Окруженный стражниками Огерт висел на плечах своих конвоиров и пытался делать вид, что передвигается сам.
   Его вели через площадь.
   Вели не как преступника, а как почетного гостя.
   — Прошу извинить нас за недоразумение, — сказал Докар. Кажется, глава Совета испытывал сильное смущение.
   — Я принимаю ваши извинения, — кивнул Огерт. — Но у меня есть кое-какие вопросы.
   — Мне бы тоже хотелось кое-что уточнить.
   — Я не собираюсь ничего скрывать.
   — И мы, я уверен, ответим на все ваши вопросы…
   Они миновали эшафот, прошли по локонам стружки, вдохнули свежий смолистый аромат.
   — Это сооружено в мою честь? — хмыкнул Огерт.
   — Да, — еще больше смутился Докар. — Сегодня здесь должны были казнить трех некромантов.
   — А та корзина, должно быть, припасена для моей головы… Кстати, что вы делаете с телами казненных?
   — Обычно четвертуем и отправляем на Кладбище, — Докар говорил с неохотой. — На нас работают несколько перевозчиков.
   — Но сейчас город окружен.
   — Да… Поэтому мы бы сожгли ваши трупы… Огерт поежился и сменил тему разговора:
   — А как вы определили, что я некромант?
   — У нас есть свои небольшие секреты, — сказал Докар. — Но об этом позже. На Совете…
   Они направлялись к двухэтажному каменному строению с черепичной крышей, с окнами, забранными фигурными решетками, с высокими двустворчатыми дверьми, перед которыми застыли вооруженные пиками охранники.
   Огерта вели в здание городского Совета.
18
   У города, осажденного отрядами мертвяков, было несколько названий.
   Местные жители звали его Изгоном, но откуда взялось это название, точно сказать не мог никто. Существовало несколько версий. Кое-кто из старожилов утверждал, что когда-то здесь проходил единственный путь, по которому каждое лето из южных степей на северные пастбища перегоняли табуны лошадей. Согласно другой версии, название городу дали восточные люди — на их диалекте слово «изгон» означает «заслон», а город действительно стоял на скрещении нескольких дорог, и обойти его стороной было непросто.
   Очевидно, именно из-за такого расположения Король обратил внимание на Изгон-город и распорядился построить здесь крепость. Он рассчитывал, что новая цитадель, расположенная к востоку от Кладбища, поможет ему сдерживать отряды некромантов, и он вложил немало денег в развитие города, обнес его земляным валом и двумя рядами частокола и уже готовился начать возведение каменной стены, но тут с юга подошло войско проклятого Кхутула, и Король забыл о строительстве. И даже после того, как решающее сражение завершилось полным разгромом некромантов, он так и не вспомнил о своих планах.
   Но на всех картах осталось новое название Изгон-города — Восточный Форт.
   И люди, что когда-то клялись Королю, продолжали служить ему. Они выслеживали и казнили некромантов, они делали все, что когда-то велел им Король. И верили, что когда-нибудь он сюда вернется..
   Многие некроманты закончили свою жизнь в тесных камерах темницы. Другие были обезглавлены на городской площади. И вскоре у ненавидимого некромантами селения появилось еще одно название — Палач-град…
19
   В просторном чистом зале собрался весь городской Совет — восемь почтенных горожан, возглавляемых землевладельцем Докаром. Они уже выслушали короткую, но информативную речь Огерта, и теперь каждый из них стремился высказаться:
   — Почему Король не прислал армию? Что может сделать один человек?
   — Как можно верить некроманту? Вы уверены, что эта бумага не подделка?
   — Он требует деньги! Вы слышите? Деньги! Разве мы обязаны платить ему?
   — Допустим, мы примем его предложение, но какие гарантии?
   — Это риск, на который необходимо пойти. У нас просто нет выбора!
   — И вот что еще я скажу!..
