Лоуэлл Элизабет. Очарованная

   — Как ты можешь чувствовать это? — хрипло сказал он. — Твое прикосновение легче, чем крылышко бабочки.
   Руки Арианы снова легко пробежали по его телу, и он застонал и придвинулся к ней, следуя за движениями ее ладоней.
   Страх вдруг охватил Ариану — урок, за который она заплатила такую цену, вновь напомнил ей, что мужчина, опутанный сетями похоти, превращается в животное.
   — Саймон! — прошептала она.
   — Соловушка, коснись меня еще. Или я… неприятен тебе?
   Ариана судорожно вздохнула — в ней боролись яркий волшебный сон и мрачная темнота ночного кошмара. Голос Саймона не был ни груб, ни безумен. Но и Джеффри Красавец был вполне сдержанным и любезным кавалером — вплоть до той самой ночи, когда он обесчестил ее перед лицом церкви и семьи.
   «Боже милосердный, что же я делаю? Вопреки голосу рассудка, забыв обо всей боли, которую мне довелось испытать по милости мужчин, я готова на деле стать женой Саймона?
   И как только я это сделаю, он возненавидит меня так же, как и мой отец, — я стану в его глазах шлюхой, распутной ведьмой».
   — Ответь мне, Ариана!
   — Ты мне совсем не противен. Но я… боюсь.
   — Чего?
   Мысли Арианы спутались и закружились диким вихрем — ей трудно было объяснить, чем именно был вызван ее страх, и поэтому она сказала то, что представлялось ей наиболее ясным и понятным.
   — Мне страшно, потому что… — произнесла она, пробежав кончиками пальцев по его возбужденной плоти, — потому что Господь создал это женщинам в наказание.
   — Ты не права — это создано, чтобы дарить наслаждение женщине.
   — Я не знаю ни одной женщины, которая бы так думала, — мрачно заметила Ариана.
   Саймон хотел было ей возразить, но ее легкое прикосновение вызвало в нем такое мучительное желание, что он даже почувствовал боль.
   — Разотри меня бальзамом, — сказал Саймон. Голос его прозвучал низко и хрипло. — Мне это поможет, а у тебя будет возможность убедиться, что не все мужчины — похотливые животные.
   Он захватил зубами нижнюю губу Арианы, легонько укусил ее и провел по ней кончиком языка. Ариана вздрогнула и приглушенно вскрикнула.
   Но она не отстранилась от него, как раньше, а приникла к нему еще теснее.
   — Научи меня ласкам и нежности, — прошептал Саймон. — Сейчас твои руки лежат на поводьях, и я тебе подчиняюсь.
   Ариаиа вновь опустила руки на его бедра. Пальцы ее дрожали — то ли от страха, то ли от возбуждения, она и сама не знала Несколько раз неуверенно проведя ладонью по его плоти, она надавила посильнее.
   Затем помедлила, удивленная размерами его мужского естества Она тихонько погладила его по всей длине горячей плоти.
   — Странно, ты здесь такой гладкий и одновременно такой твердый, — пробормотала Ариана, лаская Саймона любопытными пальчиками. — А ты чувствуешь что-нибудь?
   — О дьявол, — вырвалось у Саймона. — Мне больно!
   Ариана в ужасе застыла.
   — Ой, я не хотела поранить тебя. Правда, не хотела. Я…
   — Ты можешь меня излечить, — прервал он ее быстрые извинения.
   — Но как же?
   — У меня слишком тесные штаны — распусти на них шнуровку.
   Прерывисто дыша, Ариана несколько мгновений пристально изучала глаза Саймона, в глубине которых жарко вспыхивали огненные искры.
   «Научи меня ласкам и нежности. Сейчас твои руки лежат па поводьях, и я тебе подчиняюсь».
   Дрожащими пальцами Ариана ослабила тугую шнуровку, и вот уже его возбужденная горячая плоть лежала у нее в ладонях Она погладила ее с осторожной нежностью.
   — Так тебе лучше? — беспокойно спросила она.
