Лоуэлл Элизабет. Очарованная

   — Только на время.
   Мари бросила на Ариану острый взгляд, затем вернулась к своему шитью — она сразу поняла, что Ариана не желает больше говорить о своем потерянном даре.
   — Мои родители тоже были норманнами. Меня похитили у них еще ребенком и продали в гарем султана, — сказала Мари, продолжая шить. — Когда рыцари Доминика освободили меня, я уже была весьма сведуща, как ублажать мужчин.
   — И ты отплатила рыцарям Доминика тем, что стала их…
   — …шлюхой, — ни капельки не смущаясь, докончила Мари. — Да, это то, что я умею лучше всего — меня этому учили с детства. Да вот еще шитью.
   Ариана быстро заморгала от удивления.
   — Тебя учили ублажать мужчин? Зачем? Я думала, что плотская любовь уже сама по себе для них наслаждение.
   — Удовольствие можно получить от корки черствого хлеба и глотка воды, утолив на первое время голод и жажду. Но потом тебе захочется и павлиньих язычков в меду, и крепкого вина.
   Мари встряхнула лиф платья, над которым она работала, слегка разгладила шов и снова принялась за шитье.
   — Для мужчин, которым больше нравится вкус павлиньих язычков, — продолжала она, — опытная женщина — райское блаженство. До меня Саймону доводилось пробовать только черствый хлеб. Некоторое время я имела над ним большую власть. Однако в конце концов любовь к брату победила в нем похоть.
   — И ты жалеешь только о том, что потеряла над ним власть? — не удержалась Ариана.
   — Ну конечно. Зачем же иначе женщине знать, что нравится мужчине?
   — Для того, чтобы доставлять ему удовольствие, — ответила Ариана.
   Внезапно она вспомнила, как сидела у Саймона на коленях и, держа в своих руках его возбужденную горячую плоть, ласкала его. И тогда она вспомнила еще кое-что — свои собственные ощущения.
   — И потому, что ей приятно доставлять ему удовольствие, — добавила Ариана, с трудом подавив чувственную дрожь.
   Мари улыбнулась и покачала головой, удивляясь неискушенности юной норманнки.
   — Вам никогда не удастся приобрести власть над мужем, если вы не будете держать себя в узде, — отчетливо произнесла Мари. — Но если вы хотите подчинить его себе, то вам придется научиться многим вещам: как целовать его и где укусить, где лизнуть и как ласкать, где поцарапать, а где и погладить, как прикоснуться к нему губами и когда принять его в свое лоно.
   Ошеломленная этим деловитым перечислением, Ариана даже не нашлась, что ответить.
   — В наслаждении таится огромная власть, миледи, — продолжала Мари. — И это единственная власть, которая дана женщинам над мужчинами. Но за это мужчинам принадлежат все сокровища мира, а мы, женщины, не владеем ничем — даже своим телом.
   Ариану ужаснуло то, как Мари представила ей людские отношения. Но она почувствовала еще больший страх, когда вдруг поняла: Мари что-то разрушила в душе Саймона, точно так же, как Джеффри — в душе самой Арианы.
   «Саймон никогда больше не сможет доверить свои чувства женщине, а я не смогу больше доверить свое тело мужчине.
   Но я должна это сделать. У меня больше нет сил нести в себе печальный и жестокий груз прошлого. Этому должен прийти конец.
   Во что бы то ни стало».
   Мари подняла глаза на Ариану и вздохнула.
   — И не думайте даже об этом, леди. Никогда у вас не получится подчинить себе Саймона с помощью гаремных трюков. У вас слишком страстное сердце.
   — Страстное? — испуганно переспросила Ариана.
   — Об этом мне рассказала ваша арфа, — ответила Мари. — Слушая ее, я бы, кажется, и сама вас соблазнила. Но вам нужен только Саймон. И к тому же Саймон — один из немногих известных мне воинов, кого следует опасаться этому упрямому ослу Джеффри.
   — Джеффри, — зло повторила Ариана. — Почему ты не соблазнишь его?
