Страница:
друзей и что все мы, как оказалось, гребем в одну сторону и фактически
образуем единое со-дружество. Позже я предложил для этого содружества
название "Артур". Почему Артур? Потому что когда-то группа друзей под
началом короля Артура сформировала лицо средневековой Европы - они нашли в
отношениях между собой редкое равновесие инициативы и подчинения,
преданности и самостоятельности. Все это стало возможным благодаря редкому
дару дружбы. Вслед за ними, и вслед за другой группой друзей - русскими
парижанами 20-30 годов - мы говорим: сначала дружба, а потом все остальное.
"Артур" для меня - это прежде всего люди, которых я люблю и которых мне
радостно видеть. У нас нет лидера. Я первый обратил внимание всех этих людей
на то, что все мы - каждый своей собственной тропой - движемся в одном
направлении и уже что-то делаем. Об этом подробнее рассказано в моих Веселых
сумасшедших в "Беседе об Артуре". Наша работа кажется мне обещающей,
качественной, во всяком случае, живой и интересной. У нас нет общей системы,
хотя в главных акцентах мы сходимся. Вообще мы стараемся никого не учить или
не переучивать. Здесь действительно можно говорить о многообразии духовного
опыта. "Артур" - не школа, в нем - зрелые, сложившиеся люди.
В: - В чем заключаются основные направления работы "Артура"?
А.Р.: - Это, во-первых, работа над новым языком традиции, потому что с
языком традиции сейчас происходят очень большие накладки. Языки древних
традиций архаизированы. Читая сегодня Библию, Бхагават Гиту или Упа-нишады,
мы не понимаем девяносто процентов этих текстов. Сложный школьный
высоко-техничный язык, которым пользовались Будда, Иисус, Нагарджуна и
Шанкара утрачен. Мы притворяемся, что понимаем Библию:
"возлюби ближнего", "блаженны нищие духом", хотя настоящего понимания у
нас нет. Нет и нового языка, потому что языки различных школ девятнадцатого
и двадцатого веков, восточных и западных - идут не из глубины собственного
опыта, а заимствованы из внешнего контекста. Иллюстрацией этого является
Елена Блаватская, которая глубокие мысли перемешивает с ныне неактуальной
многостраничной полемикой с какими-то сомнительными авторитетеми своего
времени или Рудольф Штейнер, который герметичные идеи одевает в тяжелые,
непросветленные "одежды" наукообразия и пишет о "тайнах" лемурийской или
атлантической эпох на языке немецкого педанта начала века. Так что создание
языка традиции - это важная и интересная задача, которой занимается каждый
из нас на территории своей традиции.
Вторая задача, которая стоит перед "Артуром", - это разработка новой
парадигмы. На наших глазах мир вошел в новую стадию. Я бы сказал, что это
стало особенно очевидным за два последних месяца в связи с войной в
Югославии. Она продемонстрировала черты нового мономагического строя и
тактику приватизации смыслов. В этом контексте, такие понятия, как "права
человека" и "этнические чистки" интерпретируются в соответствии с
конкретными задачами мономага, т.е. становятся политическими инструментами
нового глобализма. И задача, которая поставлена перед всеми нами этим
профаническим вызовом системе традиционных ценностей заключается в
разработке новой парадигмы, или универсальной иерархии ценностей, отвечающей
на этот вызов.
И третья наша задача - открытая работа с людьми, в основном, с молодыми
людьми, выбор тех людей, которые готовы включиться в начатую нами работу.
Впрочем, все эти более или менее социальные аспекты "Артура" ни в коем
случае не заслоняют его основного назначения - групповой и личной экспедиции
каждого из его участников.
В: -А кто входит в "Артура"?
А.Р.: - Я же вам уже ответил: "друзья".
В: - Вы их можете назвать?
А.Р.: - Друзья моих друзей - мои друзья. Это люди с Запада и Востока,
Севера и Юга. Это несколько десятков или сотен человек. Каждый работает по
своей схеме и над своим проектом. Мы иногда встречаемся, но не за круглым
столом, а по два-три человека, когда это нужно для дела, там где
пересекаются проекты.
В: - Эти люди тоже не связаны ни с какими определенными традициями?
А.Р.: - Ну, естественно, среди нас есть и христиане, и мусульмане, и
буддисты, и иудеи. Главное, что это - люди, идущие в направлении глубокого
синтеза. Параллельно делается еще множество других дел, в частности, работа
по инкультурации, вхождению во внешнюю культуру, вхождению в живые клеточки
различных культурных традиций. Сегодня труднее найти живую клеточку в
христианстве, чем в ламаизме. Во-первых, из-за глубочайшего невежества
современного человека в области его собственной традиции и из-за стертости
ее восприятия вследствие автоматизма и привычки.
В: - А как все происходило в 60-70-е гг., как, например, это началось
лично у Вас?
А.Р.: - У меня это началось с двух встреч, которые повернули мою жизнь.
; Два моих друга дали мне толчок - один, когда мне было шестнадцать, и
вто-1рой, когда мне было двадцать с чем-то лет. Первым был С. А. - человек Е
очень красивый, талантливый и щедрый. Вторым - был В. С., человек, кото-.
рому я очень обязан и которого я очень люблю. В некотором смысле он был |
одним из моих учителей и другом до моего отъезда в Америку. Он и остался |
моим другом.
I В: - Что это был за первый толчок?
| А.Р.: - Это был отрезвляющий толчок в сторону переориентировки цен-I
ностей. Современный человек находится под гнетущим влиянием изначаль-I но
загубленного смыслового контекста, который самоуверенно определяет ( себя
как мир фактов и здравого смысла. На самом деле в контексте совре-1 менных
университетов, прессы, политики и бизнеса, истина угнетена, если I" она
вообще там присутствует. И, для того, чтобы человек открылся самому I себе,
ему хотя бы ненадолго нужно освободиться от этого контекста, выйти ,' из
него. Однако такие случаи освобождения мало кому доступны и чрезвы-| чайно
редки. Крайне редки внутренние прорывы в другой контекст. А С. А. ; и В. С.
помогли мне выйти за пределы моих тогдашних горизонтов. | В: - Как они это
сделали?
!, А.Р.: - Вы знаете, пробудившийся человек часто просто одним своим
при- сутствием будит окружающих. Их помощь шла через встречи, общение, се-'
рьезные книги. Терпение, забота этих людей привели к такого рода перелому.
