А ей, Мирте, придется поторопиться в Алларен, ибо маг, предсказанный последним королем, был в опасности.
 
* * *
 
   Гил совершенно не понимал, что с ним происходит. Все началось с вечера, когда Император приказал ему присутствовать на вечерней трапезе; когда Гила проводили в покои владыки, маг с удивлением понял, что ужин будет один на один. Это казалось более чем странным; в книгах по этикету магу доводилось читать, что на трапезе Императора обычно присутствуют все приближенные к особе правителя люди… А здесь – только косматый старик, сутулый и тощий, на котором серый камзол топорщился как если бы его натянули на огородное пугало. Император называл его Интаром и ведуном, и Гиллард насторожился: бывший охотник за нелюдью в покоях владыки? Но Квентис в тот вечер был сама любезность, полностью оправдывая прозвище «Добрый»; он расспрашивал мага понемногу обо всем, и старый ведун молча кивал, соглашаясь, отчего его седые космы едва ли не плавали в тарелке. Безмолвный виночерпий разливал по бокалам старое, густое, как кровь, вино, и Гиллард почти не пил, боясь опьянеть…
   Боялся но, видимо, напиток был куда крепче, чем могло показаться. Все подернулось туманом; Гил, к собственному отчаянию, не мог даже пошевелиться. Кажется, с ним говорили, о чем-то спрашивали – и он что-то отвечал… Потом он очнулся в своей спальне с жуткой головной болью и даже не смог вспомнить, что говорил владыке…
   Пришел Интар, приволок на подносе горчащее снадобье.
   «Перебрал ты давеча, братец. Император передает тебе привет и настойку для скорейшего выздоровления».
   На вкус зелье оказалось совершенно невыносимым, но Гил проглотил его, даже не поморщившись. Это ж надо было так опозориться в первый же вечер!
   Но вместо того чтобы подняться на ноги, он слег окончательно. И снова – туман перед глазами, лица, как размытые дождем краски, Император, ведун… странные вопросы и его, Гила, ответы… И дикая, изматывающая мигрень.
   «Я заболел, – думал Гил в минуты просветления, – но чем? Хаттар Всемогущий, был бы рядом Магистр… уж он бы разобрался…»
   …Однажды глубокой ночью Гиллард очнулся среди мятых, мокрых от пота простыней. Тишина впечаталась в темноту, и все выглядело неживым, застывшим; только одинокий огонек свечи сиял золотой звездочкой… как давным-давно, в навеки потерянном детстве…
   Гил зашелся в приступе кашля, его скрутило пополам; вверх по горлу подкатила волна тошноты, желудок извивался ужом, но был абсолютно пуст. «Да что же это со мной?!!»
   Превозмогая слабость, Гил приподнялся на локте, и в этот момент… ощутил, как кто-то ловко подсунул ему под спину подушку и помог сесть.
   Словно призрак, в круг света вплыло женское лицо в обрамлении тяжелых кос.
   – Как ты? – тихо спросила незнакомка. И тут же бросила испуганный взгляд на дверь, словно боялась, что ее кто-то услышит.
   Затем она торопливо приложила пальчик к губам, на цыпочках скользнула к выход быстро выглянул в коридор и только потом вернулась к Гилу.
   – Не узнаешь меня?
   Гиллард в недоумении мотнул головой. Нет, конечно же он и представления не имел, кто эта красивая молодая женщина…
   – Помнишь Лаури? – прошептала она. – Нет, молчи. Не нужно ничего говорить. Вернее, ты слушай, а я кое-что тебе скажу…
   – Как ты…
   – Замолчи. Времени у меня нет, Гиллард, но я все же…
   Она наклонилась совсем близко к его лицу, так что Гил ощутил тонкий, своеобразный аромат благовоний.
   – Ты не болен, – шепнула Лаури, – старик тебя травит помаленьку. А еще тебя опаивают зельями, которые очень хорошо развязывают язык. Император хочет узнать, что творится в Закрытом городе…
   Он, задыхаясь, откинулся на подушки. Так вот оно что! Эта странная болезнь, слабость… Но… Лаури?..
