Лебедько Владислав. Хроники российской Саньясы

увлечен физикой, вплоть до навязчивой идеи создать единую физическую теорию
Всего. В те годы я проглотил огромное количество книг и статей по всем
основным направлениям физической мысли. Альтшуллеру нравилась моя
вдохновленность и он ставил передо мной достаточно сложные и масштабные
задачи. Его энергия, энтузиазм, широта кругозора, известность и авторитет в
научных кругах открывали для его учеников весьма серьезные перспективы. Еще
в студенческие годы Альтшуллер стал одним из самых значимых людей того
периода моей жизни.
Случилось так, что то, что я сейчас считаю самым важным аспектом нашего
с ним общения, тогда совсем не попадало в фокус моего восприятия. И это
очень важный момент, - не уделяя этому аспекту сознательно внимания, не
пытаясь в этом разобраться с помощью интеллекта, который был всецело
поглощен физикой, я беспрепятственно впитывал в себя, как губка, способности
к магической ориентации в различной информации и, особенно, в событийных
структурах; способности, которые очень ярко были проявлены у Аль-"пиутоера и
которые он бессознательно передавал всем своим ученикам.
Григорий Борисович был необычайно работоспособен и продуктивен. У меня
часто складывалось впечатление, что в его сутках не 24, а как минимум 48
часов. Для примера приведу случай, когда я, дождавшись его на кафедре после
какого-то совещания, часов в десять вечера, вручил ему черновик нашей
совместной статьи. Я не надеялся на скорое ее возвращение обратно, поэтому
бьш весьма удивлен, юэгда Альтшуллер сказал, что назавтра отдаст мне ее с
исправлениями. На следующее утро статья была вся испещрена карандашными
пометками, исправлениями (в том числе грамматическими), снабжена двумя
страницами комментариев и списком литературы, которую мне нужно было
изучить. При этом оказалось, что тем же вечером (ночью, утром,... ?) таким
же образом были разобраны работы еще двух аспирантов и чей-то диплом. В
дополнении к этому Григорий Борисович достал из поргфеля какую-то новую
монографию по лазерам, которую, судя по его словам, он вечером "пролистал",
- из книги торчало десятка два закладок. Чуть позже, проходя по коридору
мимо Альтшуллера, который курил и разговаривал с одним из сотрудников, я
услышал, как он обсуждал футбольный матч, который показывали накануне
заполночь. При всем том у неги была семья и масса самых разноплано-вьк
интересов, по крайней мере эрудирован он был в очень многих вопросах, далеко
за пределами физики; он также был в курсе всех последних событий в разных
областях жизни в мире, стране, городе, институте, на кафедре, в жизни
каждого отдельного сотрудника.
У Григория Борисовича была фантастическая способность оказываться в
течение дня почти что одновременно в десятках мест (часто не только в
Ленинграде) и встречаться с самыми разнообразными людьми. Вместе с тем, он
был совершенно неуловим, и уже с первых дней общения с ним это стало для
меня серьезной проблемой. Первое время бывало так, что я по восемь -десять
часов торчал, как дурак, на пороге кафедры, дожидаясь назначенной встречи,
отмечая на себе полусочувственные - полунасмешливые взгляды более опытных в
общении с Альтшуллером аспирантов. Через год-другой у меня у самого
появилась необъяснимая способность предугадывать всегда непостижимую
траекторию передвижений Григория Борисовича и находить его как раз в том
месте и в тот момент, когда он мог уделить мне несколько минут, а иногда и
часов. К примеру, он назначает встречу в десять утра на кафедре, но каким-то
чутьем я знаю, что надо прийти к восьми вечера: и точно - прихожу к восьми и
мне говорят, что он еще не появлялся, но звонил и вот-вот будет. В другой
раз он назначает мне в два часа возле приемной ректора, но именно в это
время я еду в другое здание института и встречаю его именно там... Я как-то
не задумывался тогда о необычности этих вещей и списывал все на случайность
и совпадение. Сам я всегда с любопытством наблюдал, как каждый день на
кафедре скапливалось десятка два людей, которым Альтшуллер срочно нужен был
по самым разноплановым вопросам, и как все они долгими часами терпеливо
ожидали его. Причем, нельзя было сказать, что Григорий Борисович был
необязателен, невежлив по отношению к подчиненным (кстати сказать, - кроме
сотрудников и студентов кафедры среди ожидающих часто оказывались крупные
чины из ректората, профессора из других институтов, а то и какая-нибудь
именитая фигура из Москвы). Непостижимым образом все (в том числе и сам
Альтшуллер) воспринимали его непредсказуемость и неуловимость, как нечто
само собой разумеющееся, - никто не роптал и не обижался, упреки не
возникали даже в мыслях.
