Страница:
— А ты — человек, к которому рвется мертвяк. Почему? Ты можешь объяснить?
— Я же все тебе рассказала. Неужели ты не понял?
— И что я должен был понять?
— Но это же ясно! Он хочет мне отомстить…
Гиз посмотрел в глаза Диле, пытаясь понять, насколько искренни ее слова, верит ли она сама в это. Покачал головой:
— Ты ошибаешься. Мертвецы ничего не хотят, и уж тем более они не помышляют о мести. Так что если тебе действительно кто-то хочет отомстить, то искать его надо среди живых.
— Что ты хочешь сказать? — нахмурилась Дила.
— Лишь то, что ты слышала… Мертвяка к твоему дому гонит какая-то внешняя сила… Сила некроманта…
Дила, широко распахнув глаза, долго смотрела в суровое лицо охотника. Потом содрогнулась, опустила голову, спросила:
— И кто же он?
— Я не знаю, — ответил Гиз. — Некромант и сам может не подозревать о своей способности поднимать мертвых. Но я почти уверен, что сейчас он находится в этом доме.
— И это могу быть я? — чуть слышно шепнула Дила.
— Да, — ответил Гиз. Женщина покачнулась:
— И что же мне делать?
— Решай сама… Я не знаю, что тебе посоветовать. Мое дело — убивать мертвых…
Время шло, а они не двигались.
Гиз держал меч на коленях. Дила не выпускала из рук светильник.
Вокруг них, совсем рядом — под окнами дома, за крепкими стенами — бродил их общий враг, обмотанный ремнями и проволокой. Острые зазубренные крючья глубоко вонзились в его тело, но он не ощущал боли.
Им двигало лишь одно чувство — желание попасть домой. Там была еда, а он был голоден. Но не ради еды стремился он в дом.
Просто кто-то очень хотел, чтобы он вернулся.
Они не сразу заметили это. А когда заметили, то уже не могли сказать, как давно не слышат его шагов и звона бубенчиков. Вытянув шеи, стиснув кулаки, они напряженно вслушиваясь в непривычную тишину. Ждали, что вот-вот мертвяк даст о себе знать…
И вдруг где-то стукнула дверь.
Гиз мгновенно вскочил, перехватил меч. Дила вздрогнула так сильно, что стеклянный колпак светильника съехал набок.
— Слышала? — Охотник повернулся к хозяйке. Она лишь просипела что-то.
— Где это? — Гиз выхватил светильник из ее руки, поднял ею повыше.
Дила, округлив полные ужаса глаза, помотала головой, давая понять, что не знает.
— Ты же запирала за мной дверь! Я помню. Есть еще какой-нибудь вход? Со двора! Конечно, есть!
Женщина кивнула.
— Ты забыла его запереть?
— Нет… — Дила обрела голос. — Там тоже все закрыто.
— Тогда где?
— Я не знаю…
За дверью послышались частые шлепки шагов. Они приближались, становились все громче, все звонче.
Гиз занес клинок над головой, уже представляя, куда нанесет первый удар.
Дверь хлопнула, распахнулась. Дернулся огонек светильника. И звенящий детский голос, пронзительный, сильный, неожиданный, едва не сбил охотника с ног:
— Мама! Мама! Симу опять плохо! Нам страшно!
На свет выбежала крохотная растрепанная девчушка в ночной рубашке, волочащейся по полу. Сперва она увидела Гиза, не узнала его, испугалась, остолбенела. Только потом заметила Дилу, бросилась к ней:
— Мама! Сим опять плачет!
Охотник опустил меч, с ужасом представляя, что случилось бы, если б девочка вбежала в горницу молча.
Он разрубил бы ее от левой ключицы до пояса. Рассек бы на неравные половины. В одно мгновение превратил бы живого человека — ребенка! — в два куска мяса и лужу крови…
Руки охотника задрожали. Закружилась голова. Заколотилось, разгоняясь, сердце. Холодная испарина выступила на лбу, а мгновенно взмокшая спина вся покрылась мурашками.
— Это ты, Лоя… — Дила обняла девочку, крепко прижала к себе. — Ну и напугала же ты нас, дочка.
— Мама! Симу плохо! Пойдем скорей!
— Нам надо идти, охотник. — Женщина встала, подняв дочурку, повернулась к Гизу.
— Я с вами, — сказал Гиз, надеясь, что хозяйка не замечает, что с ним сейчас творится. — Мне давно уже надо было прогуляться.
Гиз вспомнил, что в детстве ему нравились такие вот маленькие закутки; они — словно дом в доме, потайные убежища, в которых можно делать все, что угодно.
Наверняка дети любили это место за печкой…
— И часто он так себя ведет? — спросил Гиз, глядя на младшего сына Дилы, который, выгнувшись дугой, раскачивался, размахивал руками и, захлебываясь слезами и слюной, мычал что-то непонятное, нечленораздельное.
Ответила Лоя, дочка Дилы. Вместе со старшим братом она стояла возле охотника и смотрела, как мать пытается успокоить мечущегося Сима.
— Каждую ночь.
— Это ведь с ним недавно?
— Вот уже несколько дней, — ответил старший сын Дилы. Гиз попытался вспомнить, как его зовут, но не смог.
— С того дня, как пропал ваш отец?
— Да, наверное.
— Он сильно скучает?
— Да… — ответила девочка. Она хотела добавить что-то еще, но тут Дила резко к ним повернулась и закричала:
— Он же испуган! Он совсем маленький! И ничего не понимает! Чего вы от него хотите?!
— Я просто спросил, — сразу же отступил Гиз. — Не буду вам мешать, лучше вернусь в горницу.
— А можно и мы с вами? — спросил старший сын Дилы.
— Нет! — мгновенно отреагировала хозяйка.
— Нет, — пробормотал охотник. — Оставайтесь здесь, с мамой. И ничего не бойтесь… — Он пятился.
Он только что увидел неподвижные тусклые глаза ребенка, что бился у Дилы на руках.
Мертвые глаза…
— Мне нечего здесь делать… — бормотал Гиз. — Скоро утро… Скоро все кончится…
В уютном закутке за печкой было слишком холодно.
— Ну как он? — спросил Гиз, подвинув закутанные в овчину ноги.
— Успокоился.
— Заснул?
— Заснул.
— А дети?
— Тоже легли.
— Тоже спят?
— Кажется, да.
— Ну а ты?
— А я не могу… — Она обхватила голову руками, ссутулилась, глядя в пол. Сказала негромко, неуверенно, словно сама еще не решила, хочет ли услышать ответ: — Скажи, охотник, это он?
— О чем ты? — Гиз сделал вид, что не понял, о чем говорит женщина.