   Они галдели, словно чайки, не поделившие добычу, они не слушали друг друга, они слышали только себя. Они были встревожены, им казалось, что чем громче и быстрей они будут высказываться, тем скорее сформируется некое общее мнение, и тем быстрее решится проблема.
   Неуверенно улыбающийся Огерт смотрел на расшумевшееся собрание.
   Рассерженный Докар пытался унять гомон. Поднявшись к трибуне, оттеснив Огерта, глава Совета размахивал руками над головой и призывал к порядку:
   — Тихо! Успокойтесь! Прошу вас!..
   Девять человек шумели, словно многолюдная толпа.
   — Город не выдержит долгой осады! Мы не готовы к этому, запасы провизии скоро закончатся.
   — Осады не будет! Не сегодня завтра мертвяки пойдут на штурм! Что мы им противопоставим?
   — Может, он хочет возглавить наших ополченцев? Но имеем ли мы право так рисковать людьми?
   — Спросите у него, что именно он собирается делать!
   — Пусть сперва скажет, как он оказался в городе!
   — Хватит! — крикнул Огерт, и люди разом затихли, повернули к нему лица. Он оглядел их всех — внимательно оглядел, цепко — и спросил: — Как вы узнали, что я некромант?
   Члены Совета переглянулись, тишина сделалась напряженной.
   — Вообще-то это тайна, — нехотя сказал Докар. — И в нее посвящены немногие.
   — Я должен знать, — жестко сказал Огерт.
   — Ну, если не вдаваться в детали… — Докар смотрел в потолок. — У нас есть один предмет… Когда-то его нам передал сам Король… Вот с помощью этого предмета мы и распознаем некромантов.
   — Что это за предмет? — Огерт хотел узнать больше. — Как именно он вам помогает?
   — Я бы не хотел распространяться об этом.
   — Не забывайте — я, как и вы, служу Королю.
   — И все же…
   — Откровенность за откровенность, — продолжал настаивать Огерт. — Расскажите мне все, и я тоже ничего не скрою от вас.
   — Хорошо… — Докар посмотрел некроманту в глаза. — Предмет этот — стеклянный сосуд, наполненный специальной жидкостью. Когда рядом с ним оказывается некромант, жидкость темнеет. Вот и все.
   — Понятно, — пробормотал Огерт. — Значит, когда я пришел сюда в первый раз, вы уже знали, кто я такой, и даже не стали со мной разговаривать.
   — Знали, — кивнул Докар. — Мы всегда проверяем незнакомых людей. Мы выполняем волю Короля.
   — Никогда раньше не слышал о подобных вещицах.
   — Она единственная в своем роде. И потому бесценна. Возможно, именно ее хотят заполучить некроманты, осадившие наш город.
   — Вы не пытались выслать парламентеров? — спросил Огерт.
   — Мы не ведем переговоров с некромантами! — возмутился Докар. — Таковы наши принципы!
   — Принципы — дело хорошее, — Огерт пожал плечами. — Но они подобны костылям — вроде бы поддерживают и помогают, но порой только мешают. Нужно уметь отбрасывать свои костыли, когда это необходимо.
   — Спасибо за совет, — судя по тону, Докар был готов оспорить это утверждение.
   — Я ведь тоже некромант, — напомнил Огерт. — И сейчас вы надеетесь на мою помощь.
   — Достаточно! — крикнул кто-то из членов городского Совета, устав молчать и слушать. — Теперь ваша очередь отвечать на наши вопросы!
   — Да, я готов.
   — Как вы проникли в город?
   — Через городские ворота. Надо сказать, что достучаться было нелегко.
   — Почему мертвяки вас не тронули?
   — Я же некромант.
   — Они не тронули и тех людей, что шли с вами.
   — Да, два десятка крестьян из соседней деревни. Город был единственной надеждой на спасение, и я помог им спастись. Надеюсь, вы не казнили их?
   — С ними все в порядке.
   — Рад слышать.
