– А ты чего ожидал? – В голосе Мирте заскрежетала неприкрытая ирония. – Ты ведь сам это выбрал! Мы – отражение, Гил, отражения того зла, что в людских душах, тебе-то надо это знать и понимать…
   Гил не стал больше препираться. Бросив на траву мешок, стал на колени и начал разгребать влажную землю.
   Небо светлело с каждой минутой, и в душе заскребся необъяснимый страх перед надвигающимся днем.
   «Ну да. Видимо, так чует приближение света темная нелюдь».
   Гиллард вздохнул. И, сам не зная почему, тихонько пробормотал:
   «И ночь – мое время…»
   Сейчас он выроет эту треклятую нору, заберется в прохладный мрак и будет спать, спать… До заката.
   Мирте, которая просто сидела на земле, вскочила на ноги.
   – Ты… ты чувствуешь? Слышишь это?!!
   – Что?
   Ее голос звенел тревогой, как натянутая струна. Губы задрожали, словно вампиресса собиралась разреветься.
   – Как же так?..
   Она в страхе озиралась по сторонам, сжала дрожащими руками голову.
   – Что такое? – Гиллард оставил рытье норы, огляделся… Вокруг никого не было.
   Прошло еще мгновение. Еще один удар теперь бессмертного сердца.
   И вдруг он услышал.
   Низкий гул шел, казалось, из-под земли, катился волной. Взгляд Гила случайно упал на кладку нелюди – яйца почернели, растрескались… внутри они были совершенно пустыми.
   – Что… это? – прошептал он.
   В глаза ударил слепящий свет. Похоже, он шел отовсюду; и не было возможности укрыться. Свет обжигал, причиняя боль, кожа вздыбилась пузырями, обугливаясь. Казалось, тело плавится, как воск над огнем, оплывает, теряет очертания…
   Гиллард закричал. Ему почудилось, что Мирте тоже кричит. И не только Мирте: он услышал многоголосый рев гибнущей нелюди и не увидел, ощутил, как одна за другой падают рожденные отравленной землей Дэйлорона твари, корчась в агонии…
   А потом все пропало. Да и сам он перестал существовать.
 
* * *
 
   …Впервые за долгие годы Мирте плакала от радости. Ее кожа, обожженная солнцем, висела лохмотьями, причиняя немыслимую боль, и ее сил хватало ровно настолько, чтобы заманить добычу и растерзать ее. Но этого вполне достаточно для высшего вампира, чтобы и дальше влачить свое жалкое ночное существование.
   Мирте улыбнулась сквозь слезы.
   Да, она стала куда слабее, но ведь это правильно, ведь в мире больше не было отражений. Потому как болотная ночница Миральда все-таки добилась своего; Мирте не знала, как ей удалось, но… Похоже, на сей раз все вернулось к началу. Чистый, не запятнанный отражениями мир с надеждой взирал на хрустальный купол неба.
   Вампиресса осторожно, стараясь не растревожить ожоги, промокнула слезы. Старший, если он сейчас пребывает в долине предков, тоже мог все это чувствовать. И наверняка он тоже радовался, так же, как и она.
   Что ж… Приятно стоять у начала всего, но надо бы позаботиться и о Гилларде. Он-то был совсем молоденьким и – невзирая на полученное могущество – будет большой удачей, если оправится от удара.
   Впрочем, Гиллард мог и погибнуть, и еще неизвестно, что для него было бы лучше.
   Мирте присела над тем, что еще прошлой ночью было молодым вампиром. Теперь… Обугленный череп, покрытый копотью. Обгоревшие до костей руки… И – сияющий изумруд на груди, медальон Шениора д’Амес. Может быть, оставить все, как есть? И Гиллард Накори уже шагает в сады Небесные?
   Ей было больно смотреть на его глаза, спекшиеся, почерневшие и мертвые. Но она все же произнесла его имя.
