Клименко Анна. На краю времени, на пороге мира

   – А что мне было делать? Посреди ночи к тебе в дом вести? – огрызнулся парень. – Ведь никто не пустил бы!
   Староста помолчал. Потом растянул губы в неком подобии гостеприимной улыбки и снова повернулся к Геллеру. Нервно вытер ладони о не очень чистую рубаху.
   – Ты уж прости дурака, господин хороший. Видишь, бедствуем мы. Вот и сейчас на рассвете проклятая тварь ребенка увела. Прикинулась усопшей бабкой – да и выманила из дому, пока мамаша спала.
   Геллер поднялся на ноги, степенно поклонился:
   – Я благодарен даже за такой ночлег, уважаемый. Теперь… я могу продолжить свой путь…
   И вдруг… память услужливо подсунула устрашающе ясную картинку: у ног Императора поразительно красивая нищенка в лохмотьях. А он, Геллер, старательно отводит взгляд и пытается не думать о том, какая судьба ждет игрушку владыки. Если бы… если бы он попробовал спасти нищенку, возможно, он спас бы Гейлу. Не слишком ли часто он отворачивался, ослепленный блеском золота на камзоле Императора?
   – Почему же до сих пор никто не попытался изловить гада? – глядя в темные колючие глаза старосты, тихо поинтересовался Геллер.
   Тот всплеснул руками:
   – Да кто ж полезет в логово, господин хороший?!! Крестьяне мы все, и меча в руках не держали. Только вилы да топоры!
   – Надо попробовать, – пробормотал командор. Перед глазами, как живое, стояло чумазое личико сестренки. – Вдруг ребенок еще жив?
   …Желающих набралось три человека. Не много, но вполне достаточно для того, чтобы, по разумению Геллера, изрубить зеркальника. Среди них затесался и припозоренный старостой паренек-дозорный – выяснилось, звали его Ларри. По злой иронии судьбы – точно так же, как приятеля Геллера, им же самим зарубленного в беспамятстве.
   Еще двоих – братьев-близнецов – звали Кем и Нем.
   Геллеру указали направление, где нет-нет да мелькал зеркальник в своем обычном облике уродливого тощего человека; добровольцы простились с семьями – и пошли.
   Пока шагали через вспаханное поле, с трудом вытягивая ноги из раскисшей земли, командор пояснял:
   – Увидите кого из умерших, бейте сразу, не дожидаясь, пока тварь первая нападет. Яд у зеркальника сильный, тут ничего не поделаешь…
   – Да как же это? – прохныкал Ларри. – В отца родного стрелу всадить?
   – Закрывай глаза и стреляй, – Геллер только пожал плечами, – или станешь обедом. Он ведь на то и рассчитывает, что мало кто близкого человека – пусть даже умершего – сможет убить. А вы должны быть готовы к этому. Иначе никто не вернется.
   Близнецы молчали, насупившись, о чем-то усиленно размышляя.
   …Лес встретил их недовольным молчанием. Нехороший, гнилой лес – отчего-то портится та земля, где поселяется нелюдь… Вот, к примеру, все знают, что болотные ночницы селятся в топях – а может быть, сами Кайэрские болота появились уже после того, как в те места пришли ночницы?
   Пахло гнилью и разложением. Черные оголенные ветви, местами покрытые яркими пятнами плесени, в немой мольбе тянулись к серому небу – словно оно могло им чем-то помочь. Кое-где стволы покрывала белесая слизь.
   Одним словом, место, где поселился зеркальник. Взяв меч на изготовку, Геллер осторожно пошел вперед.
   Тишина. Только нет-нет да хрустнет под сапогом ветка. Слишком тихо, слишком…
   Геллер резко обернулся – и не поверил собственным глазам: храбрецы добровольцы, даже не войдя в лес, изо всех сил удирали через поле, увязая в жирной земле.
   Он сплюнул на землю и выругался. Никто не посмеет пенять ему, если повернуть обратно.