   — Не думаю, что вам, леди, он настолько небезразличен, что вы заботитесь о его удовольствии.
   — Я его презираю!
   — А, я вижу. — На губах Мари мелькнула жестокая улыбка.
   Она завязала еще один узелок, расправила почти дошитый лиф платья и удовлетворенно кивнула.
   — Сегодня ночью, как только Джеффри наскучит ваша служанка…
   — Джеффри сейчас с Бланш? — потрясение произнесла Ариана.
   — Да, но только потому, что я ему отказала, зная, что Саймон его терпеть не может.
   — А ребенок Бланш… он от Джеффри?
   — Похоже на то. У нее хватит ума смекнуть, что внебрачный ребенок знатного господина — совсем не то, что крестьянский отпрыск. — Мари пожала плечами. — Но ей со мной не тягаться. Да и Джеффри тоже.
   Ариана ничего на это не возразила.
   — Он у меня поползет в чем мать родила через весь свиной загон и будет лизать то место, на котором я сидела, — злобно усмехнулась Мари. — Я это сделаю ради вас, миледи.
   — Ради меня? Почему? — в ужасе воскликнула Ариана.
   — Я слушала, как вы играете. Ваша арфа поет о том, что я тщетно пыталась высказать, с тех пор как меня продали в гарем султана.
   Мари отложила в сторону корзинку с шитьем и встала.
   — Прошу прощения, миледи, — произнесла она, — но мне нужно кое-что… подготовить для встречи с Джеффри.
   Ариана раскрыла рот от удивления, не в силах произнести ни слова.
   Мари улыбнулась.
   — Не бойтесь, миледи, я никогда не применяла этих гаремных штучек, когда была с Саймоном. Больно уж он мне нравился.
   — Я хотела спросить тебя совсем не об этом.
   — Рано или поздно вы бы все равно меня об этом спросили. А я ценю доброту моих хозяев — такого отношения к себе я еще не встречала с тех пор, как меня похитили сарацины. Спокойной ночи, леди Ариана, и да пребудет с вами Бог в ваших снах.
   — Благодарю, — слабо прошептала Ариана.
   Мари снова усмехнулась.
   — Но если вам, миледи, вдруг захочется еще кое-чего, кроме холодных молитв, то ваш муж сейчас на крепостной стене — проверяет дозорных.
   Ариана невольно обернулась и прислушалась, затаив дыхание. Сначала она не услышала ничего, кроме непрестанных завываний ветра. Потом в ставни забарабанил холодный дождь со снегом.
   — Опять разыгралась буря, — сказала Ариана.
   — Да, в Блэкторне куда холоднее, чем в Святой Земле.
   — Боже мой, да Саймон там замерзнет и подхватит простуду, — прошептала Ариана.
   — Так пойдите туда и скажите ему об этом.
   — Конечно, сию же минуту, — сказала Ариана, повернувшись, чтобы уйти.
   — Но когда вы будете ему это говорить, встаньте к нему поближе, чтобы укрыться одним плащом, — и так близко, чтобы почувствовать его дыхание и чтобы ваша грудь коснулась его груди.
   Ариана остановилась в дверях.
   — А потом, — продолжала мягко наставлять ее Мари, — осторожно положите руки на центр его тела ниже талии.
   Ариана чуть не задохнулась от смущения.
   — Ласкайте его, пока он не возбудится от ваших прикосновений. Затем распустите его пояс и дотроньтесь до его мужского естества губами. Могу поклясться, Саймон тогда уж точно согреется. — Мари рассмеялась. — А с ним и его печальная ночная пташка.

Глава 26

   Яростный порыв ветра затушил свечу, лишь только Ариана ступила на крепостную стену. Ветер разметал ее волосы, и они закружились в диком вихре, словно живые. Ледяные струи дождя ударили по ее щекам. Девушка вздрогнула, но не отступила: искусно вытканное платье защищало ее от холода. Что до остального…
   Ариана поискала глазами Саймона, прохаживающегося вдоль зубчатой стены. Сначала она ничего не увидела — ее глаза слезились от ветра. Потом услышала обрывки разговора и повернулась навстречу голосам.
