Страница:
председателю научного совета Института космонавтики свою руку с длинными,
гибкими пальцами, на каждом из которых изумрудом блестел зеленый ноготь.
Подала, но не ответила на пожатие.
Это никого не удивило. Рукопожатие не могло быть обычаем на всех мирах.
На родине Гианэи его, очевидно, не знали.
Вслед за Стоуном к ней подошли две девушки. Муратов с удивлением узнал
в одной из них свою младшую сестру. Но он сразу же понял, зачем она
оказалась здесь. Марина была сотрудницей Института лингвистики; ее спутница,
видимо, тоже была лингвисткой. Очевидно, было решено сразу же приставить к
Гианэе подруг, которые могли бы изучать ее язык или попытаться научить
гостью земному.
Марина подошла первой. Она подняла руки, чтобы обнять девушку другого
мира. Гианэя отстранилась...
Воспоминания Муратова прервала остановка экспресса. На этой станции ему
нужно было выйти.
Но он снова вернулся к мыслям о прошлом вечером лежа в постели.
Раз погрузившись в воспоминания, он испытывал настоятельную потребность
вспомнить все до конца. Вернее, не вспомнить -- он никогда не забывал
событий тех дней, -- а снова пережить все мысли, сомнения и чувства, которые
возбудила Гианэя.
Через три дня они встретятся, через три дня он увидит загадочную
пришелицу, снова близко соприкоснется с окружающей ее тайной, нисколько не
прояснившейся за эти полтора года.
Теперь он мог говорить с ней. Правда, не более как о самых обыденных
вещах. Но и это уже кое-что. Двести слов, бывших в его распоряжении, могут
что-то дать, если их как следует использовать.
Муратов не сомневался, что Гианэя будет говорить с ним не так, как с
другими. Быть может, более откровенно. Недаром же несколько раз за это время
гостья выражала желание встретиться с тем, кто доставил ее на Землю; его
имени она не знала.
Все говорят, что между Гианэей и Мариной существует внешнее сходство,
что он сам еще больше похож на гостью Земли. Может быть, именно в этом
кроется причина явной симпатии Гианэи к своей переводчице, ее настойчивого
желания увидеться с ним самим? Тогда еще больше шансов, что Гианэя ответит
на его вопросы.
Пришелица из другого мира очень изменилась за это время. И изменилась к
лучшему. Она стала заметно общительней, не отстранялась от людей, охотно
обменивалась рукопожатием с теми, кто не возбуждал в ней непонятной
антипатии, как, например, люди небольшого роста, которых она, по-видимому,
не переносила. Она стала подвижней, живее, охотно участвовала в спортивных
играх, постепенно начинала интересоваться жизнью Земли. Легерье не назвал бы
ее сейчас гордой и высокомерной.
Но она по-прежнему молчала обо всем, что касалось ее прошлого, истории
ее появления на Гермесе.
Именно это и послужило причиной тому, что Муратов избегал встречи с
ней.
Тогда, после прилета на Землю, Муратов вскоре покинул Гианэю. Да и что
ему было делать возле нее? Он вернулся к своим обычным занятиям. Но интерес
к необычному событию, в котором ему пришлось сыграть такую большую роль, не
оставлял его все полтора года. Он внимательно следил за всем, что касалось
Гианэи, знал все, что делала гостья, даже лучше, чем знали другие люди. Ведь
его сестра постоянно находилась возле Гианэи и часто говорила с братом по
радиофону.
На следующий же день после прилета Гианэя сумела объяснить Марине, что
хочет переменить одежду, -- по просила изготовить такую же, какая была на
ней, но белого цвета.
Ее желание было исполнено тотчас же.
С тех пор гостья неизменно ходила вся в белом. Ни разу не надела она
своего золотого платья, но тщательно хранила его, всюду возя с собой.
Муратов занес этот факт в достаточно уже длинный список загадок,
заданных Гианэей людям Земли.
В чем дело? Что могло послужить причиной? Почему гостья так внезапно и
спешно рассталась с золотым одеянием? И случайно ли выбрала она белый цвет?
Не было ли тут связи с необъяснимой переменой, которая произошла с
Гианэей, когда она вышла из корабля?
Становилось очевидным, что появление Гианэи на Гермесе в золотой одежде
было не случайно. Это имело какой-то смысл. Какой? Этого нельзя было
угадать, совершенно не зная обычаев и традиций, существовавших в неведомом
мире, откуда явилась Гианэя.
Муратов приехал в Полтаву утром, в день прилета Шестой лунной
экспедиции, опоздав на один день против намеченного им срока. Он хотел
встретить экспедицию потому, что в ее составе находился Сергей, а Муратов
давно не видел друга юности.
Верный своему обещанию, он тотчас же разыскал Болотникова, который
очень обрадовался его приходу.
На вопрос, познакомился ли он с Гианэей, как хотел, профессор обиженно
ответил, что Марина сделала попытку их познакомить, но Гианэя повернулась
спиной и даже не ответила на приветствие. Оскорбленный Болотников тотчас же
отошел от нее.
Он был очень маленького роста, и странная антипатия Гианэи проявилась
во всем "блеске".
Такая упорная "невоспитанность" была труднообъяснима, тем более, что во
всем остальном Гианэя держала себя скромно и вежливо. Она уже полтора года
находилась на Земле и давно могла понять, что здесь нет ни "господ" ни
"рабов". Для этого требовалась элементарная, самая поверхностная
наблюдательность.
И тем не менее!..
Расставшись с Болотниковым, Муратов отправился к дому, в котором
поселились Марина с Гианэей. Этот дом не трудно было найти, -- весь город
знал, где остановилась гостья из космоса.
Не без волнения подошел Муратов к двери. Как встретит его Гианэя? Может
быть, ее обидело упорное нежелание Муратова увидеться с ней? И в самом деле,
не было никаких причин, оправдывающих его упорство. Гианэя привыкла, что ее
желания тотчас же исполнялись.
Он постучал, так как нигде не увидел кнопки звонка. Но ответа не
последовало. Немного подождав, Муратов толкнул дверь и вошел.
В квартире никого не было.
В столовой он увидел неубранные следы завтрака. Очевидно, обе девушки
торопились. Тут же лежала записка, написанная рукой Марины.
Муратов прочел:
"Милый Витя! Если ты зайдешь к нам и не застанешь, то мы уехали в
Селену. Гианэя хочет осмотреть город. Увидимся на ракетодроме".
Подписи не было.
Муратов с досадой бросил записку. Ему хотелось, чтобы первый разговор с
Гианэей состоялся без свидетелей, а на ракетодроме, в толпе...
