Лоуэлл Элизабет. Очарованная

   — Саймон, — прерывисто зашептала Ариана, — что ты со мной делаешь?
   — Тебе больно?
   — Нет, но… о, Саймон!
   Ее слова замерли в тишине, когда сладостная молния удовольствия пронзила ее тело. Саймон продолжал медленно ласкать ее, глядя ей в лицо, улыбаясь ей, когда она истекла. Она мягко содрогнулась, и он слегка приподнял ее, потом снова прижал ее колени к своим бедрам.
   — Держись за меня, — сказал он.
   Ариана повиновалась, и Саймон едва удержался от стона, когда ее нежная пьянящая плоть вновь коснулась его возбужденного тела, воспламеняя его кровь.
   Он быстро спустился по ступеням и прошел через зал к спальне Арианы. Дверь в ее комнату все еще была открыта. Саймон шагнул в нее и захлопнул за собой ударом ноги. Пламя светильника заколебалось от сквозняка, огонь в очаге превратился в горстку серебристой золы.
   — Да здесь так же холодно, как и там, наверху, — произнес он. — Но мне все равно. Меня согреет только твой огонь — тот, что горит меж твоих бедер. Расстегни мой плащ, соловушка.
   Пока Ариана сражалась с большой серебряной пряжкой, скреплявшей его плащ на левом плече, Саймон скользнул ртом по ее рукам, слегка покусывая их, целуя, лаская языком ее пальцы, обещая ей еще большее наслаждение.
   Дыхание Арианы стало учащенным, руки ее задрожали, едва она взглянула в глаза Саймона и прочла в них горячий огонь желания.
   — Ты боишься? — тихо спросил он, зная ответ, но желая услышать его из ее уст.
   — Нет. Просто ты… смутил меня, — выдохнула она.
   Саймон загадочно улыбнулся.
   — Вот и все, — произнесла Ариана, расстегнув наконец его плащ.
   — Нет, моя госпожа. Все только начинается.
   Саймон бросил плащ на постель. Его белая меховая изнанка мерцала в неясном свете, как серебро. Саймон осторожно опустил Ариану на середину плаща и откинул назад ее волосы.
   Лиф ее платья был полностью расшнурован, грудь обнажена, юбки приподняты выше талии. Ее женственность предстала глазам Саймона во всей неприкрытой прелести. Он смотрел на нее напряженным, горячим взглядом, и Ариана зарделась от смущения.
   Но в следующее мгновение она забыла о своей наготе, ибо и Саймон тоже был полуголым, и его затвердевшая плоть гордо восстала. Улыбнувшись так, как улыбались все женщины еще со времен Евы, Ариана потянулась к Саймону и ласково прикоснулась кончиками пальцев к его телу.
   В ответ Саймон подарил ей горячую мужскую улыбку. Он нетерпеливо снял с пояса меч и отложил его в сторону, пока тонкие пальчики Арианы ласкали его плоть, возбуждая его.
   — Ты прекрасен, мой господин! — прошептала Ариана.
   Ее слова зажгли пожар в его теле, под ее пальцами его плоть еще больше напряглась. Саймон вздрогнул, почувствовав бешеный ток крови, наполняющий его сознанием собственной силы.
   — Ты околдовала меня, — хрипло произнес он. — Ни одна женщина не возбуждала меня так, как ты. Я только что взял тебя, и я готов сделать это снова, не медля ни минуты.
   — Я твоя!
   Саймон застонал, пытаясь укротить страсть, раздирающую его тело сладостными когтями. Когда его дыхание восстановилось, он склонился к ней и провел рукой от ее лодыжек к треугольнику между ее бедрами.
   Ариана задохнулась, глядя ему в лицо.
   — Саймон!
   — Позволь мне, моя госпожа.
   Ариана медленно раздвинула ноги, облегчая путь его нежным прикосновениям. Он опустился на колени подле ее ног и нежно раздвинул пальцами ее горячие, чувствительные лепестки. Ее дыхание прервалось, и он снова ощутил источаемую ею росу.
