Мартынович Евгений. Гианэя

изменить его вращение вокруг оси -- все это мы можем проделать с небольшим
небесным телом, но не таким, как Луна. Это задача будущей техники. А разве у
вас, -- спросил он, почти не надеясь, что Гианэя ответит, -- это возможно?
-- Кажется, да. -- Гианэя сказала это неуверенным тоном. -- Я читала,
что на нашей родине "луна" тоже вращалась медленно, но, когда понадобилось,
ее вращение ускорили.
-- У вас одна "луна" или несколько? Ответ был очень неожидан, очень
странен и принес еще одну загадку.
-- Не знаю, -- сказала Гианэя. -- Вернее, не помню, что было сказано об
этом в книге, которую я читала.
У Муратова, как он говорил впоследствии, было такое впечатление, точно
его неожиданно хватили обухом по голове. От изумления он на несколько секунд
потерял способность сказать что-нибудь.
Вот так новость! Выходит, что Гианэя знает свою родину только по
книгам. Она даже не помнит, сколько "лун" на небе ее планеты!
"Что же она, родилась на звездолете? -- думал он. -- Тогда, значит, ее
родина чрезвычайно далеко, так далеко, что человек может родиться и вырасти
за время пути? Но это никак не вяжется с нашим предположением, что они
посетили нас вторично спустя даже четыреста или пятьсот лет после первого
прилета. Такие рейсы не могут предприниматься столь часто".
-- Видимо, здесь Рийагейа ошибся, -- сказала Гианэя так тихо, что
Муратов понял -- она говорит не ему, а самой себе. -- Он был убежден, что
люди Земли уже достигли большего, -- прибавила она громко.
-- Кто -- он? -- Муратов обрел, наконец, дар речи. Он решил
притвориться, что не слышал начала ее фразы, адресованной не ему.
-- Рийагейа.
-- Вы разочарованы?
-- Нет, нисколько. Это же его мнение, а не мое. Я ожидала меньше, чем
увидела.
-- Тогда, значит, Рийагейа был о нас лучшего мнения, чем вы, Гианэя.
-- Да, был.
-- Вы имеете основание думать, что Рийагейа переменил свое мнение?
-- Нельзя переменить мнение, не видя объекта, -- ответила Гианэя. --
"Был" -- потому что самого Рийагейи больше нет.
-- Он умер? Гианэя вздрогнула.
-- Я забыла, -- сказала она, -- вы этого не знаете. Да и лучше вам не
знать.
Догадка мелькнула в мозгу Муратова.
-- Рийагейа был на погибшем корабле?
Гианэя молчала.
Муратов увидел, как две слезы медленно скатились по ее щекам. Его
тронуло выражение ее лица. Большое и искреннее горе отразилось на нем.
И он понял, что угадал. Рийагейа погиб вместе с кораблем, с которого
Гианэю высадили на астероид. И он был человеком, которого Гианэя не только
уважала, как говорила Марина, но и любила.
"Он поступил иначе", -- вспомнил Муратов слова Гианэи, переданные ему
Мариной.
И смутная догадка, что есть какая-то связь между отношением Рийагейи к
людям Земли и гибелью корабля, заставила его вздрогнуть.
Жутко было подумать, что огромный космический корабль мог не случайно
погибнуть, а был намеренно уничтожен, после того как Гианэю высадили, именно
высадили с него.
Но другая женщина, та, что была матерью Гианэи, почему она осталась на
обреченном звездолете?
Он осторожно взял руку Гианэи. Она не противилась.
-- Скажите мне, -- его голос срывался от волнения, -- вы родились на
этом корабле?
Гианэя изумленно подняла на него глаза.
-- Откуда у вас могло возникнуть такое странное предположение? Если бы
я родилась в полете, то моя мать была бы сейчас здесь, со мной.
Все! Этими словами Гианэя подтвердила догадку.
Звездолет был намеренно уничтожен! И, очевидно, именно Рийагейсй.
Тайна появления Гианэи на Гермесе начала
проясняться.
-- Вы были единственной женщиной на корабле? --
спросил он, желая убедиться окончательно.
-- Какое это имеет для вас значение? -- ответила
Гианэя, отнимая руку, которую он все еще держал в своей. -- Да,
единственной.
Внезапно Муратов вспомнил другие слова Гианэи.
Она как-то сказала, что отправилась в полет к Земле почти против воли.
Значит, она и не могла родиться на корабле, как он подумал сначала. Это было
явно ошибочное предположение. Но и маленьких детей не берут в космос. Почему
же она не помнит своей родины?
