То, что Саймон не пострадает и его не обвинят в убийстве, было почему-то важно для Арианы. По-своему он был добр к ней во время их путешествия, и она не могла этого не оценить. Его доброта ничуть не напоминала угодливое подобострастие вассала, пытающегося добиться расположения у хозяина, — он просто ясно сознавал, что она не обладает, подобно ему, достаточной силой и выносливостью, необходимыми для трудного пути. В его заботе о ней чувствовалось большее, нежели просто вежливость рыцаря по отношению к знатной леди.
   Звук приближающихся шагов в холле прервал ее размышления.
   — Кто здесь? — спросила она.
   От внутреннего напряжения голос ее прозвучал хрипло, даже резко.
   — Ваш муж, миледи. Могу я войти?
   — Еще слишком рано, — не подумав, поспешно ответила Ариана.
   — Слишком рано?
   — Я… я еще не готова.
   Саймон рассмеялся, и в его голосе послышались дразнящие нотки. Этот смех затронул в душе Арианы струны, о существовании которых она раньше не подозревала.
   — Я с удовольствием помогу тебе подготовиться самым тщательным образом, — вновь послышался глубокий, звучный голос Саймона. — Открой же мне дверь, соловушка.
   Ариана хотела было вложить кинжал в ножны, но вдруг вспомнила, что корсаж зашнурован, да и нет пояса, к которому их можно было бы прицепить.
   «Куда же спрятать кинжал? Пресвятая Дева, куда его спрятать?»
   В отчаянии она заметалась по комнате в поисках подходящего места для острого клинка — его следовало спрятать так, чтобы она смогла легко дотянуться до него, лежа в постели. Он должен быть у нее под рукой в нужную минуту.
   Взгляд ее случайно упал на полог кровати, который с одной стороны поддерживал витой шнур, — это было то, что она искала. Ариана лихорадочно сунула кинжал в складки полога и бросилась к двери.
   — Ариана, я жду.
   Голос Саймона звучал требовательно и настойчиво — было ясно, что его не остановит никакое препятствие на пути к спальне своей жены.
   Трясущимися руками Ариана отперла наконец дверь.
   — Моя комната для тебя всегда открыта, — тихо произнесла она, не отрывая взгляда от пола.
   — Одно твое слово отказа крепче самых хитроумных замков, — возразил ей Саймон.
   Ариана молчала, боясь взглянуть ему в лицо.
   — Если я так уж противен тебе, тогда почему, скажи на милость, ты призывала всех Посвященных в свидетели моей невиновности во всем, что случится с нашим браком? — мягко спросил Саймон.
   — Ты… ты совсем не противен мне, — пролепетала Ариана.
   — Ну, тогда подними на меня глаза, соловушка.
   Глубоко и прерывисто вздохнув, Ариана наконец отважилась встретиться взглядом с черными непроницаемыми глазами своего мужа.
   И тут же вскрикнула от удивления: на плече Саймона сидел огромный котище. Длинные гибкие пальцы Саймона ласково почесывали его под подбородком, и кот издавал благодарное урчание, напоминавшее шуршание дождя по лужам. Он втягивал и вновь выпускал когти, что являлось признаком высшей степени кошачьего блаженства. Острые когти впивались в рубашку, слегка царапая кожу, но Саймон не выказывал ни малейшего раздражения. Он продолжал поглаживать кота, глядя в широко распахнутые дымчатые глаза своей невесты.
   Ариана вдруг заметила, что в другой руке Саймон держит кувшин с вином и два кубка.
   — Ты совсем не пила за столом, — сказал он, перехватив ее взгляд.
   Девушка вздрогнула, вспомнив другую ночь, когда ее также пытались напоить вином.
   — Мне совсем не нравится вино, — с усилием сказала она.
   — Английское вино ударяет в голову, но это — норманнское, оно совсем слабое. Выпей со мной.
   Это не было похоже ни на просьбу, ни на приказ.
   Разве что совсем чуть-чуть.
