Макаренко Антон Семенович. Марш 30-го года

   Ж у ч е н к о : А вы в энтузиазм верите?
   В о р г у н о в : Я ни во что не верю. Я могу только знать или не знать.
   С о б ч е н к о : Ну хорошо, так вы энтузиазм знаете?
   В о р г у н о в : Это штука для меня трудная. Начнем с маленького. Вот вы рабфаковцы. Значит, геометрию, скажем, знаете?
   Г о л о с а : Знаем.
   В о р г у н о в : Какая формула площади круга?
   Г о л о с а : Пи эр квадрат.
   В о р г у н о в : Как можно эту формулу изменить при помощи энтузиазма?
   Молчание.
   З ы р я н с к и й : Ну, так это само собой... Энтузиазм не для того, чтобы формулы портить.
   В о р г у н о в : Вот человек хорошо сказал. А вот работа нашего завода состоит из одних формул. Куда ни повернись - математика.
   Ш в е д о в : И для того, чтобы применять математику, нужен энтузиазм.
   В о р г у н о в : Посмотрим. Возьмем того портача, который, скажем, проектировал бокелитовую прокладку. Сейчас он обтачивает на шлифовальных. Это без энтузиазма. А не дай господи, он станет энтузиастом, так он коллектор в горне обжигать будет.
   Г о л о с а : Ну...
   В о р г у н о в : Да. Ведь тут все дело в знании и честности. Если ты не знаешь свойств бокелита, не смей браться за конструирование бокелитовых деталей. Или посмотри в справочник. Вы понимаете, молодые люди? Это ведь халтура, это мошенничество, портачество. Люди не уважают ни себя, ни математики, ни работы, ничего. Какой энтузиазм может им помочь?
   Молчание. Вот и все. Можно продолжать мой путь?
   С о б ч е н к о : Нет, минуточку. Вот бакинцы выполнили пятилетний план в два с половиной года. Разве это не энтузиазм?
   В о р г у н о в : Да нет! Подобрались хорошие, честные, уважающие себя работники. Они всегда одинаковы - и с энтузиазмом и без энтузиазма. А сволочь всегда есть сволочь, и нечего призывать ее к подвигам. Дать стрихнина - и все.
   Ж у ч е н к о : А вот вы не правы, так не правы! Нас тогда всех стрихнином потравить нужно было...
   В о р г у н о в : Почему... вас?
   Ж у ч е н к о (смутился): Да... так. Мы, тоже, знаете... всяко бывало.
   Г е д з ь : Да это же известно, чего там скрывать. Мы, товарищ Воргунов, были, как бы это выразить... не так, чтобы очень честные...
   В о р г у н о в : На работе?
   Г е д з ь : Нет, не на работе...
   В о р г у н о в : Меня интересует только работа, а если вы там от любви или от голода... ну так это... это другое дело, совсем другое дело... Ну, я плыву дальше... (Он уходит несколько расстроенный и сгорбленный.)
   Г е д з ь : Здорово завернул.
   Ш в е д о в : Он правильно сказал. Конечно, нужны прежде всего точность и освоение техники.
   К л ю к и н : И энтузиазм!
   Ш в е д о в : Вот для него как-то места не находится.
   К л ю к и н : Жалко, что я на посту стою. А то я треснул бы тебя прикладом по голове за такие разговоры, хоть ты и секретарь.
   С о б ч е н к о : Давай я за тебя постою, а ты тресни...
   Ш в е д о в : Постойте, чем неправильно?
   К л ю к и н : А ты понимаешь? Точность ему показали. А раньше он о точности не слышал? И у буржуев есть точность.
   Г е д з ь : Ты точности дай волю... Они с тебя и шкуру стянут по всем правилам математики. Точность у них называется расчетом...
   С о б ч е н к о : А этот дед тоже, видно, такой... буржуазный...
   К л ю к и н : Ты этого деда не знаешь, так и молчи...
   С о б ч е н к о : А что? Почему не знаю?.. Вот он говорит...
   Г е д з ь : Он чудак.
   К л ю к и н : Он чудак только снаружи... и бывает... такое закручивает. А на самом деле он у нас тут первый энтузиаст.
