Лоуэлл Элизабет. Очарованная

   Ариане страстно хотелось поверить в это, как и в улыбку Саймона, но горький опыт прошлого вновь наполнил ее сердце тоскливым холодом.
   «Улыбка мужчины — что изменчивая радуга. Если я поддамся ее обаянию, то не в силах буду совершить то, что должна. И этот ужас будет повторяться снова и снова.
   Но в этот раз я буду настороже. Все время настороже».
   Ариана невольно содрогнулась от переполнявшего ее страха и отвращения. И только мысль о кинжале, молнией сверкнувшая в ее усталом мозгу, помогла девушке взять себя в руки.
   — Дай мне еще вина, соловушка.
   Не говоря ни слова, Ариана подала кубок Саймону. Но он не взял его.
   — Нет, мне больше нравится пить вино с копчиков твоих пальцев, — неожиданно произнес он.
   Ариана уставилась на него напряженным, испытующим взглядом. Его глаза были чисты и ясны. Вино не затуманило ни их, ни его разум.
   Но ведь его следует напоить до бесчувствия — только тогда ее план будет удачным!
   — Так ты будешь пить до рассвета, — попыталась возразить она.
   — Ну и отлично — мы славно проведем ночь.
   Ариана покорно вздохнула, обмакнула кончик пальца в вино и протянула Саймону. В этот раз тепло его губ не испугало ее, скорее напротив — оно было ей приятно.
   Саймон, видимо, тоже находил их игру забавной — он даже замурлыкал от удовольствия.
   Ариана улыбнулась — так странно ей показалось, что этот большой сильный воин мурлычет, как котенок.
   — Я рассмешил тебя, соловушка? — спросил Саймон.
   — Просто я никогда раньше не слышала, как мурлычет рыцарь, — лукаво заметила Ариана.
   Прежде чем Саймон успел открыть рот для ответа, она торопливо опустила два пальца в чашу с еином. Ариана так стремилась поскорее напоить его, что не рассчитала и погрузила руку слишком глубоко — вино потекло с пальцев на ладонь и далее, на запястье.
   Но Саймон проворно собрал губами темно-красные струйки.
   Держи он ее за руку, она стала бы вырываться. Но он продолжал спокойно и непринужденно сидеть рядом, и она сама протягивала ему руку.
   — Какой странный звук, — произнес вдруг Саймон.
   — О чем ты?
   Кончиком языка Саймон провел по тонким голубым жилкам у нее на запястье, где под нежной кожей ощущалось неистовое биение пульса.
   — Ой! — испуганно вырвалось у нее.
   — Вот-вот, слышишь? Здесь бьется тревога, удивление и удовольствие, — промолвил он.
   — О, ты такой… непредсказуемый, — озадаченно пробормотала она.
   Саймон с трудом сдержал улыбку: то же самое он мог бы сказать и о своей жене.
   — Непредсказуемый? — переспросил он. — Нет, я просто суровый воин, который…
   Ариана хотела возразить, но он продолжал:
   — …который взял в жены удивительную красавицу: она, как от, огня, бежит от поцелуев и дрожит при одной мысли о брачном союзе.
   — Это не так.
   — Тебя не пугает наш союз? — мягко спросил он.
   — Нет, не то. Просто я совсем не красавица. Мэг и Эмбер куда красивее меня.
   Саймон от души расхохотался.
   — Ариана, да я бессилен даже описать твою красоту!
   — А я не в силах поверить твоим сладким речам, — возразила она.
   — Ну вот, значит, тебе нравятся мои комплименты.
   — Еще вина? — спросила она, старательно избегая взгляда его блестящих глаз. — Но теперь уже пей не с моих пальцев. А то это займет слишком много времени, и ты не успеешь…
   — Что?
   «Убить невесту».
   На мгновение Ариане почудилось, что она произнесла вслух эти ужасные слова, но Саймон продолжал все так же внимательно смотреть ей в глаза, ожидая ответа, и она поняла, что ее мысли остались при ней. Ариана глубоко вздохнула и призвала на помощь всю свою волю.
