Страница:
Ночница и человек брели прочь от Алларена.
Опустевшая дорога, пыльным шрамом разделившая лес, тянулась на север. Ярко светили луны, пытаясь серебристой вуалью приукрасить темную стену ельника, и в призрачных лучах гнилушками светились яйца нелюди, отложенные тут же, в землю. Численность орды росла.
Человек и болотная ночница шагали прочь от Алларена, великого города белых башен. Шагали молча, так как говорить о прошлом, о виденном в Алларене не хотелось, а будущее было слишком туманным.
Мысли Миральды целиком занимала судьба Гилларда. Самые обычные вопросы, которые всегда будут терзать материнское сердце – что с ним и где он сейчас? Орда достигла Алларена, и это значило – Гилларду не удалось сделать ровным счетом ничего. Жив ли он? Или остались только кости от молодого мага, появление которого было предсказано последним королем Дэйлорона?
– Хаттар, пусть он останется жив. – Миральда не заметила, что произнесла молитву вслух, и лишь задумчивый взгляд Гора вернул ее к действительности. Словно оправдываясь, ночница торопливо добавила: – Мы перенесемся в предгорья через водный портал, а дальше придется идти…
Кочевник только покачал головой:
– Куда мы пойдем, Миральда? Ты когда-нибудь была в Гнезде? Видела ли ты этот… колодец? Получается, мы бредем, сами толком не зная куда.
В который раз Гор оказался прав. Миральда улыбнулась – казалось бы, всего лишь раб, а ведь, на удивление, смышленый парень. Как было бы хорошо, если бы ее жертва действительно очистила мир и ему выпало бы счастье прожить хорошо отмеренный Небесами срок!
– Дракон говорил, что нам помогут, – упрямо продолжил Гор, – я не знаю, о ком он говорил, но, быть может, нам не нужно торопиться прочь от Алларена?
– Ты предлагаешь сесть на дороге и ждать? – Ночница хмуро пнула очередное светящееся яйцо. – Я тоже не совсем понимаю дракона. А вдруг он бредил?
Кочевник промолчал.
– Да и кто, по-твоему, может нам помочь? Королева Кайэрских топей?
Риторический вопрос Миральды, само собой, остался без ответа. Ее спутник и без того не отличался особой разговорчивостью, а когда дело доходило до спора, так и вовсе предпочитал помалкивать.
– Ну не хочешь говорить, не говори, – раздраженно обронила Миральда.
И снова подумала о том, где может находиться в данный момент ее сын… Ее Гиллард, которого, увы, не она вскормила молоком и не она научила всем премудростям магии…
– Ты беспокоишься о нем, – вдруг сказал имн, – и потому другим мыслям уже нет места в голове.
На миг ночница утратила дар речи. Чувство было такое, словно ее уличили во лжи, и это было неприятно и стыдно… Остановившись, Миральда сухо обронила:
– Даже если и так, что в этом дурного?
Гор пожал плечами и снова промолчал.
– Да что ты понимаешь? – Раздражение росло и росло, грозя вырваться наружу. – Что ты можешь понимать в любви матери к сыну? Ты, который никогда не имел собственных детей?
– Жестоко обвинять меня в этом, – тихо сказал имн.
И Миральда подумала, что сейчас не время для споров.
– Прости, – буркнула она, стараясь не смотреть Гору в глаза, – я ночница и должна быть мудрой. Ты предлагаешь немного подождать?
Он кивнул и, не говоря более ни слова, подошел к обочине и уселся на вывороченное из земли дерево, что валялось вдоль дороги.
Миральда присела рядом, но тревога не отпускала ее: она то и дело ерзала, вставала, поглядывала на полуночное небо. В голове тугими ударами пульса билась все та же мысль – Хаттар, пусть он останется жив, мой Гил… Что бы он ни сделал… И я, что я могу сделать, чтобы Магистр не получил его, как бы нечестно это ни выглядело?
«Да что я себя извожу? – Она нервно похрустывала пальцами. – То, что я обещала Магистру, этому страшному созданию, ровным счетом ничего не значит! Ведь я – темная нелюдь, и дурак тот, кто доверится болотной ночнице… Или же Магистр прекрасно знает об этом и рассчитал все заранее? Но что тогда ему, побери меня зеркальник, нужно?!!»
Миральда бережно, слово к слову, перебрала в памяти всю их беседу и, к собственному ужасу, поняла, что совершенно не может угадать истинных намерений Магистра Золия. То, что он сделал все, чтобы мир катился в пропасть, – это было вне сомнения. Но вот рассказать о жертве, да еще и болотной ночнице под честное слово? Вот это уже казалось действительно странным… Или же оно было как было, и Золий действительно поверил в то, что она уговорит собственного сына добровольно взвалить на свои плечи все бремя отражений?!!
Она покачала головой. Нет, решительно невозможно было понять, чего же на самом деле хотел Магистр…
– Гляди!
Гор указывал рукой куда-то в россыпь звезд. Ночница посмотрела – и дыхание застряло ершиком в горле: изящная, отливающая серебром крылатая фигурка приближалась, стремительно увеличиваясь в размерах. Еще один дракон? Обещанная им помощь?..
Гор поднялся и принялся подпрыгивать, кричать и размахивать руками, пытаясь привлечь к своей персоне внимание чудовища. И – чудо! – его старания увенчались успехом: совсем низко мелькнуло белоснежное чешуйчатое брюхо, страшные когти, ветер, поднимаемый крыльями, пригнул макушки деревьев…
Изогнув шею, дракон опустил морду почти к самой земле, из ноздрей вырывалось морозное дыхание, тут же оседающее инеем на дороге. А Миральда снова увидела волшебные, пылающие синим огнем глаза, и в них жила мудрость прожитых веков. Черные зрачки сузились, стали злыми, колючими – прямо как у рассерженной кошки.
– Я слышала песнь побежденного, – прозвучало над ухом Миральды, – это ты, ночница, пытаешься повернуть вспять то, что катится к завершению?
Она кивнула.
– Любопытно.
Пасть, торчащие клыки, каждый размером с человеческую руку, оказались совсем близко; Миральда ощутила, как побежал по коже морозец. Все-таки недаром этих драконов зовут снежными…
– Многие твари болот одержимы жаждой крови, – задумчиво произнесла драконица, – отчего же ты не со своими сестрами?
Ночница задумалась – всего на миг. А затем ответила:
– Те, кто был человеком и помнит об этом, не пошли на людские земли. А я… Меня слишком многое связывает с прошлой жизнью, и я не забыла ее даже в Кайэре.
Смешок. Немного удивленный, но добродушный.
