закипающий чайник, — уж не воздух ли выходил из потерявшего герметичность отсека?
А они все спали. Отрубились с первой минуты полета, развалились в креслах, словно обесточенные андроиды.
Спали все двадцать пять минут полета.
И наверняка проспят еще столько же…
Мелодично пискнул офицерский коммуникатор. Лейтенант поднял руку, посмотрел на подсвеченный экран. Довел до всех:
— Спускаемся!
Его услышали лишь несколько человек.
5
Хмурым ранним утром они приземлились на плоской вершине безымянной столовой горы.Вынырнувший из облаков корабль встал на пламя, завис, медленно снижаясь, примериваясь к сложной посадочной площадке, потом выпустил из брюха лапы и осторожно сел на них, скрежеща металлом о камни, скрипя амортизаторами, мощной гидравликой выравнивая крен.
Они были здесь не одни. Еще один корабль высился в отдалении. Судя по обгоревшему номеру, принадлежал он шестьсот восемьдесят девятому Форпосту. Соседи прибыли раньше. Они успели развернуть небольшой палаточный лагерь — или этот лагерь уже был здесь? Несколько шагающих роботов разбирали груду тюков и перетаскивали их под брезентовый навес. Из разверзшегося корабельного брюха, лязгая гусеницами, выползали боевые машины десанта. Какой-то краснорожий капрал кричал на водителей так, что заглушал рев дизельных двигателей. Группа дезактивации в серебристых костюмах с желто-черными знаками радиоактивной опасности на спинах кропотливо обрабатывала остывшие дюзы корабля…
Время знакомиться с соседями еще не пришло. Даже как следует осмотреться не было возможности.
— Становись! — орали сержанты, пытаясь навести подобие порядка среди толпящихся солдат. Сосредоточенные офицеры отсылали доклады о прибытии, поглядывали на коммуникаторы, на мобильные компьютеры, ожидая дальнейших распоряжений от командования. Деловитые связисты, которые всегда были сами по себе, проверяли свои системы, тянули кабели, разворачивали какие-то антенны, устремляли их в небо. Бегали пахнущие соляркой и маслом техники, все выспрашивали у ротных, пора ли выводить машины или еще рано.
Неразбериха длилась недолго.
Сержанты отвели солдат подальше от корабля, выстроили поротно, провели перекличку, короткий инструктаж: “Всем стоять, никуда не двигаться, ждать команду”. Доложили взводным о наличии личного состава, о готовности подразделений выполнять поставленные боевые задачи.
Связисты развернули высокоскоростную цифровую сеть, получили через спутник всю необходимую информацию, загрузили ее в офицерские компьютеры.
Пришел приказ начинать разгрузку трюмов. Через секунду еще один — раздать боеприпасы.
В брюхе корабля заурчали дизели, загремел металл. Одна за одной стали выползать на свежий воздух окутанные сизыми клубами дыма боевые машины десанта: приземистые и широкие, словно бы сплющенные, дула спаренных крупнокалиберных пулеметов “Рокот” победно задраны вверх, броня размалевана яркими красками — глаза, пасти, когти, клыки. У каждой машины свое имя, написанное на борту: “Волк” — готическим шрифтом, “Дьявол” — пламенеющими буквами, “Рысь”, “Зевс”, “Супермен”.
— Первая рота — получить боеприпасы! — прогремел искаженный мегафоном голос ротного.
— Первый взвод — выполнять! — отвлекся от своих Дел лейтенант.
— Первое отделение — марш! — вскинулся сержант.
— За мной, бегом! — ожил капрал.
Черным ручьем развернувшаяся лента транспортера выносила из корабельного трюма запаянные цинки с патронами, ящики с гранатами и гранатометными выстрелами, коробки со взрывателями. Обслуживающие транспортер роботы подхватывали тяжелый груз, относили на несколько метров в сторону, распечатывая прямо на ходу, выкладывали металлические контейнеры квадратом — словно возводили фундамент из строительных блоков.
Солдат никто не ограничивал — патронов брали сколько душе угодно, гранат — сколько можно унести. Получив боеприпасы, бойцы возвращались на место и сразу же принимались набивать магазины патронами, вворачивать запалы в ручные гранаты, заряжать оружие — звенели гильзы, щелкали рычажки предохранителей, лязгали передергиваемые затворы. А боеприпасы тем временем получали бойцы следующего подразделения — набирали горстями из ящиков и цинков, распихивали по карманам и подсумкам, трамбовали, подпрыгивали, проверяя вес.