— Это мой сын? Это Сим поднял мертвеца? Гиз помолчал. Спросил:
— Он любил отца?
— Да… — нехотя признала женщина. — Они много времени проводили вместе… Скажи мне, это он?
— Да, Дила… — Охотник не собирался скрывать правду. — Твой сын — некромант. И, судя по всему, достаточно сильный. Он еще ребенок и ничего не понимает, но дар уже проявил себя… Рано или поздно твой сын поймет, что обладает властью над мертвыми… Как он распорядится своим умением? Я не знаю…
— И что же мне теперь делать? — Дила не смотрела на охотника. Казалось, она разговаривает с собой. — Что делать, скажи?
— Я не знаю… — ответил Гиз, искренне сочувствуя женщине. — Я обычный охотник. Мое дело — убивать мертвых.
— Ты ведь расскажешь им! — Женщина, встревоженная только что пришедшей в голову мыслью, повысила голос, выпрямилась, повернулась к охотнику. — Расскажешь им всем! Все расскажешь! Да?
— Я просто предупрежу людей.
— Но как нам жить после этого? Что нам делать? У нас и без того не так много друзей, а уж после того, как они узнают, что я сделала… и что мой сын… мой сын… — Она закрыла лицо руками и тихо застонала. Гиз с жалостью смотрел на женщину. Ему захотелось ее приобнять, прижать к себе, успокоить. Но он пересилил себя. Сказал сухо:
— Я должен.
— Не делай этого… — Женщина плакала. — Не говори им… Я прошу тебя…
— Я должен, — повторил Гиз, мрачнея еще больше.
Дила поняла, что уговаривать охотника бесполезно. Она не хотела показывать ему свою слабость и потому встала рывком, чувствуя, как нарастающая злость сушит слезы; она стиснула кулаки, воткнув ногти в ладони, надеясь болью привести себя в чувство. Проговорила медленно, процедила сквозь зубы:
— Ты хуже мертвяка, охотник… Я жалею, что позвала тебя… — Дила подалась вперед, и Гизу показалось, что она собирается его ударить. Он зажмурился, даже не думая защищаться. Но женщина лишь несильно ткнула его пальцем в грудь:
— У тебя здесь пусто, охотник. У тебя нет сердца.
Она стремительно развернулась и вышла из холодной горницы, хлопнув дверью и оставив на полу гаснущий светильник.
Гиз какое-то время смотрел на огонек, размышляя о том, верно ли он поступит, рассказав жителям деревни обо всем, что узнал в эту ночь. Он был спокоен, злые слова Дилы нисколько его не задели.
Ну разве только совсем немного…
Он положил ладонь себе на грудь, прижал крепко, почувствовал, как бьется сердце. Сказал негромко:
— Ты сама виновата, Дила. Нельзя убивать живых, — и снова вспомнил Стража Могил…
У Стража было много правил. Некоторые были бесспорны, некоторые казались несправедливыми, а некоторые — просто глупыми.
— Нельзя топтать траву на Кладбище, — часто повторял он, сурово хмурясь. А сам, как придется, подолгу бродил по зеленым буграм могил, выискивая среди ровной травы редкие распустившиеся цветки.
Страж был одинок, и поэтому он любил разговаривать с цветами.
— Не топчите траву! — строго наказывал он своим редким гостям. — И ни в коем случае не рвите цветы на могилах! Я знаю их всех…
Страж был немного странный. Он в одинаковой степени любил все живое и все мертвое…
Осторожный рассвет запустил свои тонкие хилые щупальца в дом, растекся по стенам и потолку, понемногу вытесняя прячущуюся в углах тьму, коснулся лица охотника.
— Доброе утро, — сказал Гиз, поднимаясь. — Пора начинать охоту…
Никого не встретив, сам отперев входные двери, он вышел на крыльцо. Потянулся, глядя в сторону багровеющего востока.
Солнце вот-вот должно было взойти.
Гиз спустился с крыльца, нагнувшись, зачерпнул горсть росы, умыл ею лицо.
На дороге пока никого не было. То ли селяне опаздывали, то ли вовсе решили не приходить.
Гиз пожал плечами — он не особенно рассчитывал на их помощь. Да и какой помощи можно от них ждать?
— Придется искать самому, — сказал охотник и подошел к месту, где вечером поставил свои силки.
Ловушки на месте, конечно же, не было — ее унес на себе мертвяк. Только несколько колышков-растяжек высовывались из земли, змеей вился обрывок кожаного ремня с головой-бубенчиком, да шевелились под ветром пестрые петушиные перья.
Охотник присел, осмотрелся внимательно, читая следы.
Все произошло, как и предполагалось. Мертвяк, услышав звяканье, заметив движение, свернул к расставленным силкам. Почуял свежую кровь, шагнул в ловушку — проволока тут же спутала его ноги; большие рыболовные крючки, словно колючие семена череды, вцепились в одежду, в кожу, в мясо. Мертвяк запнулся, упал, выдрав из земли большую часть колышков. Лежа, схватил петуха, заворочался, пытаясь встать на ноги, запутался еще больше в ремнях и проволоке, еще крепче насадил себя на многочисленные острые крючья. Все же поднялся, разорвав несколько ремней, не замечая ни боли, ни мешающих двигаться пут, не обращая внимания на бренчание бубенчиков. Растерзал петуха, чуть утолив голод… А потом двинулся к избе — из раздавленных берестяных коробочек на землю сыпались просо и гречиха, отмечая его путь…
Гиз внимательно проследил, как шел мертвяк.
Тот сперва подошел к закрытым воротам двора и, должно быть, долго дергал их на себя. Потом направился к крыльцу, но почему-то на него не поднялся. Наверное, не смог одолеть лестницу — путы мешали. Покружив, потоптавшись, отправился в обход дома, пробуя каждое окно, порой пытаясь вскарабкаться на стены — Гиз нашел несколько обломившихся крючков, крепко впившихся в бревна… Так мертвяк и бродил вокруг дома почти всю ночь. А потом, чуя приближение дня, ушел.
Куда?
Просо и гречка подскажут…
— Эй, охотник! — окликнули с дороги, и Гиз поднял голову. — Мы пришли!
Восемь человек топтались у обочины, посматривая то на поднимающееся солнце, то на избу Дилы, то на Гиза. В руках они держали топоры и вилы — крестьянские орудия, ставшие на время оружием.
— Вы как раз вовремя, — сказал Гиз с такой интонацией, будто не сомневался, что подмога подойдет. — Охота уже началась… — Он узнал Эрла — хозяина постоялого двора, узнал толстого Минса и плотника Гетора, узнал вооружившегося кувалдой кузнеца и чудаковатого мужика, который при каждой встрече рассказывал одну и ту же историю о застрявшей в колодце корове… Он улыбнулся им всем, поднял руку, приветствуя, и объявил громко:
— Сегодня все кончится!