   — В тебе горит страсть! О таком огне я даже не мечтал, — прошептал Саймон. — Наяву ты горячее, чем в моих снах.
   Саймон резко вдохнул ее запах — казалось, самый воздух был напоен ее страстью, возбуждая его еще сильнее.
   — Ты ничего не оставляешь себе, — хрипло прошептал он, — ничего не скрываешь от меня, отдаешь все, что имеешь.
   Саймон чувствовал, как неумолимо тают последние остатки его сдержанности, но ему уже было все равно. Ариана дрожала в его руках, дыхание ее прерывалось стонами наслаждения, тело горячо трепетало под его ласками. У Саймона не оставалось никаких сомнений в том, что он не одинок среди чувственной бури. И он не мог больше противиться яростному напору желания, сжигавшего его заживо.
   — В другой раз, — произнес Саймон, в то время как его руки скользнули ей под колени, — в другой раз я медленно раздену тебя и возьму твое тело, пробудившееся к ласкам, так, как я мечтал, как я всегда хотел тебя взять.
   Саймон ласкал ее ноги, тихонько раздвигая их еще больше.
   Глаза Арианы широко распахнулись, когда руки Саймона приподняли ее ноги осторожным, сильным движением, полностью раскрывая ее.
   — Я должен взять тебя. Прямо сейчас, — сказал Саймон.
   Он вошел в нее, заполняя своим телом ее пустоту.
   У Арианы перехватило дыхание, когда пламя наслаждения расцвело у нее внутри, как цветок под лучами солнца. Ее переполняло столь совершенное соединение их тел. Имя Саймона не переставая срывалось с ее губ — отголосок наслаждения, разрывавшего ее тело.
   — Соловушка, дикая моя пташка, что было в прошлом, теперь не имеет никакого значения. Для меня существует только настоящее. Ты горишь для меня — вот правда, которая мне известна. Ни одна женщина не отдавалась мне с такой страстью.
   Их переплетенные тела отдались стихийному потоку, уносящему обоих к неведомым берегам. Приглушенные крики срывались с губ Арианы — чувство освободилось от оков, открыв дорогу правде, не замутненной даже слабой тенью лжи.
   Волны наслаждения омывали ее — казалось, согревался даже холодный воздух в комнате.
   — Пой, соловушка. Пой мне об огне, который тебя сжигает. Я не хочу ничего знать о твоем прошлом. Для меня существует только настоящее.
   Ариана попыталась что-то сказать Саймону — она уже больше не ощущала своего тела. Сладостный огонь разлился в ее крови, преображая, околдовывая ее. Она затрепетала на вершине блаженства и прильнула к богатырю, который заполнил ее тело.
   Саймон улыбался ей, лаская и слегка покусывая зубами ее шею, грудь, мочки ушей, продолжая в то же время входить в нее. Он нависал над ней, как скала, проникая в нее все глубже и глубже, и пил ее крики, как сладкий нектар.
   Он погружался в нее, забирая с собой в запредельную высь.
   Саймон склонялся к Ариане и пил ртом ее стоны, в то время как его тело исторгало из нее все новые крики наслаждения.
   Вскрикнув, Ариана выгнулась навстречу Саймону, как тугая тетива лука, откинула голову, ее черные волосы разметались. Он задержал ее в своих объятиях, поймав ее в этом безумном страстном порыве, застыл над ней в ожидании, содрогаясь от чувственной жажды.
   И вдруг Саймон почувствовал, как безмолвный восторг уносит Ариану, услышал ее прерывистый вскрик. Он отбросил всю свою сдержанность, отдавая ей себя с каждым неистовым движением своего тела, заполняя ее собой до тех пор, пока в вихре наслаждения не исчезли прошлое и настоящее, ложь и боль — осталась только истинная страсть, столь сильная, что Саймону казалось, она убьет его.
   И это было только начало.
   Он был уверен в этом так же, как в собственной силе.
   Медленно, с осторожной нежностью, Саймон начал вновь погружать Ариану в запредельный мир наслаждения.