   — Ты не успеешь выпить кубок до дна, — торопливо продолжала она, — если будешь пить по капельке.
   — А разве что-нибудь ожидает меня на дне кубка?
   — Это зависит от твоего желания.
   Саймон недоверчиво прищурился.
   — Неужели?
   — Да. — Ариана принялась выдумывать на ходу: — В Нормандии существует древнее поверье, что желание, загаданное в брачную ночь, непременно исполнится, если быстро до дна выпить свадебную чашу.
   — Странно. Я сам из Нормандии, но никогда об этом не слышал.
   — Ты мне не веришь? — с упреком произнесла она.
   — Скажем, у меня есть некоторые сомнения.
   Ариана с мольбой заглянула ему в глаза.
   — Ну пожалуйста, Саймон, — вкрадчиво произнесла она.
   — Полную чашу?
   — Да.
   — И одна чаша — одно желание?
   — Да, — твердо повторила она.
   — А если у меня два желания?
   — Тогда ты должен выпить два кубка, один за другим, не останавливаясь.
   — А ты? — спросил он.
   — У меня только одно желание.
   Саймон взглянул на невесту: в глазах Арианы было темно, как в пучине, и вместе с тем в них светилась затаенная грусть. Саймон дорого бы дал, чтобы узнать ее мысли.
   — О чем же ты мечтаешь, соловушка?
   — Сейчас я не могу тебе сказать.
   — А когда сможешь?
   Ариана печально умолкла и медленно опустила длинные черные ресницы, стараясь скрыть тревожный блеск своих аметистовых глаз.
   — Пока не могу, — прошептала она.
   — А потом?
   — Потом — когда-нибудь.
   В очаге взметнулись искры и тут же угасли. Саймон задумчиво смотрел на девушку, которая была для него неразрешимой загадкой.
   «Ты похожа на эти огненные искры, маленькая ночная пташка. Вспышки твоего тепла поглощает мрачная тьма.
   Что там говорила про тебя Эмбер? Предательство так глубоко ранило твою душу, что она почти умерла, закованная в лед отчуждения.
   Но мне все же удается порой высечь искры из твоей темной глубины».
   — Загадывай желание, — хрипло произнес он.
   — Сначала ты, — сказала она.
   — Что, еще одно «древнее» поверье?
   Не обращая внимания на насмешку, прозвучавшую в его голосе, Ариана серьезно кивнула.
   Не спуская с нее глаз, Саймон поднял кубок.
   — Пью за то, чтобы сгореть, как птица Феникс, в твоем аметистовом огне и, подобно Фениксу, возродиться из пепла, чтобы сгорать вновь и вновь.
   Саймон выпил кубок до последней капли, перевернул его, показывая Ариане, что он пуст, и снова наполнил его вином.
   — Теперь ты, — произнес он.
   Ариана с затаенной тревогой посмотрела на кубок: хотя Саймон налил его всего наполовину, ей все равно было этого много.
   — Я не смогу выпить его так же быстро, как ты, — сказала она.
   Саймон улыбнулся.
   — Конечно, соловушка. Иначе ты и летать-то не сможешь.
   Глубоко вздохнув для храбрости, Ариана поднесла кубок к губам.
   — Твое желание, — промолвил Саймон.
   — Оно касается тебя.
   Саймон от удивления не нашелся, что сказать.
   — Пусть то, что случится сегодня ночью, никогда не причинит тебе боли, — торопливо проговорила она.
   И прежде чем Саймон успел поинтересоваться, что означает этот странный тост, Ариана выпила кубок так быстро, как только могла. Тепло разлилось по ее телу, и в голову ударила мягкая волна.
   — Возьми и загадай свое второе желание, — выдохнула она, отдавая чашу ему в руки.
   — Я не тороплюсь, — спокойно ответил Саймон.
   Но на лице Арианы отразилось такое разочарование, что он пожал плечами и вновь наполнил кубок.
