Лоуэлл Элизабет. Очарованная

   Ее голос, как и лицо, ничего не выражал. Лишь платье беспокойно колыхалось у ее ног да серебряная вышивка вспыхивала и трепетала, как живая.
   От проницательного взгляда Дегерра не ускользнуло, как крепко переплелись пальцы Саймона и Арианы в нежном пожатии. Серо-голубые глаза барона холодно наблюдали, как румянец вспыхнул на щеках его дочери от ласкового прикосновения мужа и как их тела слегка качнулись друг к другу.
   Барон был уверен, что, будь они одни, они сплелись бы в страстном объятии.
   — Что же, — сказал Дегерр, — и это тоже подтвердилось.
   — Что вы имеете в виду, барон? — спросил Доминик.
   — То, что Саймон и Ариана соединились по любви, а не по расчету.
   — Мы с Арианой вполне довольны нашим союзом, — коротко произнес Саймон.
   Он посмотрел на жену, и его взгляд сказал Дегерру гораздо больше, чем слова. Глаза Арианы вспыхнули в отблесках огня, как драгоценные камни.
   Дегерр еще раз окинул взглядом супругов, затем принялся оглядывать убранство комнаты. Хотя господские покои были обставлены довольно богато, все же они не шли ни в какое сравнение с замком самого барона. Несмотря на все свое могущество и обширные владения, Волк Глендруидов был далеко не так богат, как говорила молва.
   Это означало, что Доминик не сможет собрать большое войско и опасения Дегерра были напрасными.
   Барон обернулся к Доминику.
   — Я слышал, что ваш брат безгранично предан вам, — произнес он.
   — Это всем известно, — согласился Доминик. — Вы можете быть уверены, что мужа леди Арианы я принимаю всем сердцем и душой.
   Дегерр холодно усмехнулся и откинул капюшон, защищавший его от непогоды. Волосы его были цвета кованого серебра, а брови — черные, круто изогнутые и удивительно изящной формы.
   Услышав перезвон золотых колокольчиков, барон резко обернулся. Движение его было быстрым и гибким, несмотря на преклонный возраст, и говорило о силе и ловкости.
   — Леди Маргарет, — удивленно произнес Доминик, — вы еще не спите?
   Шурша юбками и позванивая колокольчиками, Мэг подошла к Доминику.
   Дегерр прищурился — беременность Мэг бросалась в глаза. И столь же очевидной была глубокая, нежная привязанность между Волком Глендруидов и глендруидской колдуньей. Их взаимная любовь не нуждалась в доказательствах.
   — Барон Дегерр, леди Маргарет, — произнес Доминик.
   — Я в восхищении, миледи, — улыбаясь сказал барон, склоняясь к ее руке.
   Улыбка преобразила его лицо. Когда-то в молодости он был красив, да и теперь еще сохранял былое обаяние.
   — Мы рады приветствовать вас в своем замке, барон, — любезно ответила Мэг.
   Если даже ее и поразило неожиданное превращение холодного, расчетливого тактика в обольстительного придворного, Мэг и бровью не повела. Она прикоснулась к его руке так быстро, как то допускала вежливость.
   — Вы прекрасны, как огонь, леди Маргарет, — глубоким звучным голосом произнес барон. — А ваши глаза могут затмить самые чистые изумруды.
   Пальцы Арианы внезапно сжались в руке Саймона: ей было хорошо известно, как ее отец умел очаровывать женщин. Он довольно часто использовал свое обаяние для влияния на жен и дочерей своих врагов.
   Не говоря ни слова, Саймон поднес к губам ее руку и нежно поцеловал судорожно сжатые пальцы.
   — Ее глаза затмят не только изумруды, — добавил Доминик. — С ними не сравнится даже сама весна. В мире не сыщешь такого прекрасного зеленого цвета, как глаза леди Маргарет.
   Если Мэг не тронули комплименты барона, то слова мужа заставили ее вспыхнуть от удовольствия. Несколько мгновений Доминик и Мэг смотрели друг на друга, как будто для них больше никого не существовало.