Дружно чихнув, остановились дизели десантных машин. Водители выскользнули из люков, спрыгнули на каменистую землю, сошлись, закурили, посматривая то на снаряжающихся бойцов, то на палаточный лагерь соседей, то на небо.
В небе барражировали двухвинтовые геликоптеры “Пегас”. Возможно, именно там сейчас находились неведомые командиры, именно оттуда — сверху — управляли они подразделениями двух Форпостов.
Офицеры, оставив солдат на попечение сержантов, собрались вместе. У них была последняя возможность выяснить то, что еще оставалось неясным. И они раз за разом просматривали уже наизусть вызубренные карты, еще раз уточняли маршруты движения, в подробностях разбирали боевые задачи, поставленные командованием перед их подразделениями.
— Кому еще что неясно? — Планшетные компьютеры работали в режиме конференц-связи. Шесть человек — два генерала, два полковника и двое гражданских — были готовы ответить на любой вопрос,
— Все ясно, сэр, — нестройно отозвались ротные, глядя в маленькие глазки видеокамер.
— Тогда заканчивайте подготовку и выдвигайтесь на исходные позиции, — приказал один из генералов. — Конец связи!
— Удачи! — пожелал своим командирам старый полковник, так ничего и не сказавший за все время конференции.
Шесть строгих лиц исчезли с плоских мониторов.
Время кончилось.
— Заводи! — прокатилась команда. И механики-водители, побросав окурки, разбежались по машинам.
— Первая рота! На броню!
— Первый взвод, выполнять!
— Первое отделение, марш!
Взревели мощные дизели, окрасили воздух сизыми выхлопами, и бронированные машины дернулись, словно испугавшиеся норовистые кони, сдерживаемые крепкой рукой.
— На броню! — передавалось от одного подразделения к другому. — На броню!
Бойцы, подсаживая друг друга, цепляясь за скобы и выступы, карабкались на боевые машины, кому не хватило места сверху — забирался в десантный отсек, темный, душный и тесный, где вместо окон были маленькие щели триплексов и закрывающиеся поворотными пластинами шарниры бойниц.
— А соседи наши что-то никуда не торопятся, — сказал Зверь, вглядываясь в сторону палаточного лагеря.
— Нагонят, — уверенно сказал Гнутый.
— Эх, — вздохнул Цеце, устраиваясь на броне. — Не успел я к соседям сбегать, не дали. У меня ведь в шестьсот восемьдесят девятом старый товарищ служит. Мы с ним вместе Кок-Таш зачищали.
— Может, еще доведется — встретитесь, — успокоил его Рыжий, поправляя сбившуюся амуницию.
6
Рычащие боевые машины двигались колонной по бездорожью, вспарывая гусеницами тонкий слой почвы, подминая кусты, ломая невысокие березки. Водители словно приклеились к рычагам, припали к стереомониторам внешнего обзора.Тяжелые машины прыгали по кочкам, с разбегу пересекали русла ручьев, переползали на плоском днище заболоченные участки. Маршрут для них уже был проложен, и бортовые компьютеры следили за действиями водителей, постоянно сверялись с картой, давали подсказки и прямые указания.
Сбиться с пути было невозможно.
Разве только специально свернуть с маршрута.
Но это будет расценено как дезертирство. А дезертирство в бою — преступление, равное предательству…
Боевые машины двигались в два ряда. Правый ряд следил за правым флангом, левый — за левым. Небольшие округлые башни, прозываемые колпаками, целились спаренными пулеметами в отведенный для контроля сектор — у каждой машины свой. Стрелки расчетов словно приклеились к турелям, они держали пальцы на гашетках, готовые в любую секунду открыть огонь.
Вероятность встретить противника на марше — полтора процента.
Не так уж и мало. Позади башни, на плоской, чуть притопленной площадке, огражденной жесткой проволокой в палец толщиной, жались к броне и друг к другу бойцы. Их болтало, качало, било, они цеплялись за все, за что можно было уцепиться, упирались во все, что могло послужить опорой. Бойцы, оседлавшие боевые машины, словно стали участниками родео. И они ругались, крепко сцепив зубы, потому что, открыв рот, могли откусить себе язык. Непрекращающийся дождь их почти не беспокоил — костюмы “Оса”, конечно, не закрывали все тело, как боевое облачение типа “Жук”, но туловище, голова, ноги и руки даже в легкой “Осе” всегда оставались сухими.