   И вдруг… Геллер услышал жалобный детский плач. Ребенок, украденный проклятой тварью, был еще жив!
   Быть может, он будет жить еще несколько мгновений, если повернуть обратно. А еще, быть может, этому ребенку посчастливится прожить долгую, в меру счастливую жизнь, если… Если поторопиться.
   Геллер рванулся вперед, на звук, на ходу разрубая мертвые, но все еще цепко сплетенные пальцы колючего плюща.
   И совсем неожиданно вылетел на небольшую полянку, посреди которой торчал старый, замшелый пень.
   Здесь все было настолько загажено слизью, что не возникало сомнения в том, где устроил нору зеркальник. Кое-где валялись кости – и животных и человеческие. В основном мелкие, детские. Взрослого человека не утащить так просто, как ребенка.
   Плач не утихал, доносился как раз из-за пня.
   Затаив дыхание, Геллер обошел его. Тихо выругался. Все это… иллюзия. Теперь ребенок надрывался где-то под вспученными корнями… Неужели придется лезть в нору?!! Но это – верная смерть…
   Геллер набрал в легкие побольше воздуха:
   – Выходи, тварь! Выходи!!! Что, не видишь, у тебя гости?
   Плач оборвался. И наступила тишина.
   С омерзением хлюпая по покрытой слизью траве, оскальзываясь, Геллер еще раз обошел пень. Нора… где-то она должна быть, эта нора… Ведь зеркальник не такой уж и маленький, чтобы просочиться под корни…
   – Выходи!!! – Голос командора запутался в гниющих пальцах ветвей.
   Зеркальник не торопился.
   Возникло неприятное ощущение, что тварь затаилась и наблюдает, не торопясь показаться на глаза. Между лопатками неприятно покалывало, словно тяжелый взгляд нелюди буравил спину.
   Геллер резко обернулся.
   …И увидел самого себя.
   Как будто смотрел в огромное зеркало, в котором отражались мертвые деревья, оскверненная земля и серое, оплакивающее чью-то судьбу небо.
   Тоненький голосок рассудка успел пискнуть: но ведь зеркальник принимает облик только тех, кого уже нет среди живых!
   Руки онемели. Да, перед Геллером стоял зеркальник, мерзко ухмыляясь, – командору даже и в голову не могло прийти, что у него самого может получиться столь отталкивающая усмешка…
   Значит, он мертв? Но… ведь это невозможно!..
   Геллер стиснул зубы – до ломоты в висках. Казалось, что время остановилось – отчего же еще он, тренированный воин, так медленно заносит меч?..
   Он потерял одно лишь мгновение.
   Но этой заминки вполне хватило зеркальнику, чтобы всадить отравленные когти в ничем не защищенную шею. Геллер даже не почувствовал боли, даже не успел понять – а что, собственно, произошло. Только мир перед глазами вздрогнул и потемнел. А зеркальник дернулся, уходя в сторону из-под удара. Но не успел.
   Клинок, очертив в воздухе сверкающую дугу, опустился на плечо твари, разрубая ее наискосок.
   Зеленая, зловонная кровь щедро плеснулась на Геллера, смешиваясь с его собственной. Тени сгущались; только высоко в небе тучи вдруг разошлись, и он увидели чистое, умытое солнце.
 
   …Камилла выжидающе уставилась на низенького, круглого человечка. Кажется, звали его лорд Тэр, но она уже очень давно не придавала значения людским именам. Все они были одинаковыми, эти люди – с манящей мягкой плотью, которую так приятно рвать зубами.
   – Квентис Добрый, волею Хаттара владыка Империи, дарует тебе жизнь, тварь.
   Вот и прекрасно. Камилла подумала о том, как ночью потихоньку выберется за пределы Алларена и неспешно двинется в Кайэрские топи, чтобы повидать королеву… Она умоляюще протянула стоящему рядом человеку руки, закованные в тяжелые и зачарованные кандалы, но тот и бровью не повел. Ждал приказа.