Это вообще очень редкая вещь, когда человек выходит из заданной программы
общества и начинает создавать свою программу, живет по своей программе. Это
и произошло. Об этом я писал в разных своих книгах. Так, в романе "Ход
королем" есть глава "Главный суфий республики". Это о В.С., когда он был
молодым и веселым, англоманом, интеллектуалом, человеком безоглядной
щедрости и живого искрящегося ума.
А первый мой друг С. А., - слава Богу, тоже жив-здоров. Я его должник:
о нем я практически никогда ничего не писал и не рассказывал. Я должник
перед ним и по жизни, и по творчеству.
Встречи и пересечения с такого рода людьми зачастую оказываются
решающими. Наверное, и в вашей жизни происходило что-нибудь подобное.
Конечно, должна быть подготовленность и настроенность, потому что можно
встретить Будду, можно жить рядом с ним и не подозревать об этом.
В: - Как бы вы могли описать общую атмосферу в среде московских
эзо-териков 60-х гг.?
А.Р.: - Об этом вы можете прочитать в моей прозе, в романе "Калалацы",
в сборнике "Гости из области", в частности, в рассказе "Девасур".
В: - Там случайно не А-ов описан?
А.Р.: - Да. Вы о нем слышали что-то?
В: - Да, я слышал о нем, как об очень колоритной легендарной личности.
А.Р.: - Я слышал, что он сейчас живет под Москвой и продолжает
проповедовать ту же самую "русскую йогу". Уже вернувшись в Россию, я читал
рукописный труд, где он упоминает встречу со мной.
В: - А он действительно был таким странным человеком, каким он описан в
Вашем рассказе? Там не сгущены краски?
А.Р.: - О, нет! Наоборот, они даже смягчены. В принципе я реалист - в
смысле метареализма - и описанное мной можно воспринимать на сто процентов.
В: - Насколько я понимаю, стиль, манера поведения А-ва - это не
единичный случай среди эзотериков тех времен. Особенно в Москве. Как Вы
считаете, почему это было так?
А.Р.: - Кстати в Москве А-ва исчерпали и "закрыли" за несколько
месяцев. Он и в самом деле был не очень сбалансированным человеком, игравшим
эдакого дворового атамана. Надо сказать, что эти игры были характерны для
того времени. Хотя мистики всегда прятались за что-то. Некоторые рядились в
алкоголиков, кто-то даже "косил" на гэбэшника.
В: - Я не совсем понял последнюю фразу - что разве среди мистиков были
гэбэшники?
А.Р.: - Разыгрывались разные карты: кроме карты "дворового атамана",
были карта уголовная, карта гэбэшная. Так у одного знакомого гурджиевца была
в подвальчике контора с вывеской: "Лаборатория по научной организации
труда". Он устроил ее по всем правилам советской административной игры. Там
велась серьезная работа по Гурджиеву-Успенскому, использовались элементы
шока и страха. Потом там в подвале под вывеской НОГ я встретил еще много
интересных людей.
В: -А откуда истоки всего этого? Из книг или были какие-то
реализованные люди, или такие люди откуда-то приезжали?
А.Р.: - Каким образом все это вообще началось? Все как-то вместе
возникло: и люди, которые возвращались из лагерей, и экспедиций в Среднюю
Азию и на Кавказ, и какие-то сохранившиеся "крепкие парни". Я помню с
десятка два таких людей лет семидесяти и больше, которые составляли очень
хороший фон для нас, тогда двадцатилетних. Кроме того было общение с
западными кругами, особенно по линии Гурджиева-Успенского и по суфий-ской
линии. Приезжали люди, привозили книги, которые здесь изучались и
переводились. Ну, и были приятные просчеты и недосмотры властей. В
"Ле-нинке", например, не выдавали Фрейда, Шопенгауэра и Ницше - тогда это
были запрещенные книги. А вот Штейнера, Гурджиева, Блаватскую - пожалуйста,
никто не знал в "Ленинке", что их надо запрещать. Невозможно воссоздать всю
панораму, она была очень сложная, многогранная, многоэтажная, - это была
сложная многоступенчатая иерархия, на самой вершине Ъ которой были люди,
которых справедливо называли "русскими богами". В . них осуществлялась
высокая кристаллизация этого мира. ,: В: - Их имена известны?
А.Р.: - Их имена известны и больше того - все они сегодня живы и в д
хорошем рабочем состоянии. '^ В: - Можете их назвать?
у А.Р.: - Им это не нужно. Они не ищут известности. Ну, а внешне все
было ^ почти так же, как и сейчас, только гораздо меньше словесного поноса и
методологической пошлости, и круг был значительно эже, но качественней.
Эзотерический мир был представлен хорошо сбитыми кругами из очень та-^
лантливых людей. И тогда это было не бизнесом и не модой, а подвигом, это
было рискованно, это было опасно, это пахло тюрьмами и психушками. Потому и
кристаллизация людей была более основательная, чем сегодня. В: - В чем
основное отличие?
А.Р.: - Это были зрелые люди. Харизматические, крепкие люди. А сегодня
я редко встречаю "крепких парней".
В: - Что этому благоприятствовало? К этому располагала сама атмосфера
того времени?
А.Р.: - Была определенная эпоха "высоких кристаллизации". Сегодня
приходится работать с "сырыми" людьми. На семинары и практикумы приезжают
чаще всего люди без отбора и, естественно, работа на девяносто пять
процентов идет вхолостую. Когда собирается много разных людей, если хочешь
быть понятым, невольно приходится говорить со среднестатистическим
слушателем. Работать качественно можно только в свете реального "движения к
себе", если такое движение или тенденция к нему у человека имеется. А когда
собирается сто человек, чаще всего они создают такую инерцию, которую очень
трудно преодолеть. Я это знаю по собственному опыту. В: - А зачем же вы
брались за такие безнадежные дела? А.Р.: - В какой-то период это мне было
нужно. После многих лет на Западе был период - он длился два-три года -
когда мне было необходимо прозондировать российскую аудиторию: что с ней
сталось и что от нее осталось, ее восприимчивость к некоторым идеям, ее
пластичность и отзывчивость. Ну вот, появились мои книги: "Третья культура",
"Веселые сумасшедшие", и еще "Школа состояний". Собственно, "Школа
состояний" - это вторая часть "Веселых сумасшедших" - там собраны материалы
Нижегородского и Самарского практикумов. Однако этот публичный период я
считаю для себя исчерпанным и больше не планирую практикумов и семинаров. Во
всяком случае, в том же самом известном и ожиданном виде.
