Манн Генрих. Голова

   Выбегая из подъезда, он столкнулся с Элиасом, который скромно уступил ему дорогу. Терра остановился.
   — Вы тоже идете обедать? Едемте со мной.
   Он впихнул Элиаса в проезжавший экипаж. Элиас боялся вздохнуть, сидя в таком шикарном экипаже. Старик был в потертом пиджаке, без пальто; чтобы защититься от порывов ветра, он прижимал руки к груди. Выражение лица у него было смиренное, а в манере держать голову чувствовалась настороженность.
   — Извините, — сказал он, — я не обедаю. Свою порцию хлеба я уже съел, а теперь хотел только прогуляться.
   — Я вас приглашаю, — сказал Терра. — «Главное агентство по устройству жизни» не очень-то вас откармливает?
   — Еще бы, на пятьдесят марок в месяц! — подтвердил Элиас; его карие глаза приветливо поблескивали. В ответ на возмущенный жест Терра он заметил: — Собственно, семьдесят пять. Но остальные я отношу в банк.
   — Вы стойкий человек, — сказал Терра и, так как они подъехали к ресторану, прибавил: — Заказывайте обед, а мне придется оставить вас на несколько минут: у меня поручение от директора.
   У дверей Элиас окликнул его.
   — Вы ведь не собираетесь сыграть со мной шутку и бросить меня здесь? — спросил он. — Денег у меня нет.
   — Успокойтесь, — ответил Терра, — я слишком заинтересован в нашем «Главном агентстве».
   Служащий «Главного агентства» кротко, но настойчиво взглянул ему в глаза, затем опустил веки и с улыбкой прирожденного недоверия покорился необъяснимой причуде.
   Терра вернулся очень скоро.
   — Редакция «Локальпрессе» вне себя от восторга, — сообщил он. — Мое вступление в «Главное агентство» складывается блестяще.
   — Раз вы умеете писать, — заметил Элиас, жадно уплетая обед, — вам легче водить других за нос, чем нашему брату.
   — Ну, такой человек, как вы, не может быть вечно на ролях обманутого, — сказал Терра уверенно.
   Покраснев, Элиас перевел дух.
   — Только бы собрать тысячу марок, тогда я сам затею дельце.
   — А «Главному агентству» вы, видимо, своих сбережений не доверяете?
   Элиас покачал головой.
   — Что я, с ума сошел?
   — Ага! — кратко отозвался Терра. После чего они взглянули друг на друга.
   С неизменной улыбкой Элиас подчинился новому обороту разговора.
   — Если вы из конкурирующей фирмы, то что вы желаете знать и сколько предлагаете?
   — По меньшей мере двадцать марок прибавки, если вы мне скажете, кто такой Морхен.
   — Господин Морхен, — Элиас покачал головой, — человек тонкий, ему что-то известно о господине директоре.
   — Директор платит ему беспрекословно?
   — Избави бог! Когда они бывают вдвоем в кабинете, обитые войлоком двери прямо трещат, как будто в них что-то бросают, а в рупор мы слышим крик и гам.
   — Я получил распоряжение выяснить ситуацию, — сказал Терра и поджал губы.
   Элиас побледнел; он встал со стула и расшаркался, после чего снова чинно уселся на место.
   — Что прикажете, господин полицейский советник? — кротко спросил он.
   — Как только Морхен снова появится, — распорядился Терра, — идите вслед за ним, я объясню на службе ваше отсутствие. Проследите, куда он уносит деньги.
   После этого он отпустил своего сообщника, выпил кофе и вернулся в контору. У письменного стола возился кто-то в зеленой куртке. То был «народ». При появлении Терра он бросил бумаги обратно в ящик, сказал «добрый день» и хотел удалиться.
   — Такого условия у нас не было! — воскликнул Терра. — Что вы здесь делаете?
   — Народ требует гарантий, — ответил белокурый румяный «народ», покачиваясь на каблуках.