   – Откуда ты узнала? – прохрипел маг, с трудом выталкивая слова из горящего горла. – Почему ты здесь?
   Красавица чуть слышно вздохнула и улыбнулась. Как показалось Гилу, через силу.
   – Мужчина после любовных утех может сболтнуть лишнего. А Император – такой же мужчина, как и ты… услышала знакомое имя, потом подсмотрела, как тебя допрашивают. Ты ничуть не изменился за эти годы, Гил. Все такой же рыцарь, уверовавший в честность рода людского. Ты веришь в нее и ищешь – но она не живет во дворце.
   Огонек свечи померк перед взором Гила. Эх, Лаури, Лаури… Его прекрасная дама, по воле которой юный рыцарь Гил отправился в Закрытый город… И кем она стала теперь?
   – Да, я наложница Императора, – спокойно сказала она, – владыкам не отказывают. Быть может, я даже стану Императрицей, кто знает? И если учесть, что у нашего владыки до сих пор нет наследников… впрочем, некогда болтать, Гил. Тебе нужно убираться отсюда, если хочешь остаться в живых. Это… мой долг. За то, что ты остался в городе магов.
   Он все еще приходил в себя. Не верилось, что Император, Квентис Добрый, способен на такую подлость… Эх, сюда бы Учителя…
   – Ты должен либо вернуться в свой Закрытый город, либо переждать где-нибудь… – шепот Лаури разбил нависшую тишину, – и уходить тебе нужно сейчас, пока Император и ведун что-то обсуждают. Поднимайся, Гиллард. Хаттар велик, может, еще свидимся. Я тебя выведу.
   С помощью Лаури Гилу удалось сесть. В висках гулко стучало, к горлу подкатывала тошнота. Лицо Лаури снова начало расплываться, превращаясь в бесформенное золотисто-розовое пятно.
   – Кажется, я вовремя решила тебе помочь, – прошептала наложница владыки, – еще пара дней – и ты бы уже не поднялся вообще.
   – Но… Почему Император хочет моей смерти?!! – выдохнул маг. – Я же… я ни в чем не виноват перед ним… За что?..
   В нос ударил резкий запах ароматической соли, и Лаури вновь стала обретать вполне человеческие формы.
   – Квентис не хотел тебя травить, – строго сказала она, – это все старик, ведун проклятый. Боится, что Император отправит его подыхать в лес, а тебя оставит при себе! Да, знаю, что это все глупо, но ведь если у Интара что в голове засядет, его не переубедишь. На-ка вот, пожуй – это тебя встряхнет на некоторое время, пока не окажешься за пределами дворца.
   И она поднесла к губам Гила пахучую горошину. Он подозрительно взглянул на свою капризную подругу из далекого детства, но она только улыбнулась.
   – Это еще что такое?
   – Ешь, не бойся. Интар делает такие штучки для Императора, когда надо… – Лаури вдруг запнулась и слегка покраснела.
   А Гиллард послушно взял с ее ладошки желтый шарик и принялся добросовестно его жевать. Убеждая себя в том, что нужно любыми способами подняться на ноги – но не в силах отделаться от мысли, что Император употребляет подобные штучки, чтобы проводить целые ночи в объятиях синеглазой красавицы.
   Сперва он не ощутил никаких изменений: та же тошнота, мигрень, долбящая виски, словно надоедливый пестрый дятел. Лаури молча смотрела на друга детства, нервно тиская кружевной платочек.
   Через некоторое время она отшвырнула его в сторону:
   – Все, Гил. Уже должно было подействовать. Ты обязан встать и идти, иначе больше никогда не покинешь эти стены.