   Саймон застонал сквозь зубы и подавил готовое вырваться проклятие. Его прошиб пот.
   В неровном свете костра его лицо казалось искаженным от боли.
   — Тебе и впрямь так больно? — потрясенно прошептала Ариана.
   — Черт побери! — хрипло пробормотал Саймон.
   — Может быть, тебе поможет бальзам?
   Дрожь пробежала по телу Саймона.
   — Бальзам? Боже мой, да, конечно, — произнес он сквозь стиснутые зубы. — Излечи меня, соловушка.
   Теплый, подбитый мехом плащ скрывал их обоих, в то время как Ариана втирала ароматный бальзам в разгоряченную плоть Саймона.
   — Когда-нибудь я подарю тебе такие же ласки, — хрипло произнес Саймон.
   — Но мое тело совсем не похоже на твое.
   — Разумеется! Ты мягче самых нежных лепестков, которые когда-либо сотворил Господь.
   Ариана нащупала конец его плоти и осторожно исследовала его, в то время как страстные слова Саймона теплом разливались по ее телу.
   — Твой женственный цветок нежен и прекрасен, — прошептал он. — Я готов ласкать и целовать его бесконечно. Я сгораю от желания окунуться в знойный источник твоей чувственности и погрузиться с тобой в омут страсти.
   Слова Саймона обжигали Ариану, как языки пламени, — она вся зарделась румянцем, затрепетала от неведомого ранее ощущения, дыхание ее стало учащенным и прерывистым. Ее руки скользнули еще ниже и обнаружили напряженные сферы, полные семени, могущего дать жизнь многим поколениям. Ариана исследовала горячую плоть любопытными и осторожными пальчиками.
   Саймон наблюдал за ней сквозь полуприкрытые веки. Ее лицо было скрыто под копной густых полночных волос, и пламя костра отбрасывало на него призрачные тени, так что Саймон никак не мог рассмотреть, какие чувства оно отражает — горячее желание, холодное отвращение или… сомнение?
   Саймон закрыл глаза и перестал задавать себе вопросы, на которые он все равно не мог получить ответ, — для него имело значение только то, что происходило с ним сейчас, тот огонь, который сжигал его изнутри.
   — Твои пальчики обжигают меня, как пламя, — вздрогнув, прошептал он. — Боже милосердный, да ты меня просто убиваешь.
   — Нет-нет, — горячо зашептала Ариана, уловив напряжение в его голосе. — Я только хотела уменьшить твою боль и совсем не хотела причинить тебе страдания.
   — Тогда излечи меня!
   — Можно ли это сделать без… — Голос ее замер.
   «Боже всемогущий, плохо уже то, что по милости Джеффри я боюсь того, в чем, по-видимому, другие женщины находят удовольствие. Но вдвойне ужасно, что он лишил меня невинности, которая должна была бы стать моим даром Саймону.
   А теперь… Я не смогу смотреть ему в лицо и видеть в его глазах отвращение ко мне. Он возненавидит меня.
   Как мой отец.
   И священник.
   Он решит, что я распутница, блудница.
   Как мне заставить его поверить в обратное? Ах, если бы он знал, что я ничего так не хочу, как прикасаться к нему, ласкать его, быть к нему так близко, как только возможно, и даже еще ближе.
   Он не подавляет меня своей силой — скорее привлекает своей нежностью. Он никогда не стал бы удерживать меня против моей воли».
   — Ты хочешь сказать, можно ли это сделать без плотского соединения? — спросил Саймон, когда она замолчала. — Я правильно тебя понял?
   —Да.
   — Ну так я тебе отвечу: да, возможно. Конечно, это не бог весть что, но все же лучше, чем ничего.
   Ариана почти не прислушивалась к его словам — она поняла только, что может как-то облегчить напряжение, сковавшее горячее тело Саймона.
   — Скажи мне, — настойчиво произнесла Ариана. — Позволь мне сделать это.