   — В чем?
   — В том, что наши денежки не пойдут прахом. А вы тоже из этой компании?
   — Какой компании?
   — Да из еврейской шайки, которая выманивает у людей деньги.
   — Вы свои, по-видимому, поместили в «Главное агентство по устройству жизни»? Вас надо выручить.
   — Довольно народ терпел от вас, — заявил «народ» и удалился.
   Приемная еще не успела наполниться после обеда, но слышно было, как Зейферт уговаривает какую-то незримую толпу. Терра увидел его, еще более затравленного, за перегородкой, которая служила ему плохой защитой от нападений существа женского пола.
   — Ради бога, фрейлейн Альма! — молил он. — Не могу же я взять алименты из кассы. А больше неоткуда.
   — Да, из кассы, — неумолимо требовала дама. — И поживее, не то худо будет. — И тут же, без промедления, крикнув «отец», она попыталась приступом взять загородку, причем ее забрызганная грязью горжетка полетела вперед. В это время появился дядюшка Ланге; «народ» и Элиас поддерживали его, так как он был близок к обмороку.
   — Альма, дитя мое, — хныкал он, — угомонись ты, ведь я, старый человек, место потеряю. — Но, так как она и не думала молчать, дух возмущения сообщился и ему.
   — Нужно ж вам это было, господин Зейферт! — заворчал он. — Ну, посмотрите, что вы натворили. Теперь она просто пойдет на панель, даже не в кафе!
   Зейферт стоял понурившись и запустив обе руки в волосы, «народ» развлекался, Элиас приветливо посматривал на всех. Терра возвысил голос:
   — Фрейлейн, не согласитесь ли вы на сей раз получить требуемую сумму от меня?
   — Ну, конечно, дружок, — ответила она и хотела сунуть ему свою визитную карточку. Он отступил, приняв строгий вид.
   — Я не думал вас оскорблять, фрейлейн. Могу я просить вас о том же?
   — Ну, конечно, — повторила она с удивлением и хотела уйти. Но теперь, переменив позицию, против нее ополчился отец и выпроводил ее за дверь, осыпая родительскими проклятиями. Когда он вернулся, совершенно разбитый, сослуживцы встретили его словами:
   — Дядюшка Ланге, Альма исправится.
   — Это вы всегда говорите, — вздохнул отец и, еле волоча ноги, потащился к себе в темную каморку.
   — Зейферт, вы, я вижу, тоже неудачник, — заметил Терра, оставшись наедине с кассиром.
   — Мне достаточно взглянуть на девушку, как у нее уже готов ребенок, — с убитым видом сказал Зейферт.
   Терра конфиденциально перегнулся над загородкой.
   — Для человека, невинно пострадавшего, как вы, я не хочу сказать, что оправдал бы, но мог бы оправдать временный заем в кассе.
   Зейферт уже снова запустил пальцы в волосы.
   — Не хватало мне еще этого!
   — И что сталось бы тогда с «Главным агентством по устройству жизни»? — добавил Терра. — Ведь господин Морхен себя не обижает.
   Зейферт перестал метаться.
   — Это вы тоже успели пронюхать? — Он принес из несгораемого шкафа целую пачку бумажек. — Вместо денег у меня хранятся только его расписки. Для себя-то он берет по двадцать марок, а для директора тысячи. Куда это все девается?
   — Будем надеяться, что наш директор помещает их в блестящие предприятия.
   — На это можно только надеяться.
   — Я составил себе о нем совершенно ясное представление, — сказал Терра. — Я считаю его гением спекуляции.
   — Да, выкручиваться он мастер. А утешать здесь людей приходится мне.
   — Собачья жизнь, нечего сказать, — поддержал его Терра.
   — Сегодня Морхен потребовал у меня семьдесят тысяч, — чуть слышно прошептал кассир.
   — Вы послали его к черту?