– Ты странное создание, ночница. Все хочешь быть тем, кем уже никогда не будешь… Впрочем, медлить нечего. Забирайтесь ко мне на спину.
Миральда переглянулась с Гором. Имн улыбался, смотря на драконицу, как на чудо небесное. Впрочем, разве это не было именно так?
– Э… Нам нужно… – начала было ночница, однако мягкий драконий голос перебил:
– Я знаю куда. Колодец памяти, да? Нет, я не читаю ваши мысли, но мы всегда знали о страже последних дней.
– Значит, вам известно и о жертве? И если на краю времени, на пороге мира…
Синий глаз многозначительно подмигнул.
– Известно. Всегда было известно.
…Потом они полетели. Ветер хлестал в лицо, грозя унести прочь, Миральда изо всех сил цеплялась за костяной гребень. Впереди Гор прижался к острому шипу, обхватил его руками и – что было совсем удивительно – зажмурился. Похоже, парень боялся даже взглянуть на земли, проплывающие далеко внизу.
«Значит, Магистр не солгал насчет колодца, – подумала Миральда, – даже не верится… Но, возможно, он солгал в чем-то другом?»
Ночь была на исходе, когда драконица плавно опустилась на площадку, неведомо кем и когда вырубленную в грузном теле горы.
– Идите.
Миральда соскользнула по гладкой шее вниз, огляделась: там, где устремлялась к небу каменная твердь, чернел вход в пещеру.
И снова оживали перед глазами картины далекого прошлого: она, Миральда, и Шениор д’Амес, последний король Дэйлорона, сидят под раскидистым дубом. Крепкая рука дэйлор обнимает ведьму за плечи, и оттого на душе делается тепло и уютно. Что он рассказывал ей тогда, в ту последнюю ночь? О далекой волшебной стране, где тянутся к солнцу деревья-стражи, о колыбели великих воинов, что прячется высоко в горах за пределами Великого Леса… А потом – отравленный магией дождь, то, что позволило Императору завоевать древнее королевство. И не осталось ничего, кроме воспоминаний да еще, может быть, слабой надежды.
– Идите же, – повторила драконица и, грациозно скользнув вниз по крутому склону, светлой тенью полетела прочь.
Миральда провожала взглядом крылатую фигурку, пока та не растворилась в предрассветной дымке. Затем вздохнув, поглядела на небо, где одна за другой бледнели и гасли звезды.
– Рассвет близится, – сказала она вслух, – нам пора.
Но все же помедлила еще немного: и вершины гор, одетые в снег, и сизый туман, одеялом укутавший подножия каменных исполинов, и облака, жиденькими мазками тронувшие сумеречное небо, – все казалось ей удивительно красивым. И болью под сердцем отзывалась мысль о том, что для болотной ночницы Миральды впереди нет ничего, кроме пустоты и небытия.
Рядом вздохнул Гор, и это вернуло Миральду к действительности.
«В конце концов, другие будут жить, и это небо, и горы, и даже эти крошечные травинки, которые непонятно как сюда попали… А главное – Гиллард. Даже если Магистр найдет его, он никогда не согласится добровольно занять его место… Горе тому, кто поверил болотной ночнице!»
Улыбнувшись своей мысли, она решительно двинулась ко входу в Гнездо куниц.
…Чернота, заполнившая вход, была всего лишь иллюзией. Они медленно шли по широкой галерее со множеством ответвлений, и с потолка лился серый сумеречный свет. Здесь было чисто и тихо, словно дух Старшего продолжал заботиться о колыбели воинов, и Миральде то и дело казалось, что дэйлор никуда не ушли и вот-вот они наткнутся на молодого воина в кожаных штанах и куртке, с иссиня-черными волосами, заплетенными в тонкие косички.
«Но когда мир очистится, они вернутся, – подумала она, – все к лучшему. Жизнь одной-единственной ночницы – это не такая уж большая цена за жизни двух народов…»
Миральда выпрямилась и пошла быстрее. Грусть уходила, на сердце воцарилась легкость; так бывает, только когда все решено и не над чем ломать голову. Рядом нерешительно кашлянул Гор:
– Куда мы идем?
– К колодцу памяти, – беспечно ответила ночница, – думаю, что мне несложно будет его найти. Не забывай, я же чувствую воду.
Она не лгала. Издалека, из хитросплетения лабиринтов, веяло сыростью, что была сродни болотной, и Миральда шагала ей навстречу – словно к старой знакомой.
Клубок тоннелей покорно распутывался, светлые коридоры вились бесконечной чередой – и так же светло было в душе болотной ночницы.
Наконец они добрались до небольшого проема в каменной кладке. Судя по всему, это была потайная дверь, которую забыли закрыть; а дальше начинался темный сырой тоннель.
«Пахнет как болота», – отрешенно подумала Миральда, переступая порог. А через минуту она увидела и самого стража, колодец памяти, и людские костяки, белеющие чуть поодаль.
…Всего лишь круглое отверстие в каменном полу, налитое до самых краев чернотой. Гор зажег факел, и по воде заскользил глянец.
– Это и есть?.. – Он с удивлением стоял над колодцем, разглядывая собственное отражение в неподвижной воде.
Миральда молча протянула ладони над темным зеркалом, закрыла глаза – чтобы понять, прочувствовать… Но ведь темное зеркало – это лишь иллюзия воды. А на самом деле… Древнейшее нечто, могущественное и бессильное одновременно, скованное в каменном мешке… Ночница невольно зарычала, чувствуя, как удлиняются когти. То, что у начала времен оказалось запертым в этой горе, набирало силу… Словно готовилось разбить оковы и… полностью очистить этот мир.
Миральда глухо зарычала, судорожно сжала кулаки. Дороги назад не было – если ключ найден, то она использует его и остановит крушение всего, что стоило любить и что она любила.
– Это он, – хрипло сказала она, – Магистр не лгал… ну что, попрощаемся?
Гор вздрогнул. Темные глаза превратились в две щелки, в которых что-либо разглядеть было невозможно.
– Попрощаемся, Миральда.
Она развела руками:
– Что ж… Я хочу, чтобы ты счастливо прожил отпущенный тебе срок. Ты хороший, сильный человек, а такие люди должны быть свободными… Единственное, о чем прошу – разыщи Гила и Мирте… Не знаю, как ты это сделаешь, но уж постарайся. Расскажешь им все, как было, только ни слова о том, что я обещала Магистру. В конце концов, болотные ночницы – это темная нелюдь, им нельзя доверять… Ну вот… А еще передай, что я ни о чем не жалею и что делаю это для всех, кто будет когда-либо жить под этим небом. От всего сердца… И даже для тех, кто недостоин…
Она запнулась. Речь получалась слишком длинной, словно она пыталась оттянуть время.
