Страница:
блокировки, которые могли помешать учебе, смывались волной необходимости,
причем смывались очень эффективно. Стоило только представить, что я
расстанусь с этим человеком, то есть потеряю источник информации, как все
становилось на свои места. Выбирать не надо было. Хотя иногда были такие
"промежуточные" наставники, которые выглядели очень двусмысленно. Например,
один из них, сажая меня в крутейшие экспериментальные аскезы, тряс огромным
животом и
4 Под информацией здесь подразумеваются варианты (инварианты)
структурирования Единой Энергии. Проще говоря - Глас Божий. Соответственно,
и получение информации -- суть акт совпадения, резонанса, результатом
которого является извлечение варианта (инварианта) энерго-структуры.
уплетал за обе щеки на моих глазах, хотя не отрицал для себя
необходимости того же самого (аскезы). То есть он не говорил, что ведет
такой образ жизни, потому что уже завершил свой Путь и ему можно все, - нет,
просто ему еще немного нужно поготовиться, а заодно посмотреть, что со мной
будет происходить. А для меня интуитивно было убедительно то, что он
предлагал и я не вдавался в анализ - хороший наставник или плохой.
Информация есть? - есть; дают ее? - дают; требуют за это послушания? -
согласен!
Такие примеры может любой привести, кто серьезно тогда пытался найти
практику. На этом строились отношения. Всякие капризы, рассусоливания,
сомнения, -такого было мало. Если начиналось брюзжание, - такого человека
просто выталкивало из этой среды и он оставался брюзжать уже где-то на
обочине, а в колею больше не попадал. Хотя, повторяю, варианты "что-нибудь
поделать" предлагались на удивление разнообразные и порой ну очень
экзотические и изощренные.
С террористами, которые себе в угоду для личных целей использовали
людей, мне посчастливилось всерьез не пересекаться, как-то и с астральными
воителями, космическими засланцами, спасителями человечества и тому
подобными, хотя и таких было предостаточно.
Вообще достаточно полно объять необъятный мир Российской Саньясы - дело
практически безнадежное, а потому интересное и достойное внимания.
Глава 3
Игорь Калинаускас
Уже несколько лет я интересовался тем, что происходило с Игорем
Николаевичем и Школой, читал его книги, ходил на концерты дуэта "Зикр",
встречался с несколькими общими для нас знакомыми. Среди современных текстов
- именно то, что писал Калинаускас, было наиболее близко мне, моим друзьям и
соученикам. Из настоящих российских Мастеров, пожалуй, только он один
достаточно широко известен. Автор книг, режиссер, музыкант, поэт, художник,
психолог, профессор, академик...
Желание познакомиться и пообщаться с Игорем Николаевичем сформировалось
давно, и именно он стал первым, с кем я встретился для этой книги. О нас (о
Петре и его учениках) Калинаускас, до нашей с ним беседы, не знал, поэтому
его реакция, - пойдет ли он на этот контакт и как это все произойдет, - была
для меня индикатором того, готов ли я войти в мир Российской Саньясы или
нет.
Договориться, через общих знакомых, о встрече оказалось несложно. Мне
было назначено в час дня двадцать второго сентября прийти в дом на улице
Марата, где находился "офис" Школы. Не могу сказать, чтобы я как-то сильно
волновался перед этим решающим для судьбы книги событием, однако, ночью,
накануне встречи, организм мой выдал целый спектр разнообразных малоприятных
реакций. Но, как бы там ни было, в час дня я уже сидел в "офисе" и общался с
девушкой Леной, которая надавала мне тут же кучу адресов людей, с которыми
мне было бы интересно встретиться.
Сидим мы час, полтора, - выпили чайку, а Игоря Николаевича нет.
Раздается звонок: Лена, берет трубку, - слышен бас Калинаускаса:
- Ну, бывают разные форс-мажорные ситуации! Сейчас пришлю машину.
Действительно, минут через двадцать подъезжает сверкающий "Крайслер",
на котором молчаливый мужчина отвозит меня в район Таврического сада, где
живет Игорь Николаевич.
Заспанное, добродушное лицо, какая-то дырявая майка (по контрасту с
"Крайслером"), и папироса в зубах:
- Ну, давайте, о себе немного расскажите... Проходим на кухню, где
Игорь Николаевич наливает чай, а я что-то рассказываю о себе и о том, зачем
пишу книгу.
- Ну что же, задавайте ваши вопросы!
22.9.1998.
Влад: - Как проявлялась в вашем Пути общая ситуация парадоксальности и
трагикомичности Российской Саньясы?
Игорь Николаевич: - Моя точка зрения такова, что сам факт того, что в
те времена государство как-то реагировало на все это, причем очень часто без
разбора, несет это политический оттенок или нет, то вообще это была очень
полезная школа. В этом и комичность и трагичность этого дела. Трагичность -
потому что происходили разные неприятные и серьезные истории, а комичность
состояла в том, что занимаясь этим, те кому это было поручено, эти люди -
они же изучали все это, читали, вызывали на профилактические беседы. Таким
образом они показывали тебе, где твои слабые, уязвимые места, где ты терял
чувство реальности, как ты не понимал где же ты живешь, с кем имеешь дело, в
каком государстве живешь. А поскольку понятие государства было слабое у
советских людей, то благодаря всему этому была возможность что-то делать. Ну
вот, скажем, КГБ запретило мне (не впрямую, но под своим влиянием)
заниматься Театром, - это вынудило меня искать какой-то способ зарабатывания
денег. В результате я стал профессиональным мануальщиком, потом
профессиональным психологом, потом я с Чернобыльцами работал, то есть в моей
биографии появились совершенно новые аспекты, которые сделали меня более
образованным человеком в области медицины, медицинской психологии, более
реальным человеком в отношении понимания, что такое норма, что такое
патология, что такое, например, истерия и тому подобные вещи. Я общался с
прекрасными профессионалами, у которых учился. Это дало мне возможность
объехать пол Советского Союза, так как меня гоняли и я нигде надолго не
задерживался. Таким образом, я имел возможность увидеть самые разнообразные
способы жизни, взгляды на мир. В частности, я понял механизмы возникновения
слухов. Опять же, все эти дискредитации в печати, которые превращались в
рекламу. Мой Мастер сказал по этому поводу, что они хотели сделать нам
плохо, а в результате мы сделали себе хорошо.