   — После обеда он придет опять.
   — Дайте ему достойный отпор.
   — Тогда он донесет директору, что я беру из кассы деньги и даю ему взаймы. Он вертит стариком как вздумается.
   — Мы сами так с ним расправимся, как ему, при всем его хитроумии, и не снилось, — заявил Терра с такой непреложной уверенностью, что Зейферт, ни о чем больше не спрашивая, просто потряс ему руку. Но появившаяся публика снова бурно атаковала кассира.
   В приемной скопилось много народа, и настроение, царившее там, ясно говорило, что люди пришли за своими деньгами и беспокоятся, что пришли напрасно. Терра понимал, что малейший толчок вызовет стихийное возмущение этих людей против того, кто систематически уносит их деньги, и таким образом избавит директора от его злого гения. С каждым часом директор казался ему все более достойным доверия.
   Не входя к себе в кабинет, он снова спустился на улицу, так как приближался момент выхода «Локальпрессе». Редактор биржевого отдела почуял, что статья сулит сенсацию, и хотел напечатать ее сейчас же, в вечернем выпуске. Бодро шагал Терра по Фридрихштрассе. Меньше суток он в Берлине — и уже чувствует себя во всеоружии. В быстром мелькании толпы он не различал отдельных лиц, но ощущал каждого из прохожих, как и разогретую их шагами торцовую мостовую. Надо действовать и приступом взять успех. Кругом нищета, роскошь, мошенничество, и все они уравнены в правах взаимной борьбой. Торговые дома пропускают столько покупателей, сколько могут, и эксплуатируют своих служащих, тоже как только могут. Борьба разрастается, невзирая на тебя и твои терзания. Возьми ж ее в свои руки, сделайся ее вожаком.
   Получив у первого разносчика газету, он развернул ее, словно в чаду, но, пробегая столбцы при свете газовых фонарей, быстро отрезвился: в отделе торговли не было ничего. Все же он нашел свою статью, напечатанную в виде фельетона; он прочел ее у подъезда «Главного агентства». Господи, как она искорежена, скомкана! Редактор с присущей ему проницательностью вычеркнул все, что могло пойти на пользу «Главному агентству»: допущение на биржу последних акций, а также деятельность «Главного агентства по устройству жизни» в интересах оперы, написанной высокой особой. Правда, литературно-музыкальная оценка произведения частично сохранилась.
   Терра поднялся по ступенькам с сознанием: «Первая неудача! Но второе дело стоит двух. В атаку на Морхена!» Пробравшись через толпу к своей двери, он решительно распахнул ее — и так же быстро снова закрыл со словами: «Прошу прощения». Он увидел даму с фиалками в объятиях какого-то господина, но отнюдь не директора. Господин поддерживал ее за талию, а она откинула голову и весь стан так, что его лицо приходилось над ее лицом. Эта картинная поза не оставляла сомнения в том, кто она. Хотя ее наполовину скрывала фигура мужчины и она еще не успела поднять глаза, но как было не узнать в ней женщину с той стороны!
 
 
   Они отодвинулись друг от друга, однако без излишней поспешности. Женщина с той стороны кивнула Терра так, будто лишь вчера назначила ему свидание.
   — Как вам жилось это время? — спросила она по-приятельски.
   — Великолепно, — ответил он ей в тон. — Иначе и не может житься заведующему отделом рекламы.
   — А наше дело? Ведь у нас всех троих, по-моему, одно общее дело, — заметила она своему партнеру.
   — Да ну! — воскликнул Терра, искренно удивленный. А у того лицо совсем вытянулось. Он был еще выше женщины с той стороны, казался непомерно широкоплечим и каким-то деревянным, физиономия у него была бульдожья, с глазами навыкате, коротким носом и с обвисшими, несмотря на молодость, щеками.
   — Дело? Мне ничего неизвестно, — громким, но пискливым голосом произнес великан.