   И Ариана решила, что ей лучше согласиться, так как было очевидно, что Саймон выпил еще недостаточно, чтобы потерять рассудок.
   — Как вам будет угодно, — пробормотала она.
   Саймон шагнул в комнату. В то же мгновение Ариана отступила назад, пытаясь скрыть это неосознанное движение, замешкавшись у дверного замка. Но она не была уверена, что это помогло ей ввести Саймона в заблуждение.
   Метнув быстрый взгляд ему в лицо, она поняла, что не ошиблась — он все прекрасно понял.
   — А почему здесь нет огня? — внезапно спросил Саймон.
   Ариана со страхом подумала, что он намекает на ее холодность, но тут же вздохнула с облегчением: Саймон смотрел на потухший очаг.
   — Бланш больна.
   Саймон поставил кубки и кувшин на сундук рядом с кроватью, осторожно снял кота с шеи и пересадил его к себе на согнутую в локте руку. С небрежной грацией он опустился на колени перед потухшим очагом и стал помешивать золу в поисках тлеющих угольков. Нашлось всего несколько, совсем крошечных.
   Ариана сделала шаг к двери.
   — Я велю принести еще углей.
   — Нет, не стоит.
   Хотя ответ прозвучал спокойно, Ариана остановилась так резко, что платье вихрем закружилось вокруг ее ног.
   — Довольно и тех, что я нашел в очаге, — пояснил Саймон.
   — Но они же едва теплятся!
   — Да, но все-таки еще не потухли. Будешь подавать мне лучину для растопки. Сначала — какие поменьше, не толще щепки.
   Саймон собрал драгоценные угольки и начал их осторожно раздувать. Вскоре самый большой уголек затеплился от внутреннего жара.
   — Подай, пожалуйста, лучину, — пробормотал он.
   Ариана вздрогнула и огляделась вокруг. Корзина с растопкой была от нее довольно далеко: на пути к ней расположился Саймон.
   — Корзина справа от тебя — ты можешь дотянуться и сам, — сказала она.
   — Я знаю, — последовал ответ, — но на моей правой руке устроился Его величество Лентяй.
   — Его величество Лентяй? — недоуменно переспросила Ариана.
   И вдруг весело рассмеялась.
   Смех девушки показался Саймону слаще самых мелодичных аккордов ее арфы.
   — Этого кота и вправду так и зовут — Его величество Лентяй? — спросила Ариана, когда к ней вернулся дар речи.
   Саймон что-то промурлыкал в знак согласия.
   Не возражая более, Ариана потянулась к корзине с растопкой. Это было нелегко: широкая спина Саймона мешала ей ухватиться за ручку корзины. Ариана смятенно ощущала тепло его тела и силу мускулов под роскошной тканью рубашки.
   Кот исступленно мурлыкал в руках Саймона. Ариана чуть ниже наклонилась вперед, чтобы нащупать корзину, но тут Саймон сделал глубокий вдох, раздувая угли, и его спина коснулась ее руки.
   Ариана с опаской покосилась на него, но он и виду не падал, что заметил это прикосновение. Саймон по-прежнему сидел, чуть наклонившись вперед, и продолжал сосредоточенно раздувать огонь.
   Ариана вдруг поймала себя на том, что с интересом разглядывает его губы.
   «Странно, — подумала она. — Мне они казались такими твердыми, суровыми. А сейчас они выглядят почти… нежными».
   Саймон снова осторожно подул на угольки, и они вдруг слабо засветились зарождающимся огнем.
   — Давай же щепки, — выдохнул он.
   Ариана оторвала задумчивый взгляд от его губ, схватила корзину, вытащила из нее наугад какую-то деревяшку и быстро протянула ее Саймону.
   — Вот, пожалуйста, — проговорила она.
   Кусок дерева был величиной с ее ладонь и в три пальца толщиной.
   — Да это целое полено, — насмешливо протянул Саймон. — Огонь еще слишком слаб для такой тяжелой, ноши — ему нужно что-нибудь полегче.