   Лорд Тэр отчего-то нахмурился:
   – Скажи, что ты такого внушила командору? Похоже, он отправился на небеса вполне счастливым человеком…
   Камилла глухо заурчала. Да какое им дело, этим недалеким трусливым созданиям?!! Она – любимица королевы, ее даже называли в благословенном Кайэре мастером иллюзий, и ей ли отчитываться?..
   – Я сделала все, как надо, – прошипела она зло, – отпусти. Вы обещали… Слово Императора было дано!
   – Верно, – тонкие губы лорда тронула усмешка, – Квентис держит слово, пусть даже и данное темной нелюди.
   Он кивнул одному из рослых, молодых и невероятно вкусно пахнущих мужчин.
   – Тебя отвезут за пределы Алларена и отпустят, – обронил лорд Тэр, – благодари судьбу, что легко отделалась. И… Да, чуть не забыл. Император приказывает, чтобы ты передала вашей королеве… Что он не отказался бы иметь в своем распоряжении пару-тройку ночниц, которые бы добровольно служили ему.
   Камилла покорно кивнула. Обещать можно все, что угодно… В конце концов стыдоба-то какая – ночница в услужении людям! Да это хуже, чем быть просто убитой… Камилла даже не собиралась никому рассказывать о том, что купила собственную жизнь за иллюзию для приговоренного к смерти. Ведь если бы не застыла на губах казненного вечная улыбка, никто бы не отпустил ее живой…

Глава 3
 
ПРЕКРАСНАЯ ДАМА ДЛЯ РЫЦАРЯ

   …Когда Гилларду стукнуло десять лет, отец принялся обучать его портняжному ремеслу.
   Как ни крути, единственный наследник, которому со временем перейдет все нажитое отцом и матерью добро. И хоть и не испытывал Гил благоговения при виде скатанных в тугие рулоны тканей, ниток, булавок и прочих столь необходимых портному мелочей, пришлось ему целыми днями просиживать с отцом за тонкими сорочками, богатыми кафтанами и пышными платьями. Сперва ему было доверено пришивать крюки, затем – подшивать подол, а под конец Гил собственноручно раскроил и сшил первую сорочку.
   Гиллард старался, боясь огорчить отца, и все, что бы он ни делал, получалось вполне сносно; но в глубине души маленький портняжка был крайне недоволен той жизнью, которую вел в тихой лавке.
   Орудуя иголкой и наперстком, Гил грезил о приключениях; в каждом крючке ему мерещилась пряжка от рыцарского доспеха, а в каждом кафтане – латы, овеянные дыханием магии, что делало их обладателя неуязвимым для нелюди. Пока он возился с ножницами и кусками полотна, перед мысленным его взором разворачивались картины великих подвигов, свершителем коих был он сам. То он спасал от злобного дэйлор юную деву с золотыми косами, то помогал искоренить шайки разбойников, осевших у купеческого тракта и грабящих всех подряд. В конце концов, каждый мальчишка мечтает о приключениях, а у Гила за всю его жизнь таковых было только два.
   Первое случилось давно, целых четыре года назад, да и приключением все это можно было назвать с большой натяжкой. Тогда Гил с приятелем Кержеком ранним утром убежали смотреть на казнь командора императорской армии, о которой только и судачили взрослые. Как же, этот неблагодарный посмел поднять руку на самого Императора; слава Хаттару, владыка остался жив! Толпа начала собираться еще до восхода, и, когда мальчишки добрались до площади, яблоку было негде упасть. Но Кержек не зря слыл сорвиголовой портняжного квартала; он потащил Гила к высоченной дворцовой ограде. Конечно, это было далековато, но оттуда открывался отменный вид на место предстоящей казни. Вцепившись в чугунные завитки, мальчишки повисли в десятке локтей от земли и стали ждать.
   День тогда выдался отвратительный; с самого утра было ясно, что пойдет дождь. Тяжелые тучи с животами, полными воды, только и ждали момента, чтобы обрушить на жадных до зрелищ горожан струи ледяного ливня. Ветер прохватывал до самых костей, зубы выбивали мелкую дробь.
