Страница:
обследован нашими учеными и инженерами.
-- Мог и должен был, -- упрямо возразил Вересов. -- Не пытайтесь снять
с меня вину. Я командир не планелета, а космического корабля в космосе! Я
должен обо всем думать. Но сделанного не воротишь! Что касается
твоего замечания о том, что "Мозг" был обследован и изучен, то оно
только кажется убедительным. "Мозг" не разбирали на части. Его изучали
только в отношении его схем, чтобы понять принципы его работы и его
возможности. С этой задачей наши специалисты блестяще справились, хотя она
была неимоверно трудна. В столь сложном и громоздком устройстве нет никакой
возможности заметить крохотную деталь, само существование которой никому не
могло прийти в голову.
-- Что будем делать дальше? -- задал Тартини свой обычный вопрос.
-- Будем действовать. Но теперь наша задача колоссально усложнилась. У
меня не выходит из головы, что кто-нибудь может находиться во втором или
четвертом отсеке.
-- Открывать двери мы научились.
-- И не думайте об этом! То, что можно сделать с ничего не значащей
дверью в помещение "Мозга", нельзя сделать с дверями и люками отсеков.
Кораблю предстоит долгий путь. Лишать его элементарной защиты мы не имеем
права ни при каких обстоятельствах.
-- В "послании" сказано, что корабль остановится.
-- А затем начнет падать на ближайшую звезду, то есть на Солнце. Мало
что сказано в "послании"! Они рассчитывали на умственный уровень Мериго или
подобных ему. Порядок действий таков, -- Вересов заговорил твердо и
решительно. -- Первое -- вскрыть кубы и посмотреть, что можно сделать с
ними. Второе -- все силы бросить на исправление автоматов, ведающих люками и
вентиляцией. Если понадобится, смонтировать суррогат управляющей схемы этих
аппаратов. Так или иначе подчинить их нашей воле. Двигатели пока могут
остановиться или работать в обратном режиме, нас это не касается. До них
доберемся потом. На это понадобятся силы всего экипажа. Главное -- получить
свободное сообщение и разбудить всех, кроме четверых.
-- Не будем терять времени, -- сказал Медина.
-- Мы и не теряем. Сейчас будем ужинать и ляжем спать. Это необходимо.
Хотя бы на четыре, пять часов. А затем разделим силы. Я займусь "Мозгом",
Тартини -- аппаратом люков, а Медина -- вентиляцией.
-- Значит, -- сказал Тартини, -- корабль будет лететь сам по себе.
"Мозга" нет, дежурного на пульте не будет.
-- А что может сделать дежурный? Приходится положиться на счастье. И не
только сегодня, а все время, пока не будут исправлены или как-нибудь
изготовлены схемы управления всеми двенадцатью аппаратами.
-- Вы уверены, что они-то в порядке?
-- Конечно! Это же наши, а не гийанейские конструкции.
-- Этого я не знал.
-- Вернее сказать, что они наши только по изготовлению. Их схемы
остались прежними.
-- А почему их заменили?
-- Потому что, не желая разбирать "Мозг навигации", наши специалисты
должны были на чем-то ознакомиться со схемами гийанейцев. Они сделали это на
вспомогательных аппаратах. А потом изготовили их копии. Потому в них и не
может быть никаких сюрпризов.
За ужином Медина предложил включить генераторы и послать в космос
сигнал бедствия.
-- Зачем? -- возразил Вересов. -- Кто его получит?
До Земли слишком далеко. Кроме того, я совершенно уверен, что мы
справимся и корабль полетит дальше своим путем. Ни к чему просить помощи,
положение не столь катастрофично.
-- Пожалуй! -- не очень охотно согласился Медина.
Он не разделял оптимизма командира относительно двигателей, хорошо
зная, как сложно управлять ими. Двигатели были не земными, а гийанейскими.
Но Медина не высказал вслух своих мыслей. Зачем тревожить и волновать
товарищей. Вересов прав в одном -- их сигналов некому принять! Сейчас надо
думать о главном!
Они легли на отдых в каютах тех, кто жил в пятом отсеке. Хозяева этих
кают лежали в анабиозных ваннах в четвертом. Прежде чем заснуть, Вересов
подумал, что если кто-нибудь и находится действительно в четвертом или
втором отсеке, то не все же пятеро. Муратов и Гианэя, вероятно, оказались
запертыми в первом. В самом худшем случае экипаж потеряет трех человек.
Находившимся в ваннах никакая опасность не угрожала.
"Справимся!" -- подумал он, засыпая.
Как ни тяжела гибель товарищей, он рассуждал, как командир, обязанный
думать обо всех!
Все трое проснулись одновременно, через четыре часа.
Короткое купанье в бассейне, завтрак, и они были готовы к работе.
Вентиляция между пятым и четвертым отсеками по-прежнему была выключена,
связи не было, люки не открывались.
-- Только мы трое можем спасти корабль и его экипаж, -- сказал Вересов.
Они прошли в помещение "Мозга навигации". Там все было, казалось, как
всегда. По внешнему виду ничто не изменилось.
"В сущности, -- неожиданно для себя самого подумал Вересов, -- откуда
мы знаем, что "Мозг" полностью вышел из строя? Мы сделали такое заключение
по аналогии с лунной базой. А здесь может быть иначе. Достаточно просто
"запереть" "Мозг" -- и люди уровня Мериго ничего сделать не смогут. Цель
будет достигнута. Но тогда что за звук слышали мы из четырех кубов?"
-- Ладно, увидим! -- сказал он.
-- Что увидим? -- спросил Тартини, -- Я ответил на свои мысли. Не
обращайте внимания.
Прежде чем заняться своим делом, Тартини и Медина помогли снять задние
стенки всех пяти кубов. Вооружившись ручным фонарем, Вересов занялся прежде
всего центральным. Надо было выяснить, можно ли вскрывать автоматы люков и
сигнализации.
-- Можете работать, -- сказал он через несколько минут.
К пяти вечера положение стало вполне ясным.
Хмурые и усталые, они собрались за обеденным столом. Первым заговорил
Медина.
-- Включить вентиляцию, -- сказал он, -- не столь уж трудно, но нужно
время для изготовления импульсной схемы. Будь у нас возможность проникнуть в
четвертый отсек, все было бы просто.
-- Сколько времени тебе нужно?
-- Это зависит от того, где взять необходимые детали. В кладовой, где
мы вчера были, ничего пригодного для этой цели нет.
-- Что тебе нужно?
Медина, словно читая по списку, назвал больше двадцати предметов.
-- Так! - сказал Вересов. -- Ясно. А как у тебя? -- обратился он к
Тартини.
-- Совершенно то же самое.