   У стены стояла жаровня, над которой двое мужчин грели руки. Искры взлетали к небу при каждом новом порыве ветра, высвечивая два силуэта, склонившихся к огню.
   Лихорадочно придумывая предлог, объясняющий ее появление на крепостной стене в столь поздний час, да еще в такую непогоду, Ариана направилась к мужчинам. Но не успела она дойти до жаровни, как Саймон уже обернулся, словно почувствовав ее присутствие.
   — Леди Ариана! — удивленно произнес он. — Что вы здесь делаете? Мэг нездорова? Вас послал Доминик или…
   — Я должна поговорить с тобой, — резко произнесла Ариана, обрывая его на полуслове.
   Саймон шагнул к ней, взял за руку и отвел под навес, к каменной винтовой лестнице внутри башни, где ветер свирепствовал не так сильно. Там, у входа в башню, был прикреплен факел, и его неровное, колеблющееся пламя освещало дорогу очередному дозорному.
   В таинственном, мерцающем свете факела глаза Арианы казались странными. На ней не было плаща — только то самое роковое платье, которое преследовало Саймона даже во сне. Девушка дрожала, но, казалось, беспокоил ее не холод. Она напряженно всматривалась в лицо Саймона — прямо впилась в него глазами. Будь на ее месте другая женщина, Саймон сказал бы, что она смотрит на него почти со страстью.
   Но это было невозможно — она ведь отвергала его собственную страсть.
   — Что же случилось? — требовательно спросил он.
   — Ничего.
   — Ничего? Черт побери, леди! Вы стоите тут передо мной среди ночи, дрожите, как в лихорадке, и утверждаете, что ничего не случилось?
   «Встаньте к нему поближе, чтобы укрыться одним плащом, — и так близко, чтобы почувствовать его дыхание и чтобы ваша грудь коснулась его груди».
   Ариана отбросила потухшую свечу и шагнула к Саймону.
   — Укрой меня своим плащом, — произнесла она дрожащим голосом.
   Видя, что он медлит в нерешительности, Ариана чуть не вскрикнула от отчаяния.
   — Прошу тебя, Саймон. Я так хочу!
   Саймон распахнул плащ и сместил кожаный пояс так, чтобы меч оказался у него за спиной. Но Ариана уже шагнула к нему, не дожидаясь, пока он закончит.
   Саймон запахнул плащ, и Ариана прижалась к его груди, укрытая теплыми меховыми полами.
   Как только она коснулась тела Саймона, то почувствовала, как живительное тепло обволакивает ее, погружая в сладкую истому. Ее давний сон стал наконец явью, согревая и преображая ее тело, делая его горячим и чувствительным. Она бы, кажется, завернулась в Саймона, как в теплое покрывало.
   — А-а-ах, — выдохнула она со стоном. — Мне всегда так нравился твой запах. И твое тепло… Ты горячий как огонь.
   Ноздри Саймона слегка расширились, когда он уловил слабый аромат, который принадлежал Ариане, и только ей. Он глубоко вдохнул тонкий запах — пряный аромат полуночи, роз и женской страсти.
   Жгучее, тревожное чувство поднялось со дна его души. Даже память о той ночи, проведенной им у постели Арианы, когда она лежала, погруженная в целительный сон, теперь померкла перед живым ощущением ее близости. Ее грудь касалась его груди, и при каждом вздохе он чувствовал, как пламя желания разгорается в нем все сильнее.
   Саймон втянул в себя воздух со звуком, похожим одновременно на стон и на проклятие. К его удивлению, Ариана незамедлительно вскинула голову и глубоко вздохнула, будто пробуя на вкус его теплое учащенное дыхание и его страстную жажду.
   — Ариана! — произнес Саймон глухим, напряженным голосом. — Что это значит? Что привело тебя ко мне?