   С о б ч е н к о : О!
   З ы р я н с к и й : Ты тоже, Клюкин, закручиваешь...
   К л ю к и н : А ты смотри. Мы вот с тобой смеемся, а он, смотри, какой черный ходит. Думаешь, отчего это? Он душой болеет...
   С о б ч е н к о : Это еще ничего не значит.
   Блюм входит.
   Ж у ч е н к о : Соломон маркович, энтузиазм нужен или не нужен?
   Б л ю м : Ну, это как сказать... Если что-нибудь получить, так почему, пожайлуста, энтузиазм нужен, это хорошее дело... А то другой получит, а ты будешь стоять как из кулька в рогожку. Ну, а если платить, например, так зачем тебе энтузиазм? Если тебе есть чем платить, так с тебя возьмут, не беспокойся, ну, а если тебе нечем платить, так нужно тихонько сидеть и не кричать, для чего тебе этот самый энтузиазм...
   Смех.
   Ш в е д о в : Вот это я понимаю. Ну, а если в работе?
   Б л ю м : И в работе так: когда ты умеешь что-нибудь делать, так пожайлуста... А когдане умеешь, так кому ты нужен с твоим энтузиазмом. Не мешай другому - и все.
   Ш в е д о в : То же самое.
   Б л ю м : Что, то же самое?
   Ж у ч е н к о : И Воргунов так говорит.
   Б л ю м : Ну, так он же образованный человек, потому так и говорит.
   С о б ч е н к о : Соломон Маркович, где вы были целый день?
   Б л ю м : У Соломона Марковича нет письменного стола, так он целый день бегает. А тут еще эту старую столярную на меня набросили.
   Г е д з ь : Соломон маркович, вы эту столярную скорее разбирайте.
   Б л ю м : Кого разбирать, что вы говорите? Я на ней еще заработаю полмиллиона.
   С о б ч е н к о : Не заработаете, она сгорит раньше.
   Б л ю м : Ну, что вы!
   Ж у ч е н к о : Все коммунары говорят, что сгорит. Дня такого нет, чтобы там что-нибудь не загорелось.
   Б л ю м : Вы знаете, я и сам так думаю. Даже ночью спать не могу... Ой! (Ушел наверх.)
   З ы р я н с к и й : Ну, ребята, переодеваться, скоро будут ужин давать. (К Лаптенко.) А ты как, привык ужинать? (Ребята расходятся.)
   Л а п т е н к о : Три дня ничего не ел.
   З ы р я н с к и й : Какой же ты беспризорный после этого? Мы таких не принимаем.
   Л а п т е н к о : А как же?
   З ы р я н с к и й : А ты не знаешь как? Ты что сегодня спер на базаре?
   Л а п т е н к о : Я?
   З ы р я н с к и й : Ну да...
   Л а п т е н к о : Так... только подметки... пару.
   З ы р я н с к и й : Где ж они?
   Л а п т е н к о : Кого, подметки?
   З ы р я н с к и й : Да.
   Л а п т е н к о : Прошамал.
   З ы р я н с к и й : То-то же. А то: "Три дня не ел". Дураком прикидываешься. Ты если в коммуну поступаешь, так брехать брось. (Ушел в столовую.)
   Н а т а ш а (входит): Здравствуй, Вася.
   К л ю к и н : О, Наташа, здравствуй, как это ты?
   Н а т а ш а : Пришла проведать. К девочкам некого послать?
   К л ю к и н :Да ты иди прямо в спальню. Там все.
   Н а т а ш а : А кто дежурный сегодня?
   К л ю к и н : Зырянский.
   Н а т а ш а : Ой, вот не повезло...
   К л ю к и н : Да ты не бойся, иди, что он тебе сделает?
   Зырянский и Синенький выходят из столовой.
   З ы р я н с к и й : О, а вы чего пожаловали?
   Н а т а ш а : Нужно мне...
   Наверху Ночевная и Деминская.
   З ы р я н с к и й : Скажите, пожайлуста, - "нужно". Убежала из коммуны, значит, никаких "нужно".
   Н о ч е в н а я : Наташа, ой, какая радость! Наташенька, миленькая! (Обнимает).
