И вдруг откуда-то издалека он услышал… голос. Незнакомый, женский и очень приятный на слух:
   – Но разве Истина не стоит того?
   Гил поежился. Вот, пожалуйста: ему уже мерещатся голоса. Дурной знак.
   – Разве не стоит Истина того, чтобы познать ее глубину, испить до дна? – выдохнул еще раз голос и умолк.
   Гиллард с силой сжал виски. Он сходит с ума… Возможно, отчего же нет?.. И все же – в самом-то деле, разве не хотелось ему знать правду?
   И услышал далекий звонкий смех.
   Кто-то неведомый насмехался над ним. А может быть, это дело рук самого Магистра?
   – Зачем тебе все это, Учитель? – спросил Гил. Если Магистр говорит с ним, то услышит. – Зачем ты меня изводишь? Да, я виновен. Ну так пусть меня казнят!
   И словно в ответ на его просьбу заскрипела, отворяясь, дверь.
   Снова вспотели ладони, Гиллард поспешно вытер их о штаны. Глаза с непривычки резнул багровый свет факелов, и в узилище неторопливо – знали, что жертва никуда не денется, – вошли два мага.
   Гиллард, пораженный, молчал. Кто бы мог подумать, что его скромной персоне будет оказано такое внимание!
   У двери стояли не просто маги, а два разделяющих бремя, высшая ступень могущества, приближенные к самому Магистру…
   Как обычно, разглядеть их лица было невозможно из-за глубоких капюшонов. Только гладко выбритые подбородки призрачно белели в полумраке.
   Гил быстро поднялся, попытался привести в порядок мантию. Он почти ощущал, что последние мгновения уходят, как вода сквозь пальцы, безвозвратно уходят, уходят…
   «Значит, вот как оно бывает, – обреченно подумал он, – точно так же, наверное, пришли за командором Геллером, чтобы отвести…»
   А вслух сказал:
   – Я готов, братья… Я готов встретиться с Отцом Небесным.
   Один из разделяющих хмыкнул. Другой указал на дверь:
   – Магистр Закрытого города желает говорить с тобой, Гиллард Накори.
   Оказывается, не было никакого обета молчания. И, само собой, никто не вырезал разделяющим языки, как об этом любили шептаться ученики. Просто… эти маги предпочитали помалкивать и не болтать без необходимости.
   Говорить?!! Он не поверил услышанному.
   – Говорить?.. Но…
   – Следуй за нами, – бесцветным голосом добавил второй разделяющий бремя, – Магистр ждет.
   …Они оставили Гила перед дверью, что вела в кабинет владыки Закрытого города, и медленно удалились. А затем донесся голос Магистра – очень будничный, усталый, как будто не преступник ждал аудиенции, а набедокуривший школяр:
   – Проходи, Гиллард.
   Он осторожно толкнул тяжелую дверь, переступил через порог…
   Здесь, в кабинете Магистра, все было по-прежнему. Полумрак, тяжелые портьеры, отливающие кровью, багровые отсветы, ложащиеся трепещущим пятном перед камином. Магистр ходил из угла в угол, сложив руки за спиной; мятущееся пламя скрашивало румянцем его бледное лицо, искрилось на черном бархате одеяния…
   Гиллард молча стоял и ждал, что скажет Учитель. А Магистру, казалось, и вовсе не было дела до приговоренного чародея; он был погружен в собственный мир, полный мрачных дум.
   Потом вдруг остановился, смерил Гила испытывающим взглядом:
   – Ну-с, мой ученик. Что скажешь в свое оправдание?
   – Великий Магистр… Я готов… понести наказание… – Слова застревали в горле, совершенно не желая выскакивать наружу. Но Гиллард все-таки закончил столь успешно начатую речь. – Я виноват и готов расплачиваться по закону Закрытого города.
   – Идиот, – процедил Магистр. И вдруг рявкнул: – На колени, дурак!