   Ариана, тряхнув головой, только крепче прижалась к его груди, стремясь слиться с его телом, отдаваясь сверкающей мечте, которая не покидала ее с тех пор, как в своем волшебном сне она узнала, что мужские руки могут приносить успокоение — вместо страха, удовольствие — вместо боли, наслаждение — вместо ужасного ночного кошмара.
   Закрыв глаза, Саймон боролся с охватившим его желанием. Он еще плотнее натянул свой плащ, привлекая к себе Ариану. С мрачной уверенностью он ждал, когда она наконец поймет, что касается ее живота.
   Но вместо этого он вдруг почувствовал, как холодные пальчики жены осторожно прикоснулись к выпуклости на его теле — ощущение было столь неожиданным, что его бросило в жар.
   — Я мечтала о тебе, Саймон. А ты думал обо мне?
   У Саймона захватило дух от удивления и желания. Он хотел что-то сказать, но Ариана ласкала его своими нежными пальчиками, и он не мог больше ни о чем думать — не то что говорить.
   Саймон стиснул зубы, с трудом сдержав стон, когда он почувствовал, как Ариана распустила его пояс. Он понимал, что должен остановить ее, пока она не свела его с ума лишь наполовину утоленным желанием, но он никак не мог заставить себя запретить ее озябшим пальчикам до него дотрагиваться.
   Он попытался оттолкнуть Ариану, но вместо этого его руки сжали ее бедра, привлекая ее еще ближе к своему телу. Слушая голос рассудка, который холодно взвешивал его действия, Саймон ожидал, что Ариана будет сопротивляться откровенно чувственным объятиям.
   Но вместо этого Ариана прижалась к нему всем телом. Его возбужденная плоть, которую она только что осторожно держала в руках, выскользнула из ее пальцев.
   — Это безумие! — прохрипел Саймон.
   — Я знаю.
   — Ты поцелуешь меня?
   — Да, — прошептала она.
   Саймон склонился к ее губам и вдруг почувствовал, как она ускользает из его объятий.
   — Нет! — хрипло произнес он. — Не покидай меня.
   — Но я должна это сделать!
   Крепко сцепив зубы, чтобы подавить стон разочарования, Саймон выпустил Ариану из своих объятий, но плащ по-прежнему укрывал их обоих.
   Она тут же скользнула вниз по его телу, как теплая мягкая волна, исчезнув в складках мехового плаща.
   — Ариана? Тебе пло…
   Его вопрос потонул в судорожном вздохе, когда щека Арианы коснулась его возбужденной плоти. Он почувствовал, что ее кожа холодная от ветра, а дыхание — теплое. Потом она взяла его плоть в руки и прикоснулась к ней губами.
   — Боже всемогущий, — хрипло произнес Саймон.
   Его тело напряглось, как туго натянутый лук. Если бы сзади не было каменной стены, он бы наверняка упал. Губы Арианы были мягкими, горячими, влажными, ее любопытный язычок исследовал его плоть ласково и нежно.
   Когда Саймон почувствовал, что больше не может выносить сладостную муку, он запустил пальцы в густые волосы Арианы и стал медленно и осторожно отводить ее голову от своего тела. Она сначала сопротивлялась, и Саймону показалось, что сладкое кольцо ее рта вокруг его ноющей плоти лишит его самообладания.
   В конце концов сдержанность и мужская сила Саймона победили соблазнительные ласки Арианы. Но они оба дрожали, когда Саймон поднял ее с земли и жадным поцелуем впился в ее рот.
   Поцелуй был таким же страстным и необузданным, как ласки Арианы, — их уста сплелись в жарком единении, так что они еле держались на ногах, не в силах вздохнуть. Но никому не хотелось прерывать поцелуй — они еще крепче, теснее прижимались друг к другу, а бушующий вокруг ветер превратил распущенные волосы Арианы в черное облако.
   Саймон сбросил под плащом перчатки, распустил серебряную шнуровку на платье Арианы, и его пальцы скользнули в вырез платья, лаская ее грудь. Руки его казались еще холоднее по сравнению с теплом ее кожи, и это только усилило его ласки — Ариана глухо застонала и качнулась к Саймону. Ее соски мгновенно затвердели.
