— Да мы и к сырой готовы отнестись точно так же, как твоя Усь, — сказал Огерт.
   Нелти улыбнулась, и Гиз подумал, что так — спокойно, понимающе и чуть грустно — умеет улыбаться только она, его не родная сестра, его детская приятельница и тайная мальчишечья любовь.
   — Послушай, Огерт, — охотник отвел взгляд в сторону, — ты когда-нибудь хотел вернуться домой?
   — Нет, — холодно ответил разом помрачневший некромант.
   — Ты так их и не простил?
   — Я просто о них забыл. Как они сами того хотели.
   — А может, вернемся? Втроем. Дружной компанией. Как когда-то…
   Огерт молчал угрюмо, строгал тесаком деревяшки. А Гиз продолжал:
   — Пускай не сейчас. Может, на обратном пути. Наша деревня рядом. Заглянем на минуту. Просто проедем через нее. Неужели ты не хочешь увидеть родные места? Дом, знакомых, родственников?
   Огерт зло глянул на Гиза, процедил сквозь зубы:
   — Порой мне кажется, что я понимаю некромантов. Их злобу, их ненависть. Разве могут они быть иными, когда весь мир настроен против них? Когда другие люди сперва изгоняют их, а потом начинают охотиться? Разве можно остаться человеком, если окружающие считают, что ты хуже убийцы, хуже самого страшного зверя? Мы несем двойное проклятие…
   — Успокойся… — Гиз поднялся рывком, шагнул к брату, крепко сжал его плечо, слегка встряхнул. — Успокойся. Мы с тобой. Мы вместе. Как раньше… Как всегда…
   Нелти отложила нож, быстро вытерла руки об одежду, подошла к друзьям, обняла их, прижалась к ним. Она была горячая, словно печь, и от нее пахло рыбой.
   — Это все дар… — Огерт обмяк. — Не слушайте меня… Чушь несу… Не обращайте внимания… Я справлюсь… Я выдержу… Я — человек…
15
   От них отреклись родители. От них отвернулись товарищи.
   Их отвергли, а потом и вовсе изгнали…
   Но это случилось не сразу.
   Они вернулись в деревню ровно через две недели после страшной битвы с мертвяком.
   Их не ждали, их уже оплакали.
   Обнявшись, они медленно брели по дороге. Уставший Гиз вел ослепшую Нелти и помогал идти колченогому Огерту. Удивленные селяне выглядывали из окон, выходили на улицу, провожали их взглядами, боясь приблизиться и не решаясь помочь.
   Не мертвяки ли ковыляют через деревню?..
   Об исчезновении детей знали все. А вскоре подвыпивший Рон разболтал о мертвеце, валяющемся за крепостной стеной, и обмолвился, что Огерт, Гиз и Нелти собирались к нему. Рон даже вызвался показать дорогу, но никто из взрослых не посмел нарушить запреты Короля и Стража Могил, никто не осмелился потревожить покой Кладбища.
   Дети погибли — так решили все…
   Но они вернулись. Искалеченные, но живые. Повзрослевшие. Изменившиеся.
   Они вернулись и рассказали о схватке с ожившим мертвецом, о том, как все же одолели его, но едва не погибли, и как очнулись в чужом доме и увидели незнакомого старика.
   Страж Могил подобрал их и выходил…
   Рассказанная детьми история быстро разошлась по всей округе. Из окрестных деревень приходили . люди, чтобы посмотреть на маленьких героев. А те, смущаясь такого внимания, прятались на сеновалах и в сараях.
   Нелти стеснялась своей слепоты. Огерт не хотел, чтобы его жалели. А Гиз не любил, когда в его сторону тыкали пальцем.
   Но однажды все изменилось.
   Забредший в деревню охотник на мертвяков потребовал, чтобы ему показали малолетних героев. Он был стар и сед, но синие глаза его были чисты, словно весеннее небо, а голос был громок, будто летний гром. Когда к нему подвели трех детей, он внимательно их осмотрел, наклонив голову, словно к чему-то прислушиваясь, а потом взял Огерта за руку, сжал крепко и через пару мгновений объявил собравшимся людям, что мальчишка обладает проклятым даром. Он и в Нелти почуял нечто странное, и Гиз ему чем-то не понравился. Он сказал, что обычные дети не сумели бы одолеть мертвяка.