   Ариана медлила в нерешительности, смущенная затаенным намеком в его словах.
   — Побыстрее, — произнес он не оборачиваясь. — Если угли будут гореть без растопки, они скоро потухнут, так и не превратившись в пламя.
   Ариана вслепую нащупала дно корзины, отыскала там несколько тоненьких лучинок и протянула их Саймону.
   Саймон осторожно взял лучинки, слегка прикоснувшись пальцами к ее ладони. Движение было мягким, удивительно ласковым. Трепет пробежал по телу Арианы, и у нее перехватило дыхание от неожиданного ощущения.
   Саймон почувствовал легкую дрожь ее руки и с трудом спрятал улыбку.
   — Вот эти подходят, — пробормотал он. — Ты быстро научишься разводить огонь.
   Ариане так и хотелось возразить ему, что у нее для этого есть Бланш, но ей вдруг стало жаль разрушать тонкую атмосферу игры, установившуюся между ними, и она удержала уже готовые было вырваться слова.
   Проклиная свое малодушие, она поспешила заверить себя, что делает это только ради одной цели — усыпить бдительность Саймона.
   И тут же поняла, что лжет самой себе.
   «Ну и что же в этом такого? — подумала она, не в силах противиться искушению. — Я скоро умру. Так почему бы напоследок не погреться в лучах нежности этого воина?»
   Ариана наблюдала пристальным, внимательным взглядом, как Саймон кладет щепки на горку углей и легонько дует на них — ей вдруг захотелось запомнить каждое его движение и сохранить в своем сердце. Почему — она и сама не знала и не смогла бы объяснить. В задумчивости она продолжала смотреть, как благодарно взметнулся язычок пламени, лизнув с одного бока сухие лучинки.
   — Ну вот, теперь можно положить и щепки побольше, — произнес Саймон. — Огонь разгорается.
   Ариана торопливо сунула руку в корзину, вздрогнула, нечаянно уколовшись острой деревяшкой, и принялась снова шарить по дну, не отрывая глаз от золотоволосой головы своего мужа.
   Его волосы казались мягкими, как кошачья шерстка. Ариана вдруг смятенно поймала себя на том, что ей хочется провести по ним рукой.
   — Ариана, ну что же ты? Я жду.
   — Вот, пожалуйста, возьми, — пролепетала она, быстро протягивая ему руку.
   Саймон взглянул на тонкие, нежные пальчики, по сравнению с которыми пучок лучины казался огромным снопом соломы. С подчеркнутой, даже излишней осторожностью он прикоснулся к ее руке, выбирая подходящую щепку.
   Но его пальцы чаще касались ладони Арианы, чем перебирали щепки. Сначала ее рука слабо дернулась, но второе прикосновение испугало ее уже меньше. Постепенно кончики его пальцев с ласковой нежностью все чаще проводили по линиям ее ладони.
   — M-м, — произнес Саймон, притворяясь, что выбирает подходящий кусочек дерева.
   — Ты мурлычешь, совсем как Его величество Лентяй, — неожиданно вырвалось у Арианы.
   Звук собственного голоса удивил ее.
   Для Саймона ее смятение было маленькой победой — она была сейчас, как лучина, охваченная огнем с одного конца.
   Саймон неохотно взял несколько щепок и вновь повернулся к очагу. Но пока он изучал ладонь Арианы, слабый огонек почти потух.
   Пробормотав что-то себе под нос, Саймон вновь принялся раздувать остывшие угли, и вскоре они опять разгорелись. Тогда он положил на них сначала мелкие щепочки, затем лучинки потолще, и вот они уже снова занялись, осветив его склоненное лицо.
   У Саймона вдруг мелькнула надежда: а что, если он сможет так же распалить холодную норманнскую красавицу, и она вспыхнет, как пламя в очаге? От этой мысли сердце бешено заколотилось в его груди.
   — Давай еще лучину, — произнес он, с трудом переводя дух.