   Прошла, казалось, целая вечность, прежде чем Саймон заставил себя оторваться от губ Арианы. Он прислонился к каменной стене, продолжая ласкать ее грудь, тяжело дыша, словно после жаркой битвы.
   — Саймон!
   — Распусти все тесемки, — хрипло произнес он. — Если это сделаю я, ветер унесет мой плащ.
   — Я лучше сделаю это с твоей рубашкой.
   С этими словами Ариана нырнула под плащ и провела язычком между завязками его рубашки. Затем, не переставая жадно прикасаться губами к его мускулистому торсу, опустилась вниз, испытывая желание, для которого у нее даже не было слов.
   Саймон успел поймать Ариану, прежде чем ее губы вновь прикоснулись к его естеству. Он поднял ее и заглянул ей в глаза. В мерцающем свете факела они казались темными, безумными, горящими откровенным желанием. Она высунула кончик язычка и прикоснулась им к верхней губе, словно слизала капельку вина.
   — У тебя вкус бури, — прошептала она. — Позволь мне еще раз попробовать тебя.
   — Ты меня сжигаешь заживо, — сквозь зубы сказал он.
   — Мне это нравится.
   — Твои прикосновения так сладостны, твои губы горячее огня. Я бы так и погрузился в твою глубину, засеяв твое поле.
   Ариана, затрепетав от его слов, опять взяла в руки его возбужденную плоть. Дыхание со свистом вырвалось из его груди в ответ на ее нежное прикосновение.
   — Но ты ведь не хочешь этого, верно? — хрипло произнес Саймон. — Ты не хочешь, чтобы я вложил свой меч в твои ножны. Почему? Ты ведь не девственница, чтобы бояться мужской страсти.
   — Ты прав, я не девственница…
   Ариана вздохнула, с трудом подавив дрожь. Одной рукой она принялась медленно поднимать юбки, продолжая другой рукой касаться его тела. Волшебное платье с легкостью потянулось вверх, подчиняясь ее рукам, и обвилось вокруг талии, обнажив тело. Мягкий мех плаща ласково терся об ее кожу.
   — Помнишь, я как-то рассказывала тебе про свою подругу? — спросила вдруг Ариана.
   Саймон с трудом мог сосредоточиться на чем-то другом, кроме своего желания и мягких прикосновений аметистового платья.
   — Твою подругу? — глухо произнес он.
   Почти бессознательно следуя за своим желанием, Ариана вложила горящую плоть Саймона в тугие ножны, которые страсть превратила в знойное, ноющее ущелье.
   — Да, про мою подругу, которую изнасиловали, — прошептала она.
   Ариана слегка подалась вперед, прижимаясь к твердой плоти Саймона, преображенной волшебством желания. Следующее движение ее бедер было легче, глубже, сладостнее.
   Саймон застонал, почувствовав, как жаркие лепестки раскрываются и принимают его. Он сделал последнюю попытку сдержать поток страсти, от которого все внутри у него разрывалось.
   — Да. Помню, — прерывающимся голосом произнес он. — Ты рассказывала.
   Прильнув к Саймону, Ариана вздрогнула от удовольствия, почувствовав, как осторожно он расположился в ее лоне. Ветер казался ледяным по сравнению с их жаркими объятиями. И грозовой вихрь наслаждения вдруг закружил ее.
   — Это была я, — сказала Ариана.
   В первое мгновение Саймон даже не понял, что она имела в виду.
   И вдруг ее слова дошли до его сознания.
   Он заглянул в ее лицо при неверном свете факела. По нему пробегали тени, глаза были полузакрыты, губы горели от его поцелуев.
   — Ты? — хрипло переспросил Саймон, не веря своим ушам.
   — Да, я. Первый и единственный раз я была тогда с мужчиной. Это из-за него я узнала, что такое боль, кровь, унижение. Что такое предательство.