   Княгиня Лили сказала презрительно:
   — Оставьте при себе дипломатические ухищрения, господин фон Толлебен. Господин Терра — заместитель господина фон Прасса. Вы можете ошеломить его полной откровенностью, в духе вашего бывшего начальника. Господин фон Толлебен состоит в министерстве иностранных дел, — пояснила она, обращаясь к Терра.
   Только теперь Терра заметил, что этот человек, когда у него на голове останется еще меньше волос, а брови станут еще кустистее, будет как две капли воды похож на Бисмарка. Сделав это открытие, он поклонился, как подобало заведующему отделом рекламы, словно отдавая себя в полное распоряжение клиента. Здесь речь несомненно шла о высочайшей опере. Но, увы, фон Толлебен, неприступный по-прежнему, с таким презрением воззрился на Терра, будто перед ним была по меньшей мере побежденная Дания. Терра внутренне вскипел.
   — Я вполне в курсе дела, — раболепно заверил он, приложив руку к сердцу.
   — В интересах господина фон Прасса будем надеяться, что это не так, — нелюбезно возразил фон Толлебен.
   «Скотина!» — всей своей закипевшей кровью ощутил Терра. Он склонился еще ниже сначала перед ним, затем перед ней.
   — Княгиня! — обратился он подчеркнуто-почтительно к женщине с той стороны. — Имею честь доложить вашей светлости, что я ради успеха высочайшей оперы трудился целый день до полного изнеможения, — проговорил он, запинаясь.
   — Как? Что такое? — пропищал фистулой Бисмарк.
   — До полного изнеможения.
   — Высочайшая опера вас совершенно не касается, поняли?
   — Ваше доверие, господин барон, обязывает, — ответил Терра и протянул фон Толлебену газету с литературно-музыкальным дифирамбом.
   — Вы мне неприятны, — сказал Бисмарк с той же пресловутой прямотой. Враги обменялись взглядом, который был яснее всяких слов.
   В то время как фон Толлебен подошел к лампе, чтобы прочесть статью, княгиня неслышно приблизилась к Терра.
   — Государственная тайна, мой друг, — прошептала она беззвучным движением губ. — Высочайшая опера создана здесь, на месте, она существует только для того, — произнесла она с полуусмешкой, взглянув на Толлебена, — кто в нее верит.
   Терра безмолвно и очень ловко скривил в гримасу рот и все лицо. Женщина с той стороны засмеялась своим звонким, равнодушным смехом. Дипломат подозрительно покосился на них и поспешил подойти ближе.
   — Бойкое перо, — сказал он почти вежливо, обращаясь к Терра. — Музыкальную тему божественной благодати я охотно просмотрел бы в партитуре. Нет ли ее случайно при вас?
   — К моему величайшему сожалению, она в кабинете у господина фон Прасса.
   Тогда дипломат потребовал, чтобы Терра принес ее, а Терра очень учтиво предложил ему самому попытаться это сделать. Фон Толлебен, в самом деле, попробовал открыть обитую войлоком дверь или же докричаться, чтобы ее открыли изнутри. Но у него не хватило голоса, и высочайшая опера осталась недоступной. Свою досаду он выместил на Терра.
   — Сударь! Вы бессовестный обманщик, — сказал он откровенно.
   Терра ответил холодно и корректно:
   — Я забочусь о делах моей фирмы. Если бы я предоставил вам партитуру, возможно, вас, господин барон, осенила бы гениальная мысль захватить ее с собой.
   — Дерзкий мальчишка! Мы с вами еще посчитаемся в другом месте.
   — Например, у меня, — сказала княгиня примирительно. Она не может уйти с бароном, у нее есть маленькое дельце к этому заведующему отделом рекламы. Закрывая дверь, барон бросил на них пытливый взгляд из-под отечных век.
   Терра отошел к письменному столу и принялся вертеть большой разрезной нож. Княгиня удобно уселась по другую сторону стола.
