– Нет. Слава Богу, жива, здорова.
   – Тогда почему же?
   – Она… Передала тебя мне… Можно так сказать. Хм… Передала… – Мэльдор по-мальчишечьи наморщил нос. – Переслала мне тебя в посылке. В ящике из-под апельсинов.
   Лицо Мэла напряглось. Несколько мгновений он молчал – искал слова.
   – Это что, такая шутка? – осторожно спросил он.
   – Да какая шутка. Когда она родила тебя, то была замужем. Естественно, не за мной. Так уж получилось. Она боялась, что муж может что-нибудь сделать с ней и с тобой, когда узнает, что она ему была неверна. Ну и переслала тебя. Привезти сама не смогла.
   – Скажи вернее – не захотела.
   – Что ж… Это тоже. Не буду отрицать.
   – А о том, что я могу умереть в таком путешествии, она не подумала? Запросто – от голода или холода. Могла бы в таком случае просто выкинуть на помойку.
   – Ну, кое о чем она подумала. В ящике была бутылочка с трубочкой. Еды хватило ровно на три дня – на время путешествия. А вот о том, что я не сразу явлюсь на почту за посылкой, она не подумала. Мне пришло извещение на ящик апельсинов – я решил, что это либо шутка, либо ошибка. В результате пришел только на третий день.
   Мэл невольно фыркнул.
   – Представляю себе выражение твоего лица. Такое счастье в виде грудного ребенка на твою голову. А?
   Мэльдор смотрел очень серьезно.
   – Я был счастлив, когда взял тебя на руки. Счастлив, что ты жив, что ты есть. В посылку было вложено письмо, где она все объясняла. Ты был уже совсем слабенький, но живой и, как мне потом подтвердил врач, совершенно здоровый. Мортимеры, знаешь ли, помимо всего прочего, отличаются огромной выносливостью. Особенно дети. – Он помолчал, а потом рассмеялся: – Я вспомнил, как учился обращаться с грудными детьми. Ко мне приезжали когда тетушка Клайра, а когда мама. Моя матушка, Марита. Я вас чуть позже познакомлю. Она была очень рада узнать, что ты жив и с тобой все в порядке. – Мэльдор помолчал и добавил примиряющим тоном: – Твоя мать, уверен, тоже была бы рада тебя увидеть. Думаю, она сожалеет, что все так получилось.
   – Как ее зовут?
   – Дебора из клана Диланэй.
   Жизнь в доме отца оказалась легкой и приятной. Первые несколько дней Мэл пребывал в своеобразном ступоре – он ничего не делал, только ел, спал и отмокал в роскошной ванне, больше похожей на маленький бассейн. Мэльдор не торопил его, даже не намекал на какие-то перспективы. Наоборот, предлагал вместе съездить туда-сюда, развлечься, но сын отказывался. Он думал, что для него и так слишком много впечатлений.
   Отец ездил куда-то по делам, оставляя Мэлокайна дома, и Мэл ходил по магазинам, даже что-то готовил. Готовить он не умел, но зато очень хорошо помнил присягу, которую принес в Ордене Серых братьев: «стойко переносить все тяготы военной службы, упорно преодолевать трудности и всемерно способствовать повышению своего боевого умения». В первый же вечер он купил кулинарную книгу, полный набор продуктов и стал разбираться. Рагу, получившееся в результате, оказалось вполне съедобным. Мэльдор съел ужин с удовольствием, нахваливая и приговаривая, что у него подобная вкуснятина никогда не получится.
   – Ты, я вижу, настоящий повар, – сказал он.
   – Я бы не сказал. В форте приходилось готовить из консервов, из всяких там круп и макарон. Иногда чья-нибудь коза забредала. Еще в самом начале. Делали шашлыки. Изрядные получались.
   – Шашлыки, как известно, лучше всего получаются у мужчин. Видимо, у вас в форте были настоящие мужчины.
   – Вестимо.