   Кровь бросилась в голову Гилу. На колени?!! Никогда… никогда он не будет ползать и пресмыкаться перед кем-либо, пусть даже и перед Магистром!
   – Я готов понести наказание, – просипел он, – готов…
   Магистр ничего больше не сказал. Что-то жарко пыхнуло во мраке, и ноги Гилларда подогнулись сами по себе.
   – Ты гордый молодой дурачок, – назидательно произнес Магистр, – забыл, с кем разговариваешь? Другой бы на твоем месте уже ползал бы и лизал мне башмаки… Впрочем, я не удивлен. Учитывая то, кем были твои родители…
   Гил тем временем безуспешно пытался подняться; но ноги не слушались, предпочитая выполнять приказания Магистра, и от этого молодой маг испытывал воистину нестерпимые мучения. Его грыз стыд, и теперь сложно было даже представить – а как он после этого посмотрит в глаза Магистру.
   – Проси прощения, – прошипел тот, – проси, чтобы я сохранил тебе жизнь. Или ты полагаешь, что выше этого и скорее умрешь, чем будешь умолять о пощаде?
   Гиллард промолчал.
   Внезапно Магистр отвернулся от своего ученика и, как тому показалось, устало вздохнул:
   – Поднимайся, рыцарь. Я тоже был когда-то таким же молодым и точно так же за душой не было ровным счетом ничего, кроме гордости. Н-да. Уж этого-то добра было хоть отбавляй. Я возомнил, что смогу спасти друга, а взамен получил… Одну подлость. Вставай, Гиллард Накори. И постарайся мне объяснить, что тебя подвигло на освобождение вампирессы.
   Едва веря своим ушам, Гил осторожно поднялся; в душе червячком ворочался страх, пожелай Магистр – и он снова будет валяться на полу, в ногах у владыки Закрытого города, беспомощный, как перевернувшийся на спину жук-олень… От этого кровь снова бросилась в голову и щекам стало жарко.
   Магистр уселся в свое кресло – старое, из темного дерева и очень жесткое. Было неясно, отчего столь могущественный маг, обладатель несметных сокровищ, не приобретет мебель получше… Он сложил домиком тонкие, чувствительные пальцы; взгляд остановился на озадаченном лице Гилларда.
   – Говори же.
   – Великий Магистр… – от зорких глаз молодого мага не ускользнуло, как дернулась желтая щека Учителя, – я виноват. Я сознаю…
   – Это я уже слышал. К делу, мой ученик, ближе к делу!
   – Тогда, во время Инициализации, вампиресса могла меня убить, но не убила. Она сказала, что знала мою мать… Ту женщину, что произвела меня на свет. Вы тоже как-то обмолвились, что Ринты – не мои родители. И я… я хотел узнать правду, узнать, отчего эта женщина бросила меня. Я пообещал вампирессе, что отпущу, если она скажет…
   – Ну и что нового ты почерпнул из слов темной нелюди? – Усмешка на лице Магистра была похожа на кривой разрез. В глазах плясали алые искры, отражение пламени, бушующего в камине.
   – Я узнал… – Гиллард на миг замялся. В самом-то деле узнал он немного, и стоило ли рисковать всем ради этого?.. – Моей матерью была ведьма по имени Миральда, отцом – командор Геллер Накори, казненный его Императорским Величеством, когда я был еще совсем мал.
   И тут же, непрошеный, слетел с языка вопрос:
   – Учитель… А вы знали, отчего казнили командора? Неужели он и вправду хотел смерти владыке нашему?
   Магистр пожал плечами:
   – Мне неинтересно, за что его казнили. Но, кажется, у него была серьезная причина пытаться убить Императора… По крайней мере, сам он полагал именно так. А что, ты был бы не прочь узнать, как оно случилось на самом деле?
   Гил кивнул.
   – А оно того стоит, а? Вот из-за этого желания узнать правду ты едва головы не лишился.
   Маг в недоумении взглянул на Учителя. Едва?