-- Если ты зайдешь, то мы уехали, -- раздраженно повторил он слова
записки. -- Лингвистка, называется!
Хорошо знакомая манера сестры, писавшей письма, словно нарочно, вопреки
правилам грамматики, сейчас почему-то разозлила его.
Он вышел из дома. Но, пройдя несколько шагов, остановился и... повернул
обратно.
Как это часто бывает, он вдруг вспомнил, что видел там, на столе, не
только записку сестры, но и какой-то рисунок, который тогда не привлек его
внимания, а сейчас внезапно возник в памяти. Что-то очень знакомое было в
этом рисунке.
Снова войдя в ту же комнату, Муратов подошел к столу.
Память не обманула. Там лежал открытый альбом, видимо, принадлежавший
Гианэе.
На плотном листе карандашом был нанесен пейзаж Гермеса. Мрачные скалы,
звездное небо и край диска обсерватории. На переднем плане человек в
скафандре держал на руках другого человека. Судя по кубической форме шлема,
этот другой была сама Гианэя. Был изображен момент, когда он, Муратов, вынес
Гианэю из выходной камеры обсерватории, чтобы перенести ее на флагманский
звездолет эскадрильи.
Рисунок был мастерски выполнен. Муратов узнал черты своего лица, видные
сквозь "стекло" шлема.
"У нее прекрасная память, -- подумал Муратов, -- ведь прошло полтора
года с тех пор".
Было очевидно, что Гианэя рисовала недавно, может быть, даже сегодня.
Значит, она думала о нем, ожидала его прихода. И, вполне возможно, намеренно
оставила альбом открытым на этой странице. Она хотела, чтобы он увидел
рисунок.
"Я думаю о вас и хочу вас видеть", -- так можно было понять это, если
бы речь шла о земной женщине. Но у Гианэи были иные представления, иные
привычки. Мотивы ее поступков не всегда были понятны.
"Кто ее знает, -- думал Муратов. -- Может быть, это означает как раз
обратное: "Не хочу вас видеть, не забыла нанесенного оскорбления". Или
что-нибудь другое, о чем и догадаться нельзя".
Он в нерешительности держал в руках альбом. Если Гианэя нарисовала этот
эпизод по памяти, то она могла вспомнить и запечатлеть другое. Что, если она
рисовала виды своей родины?
У Муратова задрожали руки. Стоит перевернуть страницу, и, может быть,
он увидит то, чего никогда не видели человеческие глаза.
Марина говорила, что Гианэя часто рисует, но никогда не показывает
своих рисунков.
Искушение было велико.
Но все же Муратов поборол жгучее любопытство и положил альбом на
прежнее место.
Это было бы недостойным поступком -- воспользоваться доверием гостьи.
Она, очевидно, была уверена, что никто без ее согласия не заглянет в альбом.
Гианэя уже знала людей Земли и верила им.
"Может быть, она сама покажет рисунки, если попросить ее об этом".
Но робкая надежда была явно беспочвенной. Марина однажды попросила, но
не получила даже вежливого отказа. Гианэя просто промолчала.
Муратов медленно вышел.
Его с огромной силой влекло назад. Вернуться, нарушить все законы
морали, честности и гостеприимства. И потом всю жизнь презирать самого себя!
Он с ожесточением захлопнул за собой входную дверь.
Шестая должна была приземлиться в семь часов вечера. Сейчас было всего
два. Что же ему делать все эти пять часов?
Ехать в Селену и попытаться найти в огромном городе Марину с ее
спутницей? Это будет не так уж трудно. Где бы ни появлялась Гианэя, ее сразу
замечали. Любой прохожий укажет ему, где искать. Но надо ли так явно
показывать нетерпение? Не лучше ли увидеться именно на ракетодроме, как это
указала Марина в записке?
Муратов зашел в столовую и заказал обед из четырех блюд, чтобы
протянуть время.
В ожидании он раскрыл журнал, вышедший вчера.
Как он и предполагал, на одной из страниц был портрет Гианэи.
Оживленная, с улыбкой на губах, она стояла у какого-то памятника. Рядом
была Марина.
Какой контраст с той Гианэей, которую помнил Муратов! Как изменилась
гостья! Не осталось и следа от напряженной, ожидающей чего-то маски. Да,
теперь он твердо знал, что лицо Гианэи тогда, на пути к Земле, было маской,
трагической маской человека, убежденного, что его ожидает что-то, видимо,
печальное, а быть может, и ужасное. Это что-то было неизвестное людям Земли,
но для самой Гианэи -- близкое и реальное!
Если бы не форма глаз и зеленый оттенок кожи, Гианэю можно было принять
за сестру Марины, так сильно было сходство между ними. Обе с черными
волосами, обе одеты в белое, обе стройные и высокие. Гианэя на полголовы
была выше и казалась старше. Но сколько ей лет в действительности, никто еще
не знал.
Скоро они встретятся. Теперь Муратов мог говорить с гостьей. Это сильно
меняло их будущие отношения. Теперь он не будет столь беспомощным, как
раньше, когда все приходилось объяснять жестами.
"Если только она не повернется ко мне спиной, как к Болотникову, --
подумал он. -- А это может произойти, если она обиделась на мое невнимание к
ней".
Но в глубине души он не верил, что так будет. Ему казалось, что Гианэя
нарисовала его в альбоме потому, что думала о предстоявшем свидании и хотела
его.
"Интересно, какова будет реакция Гианэи, когда она узнает, что я брат
Марины!"
Он просил сестру не говорить об этом и был уверен в том, что его
просьба исполнена.
Мысли Муратова прервало появление "официанта".
Механические руки быстро и ловко сервировали стол. Чуть слышный
звенящий звук сопровождал каждое движение. Это была старая конструкция,
модели последних выпусков не звенели.
-- Спасибо! -- машинально сказал Муратов, когда блюда были поставлены.
Робот "кивнул головой" и отошел.
Муратов усмехнулся. Даже это предусмотрели конструкторы.
Он ел быстро. С каждой минутой усиливалось нетерпение. Ему мучительно
хотелось как можно скорее встретиться с Гианэей, выяснить самый главный
вопрос: как она относится к нему? Если худшие опасения оправдаются, это
будет тяжелым ударом. Слишком много надежд было связано с возобновлением
старого знакомства, слишком многое и важное хотел он узнать, используя былую
симпатию Гианэи.
А что Гианэя относилась к нему с симпатией, было несомненно. Достаточно
вспомнить момент их расставания. Он зашел тогда, чтобы проститься с ней.
