Страница:
- Хатч, - поинтересовался он, - ты, случайно, завтра не свободна?
- Я лечу в Принстон, Пастор, - ответила она, - повидать маму.
- О-о-хо-хо.
- А почему ты спросил?
- Могли бы вместе пообедать. - Он пожал плечами, будто отбрасывая все проблемы целиком. Неудачная мысль. Следовало бы знать, что ты будешь занята.
- Она ждет меня, Пастор. Мы не виделись уже год. Я действительно не могу отменить эту поездку.
То же ей подсказывало и чутье. Не стоит торопить события. Не стоит, если она действительно заинтересована в нем.
- Хотя вот что я думаю. Я вернусь в пятницу. Может, тогда и встретимся?
- Хорошо, - легко согласился он. - Позвони, когда приедешь.
Такси приземлилось на плоской крыше ее отеля. Пастор попросил подождать, вышел и проводил ее до дверей номера. Хатч открыла дверь и повернулась к нему, не раздумывая, пригласить ли его к себе. Они оба выпили лишнего.
- Спасибо, Пастор, - сказала она. - Вечер был просто чудесный.
- Мне тоже понравилось. - Он наклонился и запечатлел на ее лбу невинный поцелуй, приоткрыв губы и позволив им задержаться ровно настолько, чтобы впитать частицу ее огня.
Этот малый знает, что делает.
Затем, приняв на себя всю тяжесть решения, он отступил.
- Ты удивительная, Хатч, - произнес он. Повернулся и удалился широким шагом.
Продолжая бороться с ощущением, что вела себя словно идиотка, Хатч посмотрела, как он исчез в лифте. Затем медленно закрыла дверь и подошла к окну. Минуту спустя в ночное небо поднялось такси, делая широкий разворот по дуге в сторону Хрустальной башни.
3
Декаданс снискал дурную славу в истории. Однако правда в том, что нет лучшего времени для жизни, чем эпоха упадка. Здоровая пища, как правило, на все согласные женщины, и кто-то другой сражается на всех войнах. И обязательно есть следующее поколение, которому предстоит платить по всем счетам.
Грегори Макаллистер. Странствие по Гоморре. 2214
В самый разгар утра Хатч зарегистрировалась в оперативном отделе и получила необходимые инструкции. Ей сообщили, что количество пассажиров - от шести до восьми. Многие подробности так и не прояснились полностью. В конференц-зале Академии, на шестом этаже «Колеса», намечался брифинг, а отлет ориентировочно назначили на 7 октября.
Еще ей устроили самую настоящую экскурсию по «Городу Мемфис». Корабль оказался меньше, чем большинство транспортных средств Академии. Но его размер в значительной степени определялся уменьшением объема отводимого для силовых установок пространства, благодаря усовершенствованию как двигателей Хейзелтайна, так и термоядерных двигателей, чьи технические параметры обусловливали такой уровень эффективности, какого Хатч никогда не доводилось видеть. Сенсорные матрицы и системы связи отвечали самым современным требованиям - как и системы управления кораблем.
Внутри было просторно (в разумных пределах) и чрезвычайно роскошно. Привычные для Хатч металл и пластик заменили мягкая искусственная кожа, панели из мореного дерева и пышный ковер на полу. Повсюду были драпировки и ширмы. Кают-компания манила разнообразной дорогой мебелью, какую (едва ли) можно было встретить лишь в дорогом клубе. Центр управления кораблем, изобиловавший кнопками и экранами, у всякого вызвал бы желание «инспектировать» любой новый мир. Интерьер скорее напоминал обстановку шикарных домов в элитных районах всех нестоличных городов двадцать первого века. Мостик был мягко освещен, и с помощью трубопроводов там могли распылять целую серию ароматов: лимон, кедр и дюжина других.
Дайте мне немного времени, и я уверена, что привыкну к этому.
А что относительно Билла?
Служащий оперативного отдела сказал, что пакет программ ИИ поставляется вместе с кораблем. Но поскольку «Мемфис» не принадлежит Академии, базовая система ИИ здесь не установлена. Каковы ее предпочтения?
Билл.
Хатч надеялась, что здесь может внезапно появиться Пастор, но, осторожно наведя справки, выяснила, что он явился сюда в девять, вскоре после открытия отдела, получил предназначенную для него информацию и отбыл.
Она ощутила внутреннюю опустошенность и подумала, не перенести ли отлет домой на вторую половину дня. Тогда она могла бы позвонить Пастору и предложить встретиться за ленчем. Лучше бы они договорились вчера, когда для этого были все возможности. Но Хатч отбросила это намерение как неразумное.
Давайте не будем выставлять напоказ свои волнения и страсти.
Она купила себе кое-что из одежды, вернулась в отель, собрала вещи и заказала такси до «Националя».
У матери она была около семи.
Мать Хатч, Тереза Маргарет Хатчинс, жила в Фарлейвилле, северном пригороде Принстона. Когда такси село, она вместе с несколькими друзьями уже поджидала дочь у дома, у основания посадочной площадки. Деревья были украшены узкими лентами, и уже появились соседские дети - взглянуть, что за переполох. Не хватало лишь оркестра из соседней средней школы. Каждый стремился встретить знаменитую дочь Терезы. Это был ритуал, через который Хатч проходила всякий раз, возвращаясь домой. Моя дочь - астронавт.
Такси, доставившее Хатч, приземлилось на площадке. Она расплатилась, вышла, обняла мать, обнялась и обменялась рукопожатием с остальными встречающими. И тут «мамуля» приступила к торжественной части.
- Присцилла была вместе с теми, кто открыл Омега-облака, - пояснила она женщине средних лет, которую, кажется, звали Випи.
И все немедленно отреагировали - так, как обычно бывает при подобных возвращениях на родину.
- Ты должна рассказать нам, как было в прошлом году на Обреченной, дорогая.
- Знаешь моего кузена Джейми? Он работает на космической станции около Каракуа.
- Должно быть, так приятно путешествовать среди звезд!
На самом деле все это было глупо до невозможности. Сейчас, столкнувшись с реальностью, Хатч готова была признаться себе, что проводит жизнь в некоем виртуальном мире. Пляжи на протяжении жизни она посещала в основном электронные. То же относилось и к большинству вечерних прогулок, захватывающих видов с горных вершин, путешествий по идиллическим лесам или странствий по широким проспектам огромных земных городов. Ей приходило на ум, что почти для всех остальных именно это и есть реальная жизнь, но она гнала подобное заблуждение.