   Глубокая ночь опустилась над замком, и даже луна потонула в непроглядном мраке. Последняя вспышка страсти была неистовой, почти исступленной — Ариана дрожала и плакала в руках Саймона, не переставая повторять его имя с каждым прерывистым вздохом. Он поцеловал ее мокрые ресницы, уложил рядом с собой и натянул на них плащ.
   — То, что случилось раньше, не имеет значения, — прошептал он, почти касаясь ее губ. — Но после этой ночи ты будешь петь свои песни только для меня, соловушка. Только для меня.
   Его хриплый голос не мог скрыть железную волю, почти приказ, — как его чувственность не могла скрыть сдержанную мощь его тела.
   — Я бы ни за что не вынесла прикосновений другого мужчины, — прошептала Ариана. — Я люблю тебя, Саймон. Поэтому я и поборола в себе страх перед мужской силой.
   Саймон прикрыл глаза.
   — Не говори мне больше о прошлом. Это только причиняет боль.
   — Но…
   Он нежно закрыл ей рот поцелуем.
   — Кроме тебя, мне никто не нужен. Мне кажется, что я мечтал о тебе всю жизнь, — тихо прошептал Саймон.
   Он крепко обнял ее и заставил себя смежить веки, отдаваясь сну так же, как он отдавал себя их соединенным в страсти телам.
   Но Ариана никак не могла заснуть. Долго еще лежала она с открытыми глазами, тихо вздыхая. Сердце ее болезненно сжималось от того, что было сказано.
   И от того, что осталось невысказанным между ней и Саймоном.
   «Я соблазнила его — весьма искусно соблазнила, — с мрачным отчаянием думала Ариана. — Теперь он примет свою жену, пускай она и не девственница, без всяких возражений. К чему скрывать? Вместе мы жарче горим, чем порознь.
   Но он мне не верит.
   Он верит Джеффри.
   И он не любит меня так, как я люблю его. Потому что не доверяет мне».
   Удастся ли ей когда-нибудь вырваться из пут того ночного кошмара? Ариана теперь все больше сомневалась в этом.

Глава 27

   — Всадники! — раздался крик дозорного.
   Его тревожный голос достиг господских покоев в башне: пост находился прямо над ней.
   — Они в шести милях отсюда, у кромки леса! Я не заметил, сколько их, — они уже скрылись!
   Саймон и Доминик обменялись быстрыми взглядами поверх огромных расходных книг, грудами наваленных на столе. За этим столом обычно завтракали, но с наступлением холодов здесь же вели и все подсчеты, так как господская половина была самой теплой в замке.
   — Они поехали через лес? — пробормотал Доминик. — Странно — этой дорогой редко пользуются.
   — Но за ней труднее следить с дозорной башни, — хмуро возразил Саймон. — Кстати, это и самый короткий путь из Стоунринга в Блэкторн. Может, Дункан решил нас навестить? Ты его не ждешь?
   — Нет — во всяком случае, пока он не может оставить свой замок. Да и погода отнюдь не подходящая для дальних путешествий: в горах уже выпал снег, и дороги скованы льдом.
   Доминик обернулся к одному из оруженосцев, чинившему в углу кожаные рубашки, которые надевали под кольчуги.
   — Бобби, ступай к сэру Томасу и скажи, чтобы объявил тревогу.
   — Слушаю, милорд!
   Парнишка бросил работу и выбежал из комнаты.
   — Эдвард, пойдешь со мной в оружейную, — коротко приказал Саймон.
   — Да, сэр!
   — Джон! — спокойно произнес Доминик, не прибавив более ни слова.
   Да в этом и не было нужды: хотя он совсем недавно назначил Джона, сына Гарри Колченогого, своим оруженосцем, тому не нужно было напоминать его обязанности — сказалась выучка отца: до того, как Гарри был искалечен в битве, он слыл самым сильным и выносливым рыцарем в Блэкторне.
   Саймон и Доминик быстрыми шагами вышли из комнаты и направились в оружейную в сопровождении своих юных слуг, на лицах которых едва пробивался пушок.