Знаками объяснил, что уезжает. Гианэя сама, первая, протянула ему руку, чего
прежде никогда не делала. В ее глазах он увидел грусть.
Очень велико было сходство этой девушки из другого мира с земными
людьми. Разница была ничтожна. И нельзя было истолковывать ее жесты и
выражение глаз иначе, как "поземному".
А неоднократные просьбы Гианэи, чтобы Муратов приехал к ней! Это
говорило о том же.
Обед был слишком обильным. Муратов сегодня еще ничего не ел, но сумел
справиться только с половиной.
Нажав на кнопку, дающую сигнал к уборке стола, он вышел на улицу.
"Убить" удалось всего полчаса. Оставалось четыре с половиной.
"Поеду в Селену, -- решил он. -- Кстати, я никогда там не был. Погуляю,
посмотрю город".
Долететь можно было за пять минут. Но, все с той же целью -- протянуть
время, Муратов не поднялся к одной из многочисленных станций местного
воздушного сообщения, находившейся рядом, а выбрал самый медленный вид
транспорта -- городской вечебус.
Вскоре он пожалел о своем решении. Машина невыносимо часто
останавливалась, входили и выходили пассажиры. Как правило, городским
вечебусом пользовались только на небольшие расстояния, а Муратову нужно было
пересечь весь город, раскинувшийся на многие десятки километров, проехать
обширный район между Полтавой и Селеной, занятый автоматическими заводами, и
только тогда он окажется у цели, да и то на окраине.
-- Сколько времени займет путь до ракетодрома? -- спросил он.
-- Полтора часа, -- ответил металлический голос водителя.
Несколько человек с удивлением взглянули на Муратова.
Он вздохнул и устроился поудобнее в мягком кресле.
Пусть удивляются люди его чудачеству. Им и в голову не может прийти,
что он находится в нелепом положении человека, не знающего, куда девать
время. С ним самим это случилось первый раз в жизни.
Люди, посвятившие себя изучению вопросов языковедения, обычно
принадлежат к типу кабинетных ученых. Марина Муратова являлась исключением
из этого правила. Она обладала большими способностями к лингвистике,
прекрасной памятью, хорошо владела восемью языками и была склонна к
исследовательской работе. Но она любила и многое другое. Живопись, музыка,
спорт занимали не последнее место в ее жизни. Любовь к путешествиям и
общительный покладистый характер так же сыграли заметную роль в том, что
выбор ученого совета Института космонавтики, искавшего подругу для Гианэи,
остановился на ней.
Марина согласилась сразу. Необычность и трудность предстоящей задачи
увлекли ее. Она знала, что на долгое время, быть может на годы, будет
оторвана от привычного дела, но это ее не испугало. Познакомиться с чужим
языком, не имевшим ничего общего с земными (так она думала), или научить
пришелицу из космоса земному языку, близко сойтись с существом чуждым Земле,
родившимся и выросшим на другой планете, под светом другого солнца, -- во
всем этом было много привлекавшей ее романтики.
Марина не была тщеславна, и тот факт, что, став подругой Гианэи, она
сама привлекла к себе внимание всего населения Земли, не повлиял на ее
решение. Она об этом просто не думала.
Таинственность Гианэи, длинный ряд загадок, связанных с ней,
интересовали Марину в последнюю очередь. Она была уверена, что все тайны
раскроются, как только гостья освоится на Земле, привыкнет к людям и получит
возможность свободно говорить с ними.
И свою задачу Муратова понимала именно так -- помочь гостье освоиться.
Ни у кого не возникало сомнений в активной помощи Гианэи. Человек,
явившийся на чужую планету, не мог вести себя иначе.
Но оказалось не так.
Прошло немного времени, и всем стало ясно, что задача не столь проста.
Гианэя отказалась изучать земной язык и не выражала особого желания
знакомить Муратову со своим.
В первое время дело шло как будто гладко. Гостья сама нуждалась в том,
чтобы ее понимали. Язык, на котором она говорила, был звучен, казался
простым, слова запоминались легко. Группа сотрудников Института лингвистики
и сама Муратова считали, что и в дальнейшем не будет никаких трудностей.
Но чем дальше, тем неохотнее Гианэя расширяла свой лексикон.
Становилось очевидным, что она хочет ограничиться бытовым разговором,
необходимым ей самой, но не больше.
Да и то, что люди уже знали, смущало лингвистов. Чувствовалось, что
Гианэя упрощает фразы, а Муратова вынуждена произносить слова без
грамматических связей. Такую речь Гианэя могла понимать, но это не было
знакомством с языком.
Высокая культура народа, к которому принадлежала Гианэя, исключала
возможность "бедности" речи. Ее язык безусловно был богат и обширен, а его
кажущаяся простота -- обманчивой.
Когда окончательно убедились, что на помощь Гианэи рассчитывать не
приходится, было решено продолжать изучение без ведома Гианэи. Живя на
Земле, общаясь с людьми, даже с одной только Муратовой, гостья невольно
произносила новые слова и фразы. Их запоминали и расшифровывали. На помощь к
прекрасной памяти Марины привлекли магнитофон. Маленький портативный
аппарат, о существовании которого Гианэя не знала, сопровождал ее всюду.
Записи поступали в Электронный Мозг Института лингвистики, и тайны чужого
языка медленно, но систематически открывались.
Марина запоминала все. Но она крайне осторожно и в строгой
постепенности расширяла намеченные Гианэей рамки их бесед. Она боялась
"спугнуть" гостью. И девушка другого мира, казалось, не замечала, что ее
подруга говорит с ней все более свободно и правильно.
Марина знала, что нравится Гианэе, что гостья симпатизирует ей. Было
очень важно укрепить и развить дружеские отношения. Все надежды ученых --
раскрыть загадки появления Гианэи -- были основаны на этом.
Марине приходилось работать одной. Другая лингвистка, так же как и она
"прикрепленная" к Гианэе, на следующий же день после прилета гостьи на Землю
вынуждена была отстраниться.
Все постарались предусмотреть в ученом совете, вплоть до внешности, но
никто не мог предположить, что небольшой рост окажется неприемлемым для
гостьи Земли.
Привлечь к работе другую девушку оказалось невозможным -- не было ни
одной подходящей кандидатуры, Но Муратова и одна хорошо справлялась.