   — Итак, мы встретились, — сказала она и спокойно ему улыбнулась.
   Он ничего не ответил; тогда она сняла перчатку и протянула ему через стол руку.
   — Я мог присягнуть тогда, что наутро вы исчезнете. Я не спал, и все-таки вы сбежали, — с усилием выговорил он.
   — Все еще сердитесь? — спросила она.
   Он злобно засмеялся.
   — Я не желаю самому отъявленному злодею того состояния духа, в каком я, невинная жертва, вашими стараниями шатался по миру все эти годы.
   — Я охотно сохраняю старые привязанности, конечно, по обоюдному желанию.
   — Авантюристка! — И лицо его исказилось злобой.
   — Того, что вы под этим подразумеваете, не существует вовсе. — Она презрительно скривила рот. — Условия жизни делают нас такими, призванием это не бывает.
   Она встала. Она была высокого роста, лицо очень белое с темными бровями; прежняя покачивающаяся походка и голос, который он теперь назвал бы пустым. Но все же сердце его судорожно сжималось, когда он слышал этот голос.
   — А вы действительно производите самое невинное впечатление, — сказал он насмешливо. — Как будто вы с тех пор вели себя примернейшим образом.
   — Неужели вы все еще думаете, что у женщин моего типа нет другой цели, как губить гимназистов?
   — Разумеется, есть, сударыня. Волосы у вас пожелтели, в вашей программе теперь другой номер — княгиня Лили на туго натянутой проволоке. Той дамы, которую я знал, уже нет на свете, а потому прошу вас ни минуты не сомневаться, что я не стану болтать.
   — Меня совсем не интересует этот Бисмарк; он в долгу как в шелку.
   — Так, значит, вас интересует директор?
   — Да, вот кто, — подхватила она. — Как вы полагаете, вернул бы он меня в варьете и сделал бы звездой первой величины, если бы я не была тем, что есть? Он не предается сантиментам, и его мне незачем обманывать. — И через плечо, небрежно: — Иначе я, конечно, не собиралась бы за него замуж.
   Терра стоял неподвижно. Вдруг он направился к ней и протянул руку.
   — С этого вам следовало начать.
   — Я знала, что в конце концов мы поймем друг друга.
   — Чего мы здесь ищем? — сказал он резко. — Успеха. У вашей светлости, по-видимому, имеются основания душой и телом быть преданной «Агентству по устройству жизни».
   — Мы оба держимся им, — сказала она, и лица обоих приняли сосредоточенное выражение. Терра подвинул ей кресло, а свой стул поставил напротив. Положив руки на колени, он начал вполголоса:
   — Сначала этот человек показался мне плохим мистификатором, затем несколько лучшим. Но в конце концов я дошел, бог весть почему, чуть ли не до восхищения. А чего он стоит в действительности?
   — Он человек огромных возможностей, — ответила она, тоже вполголоса. — Во-первых, он хочет жениться на мне. А на это способен либо незрелый юнец…
   — Благодарю, — ввернул Терра.
   — …либо, — закончила она, — человек, которого уже ничем не проймешь.
   — Во-вторых, — подхватил Терра, — он так окрыляет души, которые входят с ним в соприкосновение, что недостатка в больших деньгах у него не будет никогда. Ради его несуществующей оперы я сегодня обломал себе все ногти, как будто хотел собственноручно проложить себе путь к вечному блаженству.
   — А я, — она ударила его по колену, — устрою так, что наш Бисмарк будет больше уверен в существовании высочайшей оперы, чем в существовании ее державного творца.
   — После этого «Главное агентство по устройству жизни» может спокойно рассматривать устройство жизни как свою единоличную монополию, даже если опера никогда не будет написана. Но есть шанс, — добавил Терра, — что наша реклама вытянет оперу из ее творца. Всякий, кого назвали гением, спешит оправдать это звание.