Но Гиз догадывался, куда направился мертвяк. И поэтому без особого труда находил оставленные им следы.
— Он прячется в заброшенном доме бортника, — Эрл наконец-то понял то, о чем давно подозревал охотник.
— Кажется, да, — сказал Гиз, заметив на широком листе лопуха три зернышка проса.
— Я не был там с детства, — сказал кузнец. — Мы войдем туда?
— Только если сами захотите…
Они продирались через малинник, с опаской посматривая на черную крышу, прячущуюся под кроной березы, на запертую ржавыми засовами дверь и заколоченные окна — уже такие близкие. Там, где они шли, не было даже намека на какую-то тропу. Похоже, мертвяк каждый раз возвращался в свое убежище разными дорогами. Либо же у него было несколько убежищ.
— Крыса, — сказал Эрл, наступив на хрустнувшую под ногой высохшую тушку. — Опять дохлая крыса. Почему их здесь столько, охотник? Что, мертвяк их жрет?
— Наоборот, — Гиз заметил сломанную ветку, остановился, присел, отыскал на земле зернышко гречихи, в очередной раз убедился, что они идут верной дорогой. — Это они его жрут. Грызут мертвечину, а потом дохнут… Вы знаете три главных правила охотника?
— Нет, — нестройно ответили мужики.
— Во-первых, с мертвяком нельзя разговаривать. Во-вторых, ему нельзя смотреть в глаза. И в-третьих, его нельзя касаться. Так вот — крысы нарушили третье правило. И поэтому сдохли. Только черви и мухи могут питаться плотью мертвяка. Так говорил мне Страж.
— Ты знаешь Стража? — спросил Эрл.
— Да… С самого детства…
— И какой он? Расскажи нам, — попросил кузнец.
— Он… — Гиз пожал плечами, не зная, как в двух словах описать того, о ком рассказывают легенды. — Он добрый, мудрый и немного странный…
О Страже Могил ходило множество историй — таких историй, которыми дети любят пугать друг друга темными ночами и которые так не любят взрослые. О нем вспоминали, когда собирали в последний путь умерших родственников, и это ему вместе с телом усопшего отправляли скромные подношения как плату за его заботу…
Страж Могил был единственным смотрителем единственного на весь мир Кладбища.
И никто, наверное, не знал о мертвых и о смерти больше, чем он…
Кому понадобилось рыть такой длинный подземный ход? Охотник предполагал, что эту тайну ему не узнать никогда.
— Скорей всего, мертвяк где-то там… — Гиз осторожно заглянул в квадратную дыру, бросил во тьму маленький камешек. — Здесь неглубоко…
— Я туда не полезу, — заявил Эрл. Мужики согласно кивнули. Они старались не смотреть охотнику в глаза.
— Кто-нибудь захватил фонарь, как я просил? — Гиз старался не показывать, что ему сейчас самому жутковато.
— Эй, Атис! — Эрл повернулся к рябому крестьянину, всю дорогу тащившемуся в хвосте. — Где там твои факелы?
— Вот… — Под ноги охотнику свалилась охапка коротких кольев, один конец которых был обмотан просмоленной паклей. — Полыхают ярче любого фонаря.
— Хорошо, — Гиз вытащил пару факелов, заткнул их за пояс.
— А может, нам просто завалить этот выход? — предложил кузнец. — А потом подпалим дом.
— Нужно действовать наверняка, — покачал головой Гиз. — Мертвяка необходимо убить, потом его надо вытащить наружу и отправить на Кладбище, под присмотр Стража. Иначе я не поручусь, что все прекратится. Не забывайте — некроманты повсюду ищут неупокоенные тела.
— Как скажешь, охотник, — согласился кузнец. — Но мне не очень-то хочется лезть в эту дыру.
— Если не хочешь, останься и сторожи выход.
— Сторожей здесь и без того будет много, — помедлив, ответил кузнец. — Пожалуй… — Он поднял голову, посмотрел охотнику в глаза. — Пожалуй, я отправлюсь с тобой.
— Рад слышать, — ответил Гиз. — Как твое имя, кузнец?
— Можешь называть меня Молотом. Это мое прозвище, но оно мне роднее, чем настоящее имя.
— Хорошо, Молот. Возьми факел и держись в двух шагах за моей спиной. Если я буду драться, поднимай огонь повыше. И не забывай три основных правила!.. Помнишь их?..
— Да, — кивнул кузнец. — Не разговаривать с ним, не смотреть ему в глаза и не касаться его.
— Все правильно… — Гиз готовил сухой трут — о такой роскоши, как фосфорные спички, в этой деревне даже не знали. — Еще есть желающие к нам присоединиться?
— Я… — выступил вперед Эрл, и Гиз удивленно вскинул бровь.
— Хочешь отправиться под землю? — Гиз давал Эрлу возможность отказаться. — В царство мертвых?
— Да.
— У меня не будет времени вытаскивать тебя, если ты потеряешь сознание.
— Выберусь сам.
— Я ведь еще не расплатился за комнату, Эрл? — Гиз усмехнулся. — Что ж, я не против, пойдем с нами… — Охотник повернулся к остальным мужикам, сказал: — Вы останьтесь здесь. Если к полудню мы не вернемся, закопайте этот лаз и сожгите дом.
Эрл побледнел.
Гиз покосился на него, гадая, почему бы это хозяин постоялого двора вдруг решил поучаствовать в драке.
— Всем всё ясно? — спросил охотник.
— Да, — нестройно ответили мужики.
Гиз спустил ноги в черную дыру, ухватился за корни деревьев, перевернулся на живот. Попытался ногами нащупать какую-нибудь опору внизу. Было жутко чувствовать себя подвешенным в пустоте, словно бы на границе между миром живых и миром мертвых — подземным миром. Верхняя половина тела — на свету, другая — во тьме. Представилось даже, что не лаз это в погреб, а бездонная могила, но тут ноги наткнулись на что-то твердое, и Гиз выпрямился, усилием воли отогнав все неуютные мысли. Он поднял вверх свободную руку, и кто-то из мужиков сунул ему в ладонь горящий факел. Гиз присел, осматриваясь. Сказал:
— Здесь две каменные ступени, спуск — как в обычный подвал. В самом низу — ход. И вот что я вам скажу, ребята… — Он опустил факел вниз, под ноги, разглядывая покрытые плесенью стены и неровную дыру, похожую на вход в звериную нору. — Будет здорово, если мы в нем не застрянем.