В принципе, сейчас по-своему очень хорошее время. Оно интересное,
потому что начался совершенно новый космический, психологический, социальный
эон. Новая глобальная мара, - она, собственно, вдруг проявилась, раскрылась
в связи с этой Балканской бойней. То, что мерцало подспудно, под ворохом
всякой идеологической шелухи, вдруг само себя так ясно проявило. Открыто
проявился магический характер нашего времени - весь его инструментарий.
В двадцатом веке проявили себя три основные парадигмы, которые обладали
огромной силой в формировании сознания людей, - это коммунизм, фашизм и так
называемое "свободное общество". Когда коммунизм и фашизм были съедены их
третьим компаньоном, наступила совершенно новая ситуация - плюралистический
тоталитаризм и магический глобализм. Теперь во всем мире господствует
одна-единственная правильная система. В нашей памяти еще свежо не так давно
рухнувшее господство двух других единственно правильных идеологий.
Теперешний хозяин положения намного сильнее и страшнее старых. Это очень
интересная ситуация, у всех нас теперь совершенно новый хозяин, или же это
старый бес в новом обличий? В: - Как вы считаете, есть ли теперь шанс
прорваться? А.Р.: - Конечно. Сейчас совершенно новая внешняя ситуация и
потому сами собой напрашиваются новые реакции, новые подходы к ситуации. То,
что она новая, иллюстрируется тем фактом, что если идеологемы коммунизма и
фашизма несли в себе хоть и очень небольшой коэффициент истинности, -
скажем, идея сочувствия своему младшему брату у коммунистов и озабоченность
по поводу духовного состояния современного человека у фашистов, то
идеологемы "свободного общества" лишены даже доли процента истинности. Их
идеологемы - это идеи-оборотни, направленные на утверждение нового
миропорядка. И это не может не вызвать негативной реакции в традиционном
человеке. Ну, например, сама идея "демократии" -это же просто оксюмарон, ибо
ясно, что "демос", толпа не правит, они лишь способны отчуждать свою волю в
пользу правящего меньшинства, и управление превращается в политический
бизнес нескольких людей или - как сегодня в России - в бизнес одной семьи.
Поэтому в смешное положение попадает человек, который воюет с этими идеями,
с этими ветряными мельницами. С ними невозможно воевать. Они нереальны, но
они тем страш-цее, чем нереальнее. Они страшней даже того, что было прежде,
ибо прежде была конкуренция магов, здесь же - полная безответственность и
новый ' феномен приватизации смысла: к любому понятию привязывается любое "
иужное значение, а если вы посмеете усомниться в этой истине, на вас будут
иаправлены точечные ракетные удары.
Столь же девальвирован сегодня и некогда привлекательный термин
религиозного плюрализма. Сегодняшний религиозный плюрализм - это
политический балаган, где высвечиваются банальные социальные лозунги, чем-то
очень похожие на призывы к очередному съезду компартии и на прочее, | здо
уже давно не имеет никакой связи с человеком, с его внутренней осно-; "ой и
динамикой его развития. Ведь каждая религия обязательно опирается На
внутреннюю основу человека, эта же идея сегодня не несет в себе ника-1|ЮЙ
смысловой нагрузки помимо идеологической экстраполяции и религиозного
релятивизма.
В: - Как вы считаете, популярная сейчас культура "нью эйджа", не из '
того ли же самого диапазона идей-пустышек?
" А.Р.: - Это далеко не сегодняшний феномен. "Нью эйдж" возник в 50-Е
60-х годах и благополучно скончался в 70-х, а в 80-х годах он превратился I
уже в духовную инерцию мировой провинции. Сам импульс давно выдохся, а ;
Васаждается опасная смесь коммерции с идеологией. Есть еще и некоторое ?
сектантство как реакция на эту ситуацию. Вообще говоря, серьезным духов-|
ньш искателям сейчас намного труднее найти хорошее место, потому что сегодня
нет идеи культивации, а есть многочисленные институты симуляции и имитации.
Либо существуют жесткие системные игры, калечащие людей, типа дианетики.
В: - Нет ли какого-то другого пути? А.Р.: - Есть, конечно. В: -- И что
это за путь?
А.Р.: - Это путь ответственности, путь конкретной метафизики. В: - Вам
известен сейчас кто-то, кто идет таким путем? А.Р.: - Я знаю три-четыре
десятка моих друзей, которые идут таким путем. Это реализованные люди,
которые поставили перед собой совершенно конкретную задачу и решают ее, не
хватая звезд с неба, не стараясь никого учить. Они заняты каждый своим
делом, и никто никому не говорит: "Ты должен заняться этим, а ты тем, а я
тебя проверю". Сегодня очень трудно принадлежать к любой традиции. Все
традиции сегодня находятся под неимоверным давлением со стороны агрессивной
профанической, а теперь уже мономагической среды. Всем традициям сегодня
остро нужна помощь. Главная задача сегодня - это, не допустить идеологизации
традиций, не дать превратить их в черномагический инструмент в борьбе за
власть и мировое господство, нужно спасать Спасителя каждой традиции.
Поэтому сегодня многие отказываются от ссылок на свою традицию. Она есть у
каждого, точно так же, как у каждого есть мать. Но мы не рассказываем друг
другу про свою мать, мы просто любим ее, заботимся о ней. Да, наша мать,
наша традиция немаловажная составляющая нашей жизни. Блаватская говорила,
что она получила учение от Махатм. Гурджиев говорил, что он получил
фрагменты утраченного знания в таинственных монастырях Востока. Другие также
ссылались на что-то или кого-то. Сегодня мы, люди традиции, живем
напряженным погружением в свой опыт. Я вслушиваюсь в свой опыт и опыт моих
друзей. Каждый из нас старается привнести в дело, которое он делает, живой,
не угасший свет своей традиции. Каждый несет в жизнь опыт и ответственность
четвертого измерения. Каждый занят своим делом. Конкретным делом, решая
конкретную задачу. В этом смысле мы абсолютно современные земные люди,
опирающиеся на такую невинную и прекрасную вещь, как дружба. Все остальное
приходит без усилий. В этом есть правда, понятная всем. Как писал Палама,
имеющие духовный опыт, только смеются над теми, у кого его нет и кто думает
придти к нему рассуждением.
В: - В эмиграции, в Америке вы встречали русских людей, продолжавших
там свои духовные поиски?
А.Р.: - Безусловно. Собственно говоря, я'уехал как искатель в 73 году и
первые десять лет я прежде всего искал таких людей, в том числе и русских.
В: - Многие, наверное, именно для того и уехали.
