Страница:
Гиз крепко стиснул рукоять меча.
Позади разгорались новые факелы — трещали, брызгали смолой и чадили.
Последние факелы.
— Да это же Гест! — воскликнул кузнец. — Муж Дилы!
— Не смотрите на него! — крикнул Гиз, выступая вперед
Мертвяк заметил их. Остановился, повернулся, замычал что-то. Он не проявлял никакой враждебности. Казалось, он пытается объясниться с людьми.
— Гест! — Кузнец вроде бы насмехался над мертвяком. — Что с тобой случилось?
— Не разговаривай с ним! — рявкнул Гиз.
Мертвяк вдруг ощерился, упал на четвереньки, попятился, отступая в тень. Мутные глаза его смотрели на огонь факелов.
— Гест? — неуверенно позвал кузнец.
— Держите его на свету! — Гизу было страшно. Каждый раз, встречая мертвяка, он словно возвращался в свой сон, в кошмар, преследующий его с самого детства. И каждый раз ему казалось, что жуткие слова прозвучат снова. Мертвяк опять обратится к нему, назовет по имени… И опять нельзя будет не ответить… как и тогда…
— Не разговаривайте с ним! — крикнул Гиз. Не для напарников крикнул, а для себя.
Мертвяк неожиданно резво прыгнул в сторону, потом рванулся вперед, на людей — бубенчики хищно звякнули.
— Не смотрите ему в глаза! — Гиз оттолкнул растерявшегося Эрла, острием меча ткнул мертвяка в предплечье, подрубая мышцы. Отскочил, успев нанести еще один короткий удар по локтю.
Для того, чтобы убить мертвого, необходимо разрушить его связь с некромантом. Это можно сделать разными способами. Например, лишив жизни некроманта. Ну, а если некромант — ребенок, сам не ведающий о своем даре?..
— Не отступать! — крикнул Гиз своим помощникам. — Выше факелы! Больше света!
Мертвяк, что-то лепеча, до-паучьи напрыгивал на охотника. Гиз уворачивался, быстрыми точными ударами рассекал сухожилия и мышцы давно мертвого противника. Так можно было обездвижить мертвяка, но не убить…
— Я помогу тебе! — кузнец передал один из своих факелов Эрлу, другой воткнул в щель между гнилыми досками, вытащил из-за ремня тяжелый молот. — Давно я мечтал об этом!
— Не надо… — Гиз попытался оттеснить кузнеца. — Занимайся своим делом!
— Ну уж нет! — Кузнец прыгнул к мертвецу и обрушил кувалду ему на череп.
Охотник и кузнец остановились, опустили оружие. Бледный Эрл привалился спиной к каменному столбу, подпирающему потолок. Один из факелов догорел. Эрл выбросил его — по земляному утрамбованному полу рассыпались искры.
— Ты помешал мне, — негромко сказал Гиз.
— Я тебе помог, — фыркнул Молот.
— Если ты думаешь, что мы его убили, то ты ошибаешься, — сказал Гиз. — Мы просто его изуродовали…
Они вместе посмотрели на то, что совсем недавно было мертвяком. Бесформенная груда еще шевелилась: двигались пальцы отрубленной руки, подергивались размозженные ноги, вздрагивали оголенные мышцы, нашпигованные острыми обломками костей.
— Чтобы убить мертвяка, нужно разрушить его связь с некромантом, — сказал Гиз. — Я и пытался это сделать. А ты помешал мне.
— И что, по-твоему, я должен был предпринять? — нахмурился кузнец. — Просто стоять и смотреть, как ты царапаешь его своим мечом?
— Да, — сказал Гиз. — Именно так ты и должен был поступить.
— Но это продолжалось бы целую вечность.
— Возможно… Так ведь и сейчас ничего еще не закончилось… — Гиз кивнул на шевелящиеся останки.
Кузнец почесал в затылке, виновато потупился:
— И что теперь?
— А ничего, — сказал Гиз. — Потащим эту груду наверх. У нас осталась последняя возможность сделать мертвого мертвым. А уж если и тогда ничего не получится… Тогда, наверное, придется его сжечь…
Человек не может выбрать, в каком теле ему родиться — это за него решает природа. Она же наделяет его умственными способностями, большими или меньшими — и тут тоже ничего нельзя поделать. Но душу свою человек создает сам, каждым поступком своим, каждым действием, каждым словом.
Суть души непостижима. Это не орган и не свойство, это нечто другое — это сущность, почти существо, это то, что взращивает в себе каждый человек. А когда человек умирает, душа покидает его. Но произойти это может лишь в единственном месте мира — на святой земле Кладбища.
Пока же тело не похоронено, душа не может обрести свободу. Она томится, словно узник в темнице. И будет томиться вечно, даже если телесная оболочка истлеет в прах. На месте, к которому привязана неупокоенная душа, людям будет встречаться призрак. Там любой человек почувствует беспокойство, удушье и холод.. Заснувшего там будут мучить кошмары, и проснется он с головной болью…
Именно такие места ищут собиратели душ — те немногие люди, что обладают особенным даром… Так говорил Страж Могил. «Человек — это единство тела, разума и души, — когда-то давным-давно объяснял он Гизу-подростку. — Тело смертно и тленно. Разум еще более уязвим. И только душа вечна. Но есть стихия, которая пожирает все, в том числе и душу. Это огонь…»
Прошло много лет, но Гиз хорошо помнил, что когда-то рассказывал ему Страж. Помнил он и последнюю фразу того урока:
«Уничтожить душу — это много хуже, чем убить человека. Помни об этом, мальчик…»
— Ну разве мог я представить, что мне доведется тащить за собой полумертвого мужа Дилы? — хмыкнул кузнец. — Да еще после того, как я лично проломлю ему башку и переломаю все кости, что возможно.
— Почему ты так его ненавидишь? — негромко спросил Эрл.
— А то ты не знаешь… — фыркнул кузнец.
Они двигались по узкому тесному ходу, тянули за собой страшную добычу, кое-как подцепив ее длинными досками, вырванными из стены подвала.
— Он постоянно ее бил, — сказал кузнец. — Синяки не успевали сходить с ее тела.
— Но ведь это ты виноват, — сказал Эрл. — Он бил ее из-за тебя…
Гиз в разговор не вмешивался, но не пропускал мимо ушей ни единого слова.
— Нет, — кузнец покачал головой. — Он бил ее потому, что больше ничего не мог сделать. Он чувствовал свою беспомощность. Ведь она никогда его не любила. А замуж вышла по принуждению. Она любила меня. И сейчас любит.
— Ты женат, — неприязненно сказал Эрл.