   Над полями Блэкторна поплыл тревожный набат, созывая всех в спасительное укрытие замка. Двор наполнился голосами — рыцари, оруженосцы и стражники со всех ног бежали к оружейной.
   Хотя Саймон и Доминик надели доспехи с быстротой, свидетельствующей о давнем знакомстве с тяжелым боевым облачением, в комнате уже было полно народу, едва братья успели принять мечи из рук своих оруженосцев.
   Они одновременно пристегнули клинки одинаково быстрым, точным, уверенным движением. Саймон, как всегда, чуть опередил Доминика. Доминик еще только поправлял пояс, а Саймон уже взял у Эдварда свой тяжелый зимний плащ и застегнул его на плече.
   Бросив взгляд на белый переливающийся мех, Саймон невольно улыбнулся — он вдруг подумал, что теперь при взгляде на него всегда будет вспоминать Ариану, ее полуобнаженное тело, вспыхнувшее огнем, обращенные на него сверкающие аметистовые глаза, когда он погружался в ее ласковое лоно.
   В последующие дни их пыл не охладел. Они бросались в объятия друг друга каждую ночь — она так же неистово, как и он. И если уж говорить начистоту, то и утром, на рассвете, они продолжали начатое при свете луны. Сегодня вечером Саймон вновь надеялся встретить ее восторженный прием.
   Скоро, совсем скоро!
   — Какая у тебя улыбка, — усмехнулся Доминик, хитро поглядывая на младшего брата. — Что, кровь кипит в предвкушении битвы?
   — Да пет, я просто подумал… еще кое о чем.
   — О предстоящей ночи? — вкрадчиво осведомился Доминик.
   Саймон сверкнул глазами.
   Доминик ухмыльнулся.
   — Ты что же думаешь, никто не замечает, что вы с Ариа-ной не вылезаете из спальни, проводя большую часть времени в постели?
   — В постели? Да Бог с тобой! — серьезно возразил Саймон. — Мы с ней охотимся у речки за проворными угрями — как ты да я в детстве.
   Доминик расхохотался так громко, что находившиеся поблизости воины недоуменно оглянулись на него.
   Но Доминик уже застегивал свой черный плащ серебряной глендруидской пряжкой. Прозрачные волчьи глаза блеснули зловещим светом в колеблющемся пламени факела, как бы обещая: того, кто разбудит спящее чудовище, именуемое войной, ждет жестокая расплата.
   Вслед за Волком Глендруидов рыцари стали торопливо готовиться к битве.
   Саймон и Доминик быстро поднялись на крепостную стену, сопровождаемые лязгом стальных доспехов. Оруженосцы едва поспевали за ними с тяжелыми шлемами в руках, которые надевались прямо перед битвой. Глаза юнцов возбужденно горели в предвкушении предстоящей битвы, но, как и все жители замка, они ощущали и некоторое беспокойство: хотя замок окружала прочная каменная стена, с одной стороны в пей все же зияла брешь, которую заделали деревянным частоколом.
   Часовой поприветствовал Доминика, но не сообщил ничего нового: всадники исчезли из поля его зрения и появятся снова, только выехав в поле.
   Небо заволокли низкие серые облака. Саймон и Доминик. оба в кольчугах цвета грозовой тучи, стояли на крепостной стене, всматриваясь вдаль. Ледяной порывистый ветер трепал их волосы, вздымал длинные плащи.
   — Ты думаешь, это Дегерр? — спросил Саймон.
   Доминик передернул плечами.
   — Слухи о его приближении поступают ко мне беспрестанно — с того самого дня, как сюда пожаловал этот хвастун Джеффри. И с тех пор, в течение десяти дней, эти сведения ни разу не опровергались.
   — Значит, Дегерр медленно продвигается на север, собирая по пути рыцарей, стрелков и всякий сброд.
   — И шлюх, — ввернул Доминик.
   — Ну да, как и подобает барону, собирающемуся на войну.
   — Он заявляет, что собирает людей для нового похода в Святую Землю.