   Вместо ответа Саймон взял ее за обе руки, показывая, где дотрагиваться и как ласкать, где возбуждать плоть дразнящими движениями, где остановиться.
   Внезапно Ариана почувствовала, как по телу Саймона пробежала дрожь, из груди его вырвался сдавленный стон, и что-то похожее на шелковистую кровь потекло у нее между пальцами. Она посмотрела вниз, но не увидела ничего под меховым плащом.
   — Саймон! — беспокойно позвала его Ариана. — С тобой все в порядке? Мне показалось, что у тебя… кровь.
   Саймон не мог не улыбнуться ее наивным словам, хотя все его тело сотрясала дрожь наслаждения при каждом осторожном прикосновении ее пальчиков к его все еще возбужденной плоти.
   — Нет, это не кровь, соловушка.
   — Но я же чувствую, — настаивала она. — Только кровь может быть такой густой.
   — То, что ты почувствовала, — это наши с тобой неродившиеся дети. И ты никогда не узнаешь их, пока нас не соединит страсть.
   Глаза Арианы расширились, превратившись в загадочные темные озера. Ей почудилось, что внутри нее все горит огнем — она чуть не задохнулась от этого незнакомого ощущения. Она вдруг стала бояться самой себя: напряженная, трепещущая от желания грудь, знойная плоть между бедрами, зовущая к наслаждению.
   Внезапно в душе ее поднялось смутное воспоминание — сон, который она видела однажды.
   «Мерцающий свет светильника и запах роз. И бальзам, окутавший теплом каждую частичку моего тела.
   Проникавший в меня повсюду».
   — Ты так же заботился обо мне, когда я лежала без памяти? — спросила она, внезапно застыв, как мраморная статуя.
   Явный упрек в ее голосе застал Саймона врасплох: ее руки ласкали его, вызывая новую волну желания, и вот теперь она снова смотрит на него, как на опасного незнакомца.
   Саймон молча стиснул зубы, пытаясь усмирить бешеный ток крови по жилам. Но это плохо получалось — Ариана сидела, тесно прижавшись к нему, ее пальцы были такими нежными, и он все еще чувствовал ее страсть.
   — Это было только однажды, — произнес он низким, хриплым голосом в ответ на ее вопрос.
   — Когда же?
   — Когда ты уже почти поправилась. Помнишь?
   — Я…
   Внезапно у нее захватило дух — так живо ей вспомнилась та ночь.
   Она была тогда погружена в таинственный сон, но сон этот нисколько не напоминал о ее давнем ночном кошмаре — руки и губы, ласкавшие ее, были скорее нежными, чем грубыми; голос чуть хрипловатый, но не от выпитого вина, дыхание чистое, без запаха эля.
   — Ты прикасался ко мне, — прошептала она.
   —Да.
   — Даже…
   Ее голос замер, но Саймон понял, что она хотела сказать.
   — Да, — произнес он, — даже здесь.
   Рука Саймона скользнула у Арианы между бедрами, и его ладонь нежно накрыла ее горячую плоть.
   Ариана судорожно вздрогнула и отстранилась от него так, будто Саймон хлестнул ее кнутом. Разум твердил ей, что Саймон никогда не стал бы принуждать ее так жестоко, как это сделал Джеффри, но память о пережитых боли и оскорблении оказалась сильнее, и Ариана застыла в оцепенении.
   Проклиная свою несдержанность и полное отсутствие желания у своей супруги, Саймон отдернул руки.
   — Когда ты выздоравливала, ты была со мной не так холодна, — бросил он сквозь зубы.
   — Я была тогда в забытьи.
   — Но спала ты не так уж и крепко.
   — Я ничего не помню! — яростно выкрикнула она.
   — А я помню. Когда я прикоснулся к тебе, как сейчас, ты потянулась навстречу моим ласкам!
   Ариана уставилась на Саймона широко распахнутыми дымчатыми глазами. Его волосы и коротко подстриженная борода горели золотистым огнем в свете костра, черные глаза были подобны самой ночи — ясные, темные, мерцающие, как далекие звезды.