   Взглянув друг на друга, они засмеялись счастливым смехом.
   — Право же, в нашу единственную ночь любви у нас не было так радостно на душе, — заметил Терра, и она ничего не возразила. Он перестал смеяться. — Но на этот прекрасный мир падает одна тень — Морхен.
   — Да, — ответила она, — он и меня беспокоит.
   — Какие отношения у фон Прасса с Морхеном? — шепотом спросил Терра.
   — Даже мне не удается выведать это у него, — шепотом ответила она. — Я знаю одно: зависимость от Морхена гложет его больше, чем деньги, каких он ему стоит.
   — Я постараюсь разузнать больше, — пообещал Терра и предложил: — Вскружите голову этому негодяю. Он постоянный посетитель кафе «Националь». — Она задумалась. — Хорошо бы заполучить какие-нибудь улики против него.
   Стеклянная дверь чуть задребезжала; взглядом они сказали друг другу, что их подслушивают. Вдруг лицо княгини изобразило задорный вызов, как на сцене. Поняв ее намерение, Терра поднес руку к сердцу и что-то залепетал.
   Он сохранил эту позу до момента, пока дверь открылась и появился Морхен.
   Морхен щурился еще хитрее, чем обычно. Мимоходом он поклонился в сторону княгини, слегка погрозил пальцем Терра и собрался уже воткнуть ключ в обитую войлоком дверь.
   — Господин Морхен! — воскликнула княгиня мелодичным голосом.
   — Такому зову противостоять нельзя, — сказал он деловитым тоном и подошел к ней.
   Она указала ему на стул, с которого встал Терра.
   — Директор занят, — промолвила она и откинула голову, соблазняя его своим белым лицом, как земным раем. — Вы можете все сказать мне.
   Морхен заржал; казалось, он смеется над ней.
   — Здесь творятся забавные дела, — заявил он. — Поверите ли вы, касса пуста!
   Она поморщилась.
   — Мой милый, кого вы думаете провести?
   Но он вынул ордер директора и стал уверять, что ему отказались выплатить семьдесят тысяч.
   Она заявила, не задумываясь:
   — Я тоже не намерена терять свое состояние. У меня все, до последнего гроша, помещено в «Главное агентство». Я докажу вам свое доверие. Вот… — Она стала тянуть из-под шубки жемчуг, блестевший у нее на шее, нитка становилась все длиннее. Она бросила ее в услужливо подставленные руки Морхена. — Расплатитесь ею!
   Морхен немедленно поднялся, он сразу стал серьезен. Низко поклонившись, он собрался уйти. Она подождала, пока он дойдет до двери.
   — Который час? — бросила она звонко в тишину и посмотрела на свой браслет. — Четверть седьмого. Если вы до семи не вернетесь, мне придется предположить, что я никогда в жизни больше не увижу вас.
   — И вас бы это очень огорчило? — насмешливо сказал Морхен.
   — Но как мне быть? — ответила она. — Не могу же я оставить своего будущего мужа в беде.
   Захихикав, Морхен исчез.
   — Я достаточно ясно намекнула, что ему пора бежать, — остальное в ваших руках.
   — А если директор не вынесет такого удара?
   — Этого не бойтесь, — сказала она, после чего и он перестал сомневаться.
   Она ушла. Он энергично зашагал по комнате, дымя папиросой и рисуя себе победоносное завершение дня: директор «Главного агентства по устройству жизни» избавлен от своего злого гения, он сам — Терра — компаньон, власть завоевана в один день… Время приближалось к семи; он вошел в приемную, там стоял шум и гул.
   Зейферт прыгал по своей клетке как заведенный. Увидев Терра, он зашептал:
   — Немыслимо с ними справиться, семьдесят тысяч скоро придут к концу, деньги рвут у меня из рук.
   — Терпение, — успокаивал его Терра уверенным тоном.