   Так и пошло. Мэл играл роль примерного домохозяина – он даже научился прибираться, обращаться с пылесосом, стирать пыль и нажимать на кнопочки стиральной машины. В доме воцарился относительный порядок. Правда, этот «порядок» носил своеобразный холостяцкий оттенок, и все вещи, все бумаги, папки и книги продолжали лежать на прежних местах, просто стало меньше пыли, меньше грязи, и в комнатах витали приятные ароматы кухни.
   Дом Мэльдора находился в престижном районе. «Престижный» означало «весь в зелени», с невысокими – не более четырех этажей – зданиями, с обилием магазинов, ресторанчиков и сквериков. Возле каждого домика был участок, засаженный то деревьями, то цветами, обязательно с двориком, вымощенным плиткой или булыжником, с большим или маленьким бассейном – по-разному. Здесь жили обеспеченные и богатые люди, как объяснил сыну отец, в основном клановые. Напротив, через дорогу стоял трехэтажный дом с мансардами, окруженный двух этажной застекленной галереей. За стеклом росла самая разная зелень – от фикусов до миниатюрных деревцов. Там жил кто-то из клана Алзара.
   – Так уж получилось. Совершенно случайно. Парадокс жизни.
   – В чем парадокс? – не понял Мэл.
   – Алзара очень не любят Мортимеров. Особенно юристов. А тут получается, что живем через улицу.
   – Почему особенно?
   – Алзара азартны. И, кстати, очень любят судиться. А выигрывать не умеют. Вот и бесятся. – Мэльдор пожал плечами. – Азарт – серьезный недостаток. Поэтому клан Алзара – самый бедный из центритских кланов. Насколько я знаю, многие из представителей клана больны игроманией, хотя об этом не принято говорить.
   – Расскажи мне еще об Асгердане. Что нужно знать, чтоб не попасть впросак?
   Мэльдор задумался.
   – Есть несколько правил. Но при должной осмотрительности можно обойтись одним – думать, прежде чем делать. Следить за собой, чтобы никого не оскорбить и не задеть. Не рекомендуется смеяться над Накамура и Тха-Эрр – у обоих кланов своеобразные традиции, и они очень жестко реагируют на насмешки. Нельзя заигрывать с девушками Эшен Шема (они же Идущие Тропой Истины – так называется их клан), иначе, что весьма вероятно, заплатишь головой, и родственники девушки по закону будут правы. То же самое Даймены – если соблазнишь девушку, придется жениться… Ну что еще… В Центре есть клан Ласомбра, клан вампиров. Не надо их бояться, они не кидаются на первого встречного. Охотятся, как правило, на периферии системы и редко когда закусывают жертву до смерти. Еще есть клан Кехада… Здесь сколько ни предупреждай, все равно спутаешь.
   – А почему?
   У каждого из представителей этого клана – несколько обликов. Человеческих. Мужские и женские. Представь себе. Каждый из представителей по очереди может быть и мужчиной, и женщиной.
   – Магия?
   – Нет. Свойство. Правда, насколько я знаю, это свойство можно заблокировать, как и магию. Клан Кехада – один из немногих, которым законодательно разрешены полигамные браки. Число супругов и супруг – по числу обликов. Исключение – для двух патриархов этого клана. У них на двоих одна жена. Их брак, понимаешь ли, был заключен еще тогда, когда в Асгердане не было Семейного кодекса. А закон, как известно, обратной силы не имеет.
   – Ничего себе! – только и смог сказать ошеломленный Мэл.
   Отец посмотрел на него с вопросительной улыбкой.
   – Что, хватит на сегодня потрясений? О кланах можно рассказывать бесконечно.
   – Ну не знаю… Если все самое главное сказано, то ладно. Остальное можно отложить на «потом».
   – Да, пожалуй. Пусть уложится первая порция информации… вот что нужно знать обязательно. За соблюдением законности в Центре следит клан, который так и называется – клан Блюстителей Закона. Не следует вступать с ними в споры, не надо пререкаться, если от тебя что-то потребуют – нужно остановиться, ответить на вопросы, показать документы, даже пройти с ними куда прикажут. Выполняй и не спорь. Документы я тебе скоро вручу. Носи их при себе.