— И жену свою я ни в чем не обижаю.
— Думаешь, она ничего не знает?
— А даже если и знает, что из этого?.. Слушай, сосед, а ведь ты мне завидуешь. Да? Признайся… Вы ведь с Дилой с детства дружили, я это хорошо помню.
— Прекрати!
— Да я и так знаю! Ты к ней неравнодушен! Ну? Признайся!
— Замолчи! — Эрл резко дернул свою доску, и конец ее выскочил из проволочной петли, что охватывала измочаленные останки мертвяка.
Они остановились, перевели дыхание.
Уже чувствовался свежий сквозняк, и впереди вроде бы виделся свет. Потолок опустился совсем низко — скоро к выходу придется ползти на четвереньках.
Передохнув, Эрл отдал факел кузнецу и, не приближаясь к мертвяку, заворочал доской, пытаясь намотать на нее проволоку силков, приладить покрепче, для пущей надежности зацепить ею несколько свободных крючков. Сделать это было непросто, и Гиз, отложив свою похожую на оглоблю доску, помог неловкому напарнику.
— Что это там? — вдруг пробормотал кузнец, поднимая слабеющий огонь повыше и куда-то вглядываясь. — Это… это же… — Он задрожал, побледнел, переменился в лице. — Это же Белый Человек!
Гиз поднял голову.
В десяти шагах от них, там, где они только что прошли, стояла белая светящаяся фигура. Стояла возле стены, повернувшись к ней лицом, — если у нее вообще было лицо.
Призрак!
— Не шумите… — кузнец пятился, лишившись всей своей напускной бравады.
Оцепеневший Эрл немо открывал и закрывал рот — словно зевал безостановочно.
И только Гиз сохранял самообладание. Призраков охотник не боялся…
Факел погас. Белая фигура шевельнулась. И кузнец вскрикнул.
Медленно призрак повернулся к людям. Лицо у него было — белое размытое пятно с темными пятнами вместо глаз и рта.
— Возвращайся… — отчетливо проговорил Белый Человек, не двигаясь с места. — Возвращайся скорей… — Светящийся силуэт заколыхался, потускнел и стал стремительно расплываться, таять — словно снег на горячей печи.
— Возвращайся! — в последний раз услышал
Охотник не сомневался, что этот призыв обращен к нему.
Он узнал этот голос.
— И пусть она возьмет детей, — распорядился Гиз. — А если не захочет идти — заставьте.
— В чем дело, охотник? — нахмурился кузнец. — Зачем тебе Дила? Может, будет лучше оставить ее в покое? Она и так много пережила за последнее время.
— Охота еще не закончилась, — сказал Гиз. — Выполняйте все, что я говорю.
Кузнец пожал плечами, лег на землю, уставился в небо. Сказал громко, для всех:
— Там внизу много всякого… странного, страшного… Уже возвращаясь, мы встретили Белого Человека… Ох, нехорошее это место.
— Кто же спорит? — сказал кто-то из крестьян. — Это всем давно известно…
Вскоре принесли веревки. Гиз в одиночку — больше никто не захотел — спустился в черную яму. Подцепил кошками изуродованное, опутанное проволокой тело мертвяка. Вылез наверх.
— Поднимай!
Мужики, поплевав на ладони, взялись за веревки. Потянули, выволакивая на солнечный свет то, что когда-то было человеком. Дружно охнули, увидев бесформенное тело, заметив, что оно еще живет, шевелится. Вытянули его, оттащили в сторону, бросили веревки, сгрудились вокруг мертвяка, не подходя близко.
— Это я его так, молотом, — хвастался кузнец. — Он скалился, как пес, напрыгивал, рычал. Должно быть, кровь чуял, жизнь. А я ему с размаху по черепу, прямо по макушке…
Затрещали кусты. Сквозь малину продирались люди, торопились, шумели. Вся деревня шла посмотреть на мертвяка, и все уже знали, что мертвяк — это Гест, пропавший в лесу муж Дилы.
— Не трогайте его! — предостерег Гиз. — Он еще жив!..
Появилась и сама Дила, привела детей. Косо глянула на скорченное тело бывшего супруга, сразу отвернулась. Пристально посмотрела на Гиза, долго не могла отвести взгляд. И многие заметили, что в глазах ее сквозит ненависть.
А охотнику больше нечего было ждать. Он шагнул к женщине, не обращая внимания на ее сопротивление, взял за руку ее младшего сына, подвел к мертвяку, сказал жестко:
— Смотри! Вот твой папка! Вот твой отец! Мальчик заплакал, попытался вырваться. Селяне притихли, не понимая, что происходит,
А охотник подталкивал мальчика все ближе и ближе к шевелящейся груде плоти:
— Это ты его сделал таким! Он давно умер, его больше нет! Нет больше твоего папки, пойми! Никогда больше он к тебе не придет, не будет с тобой играть! Он умер! Ушел навсегда! Это все, что от него осталось! Вот он — весь здесь! Смотри!.. — Гиз кричал на маленького мальчика.
На маленького некроманта…
— Так это он? — прошептал Эрл. — Это он — некромант?
Дила, не в силах больше стоять, опустилась на землю, обняла своих старших детей, крепко прижала их к себе. Она что-то тихо бормотала и смотрела на охотника так, словно насылала на него проклятия. Сейчас она была похожа на ведьму.
— Сын Дилы — некромант? — Люди зашептались, зашушукались. Десятки пар глаз украдкой следили за переменившейся женщиной.
— Поговаривают, младший-то ее не от Геста.
— А от кого?
— От кузнеца… Гуляла она от мужа-то… С кузнецом гуляла…
— Так ведь бил ее Гест. Сильно, говорят, бил.
— Значит, задело бил…
— А может, неспроста Гест пропал-то? Лес темный… Может, кузнец руку приложил?
— Или она сама…
Гиз чувствовал острый взгляд женщины. Ему хотелось обернуться, посмотреть ей в глаза. Он понимал, что она сейчас испытывает, и жалел ее. Но дело необходимо было довести до конца.
— Твой папа умер! — Гиз несильно встряхнул ребенка. — Его больше нет! Отпусти его! Забудь о нем! Забудь!.. — Мальчик уже не плакал и не пытался вырваться. Он смотрел на тело, смотрел серьезно, по-взрослому.
А потом Гиз ощутил, как разрушилась связь некроманта и мертвяка. Руки ожгло холодом, они мгновенно занемели, отнялись. Перед глазами взметнулось облако черных точек, закружилось темной метелью. И словно гонг прозвучал в голове.