   Он знал, что говорил, и ему поверили…
   Еще целый год Огерт, Гиз и Нелти жили в родной деревне. И с каждым днем жизнь их становилась все хуже. Их избегали, с ними не разговаривали. Когда они выходили на улицу, то слышали в свой адрес ругань и проклятия. Порой в их сторону летели камни. На них натравливали собак. Их норовили сбить лошадьми. Несколько раз кто-то поджигал их дома.
   Если случалось какое-то несчастье — кто-нибудь заболевал сильно, или коровы переставали доиться, или погода портилась во время сенокоса, — во всем винили Огерта и его друзей. Даже родители отвернулись от них.
   «Мой младший сын умер, — сказал однажды Огерту отец. — Мы оплакали его».
   Кто-то из недоброжелателей стал распускать слухи, что по ночам на деревенской улице можно встретить недоношенного ребенка-мертвяка. Якобы проходящая мимо брюхатая нищенка разродилась в поле мертвым дитем, бросила безжизненное тельце, надеясь, что его сожрут лисы и вороны, но Огерт-некромант нашел его раньше, спрятал где-то и теперь каждую ночь возвращает к жизни уродливое существо, и оно на коротких кривых ногах бродит по деревне, путаясь в собственной пуповине, царапая двери, пытаясь дотянуться до открытых окон.
   Нашлись люди, утверждающие, что лично встречали страшного младенца.
   А когда умер бондарь Нолт, его родня объявила, что за несколько дней перед смертью он жаловался, будто ночами к нему приходит кто-то невысокий и тяжелый, наваливается сверху и душит…
   Ранним утром в третий день солнцестояния, когда, согласно народной молве, некроманты почти лишаются своей силы, толпа крестьян окружила дом родителей Огерта. Вооружившиеся топорами, косами и вилами люди молчали и старались не смотреть друг на друга. Они словно понимали, что делают нечистое дело. Но и терпеть соседа-некроманта, пусть даже и мальчишку, они больше не могли.
   Огерт вышел к ним. Один. Его родители были в толпе Он заговорил с людьми, но его не хотели слушать. Он, опираясь на костыль, сошел с крыльца и направился к односельчанам, но его встретили острые жала вил и рогатин. Люди отгородились от него.
   Увесистый булыжник вылетел из толпы и ударил Огерта в грудь. Мальчишка, задохнувшись, покачнулся. И гнев черной пеленой застил глаза. Огерт закричал что-то, захрипел, чувствуя, как волна холода поднимается от живота к сердцу, швырнул костыль в своих врагов и шагнул прямо на железные острия. Он даже почти не хромал. И люди, испугавшись, попятились.
   Только два человека, обнявшись, шагнули Огерту навстречу. Два человечка. Гиз и Нелти. Они встали рядом с ним и крепко взяли его ледяные руки. «Успокойся… — сказал Гиз. — Мы с тобой… Мы вместе…» И маленький некромант успокоился…
   В тот самый день они собрались и ушли из родной деревни. И далеко за околицей друзья взрезали тонкие ладони тесаком Огерта, смешали кровь и поклялись, что теперь они — два брата и сестра.
   А потом, чуть отдохнув, они продолжили нелегкий путь к Кладбищу… Огерт, Гиз и Нелти возвращались к человеку, который уже спас их однажды и которого они договорились называть отцом.
16
   — Где ты был, Огерт? — спросила Нелти за ужином.
   Перед тем, как приступить к еде, они подвинули стол ближе к печи, и огонь стал четвертым сотрапезником. Угощение было небогатое: рыба, кусок черствой лепешки, которую Гиз, сам того не ожидая, нашел на дне сумки, и пахнущая шиповником вода из фляжки. Но друзья и этим были довольны…
   — Бродил по всему миру, — отозвался Огерт.
   Толстые стены, ставни на окнах и крепкие двери давали чувство защищенности. В полумраке не было видно той разрухи, что царила в комнате. Мурлыкающая кошка, жужжащая под потолком муха и потрескивающий огонь создавали уют. Было спокойно, и даже Гиз на время забыл, что на улице, буквально в нескольких шагах, прячется от кого-то в ночи армия мертвяков.