   — Как трогательно, — холодно произнес Дегерр.
   — Вы тоже с этим согласны? — одобрительно заметил Саймон. — Все в округе говорят об этой влюбленной паре — Волк и колдунья души друг в друге не чают. Вы отужинаете с нами, барон?
   С этими словами Саймон сделал жест рукой в сторону огромного стола, возле которого сновали слуги, размещая блюда с едой, пока весь стол не был полностью заставлен щедрым угощением.
   Дегерр кинул беглый взгляд на изысканные кушанья.
   — Вашим людям тоже отнесли поесть, — добавил Саймон. — Надеюсь, им будет этого достаточно: никто ведь не знает, сколько наемников вы привели с собой.
   — Мне не хотелось бы вынуждать вас опустошать свои амбары, — едко заметил Дегерр.
   — Не стоит беспокоиться, барон, — возразила Мэг, прямо глядя в лицо своему гостю. — У нас в этом году на удивление богатый урожай.
   — И он давно уже убран в амбары, — вскользь добавил Саймон.
   — Значит, вам очень повезло, — сказал барон. — К югу от вашего поместья везде прошли дожди, и для многих эта зима будет голодной.
   — Да, Господь благословил Блэкторн, — согласился Доминик.
   Дегерр снова недобро усмехнулся.
   Доминик молча ждал, какой еще выпад барона придется ему отразить: Дегерр явно стремился нащупать уязвимое место Блэкторна.
   — Я ожидал, что мой верный вассал встретит меня в вашем замке, — произнес наконец барон, обращаясь к Саймону.
   В комнате наступила мертвая тишина, но Дегерр, казалось, этого не заметил.
   — Моя дочь весьма к нему благоволила, — добавил барон, кинув на Ариану многозначительный взгляд. — Ну, дочка, где же наш ненаглядный Джеффри? Он здесь, в замке?
   — Да, он здесь, — ответил Саймон, прежде чем Ариана успела ответить.
   — Ну так пошлите за ним, — властно произнес барон.
   — Я уже отправил вашего Джеффри туда, откуда не возвращаются.
   Выражение лица барона мгновенно изменилось, и он сверкнул на Саймона глазами.
   — Объяснитесь, сэр Саймон, — коротко потребовал он.
   Саймон жестко усмехнулся и не произнес ни слова.
   — Все объясняется очень просто, господин барон, — небрежно ответил за брата Доминик. — Джеффри мертв.
   — Мертв? Когда он умер? Почему? Я ничего об этом не слышал!
   Доминик пожал плечами.
   — Тем не менее это правда.
   — Дьявол, — пробормотал Дегерр. — До меня дошли слухи, что моих рыцарей свалила какая-то болезнь и многие из них умерли, но только не Джеффри.
   — Да, это так, — подтвердила Ариана. — Только самым крепким и выносливым удалось выжить.
   — И где они теперь? — спросил Дегерр.
   Саймон улыбнулся ледяной улыбкой.
   — Мне думается, я прикончил двоих из них в Спорных Землях, а остальных ранил. Возможно, их тоже уже нет в живых. Что касается Джеффри Красавца, он умер сегодня в замке Блэкторн от моей руки.
   Лицо Дегерра превратилось в безжизненную маску.
   — Вы весьма вольно обращаетесь с жизнью моих рыцарей, как я погляжу, — спокойно сказал он.
   — Я прикончил тех двоих, — холодно возразил Саймон, — так как они выглядели как самые отъявленные разбойники — на их щитах и копьях не было гербов.
   Дегерр на мгновение вскинул черные брови.
   — Ну а Джеффри? — недоверчиво спросил он. — Вы тоже назовете его изменником?
   — Придется. Тем более что он сам в этом признался перед смертью. Но перед тем как въехать в замок, он вновь нарисовал на своем щите ваш герб.
   В комнате повисла напряженная тишина. Затем Дегерр поморщился и прошипел что-то сквозь зубы, смирившись с потерей своего вассала.
   — Жаль, жаль, — пробормотал он. — Джеффри мне кое-что обещал.