   — Вряд ли кто верит его словам.
   Доминик досадливо дернул плечом.
   — Но до сих пор никто не сказал ему об этом.
   — Пока не сказал. Однако, я полагаю, его усилия напрасны — ему теперь ни за что не отыскать повода к войне в Спорных Землях, — уверенно произнес Саймон.
   Доминик промолчал.
   — Несмотря на хитрые происки посланника Дсгерра, король одобрил мой брак с Ариапой, — продолжал Саймон. — Герцог Нормандии тоже быстро успокоится, когда до него дойдут слухи о моей свадьбе — вместе с моими дарами.
   — Этот герцог предпочитает, чтобы его величали королем, — сухо заметил Доминик.
   — Да мне все равно, как его там называть — король, герцог или бродяга, — возразил Саймон. — Главное, чтобы он остался доволен нашим браком. Я-то уж во всяком случае доволен. Следовательно, нам с бароном Дегерром не о чем спорить и он напрасно собирает рыцарей по всей округе.
   — Напрасно? Не думаю. Скорее всего он выжидает, когда до него дойдут слухи, что Саймон Верный вызвал па поединок Джеффри Красавца и Джеффри поплатился жизнью за свой мерзкий болтливый язык.
   — Дегерр может ждать до скончания века, — отрезал Саймон. — Я не собираюсь гоняться за каждой навозной мухой, которая жужжит у конюшни.
   Доминик кинул взгляд в сторону оруженосцев, коротко махнул им рукой, приказывая отойти подальше, и те немедленно скрылись под навес, закрывающий вход на винтовую лестницу дозорной башни.
   — Саймон… — начал Доминик, потом вздохнул. — Клянусь Богом, я не предполагал, что до этого дойдет.
   Саймон напряженно ждал, пытаясь угадать, что так встревожило его брата.
   — Позволь, я пошлю за леди Эмбер, — наконец произнес Доминик. — Она-то сможет отличить правду от лжи в грязных обвинениях Джеффри. И тогда мы приструним этого смутьяна.
   — Нет, ты этого не сделаешь.
   Голос Саймона прозвучал резко, даже требовательно. Доминик от неожиданности сразу не нашелся, что сказать. Он помолчал, потом холодно произнес:
   — Чем объясняется твой отказ?
   — Просто я не хочу, чтобы Ариана, а с ней и Эмбер, подвергались такой пытке, как гадание Посвященных.
   Это была только половина правды, но Саймон не собирался больше ни с кем обсуждать ее вторую половину.
   — Тысяча чертей, — прорычал Доминик. — Ведь Эмбер может положить конец этой лжи!
   — Какой лжи? — с расстановкой произнес Саймон.
   Доминик не смог скрыть потрясения.
   — Но ведь Джеффри утверждает, что он любовник Арианы!
   — Нет, он не утверждает, а только намекает на это.
   — Но, Саймон…
   — Кто-нибудь может сказать, что Ариана хоть раз была мне неверна?
   Доминик прошипел сквозь стиснутые зубы злобное проклятие, яростно стукнув закованным в броню кулаком по каменному парапету.
   — Ну, так что? — холодно продолжал Саймон.
   — Иисус и Мария! — пробормотал Доминик. — Конечно, нет! С тех пор как Джеффри ступил во двор замка, мне известен каждый его шаг, и для меня не секрет, где и как эта свинья проводит свой досуг.
   — И Свен ходит за ним по пятам?
   — Да.
   Саймон пожал плечами.
   — Тогда нам не о чем беспокоиться.
   — Не прикидывайся безмозглым тупицей, Саймон, у тебя это плохо получается, — сердито бросил Доминик. — Уж кто-кто, а я-то прекрасно знаю, что твой разум гораздо проворнее твоего меча.
   Саймон промолчал.
   — Послушай, Джеффри похваляется направо и налево, что переспал с твоей женой, — произнес Доминик, понизив голос.
   — Это так.
   Доминик ошеломленно уставился на него.