   — Теперь-то ты наконец поняла? — спросил он гневным шепотом.
   Ариана дико затрясла головой — густые длинные локоны взметнулись, как черные язычки пламени.
   Саймон резко откинул плащ, открывая то, что было скрыто под его мягкими полами.
   — Посмотри же на себя, — прошептал он с еле сдерживаемым бешенством. — Ты ведь сидишь полураздетая у меня на коленях.
   Ариана вздрогнула.
   — Подумай о том, как близок к тебе мой меч, — холодно продолжал он безжалостным тоном, — но том, как открыты и беззащитны твои ножны.
   Ариана посмотрела вниз, и из груди ее вырвался испуганный вскрик.
   «Если он придвинется ко мне еще ближе, то узнает, что был обманут, что его жена не девственница. И тогда прощай нежность и доброта — будет только жестокость и боль».
   — Нет! — почти беззвучно прошептала она.
   Но только она хотела отодвинуться от него, как руки Саймона с силой сжали ее бедра, удерживая ее в прежнем положении.
   Открытом и беззащитном.
   — Неужели ты боишься, что я тебя изнасилую? — язвительно спросил он. — Девять долгих дней и ночей ты лежала передо мной слабая и беспомощная. Скажи, ты проснулась ли хоть раз в слезах от боли, раздирающей твое тело?
   Ариана едва слышала Саймона — она чувствовала только, что не может вырваться из его рук, не может даже пошевелиться, а ей во что бы то ни стало надо это сделать.
   — Пусти меня! — отчаянно выкрикнула она, что есть силы вцепившись ногтями в руки Саймона.
   От ее яростного крика кровь застыла у него в жилах. Холодная злость охватила его — злость на собственную слабость и безразличие своей жены.
   Саймон столкнул Ариану с колен так быстро, что она чуть было не упала на лежанку. Поднявшись на ноги, он запахнул на себе плащ и несколько мгновений стоял, глядя на нее сверху вниз глазами черными, как самый ужасный сон, какой ей доводилось видеть.
   — Что ж, желаю приятных сновидений, моя любезная супруга. Впредь можете не опасаться моих прикосновений, которые вам столь отвратительны. Я не притронусь к вам больше никогда.

Глава 21

   Просторные господские покои замка Блэкторн были убраны роскошно и со вкусом. На стенах висели богатые драпировки самых чистых и красивых оттенков — темно-вишневые, зеленые, как драгоценный нефрит, и темно-голубые, как ляпис-лазурь. По краям роскошные ткани были обшиты золотой тесьмой, вспыхивающей огненными искрами.
   Драпировки, как и ковры, покрывавшие пол, были привезены из Святой Земли. В комнате витал свежий запах трав и пряностей — запах этот нравился леди Маргарет, хозяйке покоев.
   Пряный аромат нравился и Ариане. За те десять дней, что она провела в Блэкторне, ее не переставал удивлять приятный запах сухих трав, рассыпанных по полу и шуршащих под ногами. И теперь, сидя у окна просторной комнаты, Ариана раза два глубоко вздохнула, наслаждаясь причудливой игрой незнакомых ароматов.
   Ее пальцы пробежали по струнам арфы, пытаясь подобрать мелодию, подходящую к этой странной комнате: судя по убранству и размерам, она должна была бы принадлежать мужчине, но разлитый в ней аромат цветущего сада не оставлял никаких сомнений, что хозяйка комнаты — женщина.
   Ариана продолжала наигрывать на арфе, и отдельные ноты вскоре превратились в аккорды. Звуки, кружась, поднимались к высоким сводам комнаты — казалось, они стали сверкающими и почти осязаемыми. Они пели о том времени, когда мужчина и женщина соединили здесь свои судьбы… и о том, что этот союз поднял их над всеми горестями и бедами, придав им сил и вселив в них надежду на счастье.
   Ариана на секунду остановилась, вновь окидывая взглядом роскошные покои, и вдруг услышала мелодичный перезвон, приближающийся к ее двери.