   В толпе он наткнулся на Куршмида, разделявшего общее беспокойство. Ходили темные слухи, и шли они из недр самого предприятия.
   — Уж не вы ли будоражите тут всех? — спросил он Терра, но Терра ничего не понял.
   Еще не старый, но обросший бородой человек, который держался подле Куршмида, тоже проявлял сильное волнение.
   — Господин Гуммель и его друзья вложили сюда капитал общества «Всемирный переворот», — пояснил Куршмид.
   — Всемирный переворот может свершиться, здесь к нему готовы, — сказал громко Терра и огляделся. Вдруг он заметил Элиаса.
   Элиас стоял у двери комнаты, где помещалась касса, он следил за Терра смиренно-недоверчивым взглядом и, увидев, что тот его заметил, пошел навстречу.
   — Ну? — осведомился Терра. — Где он?
   — Неужели сбежал? — в свою очередь спросил Элиас. — Этого я от него не ожидал. — Он был искренно удивлен.
   — Вы, значит, не следили за ним, — грозно произнес Терра.
   Элиас же — хладнокровно:
   — Разве это нужно, господин комиссар? Я и так знаю, что делает Морхен. Он играет.
   Терра не сразу вник в смысл этих слов. Значит, Морхен играл по поручению директора на деньги «Главного агентства». С выигрыша он получал проценты, проигрыш его не касался. Тайна открывалась так просто.
   — Я выследил его, — объяснил Элиас. — Тогда он стал мне давать время от времени по десять марок. Ну что ж, я и держал язык за зубами.
   — Банк, где лежат ваши сбережения, скоро лопнет, — прорычал Терра.
   Элиас шарахнулся.
   Зейферт, который разрывался на части, в отчаянии подозвал Терра. Тот вместо него подошел к рупору, Оттуда раздался голос директора:
   — Неужели Морхен до сих пор не вернулся?
   — Господина Морхена здесь не было, — сказал Терра, подражая голосу кассира. — И касса пуста.
   Директор, громко и уверенно:
   — Значит, он придет сейчас. Именно сегодня должно закончиться одно грандиозное дело.
   Терра взволнованно, голосом Зейферта:
   — Господин директор, господин Морхен пришел. Одну минуту! — Затем, предпослав утробный смешок, сказал, подражая голосу Морхена: — Господин директор, не повезло.
   — Все потеряно?
   — Не волнуйтесь, господин директор. Для себя я выиграл.
   — Негодяй, ты меня ограбил!
   — Это вы говорите мне? — прозвучал обиженный голос Морхена. — Вот вы какой, господин директор! Семьдесят тысяч вы прощаете, а мои пятьсот марок разорили вас. Я ухожу в частную жизнь. Всего хорошего, господин директор.
   И Терра больше не отвечал ни слова, сколько ни звал директор своего Морхена.
   — Что вам угодно, господин директор? — спросил он, наконец, собственным голосом.
   — Я разгадал вас, — ответил сейчас же директор. — Вы пролезли ко мне, чтобы шпионить. Я тоже велел следить за вами. Где Морхен?
   — У него есть основания больше не показываться, — пояснил Терра и прибавил, что жалеть о Морхене не стоит. Отныне «Главное агентство по устройству жизни» может работать на здоровой основе. Но директор не поддавался уговорам.
   — Вы отказываетесь вернуть мне Морхена? — упорно твердил он. — Без Морхена ничего не выйдет. Вы отказываетесь… — Голос смолк. Затем вдруг — сухой треск. Терра отпрянул и огляделся.
   Положение было критическое. Загородка, защищающая кассу, лежала сломанная на полу, и в нарастающем шуме преобладал крик: «Полицию!» Терра, которого окружила толпа, требуя сведений, пытался все свалить на плутовство одного из служащих; самому предприятию, по его словам, не угрожало никакой опасности. При этом он с дрожью в сердце оглядывался, ища лазейки. Что там случилось с директором?..