   Останки, лежащие в мягкой траве, судорожно дернулись; челюсти разжались. И Мирте невольно содрогнулась, услышав хриплый стон. Гиллард уже не мог кричать.
   – Я тебе помогу, – прошептала она, – помогу… Если уж я дала тебе эту проклятую жизнь.
   И решительно прокусила себе запястье. В конце концов, что может быть целебнее, чем кровь темной сестры!
   Густая алая капля случайно упала на изумруд; Мирте торопливо стерла ее. И подумала, что позже, когда Гиллард сможет идти, они отправятся в Дэйлорон. К Поющему озеру. Если мир очистился, то наверняка очистился и Дэйлорон, а это означало только одно – пророчество последнего короля сбылось.
 
* * *
 
   …Миральда подползла к краю колодца памяти и, затаив дыхание, заглянула в темное зеркало воды.
   – Почему ты это сделал? Почему? Это было мое место…
   Слезинка, задержавшись на реснице, упала вниз.
   «Но разве ты так до сих пор и не поняла, почему он это сделал? Признайся хотя бы себе, ночница… Ты ведь знаешь почему?»
   Зажмурившись, Миральда протянула руку, ладонью коснулась холодной глади.
   – Прости меня.
   Вода дрогнула, и ночнице показалось, что сам колодец вздохнул. Удовлетворенный жертвой. Она убрала руку.
   – Ну вот и попрощались.
   В горле отчаянно запершило, и снова все поплыло перед глазами. Воистину ее судьба проклята, и несчастен тот, кто соприкоснулся с ней.
   Сжав зубы, Миральда последний раз взглянула туда, где нашел вечное прибежище имн из Кайэрских топей; вода еще раз всколыхнулась, и…
   Ночница вдруг увидела Магистра.
   Он стоял посреди развалин Алларена, перед вратами Закрытого города – уцелевшего по странной прихоти орды. Стоял, раскинув руки и подняв лицо к небу, и на бледных губах блуждала счастливая улыбка.
   А потом вдруг подул ветер, и тело Магистра Золия начало рассыпаться черной тонкой пылью. Ветер подхватывал ее, уносил в серое предрассветное небо – а там… Миральда очень ясно почувствовала набрякшие Силой створки. Что-то происходило с ними, они пульсировали, словно живые… И – таяли, расплываясь, как масло в кипятке.
   …Видение пропало. Ночница, всхлипнув, перекатилась на бок и, превозмогая слабость, стала подниматься на ноги. Последняя жертва вместе с отражениями уничтожила и врата. А нет врат – не нужен и тот, кто держал их столько лет закрытыми.
   Миральда подумала, что ей во что бы то ни стало нужно разыскать Гила, если он, конечно, не покинул мира живых. А еще… Мир очистился, и последнее пророчество последнего короля должно было сбыться.

Эпилог

   …Зима, неслышно ступая на пушистых лапах, входила в Дэйлорон. По ночам подмерзала земля, и лужи покрывались хрусткой корочкой льда. Изредка с темного неба срывались легкие снежинки, но настоящего снега еще не было. Ведь зима только-только вступала в свои права, и до настоящих снегов должен был миновать еще один круг Малой луны.
   Мирте уверенно шла вперед, отбрасывая клинком побитые заморозками пухлые листья тамико. Этим растениям была по вкусу земля Дэйлорона, бурные заросли покрывали теперь едва ли не каждый клочок земли, до которого могли дотянуться солнечные лучи.
   Гиллард едва поспевал за подругой. Еще давали о себе знать ожоги; каждое неловкое или слишком резкое движение сопровождалось болью. Глаза, хоть и ожили, утратили былую зоркость и слезились. Но он по-прежнему был жив. И медленно, с помощью Мирте, продолжал восстанавливаться.
   – Уже скоро, – вампиресса остановилась, – знаешь, все бы отдала… чтобы еще раз поесть жареных тамико.