— Охота закончилась, — сказал Гиз, выпуская мальчика и пытаясь справиться с внезапно накатившей слабостью. — Дело сделано… — Он подался вперед, склонил голову и коснулся пальцами тела мертвого селянина, мысленно прося у того прошения…
Страха не было.
На земле лежал не мертвяк, а мертвец.
Их было много. Уже и старики подтянулись, и дети. Даже старая Иста пришла, встала поодаль, с опаской поглядывая в сторону заброшенного дома. Быть может, она знала его тайну. Возможно, она могла бы объяснить, кто такой этот Белый Человек, чей это призрак…
Было тихо. Легкий ветерок ворошил листья березы. Где-то за деревней на дальнем лугу натужно мычала корова.
Селяне молчали, только цыкали на детей, если те начинали шуметь.
— Что нам делать с мальчиком, Гиз? — из толпы выступил Эрл, приблизился к стоящему на коленях охотнику, коснулся его плеча.
— Не знаю, — не открывая глаз, ответил Гиз. — Я всего лишь охотник. Мое дело — убивать мертвых.
— Но что ты нам посоветуешь? Мы должны за ним следить? А может, его надо изгнать?
— Это вам решать.
— Он ведь еще ребенок.
— Дети быстро растут.
— Что же нам делать? Что?..
Гиз поднял голову, оглядел толпящихся селян, подумал, что, наверное, вся деревня собралась сейчас здесь — в зарослях крапивы и малины, возле старой наклонившейся березы, неподалеку от заброшенной избы, пользующейся дурной славой. И заговорил, подбирая каждое слово:
— Мальчик не совершил никакого преступления… Да, у него есть дар — дар некроманта, — но разве ребенок виноват в этом? Судить надо за поступки. А вы должны понимать, что хороший человек, каким бы даром он ни обладал, не совершит плохих дел. Кем будет этот мальчик? Я не знаю. Как его воспитают? Я не могу сказать. Это вы решите, кем он станет. Это вы определите для него судьбу. Возможно, с вами он вообще забудет о своем страшном даре. А может быть, вскоре он превратится в одного из тех, чьи глаза мертвы, а души холодны… Если это случится, если его душу поглотит его дар, то уже ничто нельзя будет изменить. Возможно, мой старший брат Огерт сможет помочь вам… Вам, но не ему… — Гиз пальцем показал на перепуганного мальчика, жмущегося к матери.
Дила обнимала всех своих детей. Собравшиеся люди старались держаться от нее подальше, словно она была больна. И, глядя на осунувшуюся женщину, Гиз решил, что рассказывать всё он не будет.
Им незачем знать, как умер Гест.
Пусть у заброшенного дома появится еще одна тайна.
— Вы хотели получить мой совет? — спросил охотник. — Вы его услышали. А теперь мне пора уходить… — Он встал, отряхнул колени. Кивнул на мертвое тело: — Позаботьтесь о своем соседе как следует. Кладбище ждет его душу.
В полдень Гиз получил свои деньги и почти сразу же их потратил. Навестив толстого Минса, он купил молодого, недавно объезженного жеребца. У кузнеца приобрел недостающую сбрую. В заведении Эрла плотно пообедал и набил провизией переметные сумки.
— Куда ты теперь? — поинтересовался хозяин постоялого двора, помогая охотнику собраться.
— На Кладбище, — Гиз привязывал сумки к седлу. — Страж Могил хочет меня видеть.
— Что-то случилось?
— Да.
— Что-то серьезное?
— Наверняка. Он бы не стал беспокоить из-за пустяков.
— И сколько раз он уже тебя звал?
— Нисколько. Сегодня — впервые… — Гиз подергал сумки, проверяя, крепко ли они держатся, взял коня под уздцы. — Открывай ворота, хозяин.
— Ты так и не справился со своим страхом, охотник? — спросил Эрл, отодвигая полированный брус засова.
— Нет, — усмехнулся Гиз, потянув за собой скакуна.
— А у меня вроде бы стало получаться… — Эрл придерживал створку ворот и, кажется, о чем-то размышлял.
Охотник вывел жеребца на дорогу, еще раз как следует все проверил — оружие, упряжь, провизию. Огляделся, улыбнулся играющим в пыли ребятишкам, кивнул проходящему мимо старику, из-под руки посмотрел на высокое солнце.
— Погоди, охотник, — что-то надумавший Эрл закрывал ворота. — Я с тобой.
— Куда? — спросил Гиз. — На Кладбище?
— Нет, — неуверенно засмеялся Эрл. — Мне туда пока рано… Решил вот зайти к Диле. Тяжело ей, наверное, сейчас.
— Наверное, — сказал Гиз.
Они прошли через деревню, кивая встречным. Какая-то пегая собачонка, учуяв запах съестного, увязалась за ними. Больше никто не вышел проводить охотника.
На дороге между домом Дилы и заброшенной избой бортника Гиз и Эрл попрощались.
— Позаботься о мальчонке, — сказал охотник. — Я не хочу, чтобы однажды он встретился с моим старшим братом.
— За кого из них ты боишься? — попытался пошутить Эрл. — Ты знаешь, чего я боюсь больше всего, — сказал Гиз.
— И знаю также, почему тебя называют Гизом Бесстрашным.
— Да? Почему же?
— Потому, что даже страх не может тебя остановить.
— О! — хмыкнул охотник. — И давно ли ты так заговорил?
— Давно. Просто раньше некому было слушать… — Эрл посмотрел на дом Дилы. — Может быть, скоро что-нибудь изменится.
— Изменится, — уверенно сказал Гиз. — Главное — не бояться перемен.
— Нет, — возразил Эрл. — Главное — не обращать внимания на страх.
— Что же, удачи тебе, — сказал охотник.
— А тебе легкой дороги.
Они разошлись. Эрл решительно зашагал к дому Дилы, а Гиз вскочил в седло и тронулся с места. Но через мгновение он кое-что вспомнил, придержал коня, обернулся, крикнул:
— Эрл!
— Да? — Хозяин постоялого двора остановился.
— Если вам когда-нибудь надоест Белый Человек и всякие там Веселые Голоса, отыщите мою сестру Нелти. Она вам поможет.
— А кто она такая? — крикнул Эрл.
— Она — собирательница душ.
— Хорошо, я запомню. Удачи тебе, Гиз Бесстрашный!
— Удачи!.. — Гиз махнул рукой и добавил негромко: — Она тебе тоже не помешает…
Глава 2
Старый Армид, хозяин обоза, перевозчик в пятом поколении, лежал в пустой телеге, смотрел в небо и слушал, как гремят его колокольчики. Он |все их помнил, все различал по голосам. И голоса эти будили в нем воспоминания…
— Скоро деревня, хозяин! — крикнули с головной телеги.
