Кузнецова Ярослава. Золотая свирель

    — Что он на меня так уставился? — Мораг положила ладонь на рукоять меча. — Если он кинется, я ему голову снесу.
    — Не надо, миледи. Не кинется.
    — Тогда говори с ним, что ты молчишь?
    — Малыш, — попросила я. — Сядь, пожалуйста, там. За костром.
    Скажи дочери Врана, что я ее не трону.
    — Малыш говорит, что он не тронет ни тебя, ни меня.
    — Скажи ему, что я его тоже не трону. Пока он пристойно себя ведет.
    Мантикор по ту сторону костра со звоном тряхнул головой и ухмыльнулся. Двухдю й мовые клыки несомненно добавили ему блеска.
    У Врана храбрая дочь. Похожа на него. Такая же задира.
    — Ты ему нравишься, — сказала я. — Говорит, ты похожа на Врана.
    — Он молчит.
    — Я слышу его мысли, а он слышит мои. Ты можешь поговорить с ним, а отвечать он будет через меня.
    Мораг убрала руку с меча и выпрямилась.
    — Я хочу увидеть своего отца, слышишь, мантикор? Малявка хвасталась, что ты ко л дун и друг Врана. Позови его сюда или отведи меня к нему. Это моя просьба. Что ты хочешь за это?
    Некоторое время Эрайн молчал. Было не понятно, куда он смотрит — то ли на Мораг, то ли на меня, то ли в огонь.
    — Ты слышал? — не выдержала я.
    Он медленно кивнул — колыхнулся сноп лезвий.
    Слышал. Лесс, неужели ты думаешь, что Вран не знает о существовании собственной дочери? И только поэтому до сих пор не встретился с твоей подружкой?
    Знает, конечно. Мало того, он ее видел и залечил жуткие раны, которые ты принцессе нанес.
    Я? Разве мы встречались?
    Еще как встречались. Чуть не прикончили друг друга. Ты и впрямь не помнишь что делаешь, когда на тебя находит?
    Усмешка. Эрайн отрицательно качнул головой.
    Не помню. Когда эта полуночная мразь берет верх… Впрочем, мы говорим о принце с се. Так значит, Вран приходил лечить ее…
    Нет. Гаэт Ветер отвез ее в Сумерки. Мне… как-то удалось призвать Гаэта. Вообще-то я хотела затворить Мораг кровь, но Гаэт меня услышал.
    Тогда почему ты привела принцессу ко мне? Обратитесь к Гаэту.
    Но Гаэт — где-то, а ты — здесь! В чем дело, Эрайн? Ты не хочешь нам помочь?
    Опять усмешка, опять покачивание головой.
    Свои желания маг должен выполнять сам. Лесс, мы об этом уже говорили. Мне каз а лось, ты поняла.
    — Он отказывается? — вскинулась Мораг. — Почему? Что он хочет?
    — Хочет, чтобы я училась все делать сама.
    — Может, он хочет, чтобы его получше попросили? Что тебе надо, мантикор? Говори свою цену.
    Скажи ей — она не может дать мне то, что я хочу. А что я хочу, я возьму сам.
    — Тогда сделай это просто так, Малыш! — выкрикнула я. — Даром. За красивые глаза. Просто потому, что тебя попросили о помощи две женщины.
    — Каррахна! Мне на коленках поползать перед этой ящерицей? Под хвост его поцел о вать? Хватит, пропасть! Пойдем отсюда, м а лявка.
    Мораг рванулась встать, но я повисла у нее на локте.
    — Погоди, миледи, погоди. Он не набивает цену и не издевается. Он вправду думает, что так будет лучше.
    Именно так я и думаю.
    Малыш, у нас нет времени. Мораг и ее матери грозит опасность. Где-то бродит ко л дун, который желает Мораг смерти, а ее мать и брата держит в заложниках. Я не справлюсь с этим одна, Малыш!
    Колдун?
    Колдун! Очень сильный, если смог скрутить Каланду… мать принцессы. Врану вряд ли об этом известно. Я даже уверена, что он ничего не знает. Если бы знал — помог бы. Давно помог.