   Потом раздались крики, появился обитый черным возок с приговоренным. Гил удивился; ему всегда думалось, что негодяй, поднявший руку на Императора, должен и выглядеть отвратительно. Каким-нибудь уродцем, злобным горбатым карликом. Командор же выглядел вполне обычным человеком; зоркий Гил подметил это даже со своего места. И, шагая к эшафоту, приговоренный ни разу не опустил головы; казалось, взгляд командора был прикован к балкону, где восседал владыка Империи.
   В это время Кержек свистящим шепотом напомнил:
   «Сейчас ка-ак отрубят голову!»
   Но Гил только скривился. Злодей не выглядел злодеем, и теперь уже Гилу стало жалко этого молодого мужчину, который очень скоро отправится в Небесные сады.
   Когда преступник подошел к обитому черным помосту, от толпы отделилась неприметная серая фигура, дождалась приговоренного у лестницы и мимоходом пожала ему руку. Гиллард подумал, что это, должно быть, мать командора пришла проститься со своим сыном; ему стало совсем грустно, он уже жалел, что поддался на уговоры Кержека и пошел глядеть на казнь. Потом командор решительно взошел на эшафот, оглядел притихшую толпу… у Гилларда отчего-то запершило в горле; ему вдруг померещилось, что когда-то, очень давно, он уже видел этого человека. Лицо Геллера Накори было знакомым Гилу, и мальчишка совсем растерялся. Ведь они никогда раньше не встречались!..
   Командор спокойно опустился на колени, положил голову на плаху. Гил зажмурился. Его мутило, пальцы немели от холода чугунной ограды.
   Еще несколько мгновений – и толпа взорвалась одобрительными воплями.
   – Эй, ты что это?
   Голос Кержека с трудом пробивался сквозь многоголосый рев людского моря.
   – Давай слазь, уже все.
   Гиллард осторожно открыл глаза и, стараясь не смотреть больше в сторону черного помоста, начал спускаться.
   А дома он получил нешуточную взбучку. Отец негодовал, а матушка тихо плакала, утирая покрасневший нос маленьким платочком. И, хоть убей, Гиллард не мог понять, что же именно так огорчило родителей – то, что он отправился на казнь, никому не сказав ни слона, или же то, что он вообще туда пошел. Оказалось, второе.
   – Тебе не нужно было туда ходить, – строго сказал отец, – ты еще мал и ничего не понимаешь. А Геллер, покойный командор Геллер, он…
   Оборвав себя на полуслове, замолчал и ушел кроить новый кафтан. Так и закончилось первое приключение Гилларда.
   Второе же само нашло его прошлым летом. Даже не нашло, а напало. Все потом удивлялись, как незамеченным забрел в Алларен зеркальник…
   До того дня Гилларду приходилось только слышать об этих страшных тварях, темной нелюди, как их называли взрослые. Говаривали, что зеркальник может принять вид умершего знакомого или родственника – и тогда, подобравшись совсем близко, нападает. А истинная личина зеркальника – тощенький, невысокий человечек, кожа покрыта зловонной слизью, рот полон игл-зубов да еще когти – острые, как ножи… Но все это можно увидеть только в том случае, когда зеркальник подобрался совсем близко и нет спасения…
   Поутру отец отправил Гилларда отнести две сорочки булочнику, которые тот непременно хотел получить до зимнего солнцеворота. Выполнив поручение, Гил спокойно отправился домой, но, не доходя квартала, вдруг увидел… Нет, это было не привидение! Навстречу Гилу бодро шел казненный командор Геллер. Он улыбался и, заметив мальчишку, приветливо помахал ему рукой и поманил к себе. Гиллард почувствовал, как во рту собирается горечь. Все происходящее казалось… неправильным. Разве не отрубили командору голову на площади, перед многоликой толпой? Гил невольно попятился, не сводя глаз с улыбающегося Геллера. И вроде бы не призрак, вполне здоровый и живой человек. Но разве такое возможно?
