Кликин Михаил Геннадьевич. Идеальный враг

   Буасье, помедлив, пожал плечами. Обернулся, глянул на своих бойцов. Подумал, что они сейчас действительно выглядят не лучшим образом — потрепанные, помятые, валяющиеся, сидящие на земле, словно тюлени на лежбище. Повернувшись к майору, он спросил:
   — Как долго мы будем здесь находиться, сэр?
   — Мы — долго, — сказал майор, делая ударение на “мы”. — Вы… Думаю, к утру вы будете свободны, капрал. Вы и ваши люди.
   — Спасибо, сэр.
   — Послушайте, капрал, — мягко сказал капитан. — Вы встречали что-нибудь необычное, когда шли сюда?
   — Нет, сэр, — покачал головой Буасье. — Но здесь мы видели что-то странное.
   — Что? — заинтересовался разведчик.
   И капрал Буасье во всех подробностях описал ему, как выглядело гигантское щупальце, выползшее из пещеры и туда же потом убравшееся.
   Они беседовали еще минут пятнадцать, беседовали на равных, как люди, делающие одно общее дело. А потом разошлись.
 

7

   — Ну, что они тебе сказали, Буасье? — Гнутый вопросом встретил вернувшегося капрала. Бойцы слышали реплики командира — капрал не отключал радиомикрофон, но, что говорят офицеры, бойцы разобрать не могли.
   — К утру нас отсюда снимут, — сообщил капрал.
   — Отлично! Еще хорошие новости есть?
   — Да. Они нас покормят. Горячим! Минут через двадцать доставят сюда.
   — Вот это да! — восхитился Цеце. — У них там что, передвижная столовая?
   — Давай теперь плохие новости, капрал, — сказал Рыжий.
   — Таких вроде бы нет.
   — Так не бывает! Что еще тебе удалось узнать?
   — Я узнал, что эти люди собираются здесь делать.
   — Да? Неужели тебе удалось разговорить офицеров?
   — Двое из них — нормальные мужики. Полковник только… Из гнилых…
   — Так что они тебе сообщили, капрал?
   — У экстерров здесь целый подземный город. — Буасье притопнул. — Пещеры очень глубокие и разветвленные. Выходов на поверхность несколько: один из них в восьми километрах отсюда — именно туда направлялась команда, которую мы издалека видели, когда шли через разбомбленный лес. Еще один выход контролируем мы.
   — А они-то что тут делают? — поторопил словоохотливого капрала Гнутый.
   — Они будут эти пещеры исследовать. Говорят, что у них еще не было возможности изучать столь старую колонию.
   — Изучать… — недовольно пробормотал Рыжий. — Бомбу сюда надо. На сто килотонн. И не одну. Запихать в каждый выход да поглубже…
   — Что они думают про то щупальце? — спросил Павел.
   — Говорят, колония развивается. Твари мутируют. И это… как его… эволюционируют… Они сами не знают, что встретят под землей. Рассказали, что некоторые десантные группы видели еще более странные вещи.
   — Какие, например?
   — Я не расспрашивал.
   — Потерь среди наших много?
   — Не знаю.
   — Что дальше?
   — Они закупорят все выходы. Поставят бронированные шлюзы. Развернут в этом районе несколько постов. А потом полезут под землю. Все дальше, все глубже. Будут вычищать пещеры, одновременно изучая.
   — Слава богу, это уже не наша работа, — сказал Цеце.
   — Не верится мне, что они тут справятся без нас, — криво усмехнулся Рыжий. — Уверен, еще не раз мы сюда наведаемся.
   — А мы в любом случае сюда наведаемся, — сказал Гнутый. — Слишком многих мы здесь потеряли…
   Они замолчали, опустив головы, вспоминая погибших товарищей. Надеясь, что всех раненых удалось спасти. Гадая, будут ли еще жертвы. Впереди целая ночь. Белая, как день, но все равно опасная…
   Стало тихо. Только слышно было, как в лагере соседей что-то громыхает и лязгает.
   А потом тишина взорвалась ревом, гулом и посвистом — из-за облаков, словно стальные тучи, несомые ураганом, выскочили два грузовых геликоптера, сделали круг, зависли над макушками деревьев. На землю полетели связки балок, пучки арматуры, пакеты бронированных листов, по тросам-паутинкам, раскачиваясь, крутясь, заскользили вниз контейнеры, пронумерованные огромными, издалека видными цифрами. Внизу, рискуя попасть под валящиеся с неба грузы, уже бегали какие-то люди, размахивали руками, кричали что-то вертолетчикам. Со стороны лагеря полз к месту разгрузки гусеничный тягач, оснащенный манипуляторами.
   Соседи принимались за дело.
 