Снова загадка, еще более непонятная и
запутанная!
Там, у Гермеса, в черной бездне космоса,
произошла трагедия. И она связана с судьбой людей Земли!
Но ясно одно: Рийагейа уничтожил корабль,
уничтожил, чтобы помешать осуществлению плана, направленного против Земли. И
он заставил Гианэю покинуть звездолет, он хотел спасти ее как женщину, быть
может, любимую. "А у вас, на Земле, я оказалась совсем уже против своей
воли", -- сказала она тогда же.
Да, все это случилось именно так!
И, не обдумывая своих слов, подчиняясь только
чувству, Муратов сказал:
-- Смерть Ринагейи прекрасна!
Несколько секунд Гианэя смотрела на него широко
открытыми глазами, в них было смущение. Потом она резко повернулась и
выбежала из зала.
Стоун и Токарев очень серьезно отнеслись к
рассказу Муратова.
-- Ситуация проясняется, -- сказал Стоун. --
Становится все более ясным, что спутников и базу надо уничтожить как можно
скорее. Ваше предположение, -- обратился он к Муратову, -- что Гианэя в
чем-то хитрит, видимо, неверно. Она искренна. Против нас было задумано
что-то скверное, и Гианэя действительно хочет спасти нас.
-- Из чего вы это заключаете? -- спросил
Токарев.
-- Из того, что нам рассказал Муратов. Мне
кажется, что его догадка о намеренной катастрофе верна. Конечно, трудно
сказать, что именно произошло на звездолете, но с очень большой долей
вероятности мы можем считать, что он погиб не случайно.
-- Вы полагаете, что между соплеменниками Гианэи
возникли разногласия?
-- Они должны были возникнуть. Вся история
представляется мне теперь так. Очень давно, несколько веков тому назад, по
нашему счету лет, был составлен план, направленный против Земли и ее
обитателей. Что именно было задумано, не столь важно. Ясно, что они
просчитались, никакая угроза нам не страшна, мы справимся с любой
опасностью. Не в этом дело. Расстояние между Землей и их планетой велико. От
одного полета к нам до другого проходит много времени. А общество разумных
существ, где бы оно ни существовало, не может стоять на месте. Оно
развивается, прогрессирует, это закон жизни. То, что было задумано, видимо
не слишком уж человечно, стало казаться многим, наиболее передовым людям их
мира, немыслимой жестокостью. Из слов Гианэи видно, что некий Рийагейа,
передовой человек, хорошо понимал, что человечество Земли далеко ушло
вперед, уже не такое, каким оно было во времена их первого прилета. Вспомним
слова Гианэи: "Люди Земли не заслуживают той участи, которую им готовили".
Видимо, сама Гианэя раньше думала иначе, но на нее оказало большое влияние
мнение Рийагейи, судя по всему, друга человечества Земли. И вот представим
себе такую картину. К Земле вылетает корабль с задачей осуществить давно
задуманное. Среди членов экипажа находится Рийагейа. Он всей душой против
намерений своих спутников. Он считает, что надо во что бы то ни стало
помешать им. Ведь он знал, что к следующему их прилету мы станем еще
могущественнее. И если он был человек идейный, то ему ничего не оставалось,
кроме того, что он и сделал. И вот Гианэя, единственная женщина на корабле,
высажена на подвернувшийся астероид, на котором, видимо, есть люди, а самый
корабль уничтожен. Как раз то, что случилось с Гианэей, лучше всего рисует
образ Рийагейи. Любой из нас на его месте поступил бы точно так же.
-- Что ж, -- после некоторого молчания сказал Токарев, -- такая версия
вполне возможна. И она хорошо согласуется с обстоятельствами появления
Гианэи и последующим ее поведением. Но можно придумать и другие
версии.
-- Несомненно! Только сама Гианэя может открыть
нам истину. Ясно одно: спутники и база опасны. И как бы мы ни были уверены в
том, что сумеем ликвидировать любую опасность, их надо уничтожить. И не
будем медлить.
-- Значит, вы считаете, что не надо
предварительно проверить, существует ли эта опасность?
-- Нет, почему же, проверим. Все может
быть.
9
Очень скоро Муратов понял, что "впал в
немилость". Гианэя больше не обращалась к нему, она его не только избегала,
но и просто игнорировала его присутствие. Если ей надо было что-нибудь, она
спрашивала инженера экспедиции Рауля Гарсиа, а когда Муратов сам задал ей
какой-то вопрос, она повернулась к нему спиной.