   Их разделяло несколько шагов. Гил, остолбенев, смотрел и смотрел в лицо Геллеру – и снова проснулось то странное чувство, что когда-то давно… они уже встречались. Командор, словно читая его мысли, кивнул:
   «Да, да… Разве ты забыл меня? Ты очень хорошо меня знаешь, малыш… Очень».
   И в этот миг что-то темное метнулось из-за угла на командора. Ударило его в грудь, свалило на мостовую…
   Морок схлынул. И Гил, словно в самом худшем из кошмаров, увидел уже не доброго и казненного Геллера, а нагое, покрытое зеленоватой слизью тело.
   Увидел он и страшные когти с желтыми капельками яда, и страшные, выпученные глаза, похожие на глаза уснувшей рыбины, и разверзнутую пасть, полную игольчатых зубов.
   Но сейчас чудовищу было не до Гилларда: страшные когти терзали плоть растрепанной седой женщины, что на него кинулась; зубы рвали ее ключицу в попытке добраться до горла.
   Тут бы Гилу и бежать, но он не мог пошевелиться. Просто стоял и смотрел на катающийся клубок сплетенных тел. Откуда-то потянуло сладковатым гнилостным запахом.
   Потом… все закончилось. Зеркальник дернулся и затих; из перегрызенного горла текла кровь, тут же темнея и сворачиваясь черными сгустками. Женщина тоже лежала неподвижно; ее ветхая одежда была в ядовитой слизи, плечо превратилось в кровавые ошметки. И – никого вокруг. Тишина и пустота на одной из самых оживленных улиц Алларена.
   Сглотнув, Гиллард осторожно шагнул к спасшей его незнакомке. Ему было страшно так, что подгибались коленки. Но все же он знал, что должен взглянуть в лицо тому, кто вырвал его из лап зеркальника. Даже если она уже шагает по Небесным дорогам…
   Но нет. Белая тонкая рука шевельнулась, и Гил услышал тихий стон. Затем очень медленно женщина повернулась набок и начала подниматься. Мальчишка бросился к ней; в голове билась с ударами пульса мысль о том, что она жива, жива! И сейчас следует помочь ей, довести до дома, промыть и перевязать раны…
   – Не приближайся, – прохрипела она, – яд… везде… яд…
   Посидев немного, женщина отбросила назад длинные спутанные волосы, и тут Гиллард впервые увидел ее лицо.
   Даже измазанное кровью и зеленой стынущей слизью, оно было красивым. Невероятно красивым – и точно так же невероятно бледным, словно краски жизни уже очень давно покинули его. Женщина не отрываясь смотрела на Гила, а тот понял, что попал из огня да в полымя. И она тоже не была человеком; огромные глаза залила непроглядная чернота, глянцевая, как полированный черный обсидиан, ведьмин камень.
   Гиллард поперхнулся воздухом. Недоуменно глядя на чудовище, он не знал, что и делать. Болотная ночница, тварь, ничем не лучше зеркальника… Но ведь она все-таки спасла его, обыкновенного мальчишку? Почему?.. Чтобы отбить добычу?
   Губы нелюди дрогнули, раскрываясь в улыбке – и он увидел страшные игольчатые зубы, которыми она разорвала горло зеркальнику.
   – Не бойся, – прошелестела ночница, – не бойся меня… мой храбрый воин…
   В этот миг все поплыло перед глазами Гилларда, и он с головой окунулся в непроглядный мрак беспамятства.
   Очнулся дома, в постели. Опять тихо плакала мать, а отец смотрел как-то задумчиво и скорбно. Когда Гиллард рассказал им про зеркальника и ночницу, родители ушли из комнаты и о чем-то долго спорили за дверью. Ему хотелось подслушать о чем, но не было сил подняться. Гиллард заснул. Однако с того дня болотная ночница частенько являлась ему в снах и называла храбрым воином.