Хатч понимала: мать гордится своей дочерью. Но ей это доставляло массу неудобств. Самой Хатч плохо удавалось изображать застенчивость, она чертовски хорошо знала, какова реальная цена ее известности.
Так было до сих пор. Поэтому сейчас Хатч кивнула и, пока они всей толпой направлялись к дому, попыталась определить верную линию поведения. Она признавала, что потерь было немного, что ей всегда сопутствовала удача и что помощь она получала не раз. Наверняка этоне противоречило истине.
Тереза приготовила богатый выбор конфет и безалкогольных напитков. Хатч старательно отвечала на вопросы о том, почему она выбрала столь необычную профессию, не собирается ли она в ближайшее время угомониться и осесть дома (она не упоминала о своих планах по поводу отставки), и правда ли то, что люди обычно испытывают болезненные ощущения, когда корабль переходит в другой тип пространства, как там вы его называете? Суперпространство?
- Гиперпространство, - поправила она.
Один из гостей, учитель, спросил, не может ли Хатч, пока она дома, прийти в школу и провести беседу.
- У нас много учеников, которым было бы очень интересно услышать о ваших приключениях.
Хатч согласилась, и они назначили дату и время.
Двое холостяков, профессор истории из Принстона и консультант-экономист, старались устроиться поближе к ней. Оба были красивы - но в расхожем, приземленном понимании. Четкие черты, чистая кожа, гладко зачесанные назад волосы, ровные зубы. «Не возникай, - велела она себе. - Это „мамулина“ работа».
Профессор, казалось, был ошеломлен ее славой и компенсировал это чрезмерной веселостью. Он явно терял нить разговора. Ему очень хотелось познакомиться с Хатч поближе. Может быть, пообедаем вместе?При этом он так нервничал, что Хатч стало его жалко.
- С удовольствием, Гарри, - сказала она, - но я пробуду здесь всего несколько дней.
Консультанта-экономиста звали то ли Рик, то ли Мик, она так и не запомнила точно. Он строго придерживался того невероятно прямолинейного взгляда, что к нравственному падению Северо-Американского Союза привел, несомненно, рост числа людей, при первой же возможности отказывавшихся от заключения браков. Он очень любил напоминать о последних днях Римской империи, намекая, что сам оказался бы надежным и весьма полезным партнером.
Он попросил у Хатч номер телефона, но та мгновенно нашлась, заявив, что очень скоро улетит с Земли. Жаль, конечно… Возможно, в следующий раз все сложится удачнее.
Хатч очень интересовало, чем занят Пастор, а вечер тянулся чрезвычайно медленно. Наконец, когда все закончилось и она обнаружила, что почти девять часов, мать спросила, как на ее взгляд прошел прием, было ли ей весело и что она думает об этих двух мужчинах.
Хатч была единственным ребенком, единственной возможностью ее матери обрести внуков. Все это ложилось на плечи Присциллы тяжелым бременем вины. Но что делать?
- Да, мам, - произнесла она, - очень приятные парни. И тот, и другой.
Тереза уловила в ее тоне облегчение и вздохнула.
- Думаю, мне не следовало в это ввязываться.
Хатч хотела сообщить матери, что предстоящий полет должен стать последним. Но что-то удержало ее. И вместо этого она лишь сказала, что не собирается летать бесконечно.
- Держись, мам, ладно? - добавила она.
Обязательные посещения родственников продолжались все последующие дни. Между визитами Хатч и Тереза бродили по городу, обедали в ресторанах, где Хатч не бывала годами, заглянули в театр (с постоянной труппой и постоянным репертуаром) на постановку «Путь под уклон», сделали множество покупок и сходили на утренний концерт. По привычке Хатч не брала на неофициальные встречи средств связи. На весь свой последний день она отправилась в школу имени Маргарет Ингерсолл, названную в честь первого президента Северо-Американского Союза, и беседовала с полным залом подростков о полетах к звездам. Слушали ее восторженно. Хатч подробно описала, какие возникают ощущения при переходе на низкую орбиту вокруг газового гиганта или при посещении планеты, целой планеты, которая значительно больше Земли и на которой никто не живет. Она показала им изображения колец, лун и туманностей и с восхищением слушала их изумленный гул. А на закуску она приберегла черную дыру.
- Длинная вереница огней, - объясняла она, - этакое алмазное ожерелье, вот что такое разорванная звезда, звезда, опускающаяся в бездонную пропасть.
Они смотрели на световое кольцо, окружавшее дыру, на черный центр, на осколки звезды.
- А куда она девается? - поинтересовалась девушка в самом конце зала.
- Мы даже не знаем, девается ли она куда-то, - сказала Хатч. - Но есть мнение, что это путь в другую вселенную.
- А что думаете вы? - осведомился молодой человек.
- Не знаю, - созналась она. - Может быть, она куда-то уходит. - Тут Хатч понизила голос. - В мир, где молодые люди тратят свободное время на занятия геометрией.
Позже, на выходе, восемнадцатилетний парнишка спросил, занята ли она сегодня вечером.
Но так получилось, что вечер Хатч уже запланировала провести вдвоем с матерью.
Терезу сопровождал театральный актер, элегантный, симпатичный и не лишенный обаяния, исполнитель роли Маритайна, высокомерного фанатичного политика. Пару Хатч составил ее близкий друг, знаменитый Грегори Макаллистер, с которым она участвовала в триумфальной экспедиции на Обреченную. Когда она позвонила, чтобы поздороваться, оказалось, что Макаллистер приглашен читать лекции в Принстоне. Слово за слово - и он оказался на этой вечеринке.
Вернулись за полночь. Тереза была в восторге от Мака и, казалось, подозревала, что Хатч что-то скрывает от нее.
- Поверь, мам, - говорила Хатч, - он очень интересный человек, но никто не захочет держать его под башмаком. Сегодня вечером он был паинькой.
Это замечание озадачило Терезу, но не обескуражила.
Пока они раздевались в прихожей, Хатч заметила, что система связи ритмично мигает.
- Есть сообщения, Джанет?
- Звонил Мэтью Броули, Присцилла. Дважды.
Хатч затаила дыхание. И когда Тереза каким-то странным тоном поинтересовалась, кто такой Мэтью Броули, поняла, что от матери это не ускользнуло.
- Просто приятель, - ответила она.
Тереза кивнула и едва сдержала улыбку.
- Сварю кофе, - проронила она и вышла.