   Ариана отвернулась от окна и встала навстречу гостье, уверенная, что это Мэг, и никто другой — только хозяйка Блэкторна носила сладкозвучные золотые колокольчики.
   — С добрым утром, леди Маргарет, — произнесла Ариана.
   — С добрым утром, — улыбнулась Мэг. — Хорошо тебе спалось сегодня?
   Губы Арианы тронула печальная усмешка.
   — Да, хорошо, — тихо ответила она.
   Ариана не сказала только, что с каждой ночью засыпать ей становится все труднее. По пути к Блэкторну она делила с Саймоном одну постель — скорее из необходимости, чем по особому желанию с его стороны. Ариана полагала, что в Блэкторне ей предоставят отдельные покои, ибо было совершенно ясно, что Саймон не выказывает никаких намерений закрепить их брачный союз.
   «Желаю приятных сновидений, моя любезная супруга. Впредь можете не опасаться моих прикосновений, которые вам столь отвратительны. Я не притронусь к вам больше никогда».
   Но в замке было не так уж много свободных покоев, чтобы выделить целых две комнаты в распоряжение супружеской четы, и Саймон с Арианой занимали теперь комнату рядом с купальней. Раньше, до свадьбы Мэг с Домиником Ле Сабром, она принадлежала ей. Остальные комнаты на этом этаже срочно переделывались — в семействе Доминика ожидалось прибавление.
   Саймон мог бы спать с рыцарями Доминика, но свободного места у них не нашлось — все было переполнено. Доминик вербовал рыцарей, вернувшихся из Крестового похода, стражников, оруженосцев, конюших. Вместе с тем ему приходилось нанимать все новых слуг, так как обитателей в Блэкторне прибавлялось.
   Хотя Ариана и понимала, что жесткая необходимость заставила хозяина замка выделить им всего одну комнату, ей было трудно засыпать рядом с мужчиной, одно дыхание которого вызывало в ней волнующий горячий отклик. Этот человек пришел к ней в волшебном сне и зажег пламя страсти в ее душе. И в то же время в его сдержанность она верила безоговорочно. Да и как ей было не доверять ему? Его ведь обожали даже кошки. А при виде кошачьей грации его движений сердце ее билось сильнее.
   Но не от страха — совсем не от страха.
   «Да и как можно бояться мужчину, на чьей кольчуге резвятся, шаловливые котята?»
   Ответ на этот вопрос пришел к ней быстро и неизбежно.
   «Узнай Саймон, что я не девственница, что меня уже грубо использовал бесчестный подонок, называющий себя рыцарем, он будет безжалостен.
   И тогда… найду ли я наконец смерть, которую когда-то так страстно желала?»
   Да, когда-то она хотела умереть — так было. Но сейчас перед Арианой забрезжил неясный свет надежды, и радужные краски жизни вновь пробудили ее душу.
   Каким-то чудом целительный сон и душистый бальзам излечили ее душу от яда былого предательства и насилия. Теперь ночные кошмары посещали Ариану все реже, хотя что-то внутри нее еще отчаянно сопротивлялось новому ощущению, которое пришло им на смену.
   Как в тот вечер, когда она, сидя у Саймона на коленях, внезапно открыла для себя, что пламя страсти может быть горячее костра.
   Горькие складки залегли в уголках ее губ — она вспомнила, как закричала и вцепилась Саймону в руки. Ей казалось, что, отказав ему тогда, она почти явственно ощутила его гнев, оскорбленное самолюбие и боль.
   Она никак не могла ему объяснить, что отвергала не его, а ужас, преследующий ее с той страшной ночи.
   «Я должна сказать ему.
   И чем скорее, тем лучше.
   Но когда же? Сегодня вечером?»
   Ариана вздрогнула при мысли о том, как поведет себя Саймон, узнав правду. Судьба дала ему в жены девушку, над чувствами и телом которой надругался мерзавец, но Саймон заслуживал лучшего.
   Но и Ариана заслуживала лучшего обращения, чем насилие и предательство со стороны человека, который должен был защищать и оберегать ее.