 

* * *

 
   …Прекрасная дама, объект поклонения любого настоящего рыцаря, появилась внезапно и, как грозовой ветер, взбаламутила тихую жизнь невольного узника ножниц и булавок. Это случилось в яркий летний день, когда Гил сидел у окна и, разложив на коленях сорочку, со всем надлежащим усердием пришивал тесьму. Было жарко; золотой сноп лучей косо падал на колени Гила и, соскальзывая вниз, рисовал большой светлый лоскут на дощатом полу. Гил трудился, время от времени промокая лоб тряпицей и вытирая вспотевшие пальцы; в мыслях он был весьма и весьма далек от сорочки. Словно выпущенная стрела, пригнувшись к конской спине, рыцарь Гиллард Великолепный летел по нескошенному лугу; в лицо бил свежий, напоенный запахом разогретой зелени и земли ветер; за спиной уютно пристроился верный меч… И – Хаттар Всемогущий – как же он хотел, чтобы все это стало настоящим, а не только призрачными видениями!
   – Прошу прощения. Могу я увидеть мастера Ринта?
   От неожиданности Гил едва не выронил шитье. Надо же! Оказывается, он так замечтался, что не заметил посетительницу…
   – Мастер отлучился по делам. – Все еще будучи не в силах вырваться из объятий грез, Гил поспешно воткнул иглу в полотно, отложил сорочку на подоконники, вскочив, поклонился. – Быть может, я могу вам помочь?
   Он заморгал, стараясь разглядеть посетительницу; так бывает, когда после яркого солнца смотришь в полумрак: перед глазами запрыгали пятна, и казалось, что в двух шагах царит непроглядная темень.
   Она шагнула навстречу, ближе к окну, и приветливо улыбнулась. А Гил ощутил, как кровь прилила к щекам… Потому как эта утренняя посетительница была самой настоящей прекрасной леди, о какой только мог мечтать настоящий рыцарь. Ну или тот, кто собирается оным стать.
   Пожалуй, она была его ровесницей. Солнечный свет запутался в распущенных по плечам золотистым и тщательно завитым локонам. Широко распахнутые глаза в обрамлении искрящихся пушистых ресниц напоминали вечернее небо – густого синего цвета. Когда она улыбнулась, то на розовых щечках появились премилые ямочки.
   Сраженный в самое сердце, Гил еще раз поклонился и растерянно промямлил:
   – Если вас не затруднит, вы могли бы подождать мастера Ринта.
   – Хорошо. – Красавица огляделась в поисках свободного стула.
   Гил бросился подавать ей табурет, зацепился о ножку стола и едва не упал. Испугавшись, что его сейчас засмеют, Гил окончательно смутился. Наверное, он стал красным как вареный рак; но милое создание и не думало смеяться.
   Она серьезно поглядела на Гила:
   – Вы, наверное, сын мастера Ринта? – И, дождавшись утвердительного кивка, продолжила: – Меня зовут Лаури. Мы недавно переехали в Алларен, купили дом неподалеку. Мой отец – лучший краснодеревщик земель западнее Вельмероны. А вас как зовут?
   – Гил… Гиллард.
   Он топтался, не зная, куда деть руки, и чувствовал себя страшно неуклюжим по сравнению с красавицей Лаури, воплощением грации.
   Тем временем она аккуратно уселась на добытый Гилом табурет, расправила складки нежно-голубого платьица.
   – Говорят, ваш отец – хороший портной. Мы бы хотели заказать несколько тонких сорочек и новый кафтан для моего отца.
   – Он должен скоро вернуться. – Гил наконец нашел в себе силы посмотреть Лаури в лицо. И его посетила мысль, что за нее он бы, не сомневаясь, отважился на любой подвиг.
   – Вы тоже станете портным? – Она кокетливо убрала со лба непослушный локон.
   – Да, наверное.
   И Гиллард невольно вздохнул. Уж кем-кем, а портным ему становиться совершенно не хотелось. Эх, раздобыть бы меч или, на крайний случай, наняться к какому-нибудь рыцарю оруженосцем…
   – А я не стану такой, как отец, – задумчиво обронила Лаури, – мне все говорят, что когда-нибудь я выйду замуж за принца… А вы как думаете?
