Мартынович Евгений. Гианэя

-- Да, вижу! Макаров обернулся.
-- Что ты на это скажешь? -- спросил Легерье.
-- Очень странно, даже слишком. А у тебя то же
самое?
-- Конечно! Я подумал было, что гравиометр в моей каюте испортился. Но
не могли же испортиться оба сразу.
-- В чем же дело? - Зайди ко мне.
-- Иду!
Легерье и Муратов не спускали глаз со стрелки. Она двигалась, теперь в
этом невозможно было сомневаться. Что-то, не отражающее лучей локаторов,
приближалось к Гермесу. Это не мог быть обломок, настолько малый, что его не
"видели" мощные локационные установки. В этом случае его не заметил бы и
гравиометр. Загадочное тело имело довольно значительную массу.
-- Все ближе и ближе! -- прошептал Легерье. -- И что самое удивительное
-- оно летит очень медленно.
Раздался тихий гудок радиофона.
Легерье даже не обернулся.
Гудок повторился. Муратов подошел к аппарату.
Дежурный на командном пункте флагманского корабля эскадрильи
взволнованным голосом доложил о странном "поведении" гравиометра.
-- Со всех наших кораблей сообщают то же самое, -- сказал он.
-- Знаю, -- ответил Муратов. -- Продолжайте вести наблюдения.
Вошел Макаров и молча подошел к Легерье. Они напряженно всматривались в
гравиометр. Стрелка уже далеко отошла от нуля и продолжала медленно, крайне
медленно, но неуклонно ползти дальше.
Линия на экране локатора по-прежнему оставалась невозмутимо ровной.
Легерье топнул ногой.
-- Да что же это такое, наконец? -- раздраженно сказал он. -- Общую
тревогу!
Макаров нажал на красную кнопку в центре щита. Муратов знал, что в этот
момент во всех помещениях спутника-обсерватории раздался дробный звонок,
извещая об опасности.
Не прошло и двух минут, как в каюте начальника собрались все.
Не нужно было никаких пояснений. Эти люди хорошо понимали язык
приборов.
Наступило тревожное, полное скрытого напряжений молчание.
Неизвестная опасность -- самое неприятное испытание для психики. Самый
храбрый человек невольно поддается смутному чувству страха. Что предпринять,
если неизвестно, от чего надо защищаться?
И вдруг в памяти Муратова всплыло воспоминание. Он мысленно увидел
напряженные лица Вересова и Стоуна, с глазами, устремленными на тот же
гравиометр. И ему показалось, что он понял, что происходит.
-- А не тот ли это загадочный спутник-разведчик, за которым охотились
два года назад? -- сказал он. Легерье резко обернулся.
-- Так далеко от Земли?
-- Никто же не знает, куда они исчезли.
-- Но ведь радиолокаторы в то время нащупывали эти спутники?
-- Это было тогда. Существует предположение, что они каким-то образом
сменили систему своей "защиты".
-- Возможно, что вы правы, -- сказал Легерье. -- Увидим!
Если Муратов угадал, то стрелка гравиометра должна была скоро
прекратить движение вправо. Спутники-разведчики не могли подойти к такой
большой массе, как Гермес, слишком близко. Астероид полутора километров в
диаметре -- это не маленький звездолет!
Догадка была настолько правдоподобной, что все сразу успокоились. Двое
астрономов, получив разрешение Легерье (на обсерватории была объявлена
тревога, и никто не имел права действовать самостоятельно), ушли, чтобы
попытаться увидеть приближающееся тело в большой телескоп. Макаров вернулся
к себе в каюту, чтобы вести параллельное наблюдение.
Но спокойствие продолжалось недолго.
Прошло пять, потом десять минут, а стрелка все продолжала ползти
вправо, угрожающе приближаясь к крайней точке, означающей соприкосновение
двух масс -- Гермеса и неизвестного тела. Близилось столкновение. До красной
черточки на шкале оставалось совсем немного.
-- Оно летит прямо на нас, -- сказал Легерье.
Усовершенствованный гравиометр давал возможность определять не только
массу, но и направление ее движения и расстояние до нее.
Локационный экран по-прежнему не показывал ничего. А, судя по
гравиометру, приближающееся тело было весьма крупным.
Муратову казалось, что прибор показывает уже гораздо большую массу, чем
тогда, на "Титове".
Слова Легерье подтвердили, что это было так.
-- Масса неизвестного тела, -- сказал астроном, -- во много раз
превышает массу разведчиков.