   — Пью за то, чтобы когда-нибудь познать ту тьму, где витает мыслями моя ночная пташка.
   Ариана смотрела, как он пьет, с плохо скрываемым беспокойством. И лишь когда Саймон осушил кубок до последней капли, вздохнула с облегчением.
   «Ну вот, наверное, этого ему достаточно. Он выпил много здравиц внизу, в большом зале, в то время как я только притворялась, что пью. И сейчас он выпил два полных кубка, а я — всего полчаши.
   Да, этого достаточно».
   — Не беспокойся, — сухо произнес Саймон, опуская кубок. — Я не свалюсь в бесчувствии после двух глотков вина.
   Он налил вино в один из кубков и вновь предложил его Ариане.
   — О, нет, нет, — быстро сказала она. — У меня всего лишь одно желание.
   — Но то было для меня, а теперь — загадай для себя.
   — Нет, если то желание исполнится — все остальное не важно.
   Она произнесла эти слова почти со страстью. Саймону стало ясно, что она имела в виду именно то, что сказала. Какова бы ни была ее игра — это была игра не на жизнь, а на смерть.
   Нахмурившись, он заглянул в глубь бокала, где гранатовая влага слегка кружилась, отбрасывая темно-красные отблески.
   — Тогда будем пить по капле, — сказал Саймон. — Не будем спешить, — улыбнулся он, — но и скучать нам не придется.
   — Я не понимаю тебя. Что ты задумал?
   Саймон молча отхлебнул вина, умышленно оставив блестящую полоску жидкости на губах.
   — Пей с моих губ, — предложил он.
   Ариана недоуменно взглянула на него, но тем не менее приблизила кончики пальцев к его рту, намереваясь стереть темно-красные капли.
   — Нет, соловушка, выпей их губами.
   Ариана широко распахнула глаза, открывая их волшебную аметистовую глубину, окаймленную густыми черными ресницами. Она всего несколько раз целовала Джеффри, и то не в губы. Даже тогда, в ту страшную ночь.
   Ариана неуверенно потянулась к Саймону. Коснувшись его губ, она сначала испугалась — они были теплые, гладкие, упругие. Мягкая бородка окаймляла их, и ей вдруг захотелось потереться о нее щекой. И вкус — вкус его губ был такой необычный!
   Она медленно, тщательно собрала губами каждую каплю вина с его губ и вдруг похолодела от ужаса. Что она наделала! Сейчас он грубо схватит ее, бросит на кровать и примется удовлетворять свою похоть.
   В глазах Арианы застыл безумный, всепоглощающий страх.
   — Ну и что, это было так ужасно? — спокойно осведомился Саймон.
   Она отрицательно затрясла головой.
   — Но ты думала, что это будет именно так?
   — Я… я никогда раньше не целовалась с мужчиной.
   Ее слова были для Саймона как вспышка света, озарившая темноту.
   «Я уже начинаю верить, что Ариана и вправду та, кем кажется — невинная пугливая девушка, а не изощренная кокетка».
   — Ты что, думала, я тебя укушу? — полушутя-полусерьезно спросил он.
   — Нет, я думала, что ты бросишь меня на постель и… — Голос ее пресекся.
   — Изнасилую тебя? — спокойно докончил Саймон.
   Она смущенно кивнула.
   — Должен тебя разочаровать, — криво усмехнулся он. — Меня к тебе, безусловно, влечет, но не настолько, чтобы я потерял голову от одного невинного поцелуя.
   — Невинного? Я не понимаю.
   — Сейчас поймешь.
   С этими словами Саймон еще раз пригубил кубок и склонился к лицу девушки. Губы его были гладкие и блестящие от вина. Их вкус был терпкий и обжигающий, сладкий и странно соленый. Но больше всего Ариану привлекала опьяняющая горячая темнота его рта, где ее язык ощущал ласковые прикосновения.
   Вино, выпитое Арианой, обволакивало ее горячей волной, лишая воли, но она не ощутила никакого беспокойства — только теснее прижалась к Саймону, ибо теперь он был ее единственным спасением в теплом волнующемся море.