За прошедшие полтора года она ни разу не пожалела о том, что связала
себя с Гианэей, ни разу между ними не "пробегала черная кошка". У гостьи
Земли был хороший характер, и с каждым днем он становился лучше. Исчезли,
ушли в прошлое натянутость, холодность в обращении и какая-то непонятная, но
несомненная настороженность, очень заметные в первые месяцы. Теперь Гианэя
была "обычной" девушкой. Всегда оживленная, очень подвижная, любящая спорт и
спортивные игры (которые она осваивала с поразительной легкостью), рисование
и музыку, она в последнее время даже дурачилась, оставаясь наедине с
подругой.
Что именно она рисовала в своих альбомах, оставалось тайной. Марине
редко удавалось увидеть эти рисунки. А то, что Гианэя показывала, всегда
было пейзажами Земли или портретами Марины. Несколько бюстов, вылепленных с
большим мастерством, изображавших либо Марину, либо ее самою, Гианэя сразу
же уничтожила.
Она даже не пыталась научиться играть на каком-нибудь музыкальном
инструменте, но с удовольствием слушала, когда играла Марина.
Иногда гостья начинала петь странные для земного слуха мелодии без
аккомпанемента, поражая всех, кто ее слышал, красотой звука и невероятной
широтой диапазона своего голоса.
Эти песни, записанные магнитофоном, служили главной "пищей"
Электронному Мозгу, в них было много новых слов и словосочетаний.
Марина была убеждена, что Гианэя очень молода, но выяснить этот простой
вопрос никак не удавалось. С непонятным упорством Гианэя отмалчивалась,
когда ее спрашивали об этом.
Манера гостьи игнорировать некоторые вопросы, будто не слыша их,
никогда не раздражала Муратову и не вызывала желания во что бы то ни стало
добиться ответа. Она всегда помнила, что, несмотря на поразительное сходство
с людьми, перед ней человек иного мира, с иными привычками и понятиями. И
она делала вид, что не видит в молчании Гианэи ничего особенного, а считает
это естественным.
Такая тактика безусловно была правильной.
-- Когда яблоко созревает, оно падает само, -- говорили ученые. --
Гианэе надо предоставить время "созреть". И тогда она заговорит.
И Гианэя заметно "созревала". Она все реже и реже отмалчивалась.
Неохотно, но отвечала. Выполняя полученные указания, Марина никогда не
задавала вопроса, на который Гианэя раньше не захотела ответить.
И между двумя девушками было полное согласие и, внешне, полное
взаимопонимание.
Всем казалось, что Гианэя равнодушно относится к Земле, что жизнь Земли
нисколько не интересует ее. Но Марина видела, и с каждым днем яснее, что это
далеко не так.
Она уже хорошо разбиралась в оттенках выражения лица и особенно глаз
гостьи. И постепенно убеждалась, что Гианэя просто прячет от людей свой
интерес к Земле, по какой-то, ей одной известной, причине надевает на себя
маску равнодушия.
За полтора года Гианэя объехала всю Землю. Она видела все, что было
наиболее красивым, величественным и грандиозным на планете, природным или
искусственным. И казалось, все это не производило на нее впечатления. Нигде
она не задерживалась надолго, никогда не любовалась произведением искусства
или красотой природы так, как это делали люди. Смотрела минуту, много -- две
и отворачивалась.
Но когда через несколько месяцев после поездки в Северную Америку
Марина увидела нарисованный Гиа-нэей вид Ниагарского водопада, она поняла,
что мимолетного взгляда достаточно для ее подруги, чтобы навсегда запомнить
виденное. Величественная картина падающей воды была передана на рисунке до
мельчайших подробностей. Казалось, что в мозгу Гианэи запечатлелся
фотографический снимок водопада.
И так было много раз. Гианэя все помнила, ничего не забывала.
Нет, это было не равнодушие!
Тогда, может быть, внешнее безразличие ко всему -- свойство ее
соплеменников, своеобразная традиция, обязательная форма поведения,
диктуемая обычаем?
Могло быть и так, но Марина почему-то не хотела верить этому. Ей
казалось, что Гианэя все же "напускает" на себя равнодушие, делает вид, что
ее не интересует Земля.
Зачем ей это может быть нужно?
И постепенно у Марины появилось и крепло убеждение, что гостья из
космоса склонна к притворству.
И вот совсем недавно произошел случай, глубоко взволновавший всех и еще
больше укрепивший Муратову в мысли, что Гианэя притворяется.
Стоя у полотна шарэкса, по пути в Полтаву, Гианэя неожиданно задала
вопрос, показавший с полной очевидностью, что она прячет от людей не только
свое прошлое, но и настоящее.
Откуда могла узнать Гианэя, что у Марины есть брат? Больше того, она
знала, что форма пути шарэкса -- конструкция Виктора Муратова!
Гианэя разговаривала только с Мариной. Все, что она говорила другим и
что ей говорили, переводила Марина. Если гостья не знала ни одного земного
языка, она никак не могла знать о существовании Виктора Муратова вообще.
Но вдруг оказалось, что она об этом знает. И не только об этом.
Новость была очень важной и повлекла за собой совсем уже непредвиденные
последствия.
Случайно ли проговорилась Гианэя? Или она намеренно захотела показать
людям свою осведомленность?
Этот важнейший вопрос сразу встал перед ученым советом Института
космонавтики, с самого начала взявшим на себя все, что касалось гостьи из
космоса.
Гианэя, случайно или намеренно, но обнаружила знание одного из языков
Земли. Из этого факта можно было сделать вывод, что старые подозрения
справедливы, что Гианэя действительно принадлежит к тем, кто направил к
Земле спутников-разведчиков. А если это так, то становилось очевидным и
другое: ее соплеменники были на Земле. Но можно было объяснить все и проще:
Гианэя сама, без чьей-либо помощи, изучила земной язык и могла читать на
нем.
Было очень важно выяснить, какой именно язык знает Гианэя.
С этим вопросом обратились к Муратовой.
На Земле существовало много языков. Общепланетный только начинал
входить в обиход. Газеты и журналы, радио- и телепередачи сравнительно редко
пользовались новым языком. В каждой местности (раньше они назывались
странами) говорили на старом. Исчезли границы, постепенно стирались
национальные различия, общей была культура и цивилизация, но до полного
слияния человечества в единую семью, говорящую на одном языке, было еще
далеко.
Гианэя любила рассматривать журналы, и ей доставляли их отовсюду, из
всех местностей, на всех языках. Было хорошо, что девушка иного мира хотя бы
в этом проявляла какой-то интерес к жизни Земли. Думали, что ее интересуют
только иллюстрации, не имевшие языковых различий.