   – Именно так. Я не собираюсь тебя казнить, но наказание ты понесешь, Гиллард Накори. Завтра утром ты покинешь Закрытый город и отправишься к владыке Империи, и будешь пребывать в его полном распоряжении, пока я не призову тебя обратно.
   …Сперва он осознал, что останется жив. Пьянящее чувство радости ударило в голову, как молодое вино; Магистр показался Гилу удивительно близким, понимающим… Почти… отцом.
   Но уже в следующий миг он ощутил прилив сожаления. Его, только что прошедшего Инициализацию мага, выгоняли из Закрытого города! К самым обычным людям, лишенным Дара. Что он будет делать там, среди тех, кто его никогда не поймет и не примет как своего?
   – Это наказание, – строго изрек Магистр, похрустывая пальцами, – ты одаренный маг, Гиллард, но ничто не остается безнаказанным в стенах Закрытого города. Тебе ли этого не понимать?
   Он выдвинул ящик стола, порылся там и, к немалому удивлению мага, выложил на стол две безделушки из потемневшего от времени серебра.
   – Подойди, Гиллард Накори. Это принадлежит тебе по праву наследования. Это отдали мне твои приемные родители, когда уезжали из Алларена на восток.
   Гил судорожно сглотнул. Мысли замельтешили, путаясь клубком. Родители?.. Значит, Магистр виделся с ними? И – ничегошеньки не сказал несостоявшемуся портному?.. Да и что это значит – по праву наследования?
   – Это принадлежало твоей матери, которая была ведьмой, – терпеливо пояснил владыка Закрытого города, – она оставила это тебе, когда была вынуждена уйти и переложить заботу о сыне на других людей.
   – Почему она так поступила?
   – Слишком много вопросов, Гиллард.
   На сей раз в шелестящем голосе Магистра отчетливо послышались металлические нотки, и Гил прикусил язык. Что ж, если не сейчас, так позже, но он все равно узнает истину.
   …Медальон оказался тяжелым, на массивной цепочке толщиной в мизинец. Крупный неограненный изумруд в грубой оправе из серебра. Перстень – тоже с изумрудом. Но красоты в этих вещицах – ни на грош. Быть может, создатель вкладывал в них несколько иной смысл, и им не предназначено было играть роль нарядных побрякушек?
   – Надевай, – чуть слышно выдохнул Магистр, – пусть это всегда будет с тобой, Гиллард Накори. Да, и не торопись называть Императору имя своего отца – владыке это может не понравиться.
 
* * *
 
   …Император, пополнивший крону генеалогического древа листом с надписью «Квентис Добрый», откровенно скучал. Приближалось время полуденной трапезы, когда всех просителей гонят взашей до следующего дня и когда можно наконец заняться собственными делами, коих было немало.
   Первым делом государственной важности был травник и ведун Интар, присягнувший на верность владыке. Польстился на покой и мягкую постель на склоне лет, презрел «свободную» жизнь ведуна и пришел служить верой и правдой Императору. Что было весьма кстати, учитывая извечный нейтралитет и безразличие к светской жизни владыки Закрытого города. Интар ставил любопытные опыты по части травяных ядов, подготавливая Императору оружие против возможных врагов, и Квентис старался присутствовать при проведении экспериментов. Ему было так же интересно, как в далеком детстве, когда приходили к нему маги из Закрытого города.
   Следующим в списке важных дел значилась красавица Лаури, которую Квентис взял в наложницы и которая, как он подозревал, страстно желала водрузить на свою глупую голову императорскую диадему. У нее были блестящие, но абсолютно пустые глаза цвета васильков и длинные волосы, в солнечных лучах отливающие золотыми нитями. Только вот не знала страстная Лаури, что дочери краснодеревщиков не становятся императрицами, но об этом Квентис предпочитал помалкивать до поры до времени.