Бойцы хотели бы приклеиться к своим местам. Потому что свалившись с брони, они становились либо трупами, либо дезертирами.
Тем, кто находился внутри, было чуть комфортней. Они сидели в креслах, словно в седлах, крепко пристегнувшись ремнями, вцепившись в подлокотники, их не мочил дождь — они даже могли снять шлемы. Они их и снимали, чтобы взболтавшееся содержимое их желудков выплескивалось на грудь, на колени или, если повезет, под ноги, а не на бронированное стекло шлема, не на решетку радиомикрофона. Они не боялись выпасть из машины на полном ходу — некуда было падать, кругом сталь и пластик. Они могли бы быть довольны своим положением, если бы не одна известная каждому вещь, не одно неписаное правило.
Настоящий десантник всегда ездит верхом.
И это не глупое лихачество, не демонстрация удали.
Чистая прагматика.
Если кумулятивный снаряд вражеского кибера попадет в борт десантной машины, то внутри не выживет никто — там будет кровавая каша. Если машина провалится в болото, завязнет в зыбучем песке, нырнет под лед или угодит в ловушку экстерров, шансов спастись у людей на броне больше, чем у тех, кто сидит внутри.
Значительно больше…
Почти полтора часа двигались боевые машины десанта единым строем, преодолев за это время более шестидесяти километров бездорожья.
Потом колонна стала распадаться — отдельные машины сворачивали, покидали строй, меняли маршрут.
У каждого подразделения была своя позиция, своя задача.
Но вместе они делали общее дело.
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
22.07.2068 (скоро 8.00)
Два часа мы тряслись на броне! Я думал, что умру. Но нет — выжил.Все выжили. Пусть и пострадали — кто-то больше, кто-то меньше. Пожалуй, только сержант Хэллер выглядит бодро — впрочем, он всегда так выглядит.
Мы на позиции. Все выглядит знакомым — я уже был здесь. В Матрице.
Конечно, разница есть, и разница существенная — кусты настоящие, а не какие-то мутанты; кругом разнокалиберные валуны, которых в Матрице не было; земля действительно каменистая, но травы здесь достаточно, и никакого буро-зеленого лишайника под ногами.
А вот горный склон вдалеке и лес на склоне — точно, как в Матрице. Смотришь туда и знаешь, что скоро из зарослей полезут полчища экстерров. Ждешь этого подсознательно, собираешься, мобилизуешься, хотя разумом, конечно же, понимаешь, что в реальности, скорее всего, тотучебный бой не повторится. По крайней мере все будет не так. Ведь Матрица — это не машина времени.
Сейчас мы отдыхаем. Сидим, лежим. Завтракаем.
Разговаривать не хочется.
Идти никуда не хочется.
Ничего не хочется.
Двигатель БМД молчит — и слава богу. Я просто наслаждаюсь тишиной. Упиваюсь ею.
Далеко в стороне пасутся выставленные лейтенантом посты.
Сержант Хэллер бродит среди нас, ругается. Впрочем, он всегда ругается.
Ждем.
До назначенного часа остается совсем немного времени.
Жду.
1
Низкое серое небо — загустевшее, неподвижное — напоминало высокий бетонный потолок. Сыпал мелкий дождь — водяная пыль висела в воздухе. Справа, шагах в сорока, среди небольших острых скал густо разрослись ива и можжевельник. Дрожали на ветру тоненькие березки и осинки. Далекие старые горы прятались за дождем; иногда ветер раздергивал серую пелену, дождь стихал на минуту, и тогда они проглядывали сквозь мглу — словно огромные темные призраки в плащах и в острых башлыках вставали на самом краю земли.— Ну и погода, — пробормотал Гнутый.
— Уж лучше так, чем жара, — заметил Зверь.
Они, расстелив позаимствованный у механика-водителя брезент, сидели на земле, привалившись спинами к грязной гусенице боевой машины. Гнутый делал вид, что спит. Зверь мял кольцо кистевого эспандера — он не мог без физических упражнений. Шайтан возился со своим пулеметом, похожим на оглоблю. Рыжий угрюмо курил. Павел о чем-то думал, грызя карандаш и разодранным пластиковым пакетом закрывая блокнот от дождя. Капрал Некко разглядывал свой коммуникатор, надетый поверх защитной перчатки.
— И зачем надо было трястись два часа? — бурчал Цеце. — Что, не могли геликоптерами нас сюда забросить?