   — Боже мой, соловушка…
   Саймон, дрожа, склонился к ее лицу и стал покрывать поцелуями ее глаза, щеки, губы. Прикосновения его губ были одновременно страстными и сдержанными. Ариане казалось, что ее обволакивает нежное тепло.
   — С тех пор я думала, что это, — Ариана качнула бедрами, прижимаясь к нему, в то же время целуя его в ответ, — это оружие нежнее шелка и крепче стали создано женщинам в наказание.
   Саймон стиснул зубы и весь напрягся. Ее ласки были для него сладчайшей мукой, но теперь он знал, почему ее тело не могло принять его.
   «Я узнала, что такое боль, кровь, унижение.
   Что такое предательство».
   — Я понимаю, — хрипло произнес он.
   — Вот почему я холодела от страха всякий раз, когда ты дотрагивался до моих бедер. Я боялась вновь почувствовать боль.
   — Да. Я понимаю. Теперь понимаю.
   Саймон легко коснулся губами ее полуприкрытых век и осторожно поцеловал длинные черные ресницы.
   — Но я больше не боюсь тебя, — прошептала Ариана.
   Саймон молчал: он боялся, что ослышался.
   — Положи руку сюда, обхвати мои бедра, — произнесла Ариана, вспомнив, как Томас унес Мари из оружейной.
   Саймон наклонился и сделал, как она просила, слишком удивленный ее неожиданной просьбой, чтобы спрашивать, зачем ей это нужно. Страстная молния пронзила их обоих, как только ее гладкие, упругие ягодицы оказались в его ладонях. Она обхватила его ногами, прижимаясь к нему еще теснее.
   — Помоги мне, — прошептала она.
   Ветер унес ее слова, но Саймон больше не сомневался, что ей нужно — ее тело говорило ему об этом лучше всяких слов, прося его о том, что он уже не надеялся никогда получить от своей маленькой ночной пташки.
   — Подними меня, — промолвила Ариана.
   Саймон повернулся спиной к ветру, отпустив полы плаща. Как только он приподнял Ариану, ее руки крепко обхватили его за шею, бедра ее раскрылись, ноги крепко обвились вокруг его тела.
   — Войди в меня, Саймон, — выдохнула Ариана, почти касаясь его губ.
   Задыхаясь, он произнес ее имя и вошел в нее, — так, как столько раз мечтал во сне, — надавив сначала осторожно, потом посильнее, входя в нее все глубже и глубже, чувствуя, как ее гладкая, влажная, тугая плоть зовет его.
   Из груди Арианы вырвался долгий вздох облегчения, когда она почувствовала, как Саймон раздвигает ее плоть, проникает в ее глубину, но… не причиняет ей ни малейшей боли. Удивительное, волшебное ощущение чувственного единения трепетало в ней, исторгая капли страстной росы из ее глубины.
   Ее жаркий отклик вызвал в Саймоне ответную волну — он проник еще дальше внутрь ее тела, пока не погрузился в нее до конца. О таком совершенном соединении с женщиной он не мог даже мечтать.
   Ариана прерывисто всхлипнула и обвилась вокруг Саймона так крепко, что он задохнулся от ни с чем не сравнимого наслаждения, которое ему дарило ее тело, — словно нежная, гладкая расщелина поглотила его.
   Внезапно в его памяти эхом отозвались слова Арианы, когда она впервые взяла в руки его возбужденную плоть:
   «Мне страшно, потому что Господь создал это женщинам в наказание».
   — Соловушка, — хрипло произнес Саймон. — Я делаю тебе больно?
   Ариана хотела что-то сказать ему, но из груди ее вырвались только странные, прерывистые вскрики.
   Услышав их, Саймон почувствовал, как пот выступил у него на теле — сопротивляться своему желанию ему становилось все труднее. Ариана обволакивала его горячей волной, словно умоляя об еще более глубоком, сладостном соитии.
   Разумом он понимал, что должен отпустить ее, хотя ему до боли хотелось зарыться в нее еще глубже.
   Тем не менее, призвав на помощь всю свою волю, он начал медленно выходить из нее.