8

   Шлюз возводился на удивление быстро
   Сначала группа “Горностай” получила приказ от нового командования открыть огонь по входу в пещеру, чтобы либо уничтожить экстерров, могущих там скрываться, либо выманить их наружу, заставить открыться. Только через пять минут, когда шквальный огонь тринадцатой десантной группы прекратился и улеглось гулкое ночное эхо, два “Барса” спустились в расщелину. Двигались они несколько неуклюже и медлительно, но равновесия не теряли, цепко держались на крутом склоне. Очутившись на дне ущелья, они боком, по-крабьи, подобрались к самой пещере. Встали перед ней, настороженно топорща орудийные стволы, шевеля ими, словно усами.
   — Уж не войти ли собираются? — спросил Цеце.
   Бойцы с интересом следили за действиями боевых механизмов. Они не раз сталкивались с киберами экстерров, но земных военных роботов многие из десантников видели впервые.
   “Барсы” входить в пещеру пока не собирались. Они подождали чего-то — возможно, зондировали подземную полость, а быть может, о чем-то договаривались между собой. Потом они вместе плюнули струями жидкого пламени в зев пещеры, превратив ее в горнило печи. Река полыхающего напалма должна была отогнать экстерров, если они были где-то поблизости; бушующий огонь закрыл им путь на поверхность.
   А в ущелье уже спускался многочисленный отряд самоходных строительных шасси с установленными на них различными приспособлениями и механизмами: манипуляторами, сварочными аппаратами, буровыми установками, гидравлическими молотами, плазменными резаками. Эти машины не могли действовать самостоятельно подобно “Барсам”. Они были оснащены телеметрическими системами — с помощью удаленных терминалов, используя цифровые радиоканалы, ими управляли люди. Работа закипела.
   Сверкала сварка, с треском сыпались искры; словно молнии, освещали ущелье жгуты высокотемпературной плазмы; скрежетал металл, вгрызаясь в камень. Строительные механизмы сновали взад-вперед, как муравьи. Их было так много, и так быстро они передвигались с места на место, что казалось, будто узкая расщелина кишит ими. Но при этом они ухитрялись не мешать друг другу.
   Глубоко в скалы впились железные занозы арматуры. Выгнулись арками ребра стальных балок. Лился из раструбов вязкий пенокремполимер, растекался по ячейкам опалубок, застывал, превращаясь в камень.
   “Барсы”, словно для того, чтобы не мешать строителям, зашли в пещеру. Первое время их еще было видно с поверхности — две тени, стоящие в огне, периодически плюющиеся пламенем. Потом роботы продвинулись еще немного вперед, и бойцы капрала Буасье уже не могли их увидеть. Теперь за боевыми роботами могли следить лишь те люди, в чьи обязанности это входило. И они следили.
   Камеры кругового обзора — глаза “Барсов” — в режиме реального времени передавали изображение в эфир.
   Компьютеры боевых роботов каждую миллисекунду отправляли информацию о показаниях десятков датчиков, каждую секунду они отсылали отчет о работе основных систем и каждые десять секунд отправляли максимально полный доклад о состоянии “Барсов”. Роботы шли “в спарке” — и значит, случись что-нибудь с одним, системы другого возьмут на себя управление, подменив отказавшие модули. Один робот мог вести другого подобно тому, как солдат на поле боя помогает идти своему раненому товарищу. И если надо, выносит его на своих плечах.
   Медленно, шаг за шагом, “Барсы” продвигались в глубь ширящегося подземелья. Они не жалели напалма. Они должны были убедиться, что здесь нет ни одного экстерра. Только после этого в ущелье смогут спуститься люди, чтобы заняться своей работой. Работой, которую еще не умеют делать роботы.
   Собирать информацию. Анализировать. Изучать…
   Глаза “Барсов” видели все. Люди видели все, что видели “Барсы”. Камень и пламя. Черные тени на стенах позади. Плотная тьма впереди, в которой вязнут даже острые лучи прожекторов.
   И больше ничего.
   А потом вдруг что-то шевельнулось — словно стена пещеры сдвинулась с места.
   “Барсы” застыли, не понимая, с чем столкнулись. Заметались, запрыгали лучи прожекторов, локационные системы переключились на полную мощность. Землетрясение? Оползень? Встревоженные люди приникли к мониторам. Галлюцинация? Или какой-то сбой?
   У них было слишком мало времени, чтобы разобраться. А через мгновение связь с “Барсами” прервалась.
 