Хатч подумала было, не прослушать ли сообщение у себя в спальне, но решила не делать ничего такого, что могло разжечь любопытство матери и подтолкнуть ее к дальнейшим расспросам.
- Так что там, Джанет?
- Первый звонок поступил в семь пятнадцать. Он оставил номер и попросил тебя перезвонить.
- А второй?
- Я выведу его на экран.
Противоположная стена расплылась, образовав темный фон, и там материализовался Пастор (запись сообщения). Он был в черных спортивных брюках и отвратительной зеленой рубашке, без застежки и с широким вырезом. Он опирался на что-то, может быть, на стол, но этот предмет не попадал в поле сканера и потому не был виден, а Пастор так и стоял перед ней, сгибаясь под неимоверным углом, игнорируя силу тяжести.
- Привет, Хатч, - сказал он. - Я предвкушал, как мы проведем наш выходной, но Вирджил очень торопится с выполнением программы. Сегодня вечером меня отправляют в Атланту, и я пробуду там до завтра, а тогда - сразу на «Колесо». К пятнице мы уже будем в пути.
Я полагаю, это разлучит нас до весны. Но ты в моем списке самых важных дел, и, надеюсь, ты помнишь об этом.
Счастливого полета к тридцать одиннадцать, или как там ее. Я буду по соседству. Дай знать о себе, когда найдется время.
Он улыбнулся и скрылся.
Хатч стояла, глядя на экран.
Проклятье.
4
Время чертит морщины на гладком лице, но настоящему другу оно добавляет лишь свежие оттенки, которые не могут изменить или уменьшить ни тепло, ни холод, ни страдание, ни место, ни судьба.
Джон Лили. Эндимион, III. 1591
В жизни Джорджа Хокельмана обозначился самый многообещающий и неожиданный поворот. Джордж был сыном заурядных обывателей из мемфисского предместья. Его родители были вполне довольны долгими годами праздной жизни. Они коротали время, попивая холодное пиво и воображая себя участниками искусно моделируемых романтических приключений и событий, происходивших в самых отдаленных уголках и в самые бурные времена. Джордж уродился нескладным и неуклюжим, физически и душевно. Он не занимался спортом, с трудом находил приятелей для общения и, став постарше, обнаружил, что большую часть из прожитых им пятнадцати лет потратил, сидя в своей комнате и строя модели звездолетов.
Его школьные дела тоже шли не блестяще. Должно быть, он казался тупицей или кем-то в этом роде, так как учителя явно не ждали от него многого. Следовательно, и успехи его были скромными. Ну что ж, об этом можно было и не жалеть, но Джордж к тому же оказался очень привлекательной мишенью для хулиганов.
Но Джордж продолжал существовать, зачастую прибегая к помощи Германа Калпа, «трудного» мальчишки с Хаст-авеню. Хотя оценки Джорджа в основном оставались посредственными, он проявил склонность к математике, которая годам к двадцати трем вылилась в полную гениальность в области прогнозирования финансовых тенденций. К двадцати четырем Джордж уже выпускал «Мейн-стрит обсервер», инвестиционный информационный бюллетень, который имел такой успех, что относительно Джорджа дважды проводили расследование по подозрению в подтасовке фактов.
К двадцати шести он вошел в Золотую Сотню Нассбаума, группу богатейших предпринимателей Северо-Американского Союза. Шестью годами позже он пришел к заключению, что заработал столько денег, сколько вряд ли сумеет потратить, и, не имея намерения реально использовать свое влияние, начал подыскивать себе подходящее занятие.
Он купил «Мемфисских бунтарей», входящих в Объединенную Лигу, и намеревался перенести мировой чемпионат в свой родной город. Этого так и не случилось, и теперь, двадцать с лишним лет спустя, Джордж считал это своим единственным серьезным поражением.
Он по-прежнему дружил с Германом. Каждый год осенью они отправлялись на охоту, обычно в провинцию Манитоба. Но однажды Герман предложил воспользоваться охотничьим домиком его двоюродного брата. Это было к северу от Монреаля, берег реки Святого Маврикия, живописная местность, где во множестве водились лоси и олени. Домик располагался близ Долбью, легендарного места, где, по слухам, почти полвека назад приземлялся НЛО. Друзья бродили по городку и его окрестностям, заглядывали в музей, беседовали со старожилами и даже предприняли далекое путешествие туда, где, по общим уверениям, и произошло приземление. Они рассматривали поломанные деревья и обожженные камни, могилы трех несчастных охотников, которые вместе с собаками, очевидно совершенно случайно, наткнулись на пришельцев. (От охотников мало что осталось: если верить горожанам, одни обугленные пятна. Джорджа по-настоящему заинтересовало, что же именно там захоронено, но тем не менее он так и не попытался выяснить это.)
Да и был ли НЛО?
Местные жители клялись, что был.
В том месте были найдены различные крупицы доказательств, но вскоре явились военные, собрали все, что только можно, а после полностью отрицали этот факт.
Джордж понимал, что жителям Долбью выгодно придерживаться этой истории. Городок превратился в заметный туристический центр: пять мотелей, музей, театр, занятый бесконечным обновлением спектакля, реконструирующего памятное событие, сувенирные лавки и целая сеть ресторанов, где подавали сэндвичи с названиями вроде «Внеземной», «Укрывательство», «Быстрее света», «Антигравитация». И, казалось, все процветают.
Джордж был скептиком как по воспитанию, так и по склонностям. Однако нечто связанное с феноменом Долбью посеяло в нем потребность верить в истинность этого происшествия. Он, наверное, готов был всю оставшуюся жизнь помнить, как стоял на гребне горы, оглядывая это священное место, прислушиваясь к ветру, шумевшему среди деревьев, и думая: «Да, вполне возможно, что он появился вон оттуда, большой и серо-стальной, пестревший огнями; он приземлился там, переломав вон те деревья». Ведь среди растительности все еще виднелось углубление, имевшее, может быть, добрых тридцать метров в поперечнике.
И он поверил. С тех пор жизнь его изменилась. Не слегка, как бывает, когда вы однажды обнаруживаете, что, несмотря ни на что, вы просто сущий овощ или когда вдруг перестаете носить белые носки. То, что завладело Джорджем, походило на ломающий судьбу наркотик. Эта вера отвергала все религиозные догматы по поводу норм жизни и вовлекала его во что-то новое. Не то чтобы НЛО как таковой подчинил себе все его существо, но с годами Джордж осознал, что именно тогда впервые обратил взор к звездам. Взглянул на них по-настоящемуи увидел небо скорее как четырехмерное чудо, а не просто как привычный купол над головой.