    Колдун. Это другое дело. Так бы сразу и сказала.
    — Ты позовешь Врана? — обрадовалась я.
    Пауза.
    Позвать легко. Всего-то надо — просто позвать, пожелать увидеть. Тот, кого зовут, об я зательно услышит. И если захочет… или если сможет — придет.
    — Позвать? Но я не знаю истинного имени Врана.
    Он услышит и без истинного имени. Истинное имя вызвало бы его наверняка. Почти наверняка. Но принцессе достаточно просто позвать отца. Без имени. Просто крикнуть — «Отец»!
    — Просто крикнуть: «Отец»… И он услышит…
    — Что? — Мораг затеребила меня. — Просто крикнуть? В темноту? Крикнуть «Отец»? Мне?
    Проще простого, правда, Лесс? Почему ты сама не догадалась? Я сказал тебе об этом, и это моя ошибка. И тебе теперь никакой пользы от этого знания.
    — Почему никакой пользы? Мораг, иди, зови отца. Пожелай его увидеть, обратись к нему. Он услышит тебя. Если сможет — придет.
    Или если захочет, подумала я.
    Вот именно.
    — Куда идти? — спросила Мораг.
    — Можешь прямо отсюда звать. С этого места.
    — Хм…
    Она передернула плечами, встала и, ни говоря больше ни слова, зашагала через поляну в лес.
    Эрайн, но ведь так можно призвать любого обитателя Сумерек?
    И Полночи тоже.
    И они придут?
    Легкий жар — приливом. На мгновение мне показалось: крови в жилах добавилось вдвое, расправляя мне плечи, напрягая мышцы рук, окрашивая ночь алым. Гнев, гордость, хмел ь ная ярость. Усилие воли, внутренний приказ. Спокойно. Спокойно. Выдохни.
    Сумерки могут прийти, но не желают, а Полночь желает, но не может. Однако слышат зов и те, и другие.
    Но неужели Каланда не могла позвать Врана, когда попала в беду? Гордость помеш а ла? Или… колдун?
    Или Вран не откликнулся.
    Не откликнулся? Он мог не откликнуться? Почему?
    На это есть множество причин, Лесс. Эта женщина, Каланда, как я понял, училась м а гии? Тогда Вран вполне мог посчитать, что испытание ей по силам, и она способна справит ь ся самостоятельно.
    Как не откликнулся Амаргин, когда я его звала. Как не откликнулся Эльго. Амаргин помалкивал в тряпочку и всем вокруг строго наказал не вмешиваться. Сама ковыряйся.
    Правильно. Ты же справилась.
    Справилась. Но, знаешь, запросто могла копыта откинуть. Погоди-ка… Эрайн! Я пон я ла, ты уже звал Врана. Сам звал, без нашей просьбы. Или Амаргина. Звал ведь? И они не о т ветили!
    Тренькнули лезвия. Мантикор отвернулся.
    Ты права. Не ответили.
    И ты решил, что это твое очередное магическое испытание. То, что ты остался в ч у жом мире один-одинешенек, с какой-то полуночной мразью на закорках, и пока ты ее не стряхнешь, домой тебе не попасть. Верно?
    Эрайн нагнулся, подтолкнул в костер прогоревшее полешко.
    Я бы мог убедить себя в том, что меня бросили и забыли, что я никому не нужен, что я порчен Полночью, и что Сумерки для меня навсегда закрыты. И сладострастно страдать, и тешить свои несч а стья, и упиваться жалостью к себе. А еще я бы мог обозлиться на весь мир и страшно мстить за обиды и непонимание, за то что со мной так жестоко обошлись, за то что не д а ли умереть, за то что навязали эту уродливую плоть, а ведь я не просил! Не просил!
    Колючий кулак с яростью шарахнул по драконьей лапе, в ответ огромные черные ко г ти впились в землю. Я сглотнула вязкую слюну. Обида. Это обида, что бы Эрайн не говорил себе и мне. Обида, горечь, потерянность.
    Дело ни в том, чтобы не испытывать обиды, а в том, чтобы совладать с нею.