   — Что ж, это обещание он унес с собой в ад, — заверил его Саймон. — Ну а вы, барон? Вы всегда выполняете свои клятвы?
   — Безусловно.
   — Вот как? — ядовито заметил Доминик. — А приданое Арианы?
   — На что вы намекаете? — небрежно осведомился барон.
   — Сундуки с приданым были полны булыжников, земли и прогорклой муки.
   Дегерр так и застыл, одной рукой поправляя плащ.
   — Что вы сказали? — резко произнес он.
   Доминик и Саймон переглянулись и значительно посмотрели на Дункана. Тот мрачно вздохнул и отправился за женой: без Эмбер и на сей раз было не обойтись.
   Прищурив угольно-черные глаза, Саймон твердо взглянул в лицо Дегерру.
   — Я сказал правду, барон, — ответил Саймон. — Когда мы открыли сундуки, в них не было ровным счетом ничего ценного.
   — Да там было приданое, достойное принцессы! — воскликнул Дегерр.
   — Это вы так утверждаете.
   — А вы что же, сомневаетесь в моих словах? — спросил барон обманчиво кротким тоном.
   — Ни в коем случае, барон. Просто я говорю о том, что мы увидели, открыв сундуки.
   — А как Джеффри это объяснил?
   — Он при сем не присутствовал.
   — А кто из моих людей был при этом?
   — Никто, — презрительно усмехнувшись, ответил Саймон. — Ваши благородные рыцари бросили Ариану во дворе Блэкторна и тут же умчались прочь, даже не пригубив вина с дороги.
   — Странно, весьма странно, — недоверчиво произнес Дегерр, с притворным изумлением выпучив серо-голубые глаза. — Значит, я должен поверить на слово рыцарям Блэкторна, что пряности, шелка, драгоценные камни и золото каким-то чудесным образом превратились в какую-то мерзость по дороге из Нормандии в Англию?
   — Да.
   — Другой бы на моем месте подумал, что это не что иное, как надувательство.
   — Не спорю, — коротко согласился Доминик.
   Улыбка Дегерра изменилась — она стала холодной и торжествующей. Барон наконец отыскал то, что хотел: жадность всегда была и будет самой распространенной человеческой слабостью.
   — И что же, вы обличаете меня во лжи? — мягко поинтересовался он.
   — Нет, — сказал Доминик. — Мы даже не требуем от вас никакой платы. Пока.
   Дегерр не успел ничего ответить, ибо в ту же минуту в комнату вошла Эмбер. На ней было алое платье, ее волосы были распущены, а янтарный кулон горел на груди, будто пойманный солнечный лучик.
   — Лорд Доминик, — промолвила она, — вы посылали за мной?
   — Я хотел просить вас, чтобы вы оказали мне услугу.
   Эмбер слабо улыбнулась.
   — Я слушаю вас, милорд.
   — Мы с бароном Дегерром хотим разрешить одну загадку. Вы можете помочь нам в этом?
   При этих словах Доминика барон с интересом взглянул на Эмбер.
   — Эмбер — Посвященная, — пояснил ему Доминик. — Она может…
   — Я осведомлен о способностях Посвященных не хуже вас, милорд, — прервал его Дегерр. — Я сам занимался этим долгое время. Эта леди обладает даром угадывать истину?
   — Да, — подтвердил Доминик.
   Дегерр не смог скрыть разочарования.
   — Должно быть, вы и впрямь не знаете, куда подевалось приданое, — пробормотал он. — Иначе вы никогда не пригласили бы сюда ту, что может отличить ложь от правды. Ну что ж, прошу вас, леди. Возьмите мою руку.
   Эмбер глубоко вздохнула, собираясь с силами, и коснулась его руки.
   Она вскрикнула и, наверное, упала бы на пол, если бы Дункан не поддержал ее. Но, несмотря на боль, захлестнувшую ее, она не выпустила руки барона.
   — Побыстрее! — яростно прохрипел Дункан.
   — Вы подменили приданое вашей дочери? — спросил Доминик Дегерра.
   — Нет.
   — Правда.