   Гиллард замялся, не зная, что и ответить. Отчего-то ему стало неприятно при мысли о том, что Лаури будет жить во дворце с каким-нибудь изнеженным и избалованным отпрыском Императора… И, сам того не ожидая, брякнул:
   – А я бы хотел стать рыцарем. Настоящим. Чтобы и конь был, и меч, и доспехи.
   – Но дети портных не могут быть рыцарями, – рассудительно заметила красавица.
   Гиллард словно бы и не слышал.
   – Я бы совершал подвиги, великие подвиги, о которых барды складывали бы песни! Я бы стал таким, как…
   На языке вертелось «как командор Геллер», но в этот миг распахнулась дверь и – хвала Небу! – появился отец. Мастер Ринт.
   Лаури встала, учтиво поклонилась, чем вызвала добродушную улыбку на губах портного.
   – А, у нас посетительница! Душенька, вам еще не надоел мой сын-мечтатель? Ну Гиллард, поди-ка на задний двор, погляди, чего я привез. А вы, душенька присаживайтесь, чего стоять-то? Нечасто к нам заглядывают принцессы…
   Гил невольно поморщился и, раскланявшись, ушел. Но с тех пор в его мечтах появилось новое лицо. Красавица, которую он неизменно спасал и во имя которой вершил подвиги. Кроме того, выяснилось, что Лаури живет совсем неподалеку, презирает общество ровесниц-уродин, и что отец ее, мастер по дереву, вовсе не будет злиться, если Гил иногда станет заглядывать в их маленький садик.
 

* * *

 
   …Над Аллареном полыхал закат. Солнце только-только село, но вся кромка неба была залита малиновым соком; слоистые облака подались на север, задевая распростертыми крыльями закатный багрянец. Пахло яблоками. В траве бойко трещал кузнечик.
   – Значит, все, что угодно? – лукаво переспросила Лаури.
   Гил кивнул. Что тут говорить еще? Он опустил глаза и не смотрел на Лаури, иначе обязательно бы увидел, как на ее губах появилась коварная и даже чуть-чуть хищная улыбка. Появилась – и пропала.
   – Хорошо. Я придумала тебе, мой благородный рыцарь, испытание.
   Гиллард навострил уши, безмолвно гадая… Поймать стрижа, что носятся день-деньской над городом? Вырезать из дерева корону?..
   – Ты должен принести мне что-нибудь из Закрытого города! – выпалила на одном дыхании Лаури. И тут же воровато огляделась – не подслушал ли кто?
   Гиллард вздрогнул. Закрытый город? Так ведь то ж город магов! Мрачные, черные стены, отгородившие древнюю цитадель от светлого, приветливого Алларена. Загадочные фигуры в темных одеяниях, время от времени появляющиеся на улицах. Страшные магические опыты, о коих столько говорят – однако никто и ни разу не видел все это собственными глазами… Он непонимающе уставился на Лаури.
   – Но… это же…
   – Я знаю, – очаровательно улыбнулась она, – но если ты и вправду хочешь стать рыцарем, тебе надо быть бесстрашным. И потом… Ты прославишься на весь Алларен, если побываешь там и вернешься с доказательством!
   Лаури с хрустом откусила от яблока. Гиллард молчал. Ему было неуютно даже думать о том, что его прекрасная дама пожелала придумать столь трудное испытание… Все-таки это была игра, всего лишь игра.
   Или нет?..
   – Там же маги, – наконец выдавил он, – и никто еще не побывал в Закрытом городе, даже взрослые обходят его стороной.
   Тонкая коричневая бровь Лаури надменно приподнялась:
   – Ты что, боишься?
   Гиллард скрипнул зубами. Признаться в собственных страхах? Никогда!
   – Стены там слишком гладкие, – только и пробормотал он, – не забраться по ним.
   – А веревки на что? – прищурилась она. – Каждый великий воин должен уметь лазать по стенам, Гил. А как же иначе?