   Не в силах вымолвить ни слова, Ариана лишь прильнула к нему, дрожа всем телом от желания, захватившего все ее существо — желания хоть ненадолго задержать его в своей глубине.
   — Ариана, для тебя даже этого слишком много?
   — Еще! — выдохнула она наконец.
   При этом она провела ноготками по его шее и сжала ногами его тело, словно пытаясь удержать.
   Но она была гораздо слабее его. Саймон удерживал ее на расстоянии, опасаясь войти в нее против ее воли.
   «Я узнала, что такое боль, кровь, унижение».
   Саймон стиснул зубы.
   — Скажи мне, соловушка. Скажи, чего ты хочешь.
   — Я… я хочу… тебя.
   Ариана задохнулась, чувствуя, как Саймон опять раздвигает ее плоть. Его имя сорвалось с ее губ.
   — Тебе больно? — спросил Саймон.
   Она затрясла головой.
   — Нет. Совсем нет.
   — Но ты же вскрикнула.
   — Просто это было так прекрасно…
   — Прекрасно?
   Саймон осторожно входил в нее, глядя в ее мерцающие глаза. В этот раз он не остановился, пока они не соединились до конца.
   — Ариана!
   — Боже мой, да, Саймон, да!
   Звук его имени, сорвавшийся с ее уст, разрушил последние остатки его сдержанности. Он еще крепче прижал ее к себе, заключив в объятия, и снова пил дикие крики удовольствия, срывавшиеся с ее губ.
   Наслаждение разгоралось в Ариане, пламенем перекидываясь от нее к Саймону. И он отвечал на ее страстный всплеск, возвращая ей свой огонь.
   Внезапно завывания ветра и ледяной дождь напомнили Саймону, что они находятся на крепостной стене и дозорный может прийти с минуты на минуту.
   Саймон попытался медленно отстранить от себя Ариану, но она с неожиданной силой обхватила его.
   — Пора идти, — сказал Саймон.
   По телу Арианы пробежала дрожь, она прижалась к нему, так что дыхание Саймона стало прерывистым и учащенным. Ариана судорожно вздохнула.
   — Не покидай меня, — прошептала она, касаясь его губ. — Мне так… хорошо.
   — Мне тоже.
   Ее губы раскрылись, едва он прикоснулся к ним. Ветер внезапно стих, и они поцеловались в наступившей тишине. Наконец Саймон неохотно оторвался от ее губ.
   — Караульный может нас застать, — произнес он, склонившись к ее лицу.
   — Караульный?
   — Да.
   Ариана обернулась посмотреть, близко ли часовой. От ее резкого движения у Саймона захватило дух.
   — Он уже идет, — прошептала Ариана, вновь поворачиваясь к нему.
   — Тогда у нас есть выбор.
   — Какой?
   — Я спущу тебя на землю, и мы успеем привести нашу одежду в порядок, пока он нас не заметил.
   — Он очень близко.
   — Я вижу, — усмехнулся Саймон. — Держись за меня крепче, соловушка.
   Не успела Ариана спросить его, что он имеет в виду, как Саймон стал спускаться вниз по винтовой лестнице. Его движение исторгло из нее прерывистый, низкий стон. Она крепко обвилась вокруг него, напрягая каждый мускул своего тела.
   Когда спиральная лестница скрыла их от глаз часового, Саймон остановился.
   — Теперь ты можешь идти сама, — произнес он.
   Но Ариана покачала головой и только крепче обняла его.
   Под плащом Саймон нежно погладил рукой гладкие лепестки, туго сомкнувшиеся вокруг его плоти.
   Глаза Арианы расширились. Она задохнулась от волны наслаждения, пробежавшей по ее телу. Ее дыхание превратилось в стон. Страстное томление ее тела омыло густым теплом плоть Саймона.
   — Ты восхитительна, — хрипло произнес он. — Я мог бы взять тебя прямо здесь, прямо сейчас, на виду у всего замка. Ведь ты позволила бы мне это? Клянусь Богом, ты бы умоляла меня об этом!