   З ы р я н с к и й : Я вас всех арестую! Какая радость? Она убежала из коммуны!
   Д е м и н с к а я : Убежала, что ты выдумываешь! Не убежала, а замуж вышла. Наталочка, здравствуй!
   С и н е н ь к и й (бросается на шею Наташе): Наталочка, ах, милая, ах, какая радость!!!
   Н а т а ш а (смеется): Убирайся вон, чертенок!
   З ы р я н с к и й : Нечего ей здесь околачиваться. Я ее не пущу никуда. Раз убежала из коммуны - кончено. И из-за чего? Из-за романа.
   Н а т а ш а : Как это убежала? Что я - беспризорная, что ли? Я пять лет в коммуне.
   З ы р я н с к и й : Пять лет, тем хуже, что ушла по-свински... Для тебя донжуаны лучше коммунаров.
   Н а т а ш а : Какие донжуаны?
   З ы р я н с к и й : Петька твой - донжуан.
   С и н е н ь к и й : Дон-Кихот Ламанчанский!
   Н а т а ш а : Какой он донжуан? Мы с ним в загсе записались.
   З ы р я н с к и й : В загс тебе не стыдно было пойти, а в совет командиров стыдно. Убежала и два месяца и носа не показывала. (Клюкину.) Я не позволю пропускать ее в спальню.
   К л ю к и н : Есть - не пропускать в спальню.
   Зырянский ушел в столовую.
   Н о ч е в н а я : Вот ирод. Что же делать? Вася, ты не пропустишь?
   К л ю к и н : Что вы? Приказание дежурного не только для меня, а и для вас обязательно.
   Сверху Жученко и Шведов.
   Н о ч е в н а я : жучок! Вот пришла Наташа, а Алешка не пускает в спальни.
   Ж у ч е н к о : А, Наташа, здравствуй! Не пускает? (Кричит в столовую.) Алешка!
   Зырянский в дверях столовой.
   Ж у ч е н к о : Надо же пропустить.
   З ы р я н с к и й : наш старый обычай - беглецов в коммуну не принимать.
   Ж у ч е н к о : Какой же она беглец? Ну, немного не так сделала.
   З ы р я н с к и й : Не пущу.
   Ж у ч е н к о : В таком случае я тебя приказываю.
   З ы р я н с к и й (вытянулся, поднял руку в салюте): Есть, товарищ председатель совета! Попусти ее, Вася, по приказанию председателя...
   К л ю к и н : Есть пропустить!..
   Ж у ч е н к о : Ну и черт же ты, Алешка.
   З ы р я н с к и й : Я черт, а ты... интеллигент...
   Сверху спускаются Григорьев и Блюм.
   Б л ю м : Хэ-хэ, какой же он механик, я же знаю...
   З ы р я н с к и й : Товарищ Григорьев, разрешите узнать, откуда вы получили сведения, что ключи украл Вехов?
   Г р и г о р ь е в : Мне сказали.
   З ы р я н с к и й : Кто сказал?
   Г р и г о р ь е в : Для вас, надеюсь, все равно. Ведь это оказалось правдой?
   З ы р я н с к и й : Нам не все равно. Почему вы скрываете?
   Г р и г о р ь е в : Я не хочу подводить того коммунара под неприятности.
   К л ю к и н : Это что за психология? Какие неприятности?
   Г р и г о р ь е в : Спасите мою душу, часовые тоже могут разговаривать?
   К л ю к и н : Если нужно, часовые могут даже стрелять... Ответье, о каких неприятностях вы говорите?
   Г р и г о р ь е в : Разумеется, этому коммунару будут мстить...#7
   З ы р я н с к и й : Ах ты, черт. Так вы что же думаете? Коммунары все воры, а если кто выдаст, так месть? Вы имеете право это говорить?
   Г р и г о р ь е в : Не забывайтесь, молодой человек, и не кричите.
   З ы р я н с к и й : Я вас отсюда не выпущу, пока вы не скажете...
   Торская и Вальченко вошли.
   Г р и г о р ь е в : Как же это? Арестуете?
   З ы р я н с к и й : А хотя бы и так...