Он тщетно ломал голову над причиной столь крутой
и внезапной перемены. Кажется, он ничего не сказал, что могло бы обидеть или
оскорбить Гианэю.
Может быть, она рассердилась на его догадливость?
Но ведь она сама сказала многое, и его догадка, если она верна, вызвана ее
же словами.
Ни с кем Гианэя не разговаривала, держалась в
стороне и вышла из предоставленной ей комнаты только к обеду, а затем к
ужину. На дружный персонал станции она произвела неблагоприятное
впечатление.
-- Вы долго думаете пробыть здесь? -- спросила
она за ужином при всех, обращаясь к Гарсиа.
-- Пока не найдем базу, -- ответил
инженер.
-- Тогда надо найти ее скорее, -- бесцеремонно
заявила Гианэя. -- Я хочу вернуться на Землю.
-- Отчасти это зависит от вас.
Она только пренебрежительно улыбнулась и ничего
не сказала.
На следующее утро, хорошо зная, что Стоун
торопится, Гианэя задержала отъезд, больше часа. Плавая в бассейне. У нее не
было купального костюма, и хотя она сама не придавала этому никакого
значения, никто не решился войти туда и поторопить ее. На станции не было ни
одной женщины.
Только в восемь часов (часы станции показывали
время на меридиане Парижа) четыре машины, хорошо защищенные от метеоритной
опасности, вышли из высеченного в скале гаража. Началась первая поисковая
экспедиция.
Огромные металлические вездеходы быстро нагрелись
солнечными лучами, и была включена охлаждающая установка. На сегодня было
решено обследовать подножие горного хребта кратера Тихо с западной стороны
от станции.
Гианэя находилась в машине Стоуна. Там же были
Токарев, Гарсиа, Вересов и Муратов.
Виктор просил поместить его с Синицыным во втором
вездеходе, но Стоун отказал ему.
-- Не обращайте внимания на капризы Гианэи, --
сказал он. -- Вы мне нужны.
Но Муратов понимал, что начальник экспедиции
просто, в деликатной форме, не считает нужным помещать его в других,
рабочих, машинах потому, что там шло места и присутствие постороннего
человека будет лишним. Машина самого Стоуна была как бы штабной. Остальные
три несли на себе все оборудование, и, если база будет найдена, именно они и
предназначались для самого дела. Муратов считался гостем.
В случае необходимости можно было вызвать по
радио еще четыре машины, которые остались на станции в полной
готовности.
Найти базу именно сегодня, в первый же день,
никто не надеялся. Слишком свежи были в памяти годы бесплодных
поисков.
Гианэя по-прежнему не замечала Муратова, изредка
обращаясь к Гарсиа. Она была задумчива и казалась рассеянной.
Круговые обзорные экраны (на вездеходах не было
окон создавали иллюзию сквозных отверстий, подробности окружающей местности
выглядели вполне реально.
Перед креслом Стоуна помещался большой инфракрасный экран. Обычные,
видимые, цвета не отражались на нем, и лунный пейзаж казался причудливым
сочетанием черно-белых пятен, в которых только опытный глаз мог разобраться.
Стоун не слишком рассчитывал на этот экран. Он больше надеялся на живое
инфракрасное зрение Гианэи. Перед самым отъездом он, через Гарсиа, спросил
ее, уверена ли она в том, что сможет увидеть базу?
-- Насколько я знаю, -- был ответ, -- она расположена открыто. Почему
же я могу не увидеть ее? Лишь бы вы оказались достаточно близко.
Она говорила равнодушным тоном, но Стоун верил ее словам. Кроме того,
он помнил, что Гианэя хорошо видит на таком расстоянии, на каком человек
Земли ничего не увидит без бинокля.
Она сидела рядом с ним, со скучающим видом рассматривая скалы. Оба
смотрели вперед. Немного дальше было место Гарсиа, он следил за северной
стороной. Восточная была поручена Вересову, а южная -- Токареву и Муратову.
Кроме Гианэи, никто не мог непосредственно увидеть базу, но ее и не
стремились непременно увидеть. Искали удобное для базы место, такое, где
сами люди поместили бы такую базу, будучи на месте соотечественников Гианэи.
Считалось наиболее вероятным, что если база находится здесь, то
расположена у подножия скал, то есть с северной стороны.
Машины шли медленно, со скоростью пятнадцать -- двадцать километров в
час.