-- Хорошо. С этим мы справимся. Можно сделать один импульсный прибор на
два автомата, с кнопочным переключателем. Используем для этого все тот же
запасный автомат сигнала тревоги. В нем есть все необходимое, а если и не
все, то на временную, упрощенную схему хватит во всяком случае. А теперь
слушайте, что обнаружил я.
Выражение лица командира не обещало ничего хорошего.
-- Им было вполне достаточно просто "запереть" "Мозг", -- начал
Вересов, и оба его слушателя поняли, что он говорит о гийанейцах. -- Для
Мериго и других ни к чему было устраивать сложную систему самоуничтожения.
Это наводит на мысль, что опасались не только соплеменников Мериго, но и
землян. Ведь этот корабль должен был лететь вслед за кораблем Рийагейи.
Очевидно, и там было сделано то же самое. Это интересный факт, но о нем
успеем поговорить потом. -- Вересов на минуту замолчал, потом заговорил
вновь: -- Дело обстоит так. Все главнейшие узлы схемы выведены из строя.
Окончательно! В наших условиях изготовить эти узлы немыслимо. Для этого
нужен завод электронного оборудования. Я обнаружил хитро замаскированную
крохотную батарейку, видимо достаточно высокого напряжения постоянного тока.
Реле, спрятанное в механизме экрана, включило ток, и во всех главных узлах
сгорели "вэлкоды", как мы называем такие приборы. Вы знаете, что это такое.
В кубическом миллиметре десятки микроскопических деталей. У нас нет запасных
"вэлкодов", а если бы и были, то заменить сгоревшие мы не смогли бы. Потому
что схема не наша, а гийанейская. Наши "вэлкоды" сконструированы совсем
иначе. Мы знаем только, что и наши и гийанейские имеют одно и то же
назначение. Мозг вышел из строя. Что из этого следует?
Тартини и Медина молчали.
-- А следует вот что, -- продолжал Вересов. -- Мы сможем восстановить
работу всех двенадцати автоматов. На корабле все будет в порядке. Но
управлять двигателями мы не сможем! Ими управлял левый, от центрального,
куб, и именно он пострадал больше всех. Двигатели вышли из-под нашего
контроля. Они будут выполнять последнюю команду "Мозга". А какую команду он
дал, ясно из "послания". Они будут тормозить корабль, а когда он
остановится, прекратят работу уже автоматически. И пустить их мы не в силах.
Нужна помощь с Земли. Вы понимаете, конечно, что эта помощь придет весьма не
скоро. Как минимум, через тридцать лет. И для нас, в условиях неподвижности,
пройдет также тридцать. К этому я могу добавить, что содержимого всех пяти
продовольственных кладовых хватит на двадцать пять лет.
После некоторого молчания Медина сказал :
-- Протянуть вместо двадцати пяти тридцать лет не столь уж трудно. Но
тридцать -- это минимум. Может пройти и сорок. Мне кажется, что единственная
надежда на то, что земной космолет, который отправится на планету Мериго
через четыре года земного времени, пролетит близко от нас. Он обязательно
пролетит близко. И его локаторы обнаружат нас.
-- И примут за крупный аэролит.
-- Ну, это вряд ли. Наш корабль слишком велик. Кроме того, мы можем
включить передатчик и непрерывно давать сигнал "SOS". Мы сделаем это через
четыре года.
-- На сколько лет рассчитаны анабиозные ванны? -- спросил Тартини.
-- К сожалению, -- ответил Вересов, -- они рассчитаны на собственное
время корабля в условиях полета с полной скоростью. По земному времени они
будут работать не больше двух лет.
-- Тем лучше, -- пошутил Медина. -- Веселее будет коротать годы
"робинзонады".
Вересов с удовольствием услышал смех своих товарищей. Его сообщение не
обескуражило их и не лишило спокойствия. Они оказались настоящими
космонавтами.
-- Итак, за дело! -- сказал он и встал.
Разборка автомата сигнала тревоги не заняла много времени, но с
монтажом пришлось потрудиться. Деталей не хватало, а использовать ставшие
совершенно ненужными части "Мозга" они не могли. Ни одна из них не подходила
к земной схеме.
С ними не было программиста, и это давало себя чувствовать. Пять схем,
одна за другой, оказались негодными. Они не смогли расшифровать условный
код, с помощью которого "Мозг" посылал автоматам свои "приказы", и
поочередно пробовали известные им коды, применяемые в электронике и
кибернетике. Но все было тщетно, автоматы не "слушались".
На эту работу ушло восемь дней.
Беспокойство за остальных бодрствующих членов экипажа росло с каждым
днем. Живы ли они?..
-- Остается одно, -- сказал Вересов, когда и пятая попытка не удалась.
-- Терять еще восемь дней, чтобы перепробовать все коды, неразумно. Он может
быть вообще нам неизвестным. Мы не программисты. Перемонтируем самые
автоматы.
-- Шутка сказать! -- усмехнулся Медина.
-- На это уйдет четыре дня, -- продолжал Вересов. -- И еще день на
переделку импульсной схемы.
-- Четыре дня на два автомата! -- усомнился Тартини.
-- Ну, пусть не четыре, а восемь. Зато успех полностью обеспечен.
-- Давайте так, -- согласился Медина.
Закипела новая работа. Они еще больше сократили время сна и для
поддержания сил пользовались тонизирующими средствами, бывшими в каютных
аптечках.
Работа требовала предельной тщательности.
Только один раз они прервали свой труд, да и то на один час. Это
произошло тогда, когда тем же способом, что и Виктор Муратов, они обнаружили
замедление скорости корабля.
-- Действительно тормозится! -- сказал Тартини. -- Не считаете ли вы
разумным повернуть корабль? Пока он как-то движется, пусть летит к Земле, а
не от нее.
-- Это надо было сделать давно, -- с досадой сказал Вересов. -- Мы же
наверняка знали, что корабль начнет торможение.
-- Тогда нам было не до того, -- примиряющим топом сказал Тартини. -- Я
первый должен был об этом подумать. Но лучше поздно, чем никогда. Хорошо,
что у нас есть возможность сделать поворот.
Инженеры Земли посчитали, что боковые дюзы необходимы, и не положились
в этом на двигатели, управляемые гийанейским "Мозгом навигации". Они допуска
ли такой случай, что командиру может понадобиться немного повернуть корабль
тогда, когда "Мозгу" это "не придет в голову" или он "не пожелает" выполнить
этот маневр, считая его ненужным.
Ведь вблизи крупных небесных тел управление переходило к командиру, что
было предусмотрено схемой "Мозга". Инженеры Земли не очень доверяли его
послушанию. И на корме были установлены обычные реактивные двигатели,
управление которыми не зависело от "Мозга". Именно про них и говорил
Тартини.