Армид сел, потер кулаками слезящиеся глаза. Отозвался:
— Сам вижу… Всю свою жизнь он ездил этой дорогой. Сначала мальчишкой помогал отцу и деду. А теперь вот уже сам, один… Он знал здесь все — каждую деревню на пути, каждый перелесок, каждое дерево. Он помнил, когда мелеют реки, он мог предсказать распутицу, мог указать самый короткий путь, о котором и местные жители давно забыли.
Всю свою жизнь он катался от деревни к деревне, собирая мертвецов и отвозя их на Кладбище.
А теперь, кажется, дело его предков подходит к концу.
Катафалки разваливаются. Когда-то в лучшие времена обоз состоял из пятнадцати специально оборудованных телег. Теперь их осталось всего четыре. Старые лошади, конечно, умные, они сами идут привычной дорогой, но силы у них уже не те. Не каждую крутую горку смогут они одолеть с полным грузом… И на достойную охрану денег уже не хватает. Если и дальше так пойдет, то скоро сами возницы будут охранять груз. Но какие из них бойцы? Первый же некромант с парой мертвяков разгонит их всех, а груз себе заберет… Да что тут говорить! Даже наследника нет. Нет продолжателя семейного дела. Не обзавелся Армид потомством…
А времена меняются… Перевозом начинают заниматься новые люди, молодые, напористые. У них другие правила, они меняют маршруты, как им заблагорассудится, они не слушают стариков, думают лишь о деньгах, посмеиваются над Стражем Могил и совсем не уважают мертвых. А еще — страшно сказать — ходят слухи, что за определенную плату они могут передать груз некромантам…
Уж не потому ли все больше становится в мире мертвяков? Говорят, что их уже и днем можно встретить. И некроманты не скрываются, как раньше. Даже в людных местах появляются, проводят через селения свои страшные отряды. Видно, не боятся ни армии Короля, ни охотников…
— Человек впереди! — крикнули с первого катафалка, отвлекая Армида от тягостных мыслей. — Женщина!..
Когда Нелти начинала думать о своей неполноценности, она вспоминала эти слова, и ей становилось легче.
— Жизнь хороша сама по себе, — пробормотала она и, не открывая глаз, подняла голову, подставила лицо теплому солнцу, широко улыбнулась небу, в котором заливался невидимый жаворонок.
Мир был полон объемных звуков — мягко шелестела трава под ветром, громко стрекотали кузнечики, где-то далеко неуверенно пробовала голос кукушка. А если затаить дыхание и как следует прислушаться, то можно разобрать далекую перекличку петухов.
— Ну что, Усь, — сказала Нелти, погладив сидящую на плече кошку. — Отдохнули? Пора бы двигаться дальше. Сами пойдем или попутчиков дождемся?
Кошка запустила когти в войлочную накладку, закрывающую плечо хозяйки, замурлыкала.
— Твои ответы разнообразием не отличаются, — сказала Нелти. И кошка, словно обидевшись на это замечание, тут же умолкла.
— Что-то не так, Усь? — спросила Нелти, но уже через мгновение сама услышала звуки, что встревожили кошку.
Металлическое дребезжание и бряцание. Мягкий перестук копыт. Скрип тележных колес.
— Вот и попутчики, Усь, — негромко сказала Нелти и поднялась на ноги. Она повернулась лицом к приближающемуся обозу, услышала, как кто-то крикнул: «Человек впереди!.. Женщина!» — и открыла слепые глаза.
Нелти чувствовала запах лошадиного пота, она слышала, как жужжат мухи и слепни и как лошади стегают себя хвостами, отгоняя кровососов. Она уже определила, что повозок немного — три или четыре. Но сколько здесь людей?..
— Возможно, нам по пути, — предположила она вслух.
— А здесь одна дорога, — отозвался голос, принадлежащий явно пожилому человеку.
— Но по одной дороге может проходить много путей, — сказала Нелти.
— Это так, — согласился голос. — И куда направлен твой путь?
— К ближайшему селению.
— Это недалеко.
— Знаю. Может быть, вы меня подвезете?
— Я вижу, что ты слепа, допускаю, что твой нос ничего не чувствует, но неужели ты не слышала звона колокольчиков, женщина? Это скорбный обоз.
— Своим присутствием я не нарушу скорбь.
— Ты понимаешь, какой груз мы везем?
— Я его чую.
— И ты не боишься?
— Разве можно бояться тех, кто больше не существует?
Возникла пауза. Нелти чуть повернула голову, пытаясь почувствовать настроение людей. Погладила кошку.
Усь спокойна — значит, опасаться нечего…
— А ты необычно разговариваешь, — наконец проговорил старик. — Не так, как другие женщины.
Нелти чуть пожала плечами:
— Наверное, ты никогда раньше не слышал, как разговаривают женщины.
— Почему же… Слышал… — судя по голосу, старик улыбался. — Но редко что понимал.
— Возможно, ты слышал, но не слушал.
— Не стану с тобой спорить. Догадываюсь, что это бесполезно, да и опасно, может быть.
— Опасно? — Нелти искренне рассмеялась. — Неужели я — слепая женщина, обычная, слабая, — смогла напугать тебя и твоих людей?
— Только сильные люди могут говорить о своей слабости, — заметил старик. — Да и странно мне встретить посреди дороги слепца без поводыря… — Он покачал головой, и Нелти почувствовала это. — Думаю, ты лукавишь, когда говоришь о слабости и обычности.
Позади разгорались новые факелы — трещали, брызгали смолой и чадили.
Последние факелы.
43
Мертвяк был отвратителен. Серое лицо его было изъедено крысами — от носа почти ничего не осталось, губ не было вовсе, на месте щек зияли дыры. Он, шатаясь словно пьяный человек, подволакивая ноги, бродил по темному подвалу, постанывал, кряхтел, сопел. Его ноги, руки и тело были опутаны проволочными силками. Отточенные крючья в лохмотья изодрали одежду, кожу и мясо…— Да это же Гест! — воскликнул кузнец. — Муж Дилы!
— Не смотрите на него! — крикнул Гиз, выступая вперед
Мертвяк заметил их. Остановился, повернулся, замычал что-то. Он не проявлял никакой враждебности. Казалось, он пытается объясниться с людьми.
— Гест! — Кузнец вроде бы насмехался над мертвяком. — Что с тобой случилось?
— Не разговаривай с ним! — рявкнул Гиз.
Мертвяк вдруг ощерился, упал на четвереньки, попятился, отступая в тень. Мутные глаза его смотрели на огонь факелов.