    Ты не уродлив, Эрайн. Ты прекрасен.
    Я знаю. Но что бы ты почувствовала, Лесс, если бы тебя разрезали пополам и вместо ног приставили четыре ящеричьи лапы, хвост и ненасытное брюхо?
    Ты хочешь сказать… ты не всегда был таким? Ты заколдован?
    Не говори глупостей. «Заколдован»! Это не шаманство какое-нибудь… — Эрайн пр о вел ладонями по драконьим плечам, плавно переходящим в узкую талию. — Это сделала мертвая вода и… и кто? Кто, если не Стайг?
    Что сделали?
    Точно не знаю. Могу только предполагать. Я лишился ног, а дракон — головы. Кто-то соединил нас и оставил в мертвом озере на много-много лет. Пока из двух издыхающих не получилось вот это… забавное чудовище.
    Звонкий шлепок ладонью по чешуе.
    Если не Стайг — то кто?Королева ? Или… мальчишки?
    Ты сражался с драконом?
    Эрайн обнял себя за плечи и склонил голову. В гаснущем чреве костра позванивали угли. Света они почти не давали, но жар дышал в лицо и шевелил волосы.
    Да. Я думал, что убил его, а он думал, что убил меня. Как бы не так! Бой продолжае т ся. У меня больше нет меча. Зато у меня есть воля — она острее и тверже любого меча. Я н а мерен победить.
    Когда ты победишь, у тебя появятся ноги?
    Плоть для волшебника — мягкая глина, Лесс. У меня появится столько ног, сколько я захочу.
    Эрайн откинул голову и разразился хриплым клекотом. Я не сразу поняла, что он см е ется. Потому что в хохоте этом не было торжества. Вызов — сколько угодно, а торжества не было. Смех не победителя — обреченного.
    — Эй!
    Малыш оборвал хохот, шипастые уши настороженно развернулись. Я услышала шаги по траве и скрип кожи.
    — Кого тут добить, чтоб не мучался? — Мораг подошла к нам.
    Эрайн угрюмо промолчал, я улыбнулась неловко:
    — Как твои дела, миледи?
    — Никак. — Она пнула обуглившееся бревно, подняв тучу искр. — Даже пьянчужка, в е дущий беседы с коновязью, выглядел бы умнее. Он хоть уверен, что ему отвечают.
    — Не поняла, тебе ответили или нет?
    — Я тоже не поняла. — Принцесса носком сапога покатала алый уголек по золе. — Мне мерещилось — кто-то глядит из темноты. На меня. Кто-то трогает меня за плечи. Кто-то сл у шает мои вопли и хмыкает под нос. Кто-то шуршит и ходит за деревьями. Он… отец? Или лесные черти? Или ежи с бурундуками какие-нибудь?
    — Я не слышала воплей.
    — А что, надо было глотку драть? — Она тут же ощетинилась. — Орать так, чтобы в Ю ж ных Устах услышали?
    — Да нет, можно и в полголоса, негромко…
    — Каррахна! Я и звала негромко. Шепотом почти. Все равно чувствую себя дурой п о следней, словно штаны сняла в родном сортире, а оказалось — посреди площади.
    Она фыркнула и брезгливо раздавила уголек — как таракана.
    Эрайн шевельнулся:
    Я и не ожидал, что Вран ответит. Если бы он хотел поговорить с дочерью, он бы сд е лал это раньше.
    — Значит, никакой надежды? — Я взглянула на мантикора.
    Пусть попробует еще. Завтра, через день. Но вряд ли мое присутствие — причина вр а нова невнимания.
    — Что он говорит? — нахмурилась принцесса.
    — Надо попробовать еще раз. Завтра, послезавтра…
    — Легче до Боженьки докричаться. Вставай, вампирка. Расселась на моем плаще.
    — Малыш. — Я тщательно встяхнула плащ, прежде чем отдать его Мораг. — Ты знаешь, что за тобой идет охота?
    Знаю.
    — Тут вокруг перрогварды рыщут. Это рыцари-монахи. Один тебя видел.
    Эрайн мрачно смотрел на меня глазами-дырами. Мол, что с того?