Миральда еще раз поглядела на то, что было похоже на темную воду, но таковой отнюдь не являлось.
«Это быстро. Ты даже ничего не почувствуешь».
Рядом сердито засопел Гор.
«Ну вот. Даже кочевник понимает, что ты зря медлишь. Когда, быть может, в это время гибнут невинные!» – Ну прощай. – Она протянула руку, надеясь, что Гор ее пожмет, но тот сделал вид, что не заметил этого прощального жеста.
– Погоди, Миральда.
– Что?
– Я тоже… хочу сказать. Чтобы ты знала… Только с тобой я понял, что такое быть человеком и что такое быть свободным. Помнишь?
Она усмехнулась. Да, тогда они сидели на лужайке… И тогда же Миральда впервые задумалась над тем, что же такое свобода.
– Я понял, что это значит, – на губах имна появилась мягкая улыбка, – спасибо.
Он взял ее руку в свою и быстро поцеловал тыльную сторону ладони.
Миральда не успела сделать ровным счетом ничего. Только схватила его за рукав, но в руке остался клок рубахи. Один-единственный удар сердца – и Гор исчез под водой.
…Всплеск.
…Темнота.
И вопль, рвущийся из легких, разбивающийся о низкий каменный потолок.
«Удел болотной ночницы – вечная печаль».
А потом свет, яркий белый свет ударил в глаза. Невидимая сила швырнула ее к стене, словно тряпичную куклу, вышибая дыхание и… напрочь выбивая Силу. Ту, что питает народ Зла, ту, что рождена отражениями.
Мир очищался. Волна, расходящаяся кругом от колодца памяти, прошла сквозь каменную толщу и устремилась вниз, на равнины.
Никто не удерживал Магистра, когда тот пожелал покинуть свое мрачное узилище. Он подошел к двери и попросту разнес ее в щепки: конечно, Сила отражений – не для людей, но за долгие годы Золий так сросся с ней, что научился грамотно использовать даже те немногие крохи, что ему перепадали.
За дверью, в подземелье, было пусто. И очень тихо. Факелы давно догорели, но некому было их заменить… Магистр пожал плечами и неспешно пошел прочь из подземелья.
Несколько раз он натыкался на завалы. Но разве груда камней может задержать самого могущественного чародея Империи? Стремительное, как бросок змеи, движение мысли – и преграда разрушалась, давая дорогу.
А потом он выбрался из-под развалин императорского дворца, поглядел на сонное небо с умирающими звездами и так же медленно поплелся по площади, посреди которой запросто валялся кусок белой башни.
«Вот и нет больше Алларена, – подумал Золий, – столько простоял, столько осад выдержал – и пал за один день. А нелюдь отправилась дальше».
Тут он заметил черный шпиль главной башни и улыбнулся. Выходило так, что твари не тронули Закрытый город… Неужто почуяли, чьи это владения? Впрочем, Золию это было безразлично. Уж куда-куда, а в башню он возвращаться не собирался.
И в равной степени ему было абсолютно наплевать на то, что Император Квентис сбежал из обреченного Алларена, что с помощью ведуна Интара поставил на свое место Шенома Тэра. Куда бы ни выбросил правителя старый портал, ему не скрыться… Разве что только Миральда и человек без имени совершат то, что еще казалось возможным.
Золий бесцельно брел, сам не зная куда, стараясь не наступать на то, что до недавнего времени было живыми людьми, и замедлил шаг только тогда, когда его окликнули:
– Эй, погоди! Я с тобой!
Мальчишка, его вечный маленький спутник, перебирался через поваленную мраморную колонну.
Золий остановился и дождался, пока сорванец поравняется с ним.
– Куда ты идешь, Великий Магистр?
– Я не знаю.
– А где твоя схема? Ты дорисовал ее?
– Нет. Теперь, пожалуй, она больше не нужна. Так и осталась незавершенной.
Золий повернулся и зашагал дальше, нимало не заботясь о том, идет ли за ним призрак его собственного прошлого. Близился рассвет – один из последних рассветов рода людского…
Внезапно путь им преградил зеркальник.
– Осторожно! – Мальчишка спрятался за спину Золия. – Ну, давай, чего же ты ждешь?!! Поджарь его молнией!
Магистр только покачал головой, в упор рассматривая жуткую тварь. Костлявое ее тело, покрытое слизью, напряглось; было видно, что зеркальник готовится к прыжку.
– Зачем? – прошептал Магистр. – Он не тронет меня. Он знает, что я такое.
– Да ну!
– Увидишь.
Когти зеркальника подрагивали, то удлиняясь, то втягиваясь; его подвижный нос шевелился, нюхая воздух. Казалось, чудовище не совсем понимает – а что же, собственно, происходит и отчего жертва не бросается бежать, исторгая крики ужаса. А потом зеркальник заскулил побитой собакой и порскнул в сторону, укрывшись в развалинах богатого дома.
– Вот так, – сказал Золий, – ни одна из этих тварей не тронет меня. К сожалению…
Звезды таяли в небе, как кристаллики соли в горячей воде.
– Пойдем, малыш. Недолго уже…
…Они шагали по улицам Алларена. Молча. Говорить было не о чем, и оставалось лишь ожидание. Золий рассеянно поглядывал по сторонам; то, что он видел, не задевало его, ускользая прочь сизым дымом. Ведь всему когда-нибудь наступает конец…
Он снова подумал о Миральде. Пожалуй, ей было под силу повернуть все вспять; но чем это обернется для него самого? И Гиллард, Гиллард… Похоже, мальчишка ускользает от него, уходит все дальше и дальше за пределы человеческой жизни. Золий досадливо поморщился. Ничего страшного. Он, Магистр, как-нибудь разберется со всем этим…
Золий поднял голову и посмотрел на небо. Северный край его стремительно наливался светом… Северный?!!
– Значит, ты все-таки сделала то, что могла… – пробормотал он, не в силах опустить взгляда.
А сияние становилось просто нестерпимым. И Магистр увидел, как волна жемчужного света перехлестнулась через край чаши отражений, выжигая и иссушая ее.
Последний всплеск черной реки принес ему череду мутных образов; темная нелюдь гибла, рассыпаясь прахом по зеленой траве, и пожиратели неба метались, превратившись в живые факелы…
Вымывая прочь Силу отражений, свет безжалостно отнимал мощь темной нелюди; молодняк умирал, лишившись последнего, старики же становились слабы, как после перерождения. И кочевники на западе Империи, чей взор уже не был замутнен кровавым туманом, останавливались и в недоумении озирались, не зная, зачем они покинули родные луга за Кайэром.