   — Я не о том… — покачала головой Нелти. — Где ты был последние дни?
   — Трясся в телеге, — Огерт скривил губы. — Безжизненный, словно столб.
   — Ты разговаривал. Иногда шевелился. Порой глаза открывал.
   — И что же я говорил? — Огерт и сам хотел выяснить, что происходит с ним в периоды беспамятства.
   — Не разобрать. Бормотал что-то быстро. Бессмыслицу какую-то.
   — Что, совсем непонятно?
   — Ну… — пожала плечами Нелти. — Разве только отдельные слова… Я не уверена…
   — Тебя что-то смущает, сестра? — Огерт почувствовал нерешительность собирательницы. — Говори, в чем дело?
   Гиз перестал есть, внимательно посмотрел на Нелти, перевел взгляд на Огерта. Какое-то неприятное ощущение засело под сердцем. Предчувствие чего-то нехорошего.
   — Не знаю… Мне показалось… Показалось, что ты называл имя… Несколько раз…
   — Какое имя, сестра?
   — То самое имя… Имя Проклятого… Они застыли.
   Уютная тишина сразу сделалась зловещей, а полумрак наполнился черными тенями призраков.
   — Ты уверена? — нахмурился Огерт. —Нет.
   — Почему тогда ты говоришь мне это?
   — Потому что я сама… Никак не могу избавиться… Я слышу его… Слышу имя… Иногда… Часто…
   Гиз крепко сжал кулаки. Ему представилось, что сейчас он — втроем, вместе — провалится в свой вечный кошмар.
   «…Кхутул. Запомните это имя. Это все, что я прошу…»
   Гиз ударил себя в плечо — больно ударил, костяшками, с размаху, — вскочил, швырнул стул в колышущийся мрак комнаты, выхватил светящийся клинок.
   «…Кхутул…»
   — Что ты видишь, брат? — Нелти вперила в него слепые глаза.
   — Ту схватку… — прохрипел Гиз, борясь с давними страхами. — Мой первый настоящий бой… Почти каждую ночь… Вижу. Все чаще. Все ясней. И будто не сон уже это. Не прошлое. А словно наше будущее. То, чему только предстоит свершится…
   — Но мы же убили его! — воскликнула Нелти.
   — И он давно похоронен! — не сдержался Огерт.
   — А если он вернулся?.. — прошептал Гиз. — Или вот-вот вернется?.. — Охотник вытянул перед собой руку с мечом. Рука дрожала. — Не потому ли позвал нас Страж?..
17
   Они все же уснули.
   По лошадиному всхрапывал растянувшийся на полу Огерт, тихо посапывала Нелти, с кошкой в обнимку устроившаяся на лавке возле печи, беспокойно ворочался на широком рундуке возле входа Гиз…
   Огонь погас. Остыли, затянулись пеплом угли.
   В избе стало совсем темно.
   Лишь наделенный душой клинок светился во тьме, словно осиновая гнилушка.
18
   — Привет, малыш, — светящееся лицо склонилось над ним. — Извини, если будет больно… — Горячие руки коснулись его, качнулось небо, и сразу закружилась голова. — Терпи, малыш, держись… Не кричи… Здесь не надо кричать… Все кончилось… Так что спи… Набирайся сил… Они тебе еще пригодятся…
   Его несли.
   Значит, все уже хорошо.
   И больше не надо драться.
   Теперь можно разжать кулаки.
   Можно закрыть глаза и наслаждаться слабостью.
   Но где Нелти? Где Огерт?..
   — Тихо, малыш, тихо. Все в порядке. И с твоими друзьями все в порядке. Ни о чем не волнуйся. Спи. Я о вас позабочусь. О всех вас… О всех…
   Страж Могил баюкал ребенка…
   Не так уж и плохо заканчивался кошмар Гиза.
19
   Охотник проснулся улыбаясь. Приподнялся, потянулся так, что хрустнули позвонки, задел ногой меч, уронил его, выругался.
   — Не шуми, — тотчас зашипел из полумрака Огерт.