   В то же мгновение Эмбер отдернула руку.
   — Благодарю вас, миледи, — произнес Доминик.
   Дегерр разглядывал Эмбер с хищным интересом: от него не укрылось, чего ей стоило использовать свой дар.
   — Какое, однако, сильное оружие ваша хрупкая супруга, — промолвил он. — Я тоже надеялся иметь у себя нечто подобное.
   Дункан кинул на барона свирепый взгляд, но промолчал.
   Дегерр улыбнулся.
   — Полагаю, теперь моя очередь задавать вопросы.
   Эмбер удивленно посмотрела на Доминика.
   — Вы позволите, миледи? — неохотно произнес тот, протягивая ей руку.
   Хотя Эмбер ни разу не проверяла искренность слов Доминика, она без колебаний взяла его за руку. Дрожь пробежала по ее телу, но она быстро овладела собой.
   — Было ли что-нибудь ценное в этих сундуках, когда вы их открыли? — спросил Дегерр Доминика.
   — Нет.
   — Правда.
   — Печати были целые?
   — Да.
   — Правда.
   — Действительно, это достойно удивления, — пробормотал барон.
   Доминик отпустил руку Эмбер.
   — Приношу свои извинения, миледи, — сказал он виноватым тоном. — Я не хотел причинить вам боль.
   — Не извиняйтесь, милорд. Я чувствовала вашу силу, но в вас нет жестокости.
   Дегерр насмешливо улыбнулся: про него Эмбер так не сказала.
   — Похоже, один из ваших рыцарей украл приданое Арианы, — сказал Доминик.
   — А почему именно один из моих рыцарей? Может быть, это дело рук ваших людей?
   — Но печати-то были нетронуты. Ваши печати, барон, а не мои.
   — Ах, ну да, конечно. — Дегерр пожал плечами. — Я полагаю, это все проделки сэра Джеффри. Я доверял ему, как родному сыну, и он имел свободный доступ к моему богатству.
   — И к печатям? — спросил Саймон.
   — Да, и к печатям тоже.
   — Но теперь Джеффри мертв, приданое исчезло, — продолжал Саймон.
   — А вы не спрашивали об этом у моей дочери?
   — Зачем? Ее это так же поразило, как и нас, — возразил Доминик. — Если бы она знала, где ее приданое, она бы немедленно нам об этом сказала.
   Дегерр перевел взгляд на Ариану.
   — Ну, дочка, почему же ты не нашла свое богатство?
   — Я утратила свой дар, когда Джеффри изнасиловал меня.
   — Изнасиловал, говоришь? А своему мужу ты об этом рассказала? — поинтересовался Дегерр с жестокой усмешкой.
   — Да, — холодно ответила Ариана. — И леди Эмбер это подтвердила.
   Легкое удивление пробежало по лицу Дегерра.
   — Итак, ты лишилась своего волшебного дара, — задумчиво сказал барон. — То же случилось и с твоей матерью после нашей с ней брачной ночи. Видно, ведьмам не хочется терять свою власть, но мужчина оказывается сильнее.
   — Вы ошибаетесь, — тихо сказала Мэг.
   Дегерр резко обернулся и смерил взглядом маленькую женщину, стоявшую так тихо, что даже ее колокольчики молчали.
   — Вы что-то сказали, миледи? — переспросил барон.
   — Союз с мужчиной может усилить, а не разрушить могущество женщины, — сказала Мэг. — Все зависит от союза. И от мужчины. С тех пор как я стала женой Волка Глендруидов, мой дар стал еще сильнее.
   — Я рад за вас, — произнес Дегерр и нахмурился.
   Затем пожал плечами и вернулся к тому, что интересовало его больше — слабость, а не сила.
   — Ну что же, теперь нам известно, что Джеффри — недостойный трус, который украл дар Арианы вместе с ее невинностью, — небрежно сказал Дегерр. — К несчастью, из-за него теперь пострадают многие, но так уж устроен мир.
   При этих словах Саймон натянулся, как струна: барон прямо-таки лучился злобным удовольствием — было ясно, что он наконец-то нашел слабое место Блэкторна.