Вересов подошел к пульту. Земные двигатели были включены, и поворот
начался.
Антигравитационное поле работало, как всегда, точно, и они не ощутили
поворота. Контролировать его можно было только по звездам.
-- Это займет часов сорок, -- сказал Вересов. -- Двигатели поворота
рассчитаны на малую скорость корабля, и им нелегко преодолеть инерцию его
прямолинейного движения. Будем продолжать работу, как прежде.
Это произошло утром, а к вечеру следующего дня корабль повернулся к
Солнцу, и боковые двигатели были выключены.
-- Все же мы будем ближе и космолету легче обнаружить нас. Кроме того,
может быть, расстояние станет доступным для наших генераторов связи. Мы же
не знаем, с каким отрицательным ускорением тормозится корабль, --
резюмировал Вересов.
Все приборы пульта бездействовали. Ими предстояло заняться специально.
Уже две недели звездолет летел никем и ничем не контролируемый. Только
локаторы работали нормально. Они были земные. А прежние, гийанейские, если и
работали, то посылали свои сообщения в мертвый "Мозг навигации".
Кто мог предвидеть, что командир космического корабля может оказаться в
подобном нелепом положении! Вересов нервничал, и это было понятно.
Работа была закончена еще через семь дней. Один день им удалось
сэкономить.
Охваченные сильнейшим волнением, до предела утомленные, они сразу же,
как только убедились, что автоматы действуют, подошли к люку в четвертый
отсек.
Было половина шестого утра.
Вересов нажал на кнопку заметно дрожащей рукой.
И люк, закрытый шестнадцать суток, наконец открылся!
В четвертом отсеке никого не было, кроме спящих в анабиозных ваннах.
Воздух был чист, но ведь они сами включили вентиляцию уже больше часа тому
назад. Работали ли верхние резервуары, по-прежнему было неизвестно.
Как ни торопились Вересов и его товарищи узнать, что происходит в
остальных отсеках, они внимательно осмотрели контрольные приборы во всех
анабиозных помещениях.
Все было в порядке. Лежавшие в ваннах спокойно спали, не зная о том,
что произошло с кораблем.
"Счастливые!" -- невольно подумали все трое.
В третьем отсеке также никого не нашли. Только во втором, в своей
собственной каюте, спал на постели профессор Фогель. По внешнему виду он
находился в совершенно нормальном состоянии.
Вересов дотронулся до его плеча.
Фогель сразу проснулся, Он спокойно посмотрел на Вересова и сказал:
-- Ну, наконец-то!
-- Где остальные?
-- Гианэя и Муратов, по-видимому, в первом отсеке, двоих я уложил в
ванны.
-- А зачем вы это сделали? Профессор сел на постели.
-- А вы не знаете, что вентиляция выключена? И что подача воздуха из
верхних резервуаров также? Впрочем, я замечаю, что воздух очистился. В
последние дни здесь начало становиться душно.
Все было ясно. Запертые во втором отсеке три человека поняли, что для
них может не хватить кислорода. Они не знали, сколько времени придется
просидеть тут. И приняли решение -- двоим лечь в анабиоз. Для одного
кислорода хватит на втрое большее время. Почему остался именно Фогель,
понять было нетрудно: он был старшим и воспользовался своей "властью".
Уложить в ванну самого себя он не мог.
-- Что же все-таки случилось? -- спросил профессор.
Во втором, а так же и в четвертом отсеках не было экранов наружного
обзора, их сняли на Земле, посчитав ненужными. Фогель не знал даже того, что
корабль замедлил скорость.
Торопиться выяснить, что с Гианэей и Муратовым, не было особой нужды. В
первом отсеке есть оранжереи, и нехватки кислорода возникнуть никак не
могло. Вересов рассказал профессору обо всем.
Он внимательно выслушал, а потом сказал:
-- Мне все ясно, кроме одного. Почему вы не включили радиопередатчик
немедленно? Ведь он на пульте. Или вы не умеете с ним обращаться?
Вересов объяснил.
-- Я вас не узнаю, Юрий! -- сказал Фогель. -- Конечно, испытание,
выпавшее на вашу долю, могло повлиять на психику. Но вы же должны помнить,
что, кроме нашего, есть еще звездолет Вийайи. Он тоже пролетит близко от нас
и гораздо раньше корабля земного.
-- Я не забыл о нем, -- ответил Вересов. -- Но генераторы не могут дать
частоты, на которую настроен приемник радиостанции корабля Вийайи. Это я
точно знаю.
Впечатление, произведенное на Земле возвращением корабля гийанейцев и
сообщенной ими новостью, было тяжелым.
Выходило, что первая же вылазка землян в Большой Космос закончилась
катастрофой. А если и не катастрофой, то неудачей. И невольно казалось, что
гийанейцы, свободно летающие от одной планетной системы к другой, должны
расценивать эту неудачу как последствие неопытности земных астролетчиков.
Самолюбие землян было задето.
Стоун, через несколько часов после радиофонного разговора встретившийся
с Вийайей в Вашингтоне, сразу же подчеркнул, что причиной аварии считает тот
факт, что Вересов и остальные летят не на своем, а на гийанейском корабле.
Против ожиданий, Вийайа не только не обиделся на эти слова, но,
наоборот, вполне согласился, сказав в ответ:
-- Мы сразу подумали, что их подвел "Мозг навигации".
В Вашингтоне собрались все члены ученого совета Института космонавтики
и ведущие инженеры завода, где строился земной космолет.
Вечером состоялось совещание.
Вийайа считал необходимым присутствие на нем старшего навигатора своего
корабля Зийнайи и слетал за ним. Десять человек земных ученых
воспользовались случаем и также спустились на Землю, с которой совсем
недавно расстались на долгие годы.
Зийнайа подробно сообщил Совету обо всем, о чем кратко уже рассказал
Вийайа. Уточнили точку, в которой находился корабль в момент получения
первой радиограммы, и примерное расстояние от Земли до корабля Вересова,
если он перестал двигаться, как думали гийанейцы .
Выходило, что наименьшее время, за которое можно долететь до
потерпевшего аварию звездолета, при условии немедленного вылета спасательной
партии из двух кораблей, равнялось пяти, шести земным годам, учитывая
длительные поиски и торможение.
Это было не столь уж страшно. На корабле Вересова всего, что необходимо
для жизни, хватит на гораздо большее время.
И само собой пришло решение.
-- Если экипажу корабля грозит опасность, -- сказал Стоун, -- мы
бессильны предотвратить ее. Раньше, чем через пять лет, мы не можем до них
добраться. А если им грозит только неподвижность, то особой беды нет.