А.Р.: - Да, я полагаю.
В: - И вот какова сейчас судьба таких искателей в Америке?
А.Р.: - Я не знаю, кто сейчас продолжает свои поиски в Америке, и я не
представляю как поиски такого рода можно вести в Америке. Америка - это
вокзал или аэропорт, откуда можно вылететь в Сеул, в Дели, в Мадрас и Париж.
Это страна, где каждый мечтает о своем Мадрасе или Париже. Там, как на
вокзале, можно встретить разных людей. Какое-то время для меня эти встречи
много значили. Но потом меня потянуло в свой Мадрас.
В: - А уезжали вы зачем?
А.Р.: - Я уехал за своей второй половиной. Половина меня реализовалась
в России. Когда я уезжал, я полагал, что исчерпал мир российского
эзотерического андерграунда. Поскольку тогда очень многое шло с Запада, я
поехал,
чтобы через Запад, через вездесущий английский язык открыть для себя
Восток. Так оно и произошло. Я ездил в Европу и на Восток, но главные
традиции, которые меня интересовали, были все-таки восточные. Одно время я
был вовлечен в гурджиевскую и в суфийскую среды. Я дружил с лордом Джоном
Пэнтландом - тогдашним главой американского Гурджиев-ского фонда. Через него
я познакомился с мадам де Зальцман и с сыном Гурджиева - Мишелем де
Зальцманом. По рекомендации лорда Пэнтланда в Лондоне я встречался с
учениками Успенского. Я подружился с замечательным человеком - Николаем
Александровичем Рабиником. Это был друг и ученик Петра Демьяновича
Успенского, который выехал из России в начале 20-х годов. Когда я приехал в
Штаты в семьдесят четвертом, это все были уже очень пожилые люди, им всем
было за восемьдесят. Много лет я переписывался с Асеевым, который после
революции жил в Праге, где он издавал несколько доморощенный, но все же
хороший журнал "Оккультизм и Йога", собиравший опыт русского эзотеризма.
После войны Асеев хотел попасть в Америку, но не добрался до Америки и осел
в Ассунсионе в Парагвае. Там он продолжал издавать этот журнал до начала
восьмидесятых годов. Он получил в свое время очень сильный импульс от Елены
Рерих, с которой много лет переписывался. Сейчас издана их переписка. Я
успел застать поэта и философа Николая Арсеньева, замечательного богослова
отца Георгия Флоровского, писателя "парижской метафизической ноты" Василия
Яновского и других замечательных людей русской эмиграции. После десяти лет
очень активного поиска - "прочесывания" групп, кругов, стран -я почувствовал
пресыщение, подобие тому, что я испытал в России в 73 году.
В: - Вы говорили, что исчерпали российский эзотерический андеграунд.
А.Р.: - Он был все-таки небольшой. Это был мир, очень резко отличный от
советского, и мы практически знали все друг друга. Если я не знал какого-то
"крепкого парня" на Украине или на Алтае, то я всегда мог его найти через
того или иного друга. Это была сеть, и она вся была доступна. Мы легко могли
отыскать друг друга. И в Москве, и в Питере были узловые люди. Это была
своего рода иерархия, и если ты поднимался, скажем, на седьмой этаж, тр ты
видел все, что на твоем этаже и все, что внизу. Наверху были только те самые
"русские боги", о которых я уже упоминал. В: - Что это была за иерархия?
А.Р.: - Это была нормальная иерархия в перевернутой иерархии социума -
нормальная духовная пирамида внутри перевернутой пирамиды советского
общества.
В: - Кто установил эту иерархию, и по какому закону можно было
определить, находится человек на пятом или седьмом этаже?
А.Р.: - Это были внутренние критерии, и все определялось вполне
конкретно. Например, когда мне было двадцать лет, я пришел к А-ву и сказал:
"Вот, я о вас услышал от такого-то, - возьмите меня в ученики". И все
сразу было ясно. И А-ов в этом случае проверял меня "на вшивость", на
определенность моих намерений, чистоту побуждений.
В: - Эти проверки были сразу "в лоб", когда человек только первый раз
приходил, и они были сами собой разумеющимися?
А.Р.: - Они и сейчас сами собой разумеются, мне кажется. Сразу
происходит проверка человека и устанавливается степень зрелости человека
-нужно или нет тратить на него время и силы.
В: - Но, все-таки, мне кажется, тогда другие были формы - более прямые
и быстрые.
А.Р.: - Я уже говорил о том, что тогда это было опаснее и это было
экзистенциальное, чем сегодня. И тогда фактор зрелости и талантливости был
определяющим. Ты никого не интересовал, если был бездарь и
среднестатистический человек. Ты оставался вне круга, пока ты не становился
кем-то. Ты должен был стать кем-то, ты должен был принести ситуацию,
внутреннюю ситуацию, а не пустые претензии и многозначительность. Это должна
была быть качественная ситуация. А сейчас на семинары записываются все, кто
платят деньги. Это принцип количественный, а не качественный. А количество,
естественно, не преобразуется в качество. Царство количества - это время
Кали-юги, которое предстоит пройти, это время невежественного многословия и
слепоты. Однако по-прежнему участники экспедиций, штурмуют горы в поисках
хранителей "умного света", бодрствующих, неспящих, и умные сокровища
являются только принявшим их на опыте в свою жизнь, остальным же невозможно
даже помыслить о них. Здесь - водораздел, и большинство остается с
большинством. В конечном счете, каждый делает выбор.
Глава 14
Колдун и Знахарь
Дороги Колдуна и Знахаря являются, по моему мнению, ответвлениями от
магистрального Пути Искателей Истины. Тем не менее, явления эти для России
очень характерные и их нельзя обойти стороной, - это еще одна грань
Российской Саньясы.
Всевозможных колдунов, экстрасенсов, магов и знахарей, особенно
новоиспеченных, у нас - пруд пруди, поэтому передо мной стояла сложная
задача - найти Настоящих, тех, для кого прикладные интересы (целитель-ство)
не затмевают искренних поисков Истины. Судьба была благосклонна ко мне и на
этот раз, - мне удалось познакомиться с двумя замечательными людьми,
занимающимися целительством, которых я считаю не только профессионалами, но
и яркими представителями Российской Саньясы. Беседы с ними я и привожу ниже:
Сергей Розов14
7.5.1999.