Работал он одновременно над огромным количеством вопросов: научных,
организационных и прочих. Он параллельно продвигал сразу несколько
фундаментальных направлений лазерной физики и техники, занимался
производственными внедрениями и коммерческими вопросами, писал множество
статей, участвовал во всех возможных конференциях, был организатором
каких-то совместных международных проектов, имел кучу аспирантов и
дипломников. Часто одного его слова, намека, телефонного звонка было
достаточно для развертывания целой серии событий в жизни кафедры и отдельных
учеников, для возникновения новых направлений в научных исследованиях.
Кроме того, что Альтшуллер всегда был в самом центре разнообразных
событий - научных, организационных, чуть позже - коммерческих, он также был
не дурак отдохнуть и слыл любимцем многих женщин.
Людей, подобных Альтшуллеру, я не случайно называю магами. Они
умудряются совершать вроде бы ничем не примечательные для "замыленного"
взгляда вещи, но если попытаться все-таки пристальнее изучить их действия,
то окажется, что их не описать никакой логикой, - они непостижимы для
интеллектуального понимания, но в то же время у всех участников и
наблюдателей создается впечатление, что все "в порядке вещей", что так и
должно быть (так считает и сам наш маг). Разгадка этого феномена состоит в
том, что такой человек действует исходя из одного "описания мира" (которое
он может не сознавать - владея им чисто интуитивно), а мы результаты его
действий объясняем из другого "описания мира" - из "согласованной
реальности". Иными словами, такой маг запускает в действие структуры и
"силы", которые ни он ни окружающие не осознают, - для них нет места в
привычной нам - согласованной картине мира. Сам такой человек научился
магическим действиям, как я уже и говорил - не фиксируя на этом внимание,
почти неосознанно впитав опыт людей, с которыми так или иначе
взаимодействовал, естественно, если имел к этому хоть какую-то
предрасположенность. За неимением лучших объяснений, мы говорим, что такие
люди обладают неким обостренным "чутьем", "нюхом", интуицией, наконец,
просто везением.
Еще одним важным обстоятельством, связанным с Альтшуллером, явилось для
меня понимание того, что из себя представляет научная Школа. Хотя я застал
период, когда научные Школы стали уже "мельчать", по сравнению с теми, что
были в начале или середине века (судя по слухам, книгам), мне все же
посчастливилось изнутри прочувствовать атмосферу такой Школы. И сейчас,
через несколько лет, я с удивлением отмечаю некоторые родственные черты у
Школы эзотерической и у научной Школы, где также происходит очень много
вещей совершенно чудесных, не лишенных глубины и мистичности (что, конечно,
далеко не каждый Учитель или ученик научной Школы замечает и сознательно
использует).
Основной особенностью серьезной научной Школы (системы взаимоотношений
Учителя и учеников), как я сейчас понимаю, является то, что, помимо развития
науки, там происходит процесс становления Человека. Ученик не просто
постигает предмет и защищает диссертацию, но, благодаря взаимодействию с
Учителем и другими учениками, становится зрелой, от ветственной личностью.
Он учится системному мышлению, масштабному взгляду на мироздание, умению
работать в коллективе. Опытный Учитель создает для каждого ученика множество
сложных ситуаций, при прохождении которых снимаются стереотипы поведения и
искажения восприятия и. за счет всего этого, идет постепенное Взросление
ученика. Процесс профессиональной Алхимии заключается в интеграции
предметных знаний и личностной зрелости, когда ученик становится
профессионалом - Мастером, реализовавшим в себе, науке и мире некое новое
качество.
Сейчас Альтшуллер в Америке. Там же еще несколько его учеников. Не
удивлюсь, если узнаю, что они уже профессора и вообще преуспевающие во всех
отношениях люди.