   – Да, понимаю…
   Он стиснул зубы и, словно младенец, цепляясь за ее руку, спустил ноги на пол. А затем и вовсе поднялся. Комната завертелась перед глазами, но затем послушно замерла. Кожи на груди коснулось что-то холодное, Гил опустил глаза – ах да… медальон матери. И перстень вроде на месте. Даже странно, что на них никто не позарился, пока Гиллард валялся в беспамятстве.
   – Тебя нужно одеть, – Лаури метнулась к стулу, где были аккуратно сложены вещи мага, – и – ходу отсюда, Гил. У нас и времени-то почти не осталось!
   …Они не разговаривали, пока шли темными коридорами в направлении, известном одной Лаури. Да и не о чем было говорить людям, между которыми пролегла горькая дорожка воспоминаний и осознания того, что, поступи они иначе восемь лет назад – и все было бы по-другому. Они оба прекрасно это понимали, а потому предпочитали молчать.
   Когда же наконец Лаури остановилась перед низенькой дверью, Гиллард спросил:
   – Значит, ты можешь стать Императрицей?
   Лаури передернула плечами:
   – Не знаю, Гил. Может быть… Ну иди. Выйдешь в парк, ну а оттуда – к прудам, и постарайся исчезнуть.
   – Спасибо тебе.
   – Не благодари.
   Она аккуратно отомкнула дверь, приоткрыла – в коридор ворвался сладкий запах ночных цветов.
   – Иди, Гил. – И вдруг порывисто обняла его. – Все. Удачи тебе, мой благородный рыцарь…
 
* * *
 
   Известие застало Квентиса врасплох:
   – Что значит – сбежал?!!
   Он выскользнул из-под мягких ладошек Лаури, которая только-только начала умащивать спину ароматным маслом, и схватил халат. Кивнул красотке – мол, иди к себе, есть дела поважнее. Она улыбнулась, грациозно изогнулась, словно кошечка, и, нимало не стесняясь наготы, вышла.
   – Вы хорошо обыскали дворец? – Квентис хмуро воззрился на побледневшего подданного. Разумеется, этот человек, что раболепно гнул спину перед владыкой, вовсе не был ни рабом, ни слугой; наоборот – имел весьма звучный титул и участвовал во многих делах Императора, не требующих огласки. Лорд Шеном Тэр, второй министр, глава канцелярии тайного слежения, виртуоз в распутывании темных дворцовых интрижек и великий стратег в деле шпионажа.
   Тэр поклонился еще раз, уже гораздо ниже; солнечный зайчик погладил его небольшую, от волнения вспотевшую лысину.
   – Да, ваше величество. Весь дворец. Маг исчез бесследно, и никто не видел, как он покинул свои покои.
   Квентис хрустнул пальцами. Как-то нехорошо все выходило, совсем нехорошо… Ну и что теперь скажет Магистр Закрытого города, после того как к нему вернется маг и нажалуется, что-де опоили и неоднократно учиняли допросы?
   Император задумчиво теребил шелковый кушак. Затем мрачно кивнул министру:
   – Интара ко мне. Немедленно.
   …Ведун появился так быстро, что в душу Квентиса вкралось подозрение – а не подслушивал ли старик за дверями? Путаясь в длинных полах кафтана, Интар бухнулся на колени, поскуливая, пополз вперед, желая приложиться к краю императорского одеяния. Квентис от души пнул его в бок:
   – Ты мне обещал, что зелье не позволит ему встать и уйти! И что? Каков результат?
   Но Интар был огорошен известием не меньше самого Квентиса.
   – Владыка! Да не мог он, не мог он сам уйти! Мои травки… медведя с ног валят, а тут ведь мальчишка…
   – Заткнись, – обронил Квентис, – поздно выть. Надо что-то предпринимать. Ведь Магистр далеко не дурак, он поймет, что здесь с его воспитанником стряслось что-то дурное. Начнет выяснять… Как бы скандала не вышло.
   – Мой владыка боится Магистра? – прошипел Интар, за что получил еще один чувствительный пинок.