   Ну, а далее следовали прочие государственные дела: кочевники, разносящие в клочья западную окраину Империи, темная нелюдь, которую тянет в глубь обжитых земель, как осиный рой на ковшик меда, наместник Дэйлорона, возомнивший, что может прикарманивать львиную долю золота из рудников…
   Квентис вздохнул. Каждый раз, думая о Дэйлороне, он отчего-то вспоминал Геллера Накори, казненную свою тень. Вспоминал – и, хоть бы и перед ликом самого Хаттара, не мог вообразить, отчего бросился Геллер на своего владыку с мечом. Неужели все дело в той грязной попрошайке, которую Квентис совершенно справедливо отправил на небеса?
   Впрочем, Квентис не жалел о том, что обезглавил взбесившегося командора. Во-первых, Император никогда не должен был сомневаться в правильности собственных деяний. Ну а во-вторых… Собака, единожды бросившаяся на своего хозяина, бросится и во второй раз. Народная, так сказать, мудрость… К тому же Квентис еще и казнь устроил так, что Геллер до самого последнего мига воображал, что погибает в бою, спасибо вольным охотникам, притащившим болотную ночницу и Интару, заставившему тварь сделать все, что от нее требовалось.
   …Он зевнул, бросил взгляд на огромные песочные часы, отмеряющие время приема. Оставалось недолго. Совсем чуть-чуть. Хорошо бы никто больше не явился. Но нет – бодрым, пружинящим шагом по алой дорожке подошел паренек в долгополом одеянии, протянул секретарю свиток и неторопливо, исполненным достоинства движением опустился на одно колено. Точь-в-точь как и положено по этикету.
   Охрипший за утро голос секретаря заскрипел, как несмазанное колесо:
   – Магистр Закрытого города, чье имя не упоминается, просит Императора использовать подателя сего письма во благо Империи… Молодой, одаренный маг недавно прошедший Инициализацию… Будет счастлив служить Империи…
   Короткие фразы бойко отскакивали от сводов тронного зала; Квентис махнул рукой секретарю – мол, дай сюда, сам прочту. Пробежал глазами по ровным строкам со старомодными завитушками… И действительно, Магистр Закрытого города отправил юнца служить Империи и выполнять любые приказы Императора. Небывалое дело!
   Тут же зубастым зверьком завозилось в душе подозрение: если Магистр подослал мага, то с какой-то одному ему известной целью. Шпионить? Все возможно! А то и избавиться от владыки могут пожелать эти маги, будь они трижды прокляты Хаттаром…
   Квентис внимательно оглядел мага с головы до ног, и у него вдруг сложилось впечатление, что они уже встречались. Где-то довелось видеть это открытое лицо волевой подбородок, на котором только-только пробивалась темная борода, разлет широких бровей, выступающие скулы… Вновь нахлынули воспоминания, но Квентис слишком часто отгонял их, приноровился и теперь легко прогнал трепещущее полотнище прошлого.
   В конце концов, тело командора было предано огню.
   И с небес не возвращаются.
   А маг спокойно смотрел на Императора, и в теплых зеленых глазах паренька слишком явно читалась преданность, чтобы быть настоящей.
   Квентис улыбнулся – обычная, давным-давно заученная улыбка, уже притеревшаяся к губам, как башмак к ноге.
   – Сопроводите мага в покои для почетных гостей.
   …Все. Мальчишка ушел, и наваждение схлынуло окончательно. Да и не могло быть второго Геллера Накори…
   Садясь за обеденный стол, Квентис поймал задумчивый взгляд Интара. Наверняка травник был в курсе странного подарочка Магистра – и, что более всего вероятно, ведуну мало нравилось происходящее.
   «Наверняка думает: а не прогоню ли его с теплого местечка, – подумал Квентис, – но в конце концов… почему бы и нет? Отчего бы не заменить угасающего старика на молодого, полного сил мага?»
   Интар поежился; иной раз он очень хорошо угадывал мысли своего владыки. Выцветшие глазки сердито блеснули из-под седых косматых бровей. Тонкогубый рот вытянулся в недовольную нитку.