Золий мимоходом удивился, отчего не погибла вся нелюдь. Но потом понял: мир очищался, однако закона никто не отменял. Все начиналось сначала, так и не завершившись; будут новые люди, будут новые отражения… И так до следующего очищения.
«А что же будет со мной?!!»
Он неподвижно стоял посреди мертвого города и сквозь слезы смотрел в нестерпимо яркое небо.
Врата… То, чем он был, и то, что столько декад носил в себе…
И сердце легко забилось в груди, словно сняли с него груз, к которому оно успело привыкнуть.
Теперь врата отражений были далеко. И он, Золий, больше не нес их в себе…
– Пойдем, – вдруг сказал голубоглазый мальчишка, протягивая руку, – мы здесь больше не нужны. Пойдем домой, а?
Магистр улыбнулся. Предложение выглядело очень, очень заманчивым, особенно если учесть, как давно он не был в домике на берегу Эйкарнаса… Он бросил последний взгляд на черную башню, а затем протянул мальчишке руку:
– Да, пожалуй…
Прикосновение детских пальцев на миг обожгло ладонь, но потом все стало так, как и должно было быть.
…Сквозь рваные облака на землю смотрело Большое око Хаттара. Звезды низкие, крупные, сверкали на лоскутах черного неба, словно нашитые бусины. В воздухе, примешиваясь к запаху сырой земли и трав, плавал странный щекочущий аромат.
Гиллард вдохнул всей грудью, и сомнения исчезли, истаяли в ночной свежести: не было больше ни страшных, булькающих звуков в покалеченных зазря легких, ни раздражающей немочи. Казалось, он снова здоров – самый обычный молодой маг, перед которым расстилается бесконечная дорога жизни… Гил осторожно пошевелился, боясь разбудить внезапную боль; вне всяких сомнений, он был совершенно здоров. Только вот у основания шеи неприятно саднило.
И вдруг Гиллард вспомнил. И расхохотался в разочарованно-вытянутый лик луны. В нем ведь не осталось больше ничего человеческого! Он ступил на путь темной нелюди, добровольно, потому как только ночная дорога могла подарить ему хоть какую-нибудь жизнь.
– Мирте! Мирте, где ты?
Он сел на траве и огляделся: оказывается, темная нелюдь перетащила его на маленькую уютную полянку среди поросли молоденьких осинок. Тут же терпеливо дожидался Гилларда его вещевой мешок. Тлели алыми искрами угли потухшего костра. И – ни малейших следов Мирте.
«Куда это она запропастилась?»
Гил поднялся, потянулся, хрустя суставами; ему казалось, что тело его осталось точно таким же, каким было раньше. Взгляд невольно остановился на руках: вот они, пожалуй, изменились. Длинные белые пальцы, перевитые синими прожилками, и ногти, заострившиеся наподобие звериных когтей.
– И что теперь?
Гиллард резко обернулся, дивясь тому, как это он не расслышал приближения Мирте, и немного раздосадованный тем, что она застала его за созерцанием собственных пальцев. Она стояла в двух шагах, обхватив себя руками за плечи, и в сапфировых глазах замерла грусть. Невольно он задался вопросом – а какими стали его собственные глаза? Но все это он узнает чуть позже…
– Спасибо тебе, – пробормотал Гиллард, – ты меня спасла.
– Ты ошибаешься, – Мирте рубанула воздух ребром ладони, – это не спасение. Впрочем, теперь все это неважно. Скажи, что ты собираешься делать дальше? Орда подобных нам с тобой никуда не делась. Все гибнет, и твои сородичи в том числе.
– Э, ээ…
И тут Гиллард поймал себя на том, что ему глубочайшим образом наплевать на то, что происходит с людьми. Он-то уже человеком не был!
– Я понимаю, – сухо обронила Мирте. Похоже, вампиресса превосходно улавливала его мысли, – и ни в чем тебя не виню, Гил. Но пока мы помним, кем были…
Ему стало стыдно. И одновременно пришло чувство непонимания Мирте. Она-то, урожденная дэйлор, чего так беспокоится за род людской?
– Пророчество должно сбыться, – зло процедила вампиресса, – мне на самом деле все равно, что станется с людьми. Меня заботят только дэйлор. Но ты-то еще вчера был человеком! Как же ты можешь… так?..
И Гиллард не нашел ничего лучше, как промямлить.
– Может быть, нам следует встретиться с моей матерью?
Мирте пожала плечами, легко подхватила дорожный мешок.
– Может, это и в самом деле лучший выход, Гил. До Алларена семь-восемь ночей пути… Наверное, они с Гором еще там.
– Разве мы не полетим?
Она с усмешкой смотрела на него, и Гилу в сапфировых глазах померещилось легкое презрение.
– Но ты же пока не умеешь летать? А спешить нам некуда… Ты все равно уже не сможешь остановить орду.
И вампиресса легко зашагала прочь с полянки. Гилу не оставалось ничего, как спешно подхватить свои вещи и догонять.
…Долгое время они молчали. Лес закончился, и впереди, насколько хватало взгляда, простирался луг. В лунном свете тусклыми гнилушками светились яйца нелюди, отложенные в глубокие борозды; Гил поначалу их давил, но потом пришел к выводу, что это занятие совершенно бесполезно. Не так нужно бороться с тварями, совсем не так…
Та радость, что захлестнула его от осознания возможности жить дальше, как-то незаметно схлынула. Может быть, виновато в этом было упорное молчание Мирте. А может, и вид истерзанной земли. Но, что бы там ни было, Гиллард почувствовал печаль – безысходную, рвущую сердце. Вспомнив чучело несчастного оборотня в Закрытом городе, Гиллард подумал, что и ему самому впору тоскливо завыть на луну.
Стоило коснуться воспоминаний, как они, прорвав плотину, обрушились на Гила. Он плелся за Мирте, ее гибкая, хрупкая фигурка расплывалась перед глазами. А он вспоминал то, как жил в семье портного: и маленькую спальню, пропахшую лавандой, и теплый огонек свечи, и старую грушу в саду… все это принадлежало ему, и все это он променял на глупое желание быть отважным рыцарем в глазах девчонки. Где они сейчас, его приемные отец и мать, вырастившие его как собственного сына? Вероятно, их уже нет: орда не щадит никого. И где тот далекий и уютный мир, в который уже никогда не вернуться?..
Близился рассвет. Мирте наконец остановилась и, внимательно поглядев на Гила, объявила привал.
– Можешь начинать рыть, нору, – просто сказала она, – тебе, наверное, еще не стоит оставаться на солнце. Хотя, уж конечно, я дала тебе немало Силы. Древняя кровь Старшего, от этого никуда не денешься.
– Нору? – Гиллард недоуменно уставился себе под ноги. Не укладывалось в голове, как он будет лежать целый день под землей.