   — Мы с Арианой говорили о прошлом всего один раз, — сказал Саймон. — И после той ночи я запретил ей касаться этой темы.
   — Ариана призналась тебе, что Джеффри был ее любовником?
   — Она сказала, что Джеффри принудил ее к этому силой.
   — Принудил силой? — переспросил Доминик. — Ты хочешь сказать, что он ее обесчестил?
   — Именно так.
   — И барон Дегерр по-прежнему любит Джеффри, как собственного сына? — с сомнением в голосе спросил Доминик.
   — Да.
   — Ему что, ничего не известно?
   — Напротив, ему известно все, — бесстрастно возразил Саймон.
   — И что же?
   — Это случилось, когда Ариаие объявили, что ее супругом будет Дункан из Максвелла, а не Джеффри Красавец, — ответил Саймон. — Джеффри говорит, что она привела его в свою комнату, они выпили вина и затем она его соблазнила.
   Доминик злобно прищурился.
   — Неужели ему поверили?
   — Поверили.
   — Но почему? — резко спросил Доминик.
   — В сосуде с благовониями, принадлежащем Ариане, было дурманящее зелье, а сам сосуд нашли в ее постели, среди окровавленных простыней.
   — Это тебе рассказала Ариана?
   — Она сказала мне только то, что потеряла девственность по вине Джеффри, а уж он расписал мне все подробности — с превеликим… удовольствием.
   Доминик выругался: он ни минуты не сомневался, что Джеффри попросту нравилось дразнить Саймона.
   — А что сама Ариана говорит в свое оправдание?
   — Мы с ней не говорим о прошлом. Никогда.
   — Клянусь преисподней! — прошипел Доминик, еле сдерживая гнев. — Да все это и впрямь напоминает корзину с угрями!
   — Да, ты прав.
   — Как ты думаешь, что произошло между Джеффри и Арианой на самом деле?
   Саймон не проронил ни слова.
   — Во имя всего святого, — тихо произнес Доминик, — ты что же, поверил Джеффри?
   В напряженном молчании Доминик изучал лицо Саймона серыми проницательными глазами, мерцающими, как серебряная глендруидская пряжка у него па плече. Затем ои негромко выругался и отвел взгляд.
   — Даже если я и убью Джеффри, это никак не изменит то обстоятельство, что у Арианы я был не первый, — ровным голосом произнес наконец Саймон. — Значит, я не имею никакого права подвергать опасности будущее всех обитателей Блэкторна, пытаясь исправить то, что невозможно исправить.
   На некоторое время между братьями установилось тяжелое молчание — слышны были только крики рыцарей, занимающих оборонительные позиции по всему замку, да завывания ветра.
   — И что же, ты с этим смиришься? — наконец промолвил Доминик.
   Саймон на мгновение прикрыл глаза, но, когда он вновь обернулся к брату, в его взгляде уже ничего нельзя было прочесть.
   — Ариана была и останется моей женой — другой жены у меня не будет, — твердо сказал он.
   Доминик сжал губы.
   — То же самое говорила и Мэг.
   Саймон поморщился.
   — Опять эти глендруидские прозрения!
   — Да, ты угадал. Ей открылось, что ты скорее примешь Ариану, чем невинную невесту, которой ты, без сомнения, заслуживаешь. Только ее слова и удержали меня от того, чтобы в тот же день послать за Эмбср и с помощью ее волшебного дара вколотить правду в твою упрямую башку.
   — Премного тебе благодарен. Я бы не хотел, чтобы Ариана подверглась такому унижению на глазах всего замка.
   — А ты? А твоя честь?
   — Ей приходилось выносить и не такие удары.
   — Какие же, позволь полюбопытствовать?
   — А ты разве забыл? Ты ведь чуть было не лишился жизни из-за моей связи с замужней шлюхой.
   Нахмурившись, Доминик бросил взгляд ца убранные поля и гуманные холмы.
   — И что ты намерен предпринять, когда Джеффри обвинит Ариану в супружеской измене? — спросил Доминик. — Ты ведь знаешь, что он это непременно сделает — только и ждет повода, чтобы заставить тебя вызвать его на поединок.