Поскучают несколько лет. И если они проживут пять лет, то могут прожить и
шесть, и семь. Поэтому я считаю, что незачем вылетать сверхсрочно, двумя
кораблями. Это усложнит и удлинит поиски. Тремя кораблями мы их найдем
сразу, как только окажемся близко, по масштабам космоса, разумеется.
-- Совершенно правильно, -- сказал Метьюз. -- Но все это только в том
случае, если они действительно не движутся.
-- Безусловно! Но если они летят по прежнему направлению и с прежней
скоростью, это не умаляет значения сигнала "SOS". Они не дали бы этого
сигнала при отсутствии очень серьезной причины. Помощь нужна все равно.
Придется их догонять, только и всего. Но дело в том, что они не могут лететь
к планете Мериго при наличии крупной неисправности. В этом случае незачем
было посылать сигнал "SOS". Разве только они не могут опуститься на планету
без посторонней помощи. Но и в этом случае им нет смысла лететь от Земли.
Вересов всегда может повернуть корабль, даже если "Мозг навигации" полностью
вышел из строя. Значит, лететь они могут только к Земле.
-- Убедительно, -- сказал тот же Метьюз.
Остальные согласились с ним.
-- Я предлагаю, -- продолжал Стоун, -- вылетать тремя кораблями.
Сколько времени надо, -- повернулся он к инженерам завода, -- чтобы срочно
построить второй космолет?
-- Месяцев шесть.
-- Вот и вылетим через шесть месяцев. Вы можете подождать полгода? --
спросил он у Вийайи.
-- Сколько угодно, -- ответил гийанейец. -- Я уже говорил, что мы в
вашем распоряжении.
-- Я не вижу никакой необходимости задерживать наших гостей, -- сказал
Станислав Лещинский. -- Поблагодарим их за сообщение об аварии корабля
Вересова. Они оказали нам большую услугу, не пожалев времени. Но почему они
должны терять еще большее время? И для чего терять драгоценное время нашим
ученым, которые спешат на Гийанейю? Пусть летят! Если мы можем за шесть
месяцев построить второй космолет, то почему не можем и третий?
-- Хоть десять! -- сказал инженер завода.
У всех членов Совета, не исключая и Стоуна, появилось на лицах
выражение полного удовлетворения. Очевидно, мысль, высказанная Лещинским,
сознательно или несознательно, но таилась у всех. Аварию потерпели земляне,
и Земля должна оказать им помощь.
"При чем тут гийанейцы? Разве мы не справимся без них?" -- говорили
взгляды, устремленные на Стоуна.
-- Я ничего не могу возразить против этого, -- улыбаясь, сказал
председатель Совета.
Сергей Синицын почувствовал себя неловко. Как перевести все это
гийанейцам, вопросительно смотревшим на него? Не обидятся ли они?..
Стоун заметил его колебания и тихо сказал:
-- Придайте вопросительную форму.
Синицын перевел так, словно земляне спрашивают -- не считают ли
гийанейцы целесообразным продолжить прерванный полет на Гийанейю,
предоставив спасательную операцию землянам? Он упирал на нежелательную
потерю времени учеными Земли, для которых лишние несколько лет полета будут
неприятны.
-- Если вы можете справиться сами, то конечно, -- спокойно ответил
Вийайа.
По улыбке, мелькнувшей на его лице, Синицын понял, что гийанейец
догадался о мотивах внезапного решения.
Но, кроме этой улыбки, которая могла Сергею просто показаться, он ничем
не выразил своего отношения.
-- Вам лучше знать, как надо поступить, -- дополнил Зийнайа слова
своего товарища.
Больше говорить было не о чем. Члены Совета знали, что их решение будет
с удовлетворением встречено всем населением Земли. И оно полностью отвечало
их собственному желанию.
Корабль Вийайи вторично стартовал на следующий день. На этот раз
провожающих было намного меньше, чем четыре месяца назад.
На нем улетело десять землян. Одиннадцатый -- Сергей Синицын -- остался
на Земле.
Необходимости в его присутствии на Гийанейе не было, а он уже не мог и
не хотел лететь. Тревога за ближайшего друга и ставшую для него не менее
дорогой Гианэю была сильнее дружеских чувств к гийанейцам и перевесила
соблазнительность полета на чужую планету. Стоун обещал зачислить его в
качестве астронома в экипаж одного из кораблей спасательной экспедиции.
Началась подготовка.
Все человечество с пристальным вниманием следило за постройкой трех
космолетов. Строители чувствовали это напряженное внимание, сознавали,
сколько в нем невысказанной надежды и ожидания.
Корабли росли на глазах. Прошел всего один месяц, и всем стало ясно,
что назначенный срок, шесть месяцев, будет значительно сокращен.
Почему три, а не два, как предполагалось?
Да просто потому, что за год строительства первого космолета были
синтезированы новые материалы, найдены новые, более совершенные способы
управления антигравитацией, сконструированы приборы и автоматы, которые были
лучше прежних.
Только что законченный корабль казался уже устаревшим. А спасательная
эскадрилья должна состоять из трех одинаково современных кораблей. Им
предстояло лететь не в одиночку, а совместно.
Главное внимание обращалось, конечно, на пеленгационные и локационные
установки. Будет ли передатчик корабля Вересова продолжать посылать сигналы
или прекратит их по той или иной причине, это не должно повлиять на успех
поисков. Корабль должен быть найден как можно быстрее. И все месяцы, в
течение которых строились космолеты, шла кропотливая работа по созданию
новых, совершеннейших автоматов-пеленгаторов. Совмещение в одном аппарате
функций пеленгации и локации удалось осуществить просто и надежно.
За один день, что провел возле Земли корабль Вийайи, на нем установили
мощный передатчик, и теперь Совет космонавтики с нетерпением ожидал
сообщения, работает ли радиостанция Вересова и где будет принят первый
сигнал от нее? Это должно было дать ответ на главный вопрос -- летят ли они
от Земли, к Земле или стоят на месте.
Сообщение пришло точно через четыре месяца после старта гийанейцев.
Вийайа сообщал, что сигнал "SOS" был услышан там же, где и в первый раз, на
той же частоте, так же слабо и так же неразборчиво. Но на этот раз гийанейцы
не тормозили, а летели с полной скоростью. И второе сообщение, полученное
через сутки, известило о значительном усилении этих сигналов.
Вийайа передал:
"Корабль Вересова движется. Он находится от Земли на расстоянии...