Теперь возник вопрос: какие именно журналы предпочитала Гианэя?
гибкими пальцами, на каждом из которых изумрудом блестел зеленый ноготь.
Подала, но не ответила на пожатие.
Это никого не удивило. Рукопожатие не могло быть обычаем на всех мирах.
На родине Гианэи его, очевидно, не знали.
Вслед за Стоуном к ней подошли две девушки. Муратов с удивлением узнал
в одной из них свою младшую сестру. Но он сразу же понял, зачем она
оказалась здесь. Марина была сотрудницей Института лингвистики; ее спутница,
видимо, тоже была лингвисткой. Очевидно, было решено сразу же приставить к
Гианэе подруг, которые могли бы изучать ее язык или попытаться научить
гостью земному.
Марина подошла первой. Она подняла руки, чтобы обнять девушку другого
мира. Гианэя отстранилась...
Воспоминания Муратова прервала остановка экспресса. На этой станции ему
нужно было выйти.
Но он снова вернулся к мыслям о прошлом вечером лежа в постели.
Раз погрузившись в воспоминания, он испытывал настоятельную потребность
вспомнить все до конца. Вернее, не вспомнить -- он никогда не забывал
событий тех дней, -- а снова пережить все мысли, сомнения и чувства, которые
возбудила Гианэя.
Через три дня они встретятся, через три дня он увидит загадочную
пришелицу, снова близко соприкоснется с окружающей ее тайной, нисколько не
прояснившейся за эти полтора года.
Теперь он мог говорить с ней. Правда, не более как о самых обыденных
вещах. Но и это уже кое-что. Двести слов, бывших в его распоряжении, могут
что-то дать, если их как следует использовать.
Муратов не сомневался, что Гианэя будет говорить с ним не так, как с
другими. Быть может, более откровенно. Недаром же несколько раз за это время
гостья выражала желание встретиться с тем, кто доставил ее на Землю; его
имени она не знала.
Все говорят, что между Гианэей и Мариной существует внешнее сходство,
что он сам еще больше похож на гостью Земли. Может быть, именно в этом
кроется причина явной симпатии Гианэи к своей переводчице, ее настойчивого
желания увидеться с ним самим? Тогда еще больше шансов, что Гианэя ответит
на его вопросы.
Пришелица из другого мира очень изменилась за это время. И изменилась к
лучшему. Она стала заметно общительней, не отстранялась от людей, охотно
обменивалась рукопожатием с теми, кто не возбуждал в ней непонятной
антипатии, как, например, люди небольшого роста, которых она, по-видимому,
не переносила. Она стала подвижней, живее, охотно участвовала в спортивных
играх, постепенно начинала интересоваться жизнью Земли. Легерье не назвал бы
ее сейчас гордой и высокомерной.
Но она по-прежнему молчала обо всем, что касалось ее прошлого, истории
ее появления на Гермесе.
Именно это и послужило причиной тому, что Муратов избегал встречи с
ней.
Тогда, после прилета на Землю, Муратов вскоре покинул Гианэю. Да и что
ему было делать возле нее? Он вернулся к своим обычным занятиям. Но интерес
к необычному событию, в котором ему пришлось сыграть такую большую роль, не
оставлял его все полтора года. Он внимательно следил за всем, что касалось
Гианэи, знал все, что делала гостья, даже лучше, чем знали другие люди. Ведь
его сестра постоянно находилась возле Гианэи и часто говорила с братом по
радиофону.
На следующий же день после прилета Гианэя сумела объяснить Марине, что
хочет переменить одежду, -- по просила изготовить такую же, какая была на
ней, но белого цвета.
Ее желание было исполнено тотчас же.
С тех пор гостья неизменно ходила вся в белом. Ни разу не надела она
своего золотого платья, но тщательно хранила его, всюду возя с собой.
Муратов занес этот факт в достаточно уже длинный список загадок,
заданных Гианэей людям Земли.
В чем дело? Что могло послужить причиной? Почему гостья так внезапно и
спешно рассталась с золотым одеянием? И случайно ли выбрала она белый цвет?
Не было ли тут связи с необъяснимой переменой, которая произошла с
Гианэей, когда она вышла из корабля?
Становилось очевидным, что появление Гианэи на Гермесе в золотой одежде
было не случайно. Это имело какой-то смысл. Какой? Этого нельзя было
угадать, совершенно не зная обычаев и традиций, существовавших в неведомом
мире, откуда явилась Гианэя.
Муратов приехал в Полтаву утром, в день прилета Шестой лунной
экспедиции, опоздав на один день против намеченного им срока. Он хотел
встретить экспедицию потому, что в ее составе находился Сергей, а Муратов
давно не видел друга юности.
Верный своему обещанию, он тотчас же разыскал Болотникова, который
очень обрадовался его приходу.
На вопрос, познакомился ли он с Гианэей, как хотел, профессор обиженно
ответил, что Марина сделала попытку их познакомить, но Гианэя повернулась
спиной и даже не ответила на приветствие. Оскорбленный Болотников тотчас же
отошел от нее.
Он был очень маленького роста, и странная антипатия Гианэи проявилась
во всем "блеске".
Такая упорная "невоспитанность" была труднообъяснима, тем более, что во
всем остальном Гианэя держала себя скромно и вежливо. Она уже полтора года
находилась на Земле и давно могла понять, что здесь нет ни "господ" ни
"рабов". Для этого требовалась элементарная, самая поверхностная
наблюдательность.
И тем не менее!..
Расставшись с Болотниковым, Муратов отправился к дому, в котором
поселились Марина с Гианэей. Этот дом не трудно было найти, -- весь город
знал, где остановилась гостья из космоса.
Не без волнения подошел Муратов к двери. Как встретит его Гианэя? Может
быть, ее обидело упорное нежелание Муратова увидеться с ней? И в самом деле,
не было никаких причин, оправдывающих его упорство. Гианэя привыкла, что ее
желания тотчас же исполнялись.
Он постучал, так как нигде не увидел кнопки звонка. Но ответа не
последовало. Немного подождав, Муратов толкнул дверь и вошел.
В квартире никого не было.
В столовой он увидел неубранные следы завтрака. Очевидно, обе девушки
торопились. Тут же лежала записка, написанная рукой Марины.
Муратов прочел:
"Милый Витя! Если ты зайдешь к нам и не застанешь, то мы уехали в
Селену. Гианэя хочет осмотреть город. Увидимся на ракетодроме".
Подписи не было.
Муратов с досадой бросил записку. Ему хотелось, чтобы первый разговор с
Гианэей состоялся без свидетелей, а на ракетодроме, в толпе...