Внутри вездехода было просторно, прохладно и даже уютно. В шесть раз
меньшая, чем на Земле, сила тяжести создавала впечатление легкости движений,
какой-то необычайной силы, наполнявшей, казалось, все мускулы тела.
Муратову нравилось это ощущение. Не очень мягкое на ощупь кресло, в
котором он сидел, было сделано словно из пуха. Никакая перина на Земле не
могла быть столь мягкой, ведь его тело весило здесь в шесть раз меньше, чем
на Земле.
Он внимательно рассматривал залитую солнечным светом и тем не менее
очень мрачную на вид, словно перепаханную гигантским плугом равнину. Он
понимал, что ему и Токареву поручили смотреть в эту сторону именно потому,
что здесь было меньше всего шансов найти искомое. Они оба были самыми
неопытными наблюдателями. И поэтому он мало верил, что увидит подходящее
место.
Было жаль, что на черном, густо усыпанном звездами небе не видно Земли.
Стоун держался слишком близко к горам. А Муратову очень хотелось
полюбоваться видом родной планеты. Он видел ее с борта звездолета, но это
продолжалось короткое время, и он не насытился непривычным зрелищем.
Часа через полтора напряженное внимание несколько ослабло, и Муратов
стал думать о другом. Он снова вернулся к мыслям о Гианэе и о причинах ее
гнева.
Для него явно не было никаких причин.
"Но, может быть, -- подумал он, -- я ошибаюсь, и Гианэя вовсе не
рассердилась на меня, а просто боится дальнейших вопросов с моей стороны. И
избегает меня только потому, что не хочет отвечать мне".
Эта мысль была ему приятна. Неожиданная враждебность Гианэи огорчала
Муратова.
Как и чем исправить положение?..
Прошел еще час. Вездеходы находились уже более чем в пятидесяти
километрах от станции. Постепенно всех участников экспедиции начала
одолевать скука.
Стоун почувствовал это.
Вездеход остановился. За ним остановились и другие машины.
-- Предлагаю позавтракать, -- весело сказал Стоун. -- Отдохнем и
отправимся дальше.
-- На какое расстояние вы думаете удалиться сегодня? -- спросил
Токарев.
-- Не более, как на семьдесят километров. Если верить тому, что сказала
Гианэя, то дальше искать бесполезно. Будет хорошо видна Земля. А Гианэя
говорила, что база расположена в таком месте, откуда Земли не видно. Может
быть, успеем сегодня же осмотреть и восточную сторону.
-- Это будет утомительно.
-- Не страшно. Медлить нельзя. Я вижу, что вы, жители Луны, обленились
здесь, -- пошутил Стоун. -- Мы заставим вас потрудиться по-земному.
-- Как будто на Земле работают целыми днями, -- отпарировал Токарев.
-- Если нужно, да, -- серьезно ответил Стоун.
От завтрака все отказались, и, постояв минут десять, машины снова пошли
вперед.
-- Товарищи, не поддавайтесь рассеянности, -- сказал Стоун, -- адресуя
свои слова не только экипажу своей машины, но и всем остальным. -- Смотрите
внимательнее. Сюда мы не вернемся второй раз.
-- Смотрим!.. Смотрим!.. -- прозвучали ответы. -- Смотрим, но ничего не
видим, -- узнал Муратов голос Синицына.
-- Увидим, можете быть уверены, -- ответил Стоун. -- Если не сегодня,
так завтра.
Труднее всего было бороться с усыпляющим однообразием лунного пейзажа.
Казалось, вездеходы все еще находятся возле станции. Никакого изменения
местности нельзя было заметить, особенно в той стороне, куда смотрели
Муратов и Токарев. Все было точно таким же, как и раньше.
-- Удивительно скучная планета, -- сказал Токарев.
-- Вы давно здесь? -- спросил Муратов.
-- Почти год.
-- И ни разу не возвращались на Землю?
-- Некогда, -- ответил Токарев. -- Сегодня я второй раз покинул
станцию. У нас очень интересная и нужная работа, -- прибавил он, как бы в
пояснение.
"Всюду одно и то же, -- подумал Муратов. -- Все увлекаются своим делом
и забывают о себе. Нет, интересно все-таки жить на свете!"
И вдруг он услышал, как Гианэя спросила Гарсиа:
-- Скажите, как у вас, на Земле, относятся к смерти?
-- Я думаю, так же, как и в любом другом населенном мире, -- ответил
инженер, видимо удивленный столь неожиданным вопросом.
-- Это не ответ. -- Муратову послышалось, что голос Гианэи звучит
раздраженно. -- Вы не могли бы ответить точнее?