(Здесь, видимо по ошибке оператора, были названы гийанейские меры.) Вересов
сообщил, что вышел из строя "Мозг навигации" и они не могут управлять
-- Мог и должен был, -- упрямо возразил Вересов. -- Не пытайтесь снять
с меня вину. Я командир не планелета, а космического корабля в космосе! Я
должен обо всем думать. Но сделанного не воротишь! Что касается
твоего замечания о том, что "Мозг" был обследован и изучен, то оно
только кажется убедительным. "Мозг" не разбирали на части. Его изучали
только в отношении его схем, чтобы понять принципы его работы и его
возможности. С этой задачей наши специалисты блестяще справились, хотя она
была неимоверно трудна. В столь сложном и громоздком устройстве нет никакой
возможности заметить крохотную деталь, само существование которой никому не
могло прийти в голову.
-- Что будем делать дальше? -- задал Тартини свой обычный вопрос.
-- Будем действовать. Но теперь наша задача колоссально усложнилась. У
меня не выходит из головы, что кто-нибудь может находиться во втором или
четвертом отсеке.
-- Открывать двери мы научились.
-- И не думайте об этом! То, что можно сделать с ничего не значащей
дверью в помещение "Мозга", нельзя сделать с дверями и люками отсеков.
Кораблю предстоит долгий путь. Лишать его элементарной защиты мы не имеем
права ни при каких обстоятельствах.
-- В "послании" сказано, что корабль остановится.
-- А затем начнет падать на ближайшую звезду, то есть на Солнце. Мало
что сказано в "послании"! Они рассчитывали на умственный уровень Мериго или
подобных ему. Порядок действий таков, -- Вересов заговорил твердо и
решительно. -- Первое -- вскрыть кубы и посмотреть, что можно сделать с
ними. Второе -- все силы бросить на исправление автоматов, ведающих люками и
вентиляцией. Если понадобится, смонтировать суррогат управляющей схемы этих
аппаратов. Так или иначе подчинить их нашей воле. Двигатели пока могут
остановиться или работать в обратном режиме, нас это не касается. До них
доберемся потом. На это понадобятся силы всего экипажа. Главное -- получить
свободное сообщение и разбудить всех, кроме четверых.
-- Не будем терять времени, -- сказал Медина.
-- Мы и не теряем. Сейчас будем ужинать и ляжем спать. Это необходимо.
Хотя бы на четыре, пять часов. А затем разделим силы. Я займусь "Мозгом",
Тартини -- аппаратом люков, а Медина -- вентиляцией.
-- Значит, -- сказал Тартини, -- корабль будет лететь сам по себе.
"Мозга" нет, дежурного на пульте не будет.
-- А что может сделать дежурный? Приходится положиться на счастье. И не
только сегодня, а все время, пока не будут исправлены или как-нибудь
изготовлены схемы управления всеми двенадцатью аппаратами.
-- Вы уверены, что они-то в порядке?
-- Конечно! Это же наши, а не гийанейские конструкции.
-- Этого я не знал.
-- Вернее сказать, что они наши только по изготовлению. Их схемы
остались прежними.
-- А почему их заменили?
-- Потому что, не желая разбирать "Мозг навигации", наши специалисты
должны были на чем-то ознакомиться со схемами гийанейцев. Они сделали это на
вспомогательных аппаратах. А потом изготовили их копии. Потому в них и не
может быть никаких сюрпризов.
За ужином Медина предложил включить генераторы и послать в космос
сигнал бедствия.
-- Зачем? -- возразил Вересов. -- Кто его получит?
До Земли слишком далеко. Кроме того, я совершенно уверен, что мы
справимся и корабль полетит дальше своим путем. Ни к чему просить помощи,
положение не столь катастрофично.
-- Пожалуй! -- не очень охотно согласился Медина.
Он не разделял оптимизма командира относительно двигателей, хорошо
зная, как сложно управлять ими. Двигатели были не земными, а гийанейскими.
Но Медина не высказал вслух своих мыслей. Зачем тревожить и волновать
товарищей. Вересов прав в одном -- их сигналов некому принять! Сейчас надо
думать о главном!
Они легли на отдых в каютах тех, кто жил в пятом отсеке. Хозяева этих
кают лежали в анабиозных ваннах в четвертом. Прежде чем заснуть, Вересов
подумал, что если кто-нибудь и находится действительно в четвертом или
втором отсеке, то не все же пятеро. Муратов и Гианэя, вероятно, оказались
запертыми в первом. В самом худшем случае экипаж потеряет трех человек.
Находившимся в ваннах никакая опасность не угрожала.
"Справимся!" -- подумал он, засыпая.
Как ни тяжела гибель товарищей, он рассуждал, как командир, обязанный
думать обо всех!
Все трое проснулись одновременно, через четыре часа.
Короткое купанье в бассейне, завтрак, и они были готовы к работе.
Вентиляция между пятым и четвертым отсеками по-прежнему была выключена,
связи не было, люки не открывались.
-- Только мы трое можем спасти корабль и его экипаж, -- сказал Вересов.
Они прошли в помещение "Мозга навигации". Там все было, казалось, как
всегда. По внешнему виду ничто не изменилось.
"В сущности, -- неожиданно для себя самого подумал Вересов, -- откуда
мы знаем, что "Мозг" полностью вышел из строя? Мы сделали такое заключение
по аналогии с лунной базой. А здесь может быть иначе. Достаточно просто
"запереть" "Мозг" -- и люди уровня Мериго ничего сделать не смогут. Цель
будет достигнута. Но тогда что за звук слышали мы из четырех кубов?"
-- Ладно, увидим! -- сказал он.
-- Что увидим? -- спросил Тартини, -- Я ответил на свои мысли. Не
обращайте внимания.
Прежде чем заняться своим делом, Тартини и Медина помогли снять задние
стенки всех пяти кубов. Вооружившись ручным фонарем, Вересов занялся прежде
всего центральным. Надо было выяснить, можно ли вскрывать автоматы люков и
сигнализации.
-- Можете работать, -- сказал он через несколько минут.
К пяти вечера положение стало вполне ясным.
Хмурые и усталые, они собрались за обеденным столом. Первым заговорил
Медина.
-- Включить вентиляцию, -- сказал он, -- не столь уж трудно, но нужно
время для изготовления импульсной схемы. Будь у нас возможность проникнуть в
четвертый отсек, все было бы просто.
-- Сколько времени тебе нужно?
-- Это зависит от того, где взять необходимые детали. В кладовой, где
мы вчера были, ничего пригодного для этой цели нет.
-- Что тебе нужно?
Медина, словно читая по списку, назвал больше двадцати предметов.
-- Так! - сказал Вересов. -- Ясно. А как у тебя? -- обратился он к
Тартини.
-- Совершенно то же самое.