   Мэлокайн прошелся по комнате, выглянул в окно. Снова был вечер – Мэльдор, как правило, работал весь день и возвращался уже после десяти. Сквозь цветущие кусты сияли огнями окна соседнего дома.
   Там, должно быть, шла вечеринка или прием – доносились звуки музыки, смех. Стояли теплые летние дни, и окна дома Мэльдора были открыты. Звуки соседского веселья звучали дразняще громко.
   Молодой человек смотрел сверху, и потому разглядел, как с крыльца дома выпорхнула гибкая девушка в белом бальном платье, а за ней вышел мужчина в черном костюме, который выглядел бы строгим, если бы пиджак не был расстегнут. Девушка, мелодично смеясь, спряталась от него в кустах сирени, но спряталась так, чтоб ее было легко найти. Мужчина, хоть и хмель ной, быстро отыскал беглянку, поймал ее и прямо там, в ароматных зарослях принялся обнимать и целовать. Девушка в бальном платье прильнула к нему.
   Мэл отвернулся.
   – Отец, ответь мне на один вопрос.
   – Да? – Мэльдор уже успел сунуть нос в одну из папок, лежащих на диване, но охотно оторвался от документов и посмотрел на сына. – Что за вопрос?
   – Кто такие ликвидаторы?
   – Ликвидатор? – Юрист закрыл папку. – Один из должностных лиц, представитель Закона. Исполнитель. А почему тебя интересует?
   – Он только один?
   – Один. Так было всегда. Я, конечно, как и многие, считаю, что одного ликвидатора на всю систему маловато. Но, насколько я понимаю, здесь в действие приходят некие надчеловеческие механизмы. Грубо говоря, человек может считать как угодно, но существует закон природы, правило существования, и его надо соблюдать.
   – В каком смысле?
   – В том смысле, что ликвидатор пользуется в своей работе какой-то чисто природной силой. Насколько я понимаю, встречаясь с вырожденцем, ликвидатор чувствует его и ощущает необходимость ликвидировать. Ему помогает некая сила. Способность управлять этой силой передается ликвидатору от его предшественника. Как это происходит и что за сила, знают, наверное, только Блюстители Закона. Так по чему же ты спрашиваешь?
   – Я тебе объясню. Но сначала ответь еще – как он действует?
   – Я слабо себе представляю работу ликвидатора. Знаю только, что он – лицо необходимое для мира, где обитают бессмертные. Что такое вырожденцы, я знаю не понаслышке. Пару раз сталкивался. Очень печальное зрелище, очень опасное явление. Так… – Он не стал договаривать, мол, а как насчет ответа на мой вопрос? Он становился все напряженнее.
   Мэлокайн долго молчал, глядя на парочку в кустах сирени. Судя по смеху и воркованию, оба были довольно сильно пьяны, но не настолько, чтоб начать нарушать общественный покой неприличным поведением. Почему-то на их веселье ему было очень грустно смотреть. «Может, я завидую?» – подумал Белокурая Бестия.
   – Видишь ли, – сказал он медленно. – Тут недавно ко мне подошел один человек… Он прикоснулся к моей руке и сказал, что теперь я – ликвидатор. И еще попросил прощения. Я сперва не понял, о чем речь…
   Мэльдор уронил папку на ковер. Он встал с дивана, но не сделал ни шага к окну, возле которого стоял сын. Лицо и даже руки его побледнели, да так, что это стало заметно даже со стороны, хоть Мортимер от природы был бледнокож. Отец долго молчал, глядя на сына, словно не мог придумать, что ему сказать, а сын молчал потому, что чувствовал – сейчас произошло нечто весьма серьезное, гораздо более серьезное, чем он может понять.
   Юрист опустил глаза и нагнулся поднять папку. Потом подошел к Мэлу.