    — Валить тебе надо от Мавера, мантикор, — сказала принцесса. — И подальше. Ты сег о дня людишек в клочки порвал, а это уже не овцы краденые. Тебе вообще на одном месте о с таваться нельзя.
    — У меня просьба, Малыш. — Я подошла к нему поближе. Едкий змеиный запах защ е котал ноздри. — Пойдем с нами. Мы направляемся по дороге на северо-восток, а ты иди вдоль д о роги, лесом.
    Я сам справлюсь.
    — Это еще не все. Ты ведь можешь среди обычных людей определить колдуна?
    Не вопрос.
    — Помоги нам, Малыш. Найди колдуна. Хотя бы покажи пальцем: этот человек — ко л дун. Мы с Мораг думаем, что он сейчас едет нам навстречу. Вернее, нам навстречу едет о г ромная толпа, и колдун где-то в этой толпе. Мы не знаем, кто это. Если бы ты указал нам…
    Ты что, собираешься каждого из этой толпы водить ко мне в лес для интимных встреч?
    — У нас есть несколько дней, чтобы придумать как показать тебе этих людей. Пока я прошу тебя просто идти вместе с нами в сторону Галабры. Ты пойдешь?
    Я подумаю.
    Эрайн, я без тебя со всей этой путаницей не слажу.
    Я сказал — подумаю.
    — А так ли он нам нужен, малявка? От него мороки больше чем пользы. Опять кого-нибудь прибьет, псоглавцы за ним увяжутся, оно нам надо?
    — Ты забыла, как колдун на тебя охотился? А если он раскусит тебя первой, не смотря на маскарад? — Я фамильярно ткнула Мораг пальцем в грудь. — Колдуну нельзя давать ник а ких шансов. Он злоумышляет не только против тебя, но и против Найгерта.
    Удар попал в цель. Мораг скрипнула зубами и отвела глаза. И снова пнула тлеющие угли.
    Звякнули лезвия, когтистая рука Эрайна сомкнулась на принцессином запястье.
    Оставьте огонь мне.
    — Не топчи костер, — перевела я.
    Мораг, оскалясь, смотрела на чудовище. Я видела, как вздуваются мышцы на голой руке Эрайна и слышала азартное сопение принцессы, пытающейся вырваться. Если слон на кита влезет, кто кого сборет?
    С треском лопнул кожаный рукав, мантикор моментально разжал пальцы. Мораг от неожиданности чуть не засветила себе кулаком в глаз.
    — Сдался! — хохотнула она. — Ты бы все равно меня не удержал, выползень гребенч а тый.
    Скажи ей, пусть радуется. До следующего раза.
    — Так ты пойдешь с нами, Малыш?
    Стыдно бросать двух соплюшек на произвол судьбы. Пойду. И знаешь что, Лесс? В следующий раз принеси мне хлеба. Белого. С корочкой. Ненавижу сырое мясо…
 

* * *

 
    Мораг мне пришлось догонять — она не стала дожидаться, когда я распрощаюсь с Эрайном. Разговаривать тоже не пожелала, и на мои вяки только бросила коротко: «З а ткнись». У края леса она посвистела сквозь зубы, подзывая жеребца и вывела его из-под д е ревьев на обочину дороги. Сперва без всякого почтения забросила на круп меня, потом сама взлетела в седло.
    — Пшел!
    Я уцепилась за принцессин пояс. В волосах ее, прямо перед моим носом что-то торч а ло. Я выхватила это «что-то» двумя пальцами.
    — Мораг… — голос у меня охрип.
    — Что еще?
    — Перо. Вороново перо. В волосах у тебя.
    Она повернулась в седле и сцапала у меня находку. Повертела, рассматривая.
    — Ну и что. Какая-то птица уронила, когда я по лесу шарахалась.
    — Может быть. А может быть это знак, что Вран тебя услышал.
    — Ну, услышал. Толку-то… — Но перо она не выбросила. Заткнула за ухо. — Вперед, Гриф.
    — Стой!
    — Каррахна, что опять?
    Я завозилась и сползла с гладкого крупа на землю.
    — Мне надо. Сейчас!