9

   — Вы что, сошли с ума? — Капрал Буасье удивленно уставился на полковника.
   — Вы забываетесь, капрал!
   — Прошу прощения, сэр. Я только хотел уточнить, все ли с вами в порядке?
   Полковник заскрежетал зубами, его рука против воли потянулась к пистолетной кобуре. Но он справился, отдернул руку, навис над капралом, взревел, брызгая слюной:
   — Вы как разговариваете с офицером? Вы! Вы! Мразь!.. — На этот раз полковника сопровождали не офицеры. За его спиной стояли восемь гвардейцев в боевых костюмах “Ти-рекс”, с плазменными огнеметами “Дракон” в руках, с многоствольными пулеметами “Дикобраз” за плечами. Полковник затылком чувствовал силу этих людей — настоящих солдат, его солдат, — и это ощущение придавало ему смелости. Он размахнулся и ударил капрала в лицо.
   Буасье покачнулся, но на ногах устоял, только сделал маленький шажок назад. Пососав разбитую губу, тронув кулаком качающийся передний зуб, он плюнул кровавой слюной под ноги полковнику и демонстративно надел шлем.
   — Вы меня ударили, полковник, — сказал он. — Но так и не ответили на мой вопрос…
   Позади капрала медленно поднимались с земли помятые грязные десантники в нелепых костюмах “Оса”, похожих больше на доспехи игроков в пауэр-регби, нежели на боевое облачение. Они неспешно подходили к своему командиру, вставали рядом с ним, смыкались плечом к плечу. Щелкали рычажками предохранителей, меняли магазины, передергивали затворы — и все это как-то лениво, глядя куда-то в сторону. Какой-то коротышка с огромным носом и волосатыми ушами уселся на свой шлем, положил на колени пулемет, забормотал что-то на незнакомом языке, то ли молился, то ли проклятия слал.
   Полковник почувствовал неуверенность, и это разозлило его еще больше. Он крикнул, тыча пальцем в грудь капралу:
   — Вы отказываетесь выполнять приказ! — Голос его сорвался, полковник взвизгнул по-бабьи, задохнулся, осекся.
   — Я не отказывался, — сказал капрал. — Я только спросил, все ли у вас в порядке с головой? — Капрал Буасье иногда становился очень упрям, особенно если его били в лицо. Даже сержант Хэллер старался обходиться с Буасье без рукоприкладства.
   — Повторяю еще раз! — Полковник откашлялся. Он старался не смотреть на людей, вставших рядом с капралом. Но взгляд его против воли срывался, скользил по их угрюмым лицам, по темным стеклам шлемов. — Приказываю войти в пещеру и разыскать пропавших “Барсов”!
   — Если в пещере пропали “Барсы”, то людям туда лучше не соваться, — сказал Цеце.
   Полковник быстро глянул на него:
   — Вы отказываетесь?
   — Нет, — покачал головой Цеце.
   — Он просто высказывает свое мнение, — сказал Рыжий.
   — Это еще не преступление, — сказал Гнутый.
   — Вы обсуждаете приказ — это преступление! Вы срываете планы командования! Вы ставите под удар всю операцию!
   — Это ваши “Барсы” пропали, полковник, — напомнил Буасье. — Не наши.
   — Значит, вы отказываетесь выполнять мой приказ?! Десантники переглянулись. Сказали хором, нестройно:
   — Нет.