Еще несколько томительных минут, и не осталось никаких сомнений --
что-то летело прямо на обсерваторию.

7

Легерье бросился к щиту.
Одно движение его руки -- и на всем спутнике тяжелые герметические
двери опустились в свои пазы, отрезав всякий доступ из одного помещения в
другое. Обсерватория разделилась на изолированные друг от друга отсеки.
Теперь можно было надеяться, что катастрофа не приведет к общей гибели.
Куда же обрушится страшный удар столкновения космических тел?
Люди замерли в ожидании...
В эти секунды Муратов почему-то подумал не о себе и не о находившихся с
ним людях, а о кораблях своей эскадрильи. Они стояли сравнительно близко за
гребнем гранитной воронки, окружающей обсерваторию. Догадались ли там
сделать то, что только что сделал здесь Легерье?
Отдать приказ по радиофону было уже поздно.
"Впрочем, -- подумал Виктор, -- если тело ударит по звездолету, от
корабля ничего не останется. Масса этого тела слишком велика. Никакие отсеки
не спасут людей".
А стрелка гравиометра продолжала неумолимое приближение к красной
черте, означающее катастрофу. Защитные, антигравитационные и магнитные, поля
были совершенно бесполезны. Они слишком слабы, чтобы воздействовать на такую
громадину. Смерть, случайная и нелепая, вплотную подошла к людям, и они не в
силах были предотвратить ее.
-- Смотрите! -- сказал Легерье, протянув руку к гравиометру.
Это было более чем странно, необъяснимо, то, что они увидели.
Стрелка еще более замедлила свое движение. Вопреки законам тяготения,
она не ускорила его, а именно замедлила и двигалась теперь едва заметно.
И вдруг... остановилась совсем, замерла неподвижно в каком-нибудь
миллиметре от черты.
Это означало, что неизвестное тело прекратило падение и повисло
неподвижно над Гермесом на расстоянии, самое большее, ста метров от его
поверхности.
Шумный вздох облегчения вырвался одновременно из груди всех,
находившихся в каюте.
Спасены! Опасность, только что казавшаяся непредотвратимой, непонятно
как миновала.
-- Это мог сделать только управляемый корабль, -- сказал Легерье.
-- Каковы же тогда его размеры! -- изумленно воскликнул Муратов.
Сомневаться было невозможно. Все, что было непонятно в поведении
неведомого тела, становилось вполне понятным, если это космический корабль с
мощными двигателями.
Но откуда он мог взяться? Земля не сообщала о полете какого-либо
корабля в этом районе. Любой звездолет давно дал бы свои позывные, если бы
его командиру понадобилось по той или иной причине опуститься на астериод.
Его давно бы заметили локаторы. И, самое главное, ни один из существующих
космических кораблей не имел таких огромных размеров и не обладал
"способностью" полностью поглощать радиоизлучение.
Неведомый звездолет, судя по его массе, был гигантом, но сквозь
прозрачный потолок каюты ничего не было видно, кроме звезд.
-- Он остановился немного в стороне, -- сказал Легерье, и его голос
заметно дрожал от волнения. -- Но сомнений нет. Это звездолет, но не наш!
Он еще говорил, когда стрелка гравиометра снова дрогнула и быстро пошла
влево.
Космический корабль удалялся.
Зачем же он подлетал к Гермесу? Если астролетчики заметили на астероиде
искусственное сооружение, они должны были заинтересоваться и постараться
выяснить, что же это такое. Но они задержались меньше чем на минуту и
улетели. За это время ничего нельзя было хорошо рассмотреть. Пусть не очень
большая, но на проделанный маневр требовалась затрата энергии.
В чем причина столь странного поведения?
Инженеры и ученые молча переглядывались. Никто ничего не понимал, и
люди невольно задавали себе вопрос: не почудилось ли им это посещение?
Легерье нарушил длительное молчание.
-- Корабль удаляется по прямой линии, постепенно увеличивая скорость,
-- сказал он. -- Зачем было замедлять ее и полностью останавливаться?
Непонятно.
Внезапно блеснул яркий свет. Те, кто успели поднять голову, заметили,
как на черном бархате неба, прямо над ними, вспыхнул облаком пламени вихрь
чудовищного взрыва.
Он произошел очень далеко, но именно там, где должен был находиться
улетевший корабль. Каюта осветилась мертвенным белым светом на одно
мгновение.
И все погасло.