   – Не смей даже рта раскрывать, поганец, пока я тебе не позволю. Не то – вот, видишь, лорд Тэр? Он тебя живенько допросит со всей тщательностью. Может быть, тебе было на руку, чтобы маг убрался отсюда, а?
   Лицо ведуна окаменело в выражении столь глубокой растерянности, что Квентис не сдержался и зловеще улыбнулся. В глазах травника задрожали слезы:
   – Позвольте признаться, ваше величество!
   – Да ну? И в чем? – Он кивнул Шеному, тот моментально извлек из-за обшлага кусок пергамента, перышко и миниатюрную чернильницу на цепочке. Невинные голубые глаза министра хищно блеснули. Интар, распластавшись на полу, жалобно всхлипнул:
   – Травил я мага помаленьку, владыка. Уж не стал бы я его выпускать, он бы сам тихо к Хаттару отошел… Не иначе сам Магистр его отсюда вывел…
   Тэр, ухмыляясь, заскрипел перышком.
   – Значит, я был прав. Во всем, – процедил Квентис, – как чувствовал, что ты меня ослушаешься. А между прочим, мальчишка мне был нужен живым!
   – Помилуй, владыка!
   – А толку мне с твоих воплей, старый дурак?!! Наверняка Гиллард уже в Закрытом городе и нашептывает Магистру о том, как его тут великолепно встречали…
   Шеном Тэр деликатно кашлянул, и Император понял, что в круглой, точно шар, голове министра зародилась светлая мысль.
   – Говори, Шеном.
   В глазах лорда мелькнуло самодовольство. Как же, даем совет самому Императору…
   – Я бы порекомендовал, ваше величество, тотчас же написать Магистру, что его воспитанник позорно сбежал, тем самым нарушив все установленные предписания как со стороны Закрытого города, так и со стороны владыки Империи. Кроме того, я бы посоветовал отправить под стены Закрытого города Маррета и его ребят; если Интар утверждает, что состояние нашего гостя ухудшалось изо дня в день, то, возможно, он еще и не добрался до Черной цитадели.
   Квентис усмехнулся. Нет, все-таки не зря он сделал этого пухленького коротышку министром канцелярии тайного слежения.
   – Великолепный план, лорд Тэр. Если бы все мои подданные имели такие мозги, то я был бы счастливейшим владыкой из ныне живущих.
   Он уселся за бюро, макнул перо в чернильницу и набросал письмо о том, что посланный Императору маг обманул ожидания владыки, оказался склонен к экспериментам, кои заключались в употреблении малоизвестных зелий, а под конец и вовсе сбежал, нарушив волю обоих владык – Великой Империи и Закрытого города.
   – И, что бы ни случилось, настаивайте на своем, ваше величество, – шелестел Тэр. – Магистр может не верить, но, если не хотите громких скандалов, будет лучше все отрицать.
   Письмо, как по волшебству, исчезло за обшлагом Шенома, но Квентис был уверен, что оно в самое ближайшее время будет доставлено по назначению. Глава канцелярии тайного слежения был единственной нитью, связующей Императора с Закрытым городом.
   – Я могу вызывать Маррета? – уже на пороге осведомился министр.
   – Да, разумеется. Но я хочу видеть во дворце мальчишку живым. Понятно? Живым!
   Тут Интар имел несчастье подвернуться еще раз под ноги Квентису.
   – А ты, идиот, поднимайся. И чтоб я тебя несколько дней не видел, ясно? Еще раз меня ослушаешься, тебя таким пыткам подвергну, что будешь молить о смерти.
   …Квентис дождался, пока ведун, кряхтя и постанывая, на четвереньках уберется вон. Затем растянулся на кровати, пропахшей благовониями, и задумался.