Опустевшая дорога, пыльным шрамом разделившая лес, тянулась на север. Ярко светили луны, пытаясь серебристой вуалью приукрасить темную стену ельника, и в призрачных лучах гнилушками светились яйца нелюди, отложенные тут же, в землю. Численность орды росла.
Человек и болотная ночница шагали прочь от Алларена, великого города белых башен. Шагали молча, так как говорить о прошлом, о виденном в Алларене не хотелось, а будущее было слишком туманным.
Мысли Миральды целиком занимала судьба Гилларда. Самые обычные вопросы, которые всегда будут терзать материнское сердце – что с ним и где он сейчас? Орда достигла Алларена, и это значило – Гилларду не удалось сделать ровным счетом ничего. Жив ли он? Или остались только кости от молодого мага, появление которого было предсказано последним королем Дэйлорона?
– Хаттар, пусть он останется жив. – Миральда не заметила, что произнесла молитву вслух, и лишь задумчивый взгляд Гора вернул ее к действительности. Словно оправдываясь, ночница торопливо добавила: – Мы перенесемся в предгорья через водный портал, а дальше придется идти…
Кочевник только покачал головой:
– Куда мы пойдем, Миральда? Ты когда-нибудь была в Гнезде? Видела ли ты этот… колодец? Получается, мы бредем, сами толком не зная куда.
В который раз Гор оказался прав. Миральда улыбнулась – казалось бы, всего лишь раб, а ведь, на удивление, смышленый парень. Как было бы хорошо, если бы ее жертва действительно очистила мир и ему выпало бы счастье прожить хорошо отмеренный Небесами срок!
– Дракон говорил, что нам помогут, – упрямо продолжил Гор, – я не знаю, о ком он говорил, но, быть может, нам не нужно торопиться прочь от Алларена?
– Ты предлагаешь сесть на дороге и ждать? – Ночница хмуро пнула очередное светящееся яйцо. – Я тоже не совсем понимаю дракона. А вдруг он бредил?
Кочевник промолчал.
– Да и кто, по-твоему, может нам помочь? Королева Кайэрских топей?
Риторический вопрос Миральды, само собой, остался без ответа. Ее спутник и без того не отличался особой разговорчивостью, а когда дело доходило до спора, так и вовсе предпочитал помалкивать.
– Ну не хочешь говорить, не говори, – раздраженно обронила Миральда.
И снова подумала о том, где может находиться в данный момент ее сын… Ее Гиллард, которого, увы, не она вскормила молоком и не она научила всем премудростям магии…
– Ты беспокоишься о нем, – вдруг сказал имн, – и потому другим мыслям уже нет места в голове.
На миг ночница утратила дар речи. Чувство было такое, словно ее уличили во лжи, и это было неприятно и стыдно… Остановившись, Миральда сухо обронила:
– Даже если и так, что в этом дурного?
Гор пожал плечами и снова промолчал.
– Да что ты понимаешь? – Раздражение росло и росло, грозя вырваться наружу. – Что ты можешь понимать в любви матери к сыну? Ты, который никогда не имел собственных детей?
– Жестоко обвинять меня в этом, – тихо сказал имн.
И Миральда подумала, что сейчас не время для споров.
– Прости, – буркнула она, стараясь не смотреть Гору в глаза, – я ночница и должна быть мудрой. Ты предлагаешь немного подождать?
Он кивнул и, не говоря более ни слова, подошел к обочине и уселся на вывороченное из земли дерево, что валялось вдоль дороги.
Миральда присела рядом, но тревога не отпускала ее: она то и дело ерзала, вставала, поглядывала на полуночное небо. В голове тугими ударами пульса билась все та же мысль – Хаттар, пусть он останется жив, мой Гил… Что бы он ни сделал… И я, что я могу сделать, чтобы Магистр не получил его, как бы нечестно это ни выглядело?
«Да что я себя извожу? – Она нервно похрустывала пальцами. – То, что я обещала Магистру, этому страшному созданию, ровным счетом ничего не значит! Ведь я – темная нелюдь, и дурак тот, кто доверится болотной ночнице… Или же Магистр прекрасно знает об этом и рассчитал все заранее? Но что тогда ему, побери меня зеркальник, нужно?!!»
Миральда бережно, слово к слову, перебрала в памяти всю их беседу и, к собственному ужасу, поняла, что совершенно не может угадать истинных намерений Магистра Золия. То, что он сделал все, чтобы мир катился в пропасть, – это было вне сомнения. Но вот рассказать о жертве, да еще и болотной ночнице под честное слово? Вот это уже казалось действительно странным… Или же оно было как было, и Золий действительно поверил в то, что она уговорит собственного сына добровольно взвалить на свои плечи все бремя отражений?!!
Она покачала головой. Нет, решительно невозможно было понять, чего же на самом деле хотел Магистр…
– Гляди!
Гор указывал рукой куда-то в россыпь звезд. Ночница посмотрела – и дыхание застряло ершиком в горле: изящная, отливающая серебром крылатая фигурка приближалась, стремительно увеличиваясь в размерах. Еще один дракон? Обещанная им помощь?..
Гор поднялся и принялся подпрыгивать, кричать и размахивать руками, пытаясь привлечь к своей персоне внимание чудовища. И – чудо! – его старания увенчались успехом: совсем низко мелькнуло белоснежное чешуйчатое брюхо, страшные когти, ветер, поднимаемый крыльями, пригнул макушки деревьев…
Изогнув шею, дракон опустил морду почти к самой земле, из ноздрей вырывалось морозное дыхание, тут же оседающее инеем на дороге. А Миральда снова увидела волшебные, пылающие синим огнем глаза, и в них жила мудрость прожитых веков. Черные зрачки сузились, стали злыми, колючими – прямо как у рассерженной кошки.
– Я слышала песнь побежденного, – прозвучало над ухом Миральды, – это ты, ночница, пытаешься повернуть вспять то, что катится к завершению?
Она кивнула.
– Любопытно.
Пасть, торчащие клыки, каждый размером с человеческую руку, оказались совсем близко; Миральда ощутила, как побежал по коже морозец. Все-таки недаром этих драконов зовут снежными…
– Многие твари болот одержимы жаждой крови, – задумчиво произнесла драконица, – отчего же ты не со своими сестрами?
Ночница задумалась – всего на миг. А затем ответила:
– Те, кто был человеком и помнит об этом, не пошли на людские земли. А я… Меня слишком многое связывает с прошлой жизнью, и я не забыла ее даже в Кайэре.
Смешок. Немного удивленный, но добродушный.
– Ты странное создание, ночница. Все хочешь быть тем, кем уже никогда не будешь… Впрочем, медлить нечего. Забирайтесь ко мне на спину.
