Мартынович Евгений. Гианэя

понравилось летать в космос. Не по мне это занятие.
-- Ну и не надо! Сиди на Земле. Это спокойнее и... безопаснее.
Муратов нахмурился.
-- Это уже зло и несправедливо, Сережа.
-- Ну ладно, прости! Я, конечно, этого не думаю. Что же поделаешь, раз
ты такой упрямый. А вот я, хотя и не принесу особой пользы, но никак не
смогу отказаться. Эти спутники занимают все мои мысли.
-- Понимаю тебя. Когда вы вылетаете?
-- Послезавтра.
-- Так скоро?
-- Подготовка закончена.
-- Тогда повторю твои слова, но с другим чувством: "Желаю удачи!"
И через шесть месяцев, в той же самой комнате Синицын и Муратов
встретились снова...
Экспедиция вернулась ни с чем!
Все усилия найти таинственное убежище, где скрылись оба
спутника-разведчика, не увенчались успехом. Ничто не указывало, что в недрах
крутых отрогов кратера Тихо прячется база чужого мира. Ни прослушивание
горных пород, ни зондирование их ультразвуком, ни просвечивание, ни простое
сверление скал -- ничто не обнаружило никаких пустот. Казалось, ничья рука
никогда не тревожила извечный покой кратера.
Поиски велись и за его пределами. За шесть месяцев участники
экспедиции, с помощью все более мощных технических средств (один за другим,
с Земли было отправлено пять звездолетов с оборудованием), обследовали
лунную поверхность в радиусе пятисот километров от центра кратера. Все было
напрасно! Если база действительно существовала, то была замаскирована
исключительно тщательно...
-- Ты помнишь мои слова, что я не полетел с вами потому, что не хотел
терять время? -- спросил Муратов.
-- Помню. Ты хочешь сказать...
-- Вот именно. Я был абсолютно уверен, что вы не найдете эту базу.
Иначе я обязательно отправился бы с вами.
-- Но почему ты был так уверен?
-- Потому, что меры предосторожности, примененные к спутникам, убедили
меня в том, что их хозяева имеют очень серьезные причины скрывать от людей
Земли свои намерения.

5

Прошло два года.
Спутники-разведчики больше не появлялись возле Земли. Но можно было
предполагать, что они сменили систему своей "защиты" и стали невидимы не
только для визуальных, как раньше, но и для радиотелескопов. Если это
действительно было так, то они стали во много раз опаснее.
Звездолеты покидали Землю с осторожностью. Развивать скорость
разрешалось только за орбитой Луны.
Поиски таинственной базы по-прежнему были безрезультатными. И
постепенно появилось и окрепло убеждение, что никакой базы на Луне нет и
никогда не было.
Спутники, рассуждали эти люди, не укрывались в районе кратера Тихо, а
ушли совсем, быть может, за пределы Солнечной системы. Встретив на своем
спиральном пути Луну, они обошли ее и полетели дальше. Сигнал,
запеленгованный тремя кораблями, можно объяснить излучением с самого
спутника, не имевшим никакого смысла и не являвшимся радиопередачей.
Ультракороткие волны мог испускать неведомый двигатель разведчика, никто
ведь не знает его конструкции и принципа работы. И "совершенно случайно"
линии пеленгации сошлись у кратера Тихо. Точно так же они могли сойтись и в
любом другом месте. А то, что эти линии сошлись в той же точке, где, по
вычислениям Муратова и Синицына, закончились траектории обоих спутников...
что ж! Бывают и не такие случайности!
Спасительное слово "совпадение" действовало успокаивающе на
общественное мнение.
Большинство населения земного шара скоро перестало думать о спутниках.
Эпоха была бурной. Освобожденная от вековых пут, мировая мысль штурмовала
тайны природы с невиданной настойчивостью и энергией. Ошеломляющие открытия
следовали одно за другим. Власть человека над природой росла "на глазах ".
Но в среде работников космонавтики не могли забыть и не забывали о
разведчиках чужого мира. Нераскрытая тайна продолжала угрожающе висеть над
безопасностью межпланетных путей. Случай со звездолетом "Земля -- Марс" в
конце прошлого века тревожил руководителей "Службы космоса". Нельзя было
успокаивать себя тем, что спутники уклоняются от встречи с земными
кораблями. В тот раз один из них не уклонился, а столкнулся со звездолетом.