   Г р и г о р ь е в : Это издевательство над инженером!
   Г е д з ь : А разве вы инженер?
   Т о р с к а я : В чем дело? Что за собрание?
   З ы р я н с к и й : Товарищ Григорьев сообщид нам сегодня, что в ящике Вехова есть краденные вещи. Это верно, нашли, но товарищ Григорьев отказывается сказать, откуда он узнал сам...
   Т о р с к а я : Может быть, вы мне скажете, товарищ Григорьев?
   Г р и г о р ь е в : Продолжайте ваши беседы с товарищем Вальченко...
   З ы р я н с к и й : Клюкин, не выпускать его отсюда.
   К л ю к и н (смеется): Есть не выпускать...
   В а л ь ч е н к о : Товарищ Григорьев, что с вами?
   Г р и г о р ь е в : Что с вами, товарищ Вальченко? Вам не угодно замечать хулиганства по отношению к инженерам?
   В а л ь ч е н к о : Я тоже инженер...
   Б л ю м : Вас могут обвинить в соучастии...
   Г р и г о р ь е в : В чем?
   Б л ю м : Ну, в чем, известно, в чем. Если кто-нибудь крадет, а другой знает или не хочет сказать, так он тоже...
   Григорьев хочет пройти.
   К л ю к и н (на дороге с винтовкой): По распоряжению дежурного командира...
   Вошел Воргунов.
   Г р и г о р ь е в : Наплевать на ваших дежурных.
   Г е д з ь (засучивая рукав): Ого! Не могу, честное слово, не могу.
   В о р г у н о в (хватает его за руку): Эй вы, русский богатырь...
   Г е д з ь (конфиденциально Воргунову): Надо, понимаете, стукнуть.
   В о р г у н о в : Давайте подождем...
   Т о р с к а я : Товарищи, успокойтесь. Это всегда успеем разобрать. Зырянский, вы же дежурный, наведите порядок.
   З ы р я н с к и й : Клюкин, выпустить арестованного.
   К л ю к и н : Есть выпустить арестованного. Пожайлуста.
   Г р и г о р ь е в (проходя между молча расступившимися коммунарами): Хамство!
   Г е д з ь (Воргунову): Нужно было стукнуть.
   В о р г у н о в : Слишком, знаете, старая форма...
   Г е д з ь : Уже согласен. (Спускает рукав).
   З ы р я н с к и й : Коммунары, через десять минут ужин.
   Коммунары подымаются по лестнице. Внизу группа: Торская, Вальченко, Блюм,
   Воргунов.
   Б л ю м : Это он у папаши так научился разговаривать?
   Т о р с к а я : А вы знаете его отца?
   Б л ю м : А как же - генерал-лейтенант Григорьев...
   Т о р с к а я : Он умер?
   Б л ю м : Нет, он теперь трудящийся...
   В о р г у н о в : Блюм, что вы чепуху мелете?
   Б л ю м : Блюм никогда не мелет чепухи. Их превосходительство сейчас продает газеты в Берлине. Дело, как видите, не солидное.
   Т о р с к а я : Откуда вы все это знаете?
   Б л ю м : Живешь на свете - все видишь, а то и скажет какой-нибудь знакомый.
   Воргунов и Блюм ушли наверх.
   Т о р с к а я : Иван Семенович, не грустите.
   В а л ь ч е н к о : О нет, я прекрасно себя чувствую, но я не могу спокойно выносить такие сцены...
   Т о р с к а я : Что вас беспокоит?
   В а л ь ч е н к о : Мне хочется... драться.
   Т о р с к а я (берет его под руку, направляются вверх): Морды бить? Правда?
   В а л ь ч е н к о : В этом роде.
   Т о р с к а я : Это прекрасное, захватывающее желание. Я вас понимаю.
   Сверху идут Наташа и Ночевная.
   Н а т а ш а (бросается к Торской): Надежда Николаевна, я вас все ищу...
   Т о р с к а я : Наконец-то... Как тебе не стыдно! Два месяца не показывалась...
   Н а т а ш а : Зырянского боюсь...
   Т о р с к а я : Это верно, его многие побаиваются. Как же ты живешь?