    — Да чтоб тебя! Только что по кустам бродили…
    Я вломилась в подлесок. Несколько шагов, чтобы только отойти от дороги. Прислон и лась спиной к стволу.
    Сердце стучало так, что я ничего не слышала кроме этого стука. Кровь пульсировала в сжатых кулаках, словно рвалась у меня из рук живая струна. Сейчас. Сейчас. Надо отд ы шаться.
    Я втянула побольше воздуха, слизнула пот с губы.
    — Ирис.
    Ночь стучала в висках, на краю зрения плавали багровые пятна.
    — Ирис. Откликнись. Ты же слышишь меня, я знаю. Пожалуйста. Пожалуйста…
    Закрыла глаза — пятна сползлись в дрожащий пурпурный занавес.
    — И-ири-и-и-ис!
    Глупо орать в темноту. Глупо стучать в закрытую дверь. Не хотят тебя видеть. Не-хо-тят!
    Но свирелька… Я пощупала ее сквозь платье — вымытая, вычищенная, на новом шн у рочке, она согрелась и заснула на моей груди как уставший зверек.Не забывай меня.
    Забудешь тебя, хол-л-лера. Как же!
    Я отлепилась от ствола и поплелась обратно к дороге.
 

* * *

 
    — Яви-илась. Я уж думал, не возвернешься. На кой ляд вам с ейным высочеством два дурака, болящий да бестолковый?
    Я была уверена что Ратер давно спит, глухая ведь ночь на дворе, но он сидел на краю постели рядом с Пеплом и держал на коленях миску с водой. Вода пахла уксусом. В комнате в о обще тяжело пахло. Потом, болезнью, немощью.
    — Как он?
    — Плохой совсем. Лихорадка у него. С койки сковырнулся, так его вала н дало.
    Я подошла поближе — влажная тряпица закрывала певцу лоб и глаза, но щеки пров а лились, рот был по-рыбьи открыт, а губы осыпало пеплом. Пеплом. Он и впрямь был п о хож на сеющий сизую труху отгоревший уголек.
    Я подняла тряпицу — Кукушонок тут же взял ее у меня из рук и макнул в миску. По д нялся, уступая место.
    — Укатила с высочеством — ищи ее свищи. Мужики внизу говорят — южанин на сеновал сеструху твою сволок. На сеновале нет никого. А конюший говорит — южанин с девкой в о обще со двора уехали. Куда, зачем? У меня певун твой в жару мечется, че с им делать? Пока я тут круги наворачивал, он с койки скинулся. Мычит, бормочет. Еле его обратно заволок, д а ром что к о жа да кости. Куда тя принцесса таскала?
    — Это я ее таскала. В лес. К мантикору.
    Кукушонок негромко присвистнул.
    — Нашли Малыша?
    — Нашли. Уговорили за нами идти. — Я полюбовалась на болящего. Болящий еле д ы шал. Да-а… не далось ему даром падение с койки. Недоглядели. Ты и недоглядела, Леста Омела, лекарка для бедных. На твоей совести сия развалина. — Только мы завтра никуда не поедем, Ратери. И п о слезавтра тоже. Ты поил его?
    — Винишка с водой развел. Вон стоит.
    — Молодец. — Я нагнулась, погладила влажный лоб. — Пепел, бедолага, птичка пе в чая… в разнос пошел. Не было печали, черти накачали. Жар спал, но, боюсь, не надолго.
    Пропустила сквозь пальцы редкие слабые волосы, расправляя их по испятнанной мо к рым подушке. Что ж у тебя за увечья внутри, кроме сломанных ребер? Кровь застоялась там, где удар пришел? Внутренности измяты? Сейчас еще добавил, чтоб мало не показ а лось? Эх ты, г е рой с дырой…
    — Слышь, сестренка. А что здесь принцесса делает?
    — Поехала встречать… постой! — я недоуменно моргнула. — Ты ее узнал?
    — Ясен пень, узнал.
    — Пропасть. Она же под чужим именем, вроде как инкогнито.
    — Да ее никто не признал. Я тока. И не сказал никому.