   О том, что по странному стечению обстоятельств маг, подосланный Магистром, оказался сыном Геллера Накори, о существовании которого, пожалуй, не знал даже сам командор. О том, что за стенами Закрытого города маги занимались исследованием и изготовлением смертоносных взаимодействий, но пока предпочитали их нигде не использовать. Исключая лишь взятие Дэйлорона. О том, что, пожелай маги захватить императорский трон, они бы сделали это легко и непринужденно. Значит, не это было им нужно? Но что может быть важнее, чем власть? Вот этого Квентис не понимал. Происходящее начинало походить на умело подстроенную ловушку, причем ловушку, придуманную сумасшедшим. Ведь не могла же столь занятная картина сложиться сама по себе, без кукловода, который осторожно дергает за нужные ниточки?
   – Бред какой-то, – пробормотал Император, – и совершенно ничего не ясно. Совершенно!
 
* * *
 
   …Силы оставили Гилларда на окраине парка, предательски внезапно, так, что получилось – брел-брел и, как подкошенный, рухнул в папоротник. Он вдохнул побольше воздуха, попробовал подняться – безрезультатно. Тело не слушалось, сделалось тяжелым, как куль муки. Все, что удалось Гилу – это повернуться набок и подтянуть колени к груди.
   Светало. Сквозь ажурную зелень сомкнувшихся над ним лапок папоротника виднелся кусочек неба, сперва темного, затем – сизого. Потом маг провалился в небытие и пришел в себя лишь к вечеру.
   «Что, не думал, что все будет именно так, да? – подумал Гил. – Что будешь валяться без сил в императорском парке и никто не придет на помощь?»
   И тут же возразил сам себе:
   «Но ведь Лаури помогла тебе. Сделала даже больше, чем было возможно в ее нынешнем положении…»
   По горлу прокатился горький ком желчи, тело скрутила жестокая судорога… Гил сплюнул вязкую слюну и закрыл глаза.
   Если он будет валяться здесь и дальше, то просто умрет, а уж этого допускать совсем не хотелось. Значит, надо собраться с силами и – идти вперед. К Закрытому городу… рассказать Магистру обо всем, что с ним случилось, и просить о защите.
   – Да, я пойду… туда… – прошептал он, – и все… может быть, все будет, как раньше.
   Превозмогая тошнотворную слабость, Гил поднялся на четвереньки и огляделся. В парке было пустынно и тихо, сбоку поблескивало аккуратное зеркальце пруда. Над головой в братских объятиях сплелись мощные ветви лип, а еще выше опрокинутой чашей покоилось небо с блестками первых звезд.
   «Если я уже сутки не принимал яда и до сих пор не умер, значит, буду жить и дальше, – подумал Гиллард, – а следовательно, незачем себя жалеть. Надо просто… уходить отсюда, пока меня не нашли».
   Осторожно, стараясь не делать лишних движений, он поднялся на ноги, и эта первая удача окрылила.
   «Значит, смогу и дальше идти!»
   Пошатываясь, Гил и в самом деле двинулся к выходу из парка, туда, где пустынная аллея упиралась в стену. Он пока не думал, как минует это препятствие; просто задался целью – дойти.
   Итак, он был болен, одинок и совершенно беззащитен: все компоненты заклятий у него отобрали во время задушевных бесед с владыкой Империи. Признать все это оказалось нелегко и мучительно стыдно, нечасто маг Закрытого города может похвастать тем, что несколько дней подряд его травили и допрашивали и что только вмешательство женщины спасло от неминуемой гибели. И Гиллард уже представил себе, как скривится Магистр при виде ученика, докатившегося до такого состояния. Возможно, он даже прочтет краткую лекцию о том, что маг не должен быть столь удручающе наивен, а сам презрительно взглянет на Гилларда… Хорошо еще, что медальон и перстень остались при нем; вероятно, их сочли недостойными внимания… Чай, владыка еще не дошел до того, чтобы воровать побрякушки у своих гостей…
   Потом он стал вспоминать Лаури; от этого делалось горько, неприятно. Кто бы мог подумать, что дочь краснодеревщика окажется в императорском гареме? Необычайно ясно он снова увидел яблоневый сад, девочку, с хрустом кусающую сочное яблоко, и себя самого, мечтающего о рыцарских подвигах. Казалось, только вчера это было, а вот ведь незадача – восемь лет унеслось, не оставив и следа.