Он понимал, что никаких пришельцев на реке Святого Маврикия могло и не быть, но, судя по всему, они должны были прилететь. Наверняка там присутствовал кто-то, о ком местные жители могли говорить, обмениваться мнениями. За кем могли охотиться.
Он даже нанял людей для подробного изучения истории Долбью. Не существовало никаких доказательств, что правительство действительно нашло что-либо на месте происшествия. К тому же Джордж очень хорошо понимал, что, скорее всего, канадские чиновники не смогли бы хранить такой секрет целых пятьдесят лет.
Ведь все еще можно было найти свидетелей, которые клялись, что видели корабль. Однако сообщения современных средств массовой информации были противоречивыми и скептическими. До сих пор, никто так и не показал ни одного изображения НЛО.
Однако три человека погибли. Охотники из Индианы, останавливавшиеся в «Альберт-мотеле». Если их могилы пустовали, значит, они просто исчезли. И с тех пор никто ни разу не слышал о них.
Не менее дюжины горожан показывали репортерам куски обгоревшего металла и утверждали, что это частицы корабля-нарушителя. В первые же двадцать четыре часа появились военные и вскоре убыли, прихватив с собой все доказательства. А если верить заявлениям горожан, и сам корабль.
Вероятно, так все и было.
Джордж стал искать. Специалисты Академии наук и технологии в Арлингтоне уверяли, что в Долбью ничего не случалось. А происшествие с охотниками из Индианы считали чистой выдумкой. Когда исследователи из Академии занялись этим и сообщили, что нет вообще никаких данных о существовании упомянутых охотников, то и их, в свою очередь, обвинили в сокрытии фактов. «Мы сейчас достаточно широко представлены в ближнем космосе, - объясняли ему, подразумевая, что их нога и впрямь уже ступала на сотни планет из ближайших звездных систем. - И нигде не обнаружилось ничего даже отдаленно напоминающего разумных существ».
Но вот спустя десять лет они нашли на Каракуа развалины. А еще менее чем через полгода открыли Нок.
Ноки в ближайшее время никого посещать не собирались. Тамошние жители находились на ранней стадии индустриализации, однако их цивилизация уже не первый раз поднималась до промышленного уровня, и природные ресурсы были уже исчерпаны. Более того, оказалось, что они не сумели уладить свои внутренние проблемы. Ноки существовали в нескольких социальных объединениях различных размеров и форм, придерживаясь соответствующих строгих политических и религиозных взглядов, и, похоже, были начисто лишены дара добиваться компромисса.
Как бы то ни было, а Джорджа захватило Великое Неизвестное. Хокельман стал завсегдатаем Академии. Он организовал Общество друзей Академии и с их помощью пополнял те скудные средства, что поступали от государства и путем частных пожертвований.
Самым главным его стремлением стало желание найти разумного инопланетянина, установить контакт, найти общий язык и сделать все для того, чтобы в один прекрасный день можно было сесть с ним или с ней у пылающего огня и побеседовать о Боге, о Вселенной и о ее возникновении.
Слухи о звезде 1107, о таинственных сигналах в дальнем космосе и о бесплодных попытках проследить их до него дошли еще раньше, чем оттуда вернулся Пит Дамон. Когда он поинтересовался этим в Академии, Сильвия Вирджил заметила, что не видит никаких причин верить в то, что кто-то станет размещать передатчик вблизи нейтронной звезды. Она настаивала, что это бессмысленно. Вторая экспедиция обойдется чересчур дорого, почти определенно не принесет плодов, и единственным ее результатом станут обвинения, что Академия выбрасывает средства на совершенно безумные проекты.
Но кто знает, чего именно требует здравый смысл разумных существ иного вида?
И что думает об этом Дамон?
Пит отклонил предложение воспользоваться для разговора линией связи и настоял на личной встрече. Джордж удивился: уж не боится ли тот, что их подслушают?
Хокельман принял ученого в своем загородном доме, в Брэкен Вели. Они вышли на верхнюю веранду, чтобы полюбоваться закатом, потягивая прохладный лаймовый напиток.
- На самом деле, - пожаловался Пит, - это никого не интересует.
Джордж понял, почему Дамон отказался от услуг связи. Тема была слишком важная, чтобы обсуждать ее походя. Пит хотел высказать мнение обстоятельно, чтобы заставить Джорджа почувствовать всю напряженность ситуации. Был вечер на исходе лета, с грозой и набирающим силу ветром.
- Сильвия думает об этом не иначе, как об аномалии. Или о компьютерном сбое, - сказал Джордж. - И, как я недавно узнал, такого мнения придерживаются все.
- Они не были там.
- Но видели доказательства.
- Джордж, они не хотят нести расходы. И еще беспокоятся о собственной репутации.
Джордж сделал долгий глоток.
- Ты действительносчитаешь, что они способны замолчать нечто подобное?
- Нет. Они ничего не скрывают. Но они убедили себя в том, что там ничего нет, поскольку думать иначе рискованно. Они понимают, что если соберут экспедицию, то многие посмеются над ними. Вероятность ничего не найти очень велика. И тогда смех зазвучит громче, политики начнут задавать вопросы, а Совет - искать нового председателя. Это было бы крахом для Сильвии.
- Так что же ты на самом деле думаешь? Есть там что-нибудь?
Пит подался вперед, его брови сошлись на переносице.
- Джордж, она права: это мог быть попросту сбой. Нельзя этого отрицать. Но дело в другом. Там действительночто-то может быть. Вот та возможность, которую следует учитывать.
- Кто-то, с кем можно поговорить?
- Не исключено.
Два дня спустя Джордж встретился с Вирджил. Общество контактеров готово финансировать экспедицию для изучения аномалии и даже заняться снабжением корабля. Фактически оно обеспечило бы исследователей всем необходимым. Взамен им требуется только благословение Академии и пилот.
Для Пита Дамона вечер, проведенный с Джорджем, оказался пиком утомительной борьбы. У научных изысканий больше не было будущего по очень простой причине: непознанным оставалось лишь очень немногое. В общих чертах уже выяснили, как зарождаются и умирают звезды. Установили, как формируются черные дыры и что представляют собой их соседи. Подробно изучили образование Галактики, разобрались в структуре пространства и наконец всего несколькими годами ранее постигли природу гравитации. Квантовые эффекты уже не представлялись загадочными, и с темной материей давно уже все было ясно.