   Не выполнить приказ они не могли. Иначе их арестовали бы прямо здесь и отдали бы под трибунал.
   — Тогда хватит пререкаться! — взвизгнул полковник. — Спускайтесь, берите тросы с лебедок и отправляйтесь в пещеру!
   — Туда нельзя, — сказал вдруг Курт. Но полковник его не услышал. Или только сделал вид.
   Зато десантники отлично услышали негромкий голос немца.
   — Что ты сказал? — переспросил Цеце.
   — …Когда найдете “Барсов”, — полковник старался не обращать внимания на разговоры солдат, — прицепите к ним тросы и можете сразу выбираться наружу.
   — Туда нельзя! Нельзя! — Курт стащил шлем с головы, порывисто шагнул к полковнику, и офицер, вдруг испугавшись страшных глаз солдата, отступил на шаг, забыв все, о чем только что говорил.
   — Тихо, Курт. — Гнутый схватил немца за руку. — Успокойся!
   — Пошлите туда роботов-строителей, полковник, — сказал Буасье, с тревогой посматривая на разошедшегося Курта. — Мы пойдем следом за ними.
   — Строители там не пройдут. — Полковник вроде бы начал понимать, что криком и угрозами он ничего не добьется. — Они застрянут. Кроме того, в темноте они ослепнут.
   — Оно там! — Курт легко вывернулся из рук Гнутого, неожиданно резво рванулся к полковнику, схватил его обеими руками за отвороты кителя, сильно встряхнул. — Туда нельзя сейчас! Оно затаилось! Ему больно! Огонь! Огонь жжет!..
   Полковник попытался оторвать от себя паникера. Подумал, что это может оказаться провокацией. Снова возвысил голос:
   — Уберите его!
   Солдаты переглядывались, мялись нерешительно.
   — Я чувствую… — Здоровенный капрал поднял руку, словно призывал всех к тишине. — Там что-то… большое… огромное… щупальце… лишь часть… там, во тьме…
   — Ты уверен, Некко? — спросил Гнутый.
   — Оно там! — сказал капрал.
   — Туда нельзя! Нельзя!.. — Курт совсем обезумел. — Никто не выйдет! Оно сожрет всех! Сожрет! Каждого!..
   Полковнику сделалось страшно. Ему вдруг показалось, что за него цепляется не человек, не солдат, не десантник, а какое-то жуткое существо, лишь внешне похожее на человека, — имитация. В нечеловеческих мутных глазах не было ничего разумного. Только страх.
   Заразительный страх.
   Паника.
   Полковник отчаянно дернулся, освобождаясь из лап недочеловека, со всей силы ударил кулаком в его перекошенное лицо. Взревел:
   — Вниз! Вниз, бандиты! А то всех под трибунал отдам! В карцер! В тюрьму! Сгною! Каждого!
   Бойцы не двигались.
   Они боялись. Они верили, что под землей их ждет смерть.
   Они заразились страхом.
   И тогда полковник выхватил пистолет, нацелил его в ногу бьющего на земле существа, так похожего на человека. И спустил курок.
   Курт взвыл, словно раненый зверь. Из простреленного бедра брызнула кровь. Пуля попала в узкую щель между двумя бронепластиковыми пластинами. Полковник был хорошим стрелком.
   Десантники дрогнули. Качнулись стволы штурмовых винтовок.
   — Стоять! — Полковник выставил перед собой пистолет. — Не шевелиться! — Он медленно пятился.
   Рыжий выругался.