— Я всегда знал, что с этим домом что-то нечисто, — приговаривал Молот, следуя за охотником. — С самого детства меня им пугали, и я не сомневаюсь, что все эти страшные истории существуют неспроста.
— Какие страшные истории? — спросил Гиз.
— Разные… Например, о белом человеке…
— Расскажи.
— А может, потом? — жалобно попросил Эрл.
Он шел замыкающим и почти физически ощущал, как за его спиной смыкается тьма.
— Расскажи, — повторил Гиз.
— Так ведь это все знают… — на удивление охотно начал кузнец. — Иногда в подполье можно встретить белого человека. Обычно он стоит в самом дальнем и самом темном углу, отвернувшись лицом к стене. Если его увидишь, ни в коем случае нельзя кричать. А если закричишь, то он повернется… — Кузнец замолчал.
— И что тогда случится? — с интересом спросил Гиз.
— Откуда мне знать? Я ни разу не кричал.
— Ты его видел?
— Не знаю… — кузнец пожал плечами. — Я пару раз видел какую-то белую фигуру в темном углу своего подвала. Но разглядеть как-то не успевал.
— Она исчезала? — спросил Гиз.
— Нет… — ответил кузнец. — Это я исчезал. Выскакивал наружу как ошпаренный…
— И как белый человек связан с этим домом? — поинтересовался Гиз.
— Говорят, как-то связан… Откуда мне знать, это надо у старой Исты спрашивать, она все знает… Есть еще одна история…
— А может, хватит? — голос Эрла сильно дрожал.
— Действительно, хватит, — сказал Гиз.
— История интересная, — кузнец не собирался молчать, и Гиз подумал, что он специально затеял весь этот разговор, чтобы напугать и без того трясущегося от страха Эрла.
Только вот зачем? И почему Эрл решил спуститься под землю, хотя поначалу не собирался этого делать? Видимо, кузнеца и хозяина постоялого двора что-то связывало.
Дружба? Вряд ли… Скорее, соперничество. А если мужчины соперничают, то это почти наверняка означает, что причиной соперничества послужила женщина…
Гиз вспомнил, как Страж Могил, вздыхая, жаловался, что отношения живых людей всегда очень запутанны, но порой им и этого мало, и тогда они пытаются вмешивать мертвых в свои дела. «А это никогда ничем хорошим не заканчивалось», — подводил итог Страж.
— История о Веселом Голосе… — Даже если кузнецу и было сейчас страшно или тревожно, он ничем это не выказывал. — Чтобы услышать его, надо в полнолуние пробраться в заброшенный дом, сесть возле окна и три раза назвать свое имя. И тогда Веселый Голос отзовется…
— Что это за история? — фыркнул Эрл. — Признайся, ты ведь сам ее придумал? Только что. Специально, чтобы меня напугать!
— Если ты ее не слышал, это еще не значит, что ее придумал я.
— А почему бы тебе не заткнуться?
— Не нравится — не слушай… И вообще, зачем мне тебя пугать?
— Я знаю зачем! — Эрл, кажется, совсем забыл о своем страхе. Похоже, он здорово разозлился.
— Прекратите! — Гиз остановился, повернулся, хмуро оглядел своих попутчиков. — Драться будете на поверхности, если запал не пройдет. А сейчас — тихо!
Его послушались. Попробовали бы не послушаться!
— Раскудахтались тут… — пробормотал охотник, двинувшись дальше. — Как два петуха… Знать бы еще из-за какой курицы…
Сильно согнувшись, втягивая голову в плечи, они медленно пробирались вперед. Под ногами было скользко, мерзкая плесень белесо отсвечивала в свете факелов; на обшитых гнилыми досками стенах росли бледные тонконогие грибы, а с потолка пучками свисали корни, больше похожие на дохлых червей.
— Что это? — кузнец, услышав мелодичные звуки, остановился.
— Не узнаешь свою работу? — спросил Гиз. Кузнец не сразу понял, на что намекает охотник.
А когда сообразил, удивленно покачал головой:
— Честно говоря, не сильно верилось, что тебе удастся нацепить на него всю эту сбрую.
— Он сам ее на себя нацепил.
— О чем вы говорите? — шепотом спросил Эрл. — Что там за звуки?
— Это звенит мертвяк, — криво усмехнулся кузнец. — Он бродит там впереди и бренчит бубенчиками, которые я для него сделал. И знаешь зачем он это делает? Он старается тебя запугать.
— Хватит вам, — сказал Гиз и передал факел Эрлу. — Держи как следует, не вырони. Без света у нас не будет шансов. — Охотник вытащил меч из ножен, взял его обеими руками, выставил клинок перед собой.
— А мне что делать? — спросил кузнец.
— Не разговаривать, — сказал Гиз. — Не смотреть ему в глаза и не касаться его.
— Ты перечислил, что делать не следует…
— Ну, а если хочешь оказаться полезным, добавь побольше света.
— Хорошо, — сказал кузнец, зажигая еще один факел.
— Если мы сделаем все правильно, то никаких проблем не возникнет… — Охотник хотел успокоить своих напарников. Хотя бы чуть-чуть. — Мертвяк слабый и вялый, потому что некромант, который его поднял, неопытный, хоть и довольно сильный.
— Ты выяснил, кто он? — спросил Эрл.
— Поговорим об этом позже. Вам ясно, что делать?
— Светить! — ответил кузнец.
— И понятно, что не надо делать?
— Три правила. Мы помним, — сказал Эрл.
— Это самое главное, — сказал Гиз. — И самое сложное…
Он первым шагнул на звук бубенчиков, зная, что сейчас встретится лицом к лицу со своим давним страхом. И пусть этот мертвяк слаб и неуклюж — это не делает его менее жутким.
«…Если не можешь справиться со своим страхом — сделай его источником своей силы…»
— Я же все тебе рассказала. Неужели ты не понял?
— И что я должен был понять?
— Но это же ясно! Он хочет мне отомстить…
Гиз посмотрел в глаза Диле, пытаясь понять, насколько искренни ее слова, верит ли она сама в это. Покачал головой:
— Ты ошибаешься. Мертвецы ничего не хотят, и уж тем более они не помышляют о мести. Так что если тебе действительно кто-то хочет отомстить, то искать его надо среди живых.
— Что ты хочешь сказать? — нахмурилась Дила.
— Лишь то, что ты слышала… Мертвяка к твоему дому гонит какая-то внешняя сила… Сила некроманта…
Дила, широко распахнув глаза, долго смотрела в суровое лицо охотника. Потом содрогнулась, опустила голову, спросила:
— И кто же он?
— Я не знаю, — ответил Гиз. — Некромант и сам может не подозревать о своей способности поднимать мертвых. Но я почти уверен, что сейчас он находится в этом доме.