Стрелка гравиометра, словно в бессилии, упала к нулю. Действующая на
нее масса, масса космического корабля другого мира, только что подлетавшего
к Гермесу, исчезла -- внезапно, сразу!
-- Катастрофа! -- вскричал Муратов. -- Корабль взорвался!
-- Да, он взорвался, -- медленно и грустно сказал Легерье. -- Это
аннигиляция. И мы никогда уже не узнаем, что произошло на наших глазах.
-- И кому, какому человечеству он принадлежал, -- добавил Муратов.
Неожиданная катастрофа глубоко потрясла всех. Люди задыхались от
волнения. Пусть неизвестно, кто находился в этом корабле, пусть они были
существами, чуждыми людям Земли. Это были разумные представители единого
человечества Вселенной!
Так близко, рядом, находился разум иного мира, вот только что сейчас
могла состояться долгожданная встреча людей-братьев! Впервые в истории! И не
состоялась! Вестник иного мира, быть может, прилетевший из далеких глубин
пространства, бесследно исчез.
Это было так нелепо, так невыносимо обидно, так бессмысленно!
Легерье машинально нажал на кнопку, восстанавливая сообщение между
отсеками обсерватории.
-- Но почему, почему они не опустились? -- сказал Вестон. -- Они не
могли не заметить нашу обсерваторию. Почему же они так поспешно ушли от нас?
-- Может быть, именно потому, -- ответил Муратов, -- что эти существа
прибыли к нам из антимира. Они убедились в том, что наш астероид,
относительно них, из антивещества, и поспешили уйти от опасности. А
удалившись, столкнулись с метеоритом. И произошла аннигиляция, которой они
опасались.
-- Ваша гипотеза несостоятельна, Муратов, -- сказал Легерье. --
Несостоятельна по двум причинам. Во-первых, никаких крупных метеоритов
сейчас не пролетало. На том расстоянии, на котором произошел взрыв, наши
локаторы заметили бы любой метеорит. А во-вторых, космический корабль,
прилетевший в чужую планетную систему, должен быть защищен от опасности
аннигиляции. Из какого вещества состоит наша планетная система, они должны
были определить давно. Ведь мы встретились с ними не на окраине, а почти что
в центре.
-- Они могли и не пролететь всю нашу систему, а подойти к ней сверху
или снизу относительно плоскости эклиптики.
-- Немыслимо. Такое легкомыслие никак не вяжется.
Он не договорил, весь превратившись в слух.
Отчетливый стук послышался со стороны входной камеры -- наружной двери
обсерватории.
Кто мог стучать?
Если это был кто-нибудь из экипажей кораблей эскадрильи, ему незачем
было прибегать к стуку. Существовала сигнализация, и она была известна всем.
Да и не мог никто явиться, не предупредив заранее.
Одна и та же мысль мелькнула у всех. Стучали существа иного мира,
высадившиеся с того самого корабля, который только что, несколько минут тому
назад, погиб!
Но ведь этот корабль не опускался на поверхность Гермеса. Как же он мог
высадить кого-нибудь?
Корабль улетел, и подобный "десант" был совершенно бессмыслен!
Стук повторился, четкий, настойчивый!
Легерье включил экран наружного обзора.
И они увидели.
У самого входа стояла высокая человеческая фигура в скафандре.
Обыкновенная человеческая фигура!
Обыкновенная?..
Это было не так! Все сразу заметили еще и другое.
Человек, стоявший у входа, был одет не в земной скафандр!
Вот он поднял руку и явно нетерпеливо постучал металлической перчаткой
в наружную дверь.
Значит, все-таки...
Все-таки великая встреча состоялась!
У входа находилось существо с другой планеты -- гость, прилетевший
неведомо откуда, -- и настойчиво просило впустить его!
Трудно передать словами, что почувствовали люди Земли, когда поняли, с
кем они имеют дело!
Гость был один. Может быть, остальные прятались в скалах, ожидая? Может
быть, пришельцы не были уверены в том, какой прием их ждет, и выслали вперед
разведчика?
Но ведь им некуда деваться с астероида. Высадивший их корабль улетел и
погиб. Они не могли не знать этого.
Странно, загадочно, непонятно!
Легерье не колебался.
Наружная дверь раздвинулась. Внутри выходной камеры вспыхнул свет,
приглашая гостя войти.
Он вошел, вошел уверенно и просто, видимо без всяких опасений.
Начальник экспедиции медлил. Он ждал, не покажутся ли остальные.