   Голос его был хриплым и напряженным, и Ариана метнула на него любопытный взгляд. Забыв о кинжале, спрятанном в складках полога, она усердно шарила в корзине с растопкой, радостно отдаваясь приятным мыслям, ничуть не напоминавшим о ночных кошмарах и смерти. Наконец она отыскала несколько подходящих деревяшек.
   — Подойдет, — бросил Саймон, нагибаясь к ней, так что его дыхание коснулось ее щеки. Ариану обдало приятным теплом и запахом вина.
   Саймон заметил, как расширились ее изящные ноздри, вдыхая незнакомый запах. Затем она легонько улыбнулась, как бы пробуя его дыхание на вкус. При виде ее чарующей улыбки горячая волна пронзила Саймона — он почувствовал неодолимое желание заключить Ариану в объятия, зарыться в складки ее колдовского платья и забыть обо всем на свете.
   «Слишком рано, — заговорил в нем холодный голос рассудка. — Игра — если она и впрямь ведет со мной тонкую игру — только началась».
   Саймон аккуратно разложил на углях оставшиеся щепки — маленькие, затем побольше, — продолжая осторожно раздувать пока еще слабый огонь.
   Внезапно, как по волшебству, язычки пламени взметнулись вверх, мигом охватив растопку.
   Свободной рукой Саймон подбросил остатки деревяшек в очаг и некоторое время молча смотрел на огонь, ласково поглаживая серебристого кота, пригревшегося у него на руках.
   Ариана зачарованно наблюдала, как его ладонь гладит мягкую кошачью шерсть, и ей вдруг захотелось почувствовать такие же нежные прикосновения сильной мужской руки.
   — Налей нам вина, соловушка.
   Ариапа вздрогнула и растерянно заморгала, движения ее снова стали скованными и напряженными. Она так была поглощена рукой Саймона, ласкающей урчащего кота, что совсем забыла о том, чем неизбежно должна была закончиться эта ночь.
   С несчастным видом она посмотрела на изящный серебряный кувшин, в отчаянии гадая, какое зелье подсыпано в питье.
   — Я… я совсем не хочу вина, — пролепетала она безжизненным голосом.
   Саймон метнул на нее острый взгляд угольно-черных глаз. Увидев, что к ней возвратилась прежняя настороженность, он с трудом подавил проклятие, готовое сорваться с его уст.
   «Могу поклясться, мгновение назад она следила за моей рукой с пробуждающимся желанием.
   А теперь смотрит на меня в ужасе, будто она — сарацинская девица, а я — жестокий крестоносец, собирающийся ее изнасиловать.
   Ангелы Господни, да эта девушка переменчива, как фонтан во дворце султана — то обжигает горячей струей, то леденит.
   Никак не могу понять: она и впрямь так пуглива или просто дразнит меня, пытаясь свести с ума и затуманить мой рассудок похотью?»
   — Передай мне кубок, — спокойно произнес он. — Не пропадать же такому отличному вину.
   Когда до Арианы дошло, что Саймон собирается пить один, у нее вырвался вздох облегчения.
   — Если… если ты тоже будешь пить, я с удовольствием присоединюсь к тебе.
   Ее голос был так тих, что Саймон не сразу разобрал ее слова. А когда наконец понял, то окинул ее взглядом, в котором смешались раздражение и любопытство.
   — Ты что же, боишься, что я тебя отравлю? — ехидно осведомился он.
   Ариана отпрянула от него и испуганно затрясла головой, так что цепочки драгоценных аметистов, вплетенные в ее косы, заплясали, как лиловые искры.
   «Ее волосы — как полночное небо, усыпанное аметистовыми звездами. Боже правый, да о такой красавице можно только мечтать!»
   Неистовое желание вновь захлестнуло его с такой силой, что он стиснул горлышко кувшина, борясь с приступом страсти. Саймон не спеша опустил Его величество Лентяя у очага и, выпрямившись, холодно посмотрел на жену.