-- Хорошо. С этим мы справимся. Можно сделать один импульсный прибор на
два автомата, с кнопочным переключателем. Используем для этого все тот же
запасный автомат сигнала тревоги. В нем есть все необходимое, а если и не
все, то на временную, упрощенную схему хватит во всяком случае. А теперь
слушайте, что обнаружил я.
Выражение лица командира не обещало ничего хорошего.
-- Им было вполне достаточно просто "запереть" "Мозг", -- начал
Вересов, и оба его слушателя поняли, что он говорит о гийанейцах. -- Для
Мериго и других ни к чему было устраивать сложную систему самоуничтожения.
Это наводит на мысль, что опасались не только соплеменников Мериго, но и
землян. Ведь этот корабль должен был лететь вслед за кораблем Рийагейи.
Очевидно, и там было сделано то же самое. Это интересный факт, но о нем
успеем поговорить потом. -- Вересов на минуту замолчал, потом заговорил
вновь: -- Дело обстоит так. Все главнейшие узлы схемы выведены из строя.
Окончательно! В наших условиях изготовить эти узлы немыслимо. Для этого
нужен завод электронного оборудования. Я обнаружил хитро замаскированную
крохотную батарейку, видимо достаточно высокого напряжения постоянного тока.
Реле, спрятанное в механизме экрана, включило ток, и во всех главных узлах
сгорели "вэлкоды", как мы называем такие приборы. Вы знаете, что это такое.
В кубическом миллиметре десятки микроскопических деталей. У нас нет запасных
"вэлкодов", а если бы и были, то заменить сгоревшие мы не смогли бы. Потому
что схема не наша, а гийанейская. Наши "вэлкоды" сконструированы совсем
иначе. Мы знаем только, что и наши и гийанейские имеют одно и то же
назначение. Мозг вышел из строя. Что из этого следует?
Тартини и Медина молчали.
-- А следует вот что, -- продолжал Вересов. -- Мы сможем восстановить
работу всех двенадцати автоматов. На корабле все будет в порядке. Но
управлять двигателями мы не сможем! Ими управлял левый, от центрального,
куб, и именно он пострадал больше всех. Двигатели вышли из-под нашего
контроля. Они будут выполнять последнюю команду "Мозга". А какую команду он
дал, ясно из "послания". Они будут тормозить корабль, а когда он
остановится, прекратят работу уже автоматически. И пустить их мы не в силах.
Нужна помощь с Земли. Вы понимаете, конечно, что эта помощь придет весьма не
скоро. Как минимум, через тридцать лет. И для нас, в условиях неподвижности,
пройдет также тридцать. К этому я могу добавить, что содержимого всех пяти
продовольственных кладовых хватит на двадцать пять лет.
После некоторого молчания Медина сказал :
-- Протянуть вместо двадцати пяти тридцать лет не столь уж трудно. Но
тридцать -- это минимум. Может пройти и сорок. Мне кажется, что единственная
надежда на то, что земной космолет, который отправится на планету Мериго
через четыре года земного времени, пролетит близко от нас. Он обязательно
пролетит близко. И его локаторы обнаружат нас.
-- И примут за крупный аэролит.
-- Ну, это вряд ли. Наш корабль слишком велик. Кроме того, мы можем
включить передатчик и непрерывно давать сигнал "SOS". Мы сделаем это через
четыре года.
-- На сколько лет рассчитаны анабиозные ванны? -- спросил Тартини.
-- К сожалению, -- ответил Вересов, -- они рассчитаны на собственное
время корабля в условиях полета с полной скоростью. По земному времени они
будут работать не больше двух лет.
-- Тем лучше, -- пошутил Медина. -- Веселее будет коротать годы
"робинзонады".
Вересов с удовольствием услышал смех своих товарищей. Его сообщение не
обескуражило их и не лишило спокойствия. Они оказались настоящими
космонавтами.
-- Итак, за дело! -- сказал он и встал.
Разборка автомата сигнала тревоги не заняла много времени, но с
монтажом пришлось потрудиться. Деталей не хватало, а использовать ставшие
совершенно ненужными части "Мозга" они не могли. Ни одна из них не подходила
к земной схеме.
С ними не было программиста, и это давало себя чувствовать. Пять схем,
одна за другой, оказались негодными. Они не смогли расшифровать условный
код, с помощью которого "Мозг" посылал автоматам свои "приказы", и
поочередно пробовали известные им коды, применяемые в электронике и
кибернетике. Но все было тщетно, автоматы не "слушались".
На эту работу ушло восемь дней.
Беспокойство за остальных бодрствующих членов экипажа росло с каждым
днем. Живы ли они?..
-- Остается одно, -- сказал Вересов, когда и пятая попытка не удалась.
-- Терять еще восемь дней, чтобы перепробовать все коды, неразумно. Он может
быть вообще нам неизвестным. Мы не программисты. Перемонтируем самые
автоматы.
-- Шутка сказать! -- усмехнулся Медина.
-- На это уйдет четыре дня, -- продолжал Вересов. -- И еще день на
переделку импульсной схемы.
-- Четыре дня на два автомата! -- усомнился Тартини.
-- Ну, пусть не четыре, а восемь. Зато успех полностью обеспечен.
-- Давайте так, -- согласился Медина.
Закипела новая работа. Они еще больше сократили время сна и для
поддержания сил пользовались тонизирующими средствами, бывшими в каютных
аптечках.
Работа требовала предельной тщательности.
Только один раз они прервали свой труд, да и то на один час. Это
произошло тогда, когда тем же способом, что и Виктор Муратов, они обнаружили
замедление скорости корабля.
-- Действительно тормозится! -- сказал Тартини. -- Не считаете ли вы
разумным повернуть корабль? Пока он как-то движется, пусть летит к Земле, а
не от нее.
-- Это надо было сделать давно, -- с досадой сказал Вересов. -- Мы же
наверняка знали, что корабль начнет торможение.
-- Тогда нам было не до того, -- примиряющим топом сказал Тартини. -- Я
первый должен был об этом подумать. Но лучше поздно, чем никогда. Хорошо,
что у нас есть возможность сделать поворот.
Инженеры Земли посчитали, что боковые дюзы необходимы, и не положились
в этом на двигатели, управляемые гийанейским "Мозгом навигации". Они допуска
ли такой случай, что командиру может понадобиться немного повернуть корабль
тогда, когда "Мозгу" это "не придет в голову" или он "не пожелает" выполнить
этот маневр, считая его ненужным.
Ведь вблизи крупных небесных тел управление переходило к командиру, что
было предусмотрено схемой "Мозга". Инженеры Земли не очень доверяли его
послушанию. И на корме были установлены обычные реактивные двигатели,
управление которыми не зависело от "Мозга". Именно про них и говорил
Тартини.