Это могло повториться в любой момент.
Если раньше обходились локационными установками, чтобы своевременно
заметить встречный метеорит, то теперь обязательной принадлежностью
штурманских рубок звездолетов стали гравиометры. Ведь какую бы защиту ни
применили хозяева разведчиков, их массу невозможно было уничтожить или
сделать "невидимой".
Работы в космосе шли своим порядком, но астролетчики повседневно
ощущали столь неожиданно возникшее неудобство. Раскрыть тайну было
настоятельно необходимо, но ученые не видели путей к этому.
Находятся ли еще спутники в Солнечной системе или нет?
Этот основной и главнейший вопрос оставался без ответа.
Персоналы научных станций Луны, и в особенности станции кратера Тихо,
непрерывно наблюдали за прилежащим пространством. Круглосуточно велась
радиовахта. Если спутники все-таки укрылись на лунной базе, то рано или
поздно они должны были снова отправиться в полет вокруг Земли. А это могло
произойти после получения ими соответствующего сигнала. Этот сигнал надо
было перехватить во что бы то ни стало.
Но время шло, а все было спокойно. Ни сами спутники, ни радиосигналы,
адресованные им или идущие от них, не появлялись.
Члены научного совета Института космонавтики придерживались мнения, что
причиной является очередной перерыв в работе разведчиков, случайно совпавший
по времени с экспедицией на "Титове". Такие перерывы, несомненно, были и
раньше. Периодическое появление спутников возле Земли хорошо объясняло
странный факт, что они не были обнаружены гораздо раньше. Но какова
длительность таких перерывов? Этого никто не мог знать. Предстояло, возможно
долгие годы, принимать меры против неизвестной, а может быть, и
несуществующей опасности. И единственным радикальным средством было, найти
базу.
Стремительно развивающаяся техника предоставляла все новые и новые
возможности для поисков. Их немедленно использовали, но все было тщетно.
По-прежнему недра кольцевого хребта кратера Тихо и соседних с ним кратеров
казались нетронутыми никогда и никем.
Виктор Муратов знал обо всем этом только из редких бесед с Синицыным по
радиофону. Он целиком погрузился в захватившую его работу и оба эти года не
занимался ничем другим. Математический расчет проекта Жана Легерье был
трудоемким делом. Мысли о спутниках и их тайнах приходили к нему изредка,
после разговоров с Сергеем. Свою гипотезу о пребывании на Луне живых
представителей иного человечества Виктор давно уже считал несостоятельной.
Слишком много соображений говорило против нее, а Муратов никогда не был
упрям.
Проект Легерье уже перестал быть проектом. Он был одобрен и вступил в
фазу практической реализации. Расчеты показали его осуществимость и
целесообразность. Затраты энергии, необходимые для изменения орбиты Гермеса,
были во много раз меньшими, чем потребовалось бы для такого же путешествия
по Солнечной системе на звездолете, не говоря уже о том, что производить
астрономические наблюдения с астероида можно было в значительно большем
объеме, чем с корабля. На Гермесе свободно расположится целая обсерватория.
Через несколько месяцев Гермес, сравнительно небольшой астероид
полутора километров в диаметре, должен был, в очередной раз, пройти возле
Земли на расстоянии всего пятисот семидесяти трех тысяч километров, и этот
момент решено было использовать, чтобы начать невиданное еще путешествие
французского ученого.
По плану Легерье, принятому Институтом космонавтики, на астероид должен
был быть опущен специально предназначенный для астрономических работ
искусственный спутник Земли, построенный и выведенный на орбиту двадцать лет
тому назад. Этот спутник во многих отношениях уже устарел, но для целей
Легерье подходил как нельзя более. На нем было все, что надо, и его
следовало только немного переоборудовать, чтобы группа астрономов могла без
лишений совершить на нем многолетний полет.
К этой работе уже приступили. Нельзя было терять времени. Именно сейчас
планеты Солнечной системы находились в очень удобном положении, и новая
орбита Гермеса пройдет возле каждой из них за время одного оборота.
Следующего такого расположения пришлось бы ожидать длительное время.
Одновременно с космической обсерваторией на Гермес отправится
эскадрилья мощных звездолетов со всеми необходимыми установками для перевода
астероида со старой орбиты на новую.
Так как именно Муратов произвел все расчеты, ему и было предложено
взять на себя руководство этой работой, требующей исключительной точности.