Гарсиа долго молчал, обдумывая, что сказать. Муратов решил, что настал
удобный момент снова заговорить с Гианэей.
-- Смерть, -- сказал он не оборачиваясь, -- это грустный факт. Но, к
сожалению, неизбежный и обязательный. Люди смертны, и тут ничего нельзя
сделать. Когда умирает близкий человек, -- это большое горе для тех, кто его
знал. Умирает нужный человечеству, -- это горе для всех. А когда умираешь
сам, -- жалеешь, что мало успел сделать. Мы относимся к смерти, как к
неизбежному злу, и надеемся в будущем победить ее.
Он не знал, хочет ли Гианэя слушать его. Но она слушала и не
перебивала, этого было пока достаточно.
Но оказалось, что его заключение было поспешно.
-- Я жду ответа, -- сказала Гианэя.
-- Разве вы не слышали, что сказал Виктор? -- спросил Гарсиа.
-- Я спрашиваю у вас.
-- Я полностью присоединяюсь к сказанному им.
Муратов едва удержался, чтобы не рассмеяться. Эта выходка была совсем
ребячьей. Как все-таки наивна Гианэя! Видимо, она действительно молода,
очень молода!
Он с интересом ждал, что она еще спросит. Если она промолчит, --
значит, ее вопрос был совершенно случаен, а Муратов не допускал этого.
И через несколько минут молчания Гианэя действительно снова обратилась
к Гарсиа.
-- Оправдывается ли у вас на Земле самоубийство или убийство? --
спросила она.
-- Это совершенно разные вещи, -- ответил Рауль, -- и их нельзя
соединять в одном вопросе. Убийство оправдать невозможно. Это самое тяжкое и
самое отвратительное преступление, какое только можно вообразить. А что
касается самоубийства, то все зависит от его причины. Но, как правило, мы
считаем самоубийство актом слабости воли или проявлением трусости.
-- Значит, и у вас нельзя называть этот акт "прекрасным"?
"Так вот оно что! -- подумал Муратов. -- Ее оскорбило, что я назвал
смерть Рийагейи "прекрасной". Но ведь должна она была понять, какой смысл я
вложил в это слово".
-- Конечно, -- ответил Гарсиа. -- Самоубийство отнюдь не прекрасно.
-- Я недавно слышала другое, -- сказала Гианэя.
-- От кого?
Муратов сидел спиной к Гианэе и не видел, указала она на него или нет.
Но словесного ответа не последовало.
Здесь проявилась разница во взглядах и понятиях людей Земли и
соотечественников Гианэи. Очевидно, на ее родине добровольная смерть от
любой причины выглядела или считалась настолько некрасивой, что, услышав
слова Муратова, Гианэя посчитала его "нравственным уродом" и не захотела
общаться со столь "низким интеллектом".
Он едва не рассмеялся. Но весь этот разговор доставил ему большое
удовольствие. Он показывал, что Гианэя все время думает об их ссоре, что
размолвка ей так же неприятна, как и самому Муратову.
Но было и другое, гораздо более важное. Вопросы Гианэи окончательно
подтверждали, что Рийагейа уничтожил корабль. Он покончил самоубийством и
убил своих спутников. Не случайно, как полагал Гарсиа, Гианэя объединила оба
вопроса в один.
"Надо оправдаться перед ней, -- подумал Муратов. -- Надо пояснить ей
мои слова, если она сама их не может понять".
И он сказал:
-- Самоубийство никогда не может быть прекрасным. Никогда! За
исключением одного-единственного случая, когда оно совершается для блага
других. Но в этом случае надо говорить не о самоубийстве, а о
самопожертвовании. Это разные вещи. Пожертвовать собой, чтобы спасти других,
-- это прекрасно!
Он повернулся, чтобы узнать, как отнеслась Гианэя к его словам, какое
они произвели на нее впечатление.
Она смотрела прямо перед собой, на обзорный экран. У нее был такой вид,
будто она ничего не слышала. Но Муратов был уверен -- Гианэя не только
слышала, но и задумалась над его словами.
И он не ошибся. Через некоторое время она сказала:
-- Хорошо, я согласна. Но какое право он имел жертвовать другими?
У Муратова мелькнула мысль, что слезы, которые он тогда видел на лице
Гианэи, могли относиться не к смерти Рийагейи, а к смерти другого человека,
убитого Рийагейей. Тогда становилось понятным тяжелое впечатление,
произведенное на нее словом "пре красна".