   — Ну, так что же? — настойчиво повторил он. — Почему ты боишься выпить со мной?
   — Я… — Голос Арианы замер.
   Взглянув в лицо Саймону, она поняла, что он ждет ответа. На мгновение ею овладело дикое, безрассудное желание рассказать ему всю правду, но она тут же вспомнила, как повел себя ее отец, и молча стиснула зубы.
   «Шлюха! Дочь шлюхи! Распутница, чертова девка, ты погубила меня, ты разрушила все мои планы! Да я убил бы тебя, если бы посмел!»
   Да, правда не привела, бы ни к чему хорошему. Даже у священника Ариана не нашла сочувствия: он обвинил ее во лжи и осквернении святой исповеди. И отец, и священник поверили Джеффри.
   Ее предали самые близкие ей люди Так как же она могла надеяться, что ей поверит почти чужой человек, ставший ее мужем?
   Нет, она не скажет ему правды. Это было бы глупо, ведь тогда ей будет еще труднее исполнить задуманное.
   — Я слышала, — произнесла она дрожащим голосом, — что мужчины могут подсыпать в вино то, что…
   Слова не шли у нее с языка.
   — То, что пробуждает в девицах похоть? — закончил за нее Саймон бесстрастным тоном.
   — Ну, или то, что делает их… беззащитными.
   — Я тоже слышал об этом, — равнодушно ответил Саймон.
   — Правда?
   — Да, но я никогда не прибегал к этому, чтобы соблазнить девицу.
   Казалось, все это его забавляло — глаза его сверкали, как темная вода при лунном свете.
   Ариана не смогла удержать испуганного, прерывистого вздоха.
   — И я никогда не прибегну к этому, — холодно продолжал Саймон, чувствуя, как в нем закипает гнев: одно дело — кокетничать, изображая из себя скромницу, и совсем другое — порочить мужскую честь. — А если мужчина способен на такую низость — он хуже презренного пса, — отрезал Саймон.
   В его глазах больше не играли веселые огоньки — они были холодны и суровы.
   — Ты веришь мне? — спросил он Ариану.
   Девушка поспешно кивнула.
   — Вот и прекрасно, — произнес Саймон обманчиво ласковым тоном, заставившим Ариану вновь в испуге отшатнуться от него. — Я вам не нравлюсь, сударыня, — продолжал он.
   — Нет, нет! Я…
   — Я также могу допустить, что неприятен вам физически.
   — Нет, что ты! Это…
   — Но я считаю, что ничем не заслужил вашего презрения, — докончил он ледяным тоном.
   То, что она, сама того не желая, задела гордость Саймона и оскорбила его, причинило Ариане неожиданно сильную боль, и сердце ее сжалось. Из всех известных ей мужчин к Саймону ее влекло больше всего.
   Это одновременно и страшило, и притягивало ее.
   — Саймон, — тихо позвала она.
   Он молча ждал.
   — Я не хотела оскорбить тебя, — вымолвила наконец Ариана.
   Золотистые брови недоверчиво приподнялись.
   — Поверь мне, — еле слышно прошептала девушка.
   Саймон протянул ей руку, но она, вздрогнув, отстранилась.
   — Ты оскорбляешь меня всякий раз, когда шарахаешься от меня как черт от ладана, — резко произнес он.
   Ариана сделала последнюю попытку убедить мужа, что ее холодность не имеет к нему никакого отношения.
   — Я ничего не могу с собой поделать, — вырвалось у нее, — Не сомневаюсь. Скажи мне, моя прелестная супруга, что же ты находишь таким отвратительным во мне?
   Ее с трудом сдерживаемое напряжение вылилось в поток яростных слов.
   — Ну как ты не поймешь! Ты здесь ни при чем! — в отчаянии воскликнула она. — Мне приятны твой запах, твое чистое дыхание, ты ловкий, сильный и благородный, ты прекрасен, как солнце, — и как только эльфы не убили тебя из зависти к твоей красоте!
   Глаза Саймона округлились от изумления.