Предложение было почетным, и Виктор не счел себя вправе отказаться.
-- Против воли я становлюсь космонавтом, -- пошутил он, встретившись с
Синицыным. -- И в этом значительная доля твоей вины.
-- При чем здесь я? -- удивился Сергей.
-- Как при чем? Ты же впервые вытащил меня в космос. Если бы не мое
участие в экспедиции на "Титове", я не был бы так "знаменит" и никому не
пришло бы в голову поручать мне расчеты для Легерье.
Синицын рассмеялся.
-- Такую вину, -- сказал он, -- я охотно возьму на себя. Надолго ты
улетаешь?
-- Нет, недели на две. Закончив работу, наша эскадрилья вернется на
Землю. Можно было бы вернуться и скорее, чем через две недели, но придется
подождать на Гермесе несколько суток, чтобы убедиться в том, что траектория
полета астероида изменена правильно.
-- Рискованная экспедиция, -- задумчиво сказал Синицын. -- Я говорю,
конечно, не о тебе, а о Легерье и его спутниках. На таком длительном пути
могут встретиться всевозможные случайности, которые невозможно предусмотреть
заранее. Столь близкое приближение к Юпитеру, Сатурну и другим гигантским
планетам...
-- Ты не веришь моим расчетам?
-- А ты сам совершенно в них уверен?
-- Я -- да. Опасен не Юпитер, не Сатурн. Опасны, да и то теоретически,
астероиды между Марсом и Юпитером. Нельзя поручиться, что даже сейчас они
все известны астрономам. А влияние тех, которые еще неизвестны, я,
естественно, не мог учесть при расчетах.
-- Вот видишь!
-- Ничего не вижу. Пока что любой космический полет сопряжен с риском.
Легерье и его шесть товарищей идут на этот риск. Для страховки мы оставим на
Гермесе один из наших звездолетов. И кроме того, останутся все установки, с
помощью которых мы изменим орбиту Гермеса. Их можно пустить в работу в любой
момент и исправить курс, если что-либо непредвиденное его изменит.
-- Значит, там должен будет остаться и кто-нибудь из технического
персонала твоей эскадрильи?
-- Моей? -- улыбнулся Муратов. - Что за выражение, Сережа!
-- Я сказал в смысле "руководимой тобой".
-- То-то! Инженер Уильям Вестон согласился остаться на Гермесе на все
годы полета.
-- Бедный! Здорово ему будет скучно.
-- Он астроном-любитель. Так что не очень страшно. Ну, как, теперь ты
успокоился? -- Да, видимо, все обдумано основательно.
-- И сам бы был не прочь принять участие? Синицын пожал плечами.
-- Какой астроном не мечтает наблюдать планеты Солнечной системы с
близкого расстояния! -- ответил он со вздохом.
-- Так попросись.
-- Легерье получил сотни таких просьб. И вынужден был всем отказать.
Вместимость спутника-обсерватории ограничена. А вне его на Гермесе негде
обосноваться. Так что остается только завидовать восьми счастливцам.
Наступил день отлета.
Проводить корабли вспомогательной эскадрильи, улетающие с пиренейского
ракетодрома, собрались многие сотни людей. Хотя космические полеты давно уже
стали привычны и не возбуждали особого любопытства, слишком необычна была
цель экспедиции, возглавляемой Виктором Муратовым. Пусть Гермес и небольшой
астероид, но люди впервые в истории собрались изменить по своей воле орбиту
небесного тела, заставить его сойти с извечного пути, предначертанного
природой, лететь туда, куда нужно для целей земной науки.
Дерзкий замысел Легерье был преддверием близкого уже времени, когда
человек властной рукой вмешается в космический порядок Солнечной системы,
порядок, во многих отношениях не удовлетворяющий людей Земли. Успешное
выполнение задачи Муратова будет началом новой эры в истории человечества --
эры переделки не только своей планеты, но и всего окружающего ее
пространства, началом грандиозной работы, конец которой скрывался в туманной
дали веков.
История знает много таких событий, событий, знаменующих собой первое
проникновение в неведомое. Экспедиция Колумба, отплытие кораблей Магеллана,
первая попытка проникнуть к Северному полюсу, полет Юрия Гагарина, первая
экспедиция на Луну, а затем и на все планеты. И каждый из этих дней, дней
старта, золотыми буквами вписан в историю.