   — Когда я согласился выдать свою драгоценную дочь за одного из ваших рыцарей, — сказал Дегерр, обращаясь к Доминику, — вы обещали мне, что ее муж будет владеть собственным замком, приличествующим леди Ариане и ее высокому положению в Нормандии.
   — Да, обещал, — мрачно согласился Доминик.
   — Хорошо, тогда будьте любезны, лорд Доминик, ответьте, где замок моей дочери?
   — На севере моих владений.
   — На севере? Где именно?
   — В поместье Карлайсл.
   — Тогда почему она живет со своим мужем здесь, а не в собственном замке?
   — Мы все еще собираем рыцарей для защиты своих владений, — через силу промолвил Саймон.
   — И еще там нужно достроить укрепления, — добавил Доминик.
   — На это потребуется немало средств.
   Дегерр снова с явным удовлетворением окинул взглядом комнату.
   — Полагаю, вашего богатства недостаточно для двух замков, — сказал барон. — И богатый урожай в Блэкторне тут не поможет.
   — Я найду средства, — сдержанно произнес Доминик.
   Ответная улыбка Дегерра была холодна как лед.
   — А я тем временем окружу ваш замок, — сказал он, — и буду стоять с моими людьми под его стенами до тех пор, пока вы не выполните свое обещание и не отдадите моей дочери то, что принадлежит ей по праву.

Глава 31

   Барон Дегерр со своими рыцарями уже давно расположился в господских покоях, а Ариана все еще одиноко сидела в своей комнате, склонившись головой к верной арфе, и безмолвно молилась, чтобы Саймон пришел к ней.
   И простил ее.
   «Я должна была предвидеть: Саймон слишком горд — он не мог не отомстить за честь своей жены. Как мы с Мэг ни старались, это все же произошло.
   Мне следовало это знать!
   Но я думала только о себе и желала только одного — чтобы Саймон полюбил меня так же, как люблю его я.
   Глупо! Боже мой, как глупо все получилось!»
   Изящные пальчики слабо тронули струны, и арфа отозвалась жалобным криком, в котором звучало отчаяние безответной любви.
   «Ангелы Господни, как я могла быть такой самовлюбленной дурой! Какое право имела я рисковать будущим Блэкторна в угоду своему глупому, безрассудному желанию? Саймон никогда не полюбит ни одну женщину — как и я раньше не могла довериться ни одному мужчине.
   Но Саймон меня исцелил от ночного кошмара.
   А я не могу его исцелить, как бы мне этого ни хотелось.
   Я не смогу приворожить его сердце».
   Арфа в тишине продолжала петь, наполняя комнату грустью: Ариану преследовали воспоминания о горе и счастье, которые она пережила.
   И мечты, которым теперь уже никогда не суждено сбыться.
   — Соловушка, ты здесь?
   Ариана так желала услышать голос Саймона, что на мгновение ей даже стало страшно: вдруг она поднимет глаза и никого не увидит? Вдруг ей это только снится?
   — Саймон! — прошептала она.
   Нежные и сильные пальцы ласково погладили ее по щеке.
   — Да, это я, — хрипло сказал Саймон. — Я думал, ты уже давно спишь.
   — Я не могла заснуть — тебя ведь не было рядом.
   Желание и что-то еще — то, чему он не мог найти названия, — болью отозвалось в нем в ответ на эти слова.
   — Доминику нужна была моя помощь, — тихо произнес он.
   — Я знаю. Теперь ты ему будешь нужен как никогда.
   Ариана отложила арфу в сторону, по-прежнему не поднимая головы.
   — Мой отец не успокоится, пока не увидит меня владелицей богатого поместья, а Блэкторн — в руинах, — промолвила она безжизненным голосом. — Мое безрассудное желание восстановить справедливость погубило твоего брата.
   Сердце ее сжалось: вот сейчас Саймон холодно согласится с ее словами и отвернется от нее навсегда, как в свое время от Мари.
   И вдруг она почувствовала, как он гладит ее по голове.
   — Мы найдем выход, — уверенно произнес он.