   – Он сказал тебе еще что-нибудь?
   – Я затащил его в ресторанчик, и там, за обедом, он кое-что мне рассказал. Но я понял не все.
   – Что он тебе рассказал?
   – Что душа не… – Он замолчал. В голову вдруг пришла мысль, что отцу, возможно, и не стоит знать об этом. Роало ничего не говорил о том, что никому нельзя рассказывать, но у Мэла было смутное ощущение – тайну надо хранить. – Он сказал, что ликвидатор что-то делает с вырожденцами. Он говорил, что ликвидатор никого не убивает, просто с пеной у рта доказывал. Он называл это как-то иначе. А еще сказал, что не выбирал меня, что это получилось само.
   – Думаю, он был прав, – помедлив, сказал Мэльдор. – Насколько я себе это представляю, таинственная сила, управляющая действиями ликвидатора, сама выбирает преемника. – Он опустил голову. – Думаю, тебе не надо винить его. Винить тут приходится только обстоятельства.
   Мэл обернулся. Отец встретился взглядом с сыном. В глазах отца было страдание и страх.
   – Все настолько плохо? – спросил Мэлокайн спокойно, почти невозмутимо. Он прекрасно держал себя в руках.
   Я не понимаю только одного – какой злой рок преследует тебя? С самого рождения одни только неприятности, самые серьезные испытания. Быть ликвидатором – это, насколько я понимаю, тяжелая и грязная работа, никакого почета и никакой благодарности… Если, конечно, не считать весьма щедрое денежное вознаграждение, выплачиваемое Блюстителями Закона. Но, согласись, это малое возмещение за неблагодарный страшный труд и постоянную опасность.
   – Опасность?
   – Думаю, ты знаешь, что такое кровная месть.
   – Да, разумеется.
   – Даже закон не всегда способен ее пресечь. Да и наказание, как правило, следует запоздало. Клановые – особенно опасные враги. А ведь среди вырожденцев бывает немало клановых. Понимаешь?
   Они смотрели друг другу в глаза.
   – Что мне теперь делать? – спросил сын.
   – Я не знаю, – честно сознался отец.
   – Я имею в виду конкретную цель. Что должен делать новый ликвидатор? Идти куда-то? Где-то регистрироваться?
   – Да, разумеется. Надо пойти в метрополию Блюстителей Закона, зарегистрироваться в качестве ликвидатора и получить списки на ликвидацию… О чем ты говоришь? Ты что же, собираешься заявить о себе? Обречь себя на такую участь? О чем ты говоришь, Мэл? Как можно?…
   – А как можно поступить иначе? Ты же понимаешь, раз всем управляет некая сила, а не воля людей, меня участь ликвидатора все равно не минует. Да и потом… Что требует закон?
   – Закон требует, чтоб ты явился к Блюстителям. Но…
   – Ты юрист, отец. Ты должен требовать соблюдения закона.
   Мэльдор закрыл лицо руками. Он тяжело дышал. От его невозмутимости не осталось и следа.
   – Да. Я юрист. Но я еще и отец.
   – Не надо меня заранее хоронить. Мы еще посмотрим, кто кого.
   – Мэл, за тобой пол-Центра будет гоняться!
   – Что, мне придется ликвидировать пол-Центра?
   – Мэл, это немыслимо. Ты не можешь сам положить на себя эту печать. Ведь это, считай, на всю жизнь.
   – Но должен же кто-то быть ликвидатором!
   – Но почему ты?
   – Чем я хуже любого другого?
   Мэльдор вдруг обнял сына и прижал его к себе, как ребенка. Сын, выше отца на голову, а то и больше, замер в неловкой позе, и на лице его появилось растерянное выражение. Он не привык к нежности, а об отцовской ласке и вовсе давно забыл. Но эти крепкие объятия потрясли его больше, чем что-либо на свете. В них чувствовалась неподдельная любовь, и Мэлу самому захотелось прижаться к отцу. Но это было глупо. Он уже взрослый парень, большая часть его жизни прошла далеко отсюда, не на глазах отца. Двое взрослых мужиков, обнимающихся в окне, вызывают мысль о крайней степени опьянения.