   Н а т а ш а : Хорошо, Надежда Николаевна! Хорошо! Петя, вы знаете, такой хороший...
   Т о р с к а я : У вас большая любовь?
   Н а т а ш а : Такая любовь... Ой! (Смущается присутствием Вальченко.) Я вам потом расскажу...
   В а л ь ч е н к о : Вы меня не бойтесь. Я...
   Т о р с к а я : Верно. Вы не бойтесь его, Наташа. Он тоже влюблен...
   В а л ь ч е н к о : Откуда вы знаете?
   Т о р с к а я : "Живешь на свете - все видишь"...
   Н а т а ш а : Это правда?
   В а л ь ч е н к о : Я бы вам сказал, но я тоже... Зырянского боюсь...
   Направляются наверх, оттуда сбегает Деминская к Клюкину.
   Д е м и н с к а я : Ну, сдавай. (На Лаптенко.) Этот чего здесь сидит?
   К л ю к и н : Ждет совета командиров... (Сдал винтовку, побежал наверх.)
   Д е м и н с к а я : Ты где живешь?
   Л а п т е н к о : Я нигде не живу.
   Д е м и н с к а я : Как это нигде не живешь? Вообще ты живешь или умер?
   Л а п т е н к о : Вообще? Вообще я живу, а так - нет.
   Д е м и н с к а я : А ночуешь где?
   Л а п т е н к о : Вообще? Да?
   Д е м и н с к а я : Что у тебя за глупый разговор? Где ты сегодня спал?
   Л а п т е н к о : Ах, сегодня? Там - в одном доме. В парадном. А когда меня примут?
   Д е м и н с к а я : После ужина будет совет командиров. Только ты на совете ничего не ври.
   Л а п т е н к о : Я уже знаю. Мне уже говорит этот - Алеша, чтобы не врал. Воргунов проходит сверху, курит. Внизу размахнулся окурком, бросил его с
   гневом в угол.
   В о р г у н о в : Черт...
   Д е м и н с к а я : Товарищ Воргунов!
   В о р г у н о в : Что такое?
   Д е м и н с к а я : Поднимите окурок.
   В о р г у н о в : Как это поднять?
   Д е м и н с к а я : Здесь нельзя курить и бросать окурки. Поднимите.
   В о р г у н о в : Да... черт... где я его буду искать? Завтра уборщица уберет...
   Д е м и н с к а я : У нас нет уборщиц. Поднимите.
   В о р г у н о в : Да что вы на меня с ружьем?
   В дверях столовой Зырянский и Синенький.
   З ы р я н с к и й : Что, опять скандал?
   Д е м и н с к а я : Товарищ (улыбается) бросил окурок, а поднять не хочет.
   В о р г у н о в (явно опасаясь Зырянского): Да я его пойду не найду.
   З ы р я н с к и й : Бросать нельзя!
   Л а п т е н к о : Вот. (Подает окурок Воргунову.)
   В о р г у н о в (машинально берет окурок и выходит): Вот глупая история!
   З ы р я н с к и й : А ты чего стараешься? Сам поднял бы. Ты беспризорный?
   Л а п т е н к о : Беспризорный.
   З ы р я н с к и й : А не лакей, нет?
   Л а п т е н к о : Так жалко... этого... его зовут Вием? Да?
   З ы р я н с к и й : Что ты там?..
   Л а п т е н к о : Говорю, жалко... Вия.
   З ы р я н с к и й : Смотри ты: "Вия". Молодец, Роза, наша берет. Будет знать старый, что такое энтузиазм.
   С и н е н ь к и й : Он говорит: уборщица, а Роза - ввик. (Показывает, как стреляют.) Битва котят и медведей.
   Д е м и н с к а я : Сам ты котенок.
   Р о м а н ч е н к о (влетает со двора): Хлопцы, столярная... столярная горит... пожар...
   З ы р я н с к и й : Брешешь!
   Р о м а н ч е н к о : Да, пожар!.. Горит крыша!..
   З ы р я н с к и й : Новый скандал! Вот дежурство! Синенький, давай тревогу.