- Я лечу в Принстон, Пастор, - ответила она, - повидать маму.
- О-о-хо-хо.
- А почему ты спросил?
- Могли бы вместе пообедать. - Он пожал плечами, будто отбрасывая все проблемы целиком. Неудачная мысль. Следовало бы знать, что ты будешь занята.
- Она ждет меня, Пастор. Мы не виделись уже год. Я действительно не могу отменить эту поездку.
То же ей подсказывало и чутье. Не стоит торопить события. Не стоит, если она действительно заинтересована в нем.
- Хотя вот что я думаю. Я вернусь в пятницу. Может, тогда и встретимся?
- Хорошо, - легко согласился он. - Позвони, когда приедешь.
Такси приземлилось на плоской крыше ее отеля. Пастор попросил подождать, вышел и проводил ее до дверей номера. Хатч открыла дверь и повернулась к нему, не раздумывая, пригласить ли его к себе. Они оба выпили лишнего.
- Спасибо, Пастор, - сказала она. - Вечер был просто чудесный.
- Мне тоже понравилось. - Он наклонился и запечатлел на ее лбу невинный поцелуй, приоткрыв губы и позволив им задержаться ровно настолько, чтобы впитать частицу ее огня.
Этот малый знает, что делает.
Затем, приняв на себя всю тяжесть решения, он отступил.
- Ты удивительная, Хатч, - произнес он. Повернулся и удалился широким шагом.
Продолжая бороться с ощущением, что вела себя словно идиотка, Хатч посмотрела, как он исчез в лифте. Затем медленно закрыла дверь и подошла к окну. Минуту спустя в ночное небо поднялось такси, делая широкий разворот по дуге в сторону Хрустальной башни.
3
Декаданс снискал дурную славу в истории. Однако правда в том, что нет лучшего времени для жизни, чем эпоха упадка. Здоровая пища, как правило, на все согласные женщины, и кто-то другой сражается на всех войнах. И обязательно есть следующее поколение, которому предстоит платить по всем счетам.
Грегори Макаллистер. Странствие по Гоморре. 2214
В самый разгар утра Хатч зарегистрировалась в оперативном отделе и получила необходимые инструкции. Ей сообщили, что количество пассажиров - от шести до восьми. Многие подробности так и не прояснились полностью. В конференц-зале Академии, на шестом этаже «Колеса», намечался брифинг, а отлет ориентировочно назначили на 7 октября.
Еще ей устроили самую настоящую экскурсию по «Городу Мемфис». Корабль оказался меньше, чем большинство транспортных средств Академии. Но его размер в значительной степени определялся уменьшением объема отводимого для силовых установок пространства, благодаря усовершенствованию как двигателей Хейзелтайна, так и термоядерных двигателей, чьи технические параметры обусловливали такой уровень эффективности, какого Хатч никогда не доводилось видеть. Сенсорные матрицы и системы связи отвечали самым современным требованиям - как и системы управления кораблем.
Внутри было просторно (в разумных пределах) и чрезвычайно роскошно. Привычные для Хатч металл и пластик заменили мягкая искусственная кожа, панели из мореного дерева и пышный ковер на полу. Повсюду были драпировки и ширмы. Кают-компания манила разнообразной дорогой мебелью, какую (едва ли) можно было встретить лишь в дорогом клубе. Центр управления кораблем, изобиловавший кнопками и экранами, у всякого вызвал бы желание «инспектировать» любой новый мир. Интерьер скорее напоминал обстановку шикарных домов в элитных районах всех нестоличных городов двадцать первого века. Мостик был мягко освещен, и с помощью трубопроводов там могли распылять целую серию ароматов: лимон, кедр и дюжина других.
Дайте мне немного времени, и я уверена, что привыкну к этому.
А что относительно Билла?
Служащий оперативного отдела сказал, что пакет программ ИИ поставляется вместе с кораблем. Но поскольку «Мемфис» не принадлежит Академии, базовая система ИИ здесь не установлена. Каковы ее предпочтения?
Билл.
Хатч надеялась, что здесь может внезапно появиться Пастор, но, осторожно наведя справки, выяснила, что он явился сюда в девять, вскоре после открытия отдела, получил предназначенную для него информацию и отбыл.
Она ощутила внутреннюю опустошенность и подумала, не перенести ли отлет домой на вторую половину дня. Тогда она могла бы позвонить Пастору и предложить встретиться за ленчем. Лучше бы они договорились вчера, когда для этого были все возможности. Но Хатч отбросила это намерение как неразумное.
Давайте не будем выставлять напоказ свои волнения и страсти.
Она купила себе кое-что из одежды, вернулась в отель, собрала вещи и заказала такси до «Националя».
У матери она была около семи.
Мать Хатч, Тереза Маргарет Хатчинс, жила в Фарлейвилле, северном пригороде Принстона. Когда такси село, она вместе с несколькими друзьями уже поджидала дочь у дома, у основания посадочной площадки. Деревья были украшены узкими лентами, и уже появились соседские дети - взглянуть, что за переполох. Не хватало лишь оркестра из соседней средней школы. Каждый стремился встретить знаменитую дочь Терезы. Это был ритуал, через который Хатч проходила всякий раз, возвращаясь домой. Моя дочь - астронавт.
Такси, доставившее Хатч, приземлилось на площадке. Она расплатилась, вышла, обняла мать, обнялась и обменялась рукопожатием с остальными встречающими. И тут «мамуля» приступила к торжественной части.
- Присцилла была вместе с теми, кто открыл Омега-облака, - пояснила она женщине средних лет, которую, кажется, звали Випи.
И все немедленно отреагировали - так, как обычно бывает при подобных возвращениях на родину.
- Ты должна рассказать нам, как было в прошлом году на Обреченной, дорогая.
- Знаешь моего кузена Джейми? Он работает на космической станции около Каракуа.
- Должно быть, так приятно путешествовать среди звезд!
На самом деле все это было глупо до невозможности. Сейчас, столкнувшись с реальностью, Хатч готова была признаться себе, что проводит жизнь в некоем виртуальном мире. Пляжи на протяжении жизни она посещала в основном электронные. То же относилось и к большинству вечерних прогулок, захватывающих видов с горных вершин, путешествий по идиллическим лесам или странствий по широким проспектам огромных земных городов. Ей приходило на ум, что почти для всех остальных именно это и есть реальная жизнь, но она гнала подобное заблуждение.