    — И не говори. Но если ты узнал, другие тоже узнают.
    — Да не… — Ратер вдруг зарумянился, отвернулся и принялся крутить пальцем в ми с ке, полоская тряпицу. — Тут половина людишек высочество наше в глаза не видели, а половина на парня и не посмотрят. Чтоб признать, пристальней смотреть надо. В глаза смотреть, а не на одежу и не на м е чик.
    — А ты в глаза смотрел? — Я отобрала у него миску, выжала тряпку и положила Пеплу на лоб.
    — Ну так… куда надо, туда смотрел. — Кукушонок дернул плечом. — Ты давай, сказывай, что тут высочеству надобно.
    — Поздно уже, спать пора, а то завтра будем как вареные.
    — Мы ж никуда не едем.
    — Да, верно.
    Мораг не будет нас ждать. Сорвется и укатит. Может, и правда оставить певца наш е го с Ратером? Он парень старательный, руки откуда надо растут. Выходит птичку певчую, с л о жечки отпоит. Я тут не слишком-то и нужна. Если что, Кукушонок сиделку наймет. Деньги у него есть, папашка отсыпал, да и псоглавец расщедрился. У парня и на лекаря хорошего в кошеле хватит. Потом вернусь, проверю как они тут без меня.
    — Ратери…
    — Бросить нас с певуном решила, да? — Он смотрел исподлобья, нахохлившись как пес. — За принцессой побежишь?
    — С чего ты взял?
    Мне удалось не покраснеть, но глаза я отвела. «Бросить»! Я вовсе не собиралась…
    — Ну звиняй, сестренка. Примерещилось.
    Он улыбнулся.
    Я тоже улыбнулась, куда деваться. У меня никогда не было брата. Н и когда раньше не было. Вот и не уследила, как завелся…

Глава 31
О клетках

    — Осторожней, амбал криворукий! Правый край выше подними. Правый, я сказала!
    — Правая рука, — слабым голосом пояснил Пепел, — это та, в которой ты, милейший, ложку держишь.
    «Милейший» — звероватого вида слуга из таверны — только сопел, пытаясь половчее развернуть самодельные носилки. Я руководила погрузкой нашего больного в фургон.
    — Ага, ага, вот так. Ратер, теперь втаскивай. А ты, господин Подзаборник, помолчал бы. Тебе шевелиться нельзя.
    — Я только языком и шевелю, прекрасная госпожа. А в остальном как агнец смирен и терпелив.
    Под утро Пепел пришел в себя и ему вроде бы стало получше, но сейчас опять во з вращался жар. На скулах у бродяги горели пятна, глаза блестели нехорошо, а язык болтал без устали.
    Оттолкнув слугу, я залезла в фургон. Кукушонок отвязывал жерди от куска мешков и ны, на которой лежал наш больной.
    — Тебе удобно? — Я поправила шерстяное одеяло, потрогала горячий пеплов лоб. — Зря мы это затеяли. Надо было остаться.
    Ратер отдал жерди слуге, взял у него сумку с провизией и присел на корточки у задка фургона.
    — Остаться еще не поздно, сестренка.
    — Ле-еста! — капризно протянул больной. — Ты же обещала, что твой волшебный ма н тикор посмотрит мои болячки. А лежа в гостинице, я дождусь только пиявок и кровопуск а ния. Поехали!
    Он прав, я опять наобещала помощи от Эрайна, не спросясь самого Эрайна. Но кто дырок-то в поэте понавертел? Вот пусть теперь сам залечивает. Я понятия не имела как там у Малыша с целительством. Вран и Амаргин лечить умели, может и Эрайн успел хоть немн о го научиться?
    Я махнула рукой:
    — Поехали.
    Ратер перепрыгнул бортик. Чуть погодя фургон снова качнулся — Кукушонок влез на козлы.
    — Открывай! — крикнул он слуге. Лихо щелкнул вожжами. — Нн-но!
    Повозка тронулась и потихоньку покатилась. Я вытащила приготовленную флягу, смочила платок и пристроила Пеплу на лоб.