Миральда переглянулась с Гором. Имн улыбался, смотря на драконицу, как на чудо небесное. Впрочем, разве это не было именно так?
– Э… Нам нужно… – начала было ночница, однако мягкий драконий голос перебил:
– Я знаю куда. Колодец памяти, да? Нет, я не читаю ваши мысли, но мы всегда знали о страже последних дней.
– Значит, вам известно и о жертве? И если на краю времени, на пороге мира…
Синий глаз многозначительно подмигнул.
– Известно. Всегда было известно.
…Потом они полетели. Ветер хлестал в лицо, грозя унести прочь, Миральда изо всех сил цеплялась за костяной гребень. Впереди Гор прижался к острому шипу, обхватил его руками и – что было совсем удивительно – зажмурился. Похоже, парень боялся даже взглянуть на земли, проплывающие далеко внизу.
«Значит, Магистр не солгал насчет колодца, – подумала Миральда, – даже не верится… Но, возможно, он солгал в чем-то другом?»
* * *
Ночь была на исходе, когда драконица плавно опустилась на площадку, неведомо кем и когда вырубленную в грузном теле горы.
– Идите.
Миральда соскользнула по гладкой шее вниз, огляделась: там, где устремлялась к небу каменная твердь, чернел вход в пещеру.
И снова оживали перед глазами картины далекого прошлого: она, Миральда, и Шениор д’Амес, последний король Дэйлорона, сидят под раскидистым дубом. Крепкая рука дэйлор обнимает ведьму за плечи, и оттого на душе делается тепло и уютно. Что он рассказывал ей тогда, в ту последнюю ночь? О далекой волшебной стране, где тянутся к солнцу деревья-стражи, о колыбели великих воинов, что прячется высоко в горах за пределами Великого Леса… А потом – отравленный магией дождь, то, что позволило Императору завоевать древнее королевство. И не осталось ничего, кроме воспоминаний да еще, может быть, слабой надежды.
– Идите же, – повторила драконица и, грациозно скользнув вниз по крутому склону, светлой тенью полетела прочь.
Миральда провожала взглядом крылатую фигурку, пока та не растворилась в предрассветной дымке. Затем вздохнув, поглядела на небо, где одна за другой бледнели и гасли звезды.
– Рассвет близится, – сказала она вслух, – нам пора.
Но все же помедлила еще немного: и вершины гор, одетые в снег, и сизый туман, одеялом укутавший подножия каменных исполинов, и облака, жиденькими мазками тронувшие сумеречное небо, – все казалось ей удивительно красивым. И болью под сердцем отзывалась мысль о том, что для болотной ночницы Миральды впереди нет ничего, кроме пустоты и небытия.
Рядом вздохнул Гор, и это вернуло Миральду к действительности.
«В конце концов, другие будут жить, и это небо, и горы, и даже эти крошечные травинки, которые непонятно как сюда попали… А главное – Гиллард. Даже если Магистр найдет его, он никогда не согласится добровольно занять его место… Горе тому, кто поверил болотной ночнице!»
Улыбнувшись своей мысли, она решительно двинулась ко входу в Гнездо куниц.
…Чернота, заполнившая вход, была всего лишь иллюзией. Они медленно шли по широкой галерее со множеством ответвлений, и с потолка лился серый сумеречный свет. Здесь было чисто и тихо, словно дух Старшего продолжал заботиться о колыбели воинов, и Миральде то и дело казалось, что дэйлор никуда не ушли и вот-вот они наткнутся на молодого воина в кожаных штанах и куртке, с иссиня-черными волосами, заплетенными в тонкие косички.
«Но когда мир очистится, они вернутся, – подумала она, – все к лучшему. Жизнь одной-единственной ночницы – это не такая уж большая цена за жизни двух народов…»
Миральда выпрямилась и пошла быстрее. Грусть уходила, на сердце воцарилась легкость; так бывает, только когда все решено и не над чем ломать голову. Рядом нерешительно кашлянул Гор:
– Куда мы идем?
– К колодцу памяти, – беспечно ответила ночница, – думаю, что мне несложно будет его найти. Не забывай, я же чувствую воду.
Она не лгала. Издалека, из хитросплетения лабиринтов, веяло сыростью, что была сродни болотной, и Миральда шагала ей навстречу – словно к старой знакомой.
Клубок тоннелей покорно распутывался, светлые коридоры вились бесконечной чередой – и так же светло было в душе болотной ночницы.
Наконец они добрались до небольшого проема в каменной кладке. Судя по всему, это была потайная дверь, которую забыли закрыть; а дальше начинался темный сырой тоннель.
«Пахнет как болота», – отрешенно подумала Миральда, переступая порог. А через минуту она увидела и самого стража, колодец памяти, и людские костяки, белеющие чуть поодаль.
…Всего лишь круглое отверстие в каменном полу, налитое до самых краев чернотой. Гор зажег факел, и по воде заскользил глянец.
– Это и есть?.. – Он с удивлением стоял над колодцем, разглядывая собственное отражение в неподвижной воде.
Миральда молча протянула ладони над темным зеркалом, закрыла глаза – чтобы понять, прочувствовать… Но ведь темное зеркало – это лишь иллюзия воды. А на самом деле… Древнейшее нечто, могущественное и бессильное одновременно, скованное в каменном мешке… Ночница невольно зарычала, чувствуя, как удлиняются когти. То, что у начала времен оказалось запертым в этой горе, набирало силу… Словно готовилось разбить оковы и… полностью очистить этот мир.
Миральда глухо зарычала, судорожно сжала кулаки. Дороги назад не было – если ключ найден, то она использует его и остановит крушение всего, что стоило любить и что она любила.
– Это он, – хрипло сказала она, – Магистр не лгал… ну что, попрощаемся?
Гор вздрогнул. Темные глаза превратились в две щелки, в которых что-либо разглядеть было невозможно.
– Попрощаемся, Миральда.
Она развела руками:
– Что ж… Я хочу, чтобы ты счастливо прожил отпущенный тебе срок. Ты хороший, сильный человек, а такие люди должны быть свободными… Единственное, о чем прошу – разыщи Гила и Мирте… Не знаю, как ты это сделаешь, но уж постарайся. Расскажешь им все, как было, только ни слова о том, что я обещала Магистру. В конце концов, болотные ночницы – это темная нелюдь, им нельзя доверять… Ну вот… А еще передай, что я ни о чем не жалею и что делаю это для всех, кто будет когда-либо жить под этим небом. От всего сердца… И даже для тех, кто недостоин…
Она запнулась. Речь получалась слишком длинной, словно она пыталась оттянуть время.