Сергей Петрович: - Самобытность русских эзотериков действительно
удивительна. Можно даже отдельно выделить Петербург, как некое культурное
явление в эзотерике. На мой взгляд, Петербург является совершенно особой
образуем единое со-дружество. Позже я предложил для этого содружества
название "Артур". Почему Артур? Потому что когда-то группа друзей под
началом короля Артура сформировала лицо средневековой Европы - они нашли в
отношениях между собой редкое равновесие инициативы и подчинения,
преданности и самостоятельности. Все это стало возможным благодаря редкому
дару дружбы. Вслед за ними, и вслед за другой группой друзей - русскими
парижанами 20-30 годов - мы говорим: сначала дружба, а потом все остальное.
"Артур" для меня - это прежде всего люди, которых я люблю и которых мне
радостно видеть. У нас нет лидера. Я первый обратил внимание всех этих людей
на то, что все мы - каждый своей собственной тропой - движемся в одном
направлении и уже что-то делаем. Об этом подробнее рассказано в моих Веселых
сумасшедших в "Беседе об Артуре". Наша работа кажется мне обещающей,
качественной, во всяком случае, живой и интересной. У нас нет общей системы,
хотя в главных акцентах мы сходимся. Вообще мы стараемся никого не учить или
не переучивать. Здесь действительно можно говорить о многообразии духовного
опыта. "Артур" - не школа, в нем - зрелые, сложившиеся люди.
В: - В чем заключаются основные направления работы "Артура"?
А.Р.: - Это, во-первых, работа над новым языком традиции, потому что с
языком традиции сейчас происходят очень большие накладки. Языки древних
традиций архаизированы. Читая сегодня Библию, Бхагават Гиту или Упа-нишады,
мы не понимаем девяносто процентов этих текстов. Сложный школьный
высоко-техничный язык, которым пользовались Будда, Иисус, Нагарджуна и
Шанкара утрачен. Мы притворяемся, что понимаем Библию:
"возлюби ближнего", "блаженны нищие духом", хотя настоящего понимания у
нас нет. Нет и нового языка, потому что языки различных школ девятнадцатого
и двадцатого веков, восточных и западных - идут не из глубины собственного
опыта, а заимствованы из внешнего контекста. Иллюстрацией этого является
Елена Блаватская, которая глубокие мысли перемешивает с ныне неактуальной
многостраничной полемикой с какими-то сомнительными авторитетеми своего
времени или Рудольф Штейнер, который герметичные идеи одевает в тяжелые,
непросветленные "одежды" наукообразия и пишет о "тайнах" лемурийской или
атлантической эпох на языке немецкого педанта начала века. Так что создание
языка традиции - это важная и интересная задача, которой занимается каждый
из нас на территории своей традиции.
Вторая задача, которая стоит перед "Артуром", - это разработка новой
парадигмы. На наших глазах мир вошел в новую стадию. Я бы сказал, что это
стало особенно очевидным за два последних месяца в связи с войной в
Югославии. Она продемонстрировала черты нового мономагического строя и
тактику приватизации смыслов. В этом контексте, такие понятия, как "права
человека" и "этнические чистки" интерпретируются в соответствии с
конкретными задачами мономага, т.е. становятся политическими инструментами
нового глобализма. И задача, которая поставлена перед всеми нами этим
профаническим вызовом системе традиционных ценностей заключается в
разработке новой парадигмы, или универсальной иерархии ценностей, отвечающей
на этот вызов.
И третья наша задача - открытая работа с людьми, в основном, с молодыми
людьми, выбор тех людей, которые готовы включиться в начатую нами работу.
Впрочем, все эти более или менее социальные аспекты "Артура" ни в коем
случае не заслоняют его основного назначения - групповой и личной экспедиции
каждого из его участников.
В: -А кто входит в "Артура"?
А.Р.: - Я же вам уже ответил: "друзья".
В: - Вы их можете назвать?
А.Р.: - Друзья моих друзей - мои друзья. Это люди с Запада и Востока,
Севера и Юга. Это несколько десятков или сотен человек. Каждый работает по
своей схеме и над своим проектом. Мы иногда встречаемся, но не за круглым
столом, а по два-три человека, когда это нужно для дела, там где
пересекаются проекты.
В: - Эти люди тоже не связаны ни с какими определенными традициями?
А.Р.: - Ну, естественно, среди нас есть и христиане, и мусульмане, и
буддисты, и иудеи. Главное, что это - люди, идущие в направлении глубокого
синтеза. Параллельно делается еще множество других дел, в частности, работа
по инкультурации, вхождению во внешнюю культуру, вхождению в живые клеточки
различных культурных традиций. Сегодня труднее найти живую клеточку в
христианстве, чем в ламаизме. Во-первых, из-за глубочайшего невежества
современного человека в области его собственной традиции и из-за стертости
ее восприятия вследствие автоматизма и привычки.
В: - А как все происходило в 60-70-е гг., как, например, это началось
лично у Вас?
А.Р.: - У меня это началось с двух встреч, которые повернули мою жизнь.
; Два моих друга дали мне толчок - один, когда мне было шестнадцать, и
вто-1рой, когда мне было двадцать с чем-то лет. Первым был С. А. - человек Е
очень красивый, талантливый и щедрый. Вторым - был В. С., человек, кото-.
рому я очень обязан и которого я очень люблю. В некотором смысле он был |
одним из моих учителей и другом до моего отъезда в Америку. Он и остался |
моим другом.
I В: - Что это был за первый толчок?
| А.Р.: - Это был отрезвляющий толчок в сторону переориентировки цен-I
ностей. Современный человек находится под гнетущим влиянием изначаль-I но
загубленного смыслового контекста, который самоуверенно определяет ( себя
как мир фактов и здравого смысла. На самом деле в контексте совре-1 менных
университетов, прессы, политики и бизнеса, истина угнетена, если I" она
вообще там присутствует. И, для того, чтобы человек открылся самому I себе,
ему хотя бы ненадолго нужно освободиться от этого контекста, выйти ,' из
него. Однако такие случаи освобождения мало кому доступны и чрезвы-| чайно
редки. Крайне редки внутренние прорывы в другой контекст. А С. А. ; и В. С.
помогли мне выйти за пределы моих тогдашних горизонтов. | В: - Как они это
сделали?
!, А.Р.: - Вы знаете, пробудившийся человек часто просто одним своим
при- сутствием будит окружающих. Их помощь шла через встречи, общение, се-'
рьезные книги. Терпение, забота этих людей привели к такого рода перелому.