   «Я не могу рассказать ему.
   Не сегодня.
   Он должен узнать меня получше, и, может быть, тогда он поверит, что я потеряла невинность не по своей воле.
   Но в это не поверил даже мой отец».
   — Леди Ариана, — мягко произнесла Мэг. — Может, вам лучше присесть? Вы так бледны.
   Ариана расправила плечи и с трудом перевела дух. Ее пальцы беспокойно перебирали тонкие струны старинной арфы.
   Инструмент отозвался аккордом, скорее печальным, нежели гармоничным.
   — Мне уже лучше, — ответила Ариана бесстрастным тоном. — Я почти здорова благодаря вашим с Кассандрой снадобьям.
   — Почти, но не совсем.
   — Почему ты так решила?
   — Я слышу, как ты играешь, — сказала Мэг. — Твоя музыка мрачнее, чем глаза Саймона.
   — Ну вот, даже моя арфа меня предает.
   Слова вырвались у нее сами собой, хотя Ариана и не думала произносить их вслух.
   — Мужчины все еще на охоте? — быстро спросила она, пытаясь переменить тему разговора.
   — Нет, мы только что вернулись.
   Ариана вдруг поняла, что ее в отличие от Мэг не разбудили на рассвете и не пригласили на соколиную охоту, которую она так любила.
   Это в общем-то не должно было бы ее задеть, но ей почему-то стало больно от такого явного пренебрежения.
   — Саймон сказал нам, что ты плохо спала этой ночью, и не стал будить тебя, — пояснила Мэг.
   В ответ на эти слова несколько протестующих нот раздались в тишине комнаты.
   — Охота была удачной? — вежливо спросила Ариана, чтобы как-то поддержать разговор.
   — Да, можно сказать, даже очень удачной. Сокол Доминика поймал столько жирных куропаток, что их хватило бы для большого праздничного пиршества. Да и сокол Саймона тоже отличился. Птицы получили в награду столько свежей дичи, что едва смогли потом подняться ввысь.
   Ариана выдавила из себя улыбку.
   — Скайленс — лучший сокол на свете, и он достоин Саймона.
   Тон, которым были сказаны эти слова, говорил о большем — о том, что жена Саймона гораздо менее достойна своего супруга.
   Мэг слегка расширила изумрудные колдовские глаза — она всматривалась в душу Арианы, как это умели делать только глендруиды. То, что увидела Мэг, встревожило ее: Ариана действительно считала, что в брачной сделке Саймона обманули.
   А что касается самого Саймона… Мэг не нужно было прибегать к своему особому дару, чтобы заметить, что он рассержен, как дикая кошка, запертая в клетку.
   — Леди Ариана, я могу вам чем-нибудь помочь? — спросила Мэг.
   Ариана метнула удивленный взгляд на глендруидскую колдунью.
   — Это я должна помогать вам, леди Маргарет, — возразила она. — Вы хозяйка замка, да к тому же ждете ребенка. А я всего лишь ваша гостья.
   — Нет, ты не права, — горячо откликнулась Мэг. — Твоя свадьба с Саймоном спасла Блэкторн и Спорные Земли.
   Ариана молча кивнула, слегка пощипывая струны арфы.
   — И смерть не распростерла свои черные крылья над моими людьми, — настойчиво продолжала глендруидская колдунья.
   Ариана снова кивнула.
   — Но если ваш брак с Саймоном всего лишь холодный и расчетливый союз, скрепленный Богом и церковью, боюсь, нас ждут страшные беды, — напряженно произнесла Мэг. — Я видела вещий сон.
   Ариана застыла от тягостного предчувствия.
   — О чем был тот сон?
   — О двух половинках, которые отказываются соединиться в единое целое. О боли и предательстве. О черных воронах, которые клюют глаза моего еще не родившегося ребенка.
   Испуганный вскрик сорвался с губ Арианы. Горло ее сжалось от невысказанных чувств, о которых все равно было бесполезно говорить. Ничто не сможет предотвратить ужасные сны глендруидской колдуньи.