-- Если ты зайдешь, то мы уехали, -- раздраженно повторил он слова
записки. -- Лингвистка, называется!
Хорошо знакомая манера сестры, писавшей письма, словно нарочно, вопреки
правилам грамматики, сейчас почему-то разозлила его.
Он вышел из дома. Но, пройдя несколько шагов, остановился и... повернул
обратно.
Как это часто бывает, он вдруг вспомнил, что видел там, на столе, не
только записку сестры, но и какой-то рисунок, который тогда не привлек его
внимания, а сейчас внезапно возник в памяти. Что-то очень знакомое было в
этом рисунке.
Снова войдя в ту же комнату, Муратов подошел к столу.
Память не обманула. Там лежал открытый альбом, видимо, принадлежавший
Гианэе.
На плотном листе карандашом был нанесен пейзаж Гермеса. Мрачные скалы,
звездное небо и край диска обсерватории. На переднем плане человек в
скафандре держал на руках другого человека. Судя по кубической форме шлема,
этот другой была сама Гианэя. Был изображен момент, когда он, Муратов, вынес
Гианэю из выходной камеры обсерватории, чтобы перенести ее на флагманский
звездолет эскадрильи.
Рисунок был мастерски выполнен. Муратов узнал черты своего лица, видные
сквозь "стекло" шлема.
"У нее прекрасная память, -- подумал Муратов, -- ведь прошло полтора
года с тех пор".
Было очевидно, что Гианэя рисовала недавно, может быть, даже сегодня.
Значит, она думала о нем, ожидала его прихода. И, вполне возможно, намеренно
оставила альбом открытым на этой странице. Она хотела, чтобы он увидел
рисунок.
"Я думаю о вас и хочу вас видеть", -- так можно было понять это, если
бы речь шла о земной женщине. Но у Гианэи были иные представления, иные
привычки. Мотивы ее поступков не всегда были понятны.
"Кто ее знает, -- думал Муратов. -- Может быть, это означает как раз
обратное: "Не хочу вас видеть, не забыла нанесенного оскорбления". Или
что-нибудь другое, о чем и догадаться нельзя".
Он в нерешительности держал в руках альбом. Если Гианэя нарисовала этот
эпизод по памяти, то она могла вспомнить и запечатлеть другое. Что, если она
рисовала виды своей родины?
У Муратова задрожали руки. Стоит перевернуть страницу, и, может быть,
он увидит то, чего никогда не видели человеческие глаза.
Марина говорила, что Гианэя часто рисует, но никогда не показывает
своих рисунков.
Искушение было велико.
Но все же Муратов поборол жгучее любопытство и положил альбом на
прежнее место.
Это было бы недостойным поступком -- воспользоваться доверием гостьи.
Она, очевидно, была уверена, что никто без ее согласия не заглянет в альбом.
Гианэя уже знала людей Земли и верила им.
"Может быть, она сама покажет рисунки, если попросить ее об этом".
Но робкая надежда была явно беспочвенной. Марина однажды попросила, но
не получила даже вежливого отказа. Гианэя просто промолчала.
Муратов медленно вышел.
Его с огромной силой влекло назад. Вернуться, нарушить все законы
морали, честности и гостеприимства. И потом всю жизнь презирать самого себя!
Он с ожесточением захлопнул за собой входную дверь.
Шестая должна была приземлиться в семь часов вечера. Сейчас было всего
два. Что же ему делать все эти пять часов?
Ехать в Селену и попытаться найти в огромном городе Марину с ее
спутницей? Это будет не так уж трудно. Где бы ни появлялась Гианэя, ее сразу
замечали. Любой прохожий укажет ему, где искать. Но надо ли так явно
показывать нетерпение? Не лучше ли увидеться именно на ракетодроме, как это
указала Марина в записке?
Муратов зашел в столовую и заказал обед из четырех блюд, чтобы
протянуть время.
В ожидании он раскрыл журнал, вышедший вчера.
Как он и предполагал, на одной из страниц был портрет Гианэи.
Оживленная, с улыбкой на губах, она стояла у какого-то памятника. Рядом
была Марина.
Какой контраст с той Гианэей, которую помнил Муратов! Как изменилась
гостья! Не осталось и следа от напряженной, ожидающей чего-то маски. Да,
теперь он твердо знал, что лицо Гианэи тогда, на пути к Земле, было маской,
трагической маской человека, убежденного, что его ожидает что-то, видимо,
печальное, а быть может, и ужасное. Это что-то было неизвестное людям Земли,
но для самой Гианэи -- близкое и реальное!
Если бы не форма глаз и зеленый оттенок кожи, Гианэю можно было принять
за сестру Марины, так сильно было сходство между ними. Обе с черными
волосами, обе одеты в белое, обе стройные и высокие. Гианэя на полголовы
была выше и казалась старше. Но сколько ей лет в действительности, никто еще
не знал.
Скоро они встретятся. Теперь Муратов мог говорить с гостьей. Это сильно
меняло их будущие отношения. Теперь он не будет столь беспомощным, как
раньше, когда все приходилось объяснять жестами.
"Если только она не повернется ко мне спиной, как к Болотникову, --
подумал он. -- А это может произойти, если она обиделась на мое невнимание к
ней".
Но в глубине души он не верил, что так будет. Ему казалось, что Гианэя
нарисовала его в альбоме потому, что думала о предстоявшем свидании и хотела
его.
"Интересно, какова будет реакция Гианэи, когда она узнает, что я брат
Марины!"
Он просил сестру не говорить об этом и был уверен в том, что его
просьба исполнена.
Мысли Муратова прервало появление "официанта".
Механические руки быстро и ловко сервировали стол. Чуть слышный
звенящий звук сопровождал каждое движение. Это была старая конструкция,
модели последних выпусков не звенели.
-- Спасибо! -- машинально сказал Муратов, когда блюда были поставлены.
Робот "кивнул головой" и отошел.
Муратов усмехнулся. Даже это предусмотрели конструкторы.
Он ел быстро. С каждой минутой усиливалось нетерпение. Ему мучительно
хотелось как можно скорее встретиться с Гианэей, выяснить самый главный
вопрос: как она относится к нему? Если худшие опасения оправдаются, это
будет тяжелым ударом. Слишком много надежд было связано с возобновлением
старого знакомства, слишком многое и важное хотел он узнать, используя былую
симпатию Гианэи.
А что Гианэя относилась к нему с симпатией, было несомненно. Достаточно
вспомнить момент их расставания. Он зашел тогда, чтобы проститься с ней.