   — Но ты никак не можешь понять — ты тупица, каких свет не видывал! — гневно закончила она, сорвавшись на крик.
   На мгновение в комнате воцарилась тишина — было неясно, кого из них больше удивили слова Арианы. Вдруг Саймон откинул голову и от души расхохотался.
   — Последнее по крайней мере похоже на правду, — еле выговорил он, продолжая смеяться.
   — Что похоже на правду? — с подозрением переспросила Ариана.
   — Та часть вашей речи, сударыня, где говорится о моей непроходимой тупости.
   Ариана сердито повернулась спиной к своему развеселившемуся супругу.
   — Да ты скорее поверишь мне, если я буду осыпать тебя бранью, а не хвалить, — горько произнесла она не оборачиваясь.
   Саймон молча наполнил серебряные кубки и поставил их у огня, чтобы холодное вино согрелось. Он и сам был бы не прочь погреться у очага, но рядом не было подходящего стула, способного выдержать вес его тела.
   Он быстро осмотрелся: кровать стояла рядом с очагом, но на таком расстоянии, чтобы полог случайно не загорелся. На этой кровати Саймон сегодня намеревался провести ночь.
   И не один, а с супругой.
   — Иди ко мне, моя пугливая пташка. Посиди со мной у огня.
   Его голос был мягким и бархатным, как кошачий язык. Любопытство одолело гнев, и Ариана осторожно покосилась на Саймона через плечо.
   Он улыбался и протягивал ей руку. Ариана почувствовала, что на сей раз она не может отказать ему, иначе он просто покинет спальню, и тогда ей придется встретиться со своей судьбой на следующую ночь.
   При этой мысли ледяной холод разлился по ее телу. Еще раз начать все сначала? Нет, это выше ее сил. Пусть все произойдет сегодня.
   Сейчас!
   «Саймон, ты проворный и сильный.
   Ты избавишь меня от мучений».

Глава 8

   Ариана неуверенно приблизилась к Саймону и протянула ему холодную дрожащую руку. Глаза ее казались темными, почти безумными на бледном, испуганном лице. Саймон внимательно посмотрел на нее.
   «Смех, любопытство, страх, кокетство — она мечется как сокол в бурю.
   Интересно, Доминик так же мучился со своим строптивым соколенком?
   Клянусь преисподней, ни одна женщина не доставляла мне столько хлопот и ни одну мне не приходилось так долго уламывать!»
   Саймон, конечно же, прекрасно понимал, что раньше ему никогда не доводилось иметь дела с пугливыми, нервными, невинными благородными леди. Его прежними пассиями были вдовицы, наложницы султанов или бесплодные блудницы из гаремов.
   И только однажды его любовницей была замужняя женщина.
   — Какие холодные пальчики, — обронил Саймон.
   Ариаиа в смятении не могла вымолвить ни слова. Рука Саймона была такая горячая, что по ее жилам пробежал огонь.
   — А твоя другая рука тоже холодная как ледышка? — спросил он с наигранным недоверием.
   Ариана кивнула.
   — Так не бывает, — рассудительно молвил Саймон. — Покажи-ка.
   И он протянул ей вторую руку, всю в многочисленных рубцах и ссадинах — неизбежных спутниках сражений. Рука Саймона казалась огромной по сравнению с ее ручкой, но в то же время была изящной формы.
   — Ну же, Ариана, дай мне руку. Девушка мгновенно отскочила в сторону.
   — Да пойми ты наконец, — бросил он ей, теряя терпение. — Если бы я хотел повалить тебя на пол и изнасиловать, как рабыню, я бы уже тысячу раз проделал это.
   Лицо Арианы смертельно побледнело: Джеффри так и поступил в ту ужасную ночь, да только он был тогда крепко пьян.
   Когда Саймон понял, что Ариана приняла всерьез его слова, он не знал, смеяться ему или браниться.
   — Соловушка, пугливая моя пташка, — со вздохом произнес он. — Да ты имеешь хотя бы смутное представление о том, что происходит между мужем и женой в брачную ночь?