Никто не появлялся. По-видимому, как это ни невероятно, но гость был
один.
Наружная дверь закрылась.
Пришелец из космоса находился внутри обсерватории, он вступил в чуждый
ему мир!
Заработали автоматы биологической защиты. Легерье включил максимальный
режим.
-- Догадается ли он снять скафандр?
-- Должен догадаться. Это же космолетчик. Он сам понимает опасность.
И снова молчание, напряженное, почти мучительное.
-- А если он не сможет дышать нашим воздухом? Никто не отозвался. Эта
тревожная мысль явилась у всех.
Ничего уже нельзя было изменить. Процесс начался и не мог быть
остановлен. Да и куда было деваться пришельцу?..
Он сжег за собой все мосты.
В выходной камере не было экрана. Невозможно было увидеть, что
происходит там. Максимальный режим обработки продлится почти час. Живого или
мертвого, но пришельца из космоса люди увидят только тогда, когда этот час
пройдет.
Он тянулся невыносимо.
-- Если бы можно было предвидеть такое, -- сказал Вестон, -- там был бы
экран!
Еще бы! Если бы люди могли предвидеть появление такого гостя, телесвязь
с выходной камерой была бы сделана самым тщательным образом. А так, в
обычных условиях, в ней не было никакой нужды.
Прошло десять минут. Только десять!
Камера уже наполнилась воздухом. Дистиллированным, чистым воздухом
космической обсерватории, без единой бактерии или микроба.
Но воздухом земного состава!
Как подействует на гостя этот воздух? Может быть, чужое Земле существо
задохнется в нем и, когда откроется внутренняя дверь, люди увидят только
холодный труп?
-- Нет, невероятно! -- сказал Легерье. -- Он не вошел бы так спокойно.
-- Мне кажется, -- сказал Муратов, -- что я понимаю. Это один из хозяев
спутников-разведчиков. А они давно знают нашу планету, знают состав ее
атмосферы. И видимо, она им не опасна.
Такое предположение многое объясняло. Но не все!
-- Как он очутился на Гермесе? -- спросил один из астрономов.
-- Очень просто. Спрыгнул. Прыжок со ста метров вполне безопасен на
астероиде таких размеров. -- Но зачем?
-- Это мы узнаем от него самого.
Прошло двадцать минут!
Потом полчаса!
Хотя до момента, когда откроется дверь, оставалось еще много времени,
все, кроме Макарова, собрались перед выходной камерой. Заместитель Легерье
остался
в своей каюте, у обзорного экрана, и периодически сообщал о том, что он
видит снаружи. Вернее, о том, что он ничего не видит. Не было никаких
признаков присутствия возле обсерватории других звездолетчиков.
Становилось очевидным, что находившийся в камере пришелец действительно
один. Это делало его появление на астероиде вдвойне непонятным.
Что нужно ему здесь? Зачем он спрыгнул с своего корабля? Почему его
товарищи бросили его одного, а сами улетели? Они могли видеть обсерваторию,
но не могли знать, есть ли внутри нее живые существа. Обсерватория могла
быть давно брошена за ненадобностью, ее могли обслуживать кибернетические
автоматы. А в этом случае одинокий человек обречен на скорую и мучительную
смерть. Не могли они не понимать этого! А если они знали о скорой гибели
звездолета, то почему не высадились все? Да и зачем было улетать навстречу
смерти, если они знали? Но как они могли знать?!
Все, все загадочно, все непонятно!
Сорок минут!
На кораблях вспомогательной эскадрильи знали обо всем. Муратов не забыл
о своих товарищах и рассказал им по радиофону о невероятном событии. Там,
конечно, тоже волновались, но не так, как здесь. Ведь пришелец из космоса
должен был появиться впервые именно здесь, на обсерватории!
Впервые!
Каждый про себя, они готовились к сверхсенсационному событию -- к
моменту встречи лицом к лицу обитателей разных миров!
Впервые в истории!
... Пятьдесят минут! Волнение нарастало. А тот, кто находился за
толстой непроницаемой дверью, волнуется ли он? Доступно ли ему подобное
чувство?
Он должен волноваться! Нельзя себе представить разумное, мыслящее
существо без нервной системы!
Они уже видели, что внешние формы пришельца очень похожи на формы людей
Земли. Но что окажется под скафандром?