Все это также дало возможность понять, как Традиция превращается в
секту и избежать этого.
В: - Каковы механизмы превращения Традиции в секту и как Вы этого
избежали?
И.Н.: - Ну вот, например, привычка к выносу на лидера, делание из него
памятника, статуи, первого секретаря партии и тому подобное. Это же
психологический механизм и поэтому для любого серьезного лидера одна из
главных задач была в том, чтобы дискредитировать себя постоянно в глазах так
называемых последователей. Это то, что предохраняет, как прививки. В: - Вы
можете привести примеры, как это делали вы? И.Н.: - Ну, легенды о моем
животе, например. Почему он такой толстый? Вроде бы все хорошо, но толстый.
Все хорошо, но курит. Ну и так далее. Почему он не ангел? Почему не
соответствует нашим ожиданиям? Это же все чистая психология.
Потом были появившиеся в 70-х лаборатории по исследованию человеческих
возможностей, в которых мы были добровольными испытуемыми. Это дало
возможность для реального отношения ко всей так называемой экстрасенсорике,
возможность познакомиться с очень интересными людьми, которые никогда себя
не афишировали, не афишируют и не будут афишировать, с теми, кто реально
обладает всевозможными сиддхами5. Возможность пообщаться с ними, понять как
и почему возникают сиддхи. Я в свое время даже фильм собирался снять, был
проект такого фильма - "Кролики по-советски", но только денег мы тогда не
нашли.
Потом я выпустил книжку "Духовное сообщество", то есть путеводитель по
всевозможным направлениям; это была попытка разделить, где - Традиция, а где
- "убежище". Это мне кажется очень важным, потому что вся эта тусовка -
"духовка", как я ее называю, сейчас, когда стало все можно - она выдвинулась
на первый план и за этим вообще ничего не видно стало.
В: - Доходит до смешного - уже появились у нас даже толтеки и нагвали.
И.Н.: - Да все, что угодно появляется. Нагвали, Бодхисаттвы... Мне
ребята придумали прозвище - Мокша, - я хохотал, как никогда. Я им сказал:
-"Если вы это всерьез, то либо вы идиоты, либо я идиот".
Вообще советская жизнь была интересна тем, что мы во все эти тексты
(самиздат) вчитывались, потому что они же передавались тайно (делает очень
артистическое ударение с заговорщическим видом), по ночам. Когда мы решались
на какое-то открытое действие - это всегда был риск, - люди теряли работу,
теряли какой-то социальный статус - становились изгоями. Я не имею в виду
тех, кто сами шли в изгои: духовность кочегаров - это отдельная тема целого
романа, типа: - "Учителя - дворники и кочегары". Они как бы добровольно
выходили из социума. Я имею в виду тех людей, кто действительно в социальном
плане пострадал. Но это дало им возможность (тем, кто осознавал) приобщиться
к суфийским понятиям, типа: - "сегодня ты профессор - завтра деревенский
дурачок". Появлялась, таким
5 Сиддхи - экстраординарные способности.
образом, какая-то свобода по отношению к социальному статусу: богат ты
или беден, бяка ты или цаца.
Естественно, из сегодняшнего дня все это вспоминается как милое
романтическое время, когда любую информацию можно было добыть только доехав
до места, больше ничего не надо было. Билеты тогда были дешевые; если ты
что-то хотел узнать, ты садился в поезд, приезжал и получал все бесплатно. С
другой стороны, это время породило секты, всяких там кашпировских... В общем
-это было веселое время.
Я помню, как я получал входное посвящение в Аджаяну у человека, который
в свою очередь получил посвящение у самого Далай-ламы. Это была жуткая
пьянка. Человек, который меня туда привел, - вырубился, а меня раз шесть
гоняли в магазин за водкой - проверяли, как я насчет гордыни. Потом уже все
вырубились, и остался только я и этот человек, к которому меня привели.
Тогда он вручил мне все эти атрибуты посвящения. Это все было очень чисто.
Чисто, искренне.
Либо человек таким образом, через всякие подобные действия
компенсировал свою социальную ущемленность, либо человек действительно
всерьез, услышав какой-то зов, пытался пробиться к нему.
Было много таких, кто уезжали, эмигрировали. Сейчас, правда, они либо
возвращаются, либо начинают тосковать. Возвращаться им очень трудно, так как
за двадцать лет они уже американизировались, израиль-тировались и тому
подобное. Им поэтому трудно сориентироваться во всем, что здесь происходит.
Они часто все такие "глубоко эзотерические".
В: - Вы в своей книге писали про социально-психологические миры. Может,
вспомните какие-то конкретные ситуации?
И.Н.: - О, самый замечательный социально-психологический мир, куда я
попал, это когда я был с волчьим билетом и меня не брали на работу даже
стрелком военизированной охраны, - меня взяли к себе спортсмены. Случилось
так, что я познакомился с одним тренером - Володей, он был тогда ведущим
тренером Украины по прыжкам в высоту. Они написали за меня поручительство и
я был у них сразу и массажистом и тренером - психологом. Мир большого спорта
- самый, наверное, простой из всех социально-психологических миров, с
которыми я имел дело. Правил там очень мало и очень ясные все. Там было
интересно решить задачу - как жить в этом мире и, в то же время, не
сливаться с ним. Я работал со сборной СССР по легкой атлетике, особенно с
прыгунами в высоту. Позвоночники правил практически всем тогдашним чемпионам
мира. Вряд ли я бы попал в этот мир по собственному желанию, потому что мир
очень простой, но это тоже было нужно - увидеть механизм
социально-психологических миров наиболее обнаженным - как вообще он
действует. Я думаю, что это во многом нам помогло создать
социально-психологический мир Школы, как мы его называем - живой,
органичный, разнообразный, со всеми течениями, расколами, борьбой. Мир,
который я в этом году слава Богу покинул, ну в смысле -покинул роль Папы
этого мира, но я считаю, что очень хорошая, интересная работа получилась.
Я вообще очень благодарен тому времени, потому что оно дало возможность
очень разнообразной практики Жизни, дало возможность стать, хоть это и
красиво очень звучит, - терпимым, как-то более-менее исполнять завет "Не
судите, да не судимы будете". Благодаря этому и удалось создать тот мир, в
котором мы, собственно говоря, и жили все эти годы, и это было очень
симпатично.
В: - А кроме спортсменов, приходилось вам попадать в какие-то "крайние"
миры, ну например там бомжей или академиков?
И.Н.: - Ну, допустим, я совершенно неожиданно попал в мир медицинской
психологии. Я делал доклад на конференции по поводу своей методики
саморегуляции и вдруг меня пригласили, после соответствующей беседы,
работать в тогда только созданном клиническом институте радиационной
медицины в Киеве. Это было замечательно, я пришел к директору, очень
хорошему интересному человеку, профессору, он говорит - "Ну что, будешь у
нас заниматься, сделаешь кабинет психологической разгрузки и тому подобное",
- приводит меня в отделение функциональной патологии нервной системы, а там
на тот момент было всего два врача - ребята из ординатуры. Парень и девушка,
которая все время рыдала, потому что пятьдесят два мученика в отделении, все
качают права, закатывают истерики, - невротики из ликвидаторов Чернобыльской
АЭС. Эти врачи - парень и девушка встречают меня очень радостно, говорят: -
"Игорь Николаевич, мы вас так ждали, вот вам кабинет, вот халат, а вот уже
вам на сегодня пять больных". Через три дня мне уже нужно было расписываться
в историях болезни...
В: - А что все это дало вам?
И.Н.: - Это очень много дало - пребывание в клинике. Общение с
профессионалами (потом у нас на отделении появилось много замечательных
специалистов) дало понимание, что такое патология, что такое психика в
критическом состоянии. Эти знания очень важны и потом мне они неоднократно
пригодились, потому что со всеми этими "залетными" - людьми которые
баловались на себе разными техниками и проводили с собой всевозможные
эксперименты, мне часто приходилось работать и выводить их из всяких
"трансов".
В: -А вы проводили с собой какие-нибудь эксперименты?
И.Н.: - Да, конечно. Но я в этом смысле был аккуратен, меня звали
"мастером по технике безопасности". Я делал все последовательно и по
правилам.
В: - Может быть вспомните какие-нибудь случаи?
И.Н.: - Ну, самое интересное было тогда, когда я захотел попробовать
полное разотождествление. Я подготовил трех ребят своих: каждый из них
должен был принять под свое руководство на время эксперимента, - один - мое
тело, другой - психоэнергетику, третий - сознание. И это удалось - я
разотожде-ствился и они потом рассказывали, как мое тело выполняло мышечные
движения, как команды того человека, которому оно было поручено,
психоэнергетика и сознание - тоже. Я же пребывал в пустой, как пустота
пустоте и темной, как темнота темноте. Это было очень любопытное
переживание, но самое смешное оказалось потом, когда все закончилось; они
очень удачно меня вывели, встретили, собрали грамотно. Сидим, пьем чай, как
вдруг я обнаруживаю у себя в голове каких-то пионэров, - какие-то образы
пионеров в красных галстуках. Я говорю: - "Что такое? У меня в голове
какие-то пионеры. Откуда?". Тоща Ева спохватилась - "О, - это мои!" - она
тогда в школе работала.
Потом, например, перенос точки восприятия. Я и сам это делал и других
людей потом учил - когда можно посмотреть на себя глазами человека, сидящего
напротив, - это очень любопытно, когда видишь сам себя.
Вообще разные были практики. Многое мы пробовали, но все это не
привлекло надолго мое внимание, потому что сиддхи есть сиддхи, - они
приходят и уходят по мере необходимости. Самая большая сложность - так
построить свою жизнь, чтобы тебе все это было нужно, а иначе все это -
просто баловство.
Когда мы "кроликами" работали в научных экспериментах, получалось много
чего делать с приборами, влиять на их показания своим сознанием. В общем,
все это баловство, но если к нему относиться нормально, критично, то оно
освобождает от интереса к неглавному.
В: - По поводу интереса к главному: наверное, в те годы люди проходили
к какой-то реализации только на мощном устремлении. И, наверняка бывали
ситуации крайне рискованные? (- "Ну", - полусонно кивнул И.Н.). Вы можете
какие-то такие ситуации вспомнить, когда удавалось пройти как по лезвию
бритвы между какими-то крайностями только за счет силы устремления?
И.Н.: - Ну, это сложно сказать. Это немного такая романтизированная
постановка вопроса. Вот, например, когда я делал полное разотождествление, -
это тоже крайность, собственно говоря, и риск был, но в данном случае он был
сведен к минимуму, так как была специально подготовленная команда.
Я знаю, что в те времена один человек в "психушке" целую диссертацию
написал на тему всех этих "залетных", которые к нему попадали. Диссертация
имела красивое название: "Неконтролируемый прорыв материалов
бессознательного в сознание".
А так, ну какие там крайности? Ну, например, когда жрать было нечего,
когда семью было нечем прокормить. Крайности могли возникнуть только у
человека, который очень сильно был привязан к чему-то, к кому-то, к чему-то
социальному особенно. Конечно, когда мне запретили работать с Театром, а как
потом выяснилось и не только с Театром - меня нигде не брали на работу. Ну,
конечно, это все для человека, который понимает, с чем он имеет дело было
только стимулом. Это все - уроки. Получить сейчас такие уроки очень
сложно...
В: - В отличие от того времени?
И.Н.: - Да, конечно.
В: -А почему?
И.Н.: - Какое наше время - тепличное, с этой точки зрения. Кого
интересует какими ты там йогами или еще чем занимаешься? - Никого.
В: - Занимаясь какое-то время самопознанием, человек обычно подходит к
такому моменту, когда приходиться расставаться с привычными ценностями и
часто его начинает мягко говоря - колбасить. Это уже другой риск...
И.Н.: - Да я не думаю. Риск только в одном, - когда человек начинает
без концептуальной позиции якобы расставаться, якобы нарушать социальные
запреты, то есть, когда "свобода от" выводится на первый план, а вот для
чего это делается, - нет никакого осознавания. Ну что такое потеря? Самое
тяжелое переживание за всю мою жизнь было связано только с одним - с
осознаванием одиночества.
В: -А как это произошло?
И.Н.: - Ну какая разница? Но это было тяжело, потому что то, что я
сейчас называю так красиво в лекциях "Второе рождение", "Покидание
социальной матки" - это все красиво звучит, а как переживание это было очень
тяжело. Я был достаточно романтичным человеком по молодости, ну и вообще в
целом, поскольку - художественная натура, и это было трудно. А остальное -
ну что там - ну голодал, ну не имел работы...
В: - Что касается одиночества: это случилось вдруг или был какой-то
промежуток времени, когда вы подходили к этому?
И.Н.: -- Оно как бы логично было понятно, что это будет, но когда это
наступило, - это же выразилось в конкретных жизненных ситуациях и это
длилось года полтора-два.
Я в одном убежден глядя назад, что главное, это способность к
осознава-нию - не концептуальному осознаванию. Иррациональные какие-то
варианты возможны только в старых Традициях, при очень жестких отношениях
Учитель-Ученик. Там жесткие отношения были построены сознательно и
правильно, потому что это не давало ученику просто свихнуться. Я пережил
однажды момент, когда я чувствовал, что вот-вот сойду с ума. Я понимаю, что
с клинической точки зрения это бьыо проявлением формы глубокой истерии, но
как субъективное переживание оно было очень сильным, когда в течение двух
часов я сознательно сопротивлялся этому.
В: - Сойти с ума в каком смысле?
И.Н.: - В клиническом смысле, причем пример такого, скажем, невеселого
сумасшествия.
Несколько раз я очень серьезно хотел умереть. Я считаю, что это
глубинные подростковые комплексы и когда они во взрослом возрасте всплывают,
- это такое полуистерическое желание умереть, потому что жизнь кажется
невыносимо тяжела, плюс одиночество - так получилось, что на тот момент мне
было не с кем общаться, - те два человека, с которыми я тогда общался уехали
за рубеж, эмигрировали. Это было довольно сложно, но с тех пор я имею
постоянный контакт со своим источником информации, если говорить таким
языком. И, когда это действительно необходимо, я знаю точно, что я могу
обратиться и получить ответ, то есть я стал независим от какой-то
человеческой личности.
В: - Это бьыо следствием тех кризисов?
И.Н.: - Да, потому что при всем моем тогда полу-клиническом,
суицидальном состоянии, одно-то во мне оставалось, - я обращался к Традиции
и Традиция мне внятно так отвечала (смеется), что все это глупости. А
поскольку я имел опыт нахождения в состоянии, близком к критическому, -это
было еще до встречи с Традицией, в армии, когда я чуть не погиб, то,
собственно говоря, какие-то опорные точки были. Поэтому я с тех пор говорю,
что смерть - сладкая, что смерть - соблазн, - я имею в виду преждевременную
смерть. Это - как бы возвращение в матку, в предельную простоту.
В: - Среди ситуаций, которые создавал вам ваш Учитель были ли
парадоксальные или комичные?
И.Н.: - Да я с Учителем непосредственно общался то совсем немного. Это
было совсем недолго. Там были ситуации, но мне не хочется о них говорить.
То, о чем можно было, я все в книжках рассказал.
Могу рассказать, какие я создавал ситуации. Вот, однажды, на нашем
первом летнем лагере я давал всякие задания. Дал я женщинам задание
насобирать эмалированное ведро земляники. А день начался такой хмурый,
пасмурный. После этого я поехал в город, по делам и по дороге мне все
объясняли, что это нереально - вообще, даже в нормальную погоду невозможно
насобирать двадцать литров земляники. Я говорю: - "Ну и что, мне то что?
Такая вот задача сформирована". Когда мы вернулись, посреди поляны полное
ведро земляники и сверху еще горка. Мне сказали, что еще в три часа они
вернулись, а сейчас отдыхают.
То есть мы практиковали разные вещи, особенно на природе, в безопасных
условиях. Так, например, ребята ночью босиком, в одних трусах по гравийной
дороге пробежали шестнадцать километров - восемь километров в одну сторону и
восемь обратно. И среди них большая часть - это были не спортивные ребята;
один из них приехал на природу в костюме, при галстуке и с портфелем. На
следующий день он щупал себя, - искал хоть какие-то следы этого подвига -
"Как же я буду рассказывать, мне же никто не поверит!" Ну это все мы делали
с применением психотехники, типа того, что у Кастанеды называется "бегом
силы". Многое мы пробовали, из того же Ка-станеды, например - там "крик
бабочки" и тому подобные вещи. Я вообще человек очень практичный, и все то,
что я узнавал, я тут же пробовал, -возможно ли это в нашей реальности
осуществить. Поскольку у меня всегда была команда, то мы этой командой все и
проигрывали.
Я помню один веселый момент: есть у нас один замечательный человек -в
те времена он был прокурором и у него была проблема всегда: как мундир с
себя снять - психологический мундир. А у него типология сильная и биография.
Он у меня выполнял такую задачу - залез на сосну метров на пять и каждый,
кто выходил или приходил на территорию лагеря, где мы стояли с палатками,
слышал, как кукует кукушка и, когда поднимал голову, - видел этого человека.
Это было не только для него хорошо, но и для остальных, так как все знали,
кто он такой. То есть существуют очень простые забавные способы дать
человеку прикоснуться к проблеме, а дальше он должен сам. И я не думаю, что
нужны обязательно какие-то экстремальные или даже сверхэкстремальные меры, -
самые простые средства и, если человек действительно устремлен, то он
среагирует на это.
Вообще, много чего возможно, но почти ничего не нужно(!), потому что
проблема то главная, центровая заключается в том, что жизнь, которой мы
живем - БАНАЛЬНА! Банальна, примитивна, придумана и проработана не нами и
устроена так, что при всех горестях человеческих это теплица, теплица, а не
Путь.
В: - Что нужно, чтобы найти Путь?
И.Н.: - Нужно все время себя ставить в ситуации, когда приходится
искать предельные для себя задачи, причем так, чтобы они были органичными.
То, что говорил Гурджиев - "Увеличивайте степень своей необходимости", то
есть создавайте себе такую жизнь, где необходимо предельное напряжение и это
должно быть органично, а не искусственно. Любая искусственная ситуация - да,
она может сделать подсказку, но сколько раз мы наблюдаем, что выходя из
какой-то такой искусственной ситуации, где человек, казалось бы уже что-то
такое пережил очень сильное, - он возвращается в свою жизнь и все у него
по-прежнему.
Я помню стишок сочинил:
"Как-то в Школу я зашел, -
Было очень хорошо.
А потом домой пришел, -
Тоже очень хорошо".
Приблизительно через эту частушку, я считаю, я выразил основную
причем смывались очень эффективно. Стоило только представить, что я
расстанусь с этим человеком, то есть потеряю источник информации, как все
становилось на свои места. Выбирать не надо было. Хотя иногда были такие
"промежуточные" наставники, которые выглядели очень двусмысленно. Например,
один из них, сажая меня в крутейшие экспериментальные аскезы, тряс огромным
животом и
4 Под информацией здесь подразумеваются варианты (инварианты)
структурирования Единой Энергии. Проще говоря - Глас Божий. Соответственно,
и получение информации -- суть акт совпадения, резонанса, результатом
которого является извлечение варианта (инварианта) энерго-структуры.
уплетал за обе щеки на моих глазах, хотя не отрицал для себя
необходимости того же самого (аскезы). То есть он не говорил, что ведет
такой образ жизни, потому что уже завершил свой Путь и ему можно все, - нет,
просто ему еще немного нужно поготовиться, а заодно посмотреть, что со мной
будет происходить. А для меня интуитивно было убедительно то, что он
предлагал и я не вдавался в анализ - хороший наставник или плохой.
Информация есть? - есть; дают ее? - дают; требуют за это послушания? -
согласен!
Такие примеры может любой привести, кто серьезно тогда пытался найти
практику. На этом строились отношения. Всякие капризы, рассусоливания,
сомнения, -такого было мало. Если начиналось брюзжание, - такого человека
просто выталкивало из этой среды и он оставался брюзжать уже где-то на
обочине, а в колею больше не попадал. Хотя, повторяю, варианты "что-нибудь
поделать" предлагались на удивление разнообразные и порой ну очень
экзотические и изощренные.
С террористами, которые себе в угоду для личных целей использовали
людей, мне посчастливилось всерьез не пересекаться, как-то и с астральными
воителями, космическими засланцами, спасителями человечества и тому
подобными, хотя и таких было предостаточно.
Вообще достаточно полно объять необъятный мир Российской Саньясы - дело
практически безнадежное, а потому интересное и достойное внимания.
Глава 3
Игорь Калинаускас
Уже несколько лет я интересовался тем, что происходило с Игорем
Николаевичем и Школой, читал его книги, ходил на концерты дуэта "Зикр",
встречался с несколькими общими для нас знакомыми. Среди современных текстов
- именно то, что писал Калинаускас, было наиболее близко мне, моим друзьям и
соученикам. Из настоящих российских Мастеров, пожалуй, только он один
достаточно широко известен. Автор книг, режиссер, музыкант, поэт, художник,
психолог, профессор, академик...
Желание познакомиться и пообщаться с Игорем Николаевичем сформировалось
давно, и именно он стал первым, с кем я встретился для этой книги. О нас (о
Петре и его учениках) Калинаускас, до нашей с ним беседы, не знал, поэтому
его реакция, - пойдет ли он на этот контакт и как это все произойдет, - была
для меня индикатором того, готов ли я войти в мир Российской Саньясы или
нет.
Договориться, через общих знакомых, о встрече оказалось несложно. Мне
было назначено в час дня двадцать второго сентября прийти в дом на улице
Марата, где находился "офис" Школы. Не могу сказать, чтобы я как-то сильно
волновался перед этим решающим для судьбы книги событием, однако, ночью,
накануне встречи, организм мой выдал целый спектр разнообразных малоприятных
реакций. Но, как бы там ни было, в час дня я уже сидел в "офисе" и общался с
девушкой Леной, которая надавала мне тут же кучу адресов людей, с которыми
мне было бы интересно встретиться.
Сидим мы час, полтора, - выпили чайку, а Игоря Николаевича нет.
Раздается звонок: Лена, берет трубку, - слышен бас Калинаускаса:
- Ну, бывают разные форс-мажорные ситуации! Сейчас пришлю машину.
Действительно, минут через двадцать подъезжает сверкающий "Крайслер",
на котором молчаливый мужчина отвозит меня в район Таврического сада, где
живет Игорь Николаевич.
Заспанное, добродушное лицо, какая-то дырявая майка (по контрасту с
"Крайслером"), и папироса в зубах:
- Ну, давайте, о себе немного расскажите... Проходим на кухню, где
Игорь Николаевич наливает чай, а я что-то рассказываю о себе и о том, зачем
пишу книгу.
- Ну что же, задавайте ваши вопросы!
22.9.1998.
Влад: - Как проявлялась в вашем Пути общая ситуация парадоксальности и
трагикомичности Российской Саньясы?
Игорь Николаевич: - Моя точка зрения такова, что сам факт того, что в
те времена государство как-то реагировало на все это, причем очень часто без
разбора, несет это политический оттенок или нет, то вообще это была очень
полезная школа. В этом и комичность и трагичность этого дела. Трагичность -
потому что происходили разные неприятные и серьезные истории, а комичность
состояла в том, что занимаясь этим, те кому это было поручено, эти люди -
они же изучали все это, читали, вызывали на профилактические беседы. Таким
образом они показывали тебе, где твои слабые, уязвимые места, где ты терял
чувство реальности, как ты не понимал где же ты живешь, с кем имеешь дело, в
каком государстве живешь. А поскольку понятие государства было слабое у
советских людей, то благодаря всему этому была возможность что-то делать. Ну
вот, скажем, КГБ запретило мне (не впрямую, но под своим влиянием)
заниматься Театром, - это вынудило меня искать какой-то способ зарабатывания
денег. В результате я стал профессиональным мануальщиком, потом
профессиональным психологом, потом я с Чернобыльцами работал, то есть в моей
биографии появились совершенно новые аспекты, которые сделали меня более
образованным человеком в области медицины, медицинской психологии, более
реальным человеком в отношении понимания, что такое норма, что такое
патология, что такое, например, истерия и тому подобные вещи. Я общался с
прекрасными профессионалами, у которых учился. Это дало мне возможность
объехать пол Советского Союза, так как меня гоняли и я нигде надолго не
задерживался. Таким образом, я имел возможность увидеть самые разнообразные
способы жизни, взгляды на мир. В частности, я понял механизмы возникновения
слухов. Опять же, все эти дискредитации в печати, которые превращались в
рекламу. Мой Мастер сказал по этому поводу, что они хотели сделать нам
плохо, а в результате мы сделали себе хорошо.
Все это также дало возможность понять, как Традиция превращается в
секту и избежать этого.
В: - Каковы механизмы превращения Традиции в секту и как Вы этого
избежали?
И.Н.: - Ну вот, например, привычка к выносу на лидера, делание из него
памятника, статуи, первого секретаря партии и тому подобное. Это же
психологический механизм и поэтому для любого серьезного лидера одна из
главных задач была в том, чтобы дискредитировать себя постоянно в глазах так
называемых последователей. Это то, что предохраняет, как прививки. В: - Вы
можете привести примеры, как это делали вы? И.Н.: - Ну, легенды о моем
животе, например. Почему он такой толстый? Вроде бы все хорошо, но толстый.
Все хорошо, но курит. Ну и так далее. Почему он не ангел? Почему не
соответствует нашим ожиданиям? Это же все чистая психология.
Потом были появившиеся в 70-х лаборатории по исследованию человеческих
возможностей, в которых мы были добровольными испытуемыми. Это дало
возможность для реального отношения ко всей так называемой экстрасенсорике,
возможность познакомиться с очень интересными людьми, которые никогда себя
не афишировали, не афишируют и не будут афишировать, с теми, кто реально
обладает всевозможными сиддхами5. Возможность пообщаться с ними, понять как
и почему возникают сиддхи. Я в свое время даже фильм собирался снять, был
проект такого фильма - "Кролики по-советски", но только денег мы тогда не
нашли.
Потом я выпустил книжку "Духовное сообщество", то есть путеводитель по
всевозможным направлениям; это была попытка разделить, где - Традиция, а где
- "убежище". Это мне кажется очень важным, потому что вся эта тусовка -
"духовка", как я ее называю, сейчас, когда стало все можно - она выдвинулась
на первый план и за этим вообще ничего не видно стало.
В: - Доходит до смешного - уже появились у нас даже толтеки и нагвали.
И.Н.: - Да все, что угодно появляется. Нагвали, Бодхисаттвы... Мне
ребята придумали прозвище - Мокша, - я хохотал, как никогда. Я им сказал:
-"Если вы это всерьез, то либо вы идиоты, либо я идиот".
Вообще советская жизнь была интересна тем, что мы во все эти тексты
(самиздат) вчитывались, потому что они же передавались тайно (делает очень
артистическое ударение с заговорщическим видом), по ночам. Когда мы решались
на какое-то открытое действие - это всегда был риск, - люди теряли работу,
теряли какой-то социальный статус - становились изгоями. Я не имею в виду
тех, кто сами шли в изгои: духовность кочегаров - это отдельная тема целого
романа, типа: - "Учителя - дворники и кочегары". Они как бы добровольно
выходили из социума. Я имею в виду тех людей, кто действительно в социальном
плане пострадал. Но это дало им возможность (тем, кто осознавал) приобщиться
к суфийским понятиям, типа: - "сегодня ты профессор - завтра деревенский
дурачок". Появлялась, таким
5 Сиддхи - экстраординарные способности.
образом, какая-то свобода по отношению к социальному статусу: богат ты
или беден, бяка ты или цаца.
Естественно, из сегодняшнего дня все это вспоминается как милое
романтическое время, когда любую информацию можно было добыть только доехав
до места, больше ничего не надо было. Билеты тогда были дешевые; если ты
что-то хотел узнать, ты садился в поезд, приезжал и получал все бесплатно. С
другой стороны, это время породило секты, всяких там кашпировских... В общем
-это было веселое время.
Я помню, как я получал входное посвящение в Аджаяну у человека, который
в свою очередь получил посвящение у самого Далай-ламы. Это была жуткая
пьянка. Человек, который меня туда привел, - вырубился, а меня раз шесть
гоняли в магазин за водкой - проверяли, как я насчет гордыни. Потом уже все
вырубились, и остался только я и этот человек, к которому меня привели.
Тогда он вручил мне все эти атрибуты посвящения. Это все было очень чисто.
Чисто, искренне.
Либо человек таким образом, через всякие подобные действия
компенсировал свою социальную ущемленность, либо человек действительно
всерьез, услышав какой-то зов, пытался пробиться к нему.
Было много таких, кто уезжали, эмигрировали. Сейчас, правда, они либо
возвращаются, либо начинают тосковать. Возвращаться им очень трудно, так как
за двадцать лет они уже американизировались, израиль-тировались и тому
подобное. Им поэтому трудно сориентироваться во всем, что здесь происходит.
Они часто все такие "глубоко эзотерические".
В: - Вы в своей книге писали про социально-психологические миры. Может,
вспомните какие-то конкретные ситуации?
И.Н.: - О, самый замечательный социально-психологический мир, куда я
попал, это когда я был с волчьим билетом и меня не брали на работу даже
стрелком военизированной охраны, - меня взяли к себе спортсмены. Случилось
так, что я познакомился с одним тренером - Володей, он был тогда ведущим
тренером Украины по прыжкам в высоту. Они написали за меня поручительство и
я был у них сразу и массажистом и тренером - психологом. Мир большого спорта
- самый, наверное, простой из всех социально-психологических миров, с
которыми я имел дело. Правил там очень мало и очень ясные все. Там было
интересно решить задачу - как жить в этом мире и, в то же время, не
сливаться с ним. Я работал со сборной СССР по легкой атлетике, особенно с
прыгунами в высоту. Позвоночники правил практически всем тогдашним чемпионам
мира. Вряд ли я бы попал в этот мир по собственному желанию, потому что мир
очень простой, но это тоже было нужно - увидеть механизм
социально-психологических миров наиболее обнаженным - как вообще он
действует. Я думаю, что это во многом нам помогло создать
социально-психологический мир Школы, как мы его называем - живой,
органичный, разнообразный, со всеми течениями, расколами, борьбой. Мир,
который я в этом году слава Богу покинул, ну в смысле -покинул роль Папы
этого мира, но я считаю, что очень хорошая, интересная работа получилась.
Я вообще очень благодарен тому времени, потому что оно дало возможность
очень разнообразной практики Жизни, дало возможность стать, хоть это и
красиво очень звучит, - терпимым, как-то более-менее исполнять завет "Не
судите, да не судимы будете". Благодаря этому и удалось создать тот мир, в
котором мы, собственно говоря, и жили все эти годы, и это было очень
симпатично.
В: - А кроме спортсменов, приходилось вам попадать в какие-то "крайние"
миры, ну например там бомжей или академиков?
И.Н.: - Ну, допустим, я совершенно неожиданно попал в мир медицинской
психологии. Я делал доклад на конференции по поводу своей методики
саморегуляции и вдруг меня пригласили, после соответствующей беседы,
работать в тогда только созданном клиническом институте радиационной
медицины в Киеве. Это было замечательно, я пришел к директору, очень
хорошему интересному человеку, профессору, он говорит - "Ну что, будешь у
нас заниматься, сделаешь кабинет психологической разгрузки и тому подобное",
- приводит меня в отделение функциональной патологии нервной системы, а там
на тот момент было всего два врача - ребята из ординатуры. Парень и девушка,
которая все время рыдала, потому что пятьдесят два мученика в отделении, все
качают права, закатывают истерики, - невротики из ликвидаторов Чернобыльской
АЭС. Эти врачи - парень и девушка встречают меня очень радостно, говорят: -
"Игорь Николаевич, мы вас так ждали, вот вам кабинет, вот халат, а вот уже
вам на сегодня пять больных". Через три дня мне уже нужно было расписываться
в историях болезни...
В: - А что все это дало вам?
И.Н.: - Это очень много дало - пребывание в клинике. Общение с
профессионалами (потом у нас на отделении появилось много замечательных
специалистов) дало понимание, что такое патология, что такое психика в
критическом состоянии. Эти знания очень важны и потом мне они неоднократно
пригодились, потому что со всеми этими "залетными" - людьми которые
баловались на себе разными техниками и проводили с собой всевозможные
эксперименты, мне часто приходилось работать и выводить их из всяких
"трансов".
В: -А вы проводили с собой какие-нибудь эксперименты?
И.Н.: - Да, конечно. Но я в этом смысле был аккуратен, меня звали
"мастером по технике безопасности". Я делал все последовательно и по
правилам.
В: - Может быть вспомните какие-нибудь случаи?
И.Н.: - Ну, самое интересное было тогда, когда я захотел попробовать
полное разотождествление. Я подготовил трех ребят своих: каждый из них
должен был принять под свое руководство на время эксперимента, - один - мое
тело, другой - психоэнергетику, третий - сознание. И это удалось - я
разотожде-ствился и они потом рассказывали, как мое тело выполняло мышечные
движения, как команды того человека, которому оно было поручено,
психоэнергетика и сознание - тоже. Я же пребывал в пустой, как пустота
пустоте и темной, как темнота темноте. Это было очень любопытное
переживание, но самое смешное оказалось потом, когда все закончилось; они
очень удачно меня вывели, встретили, собрали грамотно. Сидим, пьем чай, как
вдруг я обнаруживаю у себя в голове каких-то пионэров, - какие-то образы
пионеров в красных галстуках. Я говорю: - "Что такое? У меня в голове
какие-то пионеры. Откуда?". Тоща Ева спохватилась - "О, - это мои!" - она
тогда в школе работала.
Потом, например, перенос точки восприятия. Я и сам это делал и других
людей потом учил - когда можно посмотреть на себя глазами человека, сидящего
напротив, - это очень любопытно, когда видишь сам себя.
Вообще разные были практики. Многое мы пробовали, но все это не
привлекло надолго мое внимание, потому что сиддхи есть сиддхи, - они
приходят и уходят по мере необходимости. Самая большая сложность - так
построить свою жизнь, чтобы тебе все это было нужно, а иначе все это -
просто баловство.
Когда мы "кроликами" работали в научных экспериментах, получалось много
чего делать с приборами, влиять на их показания своим сознанием. В общем,
все это баловство, но если к нему относиться нормально, критично, то оно
освобождает от интереса к неглавному.
В: - По поводу интереса к главному: наверное, в те годы люди проходили
к какой-то реализации только на мощном устремлении. И, наверняка бывали
ситуации крайне рискованные? (- "Ну", - полусонно кивнул И.Н.). Вы можете
какие-то такие ситуации вспомнить, когда удавалось пройти как по лезвию
бритвы между какими-то крайностями только за счет силы устремления?
И.Н.: - Ну, это сложно сказать. Это немного такая романтизированная
постановка вопроса. Вот, например, когда я делал полное разотождествление, -
это тоже крайность, собственно говоря, и риск был, но в данном случае он был
сведен к минимуму, так как была специально подготовленная команда.
Я знаю, что в те времена один человек в "психушке" целую диссертацию
написал на тему всех этих "залетных", которые к нему попадали. Диссертация
имела красивое название: "Неконтролируемый прорыв материалов
бессознательного в сознание".
А так, ну какие там крайности? Ну, например, когда жрать было нечего,
когда семью было нечем прокормить. Крайности могли возникнуть только у
человека, который очень сильно был привязан к чему-то, к кому-то, к чему-то
социальному особенно. Конечно, когда мне запретили работать с Театром, а как
потом выяснилось и не только с Театром - меня нигде не брали на работу. Ну,
конечно, это все для человека, который понимает, с чем он имеет дело было
только стимулом. Это все - уроки. Получить сейчас такие уроки очень
сложно...
В: - В отличие от того времени?
И.Н.: - Да, конечно.
В: -А почему?
И.Н.: - Какое наше время - тепличное, с этой точки зрения. Кого
интересует какими ты там йогами или еще чем занимаешься? - Никого.
В: - Занимаясь какое-то время самопознанием, человек обычно подходит к
такому моменту, когда приходиться расставаться с привычными ценностями и
часто его начинает мягко говоря - колбасить. Это уже другой риск...
И.Н.: - Да я не думаю. Риск только в одном, - когда человек начинает
без концептуальной позиции якобы расставаться, якобы нарушать социальные
запреты, то есть, когда "свобода от" выводится на первый план, а вот для
чего это делается, - нет никакого осознавания. Ну что такое потеря? Самое
тяжелое переживание за всю мою жизнь было связано только с одним - с
осознаванием одиночества.
В: -А как это произошло?
И.Н.: - Ну какая разница? Но это было тяжело, потому что то, что я
сейчас называю так красиво в лекциях "Второе рождение", "Покидание
социальной матки" - это все красиво звучит, а как переживание это было очень
тяжело. Я был достаточно романтичным человеком по молодости, ну и вообще в
целом, поскольку - художественная натура, и это было трудно. А остальное -
ну что там - ну голодал, ну не имел работы...
В: - Что касается одиночества: это случилось вдруг или был какой-то
промежуток времени, когда вы подходили к этому?
И.Н.: -- Оно как бы логично было понятно, что это будет, но когда это
наступило, - это же выразилось в конкретных жизненных ситуациях и это
длилось года полтора-два.
Я в одном убежден глядя назад, что главное, это способность к
осознава-нию - не концептуальному осознаванию. Иррациональные какие-то
варианты возможны только в старых Традициях, при очень жестких отношениях
Учитель-Ученик. Там жесткие отношения были построены сознательно и
правильно, потому что это не давало ученику просто свихнуться. Я пережил
однажды момент, когда я чувствовал, что вот-вот сойду с ума. Я понимаю, что
с клинической точки зрения это бьыо проявлением формы глубокой истерии, но
как субъективное переживание оно было очень сильным, когда в течение двух
часов я сознательно сопротивлялся этому.
В: - Сойти с ума в каком смысле?
И.Н.: - В клиническом смысле, причем пример такого, скажем, невеселого
сумасшествия.
Несколько раз я очень серьезно хотел умереть. Я считаю, что это
глубинные подростковые комплексы и когда они во взрослом возрасте всплывают,
- это такое полуистерическое желание умереть, потому что жизнь кажется
невыносимо тяжела, плюс одиночество - так получилось, что на тот момент мне
было не с кем общаться, - те два человека, с которыми я тогда общался уехали
за рубеж, эмигрировали. Это было довольно сложно, но с тех пор я имею
постоянный контакт со своим источником информации, если говорить таким
языком. И, когда это действительно необходимо, я знаю точно, что я могу
обратиться и получить ответ, то есть я стал независим от какой-то
человеческой личности.
В: - Это бьыо следствием тех кризисов?
И.Н.: - Да, потому что при всем моем тогда полу-клиническом,
суицидальном состоянии, одно-то во мне оставалось, - я обращался к Традиции
и Традиция мне внятно так отвечала (смеется), что все это глупости. А
поскольку я имел опыт нахождения в состоянии, близком к критическому, -это
было еще до встречи с Традицией, в армии, когда я чуть не погиб, то,
собственно говоря, какие-то опорные точки были. Поэтому я с тех пор говорю,
что смерть - сладкая, что смерть - соблазн, - я имею в виду преждевременную
смерть. Это - как бы возвращение в матку, в предельную простоту.
В: - Среди ситуаций, которые создавал вам ваш Учитель были ли
парадоксальные или комичные?
И.Н.: - Да я с Учителем непосредственно общался то совсем немного. Это
было совсем недолго. Там были ситуации, но мне не хочется о них говорить.
То, о чем можно было, я все в книжках рассказал.
Могу рассказать, какие я создавал ситуации. Вот, однажды, на нашем
первом летнем лагере я давал всякие задания. Дал я женщинам задание
насобирать эмалированное ведро земляники. А день начался такой хмурый,
пасмурный. После этого я поехал в город, по делам и по дороге мне все
объясняли, что это нереально - вообще, даже в нормальную погоду невозможно
насобирать двадцать литров земляники. Я говорю: - "Ну и что, мне то что?
Такая вот задача сформирована". Когда мы вернулись, посреди поляны полное
ведро земляники и сверху еще горка. Мне сказали, что еще в три часа они
вернулись, а сейчас отдыхают.
То есть мы практиковали разные вещи, особенно на природе, в безопасных
условиях. Так, например, ребята ночью босиком, в одних трусах по гравийной
дороге пробежали шестнадцать километров - восемь километров в одну сторону и
восемь обратно. И среди них большая часть - это были не спортивные ребята;
один из них приехал на природу в костюме, при галстуке и с портфелем. На
следующий день он щупал себя, - искал хоть какие-то следы этого подвига -
"Как же я буду рассказывать, мне же никто не поверит!" Ну это все мы делали
с применением психотехники, типа того, что у Кастанеды называется "бегом
силы". Многое мы пробовали, из того же Ка-станеды, например - там "крик
бабочки" и тому подобные вещи. Я вообще человек очень практичный, и все то,
что я узнавал, я тут же пробовал, -возможно ли это в нашей реальности
осуществить. Поскольку у меня всегда была команда, то мы этой командой все и
проигрывали.
Я помню один веселый момент: есть у нас один замечательный человек -в
те времена он был прокурором и у него была проблема всегда: как мундир с
себя снять - психологический мундир. А у него типология сильная и биография.
Он у меня выполнял такую задачу - залез на сосну метров на пять и каждый,
кто выходил или приходил на территорию лагеря, где мы стояли с палатками,
слышал, как кукует кукушка и, когда поднимал голову, - видел этого человека.
Это было не только для него хорошо, но и для остальных, так как все знали,
кто он такой. То есть существуют очень простые забавные способы дать
человеку прикоснуться к проблеме, а дальше он должен сам. И я не думаю, что
нужны обязательно какие-то экстремальные или даже сверхэкстремальные меры, -
самые простые средства и, если человек действительно устремлен, то он
среагирует на это.
Вообще, много чего возможно, но почти ничего не нужно(!), потому что
проблема то главная, центровая заключается в том, что жизнь, которой мы
живем - БАНАЛЬНА! Банальна, примитивна, придумана и проработана не нами и
устроена так, что при всех горестях человеческих это теплица, теплица, а не
Путь.
В: - Что нужно, чтобы найти Путь?
И.Н.: - Нужно все время себя ставить в ситуации, когда приходится
искать предельные для себя задачи, причем так, чтобы они были органичными.
То, что говорил Гурджиев - "Увеличивайте степень своей необходимости", то
есть создавайте себе такую жизнь, где необходимо предельное напряжение и это
должно быть органично, а не искусственно. Любая искусственная ситуация - да,
она может сделать подсказку, но сколько раз мы наблюдаем, что выходя из
какой-то такой искусственной ситуации, где человек, казалось бы уже что-то
такое пережил очень сильное, - он возвращается в свою жизнь и все у него
по-прежнему.
Я помню стишок сочинил:
"Как-то в Школу я зашел, -
Было очень хорошо.
А потом домой пришел, -
Тоже очень хорошо".
Приблизительно через эту частушку, я считаю, я выразил основную