Хатч понимала: мать гордится своей дочерью. Но ей это доставляло массу неудобств. Самой Хатч плохо удавалось изображать застенчивость, она чертовски хорошо знала, какова реальная цена ее известности.
Так было до сих пор. Поэтому сейчас Хатч кивнула и, пока они всей толпой направлялись к дому, попыталась определить верную линию поведения. Она признавала, что потерь было немного, что ей всегда сопутствовала удача и что помощь она получала не раз. Наверняка этоне противоречило истине.
Тереза приготовила богатый выбор конфет и безалкогольных напитков. Хатч старательно отвечала на вопросы о том, почему она выбрала столь необычную профессию, не собирается ли она в ближайшее время угомониться и осесть дома (она не упоминала о своих планах по поводу отставки), и правда ли то, что люди обычно испытывают болезненные ощущения, когда корабль переходит в другой тип пространства, как там вы его называете? Суперпространство?
- Гиперпространство, - поправила она.
Один из гостей, учитель, спросил, не может ли Хатч, пока она дома, прийти в школу и провести беседу.
- У нас много учеников, которым было бы очень интересно услышать о ваших приключениях.
Хатч согласилась, и они назначили дату и время.
Двое холостяков, профессор истории из Принстона и консультант-экономист, старались устроиться поближе к ней. Оба были красивы - но в расхожем, приземленном понимании. Четкие черты, чистая кожа, гладко зачесанные назад волосы, ровные зубы. «Не возникай, - велела она себе. - Это „мамулина“ работа».
Профессор, казалось, был ошеломлен ее славой и компенсировал это чрезмерной веселостью. Он явно терял нить разговора. Ему очень хотелось познакомиться с Хатч поближе. Может быть, пообедаем вместе?При этом он так нервничал, что Хатч стало его жалко.
- С удовольствием, Гарри, - сказала она, - но я пробуду здесь всего несколько дней.
Консультанта-экономиста звали то ли Рик, то ли Мик, она так и не запомнила точно. Он строго придерживался того невероятно прямолинейного взгляда, что к нравственному падению Северо-Американского Союза привел, несомненно, рост числа людей, при первой же возможности отказывавшихся от заключения браков. Он очень любил напоминать о последних днях Римской империи, намекая, что сам оказался бы надежным и весьма полезным партнером.
Он попросил у Хатч номер телефона, но та мгновенно нашлась, заявив, что очень скоро улетит с Земли. Жаль, конечно… Возможно, в следующий раз все сложится удачнее.
Хатч очень интересовало, чем занят Пастор, а вечер тянулся чрезвычайно медленно. Наконец, когда все закончилось и она обнаружила, что почти девять часов, мать спросила, как на ее взгляд прошел прием, было ли ей весело и что она думает об этих двух мужчинах.
Хатч была единственным ребенком, единственной возможностью ее матери обрести внуков. Все это ложилось на плечи Присциллы тяжелым бременем вины. Но что делать?
- Да, мам, - произнесла она, - очень приятные парни. И тот, и другой.
Тереза уловила в ее тоне облегчение и вздохнула.
- Думаю, мне не следовало в это ввязываться.
Хатч хотела сообщить матери, что предстоящий полет должен стать последним. Но что-то удержало ее. И вместо этого она лишь сказала, что не собирается летать бесконечно.
- Держись, мам, ладно? - добавила она.
Обязательные посещения родственников продолжались все последующие дни. Между визитами Хатч и Тереза бродили по городу, обедали в ресторанах, где Хатч не бывала годами, заглянули в театр (с постоянной труппой и постоянным репертуаром) на постановку «Путь под уклон», сделали множество покупок и сходили на утренний концерт. По привычке Хатч не брала на неофициальные встречи средств связи. На весь свой последний день она отправилась в школу имени Маргарет Ингерсолл, названную в честь первого президента Северо-Американского Союза, и беседовала с полным залом подростков о полетах к звездам. Слушали ее восторженно. Хатч подробно описала, какие возникают ощущения при переходе на низкую орбиту вокруг газового гиганта или при посещении планеты, целой планеты, которая значительно больше Земли и на которой никто не живет. Она показала им изображения колец, лун и туманностей и с восхищением слушала их изумленный гул. А на закуску она приберегла черную дыру.
- Длинная вереница огней, - объясняла она, - этакое алмазное ожерелье, вот что такое разорванная звезда, звезда, опускающаяся в бездонную пропасть.
Они смотрели на световое кольцо, окружавшее дыру, на черный центр, на осколки звезды.
- А куда она девается? - поинтересовалась девушка в самом конце зала.
- Мы даже не знаем, девается ли она куда-то, - сказала Хатч. - Но есть мнение, что это путь в другую вселенную.
- А что думаете вы? - осведомился молодой человек.
- Не знаю, - созналась она. - Может быть, она куда-то уходит. - Тут Хатч понизила голос. - В мир, где молодые люди тратят свободное время на занятия геометрией.
Позже, на выходе, восемнадцатилетний парнишка спросил, занята ли она сегодня вечером.
Но так получилось, что вечер Хатч уже запланировала провести вдвоем с матерью.
Терезу сопровождал театральный актер, элегантный, симпатичный и не лишенный обаяния, исполнитель роли Маритайна, высокомерного фанатичного политика. Пару Хатч составил ее близкий друг, знаменитый Грегори Макаллистер, с которым она участвовала в триумфальной экспедиции на Обреченную. Когда она позвонила, чтобы поздороваться, оказалось, что Макаллистер приглашен читать лекции в Принстоне. Слово за слово - и он оказался на этой вечеринке.
Вернулись за полночь. Тереза была в восторге от Мака и, казалось, подозревала, что Хатч что-то скрывает от нее.
- Поверь, мам, - говорила Хатч, - он очень интересный человек, но никто не захочет держать его под башмаком. Сегодня вечером он был паинькой.
Это замечание озадачило Терезу, но не обескуражила.
Пока они раздевались в прихожей, Хатч заметила, что система связи ритмично мигает.
- Есть сообщения, Джанет?
- Звонил Мэтью Броули, Присцилла. Дважды.
Хатч затаила дыхание. И когда Тереза каким-то странным тоном поинтересовалась, кто такой Мэтью Броули, поняла, что от матери это не ускользнуло.
- Просто приятель, - ответила она.
Тереза кивнула и едва сдержала улыбку.
- Сварю кофе, - проронила она и вышла.