Вересов подошел к пульту. Земные двигатели были включены, и поворот
начался.
Антигравитационное поле работало, как всегда, точно, и они не ощутили
поворота. Контролировать его можно было только по звездам.
-- Это займет часов сорок, -- сказал Вересов. -- Двигатели поворота
рассчитаны на малую скорость корабля, и им нелегко преодолеть инерцию его
прямолинейного движения. Будем продолжать работу, как прежде.
Это произошло утром, а к вечеру следующего дня корабль повернулся к
Солнцу, и боковые двигатели были выключены.
-- Все же мы будем ближе и космолету легче обнаружить нас. Кроме того,
может быть, расстояние станет доступным для наших генераторов связи. Мы же
не знаем, с каким отрицательным ускорением тормозится корабль, --
резюмировал Вересов.
Все приборы пульта бездействовали. Ими предстояло заняться специально.
Уже две недели звездолет летел никем и ничем не контролируемый. Только
локаторы работали нормально. Они были земные. А прежние, гийанейские, если и
работали, то посылали свои сообщения в мертвый "Мозг навигации".
Кто мог предвидеть, что командир космического корабля может оказаться в
подобном нелепом положении! Вересов нервничал, и это было понятно.
Работа была закончена еще через семь дней. Один день им удалось
сэкономить.
Охваченные сильнейшим волнением, до предела утомленные, они сразу же,
как только убедились, что автоматы действуют, подошли к люку в четвертый
отсек.
Было половина шестого утра.
Вересов нажал на кнопку заметно дрожащей рукой.
И люк, закрытый шестнадцать суток, наконец открылся!
В четвертом отсеке никого не было, кроме спящих в анабиозных ваннах.
Воздух был чист, но ведь они сами включили вентиляцию уже больше часа тому
назад. Работали ли верхние резервуары, по-прежнему было неизвестно.
Как ни торопились Вересов и его товарищи узнать, что происходит в
остальных отсеках, они внимательно осмотрели контрольные приборы во всех
анабиозных помещениях.
Все было в порядке. Лежавшие в ваннах спокойно спали, не зная о том,
что произошло с кораблем.
"Счастливые!" -- невольно подумали все трое.
В третьем отсеке также никого не нашли. Только во втором, в своей
собственной каюте, спал на постели профессор Фогель. По внешнему виду он
находился в совершенно нормальном состоянии.
Вересов дотронулся до его плеча.
Фогель сразу проснулся, Он спокойно посмотрел на Вересова и сказал:
-- Ну, наконец-то!
-- Где остальные?
-- Гианэя и Муратов, по-видимому, в первом отсеке, двоих я уложил в
ванны.
-- А зачем вы это сделали? Профессор сел на постели.
-- А вы не знаете, что вентиляция выключена? И что подача воздуха из
верхних резервуаров также? Впрочем, я замечаю, что воздух очистился. В
последние дни здесь начало становиться душно.
Все было ясно. Запертые во втором отсеке три человека поняли, что для
них может не хватить кислорода. Они не знали, сколько времени придется
просидеть тут. И приняли решение -- двоим лечь в анабиоз. Для одного
кислорода хватит на втрое большее время. Почему остался именно Фогель,
понять было нетрудно: он был старшим и воспользовался своей "властью".
Уложить в ванну самого себя он не мог.
-- Что же все-таки случилось? -- спросил профессор.
Во втором, а так же и в четвертом отсеках не было экранов наружного
обзора, их сняли на Земле, посчитав ненужными. Фогель не знал даже того, что
корабль замедлил скорость.
Торопиться выяснить, что с Гианэей и Муратовым, не было особой нужды. В
первом отсеке есть оранжереи, и нехватки кислорода возникнуть никак не
могло. Вересов рассказал профессору обо всем.
Он внимательно выслушал, а потом сказал:
-- Мне все ясно, кроме одного. Почему вы не включили радиопередатчик
немедленно? Ведь он на пульте. Или вы не умеете с ним обращаться?
Вересов объяснил.
-- Я вас не узнаю, Юрий! -- сказал Фогель. -- Конечно, испытание,
выпавшее на вашу долю, могло повлиять на психику. Но вы же должны помнить,
что, кроме нашего, есть еще звездолет Вийайи. Он тоже пролетит близко от нас
и гораздо раньше корабля земного.
-- Я не забыл о нем, -- ответил Вересов. -- Но генераторы не могут дать
частоты, на которую настроен приемник радиостанции корабля Вийайи. Это я
точно знаю.
Впечатление, произведенное на Земле возвращением корабля гийанейцев и
сообщенной ими новостью, было тяжелым.
Выходило, что первая же вылазка землян в Большой Космос закончилась
катастрофой. А если и не катастрофой, то неудачей. И невольно казалось, что
гийанейцы, свободно летающие от одной планетной системы к другой, должны
расценивать эту неудачу как последствие неопытности земных астролетчиков.
Самолюбие землян было задето.
Стоун, через несколько часов после радиофонного разговора встретившийся
с Вийайей в Вашингтоне, сразу же подчеркнул, что причиной аварии считает тот
факт, что Вересов и остальные летят не на своем, а на гийанейском корабле.
Против ожиданий, Вийайа не только не обиделся на эти слова, но,
наоборот, вполне согласился, сказав в ответ:
-- Мы сразу подумали, что их подвел "Мозг навигации".
В Вашингтоне собрались все члены ученого совета Института космонавтики
и ведущие инженеры завода, где строился земной космолет.
Вечером состоялось совещание.
Вийайа считал необходимым присутствие на нем старшего навигатора своего
корабля Зийнайи и слетал за ним. Десять человек земных ученых
воспользовались случаем и также спустились на Землю, с которой совсем
недавно расстались на долгие годы.
Зийнайа подробно сообщил Совету обо всем, о чем кратко уже рассказал
Вийайа. Уточнили точку, в которой находился корабль в момент получения
первой радиограммы, и примерное расстояние от Земли до корабля Вересова,
если он перестал двигаться, как думали гийанейцы .
Выходило, что наименьшее время, за которое можно долететь до
потерпевшего аварию звездолета, при условии немедленного вылета спасательной
партии из двух кораблей, равнялось пяти, шести земным годам, учитывая
длительные поиски и торможение.
Это было не столь уж страшно. На корабле Вересова всего, что необходимо
для жизни, хватит на гораздо большее время.
И само собой пришло решение.
-- Если экипажу корабля грозит опасность, -- сказал Стоун, -- мы
бессильны предотвратить ее. Раньше, чем через пять лет, мы не можем до них
добраться. А если им грозит только неподвижность, то особой беды нет.