   — Каким образом вы думаете справиться с целой армией мертвяков?
   — Мой дар поможет мне.
   — Вы пойдете один?
   — Нет. Я не могу ходить, если вы еще этого не заметили.
   — Кого вы планируете взять с собой?
   — Бала.
   — Кого?
   — Бала… Он в порядке?
   — А кто это?
   — Бал? Мой ишак, конечно же.
   — Вы пойдете в бой вдвоем с ишаком?
   — Конечно! Кавалерия всегда имеет преимущество перед пехотой.
   — Как вы оцениваете свои шансы на победу?
   — В сотню золотых монет.
   — А если серьезно?
   — Я не собираюсь торговаться.
   — Какие гарантии вы нам даете?
   — О каких гарантиях может идти речь?.. Вопросы так и сыпались, Огерт быстро отвечал, отшучивался, менял темы. Он не хотел раскрывать свои секреты и не обещал ничего конкретного, тем более что сам не знал, что случится после того, как он выйдет за городские ворота и окажется один на один с целой армией мертвяков.
   — Ладно, хватит! — Огерт улыбался. — Мне кажется, что вы узнали так много нового, что теперь сами можете стать некромантами.
   Его шутка никого не насмешила, но поток вопросов прервался.
   — Итак! — возвысил голос Докар, понимая, что собрание пора заканчивать. — Что мы решим, уважаемый Совет?
   — Разве у нас есть выбор? — вздохнул кто-то. — Предлагаю принять помощь Короля.
   — Кто согласен, поднимите руки.
   Пару мгновений ничего не происходило. Члены городского Совета замерли — казалось, они боятся пошевелиться.
   Сейчас каждый из них взвешивал все «за» и «против».
   После того, как решение будет принято, уже ничто нельзя будет изменить.
   — Я согласен, — Докар первым поднял руку.
   — Пока это единственный шанс… — Из глубокого кресла, обитого алым плюшем, выбрался лысый старик и поднял тонкую высохшую кисть на уровень плеча.
   — Глупо отказываться от такой возможности, — встал на ноги коренастый мужчина в легкой кольчуге.
   — Мы ничем не рискуем.
   — Хуже, чем есть, все равно не будет.
   — Сотня золотом — справедливая цена… Девять рук указывали в потолок. Совет вынес свое решение.
   Город принял помощь некроманта.
20
   Огерт нашел ишака в конюшне постоялого двора. Длинноухий Бал задумчиво пережевывал сено и на появление хозяина отреагировал вяло — лишь махнул обрубком хвоста.
   — Знал бы ты, что мне пришлось пережить, — сказал Огерт, забравшись ишаку на спину и чувствуя неимоверное облегчение: еще бы — теперь у него вместо одной здоровой ноги были все пять. Он уже хотел отбросить самодельный неуклюжий костыль, но, подумав, решил пока его оставить. Мало ли что — даже верный ишак может подвести, а на одной ноге далеко не упрыгаешь, да и на четвереньках не всегда удобно ползать.
   Огерт просунул костыль в специальные кожаные петли, вспомнил добрым словом свои старые костыли — их ему сделали на заказ три года назад. Легкие, удобные, прочные — он несколько раз использовал их в качестве оружия, отбивался ими от грабителей.
   Куда они делись?
   Костыли были при нем, когда его схватили.
   Но его сбили с ног, чем-то накрыли, ударили по затылку. Он помнил, как его тащили куда-то, пинали, лупили.
   А потом в голове словно пузырь лопнул, и все — тишина, темнота, беспамятство…
   Жалко, пропали костыли. Наверное, подобрал их кто-нибудь из местных жителей. Может быть, мальчишки утащили, спрятали где-то ценное приобретение — костыли настоящего некроманта…
   — Ну, тронулись, — мягко сказал Огерт и хлопнул ишака по шее.
21
   Их встретили овацией.