— И это могу быть я? — чуть слышно шепнула Дила.
— Да, — ответил Гиз. Женщина покачнулась:
— И что же мне делать?
— Решай сама… Я не знаю, что тебе посоветовать. Мое дело — убивать мертвых…
32
Они сидели вместе. Соприкасались спинами. Молчали.Время шло, а они не двигались.
Гиз держал меч на коленях. Дила не выпускала из рук светильник.
Вокруг них, совсем рядом — под окнами дома, за крепкими стенами — бродил их общий враг, обмотанный ремнями и проволокой. Острые зазубренные крючья глубоко вонзились в его тело, но он не ощущал боли.
Им двигало лишь одно чувство — желание попасть домой. Там была еда, а он был голоден. Но не ради еды стремился он в дом.
Просто кто-то очень хотел, чтобы он вернулся.
33
Мертвяк затих…Они не сразу заметили это. А когда заметили, то уже не могли сказать, как давно не слышат его шагов и звона бубенчиков. Вытянув шеи, стиснув кулаки, они напряженно вслушиваясь в непривычную тишину. Ждали, что вот-вот мертвяк даст о себе знать…
И вдруг где-то стукнула дверь.
Гиз мгновенно вскочил, перехватил меч. Дила вздрогнула так сильно, что стеклянный колпак светильника съехал набок.
— Слышала? — Охотник повернулся к хозяйке. Она лишь просипела что-то.
— Где это? — Гиз выхватил светильник из ее руки, поднял ею повыше.
Дила, округлив полные ужаса глаза, помотала головой, давая понять, что не знает.
— Ты же запирала за мной дверь! Я помню. Есть еще какой-нибудь вход? Со двора! Конечно, есть!
Женщина кивнула.
— Ты забыла его запереть?
— Нет… — Дила обрела голос. — Там тоже все закрыто.
— Тогда где?
— Я не знаю…
За дверью послышались частые шлепки шагов. Они приближались, становились все громче, все звонче.
Гиз занес клинок над головой, уже представляя, куда нанесет первый удар.
Дверь хлопнула, распахнулась. Дернулся огонек светильника. И звенящий детский голос, пронзительный, сильный, неожиданный, едва не сбил охотника с ног:
— Мама! Мама! Симу опять плохо! Нам страшно!
На свет выбежала крохотная растрепанная девчушка в ночной рубашке, волочащейся по полу. Сперва она увидела Гиза, не узнала его, испугалась, остолбенела. Только потом заметила Дилу, бросилась к ней:
— Мама! Сим опять плачет!
Охотник опустил меч, с ужасом представляя, что случилось бы, если б девочка вбежала в горницу молча.
Он разрубил бы ее от левой ключицы до пояса. Рассек бы на неравные половины. В одно мгновение превратил бы живого человека — ребенка! — в два куска мяса и лужу крови…
Руки охотника задрожали. Закружилась голова. Заколотилось, разгоняясь, сердце. Холодная испарина выступила на лбу, а мгновенно взмокшая спина вся покрылась мурашками.
— Это ты, Лоя… — Дила обняла девочку, крепко прижала к себе. — Ну и напугала же ты нас, дочка.
— Мама! Симу плохо! Пойдем скорей!
— Нам надо идти, охотник. — Женщина встала, подняв дочурку, повернулась к Гизу.
— Я с вами, — сказал Гиз, надеясь, что хозяйка не замечает, что с ним сейчас творится. — Мне давно уже надо было прогуляться.
34
За печкой было тесно и довольно уютно. В узкой длинной нише между печным боком и бревенчатой стеной кое-как уместились несколько полок и сбитый из досок лежак. Здесь висели связки лука и чеснока, пучки зверобоя, крапивы и ромашки, тугие мешочки с семенами. Здесь на полу лежали сухие сосновые поленья и свитки бересты для растопки.Гиз вспомнил, что в детстве ему нравились такие вот маленькие закутки; они — словно дом в доме, потайные убежища, в которых можно делать все, что угодно.
Наверняка дети любили это место за печкой…
— И часто он так себя ведет? — спросил Гиз, глядя на младшего сына Дилы, который, выгнувшись дугой, раскачивался, размахивал руками и, захлебываясь слезами и слюной, мычал что-то непонятное, нечленораздельное.
Ответила Лоя, дочка Дилы. Вместе со старшим братом она стояла возле охотника и смотрела, как мать пытается успокоить мечущегося Сима.
— Каждую ночь.
— Это ведь с ним недавно?
— Вот уже несколько дней, — ответил старший сын Дилы. Гиз попытался вспомнить, как его зовут, но не смог.
— С того дня, как пропал ваш отец?
— Да, наверное.
— Он сильно скучает?
— Да… — ответила девочка. Она хотела добавить что-то еще, но тут Дила резко к ним повернулась и закричала:
— Он же испуган! Он совсем маленький! И ничего не понимает! Чего вы от него хотите?!
— Я просто спросил, — сразу же отступил Гиз. — Не буду вам мешать, лучше вернусь в горницу.
— А можно и мы с вами? — спросил старший сын Дилы.
— Нет! — мгновенно отреагировала хозяйка.
— Нет, — пробормотал охотник. — Оставайтесь здесь, с мамой. И ничего не бойтесь… — Он пятился.
Он только что увидел неподвижные тусклые глаза ребенка, что бился у Дилы на руках.
Мертвые глаза…
— Мне нечего здесь делать… — бормотал Гиз. — Скоро утро… Скоро все кончится…
В уютном закутке за печкой было слишком холодно.
35
Перед самым рассветом Дила пришла снова. Она поставила светильник на пол, присела на угол сундука.— Ну как он? — спросил Гиз, подвинув закутанные в овчину ноги.
— Успокоился.
— Заснул?
— Заснул.
— А дети?
— Тоже легли.
— Тоже спят?
— Кажется, да.
— Ну а ты?
— А я не могу… — Она обхватила голову руками, ссутулилась, глядя в пол. Сказала негромко, неуверенно, словно сама еще не решила, хочет ли услышать ответ: — Скажи, охотник, это он?
— О чем ты? — Гиз сделал вид, что не понял, о чем говорит женщина.
— Это мой сын? Это Сим поднял мертвеца? Гиз помолчал. Спросил:
— Он любил отца?
— Да… — нехотя признала женщина. — Они много времени проводили вместе… Скажи мне, это он?
— Да, Дила… — Охотник не собирался скрывать правду. — Твой сын — некромант. И, судя по всему, достаточно сильный. Он еще ребенок и ничего не понимает, но дар уже проявил себя… Рано или поздно твой сын поймет, что обладает властью над мертвыми… Как он распорядится своим умением? Я не знаю…
— И что же мне теперь делать? — Дила не смотрела на охотника. Казалось, она разговаривает с собой. — Что делать, скажи?