Экспедиция Муратова сама по себе не представляла ничего выдающегося --
люди много раз посещали другие небесные тела. Ее историческое значение
заключалось именно в том, что это было началом, первым камнем фундамента
исполинской работы по перестройке "Большого Дома" людей Земли -- Солнечной
системы.
И не удивительно, что эта экспедиция находилась в центре внимания всего
населения земного шара.
Самого Муратова провожали только двое -- Сергей и Марина. Со своей
младшей сестрой Виктор не виделся около года, и ее приезд на Пиренейский
полуостров был для него приятной неожиданностью.
-- Мне бы очень хотелось лететь с тобой, -- сказала Марина, с интересом
всматриваясь в огромные силуэты кораблей эскадрильи, тускло блестевшие под
лучами низкого уже Солнца в центре гигантского ракетодрома. -- Ведь подумать
только, что я ни разу не была в космосе.
-- Как так? А Луна?
-- Ну! -- Девушка пренебрежительно усмехнулась. -- Луна! Это не космос.
-- Видал? -- Синицын от души рассмеялся. -- Полет на Луну она не
считает космическим. Скоро дойдет до
того, что космосом станут называть только пространство за пределами
нашей системы.
-- А где сам Легерье? -- спросила Марина.
-- Его давно нет на Земле, -- ответил Виктор.
Семеро участников полета на Гермесе две недели тому назад отправились
на Луну, чтобы оттуда перебраться на спутник-обсерваторию и уже на нем
совершить перелет на астероид, когда он подойдет к Земле.
Гермес был уже близко. Наступали последние дни существования Гермеса
как небесного тела, чуждого Земле и ее обитателям. Отныне он превратится в
летающую обсерваторию, космический филиал астрономического института,
движущийся в пространство по желанию людей, грандиозный по размерам
звездолет.
Над полем прозвучал низкий протяжный гудок.
-- Время! -- сказал Муратов. -- До свидания! Если бы ты, -- обратился
он к сестре, -- раньше сказала о своем желании, я взял бы тебя с собой.
-- Это я так! -- Марина поцеловала брата. -- Сейчас у меня все равно
нет времени.
-- Я хорошо помню твои слова, что тебе не нравится летать в космосе, --
сказал Синицын, в свою очередь прощаясь с другом. -- Интересно, что ты
скажешь по возвращении.
-- Будь уверен, что скажу то же самое.
-- Сомневаюсь. Космос затягивает.
Второй гудок призывно пронесся над ракетодромом.
-- Он должен вернуться через две недели, -- сказала Марина, пристально
всматриваясь в небо, где уже ничего не было видно. -- Я буду очень
беспокоиться все это время. Да и не только я, -- прибавила она, имея в виду
своих родителей. -- Все же такие полеты опасны.
-- Ну, какая же опасность, -- ответил Синицын. -- Звездолеты надежны.
Идем, Мариночка! А то на лайнер опоздаем.
Она еще раз взглянула в ясную даль неба, словно надеясь увидеть далекие
уже корабли эскадрильи.
-- Нужно время, и немалое, -- сказала она, -- чтобы люди привыкли
относиться к звездолетам так, как относятся к самолетам. А ведь было время,
и совсем не так давно, когда и самолеты казались опасными.
-- Конечно! Так всегда бывает. А потом появится что-нибудь новое, не
известное нам сейчас, и тогда люди станут говорить о звездолетах, как ты
говоришь о самолетах. Ну, и так далее, -- закончил Сергей.

6

Ходить было трудно. Сильно намагниченные подошвы ботинок плотно
прилипали к металлическому полу, и для того чтобы сделать шаг, приходилось
применять значительное мускульное усилие. Но и это не создавало
устойчивости. Почти полное отсутствие веса давало себя чувствовать. Словно
на палубе судна в сильную бурю, люди качались на ходу, принимая самые
причудливые положения. Но и немыслимый на Земле наклон тела не приводил к
падению -- падать было некуда. Легкое усилие -- и человек выпрямлялся, чтобы
через секунду начать новое "падение". И так без конца.
Подобная ходьба утомляла больше, чем самые длительные пешеходные
прогулки на Земле.