   Дорога, сворачивающая к постоялому двору, была запружена людьми. Горожане собрались посмотреть на необычного спасителя; перед высоким глухим забором постоялого двора они с нетерпением ждали появления некроманта, и, когда Огерт выехал из приоткрытых ворот, ожившая толпа подалась вперед. Люди восторженно захлопали в ладоши, затопали ногами. Отовсюду раздавались приветственные крики, кто-то засвистел от избытка чувств, в воздух полетели шапки.
   «Если бы сейчас я поднимался на эшафот, они, наверное, приветствовали бы меня так же», — подумал Огерт и широко улыбнулся людям.
   Он улыбнулся бы им, даже если бы шел на казнь.
   Он любил улыбаться.
   И он помнил слова Стража Могил — «люди верят глазам и улыбке…».
   Огерт выхватил из ножен свой старый тесак, взмахнул им над головой.
   Он был смешон — побитый калека верхом на бесхвостом ишаке, в руке вместо меча — дешевый, давно источившийся нож, которым в деревнях режут скотину, возле седла приторочена не пика, а кривой костыль.
   Шут, а не воин.
   «Люди любят то, что их смешит…»
   — Собирайте деньги, горожане! — крикнул Огерт, направляя ишака прямо на толпу. — И готовьтесь к празднику!..
   Люди пятились, расступались. Все же они его побаивались.
   — Когда ты вернешься? — спросил возникший справа Докар.
   — Не знаю.
   — Мы можем чем-то тебе помочь?
   — Откройте ворота.
   Огерт крепко держался в удобном седле, прилаженном на спине ишака. Кругом были люди, живые люди, впервые поверившие некроманту, а он смотрел на них и думал, что скоро точно так же его окружат мертвяки.
   «…Сила слова способна управлять умами людей подобно тому, как сила некроманта позволяет управлять мертвыми телами…»
   Огерт уже не улыбался.
   Он скалился.
22
   Огромные бревна частокола были похожи на острые клыки гигантского чудовища. Клыки эти росли в два ряда, отстоящие друг от друга на пятнадцать шагов. Внешний ряд очерчивал границу города — за ним спускался к окрестным лугам и полям голый склон земляного вала. За внутренним рядом теснились городские строения. Дома располагались так близко к частоколу, что казалось, будто они его подпирают. Высоко над стеной возносились сторожевые вышки и башни. Трепыхались на ветру яркие сигнальные вымпелы, напоминая каждому, что враг совсем рядом.
   В промежутке между рядами частокола шла жизнь, отличная от жизни всего остального города. Здесь царил жесткий распорядок, здесь каждый был занят делом, здесь у людей никогда не было лишнего времени. Вместо бесполезных разговоров здесь раздавались короткие ясные команды. Здесь лязгало оружие и громыхали тяжелые доспехи, здесь постоянно горели костры и в огромных чанах кипела смола.
   Осажденный город в любой момент был готов отразить нападение.
   Вооруженные копьями бойцы дежурили возле прорубленных бойниц. На узких дощатых помостах, прилепившихся к частоколу, расселись арбалетчики. Остроглазые лучники следили за врагом с вышек и башен. Отряды облаченных в доспехи мечников могли в считанные мгновения закрыть собой любую брешь в стене.
   Профессиональных воинов здесь было немного. Большую часть защитников города составляли ополченцы. Но отличить бывалых рубак от вчерашних мирных граждан было почти невозможно.
   Горожане готовились защищать свои дома и свои семьи. Им некуда было отступать, и они были полны решимости бороться до конца. Даже смерть их уже не пугала.
   Но они боялись того, что могло произойти с ними после смерти.
   Там, по ту сторону частокола перед земляным валом, замерли недвижимыми рядами многие сотни мертвяков. Чего они ждут? Когда пойдут в наступление? Возможно ли будет остановить их? И что станет с теми, кто погибнет в бою?
   Живые люди боялись присоединиться к этому мертвому войску.