Александр Павлович и Георгий Владимирович
Несколько лет я почти не вспоминал этих двух замечательных людей, а
ведь именно им я обязан повороту моей жизни в совершенно новое русло. И,
опять таки, осознавать это я начинаю только сейчас, ведь поворот этот
происходил плавно и медленно, в течении нескольких лет. Но основные вехи в
моем новом жизненном русле были расставлены как раз при помощи Александра
Павловича и Георгия Владимировича.
Работали они совершенно по-разному, непохожими были методы,
противоположными были стиль и манеры поведения. Вообще работали они оба
очень ярко и самобытно, - я никогда после не встречал ничего похожего.
Насколько я понял из намеков Георгия Владимировича, оба они были из одной
команды и какими только вопросами в разное время не занимались. Это были
исследовательские и образовательные программы, серьезное лечение
онкологических и других больных, психотерапия. Георгий Владимирович, на
момент нашей с ним встречи, вел какие-то исследования на базе Института
Экспериментальной Медицины по изучению паранормальных явлений. Кроме того, у
этих людей были потрясающие наработки по вопросам развития личности.
Несколько лет (опять же по намекам - они не любили говорить о себе) они
работали с космонавтами, разведчиками, КГБшниками и другими, весьма
серьезными людьми. Информация по этим вопросам до сих пор засекречена, но
тот ее срез, с которым меня знакомил, в основном, Георгий Владимирович, и
сейчас производит на меня мощное впечатление, так что, когда кто-то начинает
вдохновенно говорить о разных новомодных "грандиозных" психотерапиях, я лишь
тихонько улыбаюсь.
Итак, шел 1987 год. За три года, которые были посвящены индивидуальному
и групповому психоанализу, я существенно изменился, появилось главное -
устремление к самопознанию и самоизменению. Но я, хотя и умудрился к тому
времени жениться, оставался этаким домашним - тепличным мальчиком, которому
еще очень не хватало многих мужских и человеческих качеств. Это меня
удручало, и я пробовал делать какие-то самостоятельные усилия к изменению,
которые возможно, так ни к чему бы и не привели, если бы Зов Реальности еще
раз достаточно громко не напомнил о себе. Где-то в конце зимы меня вдруг
начали регулярно посещать мысли о смерти и вообще всякие инфернальные
настроения. Такое у меня было несколько раз в детстве (кстати, многим в
детстве знакомы подобные переживания), обычно ночью, когда перед самым
засыпанием вдруг насквозь, как ледяным ножом пронзает мысль, что вот
однажды, неизбежно наступит время когда я, тот самый единственный и
неповторимый я -умру, исчезну навсегда, никто и ничто не поможет избежать
этого непостижимого и неотвратимого, бесконечного нуля, который все равно
наступит, - и бежать некуда, хоть головой о стенку бейся. Леденящий ужас,
холодный пот, мелкая дрожь, - и крикнуть бы "Помогите!", - да что толку; в
общем, - постучав часик - другой зубами, проваливаешься в зыбкий сон. Так
вот, в детстве было такое несколько раз, а тут вдруг каждую ночь стала
происходить подобная канитель. Промаялся я так пару месяцев, а потом
случился в моей жизни Александр Павлович...
Маленькая комнатка в квартире на Обводном. Крепкий седой бородатый
мужик (именно так я его воспринял) лет сорока пяти. Несколько секунд
-пристальный, изучающий взгляд поверх очков.
- "Проходи, ложись на диван", - достает из ящика какие-то странные
приборы, надевает на меня резиновую шапочку как для энцефалографии,
закрепляет два электрода на правой стороне головы - один на лбу, другой на
затылке. Все это без объяснений и без вопросов. Я ничего не понимаю.
Начинает бешено колотиться сердце.
- "Чего испугался -то?" - с презрительной интонацией. Не зная, что
ответить, бормочу чего-то вроде:
- "Неужели я теперь изменюсь?"
У Александра Павловича аж провод выпадает из рук:
- "Да пошел ты на хуй! Ты зачем сюда пришел?" - берет меня за руку и
присвистывает, нащупав пуньс:
- "Ишь ты! Ну ты и мудак! Редко такого встретишь. Ну да ладно, - хер с
тобой, - (лицо его принимает скучное выражение - мол придется теперь
нянчиться с этим идиотиком), - рассказывай, что пожрать любишь".