   — Свен докажет всем и каждому, что он лжет.
   — Свен следит за Джеффри лишь с того момента, как тот вошел в ворота нашего замка. Но, как мне известно, Ариана и Джеффри перед этим уже успели встретиться.
   — Свену следовало бы быть осторожнее и не болтать чего не следует, — промолвил Саймон с убийственным хладнокровием. — А то ведь я могу ненароком и убить — его-то смерть не приведет к войне.
   — Но он же твой друг.
   — А Ариана — моя жена.
   Доминик внимательно посмотрел в глаза брату и снова обратил взгляд вдаль.
   — Если бы Блэкторн был достаточно силен, чтобы выстоять в войне с бароном Дегерром. — произнес Доминик, — скажи, где был бы сейчас Джеффри?
   — Он бы уже десять дней гнил в земле, — коротко ответил Саймон.
   Доминик почувствовал, как комок подступил у него к горлу. Он прищурил глаза — то ли от холодного ветра, то ли потому, что хотел скрыть охватившее его волнение. Прошло некоторое время, прежде чем он опять заговорил:
   — Ты не вытаскиваешь меч из ножен и сносишь все оскорбления от этого подонка только из преданности мне, — произнес он дрогнувшим голосом.
   — Я делаю это для тебя и для Мэг. Ради вашего ребенка, которому еще только суждено родиться. И ради моих детей, которых я теперь тоже надеюсь иметь.
   — Если бы мы были на Святой Земле, ты бы так не поступил.
   — В то время я был просто глупец — мною правила страсть, а не здравый смысл. Теперь все изменилось — страсть больше не имеет надо мной власти. Я сам направляю ее в нужное мне русло.
   Доминик молча стиснул руки в кулаки. Снова и снова он спрашивал себя, имеет ли право принять жертву Саймона. Его брат, как никто другой, понимал, как уязвим сейчас Блэкторн. Они не смогли бы отразить атаки Дегерра, если бы тот пошел на штурм замка вместе со своими рыцарями.
   Волк Глеидруидов закрыл глаза и склонил голову в безмолвной молитве. Потом поднял голову и взглянул на младшего брата, которого он любил так, как не любил никого в своей жизни, — кроме Мэг.
   — Я навеки у тебя в долгу, — произнес он наконец, глаза его блестели. — В неоплатном долгу.
   — Нет, — промолвил Саймон. — Это я у тебя в долгу.
   Но Доминик уже повернулся и направился к часовому, и слова Саймона услышал только ветер.
   — Я вижу их, милорд! — крикнул дозорный. — Они приближаются, как ураган!
   Доминик поднес руку к глазам, всматриваясь вдаль. Саймон поспешно подошел и вновь встал с ним рядом.
   Дозорный не ошибся — всадники неслись во весь опор.
   — У них боевые копи, — произнес Саймон.
   — Да, я вижу.
   — Смотри! — воскликнул вдруг Саймон. — Это же леди Эмбер!
   — Ты уверен?
   — Конечно. Когда я впервые ее увидел, ее волосы горели золотистым пламенем — как сейчас. Силы небесные, да с ней и Эрик! Видишь? Стагкиллср бежит рядом с конем.
   — Он прав, — послышался сзади голос Свена. — А вон тот гнедой конь принадлежит Дункану. Я хорошо запомнил его масть — я ведь сам привел его в Блэкторн этим летом.
   — Слава Богу, — выдохнул Доминик.
   Он обернулся и подозвал к себе Джона.
   — Объяви всем жителям замка, что они могут вернуться к своим делам, — сказал Доминик. — И дай знать леди Маргарет, что у нас будут гости.
   — Будет исполнено, милорд, — с готовностью ответил паренек. Он повернулся и со всех ног помчался выполнять приказание.
   — Мы встретим их у ворот, — продолжал Доминик. Затем прибавил, обращаясь к Свену: — Где этот возлюбленный рыцарь барона Дегерра?