23
   Толпа сопровождала Огерта до самой стены. Ему подсказывали дорогу, с ним делились наблюдениями об отрядах мертвяков, осадивших город, ему пытались что-то советовать. Но он молчал. Только улыбался и время от времени кивал.
   Огерт готовился к схватке…
   Толпа отстала, когда в конце широкой улицы показались городские ворота.
   — Удачи! — крикнул кто-то позади. Кажется, это был Докар.
   — Открыть внутренние ворота! — через мгновение крикнули впереди.
   Два ополченца в коротких кожаных куртках, проклепанных металлическими бляшками, отставив алебарды и поплевав на ладони, взялись за рычаги массивного ворота, навалились на них. Вздрогнула цепь, зазвенела звеньями, натянулась. Медленно, нехотя провернулись толстые шестерни, сцепившиеся зубьями. Приподнялись тяжелые запирающие балки. Со скрипом сдвинулись огромные — в три человеческих роста — створки ворот.
   Огерт поднял голову.
   Незнакомый боец салютовал ему с башни.
   Огерт обернулся.
   Горожане не расходились, смотрели на него.
   — Пошли, Бал, — негромко сказал некромант, и приостановившийся было ишак двинулся к раскрывающимся воротам.
   Они прошли меж движущихся створок и оказались в плотном окружении бойцов. Какой-то воин, облаченный в тяжелые латы, вскинул руку к шлему, приветствуя некроманта. Чуть помедлив, остальные бойцы последовали его примеру.
   Огерт скользнул взглядом по застывшим лицам окруживших его людей. Посмотрел на ополченцев, стерегущих бойницы, оценил расположение арбалетчиков, прикинул, сколько людей задействованы в обороне.
   Что бы он сделал, если б хотел захватить этот город?..
   — Закрыть внутренние ворота! — крикнули сверху.
   Ишак остановился, не зная, куда идти. Ворота позади продолжали скрипеть — теперь тяжелые створки смыкались.
   — Всем приготовиться! — прозвучала новая команда. — Перекрыть выход!
   Два отряда копейщиков развернулись, выстроились в четыре ряда перед внешними воротами. Опустились копья, нацелились на выход. Несколько мечников заняли позиции на флангах.
   — Открыть внешние ворота!
   Загремел, заскрежетал подъемный механизм.
   Внешние ворота были устроены иначе, чем внутренние, ведущие непосредственно в город. Внешние ворота были намного уже и значительно прочней. Они не открывались, а поднимались; для того чтобы закрыть их, не требовалось прилагать усилий — освобожденный тяжелый заслон опускался сам — быстро падал, вонзался в землю острыми шипами…
   Огерт с интересом следил, как со скрипом проворачиваются огромные зубчатые колеса, как ползут по направляющим балкам толстые — в руку — канаты и цепи.
   Ворота открылись, а Огерт все стоял, смотрел на них и вспоминал другие — подобные, но еще более тяжелые, мощные, величественные — ворота.
   Ворота кладбищенской стены..
   — Выход открыт! — объявили специально для него, и Огерт кивнул:
   — Да, я иду.
   Пропуская ишака, чуть расступились копейщики. Перед открытыми воротами они чувствовали себя не очень уютно. Они напряженно следили за неподвижными рядами мертвяков, боясь увидеть, как вдруг те, повинуясь воле некромантов, оживут, шевельнутся, стронутся с места и покатятся вверх по крутому склону земляного вала неудержимой волной. А если механизм ворот откажет? Если что-то заклинит?
   — Я еще вернусь, — громко пообещал Огерт, пересекая границу города. — Ждите…
24
   Еще полдень не наступил, но солнечный свет понемногу мерк. Крепчал ветер, все прохладней становился пахнущий гнилью воздух. Небо затянулось мутной пеленой, с севера ползли тяжелые сизые тучи, накрывали тенью далекие поля, луга, деревеньки и перелески, медленно продвигались к осажденному городу.