   Саймон почувствовал, как Ариана доверчиво прильнула к нему. Торжество и что-то еще более жаркое всколыхнулось в его крови. И только огромная сила воли и самообладание, которым он выучился большой ценой во время Крестового похода, помогли ему удержаться от желания заключить Ариану в объятия. Он знал, что время для всепоглощающего, пламенного соединения еще не настало — девушка едва начала избавляться от своего страха перед тем, что неминуемо должно было произойти.
   Честя про себя на все корки злобную старую каргу, которая застращала Ариану жуткими рассказами об ужасах брачного ложа, Саймон неторопливо продолжал вовлекать свою пугливую жену в опьяняющую бездну поцелуя, пока их уста не сплелись в неразрывном единстве.
   Никогда раньше Ариана не знала такого волнующего ощущения — оно было ни на что не похоже: ласковое тепло, напоминающее тепло солнечных лучей и мягкий бархат; сложный, богатый оттенками вкус, изменчивый, каждый раз новый. Перед этим безмолвным единением отступал мрачный ночной кошмар — съеживался, превращаясь в безобидный серый туман.
   И Ариана отдалась потоку новых для нее ощущений, слишком опьяненная поцелуем, чтобы рассуждать.
   Медленно, осторожно руки Саймона обвились вокруг ее талии. Хотя в нем горело желание сразу увлечь ее на постель, он помнил о ее страхе быть грубо использованной и поэтому решил выждать.
   Саймон мягко отстранился от невесты. Ариана, что-то жалобно пробормотав, потянулась к нему губами. Он улыбнулся ей нежно и в то же время торжествующе.
   — Саймон, почему?..
   — Но ты уже стерла все вино с моих губ.
   — Нет, нет, — запротестовала она, — я еще чувствую его вкус.
   — Правда?
   — Да. А ты?
   — Давай проверим, соловушка. Подними-ка голову.
   Ариана повиновалась без размышлений. Саймон наклонился к ней и одним мягким движением губ захватил ее рот, заставив ее подчиниться требовательному ритму своих поцелуев.
   Где-то в глубине ее сознания вновь зашевелились тревожные мысли. Но прежде чем она успела что-либо сообразить, поцелуй Саймона резко изменился. Его язык проник в самую глубину ее рта, лаская его атласное небо вплоть до шелковистого язычка. Нежные дразнящие движения вызвали волну удовольствия в Ариане, и она позабыла свои страхи, всем существом отдаваясь сладостной дуэли переплетенных уст. Со слабым стоном она еще крепче прижалась к Саймону.
   Этот тихий стон пробудил в нем яростное желание, которое в один миг разрушило все бастионы его сдержанности. Ариана поддавалась очарованию его поцелуя так осторожно, так горячо, что ему захотелось быть с ней бережным и вместе с тем овладеть ею в неистовом порыве страсти. Все в ней взывало к его чувствам: тонкий аромат волос, пьянящий вкус губ, тепло ее кожи под его пальцами и чудесное платье, мягко ласкающееся к его руке.
   Серебряная шнуровка у выреза платья, казалось, сама стремилась развязаться. Саймон только подумал об этом, коснувшись серебристых нитей, а они уже легко скользнули у него между пальцев. И складки темно-лилового платья слегка обвились вокруг его руки, как бы приглашая исследовать сладостные тайны девичьего тела.
   Ариана даже не почувствовала, что ее корсаж открыл дорогу проворным рукам Саймона. Для нее существовал теперь только поцелуй, который, как Саймон, был страстным и сдержанным, жестким и нежным, откровенным и изощренным до самой глубины.
   Вихрь наслаждения вскружил Ариане голову — как вино, он обволакивал ее ласковым теплом.
   Саймон прикоснулся кончиками пальцев к ее шелковистой щеке, затем его рука скользнула ниже, к впадинке у шеи, вызывая в девушке ответную волну удовольствия. Ариана и не заметила, как сама запустила пальцы в золотистые волосы Саймона, поглаживая его, точно большого ласкового кота. И как кот, он потерся головой об ее руку, словно молча выпрашивая ласки.