Никто не ожидал появления какого-нибудь чудовища. У гостя из космоса
была голова, руки и ноги. Он был одет в скафандр, подобный земным. Он,
видимо, мог свободно дышать воздухом Земли. Это говорило за то, что планета,
бывшая его родиной, однотипна с Землей. Так почему же сходные условия
развития должны привести не к сходным результатам?..
Прошло пятьдесят пять минут!
... Еще одна минута!
И такая глубокая тишина (люди сдерживали даже дыхание) царила вокруг,
что все отчетливо услышали, как там, в центральном павильоне, где были
сосредоточены все агрегаты управления, щелкнул выключившийся автомат
биологической защиты.
Обработка закончилась.
Если пришелец снял с себя скафандр, а он должен был это сделать, если
думал логически, то ни на поверхности его тела, ни внутри него не осталось
уже ничего, что могло бы заразить воздух обсерватории.
А если нет?
Но и тогда не было опасности. Скафандр был чист. Гостю жестами
объяснят, что нужно снять его и подвергнут вторичной обработке.
Долгожданный момент приблизился вплотную!
Легерье, внешне спокойный, но с сильно побледневшим лицом, нажал на
кнопку.
Дверь раздвинулась.
Каждый из них представлял себе гостя по-своему. Каждый рисовал в
воображении свой облик, подсказанный индивидуальной фантазией. Но все
ожидали увидеть космолетчика, одетого соответственно понятию о космическом
полете. Пусть не в комбинезоне, как земные астролетчики, пусть в самом
невероятном по покрою и материалу костюме, с любыми чертами лица, любого
цвета кожи!
Но того, что они увидели в действительности, не ожидал никто!
Гость снял скафандр: он догадался это сделать, как и ожидали.
Но!..
Всеобщий возглас изумления встретил появление пришельца.
Перед ними, близко от двери, стояла высокая девушка в коротком, сильно
открытом платье золотого цвета. Густые иссиня-черные волосы обрамляли ее
лицо со странным зеленоватым оттенком кожи. Большие, косо расположенные,
очень удлиненные глаза пытливо, но совершенно спокойно смотрели на людей
Земли.
Она подняла руку открытой ладонью вперед и произнесла мягким, певучим
голосом, растягивая слоги:
-- Гийанейа!

8

-- Из всей этой загадочной истории самым странным мне кажется ее
внешний вид, я говорю о Гианэе, -- сказал Муратов. -- Я не думал, что мы
увидим такое полное сходство с земными людьми. Это просто невероятно. И как
хотите, но в моем сознании не укладывается, что она -- житель иного мира.
-- А кем иным она может быть? -- спросил Легерье.
-- Я понимаю это. Как и все, я вынужден признать факт. Но, право, не
знаю, как вам объяснить, что-то во мне протестует, даже возмущается...
-- Тут нет ничего удивительного, -- сказал Легерье. -- Ваше состояние
понятно. Люди приучили себя к мысли, что обитатели других миров не могут
быть в точности похожими на нас. Но почему? Вселенная безгранична, и среди
бесчисленного количества обитаемых миров должны встречаться любые внешние
формы жизни. Установлено, что планетные системы, в доступные нашему
исследованию части Вселенной, окружают звезды, по спектральному классу
подобные Солнцу. Отсюда логический вывод: условия жизни примерно одинаковы.
А что такое человек, как не продукт долгого, томительно долгого процесса
приспособления к окружающим условиям? Внешние формы тела не могут быть
нерациональными. Тело -- исполнительный орган мозга. Природа выработала
органы, наиболее приспособленные к выполнению определенных функций. А
природа всегда идет по самому простому пути. Тело человека -- это самый
простой из теоретически возможных вариантов. Так почему же на других
планетах, где условия жизни подобны нашим, этот процесс должен привести к
иному результату? Другое дело, если в основе жизни лежит не углерод и
кислород, а что-нибудь другое. Тогда самый мозг может оказаться иным и, как
следствие, получит иные органы.
-- Я понимаю вас, -- сказал Муратов, -- и согласен с вами. Но тут не
подобие, а полное сходство.
-- И это не удивительно. Я с самого начала был абсолютно убежден, что
мы увидим человека. Так и оказалось. И вот почему я был в этом уверен. Я
разделяю вашу точку зрения. Корабль, который подлетал к Гермесу, принадлежал
именно хозяевам разведчиков. Они знают, и знают хорошо, нашу Землю. И они
решились, в данный момент не важно, по каким причинам, высадить на астероид
одного из экипажа своего корабля. Мы не знаем, зачем они это сделали, но
можем быть совершенно уверены в том, что они не сомневались: их товарищ
найдет общий язык с нами. А такая уверенность никак не могла возникнуть,
если бы мы и они не были подобны. К существам, отличным от них самих,
никогда не послали бы одного человека.