   Мэлокайн и сам не признавался себе в том, что просто не умеет демонстрировать любовь.
   – Мэл, ты понимаешь, что тебя ждет? – Мэльдор отпустил сына, поднял голову, и Белокурая Бестия увидел слезы у него на глазах. – Ты будешь возиться с вырожденцами, пока есть силы, а потом, когда передашь полномочия кому-то еще… Ты думаешь, поживешь спокойно? Этого не будет. Я слышал о двух прежних ликвидаторах. Один до сих пор содержится в клинике для душевнобольных, и надежды на выздоровление нет, но родственники не дают согласия на эвтаназию. Другой живет в семье, но нормальным человеком его тоже не назовешь. Что-то происходит с каждым ликвидатором, что-то такое, что оставляет неизгладимый след в душе. Как с человеком, прошедшим Звездные каторги. Тот, кто пережил Звездные, уже никогда не будет прежним.
   – Что такое Звездные каторги? Мэльдор пожал плечами.
   – Место, куда ты едва не загремел. Самое страшное место во Вселенной. Каторги были расположены па месте магической аномалии. Я знаю только, что они страшны не работами – там не работают – и не режимом. Они страшны тем, каким именно образом там вытягивают энергию из осужденных. Я слышал, что наказание заключается именно в выкачивании энергии. И еще знаю, что после каторг, пусть даже преступник был осужден на какую-нибудь недельку, состояние такое, что абсолютно всем бывает нужна помощь психолога. Да еще не всем помогает.
   – Что же это за выкачивание энергии? – спросил удивленный Мэлокайн.
   – Не знаю. Никто из тех, кто прошел каторги и вернулся живым, ничего не рассказывает о пережитом. Никто – и ничего. Это наводит на размышления.
   – Да уж… – Белокурая Бестия задумчиво изучал пальцы своих босых ног. Дома он ходил босиком и только на улицу надевал ботинки. Сказывалась привычка – Мэлу было удобнее всего в сапогах или вовсе без обуви.
   – Мэл, надо что-то делать.
   Совершенно с тобой согласен. Завтра же пойду и зарегистрируюсь, как ликвидатор. – Он взглянул в застывшее лицо отца и широко улыбнулся. – В конце концов, когда меня оправдали, то велели соблюдать все законы Асгердана. Что я и собираюсь делать.
   – Конечно. Ведь если Блюстители не найдут ликвидатора, им самим придется осуществлять ликвидацию, – проворчал Мэльдор. Впервые в жизни он не знал, что еще можно сказать.
   В самом деле – а что?
   Отец больше не противоречил сыну. Да и, по здравом размышлении, был ли смысл противоречить? Избежать новых обязанностей Мэл не мог, и Мэльдор, как никто, это прекрасно понимал. Рано или поздно навязанная должность даст о себе знать и, так или иначе, превратится в тягостную обязанность, осуществлять которую придется поневоле.
   Оба они имели весьма смутное представление о том, что именно придется делать Мэлокайну. Как любой обыватель, Мэльдор знал лишь то, что существуют вырожденцы, которых надлежит уничтожать, ибо они опасны в силу свойств, присущих вырождению как таковому. Проще говоря, общество должно было избавляться от людей, которые умирали внутренне и притом не могли умереть телесно. Но кто это делает, как и что следует потом – не знал и не хотел знать никто.
   Белокурая Бестия появился в метрополии Блюстителей Закона на следующий же день после разговора с отцом. Его там сперва приняли с недоумением, поскольку не понимали, зачем он пришел – последний процесс с его участием был слишком громкий и еще не забылся, – а потом упрекнули, почему не приходил раньше. Он ничего не стал отвечать. Да и что тут ответишь? Молодой представитель клана Блюстителей – худой нескладный юноша с высоко мерно поджатыми губами – взял у Мэла документы, дал ему подержать какой-то артефакт – небольшой камешек на цепочке, который в руках нового ликвидатора немедленно налился красным цветом – и после этой краткой проверки выдал ему лицензию па ношение оружия.