   Не осознавая его возбуждения, Ариана провела ноготками от его затылка к шее слегка покусывая его язык.
   Поцелуй Саймона мгновенно стал другим — настойчивым и жадным, требовательным и откровенно чувственным.
   И Ариане вдруг стало неуютно и беспокойно: от тела Саймона веяло жаром, мускулы его напряглись. Да, поцелуи были для нее внове, они были приятны и ничем не напоминали о пережитом ужасе.
   Но волна мужского возбуждения была ей знакома.
   Мужские руки сжали ее обнаженную грудь, мощные плечи с пугающей легкостью опрокинули ее на спину. Вот сейчас ее ноги грубо раздвинут, и некуда будет деться от боли и унижения, и смерть не прекратит ее мучений.
   Ужас и отчаяние захлестнули Ариану. Она незаметно и осторожно нащупала кинжал в складках полога. Серебряная рукоять легко, как по волшебству, скользнула к ней в руку. Ариана крепко сжала клинок и замахнулась для удара.
   Движение было молниеносным: лезвие полоснуло по руке Саймона прежде, чем он успел схватить ее за запястье. В напряженном молчании он перевел взгляд с драгоценного кинжала на дикие, почти безумные глаза своей невесты.
   Саймон быстро повернул руку Ариашй, и клинок выпал из ее ослабевших пальцев. Он ловко поймал его и перехватил рукоятку привычным движением, выдававшим опытного воина.
   Ариана наблюдала за ним застывшим, безжизненным взглядом — вне всякого сомнения, Саймон владел смертоносным оружием с таким же совершенством, как и мечом.
   — Хватит играть со мной, как кошка с мышкой! — яростно выкрикнула она. — Делай скорее то, что должен сделать!
   Саймон посмотрел на нее долгим, изучающим взглядом.
   — И что же я должен сделать — убить тебя? — спросил он бесстрастным тоном.
   — Да!
   На губах Саймона заиграла странная улыбка. Ариана вдруг поняла, что ее яростный выпад скорее позабавил, чем рассердил его.
   — Я не злодей, соловушка. Не бойся, мы весьма приятно проведем ночь, обещаю тебе.
   Он сделал рукой неуловимое, обманчиво небрежное движение, и клинок, пролетев через всю комнату, вонзился в узкую деревянную балку у противоположной стены, так что лезвие вошло в дерево примерно на дюйм.
   Рукоятка кинжала еще дрожала, а Саймон уже снова повернулся к своей невесте.
   Когда Ариана увидела, что лишилась единственной возможности избежать повторения своего ночного ужаса, ею овладела безудержная, сумасшедшая ярость. Она вырывалась из объятий Саймона с молчаливым, отчаянным упорством — знала только, что больше ни за что на свете не позволит надругаться над собой.
   Саймон не отвечал на удары ее кулачков, но очень быстро скрутил ей руки, и вот она уже снова лежала на постели, придавленная его телом так, что не могла ни пошевельнуться, ни вздохнуть, а тем более сопротивляться его силе.
   — Тысяча чертей! — раздраженно прохрипел Саймон сквозь зубы. — Что на тебя нашло?
   — Никогда, ни за что! — дико выкрикнула она. — Слышишь меня? Ни за что я не лягу с мужчиной и не дам ему терзать свое тело! Никогда!
   — Вот как, — произнес Саймон обманчиво мягким тоном. — И как же ты думаешь остановить меня?
   От него не ускользнуло жалкое, беспомощное выражение, промелькнувшее по ее лицу, и животный ужас, какой он видел в глазах сарацинок, когда крестоносцы взяли крепость неверных и солдаты удовлетворяли свою похоть с первой попавшейся девицей.
   Кожа Арианы была холодна как лед, липкий пот струился по телу — все это красноречиво говорило о владевшем ею страхе. Она прямо тряслась с головы до ног.