— Я не знаю… — ответил Гиз, искренне сочувствуя женщине. — Я обычный охотник. Мое дело — убивать мертвых.
— Ты ведь расскажешь им! — Женщина, встревоженная только что пришедшей в голову мыслью, повысила голос, выпрямилась, повернулась к охотнику. — Расскажешь им всем! Все расскажешь! Да?
— Я просто предупрежу людей.
— Но как нам жить после этого? Что нам делать? У нас и без того не так много друзей, а уж после того, как они узнают, что я сделала… и что мой сын… мой сын… — Она закрыла лицо руками и тихо застонала. Гиз с жалостью смотрел на женщину. Ему захотелось ее приобнять, прижать к себе, успокоить. Но он пересилил себя. Сказал сухо:
— Я должен.
— Не делай этого… — Женщина плакала. — Не говори им… Я прошу тебя…
— Я должен, — повторил Гиз, мрачнея еще больше.
Дила поняла, что уговаривать охотника бесполезно. Она не хотела показывать ему свою слабость и потому встала рывком, чувствуя, как нарастающая злость сушит слезы; она стиснула кулаки, воткнув ногти в ладони, надеясь болью привести себя в чувство. Проговорила медленно, процедила сквозь зубы:
— Ты хуже мертвяка, охотник… Я жалею, что позвала тебя… — Дила подалась вперед, и Гизу показалось, что она собирается его ударить. Он зажмурился, даже не думая защищаться. Но женщина лишь несильно ткнула его пальцем в грудь:
— У тебя здесь пусто, охотник. У тебя нет сердца.
Она стремительно развернулась и вышла из холодной горницы, хлопнув дверью и оставив на полу гаснущий светильник.
Гиз какое-то время смотрел на огонек, размышляя о том, верно ли он поступит, рассказав жителям деревни обо всем, что узнал в эту ночь. Он был спокоен, злые слова Дилы нисколько его не задели.
Ну разве только совсем немного…
Он положил ладонь себе на грудь, прижал крепко, почувствовал, как бьется сердце. Сказал негромко:
— Ты сама виновата, Дила. Нельзя убивать живых, — и снова вспомнил Стража Могил…
36
— Нельзя умерщвлять живых, — любил приговаривать Страж. — И нельзя оживлять мертвых. Убийцы и некроманты — люди, которые нарушают эти правила, — поступают одинаково плохо…У Стража было много правил. Некоторые были бесспорны, некоторые казались несправедливыми, а некоторые — просто глупыми.
— Нельзя топтать траву на Кладбище, — часто повторял он, сурово хмурясь. А сам, как придется, подолгу бродил по зеленым буграм могил, выискивая среди ровной травы редкие распустившиеся цветки.
Страж был одинок, и поэтому он любил разговаривать с цветами.
— Не топчите траву! — строго наказывал он своим редким гостям. — И ни в коем случае не рвите цветы на могилах! Я знаю их всех…
Страж был немного странный. Он в одинаковой степени любил все живое и все мертвое…
37
Ночь кончилась, когда погас светильник.Осторожный рассвет запустил свои тонкие хилые щупальца в дом, растекся по стенам и потолку, понемногу вытесняя прячущуюся в углах тьму, коснулся лица охотника.
— Доброе утро, — сказал Гиз, поднимаясь. — Пора начинать охоту…
Никого не встретив, сам отперев входные двери, он вышел на крыльцо. Потянулся, глядя в сторону багровеющего востока.
Солнце вот-вот должно было взойти.
Гиз спустился с крыльца, нагнувшись, зачерпнул горсть росы, умыл ею лицо.
На дороге пока никого не было. То ли селяне опаздывали, то ли вовсе решили не приходить.
Гиз пожал плечами — он не особенно рассчитывал на их помощь. Да и какой помощи можно от них ждать?
— Придется искать самому, — сказал охотник и подошел к месту, где вечером поставил свои силки.
Ловушки на месте, конечно же, не было — ее унес на себе мертвяк. Только несколько колышков-растяжек высовывались из земли, змеей вился обрывок кожаного ремня с головой-бубенчиком, да шевелились под ветром пестрые петушиные перья.
Охотник присел, осмотрелся внимательно, читая следы.
Все произошло, как и предполагалось. Мертвяк, услышав звяканье, заметив движение, свернул к расставленным силкам. Почуял свежую кровь, шагнул в ловушку — проволока тут же спутала его ноги; большие рыболовные крючки, словно колючие семена череды, вцепились в одежду, в кожу, в мясо. Мертвяк запнулся, упал, выдрав из земли большую часть колышков. Лежа, схватил петуха, заворочался, пытаясь встать на ноги, запутался еще больше в ремнях и проволоке, еще крепче насадил себя на многочисленные острые крючья. Все же поднялся, разорвав несколько ремней, не замечая ни боли, ни мешающих двигаться пут, не обращая внимания на бренчание бубенчиков. Растерзал петуха, чуть утолив голод… А потом двинулся к избе — из раздавленных берестяных коробочек на землю сыпались просо и гречиха, отмечая его путь…
Гиз внимательно проследил, как шел мертвяк.
Тот сперва подошел к закрытым воротам двора и, должно быть, долго дергал их на себя. Потом направился к крыльцу, но почему-то на него не поднялся. Наверное, не смог одолеть лестницу — путы мешали. Покружив, потоптавшись, отправился в обход дома, пробуя каждое окно, порой пытаясь вскарабкаться на стены — Гиз нашел несколько обломившихся крючков, крепко впившихся в бревна… Так мертвяк и бродил вокруг дома почти всю ночь. А потом, чуя приближение дня, ушел.
Куда?
Просо и гречка подскажут…
— Эй, охотник! — окликнули с дороги, и Гиз поднял голову. — Мы пришли!
Восемь человек топтались у обочины, посматривая то на поднимающееся солнце, то на избу Дилы, то на Гиза. В руках они держали топоры и вилы — крестьянские орудия, ставшие на время оружием.
— Вы как раз вовремя, — сказал Гиз с такой интонацией, будто не сомневался, что подмога подойдет. — Охота уже началась… — Он узнал Эрла — хозяина постоялого двора, узнал толстого Минса и плотника Гетора, узнал вооружившегося кувалдой кузнеца и чудаковатого мужика, который при каждой встрече рассказывал одну и ту же историю о застрявшей в колодце корове… Он улыбнулся им всем, поднял руку, приветствуя, и объявил громко:
— Сегодня все кончится!