— Гест? — неуверенно позвал кузнец.
— Держите его на свету! — Гизу было страшно. Каждый раз, встречая мертвяка, он словно возвращался в свой сон, в кошмар, преследующий его с самого детства. И каждый раз ему казалось, что жуткие слова прозвучат снова. Мертвяк опять обратится к нему, назовет по имени… И опять нельзя будет не ответить… как и тогда…
— Не разговаривайте с ним! — крикнул Гиз. Не для напарников крикнул, а для себя.
Мертвяк неожиданно резво прыгнул в сторону, потом рванулся вперед, на людей — бубенчики хищно звякнули.
— Не смотрите ему в глаза! — Гиз оттолкнул растерявшегося Эрла, острием меча ткнул мертвяка в предплечье, подрубая мышцы. Отскочил, успев нанести еще один короткий удар по локтю.
Для того, чтобы убить мертвого, необходимо разрушить его связь с некромантом. Это можно сделать разными способами. Например, лишив жизни некроманта. Ну, а если некромант — ребенок, сам не ведающий о своем даре?..
— Не отступать! — крикнул Гиз своим помощникам. — Выше факелы! Больше света!
Мертвяк, что-то лепеча, до-паучьи напрыгивал на охотника. Гиз уворачивался, быстрыми точными ударами рассекал сухожилия и мышцы давно мертвого противника. Так можно было обездвижить мертвяка, но не убить…
— Я помогу тебе! — кузнец передал один из своих факелов Эрлу, другой воткнул в щель между гнилыми досками, вытащил из-за ремня тяжелый молот. — Давно я мечтал об этом!
— Не надо… — Гиз попытался оттеснить кузнеца. — Занимайся своим делом!
— Ну уж нет! — Кузнец прыгнул к мертвецу и обрушил кувалду ему на череп.
44
Вскоре все было кончено.Охотник и кузнец остановились, опустили оружие. Бледный Эрл привалился спиной к каменному столбу, подпирающему потолок. Один из факелов догорел. Эрл выбросил его — по земляному утрамбованному полу рассыпались искры.
— Ты помешал мне, — негромко сказал Гиз.
— Я тебе помог, — фыркнул Молот.
— Если ты думаешь, что мы его убили, то ты ошибаешься, — сказал Гиз. — Мы просто его изуродовали…
Они вместе посмотрели на то, что совсем недавно было мертвяком. Бесформенная груда еще шевелилась: двигались пальцы отрубленной руки, подергивались размозженные ноги, вздрагивали оголенные мышцы, нашпигованные острыми обломками костей.
— Чтобы убить мертвяка, нужно разрушить его связь с некромантом, — сказал Гиз. — Я и пытался это сделать. А ты помешал мне.
— И что, по-твоему, я должен был предпринять? — нахмурился кузнец. — Просто стоять и смотреть, как ты царапаешь его своим мечом?
— Да, — сказал Гиз. — Именно так ты и должен был поступить.
— Но это продолжалось бы целую вечность.
— Возможно… Так ведь и сейчас ничего еще не закончилось… — Гиз кивнул на шевелящиеся останки.
Кузнец почесал в затылке, виновато потупился:
— И что теперь?
— А ничего, — сказал Гиз. — Потащим эту груду наверх. У нас осталась последняя возможность сделать мертвого мертвым. А уж если и тогда ничего не получится… Тогда, наверное, придется его сжечь…
45
Человек — это не только плоть и разум. Это и жизненный опыт, знания, настроения, воспоминания, деяния и помыслы — все то, что отличает людей друг от друга; то, что складывается в течение всей жизни, что определяется самой жизнью. То, что называется душой.Человек не может выбрать, в каком теле ему родиться — это за него решает природа. Она же наделяет его умственными способностями, большими или меньшими — и тут тоже ничего нельзя поделать. Но душу свою человек создает сам, каждым поступком своим, каждым действием, каждым словом.
Суть души непостижима. Это не орган и не свойство, это нечто другое — это сущность, почти существо, это то, что взращивает в себе каждый человек. А когда человек умирает, душа покидает его. Но произойти это может лишь в единственном месте мира — на святой земле Кладбища.
Пока же тело не похоронено, душа не может обрести свободу. Она томится, словно узник в темнице. И будет томиться вечно, даже если телесная оболочка истлеет в прах. На месте, к которому привязана неупокоенная душа, людям будет встречаться призрак. Там любой человек почувствует беспокойство, удушье и холод.. Заснувшего там будут мучить кошмары, и проснется он с головной болью…
Именно такие места ищут собиратели душ — те немногие люди, что обладают особенным даром… Так говорил Страж Могил. «Человек — это единство тела, разума и души, — когда-то давным-давно объяснял он Гизу-подростку. — Тело смертно и тленно. Разум еще более уязвим. И только душа вечна. Но есть стихия, которая пожирает все, в том числе и душу. Это огонь…»
Прошло много лет, но Гиз хорошо помнил, что когда-то рассказывал ему Страж. Помнил он и последнюю фразу того урока:
«Уничтожить душу — это много хуже, чем убить человека. Помни об этом, мальчик…»
46
Последний факел догорал. Тьма все ближе подбиралась к людям, готовясь броситься на них и поглотить.— Ну разве мог я представить, что мне доведется тащить за собой полумертвого мужа Дилы? — хмыкнул кузнец. — Да еще после того, как я лично проломлю ему башку и переломаю все кости, что возможно.
— Почему ты так его ненавидишь? — негромко спросил Эрл.
— А то ты не знаешь… — фыркнул кузнец.
Они двигались по узкому тесному ходу, тянули за собой страшную добычу, кое-как подцепив ее длинными досками, вырванными из стены подвала.
— Он постоянно ее бил, — сказал кузнец. — Синяки не успевали сходить с ее тела.
— Но ведь это ты виноват, — сказал Эрл. — Он бил ее из-за тебя…
Гиз в разговор не вмешивался, но не пропускал мимо ушей ни единого слова.
— Нет, — кузнец покачал головой. — Он бил ее потому, что больше ничего не мог сделать. Он чувствовал свою беспомощность. Ведь она никогда его не любила. А замуж вышла по принуждению. Она любила меня. И сейчас любит.
— Ты женат, — неприязненно сказал Эрл.
— И жену свою я ни в чем не обижаю.
— Думаешь, она ничего не знает?
— А даже если и знает, что из этого?.. Слушай, сосед, а ведь ты мне завидуешь. Да? Признайся… Вы ведь с Дилой с детства дружили, я это хорошо помню.
— Прекрати!