-- Все это так, -- с оттенком досады сказал Муратов. -- Но вы говорите
-- подобие, подобие! Откуда же не подобие, а абсолютное тождество? Нельзя же
считать, что зеленый налет на коже -- решающее различие. На Земле между
расами большее различие.
Легерье пожал плечами.
-- Удивляюсь, -- сказал он, -- откуда у вас такой атавизм?
Подсознательно вы повторяете то, что говорили и писали десятки лет назад.
Тогда это было понятно. Слишком близки были еще века владычества религиозных
верований. Человек казался самому себе чем-то исключительным в природе.
Трудно было допустить, что где-нибудь может существовать такое же
"совершенное", подобное божеству, существо, как человек Земли. Отсюда теории
о возможности для природы создавать бесконечные формы -- вместилища мозга.
Подчеркиваю -- создавать в одинаковых условиях. А если стать, стать твердо
на точку зрения, что человек -- создание природы, то нетрудно понять и то,
что природа везде, где условия одинаковы, создает одно и то же. У природы
нет разума, она действует, если можно так выразиться, "интуитивно".
Действует просто и, самое главное, естественно.
-- Все не то, -- сказал Муратов. -- То, что вы говорите, я и сам знаю.
-- Вас смущает, что Гианэя -- копия земной женщины, и притом женщины
белой расы. Так ведь? Давайте подойдем к вопросу с другой стороны.
Поменяемся ролями. Пусть не они, а мы сами исследовали пространство вокруг
нашей планетной системы. И обнаружили несколько населенных миров. Пусть
обитатели этих миров различны по внешности. Есть совсем не похожие на нас,
есть подобные нам. А есть и совсем тождественные. С кем же мы свяжемся
первыми? С кем произойдет первая встреча?
-- На земле несколько рас.
-- Совершенно верно. Естественно ожидать понимания от подобных самому
себе. Гианэя принадлежит к человечеству или части человечества такой
планеты, где мыслящий разум облекся в ту же форму, что и на Земле, и притом
наибольшее сходство у них и у людей белой расы на Земле.
-- Значит, все-таки это случайность?
-- Да, но случайность закономерная и естественная. Ничего странного я
здесь не вижу. Скажу более: я был бы очень удивлен, если бы случилось иначе.
-- Значит, по-вашему, они имели выбор?
-- Похоже на то. Но могло конечно, и так случиться, что они и не имели
выбора. Просто первая же населенная планета, которую они нашли, оказалась
населенной одинаковыми с ними людьми. Тот факт, что Гианэя свободно дышит
нашим воздухом, доказывает тождество Земли и ее родины. А такое тождество,
по моему глубокому убеждению, не исключение, а правило в близкой к нам
области Вселенной. Я говорю о звездах класса нашего Солнца. У других звезд
планетных систем не обнаружено. С их стороны было совершенно естественно и
логично искать населенные миры возле звезд, подобных их солнцу.
-- Вы думаете, что ее родина где-то близко?
-- Это вытекает из предположения, что разведчики посланы ими. Нельзя
допустить, что их послали к нам из туманности Андромеды. Должна быть цель.
Другое дело, если мы ошибаемся и Гианэя не имеет никакого отношения к
разведчикам. Тогда она могла явиться откуда угодно.
-- А чем вы объясняете зеленый оттенок ее кожи? -- спросил Муратов,
желая переменить разговор и оставить тему, где он чувствовал превосходство
собеседника.
-- Вы сами понимаете, что на этот вопрос я не могу ответить сейчас, --
Легерье улыбнулся. -- Происхождение зеленого оттенка выяснится, когда Гианэю
обследуют медики. Если она согласится на это.
-- Если согласится? -- удивленно спросил Муратов. -- Как можно даже
допускать возможность отказа? Эти же совершенно нелепо со стороны разумного
существа, попавшего на другую планету. Не может же она не понимать, что
наука Земли захочет ознакомиться с ее организмом? Содействовать в этом -- ее
нравственный долг.
Несколько минут Легерье молчал.
-- Вот что, Муратов, -- сказал он наконец. -- Я рад, что вы заговорили
об этом. Я не хотел ни с кем делиться своими наблюдениями, чтобы не