   С и н е н ь к и й : А как она?.. Смотри ты: забыл... Ага!
   Играет тревогу в дверях, потом наверху и где-то далеко в спальнях. Немедленно с верхнего этажа врываются коммунары, некоторые из них с огнетушителями. Внизу появляется Воргунов и не понимает, в чем дело.
   З ы р я н с к и й (оглушительно кричит): Спецовки, спецовки надевай, куда вас черт несет?
   Часть возвращается. Большинство уже в спецовках вылетает лавиной в
   распахнутые двери.
   З ы р я н с к и й (Шведову): Я туда, вызывай пожарную. Товарищ Воргунов, тушить... Шведов, пошлешь ко мне сигналиста.
   Ш в е д о в : Есть...
   В о р г у н о в : Тушить так тушить...
   Зырянский и Воргунов выбегают. С верхнего этажа пробегают Вальченко и
   Троян. Не спеша спускаются Дмитриевский и Григорьев.
   Ш в е д о в (у телефона): 5-50. Пожарная? Говорят из коммуны Фрунзе. У нас пожар. Столярная мастерская. Дерева много и сама деревянная. Есть обозначить гидранты.
   Синенький спокойно спускается сверху.
   С и н е н ь к и й (к дежурному): С сигналкой?
   Ш в е д о в : Вот глупый вопрос. Куда ты годишься без сигналки?
   Синенький вылетел.
   Ш в е д о в (у телефона): 4-17-11. Товарища Крейцера. Александр Осипович? У нас пожар. Столярная мастерская. Только что... Вызвал только что... Еще не знаю. Коммунары уже все там... Да. Вы будете у телефона? Есть. Роза, Крейцер будет у телефона. Я побегу...
   Д е м и н с к а я : Есть.
   В окна пробивается отблеск пожара. Слышен неясный шум толпы.
   З ы р я н с к и й (вбегает): Вот везет... Воды нет в водопроводе. Где Шведов?
   Д е м и н с к а я : Крейцер у телефона.
   З ы р я н с к и й (у телефона): Александр Осипович? Зырянский, да, дежурный командир... Воды нет в водопроводе, поганое дело. Хорошо, нажмите. Тушим, как же. Да как? Огнетушители, а то больше руками... Горит крыша и угол. Там, где сложены стулья... Знаете? Хорошо.
   Сверху Блюм, поддерживаемый Торской.
   Б л ю м : У меня сердце... Я не перенесу этого. Ох, боже мой! Мальчики только сегодня говорили... Как они все хорошо знают... Как там дела? Если я сегодня не умру, так занчит, я еще здоровый человек.
   Зырянский помог свести Блюма, направляется к выходу.
   Т о р с к а я : Не волнуйтесь так. Алеша, пришли ко мне девочку.
   З ы р я н с к и й : Есть.
   Захаров и Шведов входят.
   Ш в е д о в : Кто говорил с Крейцером?
   Д е ми н с к а я : Дежурный.
   З а х а р о в : Звони в совхоз. Пускай срочно дают воду, а то совсем сгорим... (Вышел.)
   Ш в е д о в (у телефона): 30-39. У нас пожар, знаете? Так почему воды нет? Коров поили... Давайте немедленно. Вот черти: через десять минут. (Выбежал.)
   П л а т о в а (коммунарка лет тринадцати: Что такое, Надежда Николаевна?
   Т о р с к а я : Зина, в моей комнате есть нашатырный спирт. Тебе мама даст. Принеси сюда.
   П л а т о в а : Есть. (Побежала наверх.)
   З ы р я н с к и й (вбрасывает в вестибюль Болотова, у него в руках радиоприемник): Роза, он арестован. У кого пожар, а у него радио... (Скрылся.)
   Д е м и н с к а я : Вот еще... людишки... Как же ты?
   Б о л о т о в : Честное слово, не слышал сигнала. Я там в инструментальной работал, а там... примус... шумит...
   Д е м и н с к а я : Ну, чего ты врешь: как это можно не слышать тревоги? Вот выгонят тебя - и правильно.
   Собченко и Романченко вводят под руки Вальченко.
   Т о р с к а я : Что случилось?
   В а л ь ч е н к о : Как замечательно удачно.