Это вообще очень редкая вещь, когда человек выходит из заданной программы
общества и начинает создавать свою программу, живет по своей программе. Это
и произошло. Об этом я писал в разных своих книгах. Так, в романе "Ход
королем" есть глава "Главный суфий республики". Это о В.С., когда он был
молодым и веселым, англоманом, интеллектуалом, человеком безоглядной
щедрости и живого искрящегося ума.
А первый мой друг С. А., - слава Богу, тоже жив-здоров. Я его должник:
о нем я практически никогда ничего не писал и не рассказывал. Я должник
перед ним и по жизни, и по творчеству.
Встречи и пересечения с такого рода людьми зачастую оказываются
решающими. Наверное, и в вашей жизни происходило что-нибудь подобное.
Конечно, должна быть подготовленность и настроенность, потому что можно
встретить Будду, можно жить рядом с ним и не подозревать об этом.
В: - Как бы вы могли описать общую атмосферу в среде московских
эзо-териков 60-х гг.?
А.Р.: - Об этом вы можете прочитать в моей прозе, в романе "Калалацы",
в сборнике "Гости из области", в частности, в рассказе "Девасур".
В: - Там случайно не А-ов описан?
А.Р.: - Да. Вы о нем слышали что-то?
В: - Да, я слышал о нем, как об очень колоритной легендарной личности.
А.Р.: - Я слышал, что он сейчас живет под Москвой и продолжает
проповедовать ту же самую "русскую йогу". Уже вернувшись в Россию, я читал
рукописный труд, где он упоминает встречу со мной.
В: - А он действительно был таким странным человеком, каким он описан в
Вашем рассказе? Там не сгущены краски?
А.Р.: - О, нет! Наоборот, они даже смягчены. В принципе я реалист - в
смысле метареализма - и описанное мной можно воспринимать на сто процентов.
В: - Насколько я понимаю, стиль, манера поведения А-ва - это не
единичный случай среди эзотериков тех времен. Особенно в Москве. Как Вы
считаете, почему это было так?
А.Р.: - Кстати в Москве А-ва исчерпали и "закрыли" за несколько
месяцев. Он и в самом деле был не очень сбалансированным человеком, игравшим
эдакого дворового атамана. Надо сказать, что эти игры были характерны для
того времени. Хотя мистики всегда прятались за что-то. Некоторые рядились в
алкоголиков, кто-то даже "косил" на гэбэшника.
В: - Я не совсем понял последнюю фразу - что разве среди мистиков были
гэбэшники?
А.Р.: - Разыгрывались разные карты: кроме карты "дворового атамана",
были карта уголовная, карта гэбэшная. Так у одного знакомого гурджиевца была
в подвальчике контора с вывеской: "Лаборатория по научной организации
труда". Он устроил ее по всем правилам советской административной игры. Там
велась серьезная работа по Гурджиеву-Успенскому, использовались элементы
шока и страха. Потом там в подвале под вывеской НОГ я встретил еще много
интересных людей.
В: -А откуда истоки всего этого? Из книг или были какие-то
реализованные люди, или такие люди откуда-то приезжали?
А.Р.: - Каким образом все это вообще началось? Все как-то вместе
возникло: и люди, которые возвращались из лагерей, и экспедиций в Среднюю
Азию и на Кавказ, и какие-то сохранившиеся "крепкие парни". Я помню с
десятка два таких людей лет семидесяти и больше, которые составляли очень
хороший фон для нас, тогда двадцатилетних. Кроме того было общение с
западными кругами, особенно по линии Гурджиева-Успенского и по суфий-ской
линии. Приезжали люди, привозили книги, которые здесь изучались и
переводились. Ну, и были приятные просчеты и недосмотры властей. В
"Ле-нинке", например, не выдавали Фрейда, Шопенгауэра и Ницше - тогда это
были запрещенные книги. А вот Штейнера, Гурджиева, Блаватскую - пожалуйста,
никто не знал в "Ленинке", что их надо запрещать. Невозможно воссоздать всю
панораму, она была очень сложная, многогранная, многоэтажная, - это была
сложная многоступенчатая иерархия, на самой вершине Ъ которой были люди,
которых справедливо называли "русскими богами". В . них осуществлялась
высокая кристаллизация этого мира. ,: В: - Их имена известны?
А.Р.: - Их имена известны и больше того - все они сегодня живы и в д
хорошем рабочем состоянии. '^ В: - Можете их назвать?
у А.Р.: - Им это не нужно. Они не ищут известности. Ну, а внешне все
было ^ почти так же, как и сейчас, только гораздо меньше словесного поноса и
методологической пошлости, и круг был значительно эже, но качественней.
Эзотерический мир был представлен хорошо сбитыми кругами из очень та-^
лантливых людей. И тогда это было не бизнесом и не модой, а подвигом, это
было рискованно, это было опасно, это пахло тюрьмами и психушками. Потому и
кристаллизация людей была более основательная, чем сегодня. В: - В чем
основное отличие?
А.Р.: - Это были зрелые люди. Харизматические, крепкие люди. А сегодня
я редко встречаю "крепких парней".
В: - Что этому благоприятствовало? К этому располагала сама атмосфера
того времени?
А.Р.: - Была определенная эпоха "высоких кристаллизации". Сегодня
приходится работать с "сырыми" людьми. На семинары и практикумы приезжают
чаще всего люди без отбора и, естественно, работа на девяносто пять
процентов идет вхолостую. Когда собирается много разных людей, если хочешь
быть понятым, невольно приходится говорить со среднестатистическим
слушателем. Работать качественно можно только в свете реального "движения к
себе", если такое движение или тенденция к нему у человека имеется. А когда
собирается сто человек, чаще всего они создают такую инерцию, которую очень
трудно преодолеть. Я это знаю по собственному опыту. В: - А зачем же вы
брались за такие безнадежные дела? А.Р.: - В какой-то период это мне было
нужно. После многих лет на Западе был период - он длился два-три года -
когда мне было необходимо прозондировать российскую аудиторию: что с ней
сталось и что от нее осталось, ее восприимчивость к некоторым идеям, ее
пластичность и отзывчивость. Ну вот, появились мои книги: "Третья культура",
"Веселые сумасшедшие", и еще "Школа состояний". Собственно, "Школа
состояний" - это вторая часть "Веселых сумасшедших" - там собраны материалы
Нижегородского и Самарского практикумов. Однако этот публичный период я
считаю для себя исчерпанным и больше не планирую практикумов и семинаров. Во
всяком случае, в том же самом известном и ожиданном виде.