   – Что, Интар? – поинтересовался Квентис. – Боишься, что отправлю тебя в шалаш, откуда ты и явился?
   Побитое глубокими морщинами лицо ведуна зло перекосилось, и, поправив серо-черные космы, он глубоко поклонился:
   – Разве старый Интар не заслужил доверия владыки? Чтобы поменять его на неоперившегося мальчишку, который подослан Магистром неведомо зачем?
   Квентис ухмыльнулся. Да, не прост старик, не прост… Промурлыкал между глотками золотистого вина:
   – В чем мы можем заподозрить Магистра Закрытого города? Пока что его нельзя уличить в предательстве трона…
   – Никто не знает, что у него на уме, – прошипел зло Интар, – и мой Император тоже не знает, как это ни прискорбно. Надо бы сперва допросить мальчишку.
   – Учинить допрос магу из Закрытого города? – Квентис пожал плечами. – Зачем мне ссориться с Магистром? Он-то куда сильнее тебя, ведун, и ты это знаешь.
   Морщины на смуглом лице ведуна сложились весьма занятным образом, что должно было означать самодовольную улыбку.
   – Но, повелитель, с моей помощью вы сделаете это так, что мальчишка и сам не поймет, что с ним происходит… Есть у меня одна настойка…
   – А не отравишь его? – Император прищурился. – Знаю, не хочется тебе обратно в лес…
   Интар распластался в низком поклоне, так что сверху стал похож на серую жабу.
   – Мой повелитель! Да как же… ваше слово – закон… Но неужто вам не хочется узнать, что творится в Закрытом городе?
   Квентис отправил в рот кусок паштета из кроличьей печенки. Разумеется, ему давно уже хотелось разобраться, чем занимаются жители Закрытого города… А вот вам и шанс в виде молоденького мага…
   – Смотри, как бы твоя настойка не отправила нашего гостя к Хаттару, – только и сказал Император, – потому как это будет скандал.
   Интар торопливо кивнул; его лицо оставалось абсолютно спокойным, но по тому, как заблестели старческие глазки, Квентис усомнился в безопасности мальчишки… Который был так похож на Геллера Накори…
   «Об этом тоже расспросим», – подумал Император, приступая к куропатке.
 
* * *
 
   …Порой Мирте казалось, что разум ее не выдержит. «Зачем ты здесь? Что ты ищешь в этой опустевшей колыбели великих воинов? Уже давным-давно здесь живет только молчание оскверненной гробницы, и никто не встретит тебя в лабиринте, где каждый поворот так хорошо знаком!»
   Она продолжала из ночи в ночь кружить по Гнезду, будто пытаясь запечатлеть в памяти каждый выступ, каждую слюдяную слезу. Под сердцем холодным ужом свернулось предчувствие неотвратимого; и Мирте, хоть и не совсем понимала, что с ней происходит, ждала, когда же невидимая сила, щекочущая обострившиеся чувства, сделает свой ход.
   Мирте знала со слов Норла о странной сущности, прячущейся в аппендиксе лабиринта, но никогда не видела ее собственными глазами. Учитель называл это нечто колодцем памяти; истинного названия не ведал, похоже, никто, равно как и целей, преследуемых колодцем. Если, разумеется, таковые существовали.
   «Отчего ты молчишь? – мысленно обращалась она к колодцу. – Я знаю, ты следишь за мной, и, пожалуй, настал тот час, когда ты действительно нужен! Норл… он не осудил бы меня, нет. Особенно когда речь идет о последнем пророчестве последнего короля…»
   Но колодец презрительно молчал, а его вездесущий взгляд испытывающе пялился промеж лопаток. И Мирте продолжала кружить по Гнезду, зная, что пожелай колодец изменить ее судьбу, уже давно бы заманил к себе. Туда, куда очень сложно попасть случайно…
   В одну ночь Мирте набралась храбрости и заглянула в покои Старшего. На полу лежали овалы света, таинственно серебрились надписи на книжных переплетах, и одинокая склянка, оставленная на столе, блестела круглым боком. Вампиресса прошлась по ковру; ее все еще не оставляло ощущение, что вот-вот шевельнутся бархатные портьеры, и войдет Учитель с неизменной полуулыбкой на бледных губах.