   А потом протянул свернутую свитком длинную компьютерную распечатку.
   – Это списки, – холодно пояснил он и немедленно добавил: – На исполнение списка обычно дается год. Но поскольку работы накопилось, вам предоставляется пять лет. Но не больше.
   Мэлокайн со скрытой неприязнью покосился на юнца, по виду которого было ясно – он наслаждается своей властью. Молодому Мортимеру было все равно, чем там наслаждается сопляк из клана Блюстителей Закона, но слово «работа», равно как и «исполнение», болезненно резануло. Он вдруг вспомнил нагретый солнцем склон холма, на котором когда-то высился форт, и бездыханные тела друзей в пожухлой траве, недалеко от воды. Неживые, застывшие лица тех, кто совсем недавно дышал, ходил, смеялся – лица, больше похожие на маски из алебастра. Лица тех, кого Мэл успел полюбить, словно кровных братьев.
   Для таких, как этот мальчишка, они тоже были «работой»? Впервые за все время Белокурая Бестия ощутил глухую неприязнь к клану Блюстителей За кона. Что они могут понимать в этом деле? Как они смеют так относиться к людям, которые скоро должны расстаться с жизнью? Пусть они и вырожденцы, но они же люди. Хоть какое-то уважение к человеческой жизни должен испытывать этот молокосос!…
   Мэлокайн подавил непрошеные чувства. От напряжения лицо его окаменело и приобрело сонное, туповатое выражение. Он знал о том, как легко ему принять вид глупого громилы, который может обмануть даже самого проницательного человека. Взглянув на мальчишку из клана Блюстителей Закона, он за метил вспыхнувшее в его взгляде высокомерное и снисходительное выражение. Заметил и мысленно усмехнулся. Ему не было дела до того, как к нему относятся окружающие, что они о нем думают.
   Зато человека расслабившегося и переставшего быть внимательным, решившего, что имеет дело с дураком-драчуном, с громилой-«шкафом», легко было обвести вокруг пальца. Таких Мэлокайн видел на сквозь – все мысли, чувства, намерения. И мальчишку, конечно, видел тем более. Юнец был уверен в том, что видит нового ликвидатора насквозь, и стал многословно, преувеличенно вежливо, а по сути насмешливо излагать условия работы. Назвал сумму (Мэл невольно отметил, что сумма весьма солидна) и льготы, которые ему полагаются.
   – А каким образом меня будут защищать от мстителей? – спросил он.
   – В общем порядке, – механически ответил юноша-Блюститель.
   – То есть как?
   – Закон защищает вас, как и любого гражданина. Кровная месть разрешена лишь в строго установленных случаях. Мстить ликвидатору, исполняющему свои обязанности должным образом, строго-настрого запрещено законом. Надеюсь, это понятно.
   – Это-то понятно. Но если меня убьют, поздно будет наказывать. Ликвидатора-то у вас не будет.
   Молодой Блюститель Закона поднял на Мэла подозрительный взгляд – глаза, смотревшие на него, показались ему глупыми и ничего не выражающими. Юнец усмехнулся.
   – Незаменимых у нас, как известно, нет, – с иронией ответил он. Шутка казалась ему удачной лишь первые мгновения. Собеседник смотрел на него молча, без выражения, будто и не слышал сказанного, и ждал ответа на свой вопрос. Юное должностное лицо невольно залилось краской – на миг ему показалось, что болван-громила очень тонко ставит его на место. Но это было невозможно, ведь перед ним – недалекий драчун, «много мышц и мало мозгов», – и Блюститель Закона с усилием выкинул из головы неприятные мысли.
   Лишь на уровне подкорки он был способен понять, что едва ли не возненавидел нового ликвидатора.