   Гил промолчал. Баюкая ноющую руку, он наконец догнал Мирте и остановился рядом. Вампиресса устало вздохнула:
   – Пойдем, Гил. До рассвета недолго, а нам еще нужно подыскать убежище…
   Они стояли на заросшей дороге, ведущей в низину. Там их ждали блистательный д’Эломан Аинь и Поющее озеро.
   Вампиресса осторожно взяла Гила за руку, он поморщился, но только сжал челюсти. Вся эта боль… когда-нибудь она пройдет. Важно только одно: он не исчез, не рассыпался прахом на траве и не одинок в этом странном, чужом и враждебном мире без отражений. Все осталось по-прежнему: сиял чистотой первого снега королевский дворец, и небо отражалось в застывшем озере. Тишина, в которой вязли звуки, окутала это место былого величия Дэйлорона, бережно храня память об ушедших.
   Мирте задержалась на возвышенности, а затем начала быстро спускаться к Поющему озеру; Гиллард снова безнадежно отстал. Он только увидел, как тоненькая черная фигурка упала на колени перед блестящим изгибом, положила ладони на воду… И тишину разбил вопль, полный отчаяния. Гиллард поспешил к Мирте, спотыкаясь и поскуливая от боли. Потом, опустившись на холодный песок рядом с вампирессой, он осторожно прикоснулся к ее тонким пальчикам.
   – Оно по-прежнему каменное, – хрипло отозвалась Мирте, – я ничего не понимаю! Неужели… последнее пророчество так и не исполнилось? Или исполнилось не так, как это видел Шениор?!!
   Она растерянно взглянула на Гила, в сапфировых глазах блестели слезы.
   – Как же так?..
   И он не знал, как утешить это создание, хрупкое и смертоносное. Потрогал черный камень, затем постучал по нему. Поющее озеро хранило молчание.
   – Мирте?!!
   Это был голое Миральды, его матери. Странно, что она тоже пришла в эту ночь к озеру… Вампиресса медленно поднялась на ноги и смахнула слезы.
   – Миральда.
   – Я подозревала, что вы сюда направитесь. А потому решила ждать, пока с вами не повстречаюсь, – просто сказала болотная ночница.
   Гиллард не видел ее. Он замер на коленях перед каменной кромкой озера, не решаясь повернуться к матери. Поймет ли она его перерождение? Что скажет, увидев струпья ожогов на лице, сухую, еще не обросшую плотью руку?..
   Зашуршали мелкие камешки: мать спускалась к озеру. И снова заговорила:
   – А ты, Гиллард? Я хочу знать… Обо всем, что с тобой приключилось. Теперь, когда все закончилось… Гил, это ты?
   В голосе Миральды прозвучала тревога.
   – Случилось кое-что, о чем тебе следует знать, – жестко сказала Мирте, – Гил, поднимись. Пусть Миральда посмотрит на тебя.
   Он подчинился; медленно обернулся и, пересилив себя, взглянул в лицо болотной ночнице. Которая когда-то была ведьмой Миральдой и подарила ему простую человеческую жизнь.
   – Хаттар Всемогущий!
   Она остановилась, словно налетела на невидимую стену. А в следующий миг налитые тьмой глаза превратились в две полыхающие яростью щелочки.
   – Мирте?
   И было в этом недосказанном вопросе нечто такое, что заставило Гила содрогнуться. Он отвел взгляд от рук матери, которые изменялись, превращаясь в страшное оружие болотной ночницы. И торопливо сказал:
   – Она не виновата, матушка. Я… я сам… попросил.
   Еще миг – и Миральда предстала совершенно спокойной.
   – Вот как. Но, сын мой, для этого у тебя должны были быть очень, очень веские причины.
   Тут решила вмешаться Мирте.
   – Он очень хотел жить, Миральда. Все равно в каком виде…
   – Заткнись.