   С мрачной отчетливостью Саймон вспомнил вдруг тот день, когда Дункан беседовал с Арианой и Эмбер подтвердила жестокую правду ее слов.
   «Я исполню свой супружеский долг, но брачное ложе вызывает во мне отвращение».
   Саймоном овладело холодное бешенство.
   До этого мгновения в глубине души он не верил словам Арианы. Он чувствовал, что его с норманнской девой связывают узы взаимного влечения. Страх, о котором она тогда говорила, — был ли он неподдельным или же тонкой игрой, он не знал, но надеялся, что сможет увлечь ее огнем страсти.
   Но он ошибся.
   — Итак, — бросил он сквозь зубы, — я связан священными узами брака с женщиной, которая наотрез отказывается выполнять свои супружеские обязанности.
   — Я была честной с тобой с самого начала, — проговорила Ариана безжизненным голосом. — Я всем и каждому говорила, что у меня нет сердца.
   — А мне и не нужно твое сердце, — со злостью возразил ей Саймон, чувствуя, как в нем закипает гнев. — Я прекрасно обойдусь и без него — мне нужно только твое тело. Я желаю получить от тебя удовольствие и наследников.
   Ариана молча стиснула зубы.
   Саймон внезапно отпустил ее и, выпрямившись, несколько мгновений холодно смотрел на восхитительную, недоступную красавицу, которую судьба предназначила ему в жены.
   Дрожь пробежала по телу Арианы — она поняла, что сегодня он не возьмет ее силой.
   Но и не оставит в покое.
   — Неужели ты настолько очерствела душой, что не хочешь иметь детей? — вдруг спросил он с какой-то пугающей нежностью.
   Ариана открыла было рот, чтобы в запальчивости согласиться с этим обвинением, но не нашла в себе сил произнести страшную ложь. Обезоруженная, она отвернулась.
   Краешком глаза Ариана видела, что Саймон снова склоняется к ней. Хрипло вскрикнув, она забилась в дальний угол кровати.
   Не говоря ни слова, Саймон дернул на себя покрывало, оставив на постели только одну простыню, покрывающую шуршащую перину, от которой шел аромат роз. Слишком обессилевшая, чтобы отшатнуться, Ариана в оцепенении смотрела, как он протянул над постелью раненую руку. Кровь капля за каплей медленно лилась на перину.
   — Так надо, — сказал он.
   Ариана подняла на него безжизненный взгляд холодных дымчатых глаз.
   — Это послужит доказательством твоей невинности, — отчетливо произнес он. — Если на простынях не будет крови, по замку поползут слухи — станут болтать, что только дурак мог жениться на испорченной девице.
   Ариана издала какой-то слабый звук и уставилась в сторону ничего не видящими глазами.
   — Хорошо, что у тебя хоть богатое приданое, — насмешливо сказал Саймон, накидывая плащ на плечи. — Похоже, что пока это единственная доступная мне радость в нашем браке.
   — Не пока, а навеки, — хмуро возразила Ариана.
   — О нет, моя бесценная супруга. В тебе горит такой огонь, который может воспламенить и камень. Я почувствовал его жар, и, клянусь Богом, придет день, когда ты на коленях будешь умолять меня взять то, в чем сейчас мне отказываешь. Так что можешь приготовиться — я слов на ветер не бросаю.
   Ариана отрешенно покачала головой — скорее от отчаяния, чем в ответ на его слова.
   — И будь осторожна, заигрывая со мной, — продолжал Саймон с убийственной кротостью. — Не то я пошлю ко всем чертям твои девические страхи и силой возьму то, что дали мне Бог и король.
   С этими словами он повернулся и вышел из спальни.

Глава 9

   Доминик смахнул со стола остатки свадебного ужина, стащил с единственной неповаленной скамьи бесчувственного стражника и отволок его в коридор. Когда он возвратился в большой зал, Мэг уже разожгла огонь в очаге и разливала в чистые кружки горячий ароматный чай.