   На широкой дороге в нескольких шагах от огромных ворот на высоком обдуваемом ветром валу посреди бескрайнего раздолья замер маленький человек, оседлавший ишака.
   За его спиной высились заостренные неохватные бревна частокола, возносились к небу шпили, башни и вышки.
   Перед ним темнели оцепеневшие ряды нежити.
   А он словно чего-то ждал.
   Ветер развевал его длинные волосы, трепал поношенную одежду.
   В правой руке человек держал старый тесак — это было единственное его оружие. Левой рукой он поглаживал шею ишака.
   Человек хотел, чтобы его заметили…
   Осажденный город выпустил своего воина.
25
   Далекие тучи отрыгнули гром, и Огерт посмотрел на небо.
   — Гроза идет, — негромко сказал он.
   Ему было тревожно. —Каждый раз, когда он готовился использовать дар некроманта, неприятные мысли одолевали его. Он боялся измениться, боялся не справиться со своим проклятием. Не раз ему приходилось испытывать пугающие приступы беспамятства. Случались моменты, когда он понимал, что не контролирует себя — дар подчинял его себе
   Мертвецы питались его душой.
   Он сам кормил их…
   «Когда-нибудь, — много раз говорил себе Огерт, — я стану обычным человеком».
   И сам не верил в это.
   Дар нельзя утаить. Дар требует применения. Если его не использовать, если его пленить — он все равно вырвется. Рано или поздно.
   «Дар не может изменить человека. Всегда человек меняет себя сам…»
   Понимал ли Страж, о чем говорил? Разве можно изменить себя?
   Можно лишь бороться с собой…
   — Пойдем, Бал, — сказал Огерт и направил послушного ишака вниз по дороге.
26
   Мертвяки не тронули его, когда он вклинился в их ряды.
   Они хрипели, стонали, чуя рядом живую кровь, их страшные лица жутко кривились, их черные руки тянулись к нему и к его ишаку, но Огерт сдерживал мертвяков быстрыми осторожными касаниями, короткими взглядами, негромкими властными словами. Он скармливал им крохотные частички своей сущности, своей души.
   Он роднился с ними…
   Огерт был уверен, что хозяева мертвяков уже знают о его присутствии. Он тоже чувствовал их — в каждом ходячем трупе он ощущал нечто, похожее на плотный скользкий клубок холодных упругих волокон, — Узел Власти, связывающий некроманта и его мертвого раба.
   Огерт ждал, когда к нему обратятся. В том, что это случится, он не сомневался, ведь он был такой же, как они; он был одним из них.
   И Огерт не ошибся.
   — Кто ты? — прохрипел один из мертвяков, медленно поворачиваясь.
   Огерт глянул в его мутные глаза и тут же отвел взгляд.
   Не смотреть, не разговаривать и не касаться…
   Некроманты могли нарушать эти правила, но Огерт хотел быть обычным человеком.
   — А кто вы? — спросил он. — И что вам здесь надо?
   — Мы мстители, — ответил мертвяк.
   — А я — защитник этого города.
   — Ты? — Голос мертвяка был лишен эмоций, но Огерт понял, что некромант, разговаривающий через своего мертвого раба, удивлен. — Ты не на нашей стороне?
   Мертвяки вокруг зашевелились. Сотни голов повернулись к Огерту, сотни глухих бесцветных голосов произнесли единственное слово:
   — Предатель!
   Огерт вскинул руку с тесаком:
   — Я хочу, чтобы вы убрались отсюда! Мертвяки засмеялись — их смех был похож на кашель.
   — Ты умрешь! — десятком хриплых голосов объявил некромант. — Умрешь и присоединишься к нам!
   — Не думаю, — сказал Огерт и полоснул лезвием тесака себя по предплечью. Он взмахнул руками, сея вокруг кровавые брызги. Почувствовал, как обжигающий холод вскипает в животе. — Убирайтесь! — Перед глазами полыхнул огонь, на миг затопил весь мир искристым сиянием. — Прочь!