   …Пока Гиллард брел, падал, поднимался и снова двигался вперед, вечер сменился ночью. Вокруг по-прежнему не было ни души; покрывало ночи, опустившись на землю, заглушило все звуки – установилась особенная, шуршащая листвой тишина, которую нарушало лишь редкое уханье филина.
   Гил остановился перед высокой, в два человеческих роста, оградой. Затем обессиленно сел на траву, прислонившись спиной к безукоризненной кладке. Итак, он дошел. А что дальше? Идти до охраняемого выхода?
   Нет уж, увольте…
   Ему померещился ехидный смешок Магистра. Вот уж, наверное, потешался бы Учитель, увидев подающего надежды мага в столь незавидном положении! Гиллард почти представил себе натянутую, высокомерную улыбку на бледных, словно обескровленных губах самого могущественного мага Империи, хрусткую корочку льда в ярких голубых глазах…
   «Искусство магии заключается не только в составлении уже известных взаимодействий, но в экспериментальном определении новых, порождающих Силу, структур».
   Гил хмыкнул. Легко сказать – экспериментальное определение…
   «Но ты же все-таки маг? Твое оружие – Сила и мозги. Вот и думай, если хочешь отсюда незаметно выбраться».
   Он сжал в руке медальон, ощутил, как твердые четкие грани вдавливаются в ладонь. Перстень на руке, казалось, чуть нагрелся. Любопытно, а что даст взаимодействие двух изумрудов?.. По всем правилам магической науки – ничего, если к ним не добавить третью, чуждую, составляющую.
   Гил огляделся, припоминая все лабораторные опыты, в которых принимал участие, мучительно пытаясь сообразить, а что же, собственно, он хочет получить в итоге… И вдруг…
   – Твоей матери было достаточно травы и цветов, чтобы призвать Силу.
   Гил едва не подскочил на месте. Пожалуй, только слабость помешала ему это сделать. Голос-то он уже слышал… сидя в темнице и ожидая наказания. И тогда что-то говорило ему это бестелесное нечто об истине… Но что самое обидное, Гиллард так и не понял, кому принадлежит этот мягкий, шелестящий шепоток, похожий на шорох гадюки, ползущей по сухой листве – то ли собственному больному воображению, то ли… Чему-то другому, опасному и недоброму, от чего следует держаться подальше.
   – Ты… кто? – спросил Гил в темноту, даже не рассчитывая получить ответ.
   Тишина. И только недовольно заухал филин.
   Гиллард поежился. Все-таки неприятно, когда в твоем сознании начинают звучать неведомые голоса… И подумал о том, что в стенах Закрытого города маги никогда не ставили экспериментов с живыми компонентами. Только то, что уже не живет и не дышит, и никогда – то, что растет. Как-то Гиллард слышал, что живое пользуют ведьмы и охотники за нелюдью, а истинный маг никогда не опустится до подобных трюков.
   Он сорвал листок подорожника, покрутил его в руках, приложил к медальону – никакого эффекта. А что, если объединить кору, папоротник, сухие листья, землю?..
   Примерно через час, утирая холодный пот, Гил с удовлетворением оглядывал фигуру Силы, составленную из никогда прежде не использованных компонент. В центре концентрических кругов покоился медальон, и в него золотыми ручейками стекалось то, без чего маг не сотворит ни единого заклятия. Изумруд светился в темноте живым зеленым светом, и над ним уже кружился, попискивая, комар.
   – Как доберусь до своей кельи, обязательно начну писать трактат о пользе живых компонентов, – пообещал себе Гиллард и положил руку на ставший горячим медальон.
   Чувствуя, как Сила потекла в тело, захлестывая тягучей волной, Гил протянул свободную руку по направлению к стене, обрисовывая контур будущего лаза. Зеленый сгусток отделился от пальцев, вальяжно подплыл к цели и… впитался в камень, как вода в сухую землю.