   — Мы?
   — Да, мы — Дункан, Эрик, Доминик и я. Мы соберем всех наших рыцарей.
   — И оставите все замки без защиты.
   Саймон промолчал.
   — Мой отец может быть дьявольски терпелив, когда захочет, — сказала Ариана, не отрывая взгляда от своих стиснутых на коленях рук.
   — Да, по нему это видно, — хмуро кивнул Саймон.
   — Барон достаточно богат, чтобы оставаться здесь, пока он не получит то, за чем пришел. Ему нужны владения в Англии, и он сделает все, чтобы их заполучить.
   Саймон не проронил ни звука.
   — Вам не удастся победить Чарльза Проницательного — он тщательно продумал свою игру, — продолжала Ариана. — И если король Англии или отец Эрика не ссудит денег на укрепление Карлайсла, барон отнимет Блэкторн у твоего брата.
   — Боюсь, король не сможет дать нам денег — у него и без нас довольно просителей, — задумчиво произнес Саймон. — Этот год в Англии на редкость неурожайный.
   — А отец Эрика?
   — Роберт Скрытный ненавидит всех Посвященных — даже собственного сына.
   Ариана слабо покачала головой в безмолвном отчаянии.
   — Тогда нас ничто не спасет, — глухо промолвила она.
   Прохладные густые локоны скользнули по руке Саймона. Незнакомое тревожное чувство пронзило вдруг его душу.
   — Ты так сердита па меня, что не хочешь даже смотреть мне в лицо? — мягко спросил он.
   Ариана тут же вскинула голову. Саймон стоял совсем близко к ней. Выражение его лица было сурово и мрачно. Ворот его рубашки был наполовину расшнурован, будто он задыхался, поднимаясь к ней по лестнице.
   — Я? Сердита на тебя? — повторила Ариана. Неподдельное изумление светилось в ее прекрасных дымчатых глазах.
   — Да. Сердита на меня за то, что я предал твою правду и отомстил за тебя слишком поздно, — горько промолвил Саймон. — За то, что твоя правда ничего не смогла изменить. За то, что я не умею, не могу… любить.
   Ариана взглянула ему в лицо, и сердце ее упало — такая боль была в его глазах.
   — И не смогу полюбить даже тебя, моя храбрая маленькая пташка, — резко произнес он. — Тебе пришлось столько пережить от рук мужчин, но это не убило твою душу. Ты спасла мне жизнь. Ты научила меня парить, подобно волшебному Фениксу, умирая и вновь возрождаясь в пламени страсти. Ты заслуживаешь… большего, чем я могу тебе дать.
   Страдание и безнадежность звучали в его голосе, и Ариана почувствовала, как слезы подступили к ее глазам.
   — Ты ни разу не предал меня. Ни разу, — твердо возразила она. — Ты чуть не погиб, спасая мою жизнь, в то время как я была для тебя всего лишь обузой — строптивой невестой, на которой ты женился из преданности своему брату.
   — Ты никогда не была для меня обузой. Я возжелал тебя с первой же минуты, как увидел. И никогда мне еще не приходилось так желать женщину — это пламя жарче, чем адский огонь.
   Ариана улыбнулась, и улыбка ее была печальной и прекрасной, как слезы, что медленно текли у нее по щекам.
   «Вожделение. Страсть. Желание.
   Но не любовь».
   — Теперь я знаю, как сильно ты желал меня, — вздрогнув, промолвила она, вспомнив ласки Саймона.
   Он заметил ее движение и почувствовал, как огонь пробежал по его жилам, сжигая в пламени страсти всю горечь и боль прошлого, с которым можно было смириться, но которое нельзя было исправить.
   — Ты даже дрожал от желания — так сильно ты хотел меня, — прошептала Ариана, — но ты ни разу не взял меня силой. Ты был нежен, когда другие мужчины были жестоки; тобой владела безрассудная страсть, когда другими — холодный расчет; ты был щедр, тогда как другие скупы и себялюбивы. И я должна сердиться на тебя? Нет, Саймон. Ты благословение, ниспосланное мне свыше.