   Мертвяки, готовые растерзать Огерта, вдруг ощутили вкус горячей крови, почуяли ее дурманящий запах.
   А Огерт больше не сдерживал свой дар; всю свою мощь обрушил он на оглушенных мертвяков.
   Лопнули упругие волокна, рассыпались скользкие узлы чужой силы.
   Несколько вооруженных мечами мертвецов обрели нового повелителя. И встали на его защиту.
   — Жрите! — Огерт размахивал руками, разбрасывая капли крови, в каждой из которых была частица его души.
   Еще несколько мертвяков подчинились его власти. Он увидел себя их глазами и ощутил их голод. Сознание его расширилось; он стал многоруким, многоглавым, у него было много тел и один общий разум.
   — Кто ты? — рыча, пытались пробиться к нему чужие мертвяки.
   — Я Огерт! — рвался ответ из десятка глоток. Зазвенели, сшибаясь, клинки. Загудели щиты от мощных ударов.
   Выполняя чужую волю, схлестнулись в бою мертвые воины, не знающие ни страха, ни боли, ни усталости. Копья застревали в их телах, клинки вспарывали плоть — а они продолжали биться. Хрустели, ломаясь, кости, вываливались внутренности, но давно умершие бойцы не замечали этого.
   — Мы заберем твое тело! — хрипели страшные голоса.
   — Попробуйте! — гневно кричал Огерт, подчиняя себе все больше и больше мертвяков.
   Кто смеет противиться ему? Жалкие трусы, где-то сейчас прячущиеся! Не отваживающиеся выйти на поле боя, чтобы встретиться с ним — с калекой — лицом к лицу!
   Оскалившиеся головы слетали с плеч, но и обезглавленные мертвяки еще могли сражаться. Отрубленные конечности падали на землю и продолжали двигаться — отсеченные ноги дергались, корчились, подпрыгивали, обрубки рук царапали землю, хватались за траву, цеплялись за все, что подворачивалось.
   Огерт упивался могуществом. Больше он не сдерживал свой дар, свое великое умение, дающее неограниченную силу. Все недавние страхи, все опасения сейчас казались глупостью.
   Он был могуч.
   Разве может что-то сравниться с этим великим чувством?
   Огерт забыл о боли и страхе. Даже смерть для него не существовала.
   Кто теперь посмеет назвать его калекой?! Его — многоглавого, многорукого, многоногого?! Его — хозяина многих тел!
   Огерт гневно рычал, закатив белесые глаза. Он вспотел, но от него веяло холодом. Облако темного тумана окутывало его фигуру, оно колыхалось, вздувалось черными пузырями, выбрасывало щупальца.
   А некроманты все наступали, не желая признать, что у них все меньше и меньше шансов на победу:
   — Мы заберем твое тело, калека! А Кхутул возьмет твою душу!
   Огерт услышал проклятое имя и разъярился еще больше.
   — Я!! — В один хор слились голоса сотни мертвяков. — Я убил Кхутула!! — Огерт кричал так, что кровь брызгала изо рта. — Он проклял меня!! — Алая пена летела с губ. — Он сделал меня калекой!! — Стучали, скрежетали зубы. — А я прикончил его!! Я и мои друзья!!.
   Тьма клубилась вокруг. Тьма туманила разум.
   Огерт все кричал и кричал исступленно, не понимая смысла слов. Картины прошлого мешались с видением настоящего.
   Дар некроманта подчинил Огерта…
27
   …Гиз выскочил откуда-то сбоку. В руках он держал заостренную жердь — длинную, крепкую, тяжелую. Он вонзил ее в мертвяка, опрокинул его, протащил несколько шагов. Он боялся мертвяка, но еще больше он боялся за жизнь друзей, и этот страх давал ему силу.