Знаками объяснил, что уезжает. Гианэя сама, первая, протянула ему руку, чего
прежде никогда не делала. В ее глазах он увидел грусть.
Очень велико было сходство этой девушки из другого мира с земными
людьми. Разница была ничтожна. И нельзя было истолковывать ее жесты и
выражение глаз иначе, как "поземному".
А неоднократные просьбы Гианэи, чтобы Муратов приехал к ней! Это
говорило о том же.
Обед был слишком обильным. Муратов сегодня еще ничего не ел, но сумел
справиться только с половиной.
Нажав на кнопку, дающую сигнал к уборке стола, он вышел на улицу.
"Убить" удалось всего полчаса. Оставалось четыре с половиной.
"Поеду в Селену, -- решил он. -- Кстати, я никогда там не был. Погуляю,
посмотрю город".
Долететь можно было за пять минут. Но, все с той же целью -- протянуть
время, Муратов не поднялся к одной из многочисленных станций местного
воздушного сообщения, находившейся рядом, а выбрал самый медленный вид
транспорта -- городской вечебус.
Вскоре он пожалел о своем решении. Машина невыносимо часто
останавливалась, входили и выходили пассажиры. Как правило, городским
вечебусом пользовались только на небольшие расстояния, а Муратову нужно было
пересечь весь город, раскинувшийся на многие десятки километров, проехать
обширный район между Полтавой и Селеной, занятый автоматическими заводами, и
только тогда он окажется у цели, да и то на окраине.
-- Сколько времени займет путь до ракетодрома? -- спросил он.
-- Полтора часа, -- ответил металлический голос водителя.
Несколько человек с удивлением взглянули на Муратова.
Он вздохнул и устроился поудобнее в мягком кресле.
Пусть удивляются люди его чудачеству. Им и в голову не может прийти,
что он находится в нелепом положении человека, не знающего, куда девать
время. С ним самим это случилось первый раз в жизни.
Люди, посвятившие себя изучению вопросов языковедения, обычно
принадлежат к типу кабинетных ученых. Марина Муратова являлась исключением
из этого правила. Она обладала большими способностями к лингвистике,
прекрасной памятью, хорошо владела восемью языками и была склонна к
исследовательской работе. Но она любила и многое другое. Живопись, музыка,
спорт занимали не последнее место в ее жизни. Любовь к путешествиям и
общительный покладистый характер так же сыграли заметную роль в том, что
выбор ученого совета Института космонавтики, искавшего подругу для Гианэи,
остановился на ней.
Марина согласилась сразу. Необычность и трудность предстоящей задачи
увлекли ее. Она знала, что на долгое время, быть может на годы, будет
оторвана от привычного дела, но это ее не испугало. Познакомиться с чужим
языком, не имевшим ничего общего с земными (так она думала), или научить
пришелицу из космоса земному языку, близко сойтись с существом чуждым Земле,
родившимся и выросшим на другой планете, под светом другого солнца, -- во
всем этом было много привлекавшей ее романтики.
Марина не была тщеславна, и тот факт, что, став подругой Гианэи, она
сама привлекла к себе внимание всего населения Земли, не повлиял на ее
решение. Она об этом просто не думала.
Таинственность Гианэи, длинный ряд загадок, связанных с ней,
интересовали Марину в последнюю очередь. Она была уверена, что все тайны
раскроются, как только гостья освоится на Земле, привыкнет к людям и получит
возможность свободно говорить с ними.
И свою задачу Муратова понимала именно так -- помочь гостье освоиться.
Ни у кого не возникало сомнений в активной помощи Гианэи. Человек,
явившийся на чужую планету, не мог вести себя иначе.
Но оказалось не так.
Прошло немного времени, и всем стало ясно, что задача не столь проста.
Гианэя отказалась изучать земной язык и не выражала особого желания
знакомить Муратову со своим.
В первое время дело шло как будто гладко. Гостья сама нуждалась в том,
чтобы ее понимали. Язык, на котором она говорила, был звучен, казался
простым, слова запоминались легко. Группа сотрудников Института лингвистики
и сама Муратова считали, что и в дальнейшем не будет никаких трудностей.
Но чем дальше, тем неохотнее Гианэя расширяла свой лексикон.
Становилось очевидным, что она хочет ограничиться бытовым разговором,
необходимым ей самой, но не больше.
Да и то, что люди уже знали, смущало лингвистов. Чувствовалось, что
Гианэя упрощает фразы, а Муратова вынуждена произносить слова без
грамматических связей. Такую речь Гианэя могла понимать, но это не было
знакомством с языком.
Высокая культура народа, к которому принадлежала Гианэя, исключала
возможность "бедности" речи. Ее язык безусловно был богат и обширен, а его
кажущаяся простота -- обманчивой.
Когда окончательно убедились, что на помощь Гианэи рассчитывать не
приходится, было решено продолжать изучение без ведома Гианэи. Живя на
Земле, общаясь с людьми, даже с одной только Муратовой, гостья невольно
произносила новые слова и фразы. Их запоминали и расшифровывали. На помощь к
прекрасной памяти Марины привлекли магнитофон. Маленький портативный
аппарат, о существовании которого Гианэя не знала, сопровождал ее всюду.
Записи поступали в Электронный Мозг Института лингвистики, и тайны чужого
языка медленно, но систематически открывались.
Марина запоминала все. Но она крайне осторожно и в строгой
постепенности расширяла намеченные Гианэей рамки их бесед. Она боялась
"спугнуть" гостью. И девушка другого мира, казалось, не замечала, что ее
подруга говорит с ней все более свободно и правильно.
Марина знала, что нравится Гианэе, что гостья симпатизирует ей. Было
очень важно укрепить и развить дружеские отношения. Все надежды ученых --
раскрыть загадки появления Гианэи -- были основаны на этом.
Марине приходилось работать одной. Другая лингвистка, так же как и она
"прикрепленная" к Гианэе, на следующий же день после прилета гостьи на Землю
вынуждена была отстраниться.
Все постарались предусмотреть в ученом совете, вплоть до внешности, но
никто не мог предположить, что небольшой рост окажется неприемлемым для
гостьи Земли.
Привлечь к работе другую девушку оказалось невозможным -- не было ни
одной подходящей кандидатуры, Но Муратова и одна хорошо справлялась.