   Мэл лишь молча улыбался в глубине души. Он забрал списки, выяснил, когда надо прийти за документами, и ушел.
   А вечером он нашел Роало. Это оказалось не так уж сложно. Какое-то сверхъестественное чутье при вело его в трущобный район столицы Центра, и там Белокурая Бестия умудрился чуть ли не с первого раза отыскать скромную квартирку на одном из верхних этажей в ветхом семиэтажном домишке без лифта. Входная дверь оказалась открыта нараспашку, Роало сидел на кухне и аккуратно раскладывал на столе спички из трех коробков на неравные кучки. На Мэла он даже не оглянулся.
   – Привет, – сказал он негромко. – Зачем пришел?
   Мэл присел на кривую табуретку и поставил перед Роало бутылку коньяка. Бывший ликвидатор посмотрел на нее равнодушно.
   – Зачем? – спросил он.
   – Хочешь – выпьешь, хочешь – разобьешь об стену.
   – Спасибо. – Хозяин убогой квартиры вернулся к своему странному занятию. – Я вижу, несмотря ни на что, ты на меня не злишься.
   – Нисколько.
   – Зачем ты пришел?
   – Просить тебя.
   Впервые за все время их общения Роало посмотрел на Мэла с искренним изумлением.
   – О чем?
   – Слушай, друг, у тебя есть ухоронки?
   – Ухоронки? Что ты имеешь в виду?
   – Ну какие-нибудь укрытия, в которых ты прятался от мстителей? Тайные места. Уголки, где ты мог спрятаться от преследователей.
   – Есть.
   – Подари их мне. Насколько я понимаю, они тебе теперь ни к чему.
   – Ни к чему, – согласился Роало. Смахнул спички в одну кучку. Подумал. – Подарю. Покажу. Отдам телепортационные артефакты. Пользуйся.
   – Спасибо. – Белокурая Бестия немного помол чал, а потом встал. – Спасибо. Покажешь ухоронки-то?
   – Покажу. Прямо сейчас. – Бывший ликвидатор смотрел на своего преемника снизу вверх. – Парень, слушай…
   – Э?
   – Ты в самом деле на меня совсем не сердишься?
   – Конечно нет. Слово даю.
   Роало поднялся и вяло потянул руку за ремнем, валяющимся на полочке возле старого, тоскливо завывающего холодильника. Покачал головой.
   – Странный ты, парень. Очень странный.

Глава 5

   Сон был тягостный, какой-то мутный, неясный. Несколько раз за ночь Моргана просыпалась, но, даже не осознав толком, что уже не спит, снова погружалась в дремоту. Ей ничего не снилось, осталось лишь смутное ощущение парения в пустоте, куда она то и дело проваливалась. Мысли и чувства оставили ее, но смутное сознание того, что она заключена в рамки сна, преследовало ее постоянно.
   Очнувшись, девушка долго лежала ничком. Постепенно к ней вернулись все пять чувств. Принцесса поняла, что лежит на постели, правда, неразобранной, лицом в подушку. Потом ощутила, что ей мешают волосы, и лишь вслед за тем вспомнила обо всем, случившемся накануне. Да, накануне Руин согласился полечить ее от магической болезни, но для этого почему-то велел раздеться и позволить себя связать. Неприятные ощущения. Впрочем, второе понятно – она так билась, так рвалась. Наверное, именно этого он и ждал. Сперва было больно, потом просто плохо. Но теперь девушка понимала, что отбивалась больше из страха, чем от боли. Моргана вспомнила беспричинный ужас, терзавший ее, настолько сильный, что даже стыд в тот момент уже не имел никакого значения.
   Она едва слышно застонала и шевельнулась. Все тело ломило, наверное, кожа теперь – один сплошной синяк. Собственная кровать показалась ей очень широкой. Принцесса приподнялась на постели, вздохнув, откинула с лица пышные черные волосы… Пышные? Черные?… Она не успела подумать об этом, потому что взглянула в зеркало туалетного столика, где вся кровать была видна как на ладони.