А если сбросить обувь, человек мог летать. Ничего не стоило подняться к
самой верхней точке сферического купола в помещении обсерватории. Для этого
нужно было только слегка оттолкнуться от пола. А спуск, под действием силы
тяжести, происходил так невыносимо медленно, что Виктор Муратов, из
любопытства испробовавший однажды такой "полет", не испытывал никакого
желания повторить его. Беспомощно висеть в воздухе, не имея ни малейшей
возможности что-либо изменить, было очень неприятно.
Виктору вообще не нравилось пребывание на Гермесе. Он с нетерпением
ожидал старта в обратный путь. С удивлением наблюдал он, с каким интересом и
даже энтузиазмом воспринимали все окружающее его спутники, и не понимал их.
Космос не оказывал на него никакого "притягивающего" действия, как это было
с другими. Картины звездного неба казались ему однообразными и скучными,
невесомость -- тягостной, условия быта -- раздражающими. Он с улыбкой
вспоминал предсказание Сергея. Старый друг ошибался. Ни на какой космос он,
Виктор, не променяет родную Землю.
Еще четверо суток этой пытки, и он будет дома!
Шли последние контрольные наблюдения. Уже более ста часов Гермес летел
по новой орбите, постепенно приближаясь к Венере. А затем он обогнет
Меркурий и начнет долгий, на годы, полет в глубь Солнечной системы, к ее
окраинам, к самой отдаленной из планет -- Плутону.
Изменение траектории полета астероида прошло в полном соответствии с
расчетами. Виктор гордился этим. С Земли было получено множество
поздравительных радиограмм. Вся планета радовалась достигнутому успеху. Да,
сделано большое и нужное дело!
Значит, можно со спокойной совестью покинуть неуютный космос, вернуться
на Землю, взяться за новую, не менее нужную и интересную работу.
Муратова нисколько не беспокоили результаты последних вычислений,
производимых на этот раз самим Жаном Легерье. Все правильно! Астероид летит
так, как это было рассчитано еще на Земле. Достигнув Юпитера, он повернет,
повинуясь могучей силе притяжения гиганта Солнечной системы, к Сатурну, а
тот, в свою очередь, изменит траекторию, направив ее к Урану. И так далее.
Планеты будут передавать астероид-обсерваторию друг другу, как эстафету. Нет
никакой необходимости в повторных проверках. Вспомогательная эскадрилья
могла бы еще вчера вылететь на родину.
Но, мучимый нетерпением, Муратов хорошо понимал, что осторожность
Легерье обоснованна и. необходима. В сравнении с исполинским расстоянием,
которое предстояло пролететь Гермесу, уже проделанный путь -- ничтожен.
Четыре проверки, по четырем данным наблюдений, произведенные четырьмя
математиками независимо друг от друга, -- это уже полная гарантия!
Но завтра... впрочем, какое же завтра, когда нет ни дня, ни ночи, ни
восхода, ни захода Солнца... через восемнадцать часов все будет кончено.
Легерье скажет долгожданные слова: "Все в порядке" -- и Муратов будет
свободен.
Ни за что на свете он не задержится здесь ни на одну минуту!
Если бы Виктор мог знать сейчас, что задержится в этом, неприятном ему,
месте на целых трое, суток!
Необъяснимое, чудовищно неправдоподобное событие было совсем, совсем
близко!
Но будущее скрыто от человека законом причинности.
Держась за многочисленные стенные ремни, всеми силами удерживая тело в
вертикальном положении, Муратов медленно шел в кают-компанию спутника. Это
старинное название, взятое из лексикона давно исчезнувшего военно-морского
флота, прочно держалось у космолетчиков.
Семь членов экспедиции, инженер Вестон и человек восемь из состава
вспомогательной эскадрильи "сидели" у круглого стола. На Гермесе все же
существовала какая-то сила тяжести и были стулья. Можно было принять сидячее
положение, но, чтобы удержаться на стуле и не взлететь при неосторожном
движении, приходилось прикрепляться ремнем к сиденью.
Муратов извинился за опоздание и занял свое место.
Кают-компания была расположена с краю огромного дискообразного корпуса
искусственного спутника. Потолок и наружная стена были прозрачны. Над
головой раскинулось матово-черное небо с бесчисленными звездами. Среди них
ослепительно сияло Солнце. Его лучи заливали внутренность каюты, но тепла не
ощущалось. "Стекло" не пропускало инфракрасные лучи.
За бортом -- панорама Гермеса. Мрачные, какого-то неопределенно-бурого
цвета, бесформенные скалы. Безжизненный, тоску наводящий пейзаж!