   — А что? — насторожился Гиз.
   — Нелти спит…
   Было раннее утро — серое время, не принадлежащее ни ночи, ни дню.
   — Я уже давно не сплю, — отозвалась Нелти. — Просто лежу тихо, чтоб вас не разбудить.
   — Так ведь и я… — завозился на полу Огерт. — Мерзну тут… Лишний раз кашлянуть боюсь.
   — Вот и лежали до самого восхода, — Нелти засмеялась. — А у меня нога уже затекла. Совсем ее не чувствую.
   — У меня тоже затекла, — сказал Огерт. — Только очень давно. Совсем занемела.
   — Как спалось, сестра? — спросил Гиз, зевая.
   — Хорошо. Видела во сне Стража.
   — Я тоже.
   — А я ничего не видел, — сказал Огерт. — Только закрыл глаза — и вот уже утро…
   Они не торопились вставать. Завтракать все равно было нечем, а в путь отправляться вроде бы рано еще.
   — Как там твои мертвяки, брат? — спросил Гиз. — На месте или ушли? Мы-то когда двинемся?
   — Мои мертвяки?
   — Ну да. Полная деревня мертвяков.
   — Эта деревня?
   — Здесь?
   — Ты что, шутки шутишь?
   — Нет, — покачал головой Огерт. — Не помню никаких мертвяков.
   — Ну как же? Ты же сам сказал, чтобы мы шли вперед, и добавил, что они нас не тронут.
   — Когда?
   — Вчера!
   — Постой!.. — Огерт сел, скрестив ноги. Лица его в полумраке не было видно, но Гиз не сомневался, что брат сейчас хмурится, усиленно что-то вспоминая, роясь в памяти, словно в набитом тряпками мешке. — Да… Конечно же… — В голосе некроманта уверенности не слышалось. — Помню… Сонные мертвяки…
   — Какие? — переспросил Гиз.
   — Сонные, — повторил Огерт чуть увереннее.
   — Ты что же, забыл, что с нами было вчера? — спросила Нелти.
   — Ну… Со мной бывает такое… Особенно если я устал… — Огерт тряхнул головой. — Но сейчас все в порядке. Я вспомнил.
   — Так что там с твоими сонными мертвяками? — вернулся к вопросу Гиз.
   — Нам они не помеха.
   — А бой, о котором ты нас предупреждал?
   — Какой бой?
   — Ну вот! — Гиз хлопнул по железной крышке рундука ладонью. — Опять!
   — Бой… — пробормотал Огерт, растирая кулаками виски. — Впереди был бой… Действительно… Потому-то мы здесь и заночевали…
   — Видно, ты еще не совсем проснулся, брат, — хмыкнул Гиз. — Ты какой-то… сонный…
   Огерт взглянул на охотника, кивнул рассеянно:
   — Наверное… — Некромант и сам хотел бы поверить в такое объяснение пугающих приступов беспамятства. — Наверное, я просто еще не проснулся…
20
   Мертвяки никуда не делись. Они по-прежнему стояли на своих местах и вроде бы даже в тех же позах, что и вчера.
   — Сонные… — пробормотал Гиз, выводя со двора жеребца и посматривая в сторону ворот, где застыли три зловещие фигуры в крестьянских рубахах. — Уж лучше бы просто мертвые… Совсем мертвые…
   Из дома вышли Огерт и Нелти; помогая друг другу, спустились с крыльца.
   — Они даже не шевелятся, брат, — сказал Гиз. — Это ты их так обработал?
   — Нет, — Огерт допрыгал до телеги, перевалился через борт, подхватил Нелти под локоть, помог ей забраться в повозку. — Это не моя работа. Они сами по себе такие.
   — А что с ними? — Охотник бросил в телегу подобранные во дворе вилы — оружие не ахти какое, но, при определенной сноровке, весьма полезное в схватках с мертвецами.
   — Да ничего особенного. Какой-то некромант оставил их здесь про запас. А чтоб они внимания не требовали, чтоб не отвлекали его и силу его не забирали, он их… ну, как бы сказать… усыпил, что ли… Сонные они — я говорил уже. Словно караси зимой.
   — Первый раз такое вижу.
   — А не каждый некромант способен на это.