   С о б ч е н к о : Ушибли здорово.
   Р о м а н ч е н к о : балку вытаскивали, а эта штука... раскоряка такая, как треснет его по кумполу. Он только брык.
   В а л ь ч е н к о : И не раскоряка, а стропильная нога.
   Р о м а н ч е н к о : Нога... Хорошая нога.
   Собченко и Романченко убегают.
   Т о р с к а я : Вы уже в сознании?
   В а л ь ч е н к о : Да ничего... сначала оглушило.
   Т о р с к а я : Но у вас кровь?
   В а л ь ч е н к о : Это ничего... ударило сильно. А как хорошо кончилось.
   Погас свет.
   Т о р с к а я : Вот еще беда... Болотов, беги ко мне, там возле зеркала свеча и спички. Принеси.
   Д е м и н с к а я : Он под арестом.
   Т о р с к а я : Ничего не убежит, я отвечаю...
   Б о л о т о в : Есть. (Умчался наверх.)
   П л а т о в а (сверху): Ой, и темно ж. Вот спирт.
   Т о р с к а я : Ну, как вы себя чувствуете, Соломон Маркович?
   Б л ю м : Я себя никак не чувствую... Как там с пожаром этим? Для моего сердца нельзя такие пожары. Мне и доктор сказал: в случае чего у вас будут чреватые последствия...
   Ш в е д о в (входит): Провода порвали.
   Т о р с к а я : Света не будет?
   Ш в е д о в : Одарюк уже на столбе. Будет. (У телефона.) 4-17-11. Товарищ Крейцер? Горим. Ого, тушим. Руками растаскиваем. Сейчас весь двор завален огнем: балки, стулья, доски... По всему двору разбросали... Да так благополучно: по башкам кой-кому досталось... Средне. Плохо с костюмами, испортили многие... Да, думаю, что потушим... Хорошо, ждем.
   Б о л о т о в (осторожно несет зажженную свечу): Насилу нашел.
   Ш в е д о в : Смотри, тут целый лазарет. А я видел, как вас стукнуло, товарищ Вальченко. Аж зазвенело.
   В а л ь ч е н к о : У меня тоже впечатление было довольно сильное...
   Б л ю м : Сильное впечатление хорошо, если у тебя здоровое сердце.
   Т о р с к а я : Зина, принеси бинт из больнички.
   П л а т о в а : Есть. (Убежала наверх.)
   Ш в е д о в : А знаете, кто хорошо работает? Воргунов. Он и Забегай, как черти. Мы их два раза из огнетушителя тушили. Старый, а с энтузиазмом...
   Б л ю м : Голубчик, Шведов... потушим?
   Ш в е д о в : Потушим, а как же...
   По окнам вестибюля пробегает свет прибывших машин, шум моторов.
   Ш в е д о в : О, пожарные приехали. (Выбежал.)
   П л а т о в а (сверху): Вот бинты...
   Т о р с к а я : Дайте, я вам перевяжу...
   В а л ь ч е н к о : Это прямо замечательно. Я желал бы, чтобы меня каждый день... по кумполу.
   Т о р с к а я : Через три дня от таких наслаждений никакого кумпола не останется.
   З ы р я н с к и й (входит): Ф-фу... насилу одолели.
   Б л ю м : Потушили?
   З ы р я н с к и й : Не потушили, а растащили по бревнышку. двор, как огненное озеро. Пожарные приехали. С бочками.
   В а л ь ч е н к о : Это самый счастливый день...
   Б л ю м : Ну, зачем вы так говорите... Вы знаете, чем это может кончиться?
   В а л ь ч е н к о : А что?
   Б л ю м : Я же знаю, чем это кончается. Пока у тебя голова разбита, так все хорошо. А когда голова целая и все на месте, так тебе говорят: я уезжаю...
   В а л ь ч е н к о : Кто?
   Б л ю м : Откуда я знаю кто? Каждая может уехать. Говорит, характерами не сошлись... Жены эти самые...
   В а л ь ч е н к о : Нет... не может быть...
   Т о р с к а я : Мне этот лазарет придется разогнать за то, что он занимается пустяковыми разговорами...