— Геликоптеров на всех не хватило, — ухмыльнулся Рыжий. — Есть люди достойней нас. Им-то наверняка не пришлось свою требуху на броне трясти и марать себя блевотиной.
— Зачем ты так? — с легким укором в голосе сказал Зверь. — Просто с воздуха забрасывают туда, куда нельзя доставить по земле. А геликоптеров, может, и хватило бы, да посадочных площадок нормальных нет.
— И погода, — добавил Гнутый, — совсем не летная. С парашютом в такую мглу нырять рискованно.
— Это все предположения, — отмахнулся Рыжий. — У вас свои, а у меня свое, и не хуже ваших.
— Тихо! — сказал вдруг Ухо, подняв голову и прислушиваясь к чему-то. Все замолчали, глядя на него. Даже вышагивающий сержант Хэллер остановился.
— Что? — спросил Зверь.
— Кто-то едет, — сказал Ухо.
— Где?
— Сзади.
— Ааа… — немного разочарованно протянул Цеце. — Это, должно быть, наши минометчики. Как их там?
— Группа “Пламя”, — подсказал рядовой Голон из второго отделения.
— Они самые.
— Я ничего не слышу, — недоверчиво сказал Некко.
— Минуты через три услышишь и ты, капрал, — сказал ему Ухо.
Но не прошло и минуты, как они услышали другой звук — мелодичный писк офицерского коммуникатора. А через мгновение требовательно заверещал компьютер, висящий на груди взводного.
— Взво-о-од! — гортанно прокричал лейтенант Уотерхилл, бросив взгляд на коммуникатор. — Становись!
Сержант Хэллер удовлетворенно и чуть ревниво отметил, что у взводного наконец-то выработался настоящий командный голос. Но на всякий случай он продублировал команду офицера, добавив от себя несколько крепких словечек.
Суеты не было.
Бойцы поднимались с земли, спрыгивали с брони, вылезали из десантного отсека боевой машины. Выбрасывали недокуренные сигареты, оставляли недоеденные упаковки сухпая, поправляли болтающееся оружие, затягивали ремни подсумков, надевали шлемы, проверяли связь, вставали в строй.
Лейтенант тем временем колдовал над компьютером.
Ровно через минуту он взглянул на выстроившихся бойцов и буднично объявил:
— Восемь часов утра. Время выступать.
— Вперед! — рявкнул сержант.
И они двинулись по направлению к далекой стене леса, растягиваясь в цепь, повторяя то, что уже делали однажды.
В Матрице.
2
Они бежали ровно и сосредоточенно, порой переходя на шаг, иногда вовсе ненадолго останавливаясь, — им предстоял длинный и опасный путь, надо было беречь силы и дыхание.Они бежали в молчании. Никто не рассказывал анекдотов, не делился впечатлениями, не пел песен и не кричал “Ура!”.
Через прозрачное забрало шлема они пристально следили за границей приближающегося леса.
Вероятность встречи с противником — восемнадцать процентов.
Это серьезно…
Бежать было тяжело. Не то что внутри вращающегося, управляемого компьютерами шара. Неровная земля то подпрыгивала и била по ногам, то внезапно проваливалась — зубы клацали, поясница щелкала. Подошвы скользили на мокрых камнях, спутавшаяся прочными косами трава обвивала лодыжки, можжевеловые кусты цеплялись за амуницию. На пути встречалось множество препятствий, и выдерживать дистанцию было непросто.
В какой-то момент Павел подумал, что начинает уставать. И ноги сразу же налились тяжестью, ремень винтовки врезался в плечо, острая боль вгрызлась в бок.
— Оглянись, — услышал он голос в наушнике и механически послушался.
Незаметно для себя они уже начали подъем в гору. Позади расстилалась пересеченная ими долина, похожая на блюдо. Там на дне — далеко-далеко — ползли какие-то медлительные темные точки, то и дело теряясь в свинцовой мгле дождя и тумана.
— Что это? — спросил Павел. И сам же ответил: — “Пламя”.
— Голованов! — заскрежетали от перегрузки наушники. — Не отставать! Шире шаг, чертово отродье!
Сержант Хэллер всегда был рядом. Сержант видел все.
Павел постарался забыть об усталости и прибавил ходу. Черный лес приближался. Они уже прошли то место, где Матрица натравила на них полчища экстерров. Пока все было тихо.