- ???
- "Ну представь, что накрываешь себе праздничный стол и можешь
поставить туда все, что пожелаешь. Осетринку, да? Поросеночка
подрумяненного, так, чего еще?"
Неожиданный поворот темы и все манеры поведения Александра Павловича
производят на меня отрезвляющее действие. Неожиданно я полностью
расслабляюсь и, входя во вкус, накрываю воображаемый стол.
Он тем временем включает прибор, устанавливает стрелку на какой-то
отметке, затем несколько секунд внимательно смотрит на меня. Под электродами
появляется ощущение пощипывания, к которому я скоро привыкаю;
больше ничего особенного не происходит.
Принцип действия прибора мне объяснил через год Георгий Владимирович. Я
не буду подробно его описывать, так как это потребует углубления в
нейрофизиологию. А, если в нескольких словах, то подбирается определенная
частота тока низкого напряжения, для стимуляции определенных зон правого
полушария мозга. Это дает одновременно несколько эффектов. Во-первых,
выравнивается активность работы полушарий (в частности, в моем случае правое
полушарие было заторможенным, именно поэтому работа шла с ним); во-вторых,
происходит позитивизация эмоционального фона; в третьих, все, что происходит
во время работы с прибором, закрепляется и усиливается, - вся информация
мгновенно попадает в долгосрочную память, а это - важнейшее условие для
мощного научения, - удается за короткий срок усвоить очень большой объем
информации, которая будет обрабатываться еще несколько лет.
Включив прибор, Александр Павлович заметно подобрел: то прохаживаясь по
комнатке, то усаживаясь на край стола или в кресло, он поминутно
потягивался, позевывал, кряхтел, посмеивался, почесывался, что называется,
во всех местах, и все это время рассказывал пикантные истории из своей
жизни, периодически намекая мне, что я редкостный мудак. Я уже совершенно
расслабился и, спустя несколько времени, весело смеялся. С тем, что я мудак,
я был полностью согласен, более того, я вдруг почувствовал, что Александр
Павлович ни о чем не расспрашивает меня, потому что каким-то образом знает
все, что я мог бы ему о себе рассказать, знает даже больше того. Как бы
вдруг прочитав мои мысли, он посерьезнел и сказал, тыча в мою сторону
пальцем:
- "Ты - как раз мой случай. Я уже несколько лет в основном с такими
пиздюками - маменькиными сыночками работаю. Боишься, наверное, всего на
свете, верно? Короче - полный пердомонокль! Ладно, будем делать из тебя
мужика!"
В тот раз он дал мне задание выбрать любую сложную ситуацию, которую
мне надо решить и сделать из нее "мультик с изюминкой", а затем несколько
раз "прогнать" этот мультик, сначала здесь, с прибором, а потом - дома.
- "Представь, к примеру, что тебе нужно попросить что-то, а то и
потребовать у человека, которого ты стесняешься, боишься, у какого-то там
авторитета. Ну и вложи этот сюжет в мультик, типа ты - Красная Шапочка,
идешь по лесу с корзинкой пирожков и кузовком масла (на этом месте он хитро
прищурился, а я затрясся от хохота: этот "кузовок масла" оказался
действительно "изюминкой"!), навстречу тебе Серый Волк, - ну как образ того,
кого ты стесняешься и боишься, и вот тебе нужно что-то от него, -короче
сочиняй сам".
Было символично и забавно, что он предложил мне образ Красной Шапочки.
С течением времени я перешел от него к образу Иванушки Дурачка и другим,
более мужественным персонажам. В качестве "изюминки" выступали то
расстегнутая ширинка, то дрочильная машинка, то еще что-нибудь, что
пускалось в ход в самый ответственный момент и полностью обесценивало страх,
тревогу или стеснение.
Мы встречались раз десять за два месяца. Каждый раз какая-то тема
прорабатывалась с прибором, потом следовало задание на дом, с возрастающей
раз от раза степенью сложности. Все, что происходило при встрече,
сопровождалось неизменными приколами, как правило, с отборным и очень сочным
матом. Довольно много времени мы посвятили страхам и теме смерти.
Излюбленным приемом Александра Павловича было что-то типа:
-- "Ну вот представь, идешь ты где-то в незнакомом угрюмом месте.