   Из кухни не доносился ни запах свежеиспеченного хлеба, ни аромат жарящегося на вертеле мяса. Слуги вповалку лежали тут же, рядом со столами, отяжеленные вином, а один из них храпел так, что занавес у входа колебался, точно от порывов ветра.
   — Тебе налить чаю или эля? — спросила Мэг, обернувшись к Доминику.
   — Чаю.
   Доминик окинул взглядом обессилевших от пьянства гостей, развалившихся у стен зала, и укоризненно покачал головой. На свадьбе Саймона звучали тосты до тех пор, пока хоть один рыцарь в силах был поднять кубок или пошевелить языком.
   — Вот почему я прихватила снадобье от головной боли, — сказала Мэг. — Когда наконец эти отважные вояки придут в себя, их сможет сразить наповал даже тоненький голосок ребенка — так они будут слабы.
   — Ну, я думаю, им не придется долго ждать, — с отвращением произнес Доминик. — Будь они моими рыцарями, я бы схватил их за уши и вышвырнул в загон к свиньям.
   Доминик принял из рук Мэг кружку с чаем, сел на скамью и отхлебнул прозрачного, горячего напитка. Как всегда, травяные настои Мэг освежили его и придали ему сил. Он опустил чашу, крякнув от удовольствия.
   Рядом мирно похрапывал какой-то рыцарь.
   — Боги и бесы! — пробормотал Доминик. — Они что, совсем отупели от пьянства? Неужели воины Эрика не знают, что вслед за разгульной ночью рассвет наступает быстрее?
   — О, не будь к ним так суров, — сказала Мэг, вновь наполняя его кружку. — Они просто радуются вместе с Эриком — ведь эта свадьба может принести мир на нашу многострадальную землю.
   Доминик хмыкнул.
   — Да, конечно. И поэтому они так бурно выражали свою радость, что ты всю ночь не сомкнула глаз.
   — Это не их вина.
   — А чья же? Я ведь знаю, что мой соколенок бодрствовал до рассвета.
   — Я видела сон, — коротко ответила она.
   Доминик застыл.
   — Опять твои колдовские видения?
   Мэг молча кивнула.
   — Ты можешь рассказать мне? — спросил ее Доминик: он знал, что свои вещие сны Мэг порой с трудом могла облечь в слова.
   — Я чувствую опасность.
   — Боже нас сохрани, — пробормотал Доминик, выразительно покосившись на храпевших стражников. — Опасность подстерегает нас в замке?
   Мэг задумчиво склонила голову.
   — Не совсем.
   — За пределами замка?
   На этот раз Мэг не сомневалась.
   — Да, — уверенно произнесла она. — Опасность идет извне.
   Доминик пожал плечами.
   — Соколенок, Спорные Земли всегда находятся на грани войны.
   На губах Мэг промелькнула чуть заметная улыбка: они уже много раз обсуждали с Домиником ее видения. Не то чтобы Доминик не верил ей — просто он не мог предпринять ничего существенного, пока ее сны не обретали какие-то явственные черты — если обретали. Он всегда настаивал на том, чтобы его люди постоянно были настороже.
   — Теперь здесь уже не так тревожно, как раньше, до твоего приезда в Спорные Земли, — заметила Мэг.
   Она слегка наклонилась и поцеловала своего мужа в твердые губы. Как по волшебству, на них расцвела теплая любовная улыбка. Золотые колокольцы на запястьях и на бедрах Мэг мелодично запели, отзываясь на каждое ее движение. Огненные косы перекинулись ей на грудь, и золотые колокольчики свисали с них, как путы, вызванивая свою сладкую песенку.
   — Волк Глендруидов, — нежно пропела Мэг, понизив голос. — Знаешь ли ты, как сильно я тебя люблю?
   — Ты мне об этом не говорила с самой утренней мессы, — быстро ответил Доминик. — И я прожил без твоей любви ужасные часы.
   Смех Мэг был такой же густой и переливчатый, как и ее огненно-рыжие волосы.