   — Что я должна сделать? — еле слышно спросила Ариана.
   Ее голос внезапно стал хриплым.
   — Переступи же наконец через препятствие, которое лежит между тобой и Саймоном, — жестко сказала Мэг. — Ведь вы и есть те самые строптивые половинки, которые мешают Блэк-торну и Спорным Землям стать единым целым.
   — Разве все зависит только от меня? А Саймон? — возразила Ариана.
   Мэг сжала пухлые губы, так что они превратились в тонкую алую линию.
   — Саймон сказал мне, что сделал все, что в его силах. И я ему верю.
   Ариана опустила глаза и ничего не ответила.
   — Я хорошо знаю брата моего мужа, — спокойно продолжала Мэг. — Саймон гордый, упрямый и вспыльчивый. Но он верен тем, кого любит, как никто из живущих на земле. Он верен Доминику.
   — Да, — прошептала Ариана. — Такая верность — благословение Божье…
   Не договорив, чуть дыша, она прикрыла глаза — ей показалось, что она сказала слишком много.
   Как уже было однажды.
   — Если надо будет сделать что-либо для Доминика, Саймон выполнит это без колебаний, — коротко сказала Мэг.
   Ариана кивнула, с трудом подавив комок в горле при мысли о верности Саймона. Ей казалось, она сейчас закричит — горькая печаль переполняла ее и была готова пролиться слезами.
   Но это невозможно — она ведь ни разу не плакала после той страшной ночи. И сейчас не заплачет. Женские слезы вызывают у мужчин только презрение, будь они священниками, родственниками или бесчестными рыцарями.
   — Значит, — продолжала Мэг безжалостным тоном, — все и вправду зависит только от тебя.
   — Да, это так, — прошептала Ариана.
   Мэг молча ждала ее дальнейших слов, в комнате повисла мертвая тишина.
   — Я снова спрашиваю вас, леди Ариана, чем я могу вам помочь?
   Голос Мэг звучал настойчиво, даже требовательно.
   — Сможешь ли ты изменить что-либо в отношениях между мужчинами и женщинами и избавить мир от предательства? — спросила в свою очередь Ариана.
   — Нет.
   — Тогда ничто не сможет мне помочь, и брак Саймона ничто не спасет.
   — Но это же и твой брак, — сухо заметила Мэг.
   — Да.
   — Ты спишь ночью рядом с Саймоном, но в то же время вы дальше друг от друга, чем Спорные Земли и святой Иерусалим.
   Ариана искоса взглянула на хозяйку Блэкторна.
   — Не нужно быть колдуньей, чтобы заметить холодную отчужденность, которая пролегла между вами. А люди в замке говорят и еще кое-что, — резко сказала Мэг. — Черт возьми, Ариана, что случилось?
   — То, что никогда не удастся поправить.
   Мэг застыла от удивления.
   — Что ты имеешь в виду? Объясни.
   — Ты стремишься излечить неудачный брак, вынося его на всеобщее обсуждение, — произнесла Ариана, чеканя каждое слово. — А я говорю тебе, что такое «лечение» приведет к той самой беде, которой ты стремишься избежать.
   В комнате воцарилось тягостное молчание — Мэг обдумывала неожиданные слова Арианы.
   — Я не совсем поняла тебя, — осторожно сказала она.
   — Твое счастье. А вот я слишком хорошо знаю и понимаю, что такое предательство. Худшего проклятия, чем такое знание, наверное, не существует — я бы не пожелала его даже самому сатане, не то что Саймону Верному.
   — Хватит недомолвок, — отрезала Мэг. — А то я уже начинаю бояться за мое неродившееся дитя!
   Ариана испуганно посмотрела на маленькую женщину, чьи зеленые глаза так и метали гневные искры. Впервые Ариана поняла, что ярость глендруидов подобна самой весне: только непокорный огонь смог бы растопить ледяные путы зимы и зажечь жизнь в мерзлой земле.