Представил? Ну вот. И вдруг тебе становится страшно. Так страшно, что не
приведи Господь". - Дождавшись, когда я войду в переживание и меня слегка
затрясет, он продолжал - "И вот тебе уже полная хана, и тут у тебя бах - ..
.эрекция, - аж ширинка лопается. И ты как побежишь, как побежишь! А член-то
из штанов выскочил и болтается - туда-сюда, туда-сюда..." - Кэтому моменту
меня уже скручивали спазмы хохота.
Или:
- "Ну вот, наконец таки, помер ты, - что называется преставился. И
лежишь, как подобает покойнику, в церкви, а вокруг поп ходит и кадилом
машет. Но ведь ты, мерзавец, перед смертью, со страху-то обосрался, - и
вонища стоит такая, что хоть вон выбегай!" - Тут он демонстративно морщится,
затыкает нос, машет рукой, как бы отбиваясь от запаха - "Фу, блин, фу, ну и
вонь, брррр..., да ну тебя на хуй!" - Александр Павлович даже отпрыгивает в
сторону, как будто это все и впрямь происходит, а я хохочу до слез.
Последние домашние задания были для меня на самом деле серьезными
испытаниями. Будучи учеником нерадивым, я в некоторых случаях умудрился
схалтурить. Так, одно из заданий было - изменить жене. Мотивировал он это
тем, что такие мальчики, как я, лет до тридцати сидят себе возле юбки Жены,
а потом глядишь, - начинают из своего "окопчика" высовываться, да как
осмелеют, да как загуляют... А жене то уже некуда деться, - тут и ребенок, и
проблемы всякие. Вот и получаются различные драмы. Так что нужно это все
пройти сейчас, пока дело еще поправимо.
Это задание оказалось запредельным. Мне тогда и познакомиться-то с
девушкой было ой как трудно - стеснялся, комплексовал и все такое. А тут
-изменить жене! В общем хватило меня на то, чтобы с грехом пополам
познакомиться с какой-то десятиклассницей. Александр Павлович долго
прикалывался надо мной, а потом махнул рукой:
- "Хрен с тобой. Останется это за тобой как должок...".
Затем мне нужно было выделить целый день на то, чтобы посетить
крематорий, поприсутствовать на нескольких церемониях прощания с покойным,
пристраиваясь то к одной, то к другой процессии, вообще побыть несколько
часов в тамошней атмосфере, прочувствовать настроение, погулять по
колумбарию, размышляя о жизни и смерти, и не уходить, пока не попривыкну.
Переживание тогда было для меня потрясающим. Как только я прибьы в
крематорий, у меня сразу же "зачесались пятки" и я решил без промедления
смыться оттуда и "Бог с ним, с этим заданием!". Я бы, наверное, так и
сделал, если бы, по случайности, не возникли проблемы с транспортом:
отменили несколько автобусов подряд, и мне пришлось в самом паршивом
настроении прогуляться по колумбарию - площадке с огромными вереницами
маленьких ячеек с урнами, - это напоминало соты... Жутковато, но я начал
прокручивать "мультик с изюминкой" и постепенно попривык, и вдруг накатило
настроение торжественности и умиротворения. Потом я пристроился к длинной
процессии: в тот день кремировали какого-то академика...
На следующий день я был с утра уже у Александра Павловича. Он встретил
меня очень серьезно, взгляд его был тих и дружелюбен, он не прикалывался и
не обзывался, - я понял, что он заметил, как во мне что-то изменилось.
Сейчас, вспоминая все это, я вдруг понял основную стратегию его работы
со мной. С точки зрения энергетики, все что он делал, было направлено на
расслабление "низа". Нижние энергетические структуры (центры) - мочеполовая
и копчиковая области бьии у меня здорово деформированы, напряжены, что и
выражалось во всех моих страхах, стеснительности, недостатке мужских
качеств. Все задания, "муяьтики", мат и сальности, стиль общения со мной, а
гаавное - все поведение Александра Павловича, которым он демонстрировал
прямо противоположное моему состояние: предельное расслабление "низа", - это
и было основой работы, сами же техники и задания - второстепенны.
Кстати, часто во время моих визитов ему звонили женщины, или же кто-то
из них оказывался в этот момент у него в гостях, и пока шли приготовления к
сеансу, он очень вальяжно и даже как бы развязно общался с ними, а
телефонные разговоры заканчивал фразами типа: "Целую во все места" и тому
подобное.