   — Да.
   По напряженной неподвижности ее позы Саймон понял, что Ариане весьма недвусмысленно растолковали обязанности супруги.
   И она теперь думала о них с неохотой и отвращением.
   — Тебе это кажется странным, и это вполне объяснимо, — сказал он. — Видишь ли, по первости мужчинам это тоже кажется странным.
   — Правда?
   — Конечно. Непонятно, куда девать руки… ну, и все остальное.
   Прежде чем Ариана успела обдумать его слова и его притворное смущение, Саймон взял ее за запястья и мягко притянул на кровать.
   — А ведь и правда, — заметил он, — у тебя и вторая рука прямо закоченела.
   Он нежно подул на ее судорожно сжатые пальцы. Его горячее дыхание опалило ей кожу, и Ариана вздрогнула.
   — Попробуй вина, — предложил Саймон.
   Ариана нагнулась, окунула кончик пальца в чашу с вином и изящным движением слизнула капельку.
   — Нет, — уверенно произнесла она. — Твои руки гораздо теплее.
   Саймон, конечно же, предполагал, что Ариана выпьет вина, чтобы согреться, но при виде ее розового язычка все мысли улетучились из его головы.
   — Ты уверена? — спросил он.
   В его голосе опять послышались дразнящие, бархатные нотки, приятно ласкавшие ее слух. Ариана улыбнулась и снова опустила пальчик в вино.
   Затаив дыхание, Саймон смотрел, как она собирает капельки вина кончиком языка.
   — Да, я уверена — твои руки горячее, — повторила девушка.
   — А мне ты дашь попробовать?
   Она протянула ему чашу.
   — Нет, я буду пить с твоих пальчиков.
   — Ты хочешь?.. — недоуменно переспросила Ариана.
   — Я не кусаюсь, — усмехнувшись, заверил ее Саймон.
   — Сказал волк ягненку, — лукаво возразила она.
   Саймон расхохотался, обрадованный тем, что его невеста наконец-то повеселела.
   Ариана снова склонилась над кубком, но когда она протягивала руку Саймону, капля вина неожиданно скатилась по ее пальцу, образовав гранатовую бусинку и угрожая упасть на покрывало. Саймон быстро нагнул голову и поймал кончик ее пальца губами.
   Ариана приглушенно вскрикнула — такими они были горячими. Да по сравнению с его губами очаг казался остывшим! Саймон осторожно выпустил ее палец, разжав губы.
   — Что-то не так? — спросил он.
   — Странно, ты такой… теплый.
   — Это тебе неприятно?
   Она отрицательно покачала головой.
   — Тогда, может быть, понравилось?
   Ариана улыбнулась:
   — Теперь я знаю, почему кошки ходят за тобой по пятам — они просто греются у тебя на руках.
   В черной глубине глаз Саймона мелькнули веселые искорки.
   — Ну вот, значит, тебе приятно мое тепло, — улыбаясь, пробормотал он.
   Ариане вдруг невыносимо захотелось кричать от отчаяния за судьбу, которая подстроила ей такую жестокую ловушку. Для нее Саймон был красив как бог — отблески пламени горели в его золотистых волосах и отражались в черных глубоких глазах.
   Когда он улыбался, Ариане казалось, что солнце проглядывает из-за туч, согревая ее теплом. И она вынуждена сидеть рядом с ним и холодно думать о кинжале, спрятанном в складках полога кровати!
   «Если он улыбнется еще раз, я уже не смогу за себя поручиться.
   Возможно ли, чтобы мужчина столь прекрасный превратился в сущее животное, влекомый похотью?»
   На ее горький, безмолвный вопрос не было ответа. Да и что тут можно было сказать? Джеффри Красавец считался самым любезным и благородным рыцарем в Нормандии, и, однако же, он безжалостно надругался над ней, словно она была его наложницей.
   «Может быть, Саймон — другой? Может, он будет ко мне добрее?»