Миральда еще раз поглядела на то, что было похоже на темную воду, но таковой отнюдь не являлось.
«Это быстро. Ты даже ничего не почувствуешь».
Рядом сердито засопел Гор.
«Ну вот. Даже кочевник понимает, что ты зря медлишь. Когда, быть может, в это время гибнут невинные!» – Ну прощай. – Она протянула руку, надеясь, что Гор ее пожмет, но тот сделал вид, что не заметил этого прощального жеста.
– Погоди, Миральда.
– Что?
– Я тоже… хочу сказать. Чтобы ты знала… Только с тобой я понял, что такое быть человеком и что такое быть свободным. Помнишь?
Она усмехнулась. Да, тогда они сидели на лужайке… И тогда же Миральда впервые задумалась над тем, что же такое свобода.
– Я понял, что это значит, – на губах имна появилась мягкая улыбка, – спасибо.
Он взял ее руку в свою и быстро поцеловал тыльную сторону ладони.
Миральда не успела сделать ровным счетом ничего. Только схватила его за рукав, но в руке остался клок рубахи. Один-единственный удар сердца – и Гор исчез под водой.
…Всплеск.
…Темнота.
И вопль, рвущийся из легких, разбивающийся о низкий каменный потолок.
«Удел болотной ночницы – вечная печаль».
А потом свет, яркий белый свет ударил в глаза. Невидимая сила швырнула ее к стене, словно тряпичную куклу, вышибая дыхание и… напрочь выбивая Силу. Ту, что питает народ Зла, ту, что рождена отражениями.
Мир очищался. Волна, расходящаяся кругом от колодца памяти, прошла сквозь каменную толщу и устремилась вниз, на равнины.
* * *
Никто не удерживал Магистра, когда тот пожелал покинуть свое мрачное узилище. Он подошел к двери и попросту разнес ее в щепки: конечно, Сила отражений – не для людей, но за долгие годы Золий так сросся с ней, что научился грамотно использовать даже те немногие крохи, что ему перепадали.
За дверью, в подземелье, было пусто. И очень тихо. Факелы давно догорели, но некому было их заменить… Магистр пожал плечами и неспешно пошел прочь из подземелья.
Несколько раз он натыкался на завалы. Но разве груда камней может задержать самого могущественного чародея Империи? Стремительное, как бросок змеи, движение мысли – и преграда разрушалась, давая дорогу.
А потом он выбрался из-под развалин императорского дворца, поглядел на сонное небо с умирающими звездами и так же медленно поплелся по площади, посреди которой запросто валялся кусок белой башни.
«Вот и нет больше Алларена, – подумал Золий, – столько простоял, столько осад выдержал – и пал за один день. А нелюдь отправилась дальше».
Тут он заметил черный шпиль главной башни и улыбнулся. Выходило так, что твари не тронули Закрытый город… Неужто почуяли, чьи это владения? Впрочем, Золию это было безразлично. Уж куда-куда, а в башню он возвращаться не собирался.
И в равной степени ему было абсолютно наплевать на то, что Император Квентис сбежал из обреченного Алларена, что с помощью ведуна Интара поставил на свое место Шенома Тэра. Куда бы ни выбросил правителя старый портал, ему не скрыться… Разве что только Миральда и человек без имени совершат то, что еще казалось возможным.
Золий бесцельно брел, сам не зная куда, стараясь не наступать на то, что до недавнего времени было живыми людьми, и замедлил шаг только тогда, когда его окликнули:
– Эй, погоди! Я с тобой!
Мальчишка, его вечный маленький спутник, перебирался через поваленную мраморную колонну.
Золий остановился и дождался, пока сорванец поравняется с ним.
– Куда ты идешь, Великий Магистр?
– Я не знаю.
– А где твоя схема? Ты дорисовал ее?
– Нет. Теперь, пожалуй, она больше не нужна. Так и осталась незавершенной.
Золий повернулся и зашагал дальше, нимало не заботясь о том, идет ли за ним призрак его собственного прошлого. Близился рассвет – один из последних рассветов рода людского…
Внезапно путь им преградил зеркальник.
– Осторожно! – Мальчишка спрятался за спину Золия. – Ну, давай, чего же ты ждешь?!! Поджарь его молнией!
Магистр только покачал головой, в упор рассматривая жуткую тварь. Костлявое ее тело, покрытое слизью, напряглось; было видно, что зеркальник готовится к прыжку.
– Зачем? – прошептал Магистр. – Он не тронет меня. Он знает, что я такое.
– Да ну!
– Увидишь.
Когти зеркальника подрагивали, то удлиняясь, то втягиваясь; его подвижный нос шевелился, нюхая воздух. Казалось, чудовище не совсем понимает – а что же, собственно, происходит и отчего жертва не бросается бежать, исторгая крики ужаса. А потом зеркальник заскулил побитой собакой и порскнул в сторону, укрывшись в развалинах богатого дома.
– Вот так, – сказал Золий, – ни одна из этих тварей не тронет меня. К сожалению…
Звезды таяли в небе, как кристаллики соли в горячей воде.
– Пойдем, малыш. Недолго уже…
…Они шагали по улицам Алларена. Молча. Говорить было не о чем, и оставалось лишь ожидание. Золий рассеянно поглядывал по сторонам; то, что он видел, не задевало его, ускользая прочь сизым дымом. Ведь всему когда-нибудь наступает конец…
Он снова подумал о Миральде. Пожалуй, ей было под силу повернуть все вспять; но чем это обернется для него самого? И Гиллард, Гиллард… Похоже, мальчишка ускользает от него, уходит все дальше и дальше за пределы человеческой жизни. Золий досадливо поморщился. Ничего страшного. Он, Магистр, как-нибудь разберется со всем этим…
Золий поднял голову и посмотрел на небо. Северный край его стремительно наливался светом… Северный?!!
– Значит, ты все-таки сделала то, что могла… – пробормотал он, не в силах опустить взгляда.
А сияние становилось просто нестерпимым. И Магистр увидел, как волна жемчужного света перехлестнулась через край чаши отражений, выжигая и иссушая ее.
Последний всплеск черной реки принес ему череду мутных образов; темная нелюдь гибла, рассыпаясь прахом по зеленой траве, и пожиратели неба метались, превратившись в живые факелы…
Вымывая прочь Силу отражений, свет безжалостно отнимал мощь темной нелюди; молодняк умирал, лишившись последнего, старики же становились слабы, как после перерождения. И кочевники на западе Империи, чей взор уже не был замутнен кровавым туманом, останавливались и в недоумении озирались, не зная, зачем они покинули родные луга за Кайэром.
Золий мимоходом удивился, отчего не погибла вся нелюдь. Но потом понял: мир очищался, однако закона никто не отменял. Все начиналось сначала, так и не завершившись; будут новые люди, будут новые отражения… И так до следующего очищения.