   — Можете меня арестовать, — громко сказал Цеце. — Но в пещеру я не пойду.
   — Я не собираюсь жертвовать собой ради двух безмозглых железяк, — присоединился к нему Гнутый.
   — Пусть трибунал во всем разберется, — подытожил капрал Буасье.
   Полковник спрятался за спинами своих сопровождающих.
   — Арестовать!
   Взвыли мощные приводы механизированных костюмов, задвигались, задергались гидравлические поршни: восемь пар железных ног высекли из камней искры; восемь огнеметов “Дракон” нацелились на десантную группу.
   — Сложить оружие!
   Десантники не спешили выполнять приказ. Тяжело им было расстаться с оружием на поле боя.
   — Сложить оружие!
   — Не надо… — раздался голос в наушниках. — Не надо! — Курт поднимался с земли. — Не надо! — Он шагнул навстречу солдатам, вытянул перед собой руку, словно пытался их остановить. — Не надо!!! — Он не хромал, не припадал на простреленную ногу. Он шел, словно все с ним было в порядке. Шел, как всегда, — странной неуклюжей походкой, которая раньше казалась забавной, а теперь пугала.
   На его плече болталась штурмовая винтовка. Он придерживал ее правой рукой. И черное дуло ствола оглядывало солдат в механизированных костюмах “Ти-рекс”, будто выбирало себе цель.
   — Стой, Курт! Не двигайся!
   — Не надо!!! — Курт кричал во весь голос, страшно кричал, жутко. — Не надо!!! — Сейчас он ничего не слышал. Его сознание перенеслось в будущее. Он видел пламя, видел черную копоть. Он чувствовал страшную боль. — Не надо!!! — Его рука дернулась сама. Палец случайно зацепил спусковой крючок, И длинная очередь ударила в строй гвардейцев.
   — Огонь! — прозвучала в ответ команда. Кто отдал приказ, было уже не разобрать, сам ли полковник или же кто-то из его бронированных бойцов.
   — Не надо!!! — в последний раз вскрикнул Курт. И будущее стало реальностью.
   Толстые шнуры раскаленной плазмы прожгли воздух. Бронепластик вспыхнул, словно обычная пластмасса. Штурмовая винтовка мгновенно оплавилась и взорвалась.
   Курта объял огонь.
   Но он еще шел. Переставлял ноги. Неуклюже. С трудом.
   Обугленный. Живой.
   Потом он упал на четвереньки. Пополз, уже ничуть не похожий на человека.
   — Что же вы делаете?! — опомнился Цеце. Он вскинул винтовку, собираясь дать очередь над бронированными колпаками огнеметчиков. И плазменные шнуры тотчас перекинулись на него.
   Цеце вспыхнул, словно пропитанный спиртом клок ваты. Рванувшая винтовка взлетела в воздух вместе с оторванной рукой.
   Десантники бросились врассыпную.
   Шайтан, откатившись в сторону, залег за валуном, ударил из своего пулемета по рослым металлическим фигурам. Разъяренный Рыжий точным выстрелом из подствольного гранатомета опрокинул одного из бронированных солдат. Рядовой Габо плеснул струей напалма по новому врагу — и через мгновение сам запылал факелом.
   Это было похоже на безумие: люди бились с людьми.
   И уже ничто не могло их остановить: ни крики офицеров в эфире, ни страх перед возможным нападением экстерров.
   Люди убивали людей.