-- О чем вы говорите? -- спросил Токарев.
В вездеходе Стоуна только Муратов и, конечно, Гарсиа владели испанским
языком. Остальные ни слова не поняли.
-- Подождите! -- сказал Муратов. -- Я потом расскажу. Мне нужно
ответить ей. -- Он продолжал по-испански: -- Все зависит от обстоятельств,
Гианэя. Бывают случаи, когда человек, убежденный в правоте своего дела,
вынужден жертвовать не только собой, но и другими, считая, что иного выхода
нет. Цель, которую он перед собой ставит, оправдывает в его глазах его
действия. Мы не знаем причин, побудивших Рийагейю поступить так, как он
поступил. Но вы знаете эти причины. И даже если вы сами не разделяете его
взглядов, вы можете объективно ответить самой себе на вопрос, прав ли он. Я
назвал смерть Рийагейи прекрасной потому, что понял вас так, что он сделал
это, пожертвовал собой, для нас, для людей Земли. С нашей точки зрения, это
прекрасный поступок.
Гианэя повернула к нему голову. И вдруг улыбнулась немного смущенно.
-- Простите меня, Виктор. Я тогда вас не поняла.
-- Я нисколько не обиделся, -- ответил Муратов. -- Разумные существа
всегда могут понять друг друга при наличии доброй воли к этому. Хотя иногда
это бывает и нелегко.
-- Да, иногда это труднее, чем кажется, -- вздохнула Гианэя, снова
поворачиваясь к экрану.
"Ну вот и все, -- подумал Муратов. -- Марина права, у Гианэи хороший
характер".

10

Еще час вездеходы шли по прежнему направлению. Вид горного хребта
изменился. Крутые, обрывистые склоны постепенно сменились пологими. Чаще
попадались отдельно стоящие скалы и беспорядочные груды огромных камней,
когда-то скатившихся с гор. Продвигаться вперед становилось труднее. Машины
сильно накренялись, часто приходилось объезжать препятствия.
По-прежнему не попадалось ни одного места, удобного для расположения
невидимой базы. Очередная неудача становилась ясной для всех.
И хотя никто и не рассчитывал на столь быстрый успех, невольно
появилось чувство разочарования. Присутствие Гианэи заставляло людей на
что-то надеяться.
Часы показывали ровно двенадцать, когда Стоун остановил свою машину.
-- Дальше искать бесполезно, -- сказал он.
-- А местность как раз становится все более подходящей, -- отозвался
Синицын из второй машины.
-- Да, но мы должны верить словам Гианэи. Муратов, -- прибавил Стоун,
-- вы хотели видеть Землю. Посмотрите назад!
В той стороне, где находилась станция, низко над вершинами почти
наполовину опустившегося за горизонт горного хребта висел в небе ярко
сверкающий полумесяц. В сравнении с привычным полумесяцем Луны на небе Земли
он выглядел огромным. Багровое кольцо атмосферы, освещенной Солнцем,
позволяло отчетливо различать темную, ночную, половину земного шара Диск
Солнца висел недалеко, немного выше.
"Луна", звезды и Солнце одновременно!
-- Спросите у нее, -- сказал Стоун, -- надо ли нам искать дальше?
Гианэя удивилась, выслушав перевод вопроса.
-- Почему вы спрашиваете об этом у меня? -- ответила она. -- Вы сами
должны знать, что делать и как поступать.
-- Мы спрашиваем вас потому, -- объяснил Муратов, -- что основываемся
на ваших словах, вернее, на словах Рийагейи. Он, кажется, говорил, что база
расположена в таком месте, откуда никогда не видно Земли.
-- Почему "кажется"?
-- Не обращайте внимания. Это просто неудачный оборот фразы. Он говорил
так?
-- Да. И все же я не понимаю, почему вы спрашиваете у меня, -- упрямо
повторила Гианэя.
Муратов почувствовал, что логика на ее стороне.
-- Мы хотим, чтобы вы вспомнили точнее, -- сказал он, -- это для нас
крайне важно.
-- Я ничего не могу прибавить к тому, что уже сказала.
Стоуну передали содержание разговора.
- Если мы будем искать дальше, -- сказал он, -- то нет никаких
оснований не искать и во всех других местах, как мы это делали раньше. Мне
кажется, что следует принять слова Рийагейи как истину и основываться только
на них. Каково мнение остальных? Все согласились со Стоуном.
-- Тогда, -- резюмировал он, -- поворачиваем обратно. Будем опять с