38
Выглядеть крупу в пыли и траве было непросто. Большую часть проса и гречки мертвяк рассыпал, расхаживая вокруг избы Дилы. Под утро берестяные коробочки опустели почти полностью, и отдельные крупинки сыпались лишь тогда, когда мертвяк спотыкался или цеплялся за что-нибудь свободными, волочащимися по земле концами своих пут.Но Гиз догадывался, куда направился мертвяк. И поэтому без особого труда находил оставленные им следы.
— Он прячется в заброшенном доме бортника, — Эрл наконец-то понял то, о чем давно подозревал охотник.
— Кажется, да, — сказал Гиз, заметив на широком листе лопуха три зернышка проса.
— Я не был там с детства, — сказал кузнец. — Мы войдем туда?
— Только если сами захотите…
Они продирались через малинник, с опаской посматривая на черную крышу, прячущуюся под кроной березы, на запертую ржавыми засовами дверь и заколоченные окна — уже такие близкие. Там, где они шли, не было даже намека на какую-то тропу. Похоже, мертвяк каждый раз возвращался в свое убежище разными дорогами. Либо же у него было несколько убежищ.
— Крыса, — сказал Эрл, наступив на хрустнувшую под ногой высохшую тушку. — Опять дохлая крыса. Почему их здесь столько, охотник? Что, мертвяк их жрет?
— Наоборот, — Гиз заметил сломанную ветку, остановился, присел, отыскал на земле зернышко гречихи, в очередной раз убедился, что они идут верной дорогой. — Это они его жрут. Грызут мертвечину, а потом дохнут… Вы знаете три главных правила охотника?
— Нет, — нестройно ответили мужики.
— Во-первых, с мертвяком нельзя разговаривать. Во-вторых, ему нельзя смотреть в глаза. И в-третьих, его нельзя касаться. Так вот — крысы нарушили третье правило. И поэтому сдохли. Только черви и мухи могут питаться плотью мертвяка. Так говорил мне Страж.
— Ты знаешь Стража? — спросил Эрл.
— Да… С самого детства…
— И какой он? Расскажи нам, — попросил кузнец.
— Он… — Гиз пожал плечами, не зная, как в двух словах описать того, о ком рассказывают легенды. — Он добрый, мудрый и немного странный…
39
Мало кто видел Стража Могил. По крайней мере, при жизни. Мало кто знал, как он выглядит. И мало кто мог похвастаться, что разговаривал с ним…О Страже Могил ходило множество историй — таких историй, которыми дети любят пугать друг друга темными ночами и которые так не любят взрослые. О нем вспоминали, когда собирали в последний путь умерших родственников, и это ему вместе с телом усопшего отправляли скромные подношения как плату за его заботу…
Страж Могил был единственным смотрителем единственного на весь мир Кладбища.
И никто, наверное, не знал о мертвых и о смерти больше, чем он…
40
Не было ничего удивительного в том, что этот вход в подпол заброшенного дома никто раньше не обнаруживал. Черная квадратная дыра, ведущая под землю, пряталась меж корней березы. Все подступы к ней заросли крапивой и колючей, словно шиповник, малиной. Дыра больше походила на остатки колодезного сруба, нежели на вход в подвал. И располагалась она на довольно большом расстоянии от самой избы…Кому понадобилось рыть такой длинный подземный ход? Охотник предполагал, что эту тайну ему не узнать никогда.
— Скорей всего, мертвяк где-то там… — Гиз осторожно заглянул в квадратную дыру, бросил во тьму маленький камешек. — Здесь неглубоко…
— Я туда не полезу, — заявил Эрл. Мужики согласно кивнули. Они старались не смотреть охотнику в глаза.
— Кто-нибудь захватил фонарь, как я просил? — Гиз старался не показывать, что ему сейчас самому жутковато.
— Эй, Атис! — Эрл повернулся к рябому крестьянину, всю дорогу тащившемуся в хвосте. — Где там твои факелы?
— Вот… — Под ноги охотнику свалилась охапка коротких кольев, один конец которых был обмотан просмоленной паклей. — Полыхают ярче любого фонаря.
— Хорошо, — Гиз вытащил пару факелов, заткнул их за пояс.
— А может, нам просто завалить этот выход? — предложил кузнец. — А потом подпалим дом.
— Нужно действовать наверняка, — покачал головой Гиз. — Мертвяка необходимо убить, потом его надо вытащить наружу и отправить на Кладбище, под присмотр Стража. Иначе я не поручусь, что все прекратится. Не забывайте — некроманты повсюду ищут неупокоенные тела.
— Как скажешь, охотник, — согласился кузнец. — Но мне не очень-то хочется лезть в эту дыру.
— Если не хочешь, останься и сторожи выход.
— Сторожей здесь и без того будет много, — помедлив, ответил кузнец. — Пожалуй… — Он поднял голову, посмотрел охотнику в глаза. — Пожалуй, я отправлюсь с тобой.
— Рад слышать, — ответил Гиз. — Как твое имя, кузнец?
— Можешь называть меня Молотом. Это мое прозвище, но оно мне роднее, чем настоящее имя.
— Хорошо, Молот. Возьми факел и держись в двух шагах за моей спиной. Если я буду драться, поднимай огонь повыше. И не забывай три основных правила!.. Помнишь их?..
— Да, — кивнул кузнец. — Не разговаривать с ним, не смотреть ему в глаза и не касаться его.
— Все правильно… — Гиз готовил сухой трут — о такой роскоши, как фосфорные спички, в этой деревне даже не знали. — Еще есть желающие к нам присоединиться?
— Я… — выступил вперед Эрл, и Гиз удивленно вскинул бровь.
— Хочешь отправиться под землю? — Гиз давал Эрлу возможность отказаться. — В царство мертвых?
— Да.
— У меня не будет времени вытаскивать тебя, если ты потеряешь сознание.
— Выберусь сам.
— Я ведь еще не расплатился за комнату, Эрл? — Гиз усмехнулся. — Что ж, я не против, пойдем с нами… — Охотник повернулся к остальным мужикам, сказал: — Вы останьтесь здесь. Если к полудню мы не вернемся, закопайте этот лаз и сожгите дом.
Эрл побледнел.
Гиз покосился на него, гадая, почему бы это хозяин постоялого двора вдруг решил поучаствовать в драке.
— Всем всё ясно? — спросил охотник.
— Да, — нестройно ответили мужики.