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

25.07.2068 (запись на английском языке)

   Меня зовут сержант Хэллер. Я помощник командира четвертого взвода первой десантной роты.
   Но командира больше нет. Нет больше моего взвода. Мало кто из моих солдат остался жив.
   И в этом виноват я.
   Я не смог пойти с ними. А они не справились без меня.
   Рядовой Голованов отдал мне эти записи на хранение. Это его дневник. Надеюсь, он не обидится на то, что я решил тут кое-что записать. Мне кажется, он бы это только одобрил.
   Сейчас я нахожусь в госпитале Форпоста. У меня контузия, сотрясение мозга и еще пара царапин. Я хорошо себя чувствую, но доктор мне не верит. Он говорит, что продержит меня здесь еще пару дней или даже больше.
   Мне здесь не скучно. Есть чем заняться. Я пишу письма родственникам погибших солдат. Это очень тяжело. Это самое тяжелое в моей профессии.
   Еще я разговариваю с доктором, с сестрами и с посетителями. Иногда смотрю разные передачи. Иногда просто думаю.
   А еще я решил продолжить дневник Голованова. Жаль только, что я не умею писать и читать по-русски. Но я знаю несколько русских слов: водка, Россия, мама, дурак. И еще несколько слов, кроме этих, но их здесь лучше не писать.
   Вчера ко мне опять приходили из службы безопасности. Спрашивали о моих людях. Еще раз рассказывали, что произошло. Отвечали на мои вопросы.
   Они убили полковника! Они убили трех “Ирокезов” и пятерых “Ирокезов” тяжело ранили.
   Произошла страшная ошибка. Я в этом уверен.
   Но мне говорят, что там был бунт. Мои солдаты не подчинились приказу.
   Не верю, что они это сделали.
   Может быть, тот полковник ударил Буасье?
   Хочу поскорей выйти отсюда и как следует во всем разобраться. У меня есть связи. Может быть, я смогу чем-то помочь ребятам? Их так мало осталось. И почти все из одного отделения:
   Некко (Титан), Ягич (Гнутый), Куфельд (Рыжий), Геккелъ (Маркс), Голованов (Писатель), Ксенакис (Грек), Аббас (Шайтан).
   Зверь погиб — не могу в это поверить. Он был лучшим моим капралом.
   Такидзе умер.
   В соседней палате лежат Рем, Самогонщик и Карпов. Доктор говорит, что только Карпов вернется в строй.
   Кем я теперь буду командовать?..
   Заканчиваю писать. Пришел доктор, будет меня смотреть. Принес с собой хота. Кажется, они подружились Надо будет обязательно сказать об этом Гнутому. Если смогу с ним встретиться.
   Где он, сейчас? Где они все?
   Увижу ли я их когда-нибудь?
 

1

   Они сдались сами, когда тот безумный бой был закончен. Они сложили оружие и легли на землю, понимая, что совершили непоправимое.
   Бежать было некуда. И смысла не было — их нашли бы везде. Да и не собирались они бегать. Они верили, что трибунал вынесет справедливое решение.
   Ведь не они первыми открыли огонь. Они только защищались.
   Поэтому они надеялись, что наказание будет не слишком суровым.
   И только пессимист Рыжий реально оценивал ситуацию:
   — Убийство офицера и гвардейцев нам не простят.
 

2

   Два дня их перевозили с места на место, словно специально выматывая.
   Сначала их держали в тесном железном бункере, похожем на обычную топливную цистерну. Затем у них отобрали коммуникаторы и на грузовом геликоптере перебросили в тюремный блок какого-то Форпоста Здесь было много незнакомых людей, но никто не мог сказать ничего конкретного — похоже, эти люди сами не понимали, где находятся. Той же ночью за ними пришли, снова сковали руки за спиной, ткнули холодным стволом меж лопаток:
   — Вперед!
   Несколько часов они тряслись в закрытом кузове грузовика, пытаясь разговорить угрюмых конвоиров. Потом их выбросили на какой-то глухой железнодорожной станции, передали в руки новым сопровождающим. Эти оказались более словоохотливыми. Они даже угостили арестантов куревом и бутербродами в вакуумной упаковке, но рассказывать о конечной точке маршрута наотрез отказались. Впрочем, по некоторым намекам можно было понять, что направляются они в уже знакомые места.
   Древний тепловоз, стуча колесами на стыках изношенных рельсов, доставил их на таежный аэродром, где на взлетной полосе дожидался своих пассажиров перегруженный самолет.
   — Скоро будете на месте, — сказал один из конвоиров.
   — Это должно нас обрадовать? — спросил Рыжий. — Или же наоборот?
   Его вопрос остался без ответа…
   Когда они приземлились, им надели на головы черные мешки и долго куда-то вели: сперва по бетону, потом по неровной мягкой земле, затем по каменным ступеням, по железному полу. Шаги звучали гулко, лязгали дверные засовы, скрипели замки. Трижды арестантов ставили к стене, заставляли поднять руки, расставить ноги и тщательно обыскивали.
   Потом их разделили по двое и развели.
   Первое, что увидели арестованные бойцы, когда с их голов сдернули мешки, были блестящие никелем решетки.
 