Хатч подумала было, не прослушать ли сообщение у себя в спальне, но решила не делать ничего такого, что могло разжечь любопытство матери и подтолкнуть ее к дальнейшим расспросам.
- Так что там, Джанет?
- Первый звонок поступил в семь пятнадцать. Он оставил номер и попросил тебя перезвонить.
- А второй?
- Я выведу его на экран.
Противоположная стена расплылась, образовав темный фон, и там материализовался Пастор (запись сообщения). Он был в черных спортивных брюках и отвратительной зеленой рубашке, без застежки и с широким вырезом. Он опирался на что-то, может быть, на стол, но этот предмет не попадал в поле сканера и потому не был виден, а Пастор так и стоял перед ней, сгибаясь под неимоверным углом, игнорируя силу тяжести.
- Привет, Хатч, - сказал он. - Я предвкушал, как мы проведем наш выходной, но Вирджил очень торопится с выполнением программы. Сегодня вечером меня отправляют в Атланту, и я пробуду там до завтра, а тогда - сразу на «Колесо». К пятнице мы уже будем в пути.
Я полагаю, это разлучит нас до весны. Но ты в моем списке самых важных дел, и, надеюсь, ты помнишь об этом.
Счастливого полета к тридцать одиннадцать, или как там ее. Я буду по соседству. Дай знать о себе, когда найдется время.
Он улыбнулся и скрылся.
Хатч стояла, глядя на экран.
Проклятье.
4
Время чертит морщины на гладком лице, но настоящему другу оно добавляет лишь свежие оттенки, которые не могут изменить или уменьшить ни тепло, ни холод, ни страдание, ни место, ни судьба.
Джон Лили. Эндимион, III. 1591
В жизни Джорджа Хокельмана обозначился самый многообещающий и неожиданный поворот. Джордж был сыном заурядных обывателей из мемфисского предместья. Его родители были вполне довольны долгими годами праздной жизни. Они коротали время, попивая холодное пиво и воображая себя участниками искусно моделируемых романтических приключений и событий, происходивших в самых отдаленных уголках и в самые бурные времена. Джордж уродился нескладным и неуклюжим, физически и душевно. Он не занимался спортом, с трудом находил приятелей для общения и, став постарше, обнаружил, что большую часть из прожитых им пятнадцати лет потратил, сидя в своей комнате и строя модели звездолетов.
Его школьные дела тоже шли не блестяще. Должно быть, он казался тупицей или кем-то в этом роде, так как учителя явно не ждали от него многого. Следовательно, и успехи его были скромными. Ну что ж, об этом можно было и не жалеть, но Джордж к тому же оказался очень привлекательной мишенью для хулиганов.
Но Джордж продолжал существовать, зачастую прибегая к помощи Германа Калпа, «трудного» мальчишки с Хаст-авеню. Хотя оценки Джорджа в основном оставались посредственными, он проявил склонность к математике, которая годам к двадцати трем вылилась в полную гениальность в области прогнозирования финансовых тенденций. К двадцати четырем Джордж уже выпускал «Мейн-стрит обсервер», инвестиционный информационный бюллетень, который имел такой успех, что относительно Джорджа дважды проводили расследование по подозрению в подтасовке фактов.
К двадцати шести он вошел в Золотую Сотню Нассбаума, группу богатейших предпринимателей Северо-Американского Союза. Шестью годами позже он пришел к заключению, что заработал столько денег, сколько вряд ли сумеет потратить, и, не имея намерения реально использовать свое влияние, начал подыскивать себе подходящее занятие.
Он купил «Мемфисских бунтарей», входящих в Объединенную Лигу, и намеревался перенести мировой чемпионат в свой родной город. Этого так и не случилось, и теперь, двадцать с лишним лет спустя, Джордж считал это своим единственным серьезным поражением.
Он по-прежнему дружил с Германом. Каждый год осенью они отправлялись на охоту, обычно в провинцию Манитоба. Но однажды Герман предложил воспользоваться охотничьим домиком его двоюродного брата. Это было к северу от Монреаля, берег реки Святого Маврикия, живописная местность, где во множестве водились лоси и олени. Домик располагался близ Долбью, легендарного места, где, по слухам, почти полвека назад приземлялся НЛО. Друзья бродили по городку и его окрестностям, заглядывали в музей, беседовали со старожилами и даже предприняли далекое путешествие туда, где, по общим уверениям, и произошло приземление. Они рассматривали поломанные деревья и обожженные камни, могилы трех несчастных охотников, которые вместе с собаками, очевидно совершенно случайно, наткнулись на пришельцев. (От охотников мало что осталось: если верить горожанам, одни обугленные пятна. Джорджа по-настоящему заинтересовало, что же именно там захоронено, но тем не менее он так и не попытался выяснить это.)
Да и был ли НЛО?
Местные жители клялись, что был.
В том месте были найдены различные крупицы доказательств, но вскоре явились военные, собрали все, что только можно, а после полностью отрицали этот факт.
Джордж понимал, что жителям Долбью выгодно придерживаться этой истории. Городок превратился в заметный туристический центр: пять мотелей, музей, театр, занятый бесконечным обновлением спектакля, реконструирующего памятное событие, сувенирные лавки и целая сеть ресторанов, где подавали сэндвичи с названиями вроде «Внеземной», «Укрывательство», «Быстрее света», «Антигравитация». И, казалось, все процветают.
Джордж был скептиком как по воспитанию, так и по склонностям. Однако нечто связанное с феноменом Долбью посеяло в нем потребность верить в истинность этого происшествия. Он, наверное, готов был всю оставшуюся жизнь помнить, как стоял на гребне горы, оглядывая это священное место, прислушиваясь к ветру, шумевшему среди деревьев, и думая: «Да, вполне возможно, что он появился вон оттуда, большой и серо-стальной, пестревший огнями; он приземлился там, переломав вон те деревья». Ведь среди растительности все еще виднелось углубление, имевшее, может быть, добрых тридцать метров в поперечнике.
И он поверил. С тех пор жизнь его изменилась. Не слегка, как бывает, когда вы однажды обнаруживаете, что, несмотря ни на что, вы просто сущий овощ или когда вдруг перестаете носить белые носки. То, что завладело Джорджем, походило на ломающий судьбу наркотик. Эта вера отвергала все религиозные догматы по поводу норм жизни и вовлекала его во что-то новое. Не то чтобы НЛО как таковой подчинил себе все его существо, но с годами Джордж осознал, что именно тогда впервые обратил взор к звездам. Взглянул на них по-настоящемуи увидел небо скорее как четырехмерное чудо, а не просто как привычный купол над головой.