— Да я и так знаю! Ты к ней неравнодушен! Ну? Признайся!
— Замолчи! — Эрл резко дернул свою доску, и конец ее выскочил из проволочной петли, что охватывала измочаленные останки мертвяка.
Они остановились, перевели дыхание.
Уже чувствовался свежий сквозняк, и впереди вроде бы виделся свет. Потолок опустился совсем низко — скоро к выходу придется ползти на четвереньках.
Передохнув, Эрл отдал факел кузнецу и, не приближаясь к мертвяку, заворочал доской, пытаясь намотать на нее проволоку силков, приладить покрепче, для пущей надежности зацепить ею несколько свободных крючков. Сделать это было непросто, и Гиз, отложив свою похожую на оглоблю доску, помог неловкому напарнику.
— Что это там? — вдруг пробормотал кузнец, поднимая слабеющий огонь повыше и куда-то вглядываясь. — Это… это же… — Он задрожал, побледнел, переменился в лице. — Это же Белый Человек!
Гиз поднял голову.
В десяти шагах от них, там, где они только что прошли, стояла белая светящаяся фигура. Стояла возле стены, повернувшись к ней лицом, — если у нее вообще было лицо.
Призрак!
— Не шумите… — кузнец пятился, лишившись всей своей напускной бравады.
Оцепеневший Эрл немо открывал и закрывал рот — словно зевал безостановочно.
И только Гиз сохранял самообладание. Призраков охотник не боялся…
Факел погас. Белая фигура шевельнулась. И кузнец вскрикнул.
Медленно призрак повернулся к людям. Лицо у него было — белое размытое пятно с темными пятнами вместо глаз и рта.
— Возвращайся… — отчетливо проговорил Белый Человек, не двигаясь с места. — Возвращайся скорей… — Светящийся силуэт заколыхался, потускнел и стал стремительно расплываться, таять — словно снег на горячей печи.
— Возвращайся! — в последний раз услышал
Охотник не сомневался, что этот призыв обращен к нему.
Он узнал этот голос.
47
Они выбрались на поверхность, оставив мертвяка внизу. Гиз, не теряя времени, отправил нескольких крестьян за веревками и крючьями-кошками. Оправившийся кузнец рассказал землякам, что мертвяк — не кто иной, как Гест — муж Дилы. Услышав это, один из селян предложил позвать женщину.— И пусть она возьмет детей, — распорядился Гиз. — А если не захочет идти — заставьте.
— В чем дело, охотник? — нахмурился кузнец. — Зачем тебе Дила? Может, будет лучше оставить ее в покое? Она и так много пережила за последнее время.
— Охота еще не закончилась, — сказал Гиз. — Выполняйте все, что я говорю.
Кузнец пожал плечами, лег на землю, уставился в небо. Сказал громко, для всех:
— Там внизу много всякого… странного, страшного… Уже возвращаясь, мы встретили Белого Человека… Ох, нехорошее это место.
— Кто же спорит? — сказал кто-то из крестьян. — Это всем давно известно…
Вскоре принесли веревки. Гиз в одиночку — больше никто не захотел — спустился в черную яму. Подцепил кошками изуродованное, опутанное проволокой тело мертвяка. Вылез наверх.
— Поднимай!
Мужики, поплевав на ладони, взялись за веревки. Потянули, выволакивая на солнечный свет то, что когда-то было человеком. Дружно охнули, увидев бесформенное тело, заметив, что оно еще живет, шевелится. Вытянули его, оттащили в сторону, бросили веревки, сгрудились вокруг мертвяка, не подходя близко.
— Это я его так, молотом, — хвастался кузнец. — Он скалился, как пес, напрыгивал, рычал. Должно быть, кровь чуял, жизнь. А я ему с размаху по черепу, прямо по макушке…
Затрещали кусты. Сквозь малину продирались люди, торопились, шумели. Вся деревня шла посмотреть на мертвяка, и все уже знали, что мертвяк — это Гест, пропавший в лесу муж Дилы.
— Не трогайте его! — предостерег Гиз. — Он еще жив!..
Появилась и сама Дила, привела детей. Косо глянула на скорченное тело бывшего супруга, сразу отвернулась. Пристально посмотрела на Гиза, долго не могла отвести взгляд. И многие заметили, что в глазах ее сквозит ненависть.
А охотнику больше нечего было ждать. Он шагнул к женщине, не обращая внимания на ее сопротивление, взял за руку ее младшего сына, подвел к мертвяку, сказал жестко:
— Смотри! Вот твой папка! Вот твой отец! Мальчик заплакал, попытался вырваться. Селяне притихли, не понимая, что происходит,
А охотник подталкивал мальчика все ближе и ближе к шевелящейся груде плоти:
— Это ты его сделал таким! Он давно умер, его больше нет! Нет больше твоего папки, пойми! Никогда больше он к тебе не придет, не будет с тобой играть! Он умер! Ушел навсегда! Это все, что от него осталось! Вот он — весь здесь! Смотри!.. — Гиз кричал на маленького мальчика.
На маленького некроманта…
— Так это он? — прошептал Эрл. — Это он — некромант?
Дила, не в силах больше стоять, опустилась на землю, обняла своих старших детей, крепко прижала их к себе. Она что-то тихо бормотала и смотрела на охотника так, словно насылала на него проклятия. Сейчас она была похожа на ведьму.
— Сын Дилы — некромант? — Люди зашептались, зашушукались. Десятки пар глаз украдкой следили за переменившейся женщиной.
— Поговаривают, младший-то ее не от Геста.
— А от кого?
— От кузнеца… Гуляла она от мужа-то… С кузнецом гуляла…
— Так ведь бил ее Гест. Сильно, говорят, бил.
— Значит, задело бил…
— А может, неспроста Гест пропал-то? Лес темный… Может, кузнец руку приложил?
— Или она сама…
Гиз чувствовал острый взгляд женщины. Ему хотелось обернуться, посмотреть ей в глаза. Он понимал, что она сейчас испытывает, и жалел ее. Но дело необходимо было довести до конца.
— Твой папа умер! — Гиз несильно встряхнул ребенка. — Его больше нет! Отпусти его! Забудь о нем! Забудь!.. — Мальчик уже не плакал и не пытался вырваться. Он смотрел на тело, смотрел серьезно, по-взрослому.
А потом Гиз ощутил, как разрушилась связь некроманта и мертвяка. Руки ожгло холодом, они мгновенно занемели, отнялись. Перед глазами взметнулось облако черных точек, закружилось темной метелью. И словно гонг прозвучал в голове.