За прошедшие полтора года она ни разу не пожалела о том, что связала
себя с Гианэей, ни разу между ними не "пробегала черная кошка". У гостьи
Земли был хороший характер, и с каждым днем он становился лучше. Исчезли,
ушли в прошлое натянутость, холодность в обращении и какая-то непонятная, но
несомненная настороженность, очень заметные в первые месяцы. Теперь Гианэя
была "обычной" девушкой. Всегда оживленная, очень подвижная, любящая спорт и
спортивные игры (которые она осваивала с поразительной легкостью), рисование
и музыку, она в последнее время даже дурачилась, оставаясь наедине с
подругой.
Что именно она рисовала в своих альбомах, оставалось тайной. Марине
редко удавалось увидеть эти рисунки. А то, что Гианэя показывала, всегда
было пейзажами Земли или портретами Марины. Несколько бюстов, вылепленных с
большим мастерством, изображавших либо Марину, либо ее самою, Гианэя сразу
же уничтожила.
Она даже не пыталась научиться играть на каком-нибудь музыкальном
инструменте, но с удовольствием слушала, когда играла Марина.
Иногда гостья начинала петь странные для земного слуха мелодии без
аккомпанемента, поражая всех, кто ее слышал, красотой звука и невероятной
широтой диапазона своего голоса.
Эти песни, записанные магнитофоном, служили главной "пищей"
Электронному Мозгу, в них было много новых слов и словосочетаний.
Марина была убеждена, что Гианэя очень молода, но выяснить этот простой
вопрос никак не удавалось. С непонятным упорством Гианэя отмалчивалась,
когда ее спрашивали об этом.
Манера гостьи игнорировать некоторые вопросы, будто не слыша их,
никогда не раздражала Муратову и не вызывала желания во что бы то ни стало
добиться ответа. Она всегда помнила, что, несмотря на поразительное сходство
с людьми, перед ней человек иного мира, с иными привычками и понятиями. И
она делала вид, что не видит в молчании Гианэи ничего особенного, а считает
это естественным.
Такая тактика безусловно была правильной.
-- Когда яблоко созревает, оно падает само, -- говорили ученые. --
Гианэе надо предоставить время "созреть". И тогда она заговорит.
И Гианэя заметно "созревала". Она все реже и реже отмалчивалась.
Неохотно, но отвечала. Выполняя полученные указания, Марина никогда не
задавала вопроса, на который Гианэя раньше не захотела ответить.
И между двумя девушками было полное согласие и, внешне, полное
взаимопонимание.
Всем казалось, что Гианэя равнодушно относится к Земле, что жизнь Земли
нисколько не интересует ее. Но Марина видела, и с каждым днем яснее, что это
далеко не так.
Она уже хорошо разбиралась в оттенках выражения лица и особенно глаз
гостьи. И постепенно убеждалась, что Гианэя просто прячет от людей свой
интерес к Земле, по какой-то, ей одной известной, причине надевает на себя
маску равнодушия.
За полтора года Гианэя объехала всю Землю. Она видела все, что было
наиболее красивым, величественным и грандиозным на планете, природным или
искусственным. И казалось, все это не производило на нее впечатления. Нигде
она не задерживалась надолго, никогда не любовалась произведением искусства
или красотой природы так, как это делали люди. Смотрела минуту, много -- две
и отворачивалась.
Но когда через несколько месяцев после поездки в Северную Америку
Марина увидела нарисованный Гиа-нэей вид Ниагарского водопада, она поняла,
что мимолетного взгляда достаточно для ее подруги, чтобы навсегда запомнить
виденное. Величественная картина падающей воды была передана на рисунке до
мельчайших подробностей. Казалось, что в мозгу Гианэи запечатлелся
фотографический снимок водопада.
И так было много раз. Гианэя все помнила, ничего не забывала.
Нет, это было не равнодушие!
Тогда, может быть, внешнее безразличие ко всему -- свойство ее
соплеменников, своеобразная традиция, обязательная форма поведения,
диктуемая обычаем?
Могло быть и так, но Марина почему-то не хотела верить этому. Ей
казалось, что Гианэя все же "напускает" на себя равнодушие, делает вид, что
ее не интересует Земля.
Зачем ей это может быть нужно?
И постепенно у Марины появилось и крепло убеждение, что гостья из
космоса склонна к притворству.
И вот совсем недавно произошел случай, глубоко взволновавший всех и еще
больше укрепивший Муратову в мысли, что Гианэя притворяется.
Стоя у полотна шарэкса, по пути в Полтаву, Гианэя неожиданно задала
вопрос, показавший с полной очевидностью, что она прячет от людей не только
свое прошлое, но и настоящее.
Откуда могла узнать Гианэя, что у Марины есть брат? Больше того, она
знала, что форма пути шарэкса -- конструкция Виктора Муратова!
Гианэя разговаривала только с Мариной. Все, что она говорила другим и
что ей говорили, переводила Марина. Если гостья не знала ни одного земного
языка, она никак не могла знать о существовании Виктора Муратова вообще.
Но вдруг оказалось, что она об этом знает. И не только об этом.
Новость была очень важной и повлекла за собой совсем уже непредвиденные
последствия.
Случайно ли проговорилась Гианэя? Или она намеренно захотела показать
людям свою осведомленность?
Этот важнейший вопрос сразу встал перед ученым советом Института
космонавтики, с самого начала взявшим на себя все, что касалось гостьи из
космоса.
Гианэя, случайно или намеренно, но обнаружила знание одного из языков
Земли. Из этого факта можно было сделать вывод, что старые подозрения
справедливы, что Гианэя действительно принадлежит к тем, кто направил к
Земле спутников-разведчиков. А если это так, то становилось очевидным и
другое: ее соплеменники были на Земле. Но можно было объяснить все и проще:
Гианэя сама, без чьей-либо помощи, изучила земной язык и могла читать на
нем.
Было очень важно выяснить, какой именно язык знает Гианэя.
С этим вопросом обратились к Муратовой.
На Земле существовало много языков. Общепланетный только начинал
входить в обиход. Газеты и журналы, радио- и телепередачи сравнительно редко
пользовались новым языком. В каждой местности (раньше они назывались
странами) говорили на старом. Исчезли границы, постепенно стирались
национальные различия, общей была культура и цивилизация, но до полного
слияния человечества в единую семью, говорящую на одном языке, было еще
далеко.
Гианэя любила рассматривать журналы, и ей доставляли их отовсюду, из
всех местностей, на всех языках. Было хорошо, что девушка иного мира хотя бы
в этом проявляла какой-то интерес к жизни Земли. Думали, что ее интересуют
только иллюстрации, не имевшие языковых различий.
Теперь возник вопрос: какие именно журналы предпочитала Гианэя?