Он понимал, что никаких пришельцев на реке Святого Маврикия могло и не быть, но, судя по всему, они должны были прилететь. Наверняка там присутствовал кто-то, о ком местные жители могли говорить, обмениваться мнениями. За кем могли охотиться.
Он даже нанял людей для подробного изучения истории Долбью. Не существовало никаких доказательств, что правительство действительно нашло что-либо на месте происшествия. К тому же Джордж очень хорошо понимал, что, скорее всего, канадские чиновники не смогли бы хранить такой секрет целых пятьдесят лет.
Ведь все еще можно было найти свидетелей, которые клялись, что видели корабль. Однако сообщения современных средств массовой информации были противоречивыми и скептическими. До сих пор, никто так и не показал ни одного изображения НЛО.
Однако три человека погибли. Охотники из Индианы, останавливавшиеся в «Альберт-мотеле». Если их могилы пустовали, значит, они просто исчезли. И с тех пор никто ни разу не слышал о них.
Не менее дюжины горожан показывали репортерам куски обгоревшего металла и утверждали, что это частицы корабля-нарушителя. В первые же двадцать четыре часа появились военные и вскоре убыли, прихватив с собой все доказательства. А если верить заявлениям горожан, и сам корабль.
Вероятно, так все и было.
Джордж стал искать. Специалисты Академии наук и технологии в Арлингтоне уверяли, что в Долбью ничего не случалось. А происшествие с охотниками из Индианы считали чистой выдумкой. Когда исследователи из Академии занялись этим и сообщили, что нет вообще никаких данных о существовании упомянутых охотников, то и их, в свою очередь, обвинили в сокрытии фактов. «Мы сейчас достаточно широко представлены в ближнем космосе, - объясняли ему, подразумевая, что их нога и впрямь уже ступала на сотни планет из ближайших звездных систем. - И нигде не обнаружилось ничего даже отдаленно напоминающего разумных существ».
Но вот спустя десять лет они нашли на Каракуа развалины. А еще менее чем через полгода открыли Нок.
Ноки в ближайшее время никого посещать не собирались. Тамошние жители находились на ранней стадии индустриализации, однако их цивилизация уже не первый раз поднималась до промышленного уровня, и природные ресурсы были уже исчерпаны. Более того, оказалось, что они не сумели уладить свои внутренние проблемы. Ноки существовали в нескольких социальных объединениях различных размеров и форм, придерживаясь соответствующих строгих политических и религиозных взглядов, и, похоже, были начисто лишены дара добиваться компромисса.
Как бы то ни было, а Джорджа захватило Великое Неизвестное. Хокельман стал завсегдатаем Академии. Он организовал Общество друзей Академии и с их помощью пополнял те скудные средства, что поступали от государства и путем частных пожертвований.
Самым главным его стремлением стало желание найти разумного инопланетянина, установить контакт, найти общий язык и сделать все для того, чтобы в один прекрасный день можно было сесть с ним или с ней у пылающего огня и побеседовать о Боге, о Вселенной и о ее возникновении.
Слухи о звезде 1107, о таинственных сигналах в дальнем космосе и о бесплодных попытках проследить их до него дошли еще раньше, чем оттуда вернулся Пит Дамон. Когда он поинтересовался этим в Академии, Сильвия Вирджил заметила, что не видит никаких причин верить в то, что кто-то станет размещать передатчик вблизи нейтронной звезды. Она настаивала, что это бессмысленно. Вторая экспедиция обойдется чересчур дорого, почти определенно не принесет плодов, и единственным ее результатом станут обвинения, что Академия выбрасывает средства на совершенно безумные проекты.
Но кто знает, чего именно требует здравый смысл разумных существ иного вида?
И что думает об этом Дамон?
Пит отклонил предложение воспользоваться для разговора линией связи и настоял на личной встрече. Джордж удивился: уж не боится ли тот, что их подслушают?
Хокельман принял ученого в своем загородном доме, в Брэкен Вели. Они вышли на верхнюю веранду, чтобы полюбоваться закатом, потягивая прохладный лаймовый напиток.
- На самом деле, - пожаловался Пит, - это никого не интересует.
Джордж понял, почему Дамон отказался от услуг связи. Тема была слишком важная, чтобы обсуждать ее походя. Пит хотел высказать мнение обстоятельно, чтобы заставить Джорджа почувствовать всю напряженность ситуации. Был вечер на исходе лета, с грозой и набирающим силу ветром.
- Сильвия думает об этом не иначе, как об аномалии. Или о компьютерном сбое, - сказал Джордж. - И, как я недавно узнал, такого мнения придерживаются все.
- Они не были там.
- Но видели доказательства.
- Джордж, они не хотят нести расходы. И еще беспокоятся о собственной репутации.
Джордж сделал долгий глоток.
- Ты действительносчитаешь, что они способны замолчать нечто подобное?
- Нет. Они ничего не скрывают. Но они убедили себя в том, что там ничего нет, поскольку думать иначе рискованно. Они понимают, что если соберут экспедицию, то многие посмеются над ними. Вероятность ничего не найти очень велика. И тогда смех зазвучит громче, политики начнут задавать вопросы, а Совет - искать нового председателя. Это было бы крахом для Сильвии.
- Так что же ты на самом деле думаешь? Есть там что-нибудь?
Пит подался вперед, его брови сошлись на переносице.
- Джордж, она права: это мог быть попросту сбой. Нельзя этого отрицать. Но дело в другом. Там действительночто-то может быть. Вот та возможность, которую следует учитывать.
- Кто-то, с кем можно поговорить?
- Не исключено.
Два дня спустя Джордж встретился с Вирджил. Общество контактеров готово финансировать экспедицию для изучения аномалии и даже заняться снабжением корабля. Фактически оно обеспечило бы исследователей всем необходимым. Взамен им требуется только благословение Академии и пилот.
Для Пита Дамона вечер, проведенный с Джорджем, оказался пиком утомительной борьбы. У научных изысканий больше не было будущего по очень простой причине: непознанным оставалось лишь очень немногое. В общих чертах уже выяснили, как зарождаются и умирают звезды. Установили, как формируются черные дыры и что представляют собой их соседи. Подробно изучили образование Галактики, разобрались в структуре пространства и наконец всего несколькими годами ранее постигли природу гравитации. Квантовые эффекты уже не представлялись загадочными, и с темной материей давно уже все было ясно.