   — А ты способен?
   — Я?.. — Огерт пожал плечами. — Я-то на все способен. Да только не все делаю.
   Гиз по-новому глянул на стоящих у ворот мертвяков. Лязгнул мечом, предложил:
   — Так, может, нам их того? Вырубить всех, пока они словно караси.
   — Не надо, — покачал головой Огерт. — Вряд ли это что-то изменит. Я почти уверен, что в округе таких вот деревень еще много. Да и не только деревень — перелесков, оврагов, стариц. Всё не обыщешь. Всех не вырубишь. А нам спешить нужно.
   — Ну хоть вон тех, — не унимался Гиз. — Что на дороге стоят.
   — Не надо, — повторил Огерт. — Они все же не караси. Очнуться в любой момент могут. А сколько их здесь? Вдруг да не справимся?
   — Ладно, уговорил… — Гиз заторопился: забросил поводья в телегу, проверил, надежно ли привязан ишак, сбегал в дом, вынес загодя свернутое одеяло и узел с кое-какой полезной мелочью. Нехорошо, конечно, разбойничать, но дядя-пасечник все же не чужой. Медом когда-то кормил. В гости зазывал. Если жив, простит племянника…
   — Ну, в путь! — сказал Гиз и хлестнул вожжами спину жеребца.
21
   На выезде из деревни, там, где кончались сады и начинались холмистые луга, Гиз остановил телегу.
   — Осмотрюсь, — сказал он друзьям и поднялся во весь рост, не выпуская вожжи из рук.
   Впереди четко вырисовывалась неровная линия крепостной стены. Этот ее участок Гиз помнил с самого детства — столько времени прошло, а очертания все те же: крутой изгиб, где стена взбирается на холм, узкая щербина — словно великан перешагивал через стену да зацепил ее сапогом, выломав здоровенный кусок. И две полуразрушенные башни, похожие на пни-муравейники, — одна на севере, другая на юге.
   Гиз посмотрел направо. Холмистая равнина тянулась до самого горизонта. Вдали виднелась еще одна деревня: крыши — словно шляпки грибов. Небольшие перелески и заросли ивняка выдавали места, где была вода — реки, ручьи, озерца.
   Гиз повернулся налево. Темная полоса леса там, где небо смыкается с землей. Дорога, уходящая вдаль. Горб каменного моста. Проблеск реки…
   — Ну что? — спросил Огерт, не понимая, что же так долго можно разглядывать.
   — Все в порядке, — сказал Гиз. — Сейчас двинемся дальше… — Он обернулся, внимательно обшарил взглядом яблоневые сады. Увидел замершего среди деревьев мертвяка, но не обратил на него внимания.
   Не мертвяков высматривал Гиз…
   — Что-то случилось? — спросила все чувствующая Нелти.
   — Нет…
   Ничего подозрительно Гиз так и не углядел. И потому решил не говорить друзьям, что в какой-то момент явственно ощутил чужой пристальный взгляд.
   Охотник мог поклясться, что сейчас за ними кто-то следит.
   И, быть может, преследует…
22
   Обожравшиеся, отяжелевшие вороны расхаживали по дороге, каркали, словно давились, шипели, наскакивали друг на друга. Птиц собралось так много, что трава на обочинах шевелилась и поднявшаяся пыль висела густым облаком.
   Воронье пировало…
   — Как ты узнал вчера, что здесь идет бой? — Гиз соскочил с телеги.
   — Не помню, — честно ответил Огерт.
   Судя по всему, враг напал неожиданно и люди не успели из походного порядка перестроиться в боевой. Кто-то из всадников, возможно, сумел вырваться из бойни. Но пешие воины — мечники и копейщики — полегли все.
   — Королевский отряд, — Гиз .поднял разодранное, измазанное кровью, загаженное птичьим пометом знамя. — Должно быть, попал в засаду…
   Тела были повсюду. Вороны горделиво — словно победители — восседали на истерзанных трупах.
   — Их нельзя здесь оставлять, — неуверенно сказала Нелти.
   — Но придется, — сказал Огерт.
   — Ты уверен, что мертвяков поблизости нет? — Гиз огляделся, отошел в сторону.