Поскучают несколько лет. И если они проживут пять лет, то могут прожить и
шесть, и семь. Поэтому я считаю, что незачем вылетать сверхсрочно, двумя
кораблями. Это усложнит и удлинит поиски. Тремя кораблями мы их найдем
сразу, как только окажемся близко, по масштабам космоса, разумеется.
-- Совершенно правильно, -- сказал Метьюз. -- Но все это только в том
случае, если они действительно не движутся.
-- Безусловно! Но если они летят по прежнему направлению и с прежней
скоростью, это не умаляет значения сигнала "SOS". Они не дали бы этого
сигнала при отсутствии очень серьезной причины. Помощь нужна все равно.
Придется их догонять, только и всего. Но дело в том, что они не могут лететь
к планете Мериго при наличии крупной неисправности. В этом случае незачем
было посылать сигнал "SOS". Разве только они не могут опуститься на планету
без посторонней помощи. Но и в этом случае им нет смысла лететь от Земли.
Вересов всегда может повернуть корабль, даже если "Мозг навигации" полностью
вышел из строя. Значит, лететь они могут только к Земле.
-- Убедительно, -- сказал тот же Метьюз.
Остальные согласились с ним.
-- Я предлагаю, -- продолжал Стоун, -- вылетать тремя кораблями.
Сколько времени надо, -- повернулся он к инженерам завода, -- чтобы срочно
построить второй космолет?
-- Месяцев шесть.
-- Вот и вылетим через шесть месяцев. Вы можете подождать полгода? --
спросил он у Вийайи.
-- Сколько угодно, -- ответил гийанейец. -- Я уже говорил, что мы в
вашем распоряжении.
-- Я не вижу никакой необходимости задерживать наших гостей, -- сказал
Станислав Лещинский. -- Поблагодарим их за сообщение об аварии корабля
Вересова. Они оказали нам большую услугу, не пожалев времени. Но почему они
должны терять еще большее время? И для чего терять драгоценное время нашим
ученым, которые спешат на Гийанейю? Пусть летят! Если мы можем за шесть
месяцев построить второй космолет, то почему не можем и третий?
-- Хоть десять! -- сказал инженер завода.
У всех членов Совета, не исключая и Стоуна, появилось на лицах
выражение полного удовлетворения. Очевидно, мысль, высказанная Лещинским,
сознательно или несознательно, но таилась у всех. Аварию потерпели земляне,
и Земля должна оказать им помощь.
"При чем тут гийанейцы? Разве мы не справимся без них?" -- говорили
взгляды, устремленные на Стоуна.
-- Я ничего не могу возразить против этого, -- улыбаясь, сказал
председатель Совета.
Сергей Синицын почувствовал себя неловко. Как перевести все это
гийанейцам, вопросительно смотревшим на него? Не обидятся ли они?..
Стоун заметил его колебания и тихо сказал:
-- Придайте вопросительную форму.
Синицын перевел так, словно земляне спрашивают -- не считают ли
гийанейцы целесообразным продолжить прерванный полет на Гийанейю,
предоставив спасательную операцию землянам? Он упирал на нежелательную
потерю времени учеными Земли, для которых лишние несколько лет полета будут
неприятны.
-- Если вы можете справиться сами, то конечно, -- спокойно ответил
Вийайа.
По улыбке, мелькнувшей на его лице, Синицын понял, что гийанейец
догадался о мотивах внезапного решения.
Но, кроме этой улыбки, которая могла Сергею просто показаться, он ничем
не выразил своего отношения.
-- Вам лучше знать, как надо поступить, -- дополнил Зийнайа слова
своего товарища.
Больше говорить было не о чем. Члены Совета знали, что их решение будет
с удовлетворением встречено всем населением Земли. И оно полностью отвечало
их собственному желанию.
Корабль Вийайи вторично стартовал на следующий день. На этот раз
провожающих было намного меньше, чем четыре месяца назад.
На нем улетело десять землян. Одиннадцатый -- Сергей Синицын -- остался
на Земле.
Необходимости в его присутствии на Гийанейе не было, а он уже не мог и
не хотел лететь. Тревога за ближайшего друга и ставшую для него не менее
дорогой Гианэю была сильнее дружеских чувств к гийанейцам и перевесила
соблазнительность полета на чужую планету. Стоун обещал зачислить его в
качестве астронома в экипаж одного из кораблей спасательной экспедиции.
Началась подготовка.
Все человечество с пристальным вниманием следило за постройкой трех
космолетов. Строители чувствовали это напряженное внимание, сознавали,
сколько в нем невысказанной надежды и ожидания.
Корабли росли на глазах. Прошел всего один месяц, и всем стало ясно,
что назначенный срок, шесть месяцев, будет значительно сокращен.
Почему три, а не два, как предполагалось?
Да просто потому, что за год строительства первого космолета были
синтезированы новые материалы, найдены новые, более совершенные способы
управления антигравитацией, сконструированы приборы и автоматы, которые были
лучше прежних.
Только что законченный корабль казался уже устаревшим. А спасательная
эскадрилья должна состоять из трех одинаково современных кораблей. Им
предстояло лететь не в одиночку, а совместно.
Главное внимание обращалось, конечно, на пеленгационные и локационные
установки. Будет ли передатчик корабля Вересова продолжать посылать сигналы
или прекратит их по той или иной причине, это не должно повлиять на успех
поисков. Корабль должен быть найден как можно быстрее. И все месяцы, в
течение которых строились космолеты, шла кропотливая работа по созданию
новых, совершеннейших автоматов-пеленгаторов. Совмещение в одном аппарате
функций пеленгации и локации удалось осуществить просто и надежно.
За один день, что провел возле Земли корабль Вийайи, на нем установили
мощный передатчик, и теперь Совет космонавтики с нетерпением ожидал
сообщения, работает ли радиостанция Вересова и где будет принят первый
сигнал от нее? Это должно было дать ответ на главный вопрос -- летят ли они
от Земли, к Земле или стоят на месте.
Сообщение пришло точно через четыре месяца после старта гийанейцев.
Вийайа сообщал, что сигнал "SOS" был услышан там же, где и в первый раз, на
той же частоте, так же слабо и так же неразборчиво. Но на этот раз гийанейцы
не тормозили, а летели с полной скоростью. И второе сообщение, полученное
через сутки, известило о значительном усилении этих сигналов.
Вийайа передал:
"Корабль Вересова движется. Он находится от Земли на расстоянии...
(Здесь, видимо по ошибке оператора, были названы гийанейские меры.) Вересов
сообщил, что вышел из строя "Мозг навигации" и они не могут управлять