   И Мирте, обессиленно опустившись на кушетку, закрыла глаза. Она побудет здесь еще немного, а затем отправится в Алларен на поиски Гилларда. Предсказанное Шениором сбудется, обязательно… К тому же в столице Империи оставался еще один должник Мирте, Магистр Закрытого города.
   Воспоминания нахлынули с новой силой, исторгая из горла глухой рык. Нет, без толку ждать милостей от колодца, который, быть может, и высох-то весь… Нужно спешить в Алларен, в средоточение всего зла, и что только можно собрать в поднебесном мире!
   Мирте резко встала и, в последний раз оглядев покои Учителя, побрела прочь.
   Но на пороге ее окликнули: голос был странным, бесполым, не определишь, кто и говорит… Хотя, судя по всему, сам колодец изо всех сил хотел быть женщиной.
   – Зачем ты ищешь меня, Лунный Цветок?
   Вампиресса вздрогнула. К чему эти глупые расспросы? Ведь колодец столько наблюдал за ней.
   «Такой голос может иметь только то, что отнимает жизни. И Норл это хорошо понимал… Впрочем, что я без него?»
   – Я хочу знать, сбудется ли предсказание Шениора, – брякнула она наобум, – Гиллард, сын Миральды… Как он справится с этим? Как может простой человек вернуть к жизни целый народ?
   Колодец томно вздохнул:
   – Воля одного человека много значит, Мирте. Но я не знаю ответа на твой вопрос. Мне ведомо лишь прошлое и настоящее, не будущее.
   – Ну… – она замялась, – в таком случае… Мне нужно знать, что с ним и где он. Наверное, я должна быть рядом, чтобы с ним ничего не случилось.
   – Разумно, очень разумно. – И Мирте услышала вожделенное: – Иди же ко мне.
   – Что ты хочешь взамен? – спросила она, хотя ответ знала заранее.
   Невидимая женщина рассмеялась:
   – Зачем ты спрашиваешь, Лунный Цветок? Разве твой Учитель никогда не говорил обо мне?
   – Он говорил, чтобы я всегда держалась от тебя подальше, – буркнула Мирте, – но сейчас времена изменились… Все… изменилось. Будто наш мир поднебесный вот-вот рухнет в пропасть, и я это чувствую. Так куда мне идти?
   – Наугад.
   И снова ехидный смешок.
   Вампиресса только пожала плечами. Наугад так наугад. Ведь набрел же когда-то Шениор д’Амес на потаенную дверь?
   …Лабиринт Гнезда расплетался на глазах, гладкий каменный пол ложился под ноги, и Мирте сама не заметила, как очутилась в совершенно незнакомом месте, притом что в свое время исходила Гнездо куниц вдоль и поперек.
   Здесь было темно и сыро; никто не озаботился зеркальным освещением – и точно так же уже много лет ни один факел не разгонял мрак. Пахло… Мирте поморщилась. Как ни странно, повсюду витал густой запах гнилого болота.
   – Ну, а дальше?
   – Дверь видишь?
   Вампиресса огляделась: она стояла в затхлом тупике. До слуха донеслось тяжелое шлепанье воды о камень.
   – Нет. – Она неуверенно покрутила головой; ничего, хотя бы отдаленно напоминающего дверь, здесь не было и в помине.
   Слабый всплеск воды.
   – Тогда иди на звук, Мирте. Твой Учитель сделал все, чтобы кто-либо, не обладающий могуществом его уровня, не обнаружил меня.