3

   В тюрьме было чисто, как в больнице. Стены и потолок сверкали белизной. Полы мылись два раза в день. На светильниках не было ни единой пылинки.
   Только вот забранные решетками камеры совсем не походили на больничные палаты. И тюремщики не носили белых халатов.
   Кормили здесь неплохо, три раза в день. С заключенными обращались вежливо, почти уважительно. Случались, конечно, разные неприятные инциденты: однажды кто-то поджег в камере туалетную бумагу, подпалил матрац; другой раз беспокойный узник принялся орать благим матом посреди ночи, требуя немедленно его выпустить. С такими арестантами не церемонились, охранники врывались в камеру целой толпой, и крики избиваемого служили предостережением для остальных.
   Павел и Гнутый сидели в одной камере. Соседями справа были Рыжий и Маркс. В камере слева обитали Некко и Ксенакис. Они не могли видеть друг друга — камеры были разделены глухими стенами, но, просунув руку меж прутьев решетки, вывернув плечо, можно было дотянуться до соседей — помахать им, показать неприличный жест, передать записку, обменяться рукопожатием. Главное, чтобы в этот момент рядом не оказалось охранника. Иначе рука неминуемо опухнет.
   Громко разговаривать также было запрещено. Наказаний за нарушение правил существовало множество, и самым неприятным являлось помещение провинившегося в мокрый холодный карцер, где стоять можно было лишь согнувшись.
   Двое суток находились здесь бойцы. И этого времени им хватило, чтобы освоиться, выучить новые правила поведения, принять их.
   Десантники всегда легко ко всему приспосабливались.
   — Рыжий передал, — сказал Гнутый, — что Шайтан сидит в третьей камере. С ним какой-то уголовник.
   — Уж лучше бы Некко посадили с уголовником, — сказал Павел.
   — Ничего, Шайтан с любым человеком может общий язык найти.
   Они лежали на нарах, чуть более жестких, чем казарменные койки. Переговаривались негромко, делая большие паузы, порой круто меняя тему разговора.
   — Как думаешь, сколько нам дадут?
   — Не знаю. — Гнутый пожал плечами. — Надеюсь, не больше пяти лет.
   — Пять лет! — Павел с тоской смотрел на старинную монетку, подаренную сестренкой. — Целых пять лет!
   — Рыжий говорит, что нас вообще не отпустят.
   — Ну почему они тянут? Долго нам еще здесь сидеть?
   — Не все ли равно, где? Уж лучше здесь, чем в штрафных частях.
   — Я обещал вернуться! Я не могу так долго ждать!
   Ударилась о прутья решетки канареечно-желтая резиновая дубинка. Краснолицый охранник заглянул в камеру, процедил сквозь зубы:
   — Тихо.
   — Все нормально, командир, — успокоил его Гнутый. Охранник обшарил цепким взглядом тесное пространство камеры: два узких лежака, металлический унитаз в углу, умывальник, маленькую пластмассовую полку на дальней стене. Он выразительно глянул на Павла, пригрозил дубинкой. И ушел, цокая подошвами по железному полу.