   Гил охнул. Вот чего-чего, а такого он никак не ожидал; хотелось бы увидеть нечто более действенное… Компоненты, разложенные вокруг изумруда, обратились в пыль, отдав свою жизнь магии. Следовательно, для следующего заклятия придется все начинать заново. А сил-то не было, да и времени ушло немало.
   …Тихий, едва слышный треск. И шорох – как будто осыпаются мелкие камешки из-под ног покорителя гор. Напрочь позабыв о собственном состоянии, Гил рванулся к стене, споткнулся, упал, едва не расквасив нос… Результат превзошел все ожидания. Прямо из каменной кладки лезли нежные зеленые ростки. Их корни, на вид тоненькие и слабые, крошили камень, обращая в труху.
   Гиллард осторожно нажал на пушистый зеленый коврик, и кусок стены, чихнув пылью, осел на землю, открывая проход – как раз такого размера, как и замышлял маг.
   Он еще раз подумал о своем будущем трактате и двинулся вперед. Прочь из императорского парка, в Закрытый город, где не было места гадким интригам и все было просто и честно.
 
* * *
 
   …– Великий Магистр. Позволю себе напомнить, что посланец Императора передал…
   – Я помню, что он передал, Билль. Оставь меня. Ответ будет утром.
   В распахнутое окно башни заглядывала довольная вызолоченная луна, окруженная свитой звезд. Теплый ветер доносил звуки ночного Алларена – то лай собак, то людской гомон; и все это уносилось прочь, едва касаясь сознания.
   Магистр поглядел на пергамент с императорской печатью на алой ленточке. К чему торопиться и читать, когда и так ясно, что там во дворце произошло? Наверняка повелитель Империи очень хотел узнать, чем именно занимаются маги Закрытого города, и купился на то, что Гиллард уже носил звание мага…
   Магистр все-таки сорвал печать, пробежал по скачущим вверх-вниз строкам, писанным в явной спешке, и швырнул пергамент в огонь.
   Разумеется, он ответит Императору – ответит, что-де сожалеет о том, что молодой и очень талантливый маг не оправдал доверия и покрыл позором Закрытый город… Врата которого отныне закрыты для Гилларда Накори… И что теперь Император волен сам решать судьбу никчемного мага. Но – чуть позже. Зачем торопиться, когда все идет именно так, как того можно было ожидать?
   «Ведь когда-нибудь это все равно бы случилось. И даже я здесь ни при чем, ну разве самую малость. Все это… только исполнение пророчеств. Не более. И чаша наполнена до краев, дальше просто некуда».
   Магистр вернулся к столу. Заветная схема, великая сеть судеб, уже занимала всю столешницу; Магистру не хватило места на одном листе, и он, как ученик перед отчетом, подклеивал дополнительные листы, дабы расширить площадь исследования. Расширить-то расширил, но не прошло и двух суток, как сеть вновь разрослась непомерно.
   – Итак, – промурлыкал он, – что мы получили?
   Отследив одну из линий Императора, Магистр аккуратно проставил нули над всеми кружками-событиями, кроме одного. Затем проделал то же самое с уже происшедшим для Гилларда и для Мирте. Хмуро покусывая перо, долго раздумывал над будущим ночницы Миральды и еще кого-то, безымянного человека.
   Задача по-прежнему оставалась неразрешимой. И слишком много «если» присутствовало на изображенной схеме, не позволяющих произвести заключительный подсчет.
   Магистр отложил перо и взялся за пухлый томик пророчеств. Не давало ему покоя одно предложение:
   «И если на краю времени, на пороге мира будет отдано стражу чистое сердце во имя всех живых, все начнется, так и не завершившись».
   Он много раз думал над этим. Несомненно, стражем был колодец памяти, а значит, речь шла о добровольной жертве, которая могла бы очистить, возродить медленно гибнущий мир. Оставалось только выяснить, кто мог бы это сделать и чем бы это грозило хозяину Закрытого города.