   Она прислушалась: казалось, звук доносился из-за стены. Мог ли Норл д’Эвери возвести каменную преграду между колодцем памяти и случайно забредшим смертным? Мирте невольно усмехнулась. Конечно же мог! Только вот, несмотря на все свое могущество восьмисотлетнего вампира, рассыпался в башне Магистра кусочками стекла…
   Мирте ощупала монолитную на первый взгляд стену, попробовала взглянуть на нее истинно вампирским взглядом, когда легче всего увидеть любые проявления магии… И в одном месте ее пальцы провалились в искусно сотворенную иллюзию камня.
   – Нашла!
   Она изо всех сил надавила на скрытую пружину. Где-то в каменной толще заскрежетал механизм, и цельный, казалось бы, камень раскрылся цветком. В лицо дохнуло холодом и гнилью…
   – Ну иди же, – прошелестел колодец, – тебя гложет любопытство: как Норл д’Эвери соорудил такую преграду на пути ищущих Истину?
   Мирте кивнула.
   – Он привел сюда нескольких искусных мастеров из людского племени, сковал их цепями и заставил возвести эту преграду. А когда все было сделано, люди умерли один за другим…
   – Ты лжешь, – прошипела Мирте, – он не мог так поступить!
   – Отчего же? Мог, еще как мог…
   Вампиресса споткнулась, глянула себе под ноги и увидела скелет в обрывках одежды. Дальше, у стены, лежали еще два.
   – Когда же это он сделал? – невольно вырвалось у нее.
   – Когда ты уже жила здесь. Но ведь ты была совсем слабой n’tahe и была вынуждена спать днем. В отличие от благородного д’Эвери. Осторожно, не упади в меня!
   Мирте не поверила своим глазам: там, где до последнего момента был только камень, появился круглый провал. И он был до краев полон воды…
   – Мне не нужна твоя судьба, – мягко зашелестело нечто из черной глубины, – время близится… Обещай, что приведешь сюда Гилларда, сына Миральды и верного слуги, убитого своим хозяином, и на его шее будет медальон последнего короля дэйлор, Шениора из правящего Дома д’Амес.
   – Зачем это? – Мирте подозрительно сощурилась, – Зачем он тебе нужен?
   – Чтобы пророчество исполнилось, – сварливо огрызнулась невидимая женщина, – Гиллард должен узреть Истину, и тогда все будет зависеть от его решения… Я долго ждала своего часа, Мирте. Много тысячелетий. И когда наконец время настало, я всего лишь выполню свое предназначение, ниспосланное мне Творцом мира сего. А о большем пока не спрашивай! Ты хотела увидеть Гилларда? Изволь. Ложись на пол и смотрись в меня.
   Вампиресса помедлила. Сердце словно покалывали кристаллики льда: то, что говорил колодец памяти… казалось странным. И страшным. Если поразмыслить, то что может скрываться за этими словами?
   – Без свершения пророчества дэйлор никогда не вернутся, – напомнил колодец, – а человек Гиллард – всего лишь звенышко одной очень длинной цепи, которая ковалась так долго, как долго существует этот мир. Смотри же!
   …Когда Мирте оторвалась от черной воды колодца, время близилось к рассвету. Веки потяжелели, и глаза слипались. Она зевнула – совсем как обычная смертная, поднялась на ноги. Отряхивая ладони, мысленно поблагодарила колодец памяти. В общем-то, эта странная сущность была права: Гил должен побывать здесь и заглянуть в древнюю воду. И тогда мальчишка сами решит, как ему быть – но отчего-то Мирте уже не сомневалась, что все, что он ни сделает, будет правильным. Исполнением последнего пророчества последнего короля Дэйлорона.
   Она вернулась в покои Старшего и, забравшись на замечательно сохранившуюся кровать, свернулась калачиком. Прыжок в забытье – и настанет новый вечер, и желтое яблоко Большой луны будет висеть над горизонтом, запутавшись в черном плетении ветвей, и хрустальные брызги звезд обратят свои взгляды на поднебесный мир…