3
Они так никого и не встретили на пути.Пожалуй, только сержант Хэллер был несколько разочарован этим обстоятельством. Вот уже двенадцать лет его взвод участвовал в Игре, дважды они входили в итоговую десятку лучших подразделений, а как-то даже заняли третью строчку в списке финалистов. Но призовое место было одно — первое. И все деньги доставались одному-единственному победителю. Все прочие — неважно, какие места они занимали, сколько очков набирали, — считались проигравшими.
Сержант Хэллер надеялся однажды выиграть. Он грезил об этом, хотя избегал говорить с кем-либо о своей мечте. Деньги его интересовали мало, он даже не знал, куда их потратит. Просто он хотел получить подтверждение, что вся его деятельность на должности заместителя командира взвода имеет какой-то смысл.
Он хотел признания. Он хотел быть лучшим.
Ему нужно было убедиться, что роль, которую он однажды для себя выбрал, выбрана правильно…
Лес был густой и мрачный, словно сказочная дремучая чащоба, населенная ведьмами, лешими и кикиморами. На растопыренных корявых сучьях висели бурые космы лишайника, толстые стволы были покрыты не корой, а коростой, мощные корни выпирали из каменистой почвы, укутанной мхом, лежали, свившись узлами, будто щупальца затаившегося под землей спрута.
Бойцы вошли в чащу, чтобы убедиться, что там их не поджидают полчища экстерров. Разбившись на отряды, обследовали забуреломленные окрестности и поспешили вернуться на открытое место. Отошли на безопасное расстояние от опушки леса и, не теряя времени на пустые разговоры, стали готовиться к обороне. Лейтенант назначил каждому сектор ответственности, указал ориентиры, определил места для размещения постов и огневых точек. Сержант Хэллер лично проверил все позиции, похмыкал одобрительно. Пулеметчики разворачивали свои массивные скорострельные орудия, прибивали скобами подошвы сошек к земле, из железных ящиков вытягивали тяжелые пулеметные ленты, заправляли их под затворные рамы. Гранатометчики уже зарядили трубы реактивными выстрелами, положили рядом облегченные карабины “Паррот” и ручные сорокамиллиметровые гранатометы “Рок”. Единственный на весь взвод огнеметчик — рядовой Габо — плеснул пламенем в сторону загораживающих обзор кустов.
И десяти минут не прошло, а подразделение уже закрепилось на позиции, поджидая ползущую где-то позади минометную батарею с группой прикрытия.
Лейтенант, убедившись, что его люди готовы к отражению атаки экстерров, связался с мобильным штабом и отправил им полный отчет. Ответ был короткий: “Действуйте по плану”.
Это означало, что теперь можно передохнуть, не ослабляя, впрочем, внимания.
4
Группа “Пламя” прибыла словно на парад.Впереди, будто проводник, двигалась боевая машина десанта, оставленная взводом лейтенанта Уотерхилла на месте высадки. За ней идеально ровной колонной тянулись небольшие гусеничные тягачи, похожие на гибрид багги и снегохода, волочили колесные шасси с установленными на них минометами, ящиками боекомплекта и какими-то механизмами. Боевые расчеты застыли возле своих орудий, словно сидячие манекены. По бокам колонны быстрым шагом, ухитряясь идти в ногу, двигались бойцы группы прикрытия. Их было немного — двенадцать человек, но вооружены они были многоствольными пулеметами “Дикобраз” и плазменными огнеметами “Дракон”, а упакованы в боевые механизированные костюмы “Ти-рекс”. Один такой солдат стоил целого десантного отделения.
— Красиво идут, — сказал Цеце.
— Это они умеют, — хмыкнул Рыжий.
Лейтенант Уотерхилл поднялся с земли, скрестил руки на головой. И через мгновение вся колонна остановилась, С брони БМД спрыгнул невысокий человек, одетый в обычное хэбэ. Огляделся. Махнул рукой.
И двигатели приземистых тягачей смолкли.
У невысокого человека в хэбэ были капитанские нашивки.
— Докладывайте! — приказал он подошедшему лейтенанту, не обращая внимания на приветствие.
— Сэр! — Лейтенант Уотерхилл не обязан был отчитываться перед капитаном. Но он помедлил лишь мгновение, решив не перечить старшему по званию: — Группа номер тринадцать “Горностай” закрепилась в определенном районе, обеспечивая прикрытие группы “Пламя” согласно поставленной перед подразделением боевой задаче. Предварительно была произведена разведка на прилегающих территориях. Противник не обнаружен.