Гиз спустил ноги в черную дыру, ухватился за корни деревьев, перевернулся на живот. Попытался ногами нащупать какую-нибудь опору внизу. Было жутко чувствовать себя подвешенным в пустоте, словно бы на границе между миром живых и миром мертвых — подземным миром. Верхняя половина тела — на свету, другая — во тьме. Представилось даже, что не лаз это в погреб, а бездонная могила, но тут ноги наткнулись на что-то твердое, и Гиз выпрямился, усилием воли отогнав все неуютные мысли. Он поднял вверх свободную руку, и кто-то из мужиков сунул ему в ладонь горящий факел. Гиз присел, осматриваясь. Сказал:
— Здесь две каменные ступени, спуск — как в обычный подвал. В самом низу — ход. И вот что я вам скажу, ребята… — Он опустил факел вниз, под ноги, разглядывая покрытые плесенью стены и неровную дыру, похожую на вход в звериную нору. — Будет здорово, если мы в нем не застрянем.
41
Первые несколько метров они ползли на коленях. Потом потолок чуть поднялся или это пол опустился — и они смогли встать на ноги.— Я всегда знал, что с этим домом что-то нечисто, — приговаривал Молот, следуя за охотником. — С самого детства меня им пугали, и я не сомневаюсь, что все эти страшные истории существуют неспроста.
— Какие страшные истории? — спросил Гиз.
— Разные… Например, о белом человеке…
— Расскажи.
— А может, потом? — жалобно попросил Эрл.
Он шел замыкающим и почти физически ощущал, как за его спиной смыкается тьма.
— Расскажи, — повторил Гиз.
— Так ведь это все знают… — на удивление охотно начал кузнец. — Иногда в подполье можно встретить белого человека. Обычно он стоит в самом дальнем и самом темном углу, отвернувшись лицом к стене. Если его увидишь, ни в коем случае нельзя кричать. А если закричишь, то он повернется… — Кузнец замолчал.
— И что тогда случится? — с интересом спросил Гиз.
— Откуда мне знать? Я ни разу не кричал.
— Ты его видел?
— Не знаю… — кузнец пожал плечами. — Я пару раз видел какую-то белую фигуру в темном углу своего подвала. Но разглядеть как-то не успевал.
— Она исчезала? — спросил Гиз.
— Нет… — ответил кузнец. — Это я исчезал. Выскакивал наружу как ошпаренный…
— И как белый человек связан с этим домом? — поинтересовался Гиз.
— Говорят, как-то связан… Откуда мне знать, это надо у старой Исты спрашивать, она все знает… Есть еще одна история…
— А может, хватит? — голос Эрла сильно дрожал.
— Действительно, хватит, — сказал Гиз.
— История интересная, — кузнец не собирался молчать, и Гиз подумал, что он специально затеял весь этот разговор, чтобы напугать и без того трясущегося от страха Эрла.
Только вот зачем? И почему Эрл решил спуститься под землю, хотя поначалу не собирался этого делать? Видимо, кузнеца и хозяина постоялого двора что-то связывало.
Дружба? Вряд ли… Скорее, соперничество. А если мужчины соперничают, то это почти наверняка означает, что причиной соперничества послужила женщина…
Гиз вспомнил, как Страж Могил, вздыхая, жаловался, что отношения живых людей всегда очень запутанны, но порой им и этого мало, и тогда они пытаются вмешивать мертвых в свои дела. «А это никогда ничем хорошим не заканчивалось», — подводил итог Страж.
— История о Веселом Голосе… — Даже если кузнецу и было сейчас страшно или тревожно, он ничем это не выказывал. — Чтобы услышать его, надо в полнолуние пробраться в заброшенный дом, сесть возле окна и три раза назвать свое имя. И тогда Веселый Голос отзовется…
— Что это за история? — фыркнул Эрл. — Признайся, ты ведь сам ее придумал? Только что. Специально, чтобы меня напугать!
— Если ты ее не слышал, это еще не значит, что ее придумал я.
— А почему бы тебе не заткнуться?
— Не нравится — не слушай… И вообще, зачем мне тебя пугать?
— Я знаю зачем! — Эрл, кажется, совсем забыл о своем страхе. Похоже, он здорово разозлился.
— Прекратите! — Гиз остановился, повернулся, хмуро оглядел своих попутчиков. — Драться будете на поверхности, если запал не пройдет. А сейчас — тихо!
Его послушались. Попробовали бы не послушаться!
— Раскудахтались тут… — пробормотал охотник, двинувшись дальше. — Как два петуха… Знать бы еще из-за какой курицы…
Сильно согнувшись, втягивая голову в плечи, они медленно пробирались вперед. Под ногами было скользко, мерзкая плесень белесо отсвечивала в свете факелов; на обшитых гнилыми досками стенах росли бледные тонконогие грибы, а с потолка пучками свисали корни, больше похожие на дохлых червей.
42
О том, что мертвяк рядом, их предупредил тихий звон бубенчиков.— Что это? — кузнец, услышав мелодичные звуки, остановился.
— Не узнаешь свою работу? — спросил Гиз. Кузнец не сразу понял, на что намекает охотник.
А когда сообразил, удивленно покачал головой:
— Честно говоря, не сильно верилось, что тебе удастся нацепить на него всю эту сбрую.
— Он сам ее на себя нацепил.
— О чем вы говорите? — шепотом спросил Эрл. — Что там за звуки?
— Это звенит мертвяк, — криво усмехнулся кузнец. — Он бродит там впереди и бренчит бубенчиками, которые я для него сделал. И знаешь зачем он это делает? Он старается тебя запугать.
— Хватит вам, — сказал Гиз и передал факел Эрлу. — Держи как следует, не вырони. Без света у нас не будет шансов. — Охотник вытащил меч из ножен, взял его обеими руками, выставил клинок перед собой.
— А мне что делать? — спросил кузнец.
— Не разговаривать, — сказал Гиз. — Не смотреть ему в глаза и не касаться его.
— Ты перечислил, что делать не следует…
— Ну, а если хочешь оказаться полезным, добавь побольше света.
— Хорошо, — сказал кузнец, зажигая еще один факел.
— Если мы сделаем все правильно, то никаких проблем не возникнет… — Охотник хотел успокоить своих напарников. Хотя бы чуть-чуть. — Мертвяк слабый и вялый, потому что некромант, который его поднял, неопытный, хоть и довольно сильный.
— Ты выяснил, кто он? — спросил Эрл.
— Поговорим об этом позже. Вам ясно, что делать?
— Светить! — ответил кузнец.
— И понятно, что не надо делать?
— Три правила. Мы помним, — сказал Эрл.
— Это самое главное, — сказал Гиз. — И самое сложное…
Он первым шагнул на звук бубенчиков, зная, что сейчас встретится лицом к лицу со своим давним страхом. И пусть этот мертвяк слаб и неуклюж — это не делает его менее жутким.
«…Если не можешь справиться со своим страхом — сделай его источником своей силы…»