Космическая обсерватория, бывший искусственный спутник Земли, стояла на
дне неглубокой котловины. Со всех сторон ее окружали постепенно
поднимающиеся гранитные стены. Горизонт ограничивался кругом около трехсот
метров в диаметре. А так как сам спутник имел поперечник в сто метров,
глазам открывался ничтожно малый "внешний мир".
Муратов вздрогнул при мысли, что восемь человек долгие годы не увидят
ничего, кроме этой безрадостной картины. Какую всепоглощающую любовь надо
иметь к своей науке, чтобы добровольно обречь себя на такое испытание!
Нет, сам он не был бы способен на такой подвиг!
Выбор места для обсерватории был не случаен. Именно такой рельеф
местности лучше всего соответствовал целям защиты. Метеоритная опасность,
существующая даже для небольших звездолетов, была в тысячи раз более грозной
для Гермеса, огромная масса которого притягивала к себе блуждающие в
пространстве обломки. Тем более, что предстояло пересечь пояс астероидов
между Марсом и Юпитером -- самое опасное место на межпланетных трассах.
В скалах, кольцом окружая обсерваторию, были вмонтированы мощные
установки. Какую бы скорость ни имел метеорит, магнитное поле заставит его
уклониться в сторону от единственного обитаемого места на астероиде. Потому
и возможно было существование сравнительно тонких прозрачных стенок и
огромного купола, под которым располагались телескопы и другие
многочисленные астрономические приборы и инструменты. Если же встречный
метеорит окажется не железным, а каменным, то его отклонит в сторону
вихревое антигравитационное поле, дополняющее магнитное.
Астрономы могли работать спокойно.
После ужина Муратов задержался в кают-компании. В этот вечер он решил
не возвращаться на свой звездолет, а переночевать на спутнике, благо в этом
странном мире без тяжести можно спать на чем угодно, как на мягчайшем
тюфяке. Четыре стула, крепкий ремень, чтобы не проснуться под потолком, и
постель готова. Намагниченные металлические ножки стульев, прилипающие к
полу, гарантировали неподвижность ложа.
Было десять часов, когда Муратов, перед тем как лечь спать, зашел в
каюту Легерье.
Он любил беседовать с умным, энциклопедически образованным начальником
экспедиции. Казалось, не существовало вопроса, в котором французский ученый
не чувствовал бы себя как рыба в воде. С ним можно было говорить обо всем.
Легерье ложился поздно, и Муратов не боялся, что явится не вовремя.
"Командир Гермеса", как прозвали Легерье с чьей-то легкой руки, стоял у
стены и внимательно рассматривал один из приборов, расположенных на большом,
во всю стену, щите. Он обернулся при входе Муратова.
-- Посмотрите! -- сказал он, снова поворачиваясь к прибору. -- Стрелка
гравиометра не стоит на нуле. Никак не пойму, что это может значить.
Муратов подошел ближе.
С гравиометрами он познакомился во время экспедиции на "Титове". Но
прибор в каюте Легерье имел уже мало общего с теми. Два года -- огромный
срок для техники. Знакомыми оставались только шкала и стрелка.
Муратов вгляделся.
-- Мне кажется, -- сказал он, -- что стрелка не только не стоит на
нуле, как вы сказали, но и движется. Очень медленно, но движется.
-- Да, да, вы правы, -- в голосе Легерье чувствовалось беспокойство. --
Это очень странно. Прибор показывает наличие какой-то массы недалеко от нас.
Но что это может быть?
-- Встречный метеорит... -- нерешительно предположил Муратов.
Он тут же мысленно выругал сам себя. Что за наивная реплика! Не мог же
Легерье не подумать о такой возможности.
Вместо ответа астроном молча указал на экран локатора. Ровная черная
линия не имела никаких неровностей. Радиолучи, непрерывно ощупывающие
пространство вокруг астероида, не встречали препятствий.
-- Испортился...
Легерье нажал на одну из бесчисленных кнопок. Засветился маленький
экран, и на нем появилась внутренность каюты, занимаемой Александром
Макаровым -- заместителем начальника экспедиции.
-- Саша! -- сказал Легерье. -- Посмотри на гравиометр.
Было видно, как Макаров подошел к щиту, точно такому же, какой был
здесь. Раздалось удивленное восклицание.
-- А теперь обрати внимание на локационный экран.