   — Ариана…
   Голос его пресекся, словно что-то сдавило ему горло. Правда Арианы открылась ему вдруг так ясно, как если бы он заглянул ей в душу.
   Саймон медленно и осторожно запустил пальцы в ее роскошные черные волосы и, чуть приподняв ее лицо, стал осыпать его быстрыми поцелуями, собирая губами слезы, дрожащие у нее на ресницах.
   — Когда я думаю о том, что сделал с тобой этот подонок… — хрипло прошептал он.
   Его поцелуи ласково касались ее лба, щек, ресниц, губ. Ариана дрожала от этих легких прикосновений и тихо плакала, глядя в замкнутое, напряженное лицо Саймона.
   — Забудь об этом, — настойчиво сказала она. — Я больше об этом не вспоминаю. Даже во сне.
   — Над тобой жестоко надругались, и это предательство так глубоко ранило твою душу, что она почти умерла, заледенела. И все же…
   — Ты исцелил меня, — торопливо прервала она.
   — …ты пришла ко мне тогда на крепостную стену и доказала, что такое настоящая страсть.
   Ариана попыталась что-то сказать, но слова замерли у нее на губах.
   — И я взял тебя прямо там, на крепостной стене, — продолжал Саймон. — Я стоял спиной к ледяному ветру, но чувствовал только твое…
   Он на мгновение умолк: дрожь желания и какая-то непонятная тоска внезапно пронзили его тело.
   — …твое тепло, ласково обволакивающее меня, — наконец договорил он. Голос его был хриплым и напряженным. — Ты пришла и отдала мне все, кроме своей невинности.
   — Мне нравилось быть с тобой, — прошептала Ариана, приблизив свои губы к его губам.
   — Я знаю, — ответил он. — Твое наслаждение пролилось знойным дождем.
   Саймон почувствовал, как ее тело вспыхнуло при этих словах.
   — Я… я не знала, что так бывает, — прошептала Ариана. — Я не могла… остановиться.
   — Я знаю, — выдохнул Саймон, нежно покусывая ее губы. — Я и не хотел, чтобы ты останавливалась. Я мог бы стоять там вечно — пускай вокруг меня бушевали бы дождь, снег и ветер, — только бы твоя страсть согревала меня своим огнем.
   Саймон языком провел по изящной линии губ Арианы, и из ее груди вырвался слабый стон удовольствия.
   — Ты дрожала и плакала в моих руках, как сейчас, — сказал Саймон, — и молила только о том, чтобы наши объятия не кончались. Ты отдала мне все, кроме своей невинности.
   — Я желала тебя до безумия.
   — Я тоже.
   — Мне хотелось быть с тобой вечно.
   — Да, твое тело говорило мне об этом лучше всяких слов. Оно плакало от страсти, и мне хотелось выпить его слезы. Ни одна женщина на свете не отдавалась так мужчине. Ты подарила мне все, кроме своей невинности.
   Дрожь пробежала по телу Саймона, и он крепко сжал губы.
   — Саймон! — недоуменно прошептала Ариана.
   — Мне следовало быть с тобой более нежным, — произнес он голосом, полным горечи и сожалений. — Я должен был покрыть твое тело поцелуями — твои волосы, лицо, руки.
   С этими словами Саймон стал целовать ее. Ариана прикрыла глаза, когда сладостная молния желания вспыхнула в ее крови и трепет пробежал по ее телу.
   — Я должен был медленно, осторожно снять твое волшебное платье, — продолжал Саймон.
   Серебряная шнуровка с легким шорохом высвободилась из петель, и аметистовая ткань скользнула вниз под его пальцами. Холодный воздух комнаты только усиливал тепло его губ, когда он склонился к Ариане.
   — Я должен был восхищаться твоей красотой, — хрипло сказал Саймон, целуя ее шею. — Твоя грудь — само совершенство. Шелковистая, горячая — она просит о поцелуях.
   Он нежно прикоснулся губами к маковке каждой груди. Алые бутоны затвердели, пламенея изнутри, жаром горели и ее губы.