    — У прекрасной госпожи ладошка прохладней и целебней всех мокрых платков на св е те, — завел поэт свою куртуазную бодягу. — Не соблаговолит ли милосердная госпожа см е нить второе на первое? Как некогда пел Арвелико Златоголосый: «Пепел горя, c лезы боли, пыль забвенья, соль тоски не в о да речная смоет, а касание руки».
    — Ты болтаешь чушь, потому что тебя опять лихорадит. Вот тебе ладошка, только п о молчи пожалуйста.
    Я положила ему руку на лоб, но Пепел передвинул ее на глаза. И, к моему удивлению, угомонился.
    Фургон и лошадь нам купила Мораг. Утром она прислала слугу с вопросом — какого дьявола я заставляю себя ждать, а на мой ответ что мы не едем, заявилась сама. Произошел небольшой скандал — говорить «нет» принцессе имел право только Нарваро Найгерт, и бол ь ше никто. В итоге она так хлопнула дверью, что с притолки шлепнулся рябиновый венок-оберег в лохмотьях паутины. Спустя шестую четверти слуга вернулся и сказал, что внизу нас ждет з а пряженный фургон, а господин южанин отправился к лорду Маверу в замок и догонит нас по дороге. Пепел настоял чтобы мы ехали. Вряд ли он верил в целительские таланты ма н тикора, просто не хотел нас задерживать. Интересно, что Мораг понадобилось от местного ло р да?
    По полотняной крыше фургона скользнула тень ворот, и городской гомон отдали л ся. Мы выехали на дорогу.
 
   Ступени вели вниз. Несколько пролетов с глухими площадками без дверей и окон, редкие факелы, потом лестница врезалась в скалу и завилась спиралью. Арка. Коридор. Деревянный мосточек над широким провалом, откуда порывами дул неприятно-теплый ветер, пахнущий ржавчиной и сырым камнем. Опять арка, опять коридор. Ярко освещенная (аж глаза заломило) зала и опять лестница вниз.
   Посреди залы красовался большой прямоугольный бассейн с фонтаном. Сверху фонтан выглядел презабавно: множество тонких струек, бивших по периметру бортов, образовывали в воздухе сверкающую водяную сеть, куполом накрывшую бассейн. Нескончаемый звон стоял в ушах. Мозаичный пол рябил сложным узором, переплетением узлов и волн. Из залы вело несколько полутемных арок. Больше ничего интересного тут не было.
   Я спустилась вниз и подошла к бассейну сполоснуть руки. Меня окропила водяная пыль, и прямо у самого бортика я увидела маленькую деревянную лодочку, плясавшую на волне меж падаюших и бьющих вверх струй. У лодочки не было ни носа, ни кормы — с обоих концов ее украшали резные закрученные внутрь спиральки. Простенькая милая игрушка. Кто-то пускал кораблики и забыл ее здесь.
   Я не стала выбирать, в какую арку идти — их оказалось четыре, и все одинаковые. Вошла в ближайшую. За аркой обнаружился мрачноватый коридор, то справа, то слева размыкавшийся темными, забранными решетками проемами. Клетки или вольеры. Пустые. В некоторых были окошки под потолком, иногда довольно большие, но тоже перекрытые решетками. Полосы лунного света позволяли разглядеть рыбью чешую, песок и катышки пыли на грязном полу. Из глубин коридора тянуло острой звериной вонью — наверное, далеко не все клетки пустовали.
   Мне пришлось попрыгать, чтобы вытащить из кольца факел. Впереди, в полутьме коридора,что-то зашуршало, заклацало, послышались мягкие шлепки. Пронзительно замяукала какая-то тварь, ее голос походил и на крик чайки, и на плач ребенка. Звери услышали меня и заволновались.
   Еще несколько шагов, и я остановилась, озадаченная. На полу, прямо в проходе, кто-то сидел, какая-то закутанная в плащ скрюченная фигура. Сидела совершенно неподвижно, опершись спиной о решетку, обняв согнутое колено и уткнувшись в него лбом. Из-под капюшона каскадом падали длинные пепельные волосы, расстилаясь на грязном полу; в них почти терялись тонкие скрещенные руки.