В принципе, сейчас по-своему очень хорошее время. Оно интересное,
потому что начался совершенно новый космический, психологический, социальный
эон. Новая глобальная мара, - она, собственно, вдруг проявилась, раскрылась
в связи с этой Балканской бойней. То, что мерцало подспудно, под ворохом
всякой идеологической шелухи, вдруг само себя так ясно проявило. Открыто
проявился магический характер нашего времени - весь его инструментарий.
В двадцатом веке проявили себя три основные парадигмы, которые обладали
огромной силой в формировании сознания людей, - это коммунизм, фашизм и так
называемое "свободное общество". Когда коммунизм и фашизм были съедены их
третьим компаньоном, наступила совершенно новая ситуация - плюралистический
тоталитаризм и магический глобализм. Теперь во всем мире господствует
одна-единственная правильная система. В нашей памяти еще свежо не так давно
рухнувшее господство двух других единственно правильных идеологий.
Теперешний хозяин положения намного сильнее и страшнее старых. Это очень
интересная ситуация, у всех нас теперь совершенно новый хозяин, или же это
старый бес в новом обличий? В: - Как вы считаете, есть ли теперь шанс
прорваться? А.Р.: - Конечно. Сейчас совершенно новая внешняя ситуация и
потому сами собой напрашиваются новые реакции, новые подходы к ситуации. То,
что она новая, иллюстрируется тем фактом, что если идеологемы коммунизма и
фашизма несли в себе хоть и очень небольшой коэффициент истинности, -
скажем, идея сочувствия своему младшему брату у коммунистов и озабоченность
по поводу духовного состояния современного человека у фашистов, то
идеологемы "свободного общества" лишены даже доли процента истинности. Их
идеологемы - это идеи-оборотни, направленные на утверждение нового
миропорядка. И это не может не вызвать негативной реакции в традиционном
человеке. Ну, например, сама идея "демократии" -это же просто оксюмарон, ибо
ясно, что "демос", толпа не правит, они лишь способны отчуждать свою волю в
пользу правящего меньшинства, и управление превращается в политический
бизнес нескольких людей или - как сегодня в России - в бизнес одной семьи.
Поэтому в смешное положение попадает человек, который воюет с этими идеями,
с этими ветряными мельницами. С ними невозможно воевать. Они нереальны, но
они тем страш-цее, чем нереальнее. Они страшней даже того, что было прежде,
ибо прежде была конкуренция магов, здесь же - полная безответственность и
новый ' феномен приватизации смысла: к любому понятию привязывается любое "
иужное значение, а если вы посмеете усомниться в этой истине, на вас будут
иаправлены точечные ракетные удары.
Столь же девальвирован сегодня и некогда привлекательный термин
религиозного плюрализма. Сегодняшний религиозный плюрализм - это
политический балаган, где высвечиваются банальные социальные лозунги, чем-то
очень похожие на призывы к очередному съезду компартии и на прочее, | здо
уже давно не имеет никакой связи с человеком, с его внутренней осно-; "ой и
динамикой его развития. Ведь каждая религия обязательно опирается На
внутреннюю основу человека, эта же идея сегодня не несет в себе ника-1|ЮЙ
смысловой нагрузки помимо идеологической экстраполяции и религиозного
релятивизма.
В: - Как вы считаете, популярная сейчас культура "нью эйджа", не из '
того ли же самого диапазона идей-пустышек?
" А.Р.: - Это далеко не сегодняшний феномен. "Нью эйдж" возник в 50-Е
60-х годах и благополучно скончался в 70-х, а в 80-х годах он превратился I
уже в духовную инерцию мировой провинции. Сам импульс давно выдохся, а ;
Васаждается опасная смесь коммерции с идеологией. Есть еще и некоторое ?
сектантство как реакция на эту ситуацию. Вообще говоря, серьезным духов-|
ньш искателям сейчас намного труднее найти хорошее место, потому что сегодня
нет идеи культивации, а есть многочисленные институты симуляции и имитации.
Либо существуют жесткие системные игры, калечащие людей, типа дианетики.
В: - Нет ли какого-то другого пути? А.Р.: - Есть, конечно. В: -- И что
это за путь?
А.Р.: - Это путь ответственности, путь конкретной метафизики. В: - Вам
известен сейчас кто-то, кто идет таким путем? А.Р.: - Я знаю три-четыре
десятка моих друзей, которые идут таким путем. Это реализованные люди,
которые поставили перед собой совершенно конкретную задачу и решают ее, не
хватая звезд с неба, не стараясь никого учить. Они заняты каждый своим
делом, и никто никому не говорит: "Ты должен заняться этим, а ты тем, а я
тебя проверю". Сегодня очень трудно принадлежать к любой традиции. Все
традиции сегодня находятся под неимоверным давлением со стороны агрессивной
профанической, а теперь уже мономагической среды. Всем традициям сегодня
остро нужна помощь. Главная задача сегодня - это, не допустить идеологизации
традиций, не дать превратить их в черномагический инструмент в борьбе за
власть и мировое господство, нужно спасать Спасителя каждой традиции.
Поэтому сегодня многие отказываются от ссылок на свою традицию. Она есть у
каждого, точно так же, как у каждого есть мать. Но мы не рассказываем друг
другу про свою мать, мы просто любим ее, заботимся о ней. Да, наша мать,
наша традиция немаловажная составляющая нашей жизни. Блаватская говорила,
что она получила учение от Махатм. Гурджиев говорил, что он получил
фрагменты утраченного знания в таинственных монастырях Востока. Другие также
ссылались на что-то или кого-то. Сегодня мы, люди традиции, живем
напряженным погружением в свой опыт. Я вслушиваюсь в свой опыт и опыт моих
друзей. Каждый из нас старается привнести в дело, которое он делает, живой,
не угасший свет своей традиции. Каждый несет в жизнь опыт и ответственность
четвертого измерения. Каждый занят своим делом. Конкретным делом, решая
конкретную задачу. В этом смысле мы абсолютно современные земные люди,
опирающиеся на такую невинную и прекрасную вещь, как дружба. Все остальное
приходит без усилий. В этом есть правда, понятная всем. Как писал Палама,
имеющие духовный опыт, только смеются над теми, у кого его нет и кто думает
придти к нему рассуждением.
В: - В эмиграции, в Америке вы встречали русских людей, продолжавших
там свои духовные поиски?
А.Р.: - Безусловно. Собственно говоря, я'уехал как искатель в 73 году и
первые десять лет я прежде всего искал таких людей, в том числе и русских.
В: - Многие, наверное, именно для того и уехали.
А.Р.: - Да, я полагаю.