   – То, последнее заклятие…
   – Замолчи! – рявкнула Миральда. – Я хочу услышать все это от него, от Гила…
   Внезапно, задрожав всем телом, она упала на песок и разрыдалась.
   Потом Мирте долго утешала ее, обнимая за плечи, гладя по волосам. Казалось, сочувствуя, вампиресса позабыла о собственном горе, о несбывшемся пророчестве… Гиллард стоял у окаменевшего озера и чувствовал себя виноватым. Миральда поднялась и, приблизившись, осторожно обняла его за плечи.
   – Мой Гиллард. Я только хочу сказать, что буду любить тебя, кем бы ты ни был. Но помни, помни о том, кем был! Иначе от тебя не останется ничего, кроме пустой скорлупы.
   …Близился рассвет. Они втроем сидели на берегу Поющего озера и смотрели на отражения гаснущих звезд на гладкой поверхности камня.
   – Так что все-таки случилось? – продолжила расспросы Мирте. – Вам удалось допросить Магистра? Надеюсь, ты не оставила его в живых?
   – Удалось, – вздохнула Миральда, – и среди живых его тоже более нет. Он… наконец обрел тот покой, о котором так мечтал.
   – Мы едва пережили то, что произошло, – шепнула вампиресса, – надеюсь, численность орды порядком уменьшилась…
   – Они все распались в пыль, – в черных глазах ночницы плыла неизбывная печаль, – мир очистился. Все… началось опять, так и не завершившись. И нам больше ничего не остается, как отдать прошлое прошлому. Начинается новая эра для всего поднебесья.
   – А как же дэйлор? – не удержался Гиллард. – Значит, пророчество не сбылось?
   – Я не знаю, – просто ответила мать. И осторожно, стараясь не причинить боли, погладила его по обгоревшей щеке.
   Мирте колебалась. Было видно, как ей хочется задать всего один вопрос и как она не решается… Миральда опередила ее.
   – На самом деле не я должна была говорить сейчас с вами. Очищение было невозможно без жертвы, и этой жертвой хотела стать я, ночница, которая должна была отправиться в сады Хаттара много лет тому назад.
   – Но ты здесь… – Мирте задумчиво рисовала на песке круги. Затем подняла глаза на Миральду. – Я понимаю, что это значит, дорогая. Я поняла это в тот самый первый миг, когда увидела этого человека. Наверное, ему хотелось, чтобы ты еще раз повидала Гилларда.
   Ночница отвернулась. Затем протянула:
   – Ночь заканчивается. Нам больше нечего здесь делать.
   Она поднялась и, не говоря более ни слова, медленно пошла прочь. К елям, что спускались к озеру. Мирте пожала плечами:
   – Пойдем, Гил?
   – Пойдем.
   Он еще раз окинул взглядом застывшее озеро; глухая, смертельная тоска окружила это место, стремясь овладеть каждым, кто оказывался у последнего пристанища маленького народа.
   «Отдать прошлое прошлому, – подумал Гиллард, – она, как всегда, права…»
   – Иди, я догоню, – крикнул он Мирте.
   А когда вампиресса неторопливо зашагала к деревьям, волоча по песку мечи, Гил быстро снял медальон и кольцо.
   В конце концов, пусть они лежат себе здесь. До той поры, когда пророчество соизволит сбыться.
   Он положил драгоценности последнего короля на черный камень, а затем развернулся и пошел прочь, догоняя Мирте и Миральду. Не оглядываясь.
   Но если бы Гиллард Накори все-таки бросил еще один, самый последний, взгляд на Поющее озеро, то увидел бы, как медальон и перстень начали медленно тонуть в бездонной черноте, погружаясь в обсидиановую твердь. Открылась полынья размером с блюдце, по камню пошли тонкие, едва заметные глазу трещины.
   И сквозь воду рвалось к небу жемчужное сияние, мешаясь с предрассветными сумерками.