— Охота закончилась, — сказал Гиз, выпуская мальчика и пытаясь справиться с внезапно накатившей слабостью. — Дело сделано… — Он подался вперед, склонил голову и коснулся пальцами тела мертвого селянина, мысленно прося у того прошения…
Страха не было.
На земле лежал не мертвяк, а мертвец.
48
Они не расходились. Стояли вокруг мертвеца, ждали, пока охотник придет в себя. Они хотели знать, что им делать дальше.Их было много. Уже и старики подтянулись, и дети. Даже старая Иста пришла, встала поодаль, с опаской поглядывая в сторону заброшенного дома. Быть может, она знала его тайну. Возможно, она могла бы объяснить, кто такой этот Белый Человек, чей это призрак…
Было тихо. Легкий ветерок ворошил листья березы. Где-то за деревней на дальнем лугу натужно мычала корова.
Селяне молчали, только цыкали на детей, если те начинали шуметь.
— Что нам делать с мальчиком, Гиз? — из толпы выступил Эрл, приблизился к стоящему на коленях охотнику, коснулся его плеча.
— Не знаю, — не открывая глаз, ответил Гиз. — Я всего лишь охотник. Мое дело — убивать мертвых.
— Но что ты нам посоветуешь? Мы должны за ним следить? А может, его надо изгнать?
— Это вам решать.
— Он ведь еще ребенок.
— Дети быстро растут.
— Что же нам делать? Что?..
Гиз поднял голову, оглядел толпящихся селян, подумал, что, наверное, вся деревня собралась сейчас здесь — в зарослях крапивы и малины, возле старой наклонившейся березы, неподалеку от заброшенной избы, пользующейся дурной славой. И заговорил, подбирая каждое слово:
— Мальчик не совершил никакого преступления… Да, у него есть дар — дар некроманта, — но разве ребенок виноват в этом? Судить надо за поступки. А вы должны понимать, что хороший человек, каким бы даром он ни обладал, не совершит плохих дел. Кем будет этот мальчик? Я не знаю. Как его воспитают? Я не могу сказать. Это вы решите, кем он станет. Это вы определите для него судьбу. Возможно, с вами он вообще забудет о своем страшном даре. А может быть, вскоре он превратится в одного из тех, чьи глаза мертвы, а души холодны… Если это случится, если его душу поглотит его дар, то уже ничто нельзя будет изменить. Возможно, мой старший брат Огерт сможет помочь вам… Вам, но не ему… — Гиз пальцем показал на перепуганного мальчика, жмущегося к матери.
Дила обнимала всех своих детей. Собравшиеся люди старались держаться от нее подальше, словно она была больна. И, глядя на осунувшуюся женщину, Гиз решил, что рассказывать всё он не будет.
Им незачем знать, как умер Гест.
Пусть у заброшенного дома появится еще одна тайна.
— Вы хотели получить мой совет? — спросил охотник. — Вы его услышали. А теперь мне пора уходить… — Он встал, отряхнул колени. Кивнул на мертвое тело: — Позаботьтесь о своем соседе как следует. Кладбище ждет его душу.
49
Он спешил, потому что Страж позвал его…В полдень Гиз получил свои деньги и почти сразу же их потратил. Навестив толстого Минса, он купил молодого, недавно объезженного жеребца. У кузнеца приобрел недостающую сбрую. В заведении Эрла плотно пообедал и набил провизией переметные сумки.
— Куда ты теперь? — поинтересовался хозяин постоялого двора, помогая охотнику собраться.
— На Кладбище, — Гиз привязывал сумки к седлу. — Страж Могил хочет меня видеть.
— Что-то случилось?
— Да.
— Что-то серьезное?
— Наверняка. Он бы не стал беспокоить из-за пустяков.
— И сколько раз он уже тебя звал?
— Нисколько. Сегодня — впервые… — Гиз подергал сумки, проверяя, крепко ли они держатся, взял коня под уздцы. — Открывай ворота, хозяин.
— Ты так и не справился со своим страхом, охотник? — спросил Эрл, отодвигая полированный брус засова.
— Нет, — усмехнулся Гиз, потянув за собой скакуна.
— А у меня вроде бы стало получаться… — Эрл придерживал створку ворот и, кажется, о чем-то размышлял.
Охотник вывел жеребца на дорогу, еще раз как следует все проверил — оружие, упряжь, провизию. Огляделся, улыбнулся играющим в пыли ребятишкам, кивнул проходящему мимо старику, из-под руки посмотрел на высокое солнце.
— Погоди, охотник, — что-то надумавший Эрл закрывал ворота. — Я с тобой.
— Куда? — спросил Гиз. — На Кладбище?
— Нет, — неуверенно засмеялся Эрл. — Мне туда пока рано… Решил вот зайти к Диле. Тяжело ей, наверное, сейчас.
— Наверное, — сказал Гиз.
Они прошли через деревню, кивая встречным. Какая-то пегая собачонка, учуяв запах съестного, увязалась за ними. Больше никто не вышел проводить охотника.
На дороге между домом Дилы и заброшенной избой бортника Гиз и Эрл попрощались.
— Позаботься о мальчонке, — сказал охотник. — Я не хочу, чтобы однажды он встретился с моим старшим братом.
— За кого из них ты боишься? — попытался пошутить Эрл. — Ты знаешь, чего я боюсь больше всего, — сказал Гиз.
— И знаю также, почему тебя называют Гизом Бесстрашным.
— Да? Почему же?
— Потому, что даже страх не может тебя остановить.
— О! — хмыкнул охотник. — И давно ли ты так заговорил?
— Давно. Просто раньше некому было слушать… — Эрл посмотрел на дом Дилы. — Может быть, скоро что-нибудь изменится.
— Изменится, — уверенно сказал Гиз. — Главное — не бояться перемен.
— Нет, — возразил Эрл. — Главное — не обращать внимания на страх.
— Что же, удачи тебе, — сказал охотник.
— А тебе легкой дороги.
Они разошлись. Эрл решительно зашагал к дому Дилы, а Гиз вскочил в седло и тронулся с места. Но через мгновение он кое-что вспомнил, придержал коня, обернулся, крикнул:
— Эрл!
— Да? — Хозяин постоялого двора остановился.
— Если вам когда-нибудь надоест Белый Человек и всякие там Веселые Голоса, отыщите мою сестру Нелти. Она вам поможет.
— А кто она такая? — крикнул Эрл.
— Она — собирательница душ.
— Хорошо, я запомню. Удачи тебе, Гиз Бесстрашный!