Далеко не сразу, но все это возымело свое действие. Чтобы произошло
расслабление этих самых нижних энергоструктур, понадобилось несколько лег и
дополнительные усилия, но общее направление и стиль были заданы Александром
Павловичем еще тогда.
Месяцев через десять после окончания наших встреч я позвонил ему,
сообщить как идут дела, и сказал, что в принципе есть еще с чем работать. Он
помолчал немного в телефонную трубку, а затем сказал:
- "Ладно, запиши такой-то телефон, позвони и спроси Георгия
Владимировича. Скажи что от меня, а там он сам разберется, что с тобой
делать".
Через неделю Георгий Владимирович - очень солидный, представительный
мужчина лет пятидесяти с густой черной бородой, пришел ко мне домой.
Поздоровавшись, он неторопливо обошел всю квартиру, внимательно осматривая
расстановку вещей и всякие мелочи (что сразу же меня озадачило), затем сея
за стол, достал из портфеля какие-то бумаги, чистую тетрадь и четыре ручки с
пастой разных цветов. Минут десять он что-то записывал в тетрадь этими
ручками, меняя цвета и подчеркивая отдельные фразы. При этом он периодически
поднимал голову, внимательно смотрел на меня или оглядывал комнату. Закончив
записи, он начал задавать мне вопросы, ответы на которые также педантично
записывал разными цветами в тетрадку. Обращался он ко мне на вы,
исключительно по имени-отчеству, с подчеркнутым вниманием, тактом и
серьезностью. Его поведение было полной противоположностью тому, как
действовал Александр Павлович. Исключительная вежливость и корректность
(даже когда он настойчиво чего-то требовал или критиковал мои действия),
строгость речи, четкость формулировок, без малейших отклонений в сторону
вольных оборотов, педантичность, неторопливость и обстоятельность, - все эти
качества он неизменно проявлял в течение всего нашего знакомства.
В тот день мы проговорили часов пять. Вопросы Георгия Владимировича
затронули буквально все факторы моей жизни: интересы, увлечения, круг
общения (мне приходилось давать очень подробные характеристики всем, сто
меня окружал в тот период жизни), подробное описание семейных
взаимоотношений, образ жизни, режим дня, предпочтения в еде, одежде, вкусы в
музыке, кино, искусстве, литературе, спорте, научные, философские и
мировоззренческие взгляды, подробные планы на будущее, отношение к самым
разным жизненным вопросам и многое другое. Выслушав и записав мои ответы,
он, после некоторой паузы, сказал:
- "Ну что я могу вам сказать, Владислав Евгеньевич, - вообще я давно
УЧЮ почти не занимаюсь индивидуальной работой, - меня интересуют сейчас
масштабные проекты и работа с социальными структурами и слоями. Но вы мне
стали интересны. Если учесть ваш молодой возраст, достаточно гибкую психику
и способность к изменениям, то, пожалуй, есть некоторые шансы, что из вас
может получиться толк. Вы конечно понимаете, что речь идет не о каких-то
частных проблемах, а о становлении личности, которая сможет внести вклад в
общее русло Жизни. Именно с этих позиций вы меня и интересуете, поэтому я
могу уделить вам свое время. По крайней мере, попробуем начать, а через
некоторое время, в зависимости оттого, насколько вы сможете включиться в
работу, я сделаю вывод, - будем ли мы продолжать и стоит ли раскрывать перед
вами те знания и практические наработки, которыми я располагаю".
Слова эти приободрили меня, и я тут же почувствовал себя человеком,
перспективным для общего блага человечества: была задействована очень мощная
мотивация, замешанная на чувстве собственной значимости. Тем временем
Георгий Владимирович продолжал:
- "Но от вас, в свою очередь, потребуется выполнение нескольких
серьезных условий. Во-первых, вам необходимо будет взять отпуск на работе,
не менее, чем на два месяца. Во-вторых, вы снимите для себя отдельную
квартиру. В третьих, на два месяца вы полностью прекращаете любые, даже
телефонные контакты со всеми людьми, с которыми общались до сих пор. Это
относится не только к жене, родителям, друзьям и сотрудникам, но ко всем,