   — Посмотри на ворон, — сказал Огерт.
   — И куда же они делись?
   — Видимо, ушли. Подкрепились и ушли. Спрятались где-нибудь до поры до времени. Может, в какой-нибудь деревне. Может, вон в той рощице. А может, и вовсе на ровном месте — лежат себе неподвижно в траве, в стороне от дорог. Кто их там сейчас найдет?..
   Гиз бродил по полю боя, перешагивал через тела, внимательно их осматривал. Погибший королевский отряд наполовину состоял из ополченцев. Их можно было опознать по дешевым кожаным курткам, обшитым металлическими кольцами и пластинами, по самодельным деревянным щитам и тесакам односторонней заточки — такое оружие для вчерашних ремесленников и крестьян более привычно, нежели настоящие боевые мечи. Профессиональные воины оснащены были не в пример лучше. Вороненые кольчуги, круглые, словно тарелки, зерцала, прочные мечи, сработанные лучшими оружейниками, легкие, но крепкие щиты, шлемы с кольчужными наушами и бармицей — Король заботился о своих солдатах.
   Мертвяки тоже понесли потери — Гиз нашел в траве несколько смердящих трупов. Практически все они были обезглавлены, у многих отсечены конечности. На вздувшихся телах зияли огромные рубленые раны; из распоротых животов вываливались серые петли кишок. Вряд ли мертвяки погибли из-за этих ран. Скорее всего, некромант — или некромантов было несколько? — освободил от своей власти ставших бесполезными мертвецов. А потом, когда сражение было завершено, он пополнил поредевший отряд новыми бойцами. Теми, что при жизни служили Королю…
   — Долго ты там еще? — крикнул Огерт.
   — Сейчас, — отмахнулся Гиз.
   Многие люди, особенно слабо защищенные ополченцы, погибли от стрел. По всей видимости, внезапно напавшие мертвяки первым делом издалека обстреляли королевский отряд. И только потом началась рукопашная. Но возможно также, что некромант заблаговременно разбил свою армию на две группы. И пока одни мертвяки рубились с людьми, другие пускали стрелы в самую гущу сражающихся.
   — Чего ты там застыл? — Огерт, опираясь на самодельный костыль, выбирался из телеги. — Им уже ничем не поможешь!
   — У мертвяков были луки, — сказал, обернувшись, Гиз.
   — И что? Опытный некромант и не на такое способен.
   — Нас тоже могут обстрелять.
   — Если и дальше будем вот так стоять, то возможно.
   Гиз еще раз окинул взглядом место недавнего сражения. Шагнул к распростершемуся в осоке мертвому воину, наклонился, приподнял его плечи, с трудом перевернул на бок.
   — Чего ты с ним делаешь? — ковыляющий Огерт приостановился.
   — Кольчуги хорошие, — сказал, отдуваясь, Гиз. — Им-то они уже не нужны, а нам — как знать? — может, и пригодятся. Так что давай, помогай.
   — Я помогу! — крикнула Нелти и, привязав кошачий поводок к валяющимся под боком вилам, слезла на землю.
   — Идти-то осталось всего ничего… — Огерт мотнул головой в сторону крепостной стены. — А мы экипируемся, словно в бой собираемся. Надо ли?
   — Надо, — сказал Гиз. — Что-то подсказывает мне, что без кольчуг нам не обойтись. Предчувствие у меня такое…
   — Ну ладно, — буркнул Огерт. — Если предчувствие…
   Гиз ухмыльнулся. На самом-то деле ничего он не предчувствовал. Просто осторожничал. Да и вороненые кольчуги действительно были очень неплохи. А зачем оставлять хорошую ценную вещь? Тем более когда ее может подобрать враг…
   На голую шею села муха, защекотала кожу колючими лапками, заползла в волосы. Гиз отмахнулся. Но муха не улетела. Она ползала по шее, по загривку, путалась в волосах, жужжала, зудела.
   Ощущение — словно со спины кто-то таращится пристально.
   Охотник выпрямился, обернулся, взъерошил волосы ладонью.
   Конечно же, никакой мухи.
   Просто кто-то смотрит сейчас на них. Следит издалека.