— Удачи!.. — Гиз махнул рукой и добавил негромко: — Она тебе тоже не помешает…
Глава 2
СОБИРАТЕЛЬНИЦА ДУШ
1
Мятые, потемневшие от старости латунные колокольчики давно утратили свои звонкие мелодичные голоса. Вот уже много лет они лишь гремели, дребезжали и бряцали. А некоторые — те, что лишились языка, — и вовсе молчали. Колокольчики должны были издалека предупреждать людей о приближении скорбного обоза. Но теперь разве кто услышит эти тусклые звуки?..Старый Армид, хозяин обоза, перевозчик в пятом поколении, лежал в пустой телеге, смотрел в небо и слушал, как гремят его колокольчики. Он |все их помнил, все различал по голосам. И голоса эти будили в нем воспоминания…
— Скоро деревня, хозяин! — крикнули с головной телеги.
Армид сел, потер кулаками слезящиеся глаза. Отозвался:
— Сам вижу… Всю свою жизнь он ездил этой дорогой. Сначала мальчишкой помогал отцу и деду. А теперь вот уже сам, один… Он знал здесь все — каждую деревню на пути, каждый перелесок, каждое дерево. Он помнил, когда мелеют реки, он мог предсказать распутицу, мог указать самый короткий путь, о котором и местные жители давно забыли.
Всю свою жизнь он катался от деревни к деревне, собирая мертвецов и отвозя их на Кладбище.
А теперь, кажется, дело его предков подходит к концу.
Катафалки разваливаются. Когда-то в лучшие времена обоз состоял из пятнадцати специально оборудованных телег. Теперь их осталось всего четыре. Старые лошади, конечно, умные, они сами идут привычной дорогой, но силы у них уже не те. Не каждую крутую горку смогут они одолеть с полным грузом… И на достойную охрану денег уже не хватает. Если и дальше так пойдет, то скоро сами возницы будут охранять груз. Но какие из них бойцы? Первый же некромант с парой мертвяков разгонит их всех, а груз себе заберет… Да что тут говорить! Даже наследника нет. Нет продолжателя семейного дела. Не обзавелся Армид потомством…
А времена меняются… Перевозом начинают заниматься новые люди, молодые, напористые. У них другие правила, они меняют маршруты, как им заблагорассудится, они не слушают стариков, думают лишь о деньгах, посмеиваются над Стражем Могил и совсем не уважают мертвых. А еще — страшно сказать — ходят слухи, что за определенную плату они могут передать груз некромантам…
Уж не потому ли все больше становится в мире мертвяков? Говорят, что их уже и днем можно встретить. И некроманты не скрываются, как раньше. Даже в людных местах появляются, проводят через селения свои страшные отряды. Видно, не боятся ни армии Короля, ни охотников…
— Человек впереди! — крикнули с первого катафалка, отвлекая Армида от тягостных мыслей. — Женщина!..
2
«Неприятностей в жизни не бывает, — часто повторял Страж Могил. — Жизнь хороша сама по себе. Бедность, нужда, болезни, даже боль — это не повод для отчаяния. В человеческой жизни есть лишь одна настоящая неприятность — то, что когда-нибудь жизнь закончится. Но не стоит из-за этого расстраиваться, и не надо этого бояться. Ведь когда человек живет, смерти еще нет. А когда приходит смерть, то уже нет человека…»Когда Нелти начинала думать о своей неполноценности, она вспоминала эти слова, и ей становилось легче.
— Жизнь хороша сама по себе, — пробормотала она и, не открывая глаз, подняла голову, подставила лицо теплому солнцу, широко улыбнулась небу, в котором заливался невидимый жаворонок.
Мир был полон объемных звуков — мягко шелестела трава под ветром, громко стрекотали кузнечики, где-то далеко неуверенно пробовала голос кукушка. А если затаить дыхание и как следует прислушаться, то можно разобрать далекую перекличку петухов.
— Ну что, Усь, — сказала Нелти, погладив сидящую на плече кошку. — Отдохнули? Пора бы двигаться дальше. Сами пойдем или попутчиков дождемся?
Кошка запустила когти в войлочную накладку, закрывающую плечо хозяйки, замурлыкала.
— Твои ответы разнообразием не отличаются, — сказала Нелти. И кошка, словно обидевшись на это замечание, тут же умолкла.
— Что-то не так, Усь? — спросила Нелти, но уже через мгновение сама услышала звуки, что встревожили кошку.
Металлическое дребезжание и бряцание. Мягкий перестук копыт. Скрип тележных колес.
— Вот и попутчики, Усь, — негромко сказала Нелти и поднялась на ноги. Она повернулась лицом к приближающемуся обозу, услышала, как кто-то крикнул: «Человек впереди!.. Женщина!» — и открыла слепые глаза.
3
Обоз остановился рядом.Нелти чувствовала запах лошадиного пота, она слышала, как жужжат мухи и слепни и как лошади стегают себя хвостами, отгоняя кровососов. Она уже определила, что повозок немного — три или четыре. Но сколько здесь людей?..
— Возможно, нам по пути, — предположила она вслух.
— А здесь одна дорога, — отозвался голос, принадлежащий явно пожилому человеку.
— Но по одной дороге может проходить много путей, — сказала Нелти.
— Это так, — согласился голос. — И куда направлен твой путь?
— К ближайшему селению.
— Это недалеко.
— Знаю. Может быть, вы меня подвезете?
— Я вижу, что ты слепа, допускаю, что твой нос ничего не чувствует, но неужели ты не слышала звона колокольчиков, женщина? Это скорбный обоз.
— Своим присутствием я не нарушу скорбь.
— Ты понимаешь, какой груз мы везем?
— Я его чую.
— И ты не боишься?
— Разве можно бояться тех, кто больше не существует?
Возникла пауза. Нелти чуть повернула голову, пытаясь почувствовать настроение людей. Погладила кошку.
Усь спокойна — значит, опасаться нечего…
— А ты необычно разговариваешь, — наконец проговорил старик. — Не так, как другие женщины.
Нелти чуть пожала плечами:
— Наверное, ты никогда раньше не слышал, как разговаривают женщины.
— Почему же… Слышал… — судя по голосу, старик улыбался. — Но редко что понимал.
— Возможно, ты слышал, но не слушал.
— Не стану с тобой спорить. Догадываюсь, что это бесполезно, да и опасно, может быть.
— Опасно? — Нелти искренне рассмеялась. — Неужели я — слепая женщина, обычная, слабая, — смогла напугать тебя и твоих людей?
— Только сильные люди могут говорить о своей слабости, — заметил старик. — Да и странно мне встретить посреди дороги слепца без поводыря… — Он покачал головой, и Нелти почувствовала это. — Думаю, ты лукавишь, когда говоришь о слабости и обычности.