«А что же будет со мной?!!»
Он неподвижно стоял посреди мертвого города и сквозь слезы смотрел в нестерпимо яркое небо.
Врата… То, чем он был, и то, что столько декад носил в себе…
И сердце легко забилось в груди, словно сняли с него груз, к которому оно успело привыкнуть.
Теперь врата отражений были далеко. И он, Золий, больше не нес их в себе…
– Пойдем, – вдруг сказал голубоглазый мальчишка, протягивая руку, – мы здесь больше не нужны. Пойдем домой, а?
Магистр улыбнулся. Предложение выглядело очень, очень заманчивым, особенно если учесть, как давно он не был в домике на берегу Эйкарнаса… Он бросил последний взгляд на черную башню, а затем протянул мальчишке руку:
– Да, пожалуй…
Прикосновение детских пальцев на миг обожгло ладонь, но потом все стало так, как и должно было быть.
* * *
…Сквозь рваные облака на землю смотрело Большое око Хаттара. Звезды низкие, крупные, сверкали на лоскутах черного неба, словно нашитые бусины. В воздухе, примешиваясь к запаху сырой земли и трав, плавал странный щекочущий аромат.
Гиллард вдохнул всей грудью, и сомнения исчезли, истаяли в ночной свежести: не было больше ни страшных, булькающих звуков в покалеченных зазря легких, ни раздражающей немочи. Казалось, он снова здоров – самый обычный молодой маг, перед которым расстилается бесконечная дорога жизни… Гил осторожно пошевелился, боясь разбудить внезапную боль; вне всяких сомнений, он был совершенно здоров. Только вот у основания шеи неприятно саднило.
И вдруг Гиллард вспомнил. И расхохотался в разочарованно-вытянутый лик луны. В нем ведь не осталось больше ничего человеческого! Он ступил на путь темной нелюди, добровольно, потому как только ночная дорога могла подарить ему хоть какую-нибудь жизнь.
– Мирте! Мирте, где ты?
Он сел на траве и огляделся: оказывается, темная нелюдь перетащила его на маленькую уютную полянку среди поросли молоденьких осинок. Тут же терпеливо дожидался Гилларда его вещевой мешок. Тлели алыми искрами угли потухшего костра. И – ни малейших следов Мирте.
«Куда это она запропастилась?»
Гил поднялся, потянулся, хрустя суставами; ему казалось, что тело его осталось точно таким же, каким было раньше. Взгляд невольно остановился на руках: вот они, пожалуй, изменились. Длинные белые пальцы, перевитые синими прожилками, и ногти, заострившиеся наподобие звериных когтей.
– И что теперь?
Гиллард резко обернулся, дивясь тому, как это он не расслышал приближения Мирте, и немного раздосадованный тем, что она застала его за созерцанием собственных пальцев. Она стояла в двух шагах, обхватив себя руками за плечи, и в сапфировых глазах замерла грусть. Невольно он задался вопросом – а какими стали его собственные глаза? Но все это он узнает чуть позже…
– Спасибо тебе, – пробормотал Гиллард, – ты меня спасла.
– Ты ошибаешься, – Мирте рубанула воздух ребром ладони, – это не спасение. Впрочем, теперь все это неважно. Скажи, что ты собираешься делать дальше? Орда подобных нам с тобой никуда не делась. Все гибнет, и твои сородичи в том числе.
– Э, ээ…
И тут Гиллард поймал себя на том, что ему глубочайшим образом наплевать на то, что происходит с людьми. Он-то уже человеком не был!
– Я понимаю, – сухо обронила Мирте. Похоже, вампиресса превосходно улавливала его мысли, – и ни в чем тебя не виню, Гил. Но пока мы помним, кем были…
Ему стало стыдно. И одновременно пришло чувство непонимания Мирте. Она-то, урожденная дэйлор, чего так беспокоится за род людской?
– Пророчество должно сбыться, – зло процедила вампиресса, – мне на самом деле все равно, что станется с людьми. Меня заботят только дэйлор. Но ты-то еще вчера был человеком! Как же ты можешь… так?..
И Гиллард не нашел ничего лучше, как промямлить.
– Может быть, нам следует встретиться с моей матерью?
Мирте пожала плечами, легко подхватила дорожный мешок.
– Может, это и в самом деле лучший выход, Гил. До Алларена семь-восемь ночей пути… Наверное, они с Гором еще там.
– Разве мы не полетим?
Она с усмешкой смотрела на него, и Гилу в сапфировых глазах померещилось легкое презрение.
– Но ты же пока не умеешь летать? А спешить нам некуда… Ты все равно уже не сможешь остановить орду.
И вампиресса легко зашагала прочь с полянки. Гилу не оставалось ничего, как спешно подхватить свои вещи и догонять.
…Долгое время они молчали. Лес закончился, и впереди, насколько хватало взгляда, простирался луг. В лунном свете тусклыми гнилушками светились яйца нелюди, отложенные в глубокие борозды; Гил поначалу их давил, но потом пришел к выводу, что это занятие совершенно бесполезно. Не так нужно бороться с тварями, совсем не так…
Та радость, что захлестнула его от осознания возможности жить дальше, как-то незаметно схлынула. Может быть, виновато в этом было упорное молчание Мирте. А может, и вид истерзанной земли. Но, что бы там ни было, Гиллард почувствовал печаль – безысходную, рвущую сердце. Вспомнив чучело несчастного оборотня в Закрытом городе, Гиллард подумал, что и ему самому впору тоскливо завыть на луну.
Стоило коснуться воспоминаний, как они, прорвав плотину, обрушились на Гила. Он плелся за Мирте, ее гибкая, хрупкая фигурка расплывалась перед глазами. А он вспоминал то, как жил в семье портного: и маленькую спальню, пропахшую лавандой, и теплый огонек свечи, и старую грушу в саду… все это принадлежало ему, и все это он променял на глупое желание быть отважным рыцарем в глазах девчонки. Где они сейчас, его приемные отец и мать, вырастившие его как собственного сына? Вероятно, их уже нет: орда не щадит никого. И где тот далекий и уютный мир, в который уже никогда не вернуться?..
Близился рассвет. Мирте наконец остановилась и, внимательно поглядев на Гила, объявила привал.
– Можешь начинать рыть, нору, – просто сказала она, – тебе, наверное, еще не стоит оставаться на солнце. Хотя, уж конечно, я дала тебе немало Силы. Древняя кровь Старшего, от этого никуда не денешься.
– Нору? – Гиллард недоуменно уставился себе под ноги. Не укладывалось в голове, как он будет лежать целый день под землей.