   Кто-то их преследует. С того момента, как они вышли из деревни мертвяков.
   Или же раньше?..
23
   Дорога резко поворачивала направо, и Гиз остановил телегу. Им нужно было двигаться прямо — через луга к крепостной стене. Но сейчас они не спешили сходить с дороги. Они стояли на обочине и смотрели назад.
   — Тебе рассказать, что мы видим, сестра? — негромко спросил Огерт.
   — Не надо, — ответила Нелти. Она смотрела в ту же сторону, что и братья. Собирательница была слепа, но это не мешало ей видеть то, что видели они: далекие крыши домов, тополя и вязы, огромные ивы, окружившие пруд, длинные амбары, четко выделяющиеся полосы огородов…
   Они видели родную деревню.
   Видели издалека…
   — Людей не заметно, — тихо сказал Гиз.
   — Отсюда не разглядишь, — отозвался Огерт.
   Они замолчали и еще долго глядели назад, вспоминая, как когда-то стояли здесь втроем и точно так же смотрели на родную деревню…
   Кровь текла из разрезанных ладоней, падала в дорожную пыль.
   — Когда-нибудь я вернусь… — ноздри Огерта гневно раздувались. — Мы вернемся!.. И тогда они все пожалеют… Все!.. — Он стиснул скользкие от крови кулаки. — Ты со мной, брат?
   — Я с тобой, — кивнул Гиз, стараясь не расплакаться.
   — А ты, сестра? Ты с нами?
   — Да, — незрячие глаза Нелти блестели от слез.
   — Мы станем самыми сильными людьми в мире! И они вспомнят! Они еще пожалеют!.. — Огерт вдруг всхлипнул, и голос его задрожал. — Они пожалеют… пожалеют…
   Дорога резко сворачивала направо, но друзья не собирались по ней идти. У них была своя дорога, секретная, нехоженая, мало кому известная.
   Они стояли на пыльной обочине и смотрели на далекие избы, на тополя и вязы, на амбары и огороды.
   — Людей совсем не видно, — пробормотал Гиз.
   — Отсюда не разглядишь, — сказал Огерт. Было душно. Горячий зыбкий воздух струился с земли к небесам.
   — А если старик нас прогонит? — неуверенно спросила Нелти. — Куда мы пойдем?
   — Не прогонит, — заверил Огерт. — Помнишь, он называл нас своими детьми? Так что давайте и мы будем называть его отцом…
25
   Солнце спряталось за крепостной стеной. Путники вошли в ее тень.
   — Ты часто возвращаешься на Кладбище, сестра… — Гиз шагал рядом с телегой. — Виделась ли ты со Стражем?
   — Нет.
   — Неужели он ни разу к тебе не вышел?
   — Не знаю. Может, и встречал когда-нибудь. Но ни разу со мной не заговорил.
   — Ходит слух, — заметил Огерт, — что вот уже несколько лет старик никого не принимает.
   — Болеет? — предположила Нелти.
   — Или чего-то боится, — сказал Гиз.
   — Или же просто устал, — добавил Огерт.
   Телега катилась по руслу обмелевшего ручья, подпрыгивала на камнях-окатышах, тряслась, громыхала колесами. Воды было на полсапога. А ведь когда-то здесь водилась рыба.
   — Помните, как мы возвращались на Кладбище? — спросил Огерт.
   — Еще бы… — Гиз поднял голову, окинул взглядом высоченную стену. — Я не очень-то верил, что Страж снова пустит нас в свой дом.
   — Я тоже, — сказал Огерт.
   — Ты? — в один голос переспросили Гиз и Нелти.
   — Но нам больше некуда было пойти…
   Стена приближалась. Неровная, бугристая, осыпающаяся — невообразимо древняя, величественная, загадочная. Огромные валуны обросли мхом и лишайником. На едва заметных уступах вцепились в нанесенную ветром почву кривые березки. На самом верху — настоящая дорога. Но отсюда ее не видно. Дорога эта для солдат Короля, для воинов, стерегущих покой Кладбища. Раньше два раза в день проезжали они по гребню стены — от одной полуразрушенной башни к другой. А ночами там горели огни — словно яркие звезды, выстроившиеся в ряд…