   П о ж а р н ы й (входит): Где телефон? 5-50. Говорит связист. Коммуна Фрунзе. Пожар номер шесть. Воды не было. Да, ребята сами растащили. Во дворе много огня. Поливаем. Пришлите несколько бочек... (Вышел.)
   Воргунов и Забегай входят обнявшись.
   З а б е г а й : Пропустите старых партизан. Ой-ой-ой, что же они с нами сделали? Товарищ Воргунов?
   В о р г у н о в : Да, здорово нас того. Стервецы, из огнетушителя поливали.
   З ы р я н с к и й : Вы еще спасибо скажите, а то из вас окорочка были бы.
   В а л ь ч е н к о : Жму вашу руку, Петр Петрович.
   В о р г у н о в : А вы как?
   В а л ь ч е н к о : О, я наверху блаженства.
   В о р г у н о в : Кому что, а курице просо...
   Т о р с к а я : Да вы весь мокрывй, надо сейчас же переодеться.
   З а б е г а й : Идем, сейчас идем. Я вам предлагаю, как старому партизану, мое галифе.
   Смех. Зырянский и Синенький входят.
   З ы р я н с к и й : Хорошо, товарищ Воргунов?
   В о р г у н о в : Да, это по-нашему: все горит, никаких инструментов, шипит, гремит, валится, а они руками, голыми руками. Это все-таки картина...
   Т о р с к а я : Да ведь и вы с ними.
   В о р г у н о в : Да ведь и я такой же...
   З ы р я н с к и й : Синенький, давай отбой.
   Сигнал во дворе. Толпой вваливаются коммунары. Большинство мокрые, черные, измазанные, обгоревшие, все бурно веселые. На секунду задерживаютсявозле Вальченко, Блюма, Воргунова и убегают наверх. Приходит на свое место и мокрый Лаптенко и, улыбаясь, заглядывает всем в лицо. Деминская спешит убрать в сторону бархатный коврик на лестнице. Ей кто-нибудь помогает.
   О б р ы в к и ф р а з :
   - Товарищ Вальченко, как ваше здоровье?
   - Что же теперь?
   - Там стульев штук триста.
   - Это я вас из огнетушителя тушил, товарищ Воргунов.
   - Значит, и костюм за ваш счет.
   - А может, он был старый.
   - Вот кто хорошо действовал. Как тебя зовут?
   - Лаптенко, Гриша?
   - Он молодец.
   - Ему хорошо, у него спецовка подходящая.
   - Как раз для пожаров.
   - Его надо сейчас принять.
   - Идем купаться, корешок...
   - Соломон Маркович, а я говорил вам.
   - Это горел старый мир.
   - Ишь ты какие: старый мир...
   - Выходит так, что и тушить не надо было.
   - А за что я вам пошью новые костюмы?
   - Заработаем.
   Т р о я н (входит): Чему я больше всего поражаюсь, это что мои очки уцелели.
   Т о р с к а я : На кого вы похожи, Николай Павлович!
   Т р о я н : Горел.
   Общий смех. Троян не столько обгорел, сколько изодрался.
   В о р г у н о в : Где это вас так?
   Т р о я н : Это мы разбирали маленькую кладовочку.
   Ж у ч е н к о (вводит толпу с огнетушителями. Уже и раньше многие приносили их): Что же вы побросали? Ставьте здесь.
   З а х а р о в : Ну, Соломон Борисович, ожили?
   Б л ю м : Потушили. Ах, как я люблю этих коммунаров! Это же замечательно!.. Вы знаете? Постойте, сколько же огнетушителей истратили? (Поднялся с дивана. Начинает считать.) Один, два, три...
   Ж у ч е н к о : Да зачем считать, сколько их было?
   Б л ю м : Сорок штук.
   Ж у ч е н к о : Все истратили, сорок, значит...
   Б л ю м (в ужасе): Сорок штук?! Не может быть... Алексей Степанович, как же так?
   З а х а р о в : Что, много?
   Б л ю м : Алексей Степанович, разве же так можно? Где же набрать столько денег? Сорок огнетушителей на такой маленький пожар... Это же безобразие.