В: - И вот какова сейчас судьба таких искателей в Америке?
А.Р.: - Я не знаю, кто сейчас продолжает свои поиски в Америке, и я не
представляю как поиски такого рода можно вести в Америке. Америка - это
вокзал или аэропорт, откуда можно вылететь в Сеул, в Дели, в Мадрас и Париж.
Это страна, где каждый мечтает о своем Мадрасе или Париже. Там, как на
вокзале, можно встретить разных людей. Какое-то время для меня эти встречи
много значили. Но потом меня потянуло в свой Мадрас.
В: - А уезжали вы зачем?
А.Р.: - Я уехал за своей второй половиной. Половина меня реализовалась
в России. Когда я уезжал, я полагал, что исчерпал мир российского
эзотерического андерграунда. Поскольку тогда очень многое шло с Запада, я
поехал,
чтобы через Запад, через вездесущий английский язык открыть для себя
Восток. Так оно и произошло. Я ездил в Европу и на Восток, но главные
традиции, которые меня интересовали, были все-таки восточные. Одно время я
был вовлечен в гурджиевскую и в суфийскую среды. Я дружил с лордом Джоном
Пэнтландом - тогдашним главой американского Гурджиев-ского фонда. Через него
я познакомился с мадам де Зальцман и с сыном Гурджиева - Мишелем де
Зальцманом. По рекомендации лорда Пэнтланда в Лондоне я встречался с
учениками Успенского. Я подружился с замечательным человеком - Николаем
Александровичем Рабиником. Это был друг и ученик Петра Демьяновича
Успенского, который выехал из России в начале 20-х годов. Когда я приехал в
Штаты в семьдесят четвертом, это все были уже очень пожилые люди, им всем
было за восемьдесят. Много лет я переписывался с Асеевым, который после
революции жил в Праге, где он издавал несколько доморощенный, но все же
хороший журнал "Оккультизм и Йога", собиравший опыт русского эзотеризма.
После войны Асеев хотел попасть в Америку, но не добрался до Америки и осел
в Ассунсионе в Парагвае. Там он продолжал издавать этот журнал до начала
восьмидесятых годов. Он получил в свое время очень сильный импульс от Елены
Рерих, с которой много лет переписывался. Сейчас издана их переписка. Я
успел застать поэта и философа Николая Арсеньева, замечательного богослова
отца Георгия Флоровского, писателя "парижской метафизической ноты" Василия
Яновского и других замечательных людей русской эмиграции. После десяти лет
очень активного поиска - "прочесывания" групп, кругов, стран -я почувствовал
пресыщение, подобие тому, что я испытал в России в 73 году.
В: - Вы говорили, что исчерпали российский эзотерический андеграунд.
А.Р.: - Он был все-таки небольшой. Это был мир, очень резко отличный от
советского, и мы практически знали все друг друга. Если я не знал какого-то
"крепкого парня" на Украине или на Алтае, то я всегда мог его найти через
того или иного друга. Это была сеть, и она вся была доступна. Мы легко могли
отыскать друг друга. И в Москве, и в Питере были узловые люди. Это была
своего рода иерархия, и если ты поднимался, скажем, на седьмой этаж, тр ты
видел все, что на твоем этаже и все, что внизу. Наверху были только те самые
"русские боги", о которых я уже упоминал. В: - Что это была за иерархия?
А.Р.: - Это была нормальная иерархия в перевернутой иерархии социума -
нормальная духовная пирамида внутри перевернутой пирамиды советского
общества.
В: - Кто установил эту иерархию, и по какому закону можно было
определить, находится человек на пятом или седьмом этаже?
А.Р.: - Это были внутренние критерии, и все определялось вполне
конкретно. Например, когда мне было двадцать лет, я пришел к А-ву и сказал:
"Вот, я о вас услышал от такого-то, - возьмите меня в ученики". И все
сразу было ясно. И А-ов в этом случае проверял меня "на вшивость", на
определенность моих намерений, чистоту побуждений.
В: - Эти проверки были сразу "в лоб", когда человек только первый раз
приходил, и они были сами собой разумеющимися?
А.Р.: - Они и сейчас сами собой разумеются, мне кажется. Сразу
происходит проверка человека и устанавливается степень зрелости человека
-нужно или нет тратить на него время и силы.
В: - Но, все-таки, мне кажется, тогда другие были формы - более прямые
и быстрые.
А.Р.: - Я уже говорил о том, что тогда это было опаснее и это было
экзистенциальное, чем сегодня. И тогда фактор зрелости и талантливости был
определяющим. Ты никого не интересовал, если был бездарь и
среднестатистический человек. Ты оставался вне круга, пока ты не становился
кем-то. Ты должен был стать кем-то, ты должен был принести ситуацию,
внутреннюю ситуацию, а не пустые претензии и многозначительность. Это должна
была быть качественная ситуация. А сейчас на семинары записываются все, кто
платят деньги. Это принцип количественный, а не качественный. А количество,
естественно, не преобразуется в качество. Царство количества - это время
Кали-юги, которое предстоит пройти, это время невежественного многословия и
слепоты. Однако по-прежнему участники экспедиций, штурмуют горы в поисках
хранителей "умного света", бодрствующих, неспящих, и умные сокровища
являются только принявшим их на опыте в свою жизнь, остальным же невозможно
даже помыслить о них. Здесь - водораздел, и большинство остается с
большинством. В конечном счете, каждый делает выбор.
Глава 14
Колдун и Знахарь
Дороги Колдуна и Знахаря являются, по моему мнению, ответвлениями от
магистрального Пути Искателей Истины. Тем не менее, явления эти для России
очень характерные и их нельзя обойти стороной, - это еще одна грань
Российской Саньясы.
Всевозможных колдунов, экстрасенсов, магов и знахарей, особенно
новоиспеченных, у нас - пруд пруди, поэтому передо мной стояла сложная
задача - найти Настоящих, тех, для кого прикладные интересы (целитель-ство)
не затмевают искренних поисков Истины. Судьба была благосклонна ко мне и на
этот раз, - мне удалось познакомиться с двумя замечательными людьми,
занимающимися целительством, которых я считаю не только профессионалами, но
и яркими представителями Российской Саньясы. Беседы с ними я и привожу ниже:
Сергей Розов14
7.5.1999.
Сергей Петрович: - Самобытность русских эзотериков действительно
удивительна. Можно даже отдельно выделить Петербург, как некое культурное